Было душно, как в лектории, только тут ещё хлестали по лицу узкие лианы и воздух влажно дышал в лицо. Ориентироваться приходилось на бритый затылок Имрода, на чёрный бронежилет и на его звучное, раскатывавшееся по джунглям звание убер-готра Экспедиции.
Гладсон шёл, стараясь наступать в следы напарника, и втолковывал:
- Вы военные, - говорил он, отплёвывясь от мух. - Убиваете, когда скажут, кого скажут, понятное дело, что вам это легко. На этот навык, как и на любой другой, нужна тренировка, более того - cлом себя как сочувствующего индивида. Мои студенты, к примеру, изучают растения, и они прекрасно умеют их различать, собирать и классифицировать. А дай-ка ты им нож в руки и скажи заколоть человека - не смогут. В них есть жалость к живому существу, боль, если хотите, и сострадание.
Гладкий, лоснящийся от пота затылок крутнулся вправо, открывая один глаз, широкую скулу и в целом буйволоподобный профиль Имрода.
- Да ты, я погляжу, философ. А что, камрад унтер-готр, ты маньяков и прочих садюг тоже в сострадальцы запишешь?
- Садизм - это болезнь, - поморщился Гладсон. - как любое сознательное причинение боли. Себе либо другому - суть расстройство психики.
Дикие пятнистые заросли поредели, и пошла похожая на тропу прогалина, на которую с гибких тёмно-зелёных листьев и мохнатых свисающих по сторонам клубков наползал влажный дым.
- Навык - не навык, а тут тебе не Земля, - Имрод притормозил, скинул ремень своего пулятора и довольно размял плечи, - тут Саркона. Потому ты и тащишь с собой эту трещалку. Без неё здесь никак: среда, понимаешь, враждебная. Ты как жить-то здесь собрался, а, сочувствующий?
- Самозащита - другое дело, - неохотно ответил Гладсон. - Она в порядке вещей. В конце концов, у человека есть инстинкты. И потом, Освоение, как любое великое дело, не может обойтись без жертв.
Минут пять шли в молчании, шурша разнотравьем.
- Убер-готр, для чего эта вылазка? Какие у нас цели?
- Разведка, - кратко отозвался Имрод. - И тебя внедряем.
"Врёт, - подумал Гладсон, - а впрочем, тут свои учёные, свои испытания. Должна быть иерархия, мне с наскоку в неё лезть не пристало".
Запястник слегка кольнул, по чёрному пластику пробежали лампочки, и равнодушный женский голос сказал им прямо из воздуха:
- Объект на северо-восток. Расстояние сто метров.
Объект - что за объект? - мелькнуло в голове.
Энергопулятор Имрода взлетел стволом вверх, сам он обернулся, заблестевшими глазами вцепился в унтера.
- Ну вот что, цыплёнок. Тут тебе не база, давай по-взрослому. Готовсь - и-и, марш на объект.
У Гладсона ёкнуло сердце, когда ручища убер-готра выпихнула его вперёд. Вот он, опыт, первый для него на этой планете. Участие в Освоении, которое идёт по плану, десятилетиями разрабатывавшемуся лучшими умами на тесной, маленькой Земле, в лабораториях и бункерах под слоем пыли, под выжигающими лучами, под редкими озоновыми пятнами, у нескольких оставшихся опреснительных установок...
- Новичок, - пыхтел сзади Имрод, - салага, куда пальцы-то суёшь. Собери вместе, на рукоятку, пока не отщёлкнул себе чего. Вот так. Диспетчера слушай, она ясно командует. Тут дисциплина, без неё никак, без неё подохнем все и ни черта не докончим.
Не учи учёного, пень ты армейский. Дисциплина и самоконтроль, вот два столпа, две великих основы для работы и выживания.
Мохнатый лист проехался по лицу, остальные вдруг разошлись, открывая вид на сине-зелёное болотце и нависшие над ним арки стволов в перебликах света.
Он не сразу увидел - но она стояла под листвяной шапкой справа, в полутени. Тихо стояла, глядя двумя разноцветными глазами, и даже не шевельнулась на поднятый им шум. Возраста не разобрать, он в зеленокожих ещё не научился разбираться, но эта, вроде, совсем ребёнок. Гладенькая, как листик, и с очень тонкими, полупрозрачными руками.
- Начинаем испытания энергопулятора ЭК-47 в полевых условиях. Температура тридцать восемь и семь десятых градуса по цельсию, влажность сто процентов, - заученно оттарабанил женский голос и добавил:
- Видеозапись включена.
Смутно ёкнуло сердце. Испытания пулятора, значит. Ну что, ну так надо, значит. Базе нужны пуляторы.
- Дайте разряд в двенадцать килоэргон.
Агрегат уже стоял на минималке. Гладсон навёл кружок прицела на зелёную гладкую фигурку и нерешительно, сам не веря, нажал.
Проскочил блик, связывая Гладсона с тихим силуэтом по ту сторону сине-фиолетового болотного покрывала, и тонкие ручки дёрнулись. Вроде, был и вскрик. Очень слабый, скорее, послышалось.
- Есть данные, - равнодушно сказал воздух женским голосом. - Разряд тридцать килоэргон.
Гладсон ткнул в кнопку увеличения разряда, не отводя глаз от зелёной тени напротив. Она опять стояла и внимательно ждала, теперь тонкой ручкой оперевшись на ствол дерева.
Почему, интересно, она не убегает?
Прицел к глазам, как на полигоне, сейчас всего лишь другая мишень. Всего лишь. Выдох - огонь.
Теперь крик явно был, впрочем, даже не крик - писк вроде мышиного. Она дёрнулась и отняла пальчики от дерева, прижала к груди.
- Есть данные, - скучающе сказала диспетчер.
Гладсон резко опустил руки с пулятором.
- Убер-готр, мне кажется, ей больно.
- А мне кажется, не твоё дело, - раздался твёрдый голос за спиной, - думать, что там ей. Продолжать испытания.
Чёрт, убер прав, дисциплина же. Да что это он, в самом деле.
- Шестьдесят килоэргон.
Малые жертвы для великого дела.
Снаряд наизготовку, господин ботаник. Всё-таки классная штука этот оптический прицел, без него в такую худую, вытянутую цель за световыми бликами он бы не попал. Да ещё листва эта повсюду...
Протяжный писк, и она вдруг свалилась, но снова встала, и уже двумя ручонками тянется к дереву.
- Есть данные.
Для великого дела, для всей Земли. И без чёткой иерархии, без самоконтроля этого дела не сделаешь.
- Сто пятьдесят килоэргон.
Совсем равнодушный, научный голос. Само совершенство от разума и логики.
Прицел, найти странно покосившуюся зелёную фигурку - огонь. Тёмная головка с двумя распахнутыми глазами припадочно дёрнулась и сникла, рука странно вытянулась, карябая ствол неразличимыми пальчиками.
- ...данные. Двести двадцать килоэргон...
Он нажимал и нажимал, выставлял цифру и снова жал на крючок, выпуская невесомые быстрые блики, снова и снова, пока всё не помутнело, и только в ушах стоял последний, прорвавшийся сильный крик, и свет безумно бликовал, прыгал по синим, зелёным, малиновым пятнам и гибким тёмным извивам, по сведённым в страшной судороге тонким, почти прозрачным зелёным ручкам...
...Когда он очнулся, вокруг были серые стены, потолок тоже серый, с лёгким, неясным переливом, от которого в наглухо закрытой комнате можно было различить и свою руку на стволе пулятора, и убер-готр-Имрода, ухмыляющегося из-под окуляров и сетки проводов, которые, как маска, покрывали его лицо.
- Что это? - голос Гладсона охрип, и таким злым он никогда ещё себя не слышал.
Имрод поднял руку и в два щёлчка отстегнул свою маску.
- Поздравляю, унтер-готр. Вы только что запытали до смерти пятнадцатилетнюю аборигенку и приняты в ряды поганых садистов, они же люди с Земли, тут разницы один хрен, а то и ни хрена. Где слёзы гордости, сэр гуманист?
Кожей на лице явно чуялась теперь проводковая паутина, и Гладсон стал сдирать её, яростно сдёргивая налево.
- Полегче, унтер, - Имрод пришёл на помощь, и это злило до дрожи. - Мы только что испытали новый голограмматор, тип VR-39. Понятно, вы не должны были знать. Вам как, понравилось? Мне весьма. Согласитесь, вживляет на двести процентов.
Наконец щёлкнули замочки на скулах, и Гладсон отшвырнул проводки и пулятор, тяжело дыша в мёртвый серый воздух.
- А вот аборигеночку лично по моей просьбе добавили, в научных целях, - Имрод смотрел с интересом. Вроде даже улыбался, сволочь этакая, экспериментатор вшивый.
- Гадство, - промычал унтер-готр. Хотелось выругаться, но непонятно было на кого.
Не на кого было. Не было над ним насилия, не было подлости, и даже этот испытательский голографический обман был сух, беспристрастен, и для него, учёного, в высшей степени объясним и естественен. Так что снаружи никакого врага не было, а был только его собственный, Уильяма Гладсона, палец на спусковом крючке энергопулятора и короткие, без напряга и трепета, сокращения сгибающих его мышц.
- Код ноль-десять, испытание завершено, - говорил Имрод в мигающий запястник. Отщёлкнула и, шипя, откинулась за спиной дверь, вливая полосу коридорного света. - Ну всё, на выход - в медчасть и сразу за отчёт. И запомни, унтер: каждый человек есть жестокая беспринципная тварь,
каждый, если уверует, что у него есть на то полное право и одобрение свыше. Таков он в основе своей, по природе, так что жалостливость свою ты можешь запихать подальше и заткнуть своими же гуманистическими идеалами. Всё, камрад, нытьё отставить. Саркона ждёт. Ферштейн?
Гладсон молча поднял пулятор с пола и вышел из комнаты.