Ницше многое предвидел и точно определил направление, в котором будет развиваться человечество. Правда, в отношении прошлого часто оставался полуслеп, недостаточно зная и оттого недостаточно понимая то, что критикует и отвергает. Провозглашая "интеллектуальную честность" как главный критерий, сам ей не следовал.
В запале проповеди ниспровержения он не охватил всего христианства. Из трёх мощных ветвей знал как следует лишь одну. В отношении восточной ветви - Православия это неудивительно, "схизма" до сих пор остаётся неизвестна европейцу. Но и католичества Ницше не понимал. Воспитанный проповедником-лютеранином он судил, сугубо исходя из догматов протестантства. Как ни парадоксально, отвергавший весь христианский опыт, всех христиан (как лицемеров и глупцов) Ницше Христа оставил. Не как своего личного Спасителя и вообще не как Спасителя (ибо, как он считал, следовать Ему невозможно без повторения Его пути, повторить который невозможно). Всё же как высший символ ("главный символист") он Христа признал. И это, конечно, очень по-протестантски. Такую же двойственную позицию занимал музыкальный бунтарь Вагнер: негативно оценивая христианство как враждебное жизни учение, Его основателя при этом считал "величественным наставником человечества". Знаменитый теолог-атеист Штраус оспаривал у Богочеловека Его божественность, но не право быть "нравственным идеалом". Идея, что у Христа не было и не может быть истинных последователей, лежит в основе протестантской концепции, святых в принципе не допускающей. Не признавал святости и Ницше. И Августина то он рассматривал как литератора, громящего язычников. Не более. Католический дух наиболее ярко, наиболее полно проявился не в теологии, а в мистической традиции. А её то Ницше не касался. Выходит, по большому счёту христианства он не знал.
Знал ли Ницше древность, которую выставлял как спасение от упадка, охватившего современное ему общество? В поисках выхода из духовного кризиса он обратился не к древним германским богам. Ему претил не только прусский милитаризм, но вообще сам германизм: "грязная немецкая кровь". Из дохристианской философии Ницше выделял главным образом Грецию. Так, его Заратустра не имел никакого отношения к благочестивым парсам, а был, скорее, пророком всё того же Диониса. Хотя и к грекам внимание Ницше было довольно поверхностным. Орфики, киники и стоики, наиболее одухотворённые из греков, оставили его равнодушным. Он и не пытался их понять, откровенно признаваясь, что "прочёл в своей жизни небольшое число античных книг". Дальше Сократа и Платона Ницше не ушёл. Они составили ядро его мировоззрения, фундамент, на котором он воздвиг храм своих заблуждений. Особенно всё подавляющее влияние на него имел Платон. Нескончаемые насмешки и опровержения только подтверждают то значение, какое он ему придавал. Сократ был в его глазах всего лишь "чернью", "перехитрившим самого себя антигреком". Платон же являлся тем кумиром, бороться с которым Ницше никогда не переставал, примеряя на себя лавры своеобразного Антиплатона. Никак не мог примириться с постулатом о спасительной роли добродетели. Не по нраву ему был и платоновский идеализм, на самом деле весьма далёкий от чистого мистицизма. Сказывалась неприемлемая для Ницше церковная трактовка учения о душе, ошибочно вкладывавшая в него свои понятия. У Платона материальный мир значил не меньше, чем духовный, они были взаимосвязаны и влияли друг на друга. Под воздействием внешних факторов душа, хоть и "бессмертная", могла зачахнуть и погибнуть. Таким образом она была не столько божественным порождением, сколько рассудочной химерой. Но для Ницше и такое допущение казалось слишком возвышенным, слишком оторванным от реальности.
