Он жил в этой чужой стране уже три года. Целых три года, как три гада сожравшие его жизнь. Вечность длиной в тысячи дней и еще больше ночей. Счастливые часов не замечают, говорил,... кто же это говорил? А может и не такие слова звучали тогда, слова, которые казалось, навечно упали в неизведанные пустоты памяти - растаяли. Все смешалось за эти прошедшие года и воспоминания те, что казалось, засели в голове навсегда стерлись,истончилось, превратились в дымку,которойчеловек пробуетпридатьзнакомые образы, знакомый запах и вкус с детства. Но все напрасно. Ведь прошлое как дым лишь запах остается, неуловимый и притягательный. Несчастные замечают часы только вначале,затем их череда становиться настолько однообразной, что не только часы, но и дни, годи заметить трудно. За это трехглавое время он успел возненавидеть себя. За что? За то, что он остался собой. За бредовые идеи, проломившие ему когда-то голову, залюбовь к миру, тому далекомумиру,в котором мог жить раньше, от которого убегал всю жизнь и, лишь только удалившись на расстояние вытянутой руки безмерно огромного невидимого великана - времени понял, что побег был неудачен, как и вся его жизнь. Теперь он понимал, что сделал ошибку, уехав из роднойстраны в надежде найти счастье и покой. Здесь, в необыкновенной для него и обычной для остальных обстановке счастье просто валилось людям на голову. Оно ниспадало бурными потоками, унося миллионы к вершинам успеха, любви, достатка,но для него незаметного чужестранца не нашлось даже тропинки к этой вершине. Его место было у подножья, и только пыль чужих судеб доставались ему, посыпая голову и мысли серым пеплом.
Мужчина стоял у края тротуараи смотрел на людской поток, стремительно несущийся вдоль призывно открытых магазинов. Надвигающиеся рождественские и новогодние праздники стали настолько осязаемые что, бросили тысячи людей на поиски подарков, праздничных украшений и прочих безобидно ненужных безделушек. Таблички на тротуарах и в окнах магазинов пестрели процентами и скидками, разрезая поток на мелкие ручейки. Те бились о борта прилавков, обезличивающую униформу продавцов - консультантов, кружились в заводях стеллажей, уносились ввысь брызгами желаний.
Желания, желания, желания. Те сочились отовсюду. Желали глаза, руки, ноги. Желали уши и сердца. Желали кошельки и сумки, канючащие отпрыски и надутые губки любимых и хороших знакомых, желали хвосты котов и уши собак. Желали все,,, и всё. Он, Ани, человек с тротуара тоже неистово желал новогоднего подарка - садовую ножовку с изогнутой оранжевой ручкой пахнущей мандаринами.
Мандарины! Мандарины оранжевой волной унесли его в прошлое, и пена выплеснула в настоящее то незабываемое, что навсегда слайдами врезалось в потаённые места и время от времени дает о себе знать,сжимая, что-то маленькое, но очень важное внутри.
Он помнил из своего детства многое, но те несколько зимних часов в году особенно четко и ярко. Это были часы некогоритуала, запланированного действия под названием "Великий поход викингов за новогодней елкой". Это был день кода он с братом Вадимиром шли в лес и выбирали лесную красавицу,предназначенную для совместной с ней встречи нового года. Конечно, тогда они не знали, что обезглавливая маленькое деревце, по сути,убивают его. В те времена об этом не думали, потому что мир был крепок, и множество деревьев просто сжигалось в топках, что ж заботиться всего об одной елочке. Это теперь принято уничтожая целый мир призывать к сохранению отдельно растущего деревца. Это теперь принято целый день клеймить позором владелиц шуб из натурального меха, а вечером с удовольствием уплетать кроличье рагу.Тогда, в детстве, все было проще, честнее как им казалось, и их обман проникал не дальше съеденной банки варенья и спрятанной тетради с двойкой.
В свой поход они собирались с утра, готовились тщательно, сосредоточено и практически каждый год одинаково. Из небольшой комнатки в сарае, гордо именуемой мастерской доставалась небольшая ножовка, которая использовалась исключительно для походов в лес. Брали санки с уже начищенными полозьями, веревкуи направлялись к дверям дома. Там их ждала мама. Она всегда готовила к новому году таинственный запас конфет, печенья, шоколадных зайцев и мандарин с апельсинами. Где он хранился, братья не знали, но перед походом в лес испытывалипоистине чудесное ожидание от маминых рук, спрятавшихся в карманах. Она их медленно вынимала и протягивала каждому по две мандаринки, великолепные маленькие солнышки согретые теплом человеческих рук, и не просто человеческих - маминых.
