Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.
Книга Экклесиаста
Погони никакой не было, поэтому Степан и не прислушивался к тому, что за спиной. И сил уже не оставалось. Бежал он из ссылки месяц назад, всё это время шёл через тайгу, оборвался, поизносился. Ноги замотал тряпками, обувку давно разбил. Всё тело саднило. Если бы пару раз на охотничьи заимки не выходил, где можно было печь истопить и чаю попить, то совсем бы ему хана.
Поднялся Степан на очередную сопку. Поднимался по северной, поросшей лесом, стороне, чтобы его со стороны не увидали. Хотел посмотреть, нет ли где жилья. Надоело ему скитаться, очень хотелось уже к людям выйти. И вот тут почти на вершине сопки, на звериной тропе стоял сапог. Один. Правый.
Степан огляделся - никого. Подошёл к сапогу. Ещё раз окрестность взглядом окинул: где второй сапог? Нет второго сапога.
Ну хоть бы и один. Все ноги стоптал, тут уж всему будешь раз. И Степан сапог примерил, надел.
В ссылку он попал с другими социал-демократами, товарищами по рабочему движению. У себя в Курске вошёл он в марксистский кружок. Трудно было. Население города было уже больше 55 000 человек, а рабочих чуть больше тысячи. Слаб был ещё в Курске капитализм. Обратили внимание на крестьян. Тут случай подвернулся. Голод приключился в очередной раз, шёл 1891 год. Губернатор фон Валь решил поддержать крестьян Рождественской волости Курского уезда, как наиболее пострадавших. Послали мужиков дрова пилить на Курско-Киевскую железную дорогу. За распил сажени дров без колки обещали платить по рублю. Мужики пошли, 58 человек, четыре дня проработали, а потом домой потянуло, к жёнам, к детишкам. Хозяйство, опять же, без хозяина стоит. Бросили всё и домой вернулись. Фон Валь обиделся. Он им помогал, а они спиной повернулись. Как остзейскому немцу фон Валю русского мужика понять? Он к тому же генерал от кавалерии, чистый сатрап. Вот и предписал губернатор полицмейстеру взять тех мужиков в Курск, выдержать их при полиции на хлебе и воде 10 дней. Но на работы каждый день выводить, на распилку тех же дров, что они на железной дороге не допилили.
Степан решил, что случай удачный подвернулся, и пошёл мужиков этих агитировать на революцию. Мужики его не поняли и городовому сдали. Взяли его, судили и в ссылку в Сибирь отправили.
Сперва хорошо было. Приехал он в Сибирь по весне. Содержания давали 8 рублей в месяц на жильё и прокорм. У Степана в Курске сосед был, сапожник. Прекрасный мастер! Так он в год и восьмидесяти рублей не зарабатывал. А тут в ссылке живи на всём готовом. Цены на продукты низкие, ел Стёпа от пуза.
Сложился свой круг, ссыльных марксистов. Читали, конспектировали и обсуждали работы Маркса, Плеханова, Аксельрода, других социал-демократов. Но через какое-то время деятельному Степану вся эта идиллия надоела. Душа революции жаждала, борьбы.
Он соратникам о революции. А они ему: "Вот мы освоим марксизм, как надо, тогда сразу и в борьбу". Сядут за столом и поют "Смело, друзья, не теряйте...", "Замучен тяжёлой неволей" и "Вы жертвою пали в борьбе роковой". А потом начиналось "Вот и костёр потухает..." и "Говорила сыну мать". А бывало, доходили и до "Собачка верная - Фингал" или "В притоне, полном вина". Какая тут революция?
Пришла зима. Вот тут Степан понял, что значит Сибирь. Морозы страшенные, снегу навалило выше крыш. Тулуп самый дешёвенький 7 рублей. Сапоги сапожник соглашался пошить за 9 рублей. Где такие деньги взять?
Многие из их кружка были из дворянчиков, им семьи помощь присылали. Так им зима - не зима. Они и на коньках на реке катаются, и тройку велят запрячь, и в лес с ружьишком на охоту. Кое-кто в город из деревни подался. Власть не препятствовала, всё под присмотром. А летом, мол, опять по деревням отправим.