Подобно тому, как христианство он сводил к протестантству, древняя мысль для него была сконцентрирована в греческой философии. Востока Ницше совсем не знал. У него было искажённое представление о буддизме. Большей частью это было навеяно Шопенгаэром, в свою очередь, превратно понявшим учение Будды. Конечной и высшей целью буддизма было Просветление, а вовсе не отрешение, служившее лишь переходной ступенью. Из богатого индийского наследия, одарившего мир десятками религий, Ницше усвоил только кастовый принцип - кшатриев и чандал. Упанишады и Пураны, подвиги Рамы и озарения Вьясы его не занимали. Авторитетами в философии для него были греки и римляне. Однако, анализируя этапы развития человеческих воззрений, не учитывать великий опыт Востока - большая сущностная ошибка. Это всё равно что пытаться, прыгая на одной ноге, обогнать бегунов на марафоне. Китайская, индийская философии сами по себе отдельно это такой необозримый пласт, едва ли не превосходящий то, что имели Греция и Рим вместе взятые. Как можно вообще говорить о философии, не зная толком азы конфуцианства, даосизма, буддизма и индуизма? И допустимо ли свести всю греческую мысль лишь к Платону с Сократом, будто не было Гераклита, Антисфена, Диогена, Филолая, Зенона, Хрисипа, Эпиктета?
Возможно, безумный рационалист, Ницше в древности искал умы, противоположные его мировоззрению, чтобы умиротворить чужим рационализмом собственный внутренний хаос, бушевавший в нём. Боялся зайти слишком далеко и выбирал тех, кто твёрдо стоял на земле. По той же причине отвергал тех, кто смело пытался заглянуть за границы бытия. Лучшим греческим мыслителем он нарёк Фукидида. Лишь историку, не сумевшему произвести ни одной собственной идеи, было позволено взойти на пьедестал достижений человеческого духа. Правда, выбрал такого, что не брезговал додумывать факты для собственного удобства. Так же делал и Ницше: не подстраивал свою концепцию под мир, под объективную данность, а искажал реальность ради торжества своей концепции.
Из истории он брал то, что ему интересно. Из христианства смог извлечь лишь скучную церковность. У Достоевского заметил только бесов-нигилистов, но не Алёшу и Мышкина, наиболее важные из его образов. На поверхностный характер всех ницшеанских теорий указывал Шпенглер. "Разве это может служить основой философии мира? Разве это рассмотрение человеческой истории вообще?", - задавал он закономерный вопрос. По мнению Шпенглера, сделанные на основе такого подхода историко-философские концепции были "поверхностны, совершенно произвольны и даже смешны".
Взгляды Ницше на религию нельзя назвать чем-то принципиально-новым и самостоятельным. Он был далеко не первым, кто оспорил христианство. Даже не первым немцем. Ещё Кант ("роковой паук") подвёл к недоказуемости Бога и от того к невозможности Его существования. Фейербах препарировал религию исключительно с позитивистских позиций. Бессмысленность всего сущего и пустоту как основу бытия предложил Шопенгауэр ("враг жизни"). Ницше - первый философ-рационалист, кто не просто осмеял догматы, но предложил собственную религиозную концепцию, очень скоро завоевавшую себе преданных адептов. Даже критики из числа материалистов, зачастую, сами того не подозревая, исповедовали каноны ницшеанства. Ницше изобрёл собственную космогонию, где и творцом, и пророком выступал он сам. И это не было примитивным солипсизмом. Бездуховный, построенный на рациональном начале, на собственном эго мистицизм Ницше превзошёл и мистицизм церковный, и эзотерический. В своём отчаянии и метаниях он поднялся выше бродившего по райским кущам Сведенборга, зашёл дальше Бёме и Экхарта.
Но поскольку отталкивался от изначально тупиковой ущербной идеи, то и забрёл в тупик. Шёл из ниоткуда в никуда. Усердно обрывал все шипы с цветка религии, не заметив, как вместе с шипами прихватил и лепестки. Кант вместо Бога хотя бы предложил категорический императив. Ницше не давал ничего. Этот самопровозглашённый борец за действительность, не догадался наполнить свою конструкцию бытия животворящей силой. Он похоронил и Бога, и душу. Блаженство опьянения оказалось слабой заменой благодати. Его борьба с иллюзиями только порождала новые иллюзии.
Оглядывая его жизненный и мыслительный путь, можно с уверенностью заключить, что Ницше рвался не в ту дверь. Он думал это выход на свежий воздух из душной каморки, куда человечество загнало себя бездумным материализмом. Но за дверью оказался тупик. Сам себя замуровал, что не могло не подвести к безумию. Пустота предстала перед ним как ответ на все вопросы. Бессмысленность Ницше попытался опровергнуть другой бессмысленностью. Религия без Бога не принесла ничего, кроме новой порции абсурда.