Они с достоинством, как викинги, принимали их и подносили к лицу. Мандарины совсем не пахли, но все знают, что это просто трюк, уловка хитрость тропических плодов в надежде остаться несъёденными. Несколько царапин по шероховатой поверхности и запах, аромат заморских земель оглушительно вырывался наружу, чтобы сразить покрасневшие от холода носы мальчишек. Вадимир съедал свои мандарины сразу, почти целиком, только выйдя за ворота, Ани растягивал удовольствие, отправляя дольку за долькой и ощущая особенный вкус каждой из них. Затем братья поступали одинаково. Чтобы продлить ароматною эйфорию они натирали шкурками мандарин нос, губы, щеки и имказалось, что вокруг вместо заснеженных сосен и елей поднимаются пальмы, а снег золотиться под солнцем словно песок. А еще мальчишки верили, что именно в этот момент на островах далекого теплого океана, такого далекого что трудно представить но возможно в него поверить, их отец - моряк, моторист рыболовецкого траулера находиться под настоящей пальмой и разбивая таинственный кокос о камень также помнито них.Им так хотелось в это верить. И они верили в это как верили в то, что превращались в викингов перед походом в лес, потому что те были настоящими мужчинами. Братья тоже были мужчинами, потому что их отец был далеко. Лишь одного им не хватало для полного счастья - рогов викингов. Тогда Ани и Вадимир развязывали шапки ушанки, но не раскатывали их. Меховыеуши немного опускалась вниз, и торчали в стороны, превращаясь в настоящие рога викингов.
Волна воспоминаний также внезапно схлынула, как и появилась, и Ани снова оказался на тротуаре широкой улицы, покрытом бегущими куда - то людьми, и только запах давно несуществующих мандаринов еще какое - то время щекотал ноздри.
Решение было принято. Теперь только это и ничто другое. Ани поискал глазами то, что ему было нужно, но не нашел. Неудивительно. Разве здесь могут быть такие магазины. Ему пришлось пройти несколько кварталов, пока он не обнаружил на неширокой боковой улице то, что искал. Небольшой магазинчик инструментов,стесняясь своих товаров в это праздничное время,притаился у подножья огромного здания и, казался закрытым. Дверь была прикрыта, внутри тишина, снаружи бегущие мимо прохожие. Ани медленно подошёл, почти прижимаясь к витрине, и потянул за ручку.К его удивлению дверь легкоотворилась,пропуская внутрь. Небольшой торговый зал был почти пуст. Продавец, мужчина выбирающий подставку под елку, пожилая женщина, перебирающая тонкими костлявыми пальцами разноцветные куски веревок, словно смерть, ищущая лассо для очередной охоты и он. Его окружили тепло и стеллажи с всевозможными инструментами. Тысячи предметов находились здесь и не каждый смог бы объяснить, для чего нужны большинство из них, но любой мог найти необходимое. Вошедшего они не интересовали, ему нужна была только ножовка, небольшая, острая с оранжевой ручкой. Отдел садовых инструментов Ани нашел сразу, но пилы с требуемым цветом не было. Зелёные ручки, золотистые, черные и синие, но только не оранжевые. Продавец развел руками, отвечая на странный вопрос. Ани его недослушал. Возвратился. Взял небольшую ножовку с изящной, загнутой на конце ручкой темно серого цвета.Он нажал на острые зубцы, и из крохотного отверстия на пальце выступила капелька крови. Ани провел пальцем по полотну ножовки. "От соприкосновения с кровью, металл быстро ржавеет" - подумал он и протер полотно ножовки рукавом.Он купил ее - цвет ручки напомнил человеку о его жизни, а блеск полотна о том какой она могла бы быть.
Следующие пятнадцать минут прошли словно в тумане. Он засунул ножовку за пазуху и направился к небольшому скверу, где уютно устроились вереницы небольших ёлочек. Выбрал одну из них и спилил, не обращая внимания на возмущенные крики вблизи. Ани взял деревце, взвалил его на плечо и пошел вдоль металлической ограды. Когда взвыли серены, он побежал. Его бег был легким и быстрым. На плече подпрыгивала елка, распространяя вокруг смолистый запах, абсолютно не догадываясь, что уже мертва.
Ани стоял посреди небольшой площади. Его руки судорожно сжимали шероховатый ствол, дыхание участилось, а в груди колотилось сердце. Он заметил, что к праздничнойиллюминации добавились еще несколько огней. Они были больше и монотонно мигали. Это были проблесковые маячки полицейских машин.
"У них всегда праздник", - подумал он и с трудом перевел дыхание.
Усталость понемногу уходила и ей на смену пришли другие ощущения. Он слышал призывнее голоса, гул толпы, ощущал новые запахи и неприятную боль с левой стороны груди. Он сначала подумал, что болит сердце, но через мгновение понял что ошибся. От бега, резких движений ножовка, которая все еще находилась за пазухой, прорвала рубашку и зубцами впилась в кожу.Правая рука потянулась вверх и одновременно с этим движением голос что - то требовавший от него усилился, Ани показалось, что звук перешел в визг. Рука продолжала подниматься и в скорее оказалась за пазухой.
Пальцы сжали ручку ножовки.
Рука потянула пилу наружу.
В отблеске огней сверкнула темно серая ручка
Раздался звук новогодних хлопушек.
"Почему нет разноцветных огней", - подумал Ани и тут все понял. Это был не салют. Рядом прожужжали невидимые насекомые. "Жуки жрут жизнь. Жесть". Он слышал их, чувствовал, но видел лишь одну. Сетчатка продолжала принимать окружающую какофонию света, но мозг, его не обманешь, видел совсем другое. Навстречу летела одна единственная долгожданная гостья - пуля, все остальное надоедливые насекомые. Мозг осмотрел ее со всех сторон, измерил,взвесил, определил, отметил изящество полета. Да это она, та,встреча с которой неизбежна, предопределена и предначертана еще тогда, когда маленькое тельце впервые ощутило нежность рук, когда расплавленный металл впервые попал в подготовленные формы.
Пуля живет только в полете, и от того у нее жизнь яркая но очень короткая.
Их встреча произошла мгновенно. Жизнь обоих оборвалась.
Он вместе с ней ничком лежал на вычищенной до блеска мостовой, такой ухоженной, чистой,такой переливающейся в свете тысяч огней, что ему стало немного неловко за себя, за свое неуместное тело. Неудобно от того что он, чужак, лежит бесформенной грудой посреди этого сияния праздничных красок уродуясобой неуловимый дух счастья и веселья витающий в каждой клеточке того материального и нематериального мира окружающего все сущее и превращая его в отдельные самодостаточные сущности. Он испортил им праздник, он снова принес в их мир, мир людей чувство жалости, брезгливости, удивления и отвращения. Он в последний раз стал заметным остальным и это его смутило.
Глаза его были все еще открыты и продолжали видеть огромный мир неумолимо коллапсирующий в черную дыру его сознания. Ани закрыл глаза и снова перед его внутренним взором в левом глазу возник прямоугольник, состоящий из множества, упорядочено бегущихсветящихся точек. Они двигались по периметру и диагоналях, временами превращаясь в группубешено танцующих серебристых змеек. Он их видел много раз, всю жизнь, но так и не нашел ответа на вопрос об их значении. На этот раз все было не так как обычно. Еще бы - день смерти обычным не бывает. Таинственный прямоугольник постепенно увеличивался, разрастался, заполняя собой темноту глаза хаотическим водопадом, свечениемзмеиной чешуи,серебристые змеи превращались в туго стиснутые пружины, а те медленно распрямляясь, пробивали все на своем пути. Мужчина открыл глаза от нестерпимого блеска и выдохнул облачко пара. "Лангольери поглощают вовсе не мир, они съедают только человека",выплыла мысль из книжной глубины сознания и исчезла. Мостовая покрывалась пятном крови. Оно стремительно увеличивалось в размере, и посредине густой тягучей массы лежала веточка серебристой ели, пахнущая хвоей.
" Прощайте все",- пошевелили слова испачканные губы. - "Я знаю, что такое мир. Я вижу его. Я наконец-то вижу его". Мириады далеких огней, отражаясь в луже крови, превращали бурое теплое пятно в новую вселенную покрытую россыпьюничтожно огромных звезд, вселенную для человека лежащем на мостовой лицом вниз.
Человек без лица теперь осознал что такое вселенная, он ее видел и чувствовал. Она находилась под ним,и в нем, она была прекрасной, а еще чудесно пахла хвоей, Вселенная всегда пахнет хвоей, так было всегда и будет вечно, и это было - "Хорошо".