Боль в груди постепенно угасала. Ирсон ощутил лопатками холодный камень пола и с облегчением обнаружил, что может легонько пошевелить пальцами.
- Талия, Талия. Ты играешь с силами, которых не понимаешь, - проговорил где-то неподалёку Феразис - впрочем без особого осуждения. - Сбежать-то мы сбежали, но я не уверен, что Стена отпустит тебя, пока ты не запечатлеешь на ней свою ошибку. Что же до Ирсона...
- Что-нибудь придумаем, - отмахнулась Талия, голос её звучал вполне бодро. - Всё лучше, чем коротать вечера в компании чокнутого псевдодракона, возомнившего себя Милосердным.
- Вероятно, ты права. Как ты про меня догадалась?
- Я вспомнила ту мёртвую тётушку в твоей камере. Ты ведь понимал, что её душу наверняка перехватят, и всё-таки зачем-то выворачивал эту самую душу наизнанку так, что довёл... до сам знаешь чего. Ясно - хотел, чтобы она пошла к Стене писать свою ошибку, а ты - провожатым. И потом твои крылья - настоящие. В смысле, ты не отрезал их, как другие для удобства жизни. Я спросила себя: "Талия, дорогая, кто из илтейцев никогда не заменит крылья иллюзией?"
- Хранители Стены.
- Вот, - довольно хмыкнула ан Камианка.
Ирсон открыл глаза. Мир расплывался. Бледное лицо Талии белело как полная луна на тёмном небосводе.
- Ты убила меня! - с трудом разлепив губы, возмутился танай.
- Было дело. Но - сама поломала - сама же и починила. - Она беспечно похлопала его по исцелённой груди. - Извини, но иначе портал бы тебя не пропустил. Вот и пришлось малость попортить тебе шкурку.
- Ты... всё это сыграла? - с удивлением и неожиданным для себя самого облегчением спросил Ирсон.
- Нет, конечно. Я просто... растравила свои чувства. Спустила чувство вины с поводка и позволила ему покусать себя. Не переживай, на нас, алаях, раны от собственных когтей затягиваются почти мгновенно, - улыбнулась она, демонстрируя Ирсону исцелённую ладонь. - Кровавые полумесяцы зашли, растворившись в розовой дымке рассвета.
- Меня пугает твой поэтический настрой, - проворчал танай.
- Главное, что мы здесь! - воскликнула ан Камианка, картинно раскинув руки.
Ирсон огляделся. Ближний конец туннеля, в котором очутилась их многострадальная троица, выходил в пышный сад - как-то даже гротескно, аляповато пышный. Жирные, крупные, ядовито-яркие цветы покоились в чашах мясистых листьев. Лоснящиеся усы завивались поросячьими хвостами, жилистые стебли лопались, оголяя влажную розовую сердцевину. Роса усыпала всё это подозрительное великолепие множеством поддельных бриллиантов.
- Я думал, Стена находится в пустыне, - садясь, пробормотал Ирсон.
- Так и есть. Это... оазис, - с какой-то странной интонацией сказал Феразис.
- Думаю, нам лучше пойти в другую сторону. Что-то не нравится мне этот садик, - поскребла пол когтями Талия.
- Да уж, - кивнул Ирсон.
- Разумно, - одобрил илтеец. - Если только господин Тримм не видит своего Пути в том, чтобы стать удобрением, а госпожа ан Камиан не хочет ощутить, каково им быть.
- Мы в Стене?
- Нет. Мы в подворотне Дома Подсказок, Исправительного Дома, Дома Чужих Ошибок - как вам будет угодно. Здесь трудятся те, кто пытается не дать современным идиотам повторить ошибки идиотов ископаемых. Историки, писатели, поэты... мыслители всех мастей. Идёмте, нечего тут рассиживаться.
Феразис зашагал по туннелю, предоставив Талии своими силами приводить Ирсона в вертикальное положение.
- Мы с тобой - как престарелая пара. То ты вставляешь мне стеклянный глаз, то я тебе - искусственную челюсть, - опираясь на её плечо, пропыхтел танай.
- Брр, ужасы немагической медицины! - пробежала пальцами по его рёбрам ан Камианка...
Наконец пошатывающаяся парочка вышла под открытое небо.
