Аннотация: Нарушитель границы будет схвачен. Если, конечно, он человек.
Сигнал тревоги прозвучал около пяти утра. Лейтенант Лямин с нарядом пограничников бежал на левый фланг зоны действия заставы. Именно там было зафиксировано нарушение контрольно-следовой полосы. Тревоги выматывали. Они были частые и чаще всего безосновательные. То зверь пройдёт, то вроде бы как следы от румынской территории, но поворачивают обратно. Иногда создавалось впечатление, что просто сбой аппаратуры.
Восьмая застава, в просторечии Восьмёрка, вообще считалась несчастливой. Тут последние годы и тревоги были частые, и даже люди пропадали. Лямин правда этих случаев не застал. Он прибыл на заставу недавно.
В училище начальник политотдела генерал-майор Болдин как-то сказал: "Кто начинает служить в Москве, заканчивает на Дальнем Востоке".
Лямин, тогда ещё курсант, эту сентенцию осмыслил правильно. При постоянном переводе военнослужащего из округа в округ, куда двигаться тому, кто в центре? Только на окраину. И, наоборот, с окраины двигаться можно только в центр.
Поэтому перед распределением попросил Лямин направить его на самый трудный участок. Ещё свежи были в памяти разговоры о событиях в районе острова Даманский и озера Жаланашколь, поэтому настраивался Лямин на китайскую границу. "И постепенно, - думал он, - с Дальнего Востока попаду я Москву, но уже генералом". Ибо плох тот солдат, что не мечтает стать человеком в папахе и с лампасами.
Поэтому удивлён был новоиспечённый лейтенант, когда направили его в 79-ый Нижнеднестровский Краснознаменный пограничный отряд со штабом в городе Кишинёв. А уже там капитан-кадровик выписал ему документ на восьмую заставу.
Когда добежали до места, откуда пошла тревога по границе, как обычно оказалось, что нет ничего похожего на прорыв нарушителя. Контрольно-следовая полоса чистая, заграждения не тронутые. И чего только сигнализация сработала?
- Товарищ лейтенант, - позвал рядовой Мамалыгин, - вон там вроде как следы цепочкой. С той стороны КСП, от румын.
Лямин долго всматривался, и хотя на зрение не жаловался, ничего не углядел.
- Кажется тебе Мамалыгин. Вон даже Абай не реагирует.
Пёс Абай, действительно, сидел спокойно и всем видом демонстрировал равнодушие к происходящему. Людская суета была ему чужда. Он врага не чуял, а значит и говорить, то есть лаять, не о чем.
К Абаю Лямин относился хорошо, а вот второго пса, Вайгача, недолюбливал. Вайгач всегда смотрел на него с подозрением. Не доверял пёс новому лейтенанту. А как-то прикатил из леса ёжика. Еле ежа отняли. Хотели на заставе оставить, но начальник заставы майор Воронин приказал отнести его в лес подальше.
- А-то собаки от него подхватят какой заразы. А там только этого сейчас не хватало.
У Воронина нервы уже были ни к чёрту. Карьера у него поначалу хорошо развивалась. Быстро он до майора дослужился. А вот на Восьмёрке всё наперекосяк пошло. Он рассчитывал, что в академию поступит и переберётся потом в штабные уютные кресла. Да вот застрял с женой и восьмилетним сынишкой в военном городке. Начальство требовало порядок на заставе навести и в академию не отпускало.
Лямин шёл с солдатами обратно на заставу. Июльское солнце уже хорошо поднялось над горизонтом.
- Косуля, наверное, из лесу выскочила и обратно убежала, - выдвигали бойцы версии произошедшего.
- Или барсук, - встрял Мамалыгин.
- Сам ты барсук, - засмеялись его товарищи.
- А я видел несколько раз барсука, жирный такой. Кого-то мне напоминает.
У входа в военный городок Лямина встретил заместитель начальника заставы по политчасти старший лейтенант Петручок.
- Ничего? - даже не спросил, а констатировал он.
- Ничего, - ответил Лямин. - Чертовщина.
Петручок нахмурился, закурил.
- Плохо дело, - заговорил он. - По данным контрразведчиков кто-то ходит через границу.
- Как ходит? Кто?
- А вот это вопрос. Местные фиксируют периодически чужих людей. Но проследить за ними трудно. Вот проскочил по краю посёлка человек, и уже нет его. Откуда шёл? Куда? Даже приметы передать толком не могут.
- Может привиделось?
- Может быть, - согласился политрук. - Но это раз может привидеться, два. А таких случаев уже с дюжину набралось. На границе у народа глаз намётанный, знают, как чужого от случайного приблудного отличить.
- И что? - спросил Лямин, ожидая продолжения.
- Грешат, что мы плохо службу несём. Проходной двор устроили.
- Да мы вроде бы всё как положено делаем.
- А чужие ходят.
Лямин задумался. На прошлой неделе пастух-румын на той стороне уснул, так всё стадо через границу рвануло. В Советском Союзе, видишь ли, трава зеленее и сочнее. КСП перетоптали, тревогу подняли. И что? Стадо вернули, пастуха отругали, порядок навели. Было подозрение, что со стадом могли нарушители прорваться, так не подтвердилось. Следы везде только коровьи, и больше ничьи.
Петручок докурил.
- Тут без пол-литра не разберёшься, - сказал он. - Кто чужие? Румыны, молдаване, один чёрт. Все свои. То ли нам помогают, то ли дружка дружку покрывают.
В воскресенье Лямин попросился у начальника заставы сходить в соседнюю деревню. Военторговский магазин в военном городке был, но там всё на армейскую тему. А тут у сестры день рождения приближался, и решил Лямин послать ей подарок, да заодно и матери какой-нибудь гостинец. Всё-таки стал зарплату получать.
Сельский магазин "Товары повседневного спроса" мог ассортиментом удивить и городского жителя. Лямин, прежде чем в магазин войти, остановился поговорить с двумя местными жителями, с которыми уже успел познакомиться и даже дружбу завести. Говорили о недавней тревоге, такие новости быстро расходятся. Говорили о погоде, о видах на урожай. Местные обещали осенью прекрасное вино и звали пробовать. "Это когда ещё будет?" - думал Лямин. Для него, разогретого июльским солнцем, время стало как-то замедляться. Тут он ощутил какую-то неловкость, что-то начало тревожить его. Он стал медленно вращать головой и заметил на улице, где-то через квартал, женщину. Была она средних лет, какой-то своеобразной красоты. В чёрных как смоль волосах серебром пробивалась седая прядь. Смотрела она издалека на Лямина, прищурившись, словно всматривалась в него. Глаза Лямину издалека показались светлыми, хотя были травянисто-болотистого цвета. Одета женщина была в традиционные местные молдавские одежды. Ощущение было странное. На улице молдавского посёлка эта женщина смотрелась и обыденно, и совершенно неуместно. Как эти впечатления совмещались в голове Лямина, объяснить невозможно.
- Это что за женщина там стоит? - спросил Лямин собеседника. - Только резко головой не крути, не показывай, что мы заинтересовались.
У Лямина всплыл в памяти разговор с Петручком о чужих, и он подумал, что может быть это звено в цепи.
Но собеседник рассмеялся.
- Да это бабка Брындуша.
- Бабка? - удивился Лямин. - Она вроде как не старая ещё.
- Да в наших краях к сорока годам у женщины уже внук и, скорее всего, не один.
- Не видел я её раньше, - пробормотал Лямин, хотя это и не удивительно, недолго он ещё на заставе пробыл.
- Да и мы её видим нечасто, - упокоил его местный. - У них весь род нелюдимый. Дом у леса стоит, за селом.
- У границы? - опять напрягся Лямин.
- Нет, это дальше от границы, - успокоил его собеседник.
Лямин закончил разговор и поднялся на крыльцо магазина. Перед тем как уже в дверь войти он ещё раз обернулся. И увидел, что Брындуша сворачивает в переулок. Вдруг она голову наклонила и вперёд вытянула. При этом как-то переломилась в лопатках. У Лямина создалось впечатление, что в спину у ней, как у старика, вступило, и она сейчас одной рукой в поясницу упрётся, а другой в забор. Так всегда при простреле в поясницу человек останавливается, дыхание от боли перевести. Но женщины не остановилась, а наоборот, очень резво шмыгнула в переулок.
Лямин хмыкнул, головой покачал и пошёл подарки родне покупать.
Следующие две ночи опять выдались неспокойными. Тревоги прозвучали в полпервого ночи и четыре двадцать. А следующей ночью в 2:23.
И опять без особого результата. Следов на контрольно-следовой полосе нет, нарушителей не видно, причина тревоги не ясна.
Утром Воронина, как начальника заставы, вызвали в штаб прорабатывать. Вернулся он чернее тучи. Позвал он Петручка с Ляминым, обсудить ситуацию. Вроде бы и служба на заставе точно по инструкции организована, а чертовщина творится.
Когда Лямин с совещания вышел, у крыльца курил старший сержант Грицун. Грицун, не глядя на Лямина, по неуставному плюнул вдаль, в пыль, и сказал мрачно:
- Ловить надо эту гниду.
- Кого? - не понял Лямин.
- Через границу кто-то ходит...
Лямин попытался возразить, но Грицун оборвал его:
- Поверь, лейтенант, - продолжал он. - Ты здесь недавно, а я второй год на этой заставе дослуживаю. Все эти тревоги неспроста.
Лямин, не обращая внимание на фамильярность старослужащего, попытался оправдаться:
- Вот мы сейчас обсуждали...
- Дообсуждавшиеся, - иронично сказал Грицун, перефразируя Маяковского. - Техника не обманывает.
- А следы?
- Значит, мы не видим. Слаб человеческий глаз.
- А Абай? - уже почти закричал Лямин. - Пёс следа не берёт. Он что, плохой пёс?
- Пёс прекрасный, настоящий пограничный пёс, - согласился Грицун. - Человека бы он взял на раз.
Лямин опешил:
- А кто тогда через границу рвётся? Не человек? Зверь, чёрт с ним, пусть ходит.
- Чёрт с ним, чёрт с ним, - как-то загадочно сказал Грицун и пошёл вразвалочку. Потом остановился и бросил через плечо. - Хитрый чёрт, да я похитрее буду.
После этого Грицун договорился с Ворониным и ходил к границе не только будучи в дозоре, но и в свободное время. Воронин был в таком состоянии, что соглашался на всё, что могло бы принести пользу.
Через несколько дней Грицун вызвал пограничника с собакой и принялся кого-то преследовать. Абай вёл себя странно. Не проявлял признаков обнаружения врага, но когда ему говорили взять след, какой-то след брал и по нему шёл до определённого предела.
Лямин прошёл по местам "погони", но логики в этой беготне не увидел. А самое главное, признаков нарушения государственной границы не было.
Вечерело. Лямин шёл по военному городку. В курилке сидел Грицун, дымил сигаретой и чертил что-то палочкой на песке. Лямин молча подсел рядом. Грицун не отреагировал и продолжал чертить, не пытаясь скрыть свои рисунки. Лямин всмотрелся и понял, что старший сержант чертит схему границы на участке их заставы.
- Вот, - вдруг прервал молчание Грицун, ткнув палочкой в схему. - Тревоги происходят на разных участках. То на левом фланге, то на правом. Казалось бы, нет какой-то системы. А она есть.
- И в чём она?
- В бессистемности.
Лямин растерялся:
- Это как?
- Нас пытаются убедить, что всё это случайности, но есть участок, где тревоги случаются чаще других.
- По теории вероятности, так и должно быть, - попытался вмешаться Лямин.
- Какая там теория, - презрительно сказал Грицун. - Правый фланг. Где-то здесь.
Он заштриховал палочкой. Лямин только хотел что-то возразить, и тут Грицун сказал мрачно:
- И старшина Бородюк там пропал.
Про Бородюка Лямин слышал. Но говорили о нём мало и неохотно. Пришёл на заставу Бородюк молодым солдатом. Служил добросовестно, скажем точнее, чётко по уставу. Став сержантом проявил рвение и требование к солдатам. Командование считало, что требования порой бывали чрезмерными, но, опять же, сугубо уставными. Бородюк пытался всё привести к некоему идеалу, который он сам представлял себе. Окончив срочную службу, остался на сверхсрочную, получив звание старшины. Во время одной из тревог пропал. Вот так, просто пропал.
Особисты искали его. Версии выдвигали разные. Например, дезертировал. Но, зачем дезертировать сверхсрочнику, у которого скоро появится возможность обычным порядком демобилизоваться и отправиться домой? Тем более, что причин для бегства у него не было. Особист промычал что-то типа: "Может быть, мы не всё о нём знаем?" На этом данная версия иссякла.
Более серьёзным было предположение ухода за кордон, в Румынию. По разным каналам прощупали слухи на той стороне. Не было перебежчика.
Тогда сошлись во мнении, что погиб Бородюк. Или в лесу сгинул, или в реке утонул. С собаками искали, следов не нашли.
Так и канул в безвестность Бородюк.
А через пару дней опять ночная тревога. По центру участка заставы, даже в сторону левого фланга.
Когда выбегали по тревоге, Грицун крикнул Лямину:
- Товарищ лейтенант, вы там всё проверьте, как положено, но я на правый фланг. Там они идут. Вот им сюрприз будет, когда я их там встречу. И вы потом подтягивайтесь.
Лямин с бойцами убедился, что опять ни следов, ни повреждений на пограничном оборудовании. Уже обратно пошли, и тут Лямин вспомнил про Грицуна.
- Мамалыгин, Федотов, - скомандовал он. - За мной, на правый фланг. Грицуна искать.
Через час поисков Лямин не беспокойство, а страх реальный ощутил. Нет Грицуна! Убежал, на заставу не вернулся. Абая по следу пустили, но он был непривычно вял. Искали до полудня.
- Ещё один Бородюк! - воскликнул Воронин, бегавший вдоль границы вместе со всеми.
- Товарищ майор, - окликнул его Мамалыгин. - Смотрите, вон там веточки поломаны, и вроде бы как трава примята. В лес след уходит.
- Да тут уже все натоптали не раз, - отмахнулся Воронин. - И Абай ничего не чувствует.
- Ничего там не натоптали, - возразил Мамалыгин. - Абай туда не пошёл, вот никто и не ходил.
- Ну, сходи, - отмахнулся от него Воронин.
Мамалыгин углубился в лес и исчез из виду. Минут через пять Воронин заволновался.
- Надо за ним идти. А-то если ещё один солдат у меня пропадёт, я трибуналом кончу.
Лямин двинулся по следу Мамалыгина, и тут из леса донёсся истошный крик пограничника.
- Товарищ майор, товарищ лейтенант, идите сюда, я его нашёл!
И через несколько секунд неуверенно:
- Живой!
Воронин, Лямин, а за ними и другие пограничники ломанулись через заросли, взбежали и спустились с пары пригорков и, наконец, увидели Мамалыгина выглядывающего из-за дерева. Чтобы увидеть Грицуна, дерево пришлось обойти. Лямин машинально отметил, что сидел Грицун, прислонившись к стволу, лицом не в сторону границы, а как бы глядя вдоль неё, на север. Лицо Грицуна было бледно и безжизненно, глаза совершенно пустые, изо рта текла струйка слюны. Грицун казался неживым, но дышал. Тихо, но дышал.
- Хватайте его, - скомандовал Воронин. - Бегом в санчасть.
Фельдшер в санчасти только головой покивал.
- Нет, я тут ничего не сделаю. Везите в город. Надо сразу в неврологию. У него то ли инсульт, то ли просто мозги сдвинулись.
Быстро снарядили УАЗик. Лямин с двумя солдатами усадил Грицуна внутрь, поехали.
В городе Грицуна врач осмотрел и сказал, что инсульта нет, но состояние тяжелое.
- А что хоть с ним случилось?- спросил Лямин.
- Да это вас надо спрашивать, что у вас там произошло? - врач строго посмотрел на лейтенанта.
- Произошло что-то, - сокрушённо сказал Лямин. - А вот что, нам бы и узнать. Никого не было, когда с ним это случилось.
Когда ехали обратно, Лямин всё думал, что могло так на Грицуна подействовать? Предположим, встретил он врага. И что? Испугался? Грицун искал нарушителя, его бы появление чужака не напугало. Он был к этому готов. Враг что-то применил? Лямин вспомнил истории про какое-то оружие психологическое. Что за оружие? Когда он про него слышал? В училище замполит рассказывал? Или товарищи болтали про какие-то "секретные" вещи? Нет, вспомнить он это никак не мог. И тут мысли его прервал один из солдат.
- Товарищ лейтенант, давайте в селе у магазина остановимся.
- Давайте, - вздохнув, согласился Лямин.
Солдаты побежали в магазин, так как до закрытия оставалось минут двадцать, а Лямин присел на подножку автомобиля.
И тут на площадь перед магазином вышел поп. Шёл он по селу и остановился, и принялся смотреть на Лямина. Лейтенант почувствовал себя неуютно. Сталкиваться со служителями культа ему не приходилось.
- Опять беда? - спросил поп.
Лямин сделал знак, мол, проходите, батюшка. Не до вас.
- Храни тебя Бог, - сказал поп, не трогаясь с места.
- Бога нет, - непроизвольно и резко сказал Лямин.
- Что ж, - согласился батюшка. - Для тебя, верно, нету Бога. И может быть и не будет.
- Вот и хорошо, - сказал Лямин устало, не зная, как из этой бестолковой беседы вывернуться.
Поп посмотрел на него и вроде бы собрался идти, но снова притормозил:
- А как зовут тебя, сын мой?
- Вам зачем? - Лямин уже начал злиться.
- Помолюсь за тебя.
- Да не надо за меня молиться.
- И всё-таки есть у тебя имя, или, - поп усмехнулся, - тайна это военная?
Лямин набрал воздуха в грудь. Имя его было проблемой. Звали Лямина - Вирилад.
Смысла имени Лямина не знал, почему его так назвали, у родителей не спрашивал. Но думал, что всё это из серии: Мэлор, Пофистал и Идлен. Приятеля у него звали Авангард. Авангард и Вирилад - хороша парочка.
Вот Лямин набрал, значит. Воздуха и выдохнул:
- Вирилад.
Батушка имени не удивился, только сказал радостно:
- Вот видишь, сказал и не больно.
Поп тронулся с места и вдруг опять встал как вкопанный.
- Вирилад? - удивился он теперь.
- Ну да.
- Ой, не случайно мы сегодня встретились.
- Почему, - оторопел Лямин.
- Сегодня день святого Вирилада. Именины у тебя.
Лямин усомнился, что такой святой мог быть.
- Был, был, - успокоил его батюшка. - А меня зовут поп Иоска. Не можете нарушителя поймать?
Лямин как-то неопределённо хмыкнул.
- Не можете, и не сможете, пока не поймёте, что это не простой нарушитель.
- А какой?
- Оборотень!
- Тю-ю! - присвистнул Лямин. - Сказочки мне рассказывать будете?
- Сказочки, не сказочки, а это - Яломиште. Лиса-оборотень. Я видел её: яркого окраса с серебряной полоской на груди.
- Что значит яркого?
- Не просто рыжая. Вот у нашего председателя "Москвич". Не красный, не оранжевый, а кислотный такой. Вот и лиса яркая.
- Такая должна быть приметной. А что-то никто у нас яркую лису не замечал.
- Захочет быть незаметной, станет.
- А как же вы её увидели. Или Бог помог? - съязвил Лямин.
- Сподобил Господь, - согласился батюшка. - Вечером я из храма вышел, а она к лесу бежала. Вот случайно и увидел.
- А с чего вы взяли, что это оборотень? Или она в человека обернулась при вас?
- Нет, - печально сказал батюшка. - В человека не обращалась, по-человечески со мной не заговаривала. Но поглядела зло. И где-то видел я эти глаза. А где, у кого - не помню.
- И как бороться с ней.
- Не знаю, - развёл руками батюшка. - Я воду святую в сосуде из церкви нёс, так плеснул на неё и перекрестил потом.
- И что?
- Да ничего. Расхохоталась. По-человечески расхохоталась, а не как лиса тявкает. Полагаю, что серебряная пуля ей тоже не повредит. Разве только попасть в сердце там или в мозг.
Лямин сник:
- И что делать?
- Думай, воин. Ты на страже здесь и поставлен. Думай.
Поп пошёл дальше. На крыльце магазина послышались голоса: вышли солдаты и продавщица. Продавщица уже замок на дверь навешивала.
- Поехали, - только и сказал Лямин.
Долго Лямин слова попа обдумывал. То верил, то не верил, то снова был готов поверить. Потом придумал, как не вызывая подозрений, местных порасспросить. Стал он узнавать, кто здесь из старожилов самый древний, но чтобы ещё в памяти был. Лямин делал вид, что интересуется местными сказками и легендами.
- Сходи к деду Драгошу, - сказала продавщица. Я ещё когда девчонкой была, мы к нему бегали сказки слушать.
Дед Драгош гостя принял с удовольствием.
- Служивый у нас всегда в почёте, - сказал он, давая знак невестке принести лепёшки и молока. - Вино ведь не будешь? - уточнил дед.
- Не буду, - твёрдо сказал Лямин.
Дед рассказывал какие-то байки с полчаса, и тут Лямин, как бы невзначай, спросил:
- А в жизни у вас ничего сказочного не случалось? А то поп Иоска мне про нечистиков рассказывал.
Дед Драгош оживился:
- Опять кто в свинью превращался?
- В лису, - со смехом откликнулся Лямин.
Тут дед Другош заволновался:
- Да не в лису. Наоборот, это лиса человеком становится.
- А разве есть разница?
- Большая, - удивился его непониманию дед. - Вот человек-пакостник, ведёт себя как свинья и в свинью превращается. Так с ним поп Иоска бороться может молитвой, водой заговоренной, то есть святой. Крестным знамением, наконец. Потому что слово человеческое силу имеет. А лиса превращается в человека, и лисой, животной тварью, остаётся. Слово на неё не действует.
Лямин помотал головой, услышанное до него трудно доходило.
- Лиса, становясь человеком, разговаривать может?
- Может.
- Значит, слово она понимает?
- Понимает.
- Так как же оно на неё не действует?
Дед Драгош сокрушённо развёл руками.
- Поди, пойми. Но как-то она умудряется, лиса. И понимать нас и разговаривать по-нашему. Так поп говорит, что оборотня видел?
- Яломиште. Мимо церкви пробегала, он её святой водой облил.
- Этой твари его вода, что слону дробина.
- А как её одолеть?
- А зачем? - изумился дед. - Она людей не убивает, и человеку её не убить.
Лямин подумал, стоит ли деду всё рассказывать. А потом решил, что стоит. И рассказал. Про тревоги ночные, про исчезновение Бородюка, про случай с Грицуном.
- Бородюка вашего она не убивала, - убеждённо сказал дед Драгош. - Если только он сам в мороке заплутал, да с обрыва сверзился. А вот сержанта вашего она сильно заморочила. Как он?
- Вроде бы как поправляется, - пожал плечами Лямин. - Выписали из госпиталя, домой поехал. Говорят, что себя, родню вспомнил. Что с ним на границе было, не помнит. И сам как замороженный.
- Раз начал вспоминать, то всё нормально будет. Хотя саму Яломиште и не вспомнит, - убеждённо сказал дед. - Видать сильно он ей на хвост наступил, раз она его так выморочила.
- А чем он ей помешал?
Дед задумался:
- Был у нас ещё в начале тридцатых случай. Водила Яломиште контрабандистов через границу. Видать и теперь какая лиса за старое взялась.
- А как её в человечьем облике узнать?
- Да лиса, она и есть лиса. Окрас, глаза, повадки лисьи. И речь должна быть лисья.
Лямин шёл на заставу и думал, что по таким признакам лису не опознаешь. Какой окрас, какие повадки? Как разговорить лису в теле человека, чтобы она тявкать начала, если она в лисьем облике хохочет как человек.
И только засыпая, вспомнил он, как поп сказал, что смотрела на него лиса по-злому. И взгляд этот был знаком.
Взяв подробную карту прилегающей к заставе местности, стал Лямин планировать операцию. Воронина и Петручка в свои планы раньше времени посвящать не стал.
Оттолкнулся Лямин от идеи Грицуна о проходах на правом фланге. Отметил места тревог на этом участке и обнаружил интересную деталь. На одном куске границы сработки оборудования практически не было. А Грицун пропал неподалёку. Лямин принял за гипотезу, что специально от этого места пограничников отводили. Вроде бы как там всё спокойно.
Нашёл Лямин церковь, где поп Иоска служил, и дом на карте нашёл. И получилась линия прямая. Вот на этой линии и собрался Лямин нарушителей ловить. С оборотнем соперничать он не собирался. Оборотень в диалектический материализм не вписывался. Если его нет, то и беспокоиться не стоит. Если есть, то как с ним тягаться? А нарушитель - существо реальное. Его-то и должен пограничник ловить.
Когда Лямин уже почти готов был к действиям, решил ещё раз с попом переговорить. Домой к нему не пошёл, в церковь тем более. А поймал батюшку в субботу на улице, когда поп в баню шёл.
Поздоровались и Лямин только спросил:
- Человеческие молитвы на зверя не действуют. А есть для зверя молитвы или заговоры.
- Святые и со зверьём разговаривать могли, - начал Иоска.
- Мы не святые, - отрезал Лямин.
Поп помолчал:
- Да, не святые. А жаль. Бабка моя заговор имела, говорила, что на всё действует.
Выйди спица вся из дуба.
Выйди рыба вся из моря.
А ты...
Дальше добавляешь, что тебе надо. Когда болеешь, например, то "хворь из моего тела". И так далее.
- Выйди спица вся из дуба, - повторил Лямин. - Это что значит?
- Ничего не значит, - осерчал поп. - Бабке помогало. Да и мне помогает иногда.
- И на том спасибо, - закончил разговор Лямин.
Тревога прозвучала в этот раз в полчетвёртого ночи, на левом фланге.
Лямин отправил наряд на место сработки сигнализации, а сам взял Мамалыгина и позвал с собой Петручка.
- Ты куда? - оторопел Петручок.
- Нарушителей брать, о которых контрразведчики говорили.
Они сели в УАЗик, и Лямин повёл его прочь от границы через село.
- Ты куда? - заволновался Петручок.
- Есть информация от местных, - сказал Лямин, совершенно не желавший объяснять, как и к каким выводам он пришёл. - У границы мы их не возьмём, а вот зайдём с другой стороны. Я предполагаю, куда они двигаться будут.
Петручок засопел, что выражало крайнее сомнение. А вот Мамалыгин стал пристально вглядываться в предрассветный туман.
- Сегодня равноденствие, - сказал он, словно ни к кому не обращаясь.
И вдруг Петручок воскликнул:
- Что там за тени?
Лямин повернул руль и нажал на педаль газа посильнее. УАЗик запрыгал по кочкам. Кто-то метнулся от дороги в сторону.
Мамалыгин с криком:
- Стой, кто идёт! - выпрыгнул из машины. - Стрелять буду!
И тут же пальнул в воздух. Человек остановился.
- Он не один был! - кричал Петручок, настраивая рацию и вызывая заставу.
Лямин метнулся туда, сюда. Второго было не видно, но одного они точно взяли: крепкий мужчина в плотной тужурке, армейских брюках и яловых сапогах.
Мамалыгин стал мужика вязать. Петручок связался с пограничниками и передавал координаты места.
- Оставайтесь с этим, - крикнул Лямин.
- А ты за вторым? - крикнул вдогонку Петручок.
- Второго возьмут, - убеждённо ответил Лямин. - Я попытаюсь проводника схватить.
Он кинулся кратчайшим путём к границе, будучи в уверенности, что оборотень ещё там. Лямин понимал, что шум известил Яломиште о том, что нарушители попались. Но оборотень не знал, что конкретно произошло. А значит у Лямина всё ещё оставался эффект внезапности. Кроме того он надеялся, что и их дозор с левого фланга, узнав о тревоге, побежит на правый.
И правда, послышался лай Абая. Собака приближалась, хотя Лямин предполагал, что и в этот раз Абай за оборотнем не пойдёт.
Первые солнечные лучи стали испытывать туман на прочность. Лямин не слышал, но чувствовал впереди нечто. Что-то убегало от него. Страха существо не испытывало, но пыталось временно скрыться, чтобы сориентироваться в обстановке и принять верное решение. Когда оно сможет перехватить инициативу, у Лямина не то что на успех, на выживание шансы останутся минимальные.
Лямин задыхался от бега, во рту пересохло. Он споткнулся и скатился вниз в ложбинку, но тут же встал. Что-то метнулось вдали. Лямин побежал туда, упёрся в стенку оврага. Прошёл, ощупывая склон в тумане, услышал тихое журчание. Из-под корней дерева бил родник, струя стекала вниз и терялась в траве. Лямин жадно припал к ручейку, переводил дыхание и пил, пил.
Напившись, перестал шевелиться и прислушался. И вдруг услышал шепот:
- Напился. Страшно как!
"Кто это здесь?" - подумал Лямин. Он сделал два шага в сторону голоса. Из травы выскочил толстый заяц и бросился в лес.
Лямин опять затих. На ветке над головой послышались шорохи, запрыгали утренние птицы.
- Утро! Утро!
Зазвенело в ветвях.
Лямин растерянно посмотрел вверх. Ветки были тонкие и вряд ли выдержали бы на себе человека. Птицы продолжали скакать.