Степан всё дома сидел, только иногда по вечерам в компанию ходил. Хотя Маркса уже мало читали. А всё больше при лучине песни пели. Пел с ними и Степан. Угрюмо пел, а сам думал:
"Вот вы какие революционеры. Сами вы кровососы, паразиты народа трудового. Сапожник пятнадцать часов в день колотит по своей колодке и семи рублей в месяц не имеет. А вы, противники царизма, от этого же царя деньги берёте, живёте, пьёте-едите и не гнушаетесь".
И дома о том же думал, ходит по комнатке из угла в угол и думает думу чёрную. И задаёт себе вопрос, задаёт. И однажды сам себя громко спросил. Задумался и не заметил, как спросил. Аж вздрогнул, когда голос услышал:
- А может хватит на царскую восьмирублёвую подачку жить? Может надо от этого режима больше урвать?
Степан сперва остолбенел: кто здесь? А потом догадался, сам себя спросил. И ответил так же громко:
- Да, чёрт возьми! Надо урвать от этого мира побольше. Было бы у меня денег навалом, не сидел бы сиднем в избе, а тоже бы на санках да коньках с девушками катался.
Потом остыл и решил, что много денег - это хорошо. Он бы тогда многим страждущим помог. Но это он уже потом так подумал, чтобы сгладить мысль о том, чтобы самому шикарно пожить.
Решил Степан бежать летом. Новой зимы не дожидаться. Подсобрал кой-чего, а как получил в июне свои восемь рублей, так и дал дёру. Обуви только хорошей так и не справил. Не по карману было.
Вот он и стоял в обмотках, а потом взял правый сапог, что нашёл, и надел.
Надел, притопнул. Что-то мешает в сапоге. Снял, потряс, и на руку выпал самородок золотой.
Когда Степан сбежал, его искать не стали. Друзьям-марксистам он давно уже не нравился своей мрачностью и отчуждённостью. Власти особо не переживали. Тайга глухая. Сгинул враг режима, туда ему и дорога. Если и сбежал. Побежит он в европейскую часть России, вот там его пусть и ловят. Полиции за это деньги платят. Так Степан с марксизмом разошёлся навсегда. Когда первый съезд социал-демократов собирался, Степана это уже не интересовало, и на съезд он не ездил. Ульянов (Ленин) на первом съезде РСДРП тоже не был. Не встретились Ленин с Степаном, хотя в работе своей "Развитие капитализма в России" на одной странице Ленин Степана упомянул.
Держит, значит, Степан самородок в руке, и вдруг из кустов бросается к нему мужичок оборванный, на голове, не смотря на летнюю жару, малахай надет. И кричит мужичок:
- Родимый, это же моё золотишко! Не обидь сироту, верни!
А Степан держит золота кусок, и жар у него по сердцу. Само всё в руки пришло. Как теперь отдашь? Зажал он самородок в руке и мужику в рожу как звезданёт. У того малахай назад по голове сдвинулся, верхняя часть лица открылась. Удар чуть выше лба пришёлся. Сразу кровь по лицу струёй потекла.
- Не погуби! - взвыл мужичонка. - Что ты делаешь? Ты же душу свою бессмертную губишь!
Но золото свою власть над Степаном уже полностью взяло. Шарахнул он мужичка ещё раз по голове. Со всей силы, чтобы наверняка. И ногой тело вниз по склону сопки столкнул. Только ноги мелькнули: одна в сапоге, а вторая вроде как культя. Потом Степан камень от крови об траву вытер, полюбовался, как золото на солнце блеснуло, и бережно за пазуху уложил. А потом сплюнул и сказал зло:
- Нет её, души, вовсе.
Он материалист был, Степан, в Бога не веровал.
Совесть Степана не грызла вообще, да и дела как-то сразу в колею вошли. Во-первых, он на второй день к людям вышел, в деревню. Золото никому не показывал, а восемь рублей при нём были. За рубль его накормили, баба местная постригла, бороду с усами он сам подравнял. За второй рубль одёжки дали ношеной, но крепкой ещё. Сапог поменял на две пары лаптей. Потом прибился к артели, стал при них вроде счетовода. Степан грамотный был. Читать-писать уметь - дело большое.
А потом нашёл человека и самородок ему продал. Завелась деньга. Выправил себе документы на имя мещанина Каинского округа Томской губернии. Фамилию новую справил, а имя оставил Степан. Он привык на это имя откликаться, да и мало ли на Руси Степанов?
С этим документом он, уже хорошо одетый и обутый, сел в поезд и двинулся в центральную Россию, коммерцию налаживать. Решил Степан заняться спичечным производством. Причём спички делать бесфосфорные, потому что на фосфорные спички акциз в два раза повысили.
Обосновался Степан во 2-ом стане Рузского уезда, в Васильевской волости. Кого надо подмазал и запустил спичечную фабрику. И вновь ему подфартило, разрешили вывозить российские спички на азиатские рынки.
Знание марксизма также не прошло даром для Степана. Многие фабриканты штрафовали рабочих, а рабочие штрафы оспаривали. Доходило до волнений и забастовок. Степан нашёл свой выход. Надо ему платить рабочему рупь двадцать, он говорит:
- Я тебе плачу рубль зарплаты, но за качественное выполнение работы доплачу 20 копеек сверху.
И если Степан рабочим недоволен, то он его не штрафует, а 20 копеек недоплачивает "за качество работы". По закону и не придерёшься. Хорошие деньги ему в руки потекли, большие прибыли.
В Васильевской волости Степан не зря осел. В Рузском уезде именно в этой волости было больше всего имений и усадеб, дворяне жили. Очаровал Степан Анастасию (в семейном кругу - Нан) Панину, родственницу князей Щербатовых. Ухаживал красиво. В гости приходил, песни пел. "Собачка верная - Фингал" или "В притоне, полном вина", а потом доходил до "Вот и костёр потухает..." и "Говорила сыну мать". Так романтично! Революционных песен не пел, да он и слова их позабыл. Очаровал Степан Анастасию, женился, хорошее приданое взял и его так же удачно в дело вложил.
Стал в Москву чаще наезжать. Сняли на Большой Ордынке имение, точнее часть. Хозяева имение поделили на два. В одной части, с главным домом, жили сами. А вторую часть, с усадебным флигелем, сдавали. Вот там Степан с супругой и жили в Москве. Доходы росли, он подумывал собственный дом в Москве купить или построить. Жить в Москве Степан не боялся. В его деле в полиции как внешний был описан? "Сухощав, щёки впалые, лицо бреет чисто, волосы носит длинные, спадающие на лоб". А сейчас он каков? Гладкий стал, морда округлилась. Усики стал носить. Волосы поредели и наверх зачёсаны. Кто его признает? Встреть его старые друзья-ссыльные, и те бы не узнали.
К новому веку Нан подарила любящему супругу дитя, дочку. В тех кругах, где вращались Степан и Нан, опять мода пошла давать имена европеизированные: Серж, Франц, Николя, Аннет, Натали, Марго или Даниэль. Дочь назвали Элиза. Когда девочка начала говорить, то имя своё правильно выговорить не могла. Всё говорила - Елизда. Так в семье её все и звали.
Забурлил двадцатый век. Опять же знание марксизма позволило Степану почти без потерь пережить потрясения революции пятого-седьмого годов. Из Столыпинских реформ он для себя также выгоду извлёк. Нажился на поставках в армию, реформируемую после русско-японской войны. И вот пришёл тот страшный год, когда должна была начаться первая мировая война. Но не ждали её московские аристократы и дельцы. Тратили большие деньги, жили на широкую ногу и считали себя властелинами этой жизни.
Началось лето. Зашёл Степан отобедать к Тестову. Многие жаловались, что ресторан сильно изменился. А Степану нравилось, что купцы сюда перестали хаживать. Он уже давно к другой публике прибился, к аристократической.
И вот сидит Степан в отдельном кабинете, ест раковый суп с расстегаями. И тут официант говорит:
- К вам один господин просится, переговорить по делу-с.
- Приличный хоть господин?
- Более чем-с. Портсигар с каменьями, часы золотые.
Степан улыбнулся широко:
- Зови.
Заходит господин роскошно одетый, с приличными манерами. Но шляпу из тонкой соломы кремового цвета, фасон "Пушкин", с головы не снимает.
Садится господин напротив Степана и официанту через плечо велит принести бутылку Шато-Икема 1898 года. Официант быстро принёс.
Степан вопросов не задаёт, господина рассматривает, ждёт, когда гость сам разговор начнёт. Пригубили вина. Степан наконец спрашивает:
- Что вам угодно?
- Мне угодно с вас получить.
Степан только плечами пожал:
- Я вас, милостивый сударь, не помню и вам не должен.
- Вспомнить вы меня вспомните, - обещает гость. - И должны вы мне давно и должны крупно.
- С каких же пор должен?
- А вот как из ссылки сбежали.
Степан помрачнел и сказал твёрдо:
- Знаете что, господин революционер? Я за свои заблуждения молодости давно исправился. Революций я поддерживать не собираюсь. А если вы захотите по моему поводу в полицию пойти, идите. Дело давнее. Кто сейчас вам поверит? Или вы меня "эксами" пугать будете? Так бомбистов я тоже не убоюсь.
Собеседник Степанов улыбнулся так противно и говорит:
- Революции я люблю. Все мятежи и волнения народные приводят меня в экстаз. Но сам я не революционер. А должны вы мне, так как богатством своим вы мне обязаны.
Степан встал, салфетку и-за воротника вынул и на стол бросил:
- Разговор у нас глупый выходит. Я вас знать не знаю, и всего сам добился. А захотите и дальше у меня деньги вымогать, я на вас в полицию пожалуюсь.
- А как меня в лоб камнем били, убить желая, не помните?
Тут Степан не сел, а рухнул в кресло.
- Так выжил ты, бродяга? Слава Богу.
Степан перекрестился, гость поморщился.
- Хотя, честно скажу, не мучила меня совесть, не мучила. Но сейчас рад, что ты жив.
Господин осклабился:
- Убить меня никак нельзя. А что совесть не мучила, я знаю, и рад этому.
- Что же ты хочешь? - усмехнулся Степан, обретая прежнее спокойствие. - Денег больших?
- Всего лишь, что ты мне тогда пообещал.
- Я ничего не обещал, - возмутился Степан.
- А душу? Я же предупредил тебя, что душу погубишь. Ты что сказал? Нет, мол, души. Значит обещал мне душу.
Тут господин шляпу снял, а под ней рога.
- Сегодня понедельник, - сухо говорит чёрт. - В пятницу после утреннего кофию я к тебе за душой приду.
Два дня Степан ходил сам не свой. Жена стала приставать с вопросами: что стряслось?
День он молчал, а потом не выдержал и всё рассказал. Жена в слёзы, он в слёзы, сидят рыдают. Часа полтора рыдали, тут пришла дочка. Стала она их пытать. Что родители плачут? И ей рассказали. Она губки поджала, подумала и говорит:
- И когда господин чёрт явится?
- В пятницу с утра.
- А у чёрта, верно, есть душа?
- Да какая же душа у чёрта?
- Он создание Божие. У растений и зверей душа есть, как нам батюшка в гимназии говорил. Значит и у чёрта есть.
Помолчала Эльза, потом продолжила.
- Я с ним, с чёртом, сама поговорю. Я спать пошла, и вы спать ложитесь.
И ушла.
- Да как же дитя с чёртом говорить будет? - всплеснула руками Нан.
- Пусть поговорит, - зашептал Степан. - Она - дитё безгрешное, ей чёрт ничего не сделает. А вдруг она его разжалобит, и он мне ещё годков десять даст.
В пятницу с утра кофе пили. Ну как пили. Степан чашку брал, рука трясётся, только всё расплескал. Нан пить-есть не могла, только всхлипывала. Эльза кофе выпила, шоколадку от компании "Саватюгина И.Ф. с братьями" скушала, губки салфеткой промокнула. Ждут.
У двери звонок звонит, прислуга гостя в дом ведёт. Гость опять же шляпу не снимает, прислугу пугать не желает.
Горничная вышла. Гость на Степана смотрит.
- Милостивый сударь, - говорит вдруг Эльза. - Очень мне папеньку жалко. Хотела бы я его душу спасти.
- Никак невозможно, - деликатно чёрт отвечает. И, понимая, что все оставшиеся знают, кто он такой, шляпу при дамах снимает.
- А если я душу папенькину у вас выиграю?
Расхохотался чёрт:
- Играть я люблю. Но если я поставлю отца твоего душу, что поставишь ты?
- Свою душу.
Нан сразу чувств лишилась. Степан вскрикнул:
- Не надо, доченька. Не надо.
А чёрт смотрит: девчушка худенькая, личико бледное, глазки впалые, носик остренький. Такую обмануть не грех. Зачем такому наивному существу жить?
- Играем, - говорит чёрт. - Во что?
- Приходите ночью, в четверть второго в нашу залу, - говорит дитя. - Я буду ждать вас. И чтобы прислугу не беспокоить, вы же можете через стену пройти?
- Могу, - расхохотался чёрт.
- Вот и славно, - книксен ему сделала и в детскую пошла.
Весь день из комнаты своей не выходила. Степан с женой извелись все. А как часы десять вечера пробили, так вышла Эльза и комнаты и повелела все зеркала из всех комнат в залу перенести. За час зеркала перенесли, расставили и развесили. После чего слуг спать отпустили, да и родителей Эльза попросила удалиться. И стала готовиться.
Принесла она двенадцать подсвечников и свечей с полсотни, в запас. Подсвечники по всей комнате расставила. За две минуты до появления чёрта свечи в подсвечниках зажгла.
И вот чёрт является. Она и ему свечку зажжённую протягивает.
Чёрт ухмыляется:
- Думаешь, я от свечи церковной побегу? Нет-с, мы не из таких, - и свечку уверенно в руку берёт. - Во что играем дитя?
- Кто больше свечей за раз задует. Правила просты. Выбираешь куда дуть и дуешь. Головой во время дутья не вертеть, дуть всё время прямо. кто больше задул, тот и выиграл.
Усмехнулся чёрт, посмотрел вокруг, выбрал и дунул. Четыре свечи разом загасил.
- Две, - говорит Эльза бесцветным голосом.
Как две? Тут сообразил чёрт, что отражения были в зеркалах. Точно. Получается не четыре, а всего две свечи было.
Эльза походила, прикинула, дунула и три свечи зараз задула!
- Я выиграла, - говорит она тоненько.
Чёрт аж подпрыгнул. И верно. выиграла.
- Не честно, - говорит чёрт. - Я правил не знал, играл впервые. Ты свечи ставила. Ты, перед тем как дунуть, ходила, а я, где стоял, оттуда и дунул. Не честно.
- Ходить я не запрещала, - оправдывается девочка. - Про это сказу не было. Ты не спросил. А как ты сам решил, это твоё дело.
Но кто чёрта в споре одолеет? Убедил он её, что надо переиграть.
- Что же, - говорит Эльза. - Раз ты считаешь, что тебя здесь обманывают, давай тренироваться.
- Давай! - воскликнул чёрт.
И стали они играть. Играли пока просто на интерес. Дули с азартом. Выигрывали то один, то другая. Скоро стало понятно, что надо уточнения в правила вносить. Например, свечи расставлять по очереди. И тот, кто расставлял, дует вторым. Иначе он себе сразу удобную комбинацию выставит. Лёгкие у чёрта будь здоров, стал он выигрывать регулярно. Тогда говорит:
- Теперь давай на душу играть.
А девочка в ответ:
- А давай игру усложним и удлиним.
- Как? - вопрошает вошедший в раж чёрт.
- Будем дуть по очереди. И выигрывает тот, кто последнюю свечу задувает.
Ох как чёрту это понравилось.
- Давай.
Но тут уж он в просак себя поймать не дал.
- Раз правила меняются, давай тоже сперва потренируемся.
- Итак, - уточняет девочка. - Надо задуть двенадцать свечей. Кто задувает последнюю, тот победитель. Обязательно надо за один раз хоть одну задуть.
Вот игра пошла! Чёрт такое удовольствие получал! Тут уже не просто дуть из всех сил. Тут думать надо, рассчитывать. Он в первой игре как проиграл? Пять свечей оставалось. Пять. А он дунул и четыре задул. Девочка подошла и последнюю легонько так: Пуф-ф. Выиграла.
Но черти быстро любую игру схватывают. Чует чёрт, что переигрывает он ребёнка раз за разом. И вот интересная партия получилась: две свечи остались. Две! Но в разных углах комнаты. Сложно девочка подсвечники по комнате расставила. И тут петух за окном закричал. Утро подходит.
Девочка с хитрецой на чёрта посмотрела, но тот усмехается по-прежнему:
- Неужто думаешь, что я свеча солнечного побоюсь? Я же к вам утром приходил. Мы в преисподней к яркому свету привычные.
Обошёл чёрт комнату по кругу, на свечи смотрит, примеряется. Девочка усмехается. Он сейчас одну задуть должен обязательно. Две ему никак не задуть. Тогда она выиграет. Но чёрт посмотрел: один подсвечник близко к стене стоит. А вот между вторым и стеночкой хороший просвет есть. Зашёл туда чёрт, прицелился. Одна свеча рядом, а вот со второй внимательнее надо быть, с отражением не перепутать. И здесь второй раз петух кричит. Но чёрт дунул через всю комнату и две свечи сразу задул.
Выиграл! Захохотал он басом громовым и кричит:
- Играем! Твоя душа против папенькиной.
- Так я папенькину душу сразу отыграла, - спокойно так девочка говорит.
- Как так? - чёрт аж подпрыгнул.
А потом подумал. И правда ведь, отыграла. Уговор был? Был. Он проиграл? Проиграл. Всё по честному. Как он так прошляпил?
- Но мы же играем?
- Играем, - так же спокойно девочка отвечает. - Я вам пообещала.
- На твою душу играем! - кричит чёрт.
Чёрт хитрый. Сейчас папенькина душа дочке принадлежит. Когда он душу девочки выиграет, ему и Степанова душа достанется.
- Что хочешь чтобы я поставил? - ухмыляется чёрт.
И ждёт, что там ребёнок захочет.
- Что хочешь: игрушек, сластей?
- Нет, - отвечает девочка бесстрастно.
- Богатство, имение?
- Нет.
Чёрт озадачился:
- Жениха что ли? Маловата ты ещё.
- Нет.
- Хочешь быть царицей? - и тут чёрт заржал. - Или хочешь быть владычицей ада, и чтобы я у тебя был на посылках?
- Мне стихи господина Пушкина ещё в гимназии приелись, - отвечает девочка. - Не будьте столь пошлым.
- Так что я должен поставить! - взвился чёрт.
- Я ставлю душу, и вы душу поставьте.
- Чью? - озадачился чёрт. - Душу папаши вашего вы уже отыграть изволили.
- Я свою душу ставлю, и ты свою ставь.
Растерялся чёрт. Да как же так? А потом осерчал: чего он заробел? Он же всё равно выиграет, расставлять свечи ему.
- Играем, - зло крикнул чёрт и пошёл свечи ставить.
Расставил он все двенадцать подсвечников в ряд, один за другим. С интервалами в 13 вершков. Свечи все зажгли.
И тут петух третий раз вскричал. Но чёрт даже не дёрнулся.
- Играем, - говорит. - Готово.
Подошла девочка к началу ряда свечей. Встала, задумалась.
Уточняет:
- Значит, победит тот, кто последнюю свечку в этой комнате задует?
- Да! - вскричал чёрт нетерпеливо.
Девочка сообразила что-то, прошла к центру и одну свечечку в середине задула. Хитрая девочка! Задуй она с краю, длина горящего ряда свечей на 13 вершков бы уменьшилась. Но у чёрта лёгкие как меха кузнечные растягиваются. Дунул он и все свечи в ряду задул. Сразу задул! Все одиннадцать!
- Я выиграл! Выиграл! - вопил чёрт.
Тут домовый сычик на крыше заухал. Почувствовал чёрт, что-то не так. А девочка подошла к нему вплотную со словами:
- Проиграли вы, господин чёрт.
И задула свечку, горящую в его когтистой лапе.