Захрустели под ногами палые листья, слежавшиеся за долгую зиму в единый бурый панцирь - туннель открылся в прозрачную весеннюю рощу. Оглушительные птичьи трели серебристым серпантином обрушились на путников. На тёплом ветерке рябила вода в сверкающих лужах. Замшелые валуны грели на ласковом солнышке свои ревматические бока. Талия растроганно разулыбалась. Деревья гостеприимно кланялись ей, протягивая кто - золотистые серьги, кто - мохнатый браслет, кто - антикварную брошь из высохших ягод или модерновое кольцо из маслянисто поблёскивающих почек. Мимо пролетела парочка влюблённых стрекоз. Ан Камианка дёрнулась было поймать одну, но, вспомнив о своём "престарелом супруге", опустила когтистую руку.
- Веш-ш-на... - прошамкал "супруг".
- Здесь всегда ранняя весна, - улыбнулся Феразис и, кинув в рот водяного жука, смачно им захрустел.
- Почему? В смысле, это же наверняка что-то символизирует?
Феразис с какой-то похабной многозначительностью поднял бровь.
- Всё бы тебе над трупом издеваться, - фыркнула на него Талия. - Ты подумай, Ирс, что происходит весной? В тех местах, где зимой бывает холодно.
- Тает снег... И... всё, что прежде было скрыто под ним, становится видно.
- Именно. Кто кого сожрал и где им нагадил, - пропела ан Камианка. - Такой вот глубокий символизм.
- Фу, - выпустив её плечо, выдохнул Ирсон.
Привалившись к гудящему от пробудившихся соков стволу, танай с наслаждением втянул ноздрями воздух. От свежего, будоражащего запаха талой воды кружилась голова.
- Эх! Свернуться бы где-нибудь тут креветочкой и полежать... дней так двадцать, - усевшись рядом, поделилась с ирсоновой коленкой Талия. - Только что-то хоромы у вас неказистые какие-то. Я думала тут... а тут... - зевнула она.
- Провинциальный дурдом, - мрачно отрекомендовал Дом Подсказок Феразис. - Всё впечатляющее находится по ту сторону Стены. Но вас туда никто не пустит.
Ирсон оглянулся. Дом Подсказок оказался непомерно длинным - от горизонта до горизонта - восьмиэтажным зданием, с плоской крышей и ровными рядами больших квадратных окон, забранных облупившимися решётками в виде восходящих солнц. Некоторые из жителей вывесили наружу ящики с цветами, другие - какие-то плакаты, вымпелы и флаги. Из дыры под одним из окон высовывалось тело могучего питона. Голова разжиревшего гада пряталась в палисаднике, за деревянной шпалерой, увитой тёмно-фиолетовыми клематисами. Питон линял, и клочки его старой шкуры смешно трепетали на ветру рядом с выцветшими листовками. Неподалёку пестрела клумба, окаймлённая ржавым полотном пилы и несколькими десятками половинок ножниц.
- Куда мы дальше? - налюбовавшись, спросил Феразиса Ирсон.
- К домоправителю. Нужно понять, что делать с вами дальше.
- А может, мы где-нибудь здесь тихохонько отсидимся? - предложила Талия, заискивающе глядя на илтейца снизу вверх.
- Уж лучше мы разыщем его, чем он разыщет нас, - мрачно отрезал Феразис. - Вперёд.
Прошло, наверное, больше двух часов, а роща всё не кончалась. За это время Талия успела свалиться в канаву, умыкнуть в чьём-то палисаднике драную панаму, поймать кого-то себе на полдник и поточить когти о дерево, едва не пополдничавшее ею самой. Ирсон (голодный и обрызганный грязью) устроил ей выволочку, и теперь госпожа ан Камиан кошкой тихонько трусила рядом с ним, кроткая и смирная, как верный ослик. На её спине покачивалась перемётная сума, связанная из двух вещмешков - её и Ирсона...
Едва избавившись от бремени рюкзака, Ирсон тут же взвалил на свои плечи другое, ещё более тяжкое - погрузился в мрачную думу о судьбах Бесконечного. Раз за разом он прокручивал в голове слова Инона и окончательного убийцы.
"Отвлечь внимание"... От чего хотели отвести взгляд Милосердного эти странные заговорщики? Если создание альтернативного наэй Смерти было лишь обманным маневром, то каков же основной? Что за пакость они могли измыслить? Эпидемию? Кражу душ? Массовое "пробуждение" живых мертвецов? Вторжение "уволенных" Веиндором божеств смерти в Серебряные Скалы? Одно другого лучше. Или, возможно, слово "отвлечь" нужно было понимать чуть иначе - что если они стремились вынудить Веиндора бросить то, чем он сам занимался? Чем он стал заниматься совсем недавно. Что если это самим заговорщикам, а не Аласаис, как они утверждали, было крайне невыгодно появление у Милосердного личностной ипостаси? И, создав своего Лжевеиндора, они хотели помешать настоящему Веиндору её обрести? Например, ненавязчиво так намекнуть, насколько уязвимым для их чар он станет, обзаведясь ею.
Впереди светлела высокая резная стена. Как оказалось, она состояла из нескольких рядов деревьев с раскидистыми, совершенно плоскими кронами. Солнце выжелтило их тонкие, безлистные, круто загнутые вверх ветви, превратив деревья в морские веера.
Протиснувшись мимо них бочком, путники вышли на вытянутую, посыпанную каменной крошкой площадь. Её левый конец терялся вдали, правый же упирался в стену Дома Подсказок, к которой в этом месте было пристроено нечто вроде трёхэтажной оранжереи из тусклого толстого стекла.
- Ждите здесь, - велел Феразис, кивнув спутникам на бортик бассейна, тянувшегося посредине площади, и направился к оранжерее.
Талия с наслаждением сбросила мешки и, сменив форму, уселась на тёплый корявый гранит. Из тёмной воды за её спиной срезанным бамбуком торчали трубы недействующего фонтана. Несколько таких же труб валялись на земле, сверкая на солнце. Ирсон взял одну и принялся расхаживать по борту, вращая ею так и эдак. Мерное гудение успокаивало.
- Думаю, Феразис его уболтает, - сказал танай, в очередной раз поравнявшись с Талией. - Если у этого домоправителя есть хоть капля здравого смысла, он поймёт, в каком положении мы все, включая его самого, оказались. И поможет нам вернуться в Бриаэллар.
- Не смешите дырки на моих носках, они хохочут и расползаются! - скептически покачала головой Талия, сверкая розовой пяткой.
Ирсон послушался и вернулся к своему занятию.
- Эй! Смотри! - вдруг окликнула его ан Камианка.
К одному из деревьев была прислонена каменная плита, покрытая мелкой ярко-фиолетовой мозаикой. Возле неё на корточках сгорбился некто в мятом костюме и видавшей виды шляпе. Он с остервенением скрёб плиту мастерком, видимо прочищая швы. Эта сцена выглядела бы вполне обыденной, если бы скребущий не был прикован к своему рабочему месту толстенной цепью.
- Пойдём познакомимся с аборигеном, - предложила ан Камианка.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что мужчина пытался счистить с мозаичной плиты толстый слой масляной краски. Причём краска эта вела себя странно - пока бедняга соскребал её справа, она расползалась по левой части панно. И наоборот. На гостей мужчина не обратил никакого внимания, и Ирсон догадывался почему. Исход битвы с краской был для узника плиты жизненно важен. Сзади его пиджак и рубашка были разрезаны, и сквозь длинную дыру было отчётливо видно, что точно такая же волна краски медленно поднимается по спине мужчины. Судя по тому как болезненно он поводил лопатками, яркое масло причиняло ему массу неудобств. Неловкие движения мастерка оставляли на коже незнакомца длинные царапины...
- За что ж тебя так, дядя? - почесала когтями щёку Талия.
- За дело, - царапнул ухо Ирсона чей-то желчный голос.
Танай и алайка вежливо поклонились, хором подумав, что господин домоправитель явно был той ещё гадиной. И на мысль эту наводили отнюдь не мощный змеиный хвост, выныривавший из-под его длинного, мешковатого пиджака, не скошенный лоб и даже не крошечные глазки, парочкой муравьиных львов засевшие в глубоких впадинах глазниц. Ирсон и Талия встречали существ куда менее привлекательных. Господина домоправителя окружала аура какой-то мелочной, брюзгливой жестокости, почуяв которую, начинаешь мысленно проверять, заплатил ли ты в этом месяце за вывоз мусора и не отросла ли трава перед твоим домом выше положенного.
- Почему бы тебе самому не рассказать нашей гостье, какую гнусность ты прикован здесь искупать? - предложил домоправитель, перебросив из руки в руку набалдашник трости, каковая, под стать хозяину, тоже была хвостата.
- Я был помощником... главы района... большого города, ответственным за ремонт зданий, - заговорил отскребатель краски. - Мне выделили деньги... много денег - нужно было нанять мастеров по мозаике и плитке. Но я решил сэкономить... присвоить эти деньги и велел просто замазать стены краской. Поверх... Я не знал, что для кого-то это так важно. И теперь я здесь.
- И пребудешь здесь, пока сердце моё не успокоится, - похлопал себя по животу домоправитель.
- Поделом, - скрестила руки на груди Талия.
- Вот как? - с каким-то хищным любопытством склонился к ней домоправитель.
- Не надо так на меня смотреть. Я не подлизываюсь. Я сама бы за такие вещи руки обрывала.
Проворовавшийся чинуша обречённо покосился на неё.
- Для нас, энхиаргцев, мозаика и витражи имеют сакральный смысл, - назидательно сказала Талия. - Они символизируют многообразие Бесконечного, от которого все мы приходим в восторг. А когда кто-то пытается замазать весь восхитительно пёстрый мир одной красочкой - мы справедливо негодуем. Но даже если не копать так глубоко - изуродуй так кто-нибудь одну из моих картин...
- К нам пожаловала ценительница прекрасного.
- Я не только ценительница, но и делательница - вот этими самыми лапками. Выкладываю мозаичные панно на заказ. В последний раз делала жутко зубастых рыбин, - ан Камианка оскалилась, приложив ко рту руку с хищно скрюченными пальцами.
- Мастер по мозаике и при этом алайка... Это может быть любопытно, - процедил домоправитель. - Пожалуй, мы найдём, как её использовать.
- Что-то не нравится мне это ваше "использовать", - нахмурилась Талия.
- За вами должок, - напомнил домоправитель. - Свой ты отдашь, вручив Стене свою ошибку. Но как быть с танаем? Чем он расплатится?
- Слушайте, господин домоправитель, - не выдержал Ирсон. - Феразис наверняка рассказал вам, откуда и от кого мы сбежали. Вам не кажется, что сейчас не самый подходящий момент для занятий... декоративно-прикладным искусством?
- Я - домоправитель. Моя обязанность - следить за порядком здесь, а не в Бесконечном, - показал в улыбке мелкие острые зубы домоправитель. - Долг должен быть отдан, дерзость должна быть наказана.
- А вы не думаете, что эти заговорщики найдут способ последовать за нами? Их надо остановить. Они опасны.
- Не здесь, - безапелляционно заявил домоправитель, спокойный, как сытый питон. - Следуйте за мной.
Он подполз к одному из деревьев. Повинуясь величественному взмаху его руки, плоская крона сложилась вдвое - как бумажный лист. Верхние ветви коснулись земли и, раздвинувшись, образовали треугольный проход, в котором тут же завертелся лиловый водоворот портала. Не оборачиваясь, домоправитель вплыл в волшебную дверь. Его вынужденным гостям не оставалось ничего, кроме как пойти следом.
По ту сторону портала лежала новая роща. Здесь властвовали древние плакучие ивы, каждая - на отдельном холме, наедине со своей скорбью. Чёрные плети их голых ветвей печально касались массивных медальонов, пряжек, подвесок и сверкающих брошей, уложенных вокруг ствола причудливыми узорами. Эта странная мозаика покрывала холмы и низины насколько хватало глаз.
- Мы в роще Отринутых символов, - не дожидаясь вопросов, сказал домоправитель. - Каждый раз, когда один из... интересных этому месту последователей какой-либо идеологии или религии разочаровывается в ней, отражение его разочарования появляется здесь. В виде символа.
- Очень поэтично, - хмыкнула Талия, следом за домоправителем шагнув на драгоценный ковёр.
Стоило её голой пятке коснуться одного из драгоценных символов, как тело Талии свело судорогой. Алайка мучительно выгнулась, стиснув зубы и сжав кулаки, а потом, сменив форму, подобралась, с места прыгнула к ближайшему дереву и в мгновение ока вскарабкалась на него.
- Предупреждать же надо! - угнездившись в развилке ствола, обиженно воззрилась она на домоправителя. - Если вы хотите, чтобы я работала с этим - с вас перчатки. У меня с собой нет ничего. Ирс, не трогай эти штуки голыми руками. Они вышибут тебе мозг.
- Боюсь, госпоже ан Камиан придётся обойтись без перчаток. Определённо придётся, - изучающе глядя на неё, заявил домоправитель.
- Меня это развлечёт, - просто ответил домоправитель. - А тебя - вдохновит на работу. Я хочу, чтобы ты прочувствовала это произведение. Нынешний урожай символов найдёшь за тем холмом. Надеюсь, вы тоже с пользой проведёте время, - бросил он Феразису и Ирсону, перед тем как вползти в портал.
- Мы ни капли в этом не сомневаемся, - севшим голосом процедила Талия, вперив в спину домоправителя гневный взгляд.
- Что случилось? Талия, отомри и объясни мне толком, что случилось?
- Эти... символы, они вроде картин в нашей галерее памяти, к каждому из них прикреплены воспоминания хозяина. Очень болезненные воспоминания. Это как лавина - бах тебе на голову... И холодно, очень холодно... - Она пошатнулась, и только вовремя выпущенные когти не дали ей упасть. - Я видела много чужих воспоминаний, всяких, но эти такие... пронзительные, проникновенные, как будто это всё со мной... десять раз со мной. Я попробую их пригасить, но не уверена, что получится.
- Я предупреждал, что ты играешь в опасную игру, - пробасил Феразис.
- "Дерзость должна быть наказана"... - повесила морду ан Камианка.
- Я не дам ему тебя мучить! - воскликнул Ирсон. - Должен быть другой выход.
- Другого выхода нет, - отрезал илтеец. - Даже если вы избавитесь от антимагической сети, вам нечего будет противопоставить домоправителю. Магия у стены почти не действует. Он здесь царь и бог. Смиритесь или застрянете здесь навечно.
Ещё никогда в жизни Ирсон не чувствовал себя таким беспомощным. Единственное, что он сумел сделать для Талии - это одолжить ей сапоги, чтобы она могла безболезненно добраться до рощи. Вдоволь налюбовавшись на равнодушную рожу Феразиса, воспринимавшего всё происходящее как должное, танай решил пройтись по окрестностям.
Лес вокруг выглядел вполне мирно. Шумела листва, перекликались птицы, с тихим шорохом сновала в кустах какая-то мелкая живность. Водились здесь и звери покрупнее - танай видел их тонконогие силуэты между деревьями. Вскоре он подметил, что у всех обитателей этого вечновесеннего леса есть кое-что общее - их шубки выглядели так, будто кто-то стряхнул на них кисть с зелёной краской. Зелёными искрами отблёскивали крылья сорок, зелёными были кисточки на ушках белок, и даже местные родственники палси щеголяли "попонами" в зелёную птичью лапку...
Большеглазые палси заинтересовали Ирсона не только с эстетической стороны. Ирсон был голоден. А они были вкусные. Поразмыслив немного, танай вернулся в импровизированный лагерь за трубой от фонтана. Ирсон взвесил её на ладони - узкая, лёгкая, гладкая. Разве что блестит чересчур ярко, но это дело поправимое. Вскоре он раздобыл всё, что надо - несколько длинных игл, пух репейника, пучок тонких прочных травинок. Осталось добавить пару капель яда из собственного клыка и можно идти охотиться.
Положив на плечо новорождённую духовую трубку, Ирсон углубился в лес. Танай старался шагать как можно тише, не прикасаться к ветвям, чтобы не распугать чуткие обеды и ужины. Учуяв заманчивый запах палси, он пригнулся и двинулся к залитой солнцем поляне, где, видимо, нежилось целое стадо. Вот они! Белые ноги с изящными копытцами, перламутровые раковины ушей, куцые хвостики с зелёной оторочкой. Ирсон плавно снял трубку с плеча, прицелился и... раздосадованно плюхнулся в траву - непонятно как заметив его, палси бросились врассыпную.
- Ничего, никуда не денетесь, я вас всё равно чую, - заявил танай, решительно поднимаясь.
После третьей неудачи самонадеянность его несколько поубавилась.
Эх, будь на его месте Талия, она наверняка смогла бы добыть им ужин. Ирсон вспомнил, насколько бесшумно умели ступать по земле её большие мягкие лапы, и не смог сдержать завистливого вздоха. Вот ведь счастливое дитя природы. Надоело быть избалованной горожанкой? Смени форму - и ты снова хищный зверь со всем набором охотничьих инстинктов, тренированными мышцами и острыми когтями.
Ирсон поймал себя на том, что рассуждает так, будто у него самого нет змеиной формы. А ведь она была - да ещё какая! В отличие от Талии ему даже не пришлось бы выслеживать добычу. Он просто залёг бы в кусточках, источая аромат, наиболее соблазнительный для намеченной жертвы, и добыча пришла бы сама. Ирсон сразил бы её одним молниеносным укусом, а затем стал бы упоительно медленно натягиваться на неё, ритмично сокращая мышцы своего мощного тела, расслабив челюсти, чтобы кости разошлись, пропуская голову, спину, ноги палси, пока прохладные копытца не задели бы на прощанье его влажное нёбо.
Увы, всё это могло произойти только в мечтах. Хотя, как все танаи, Ирсон и обладал змеиной формой, принимать её самостоятельно он не умел. Он превращался лишь пару раз, в далёком детстве, под руководством матери. Ох и перепугался же он тогда - стыдно вспомнить!.. Даром что Илшиаррис - гибкая, длинная, переливчато-белая - проворно скользила вокруг него, свиваясь от радости в перламутровые кольца, нежно касаясь сына изящной, словно инкрустированной жемчугом мордой.
Оставшись без рук и ног, он почувствовал себя связанным, беспомощным, жалким. Но сильнее всего ужаснула Ирсона невозможность моргать. Рези не было, он помнил, что глаза змей покрыты особой защитной плёнкой, но никак не мог успокоиться. В общем, Ирсону так и не удалось свыкнуться со змеиным телом. Огорчённой Илшиаррис пришлось запустить обратное превращение.
В последующие дни она раз за разом пыталась убедить сына, что он просто не распробовал прелести обладания змеиным телом. Мать даже откопала где-то на антресолях свои оставшиеся от первой линьки "наглазники" - похожие на выпуклые стёклышки от часов или медальона. И принесла их Ирсону: "Посмотри, какие твёрдые! Надёжнее всяких век..." Но Ирсон угрюмо воротил от плёнок нос и "перекидываться" отказывался. Через год Илшиаррис сдалась. И она, и отец стали вести себя так, будто Ирсон и не должен был учиться в кого-то превращаться - видимо, решили, что со временем природа всё равно возьмёт своё. Увы, гадская природа предпочла пойти окольным путём, повыскакивав на лице Ирсона россыпью чешуй (не прибавивших, кстати говоря, ему любви к змеям и змеиному).
Потом был Линдорг, где он старательно разыгрывал из себя чистокровного человека. Затем - кончина отца, после которой Ирсон стал невольно чураться всего танайского. Олух. "Вот и ходи теперь голодный! Инвалид с костылём и есть!" - мстительно прошипел самому себе Ирсон, вскидывая на плечо тёплую трубку. Однако возвращаться в лагерь не стал...
Закатное солнце залило лес малиновым киселём. Стрекотали сверчки. Тихо шипело жарящееся мясо, аккуратно разложенное на трофейных огненных камнях. Ирсон перевернул один из кусков и улыбнулся: на аппетитно-коричневой поверхности отпечатались вырезанные на булыжниках фигурки.
- Не пришла? - утирая губы, спросил Феразис, отлучавшийся к роднику.
- Нет, - ответил Ирсон.
В этот момент кусты раздвинулись, явив его взору понурую пантерью морду. Талия выглядела так, будто какой-то великан использовал её в качестве губки, чтобы перемыть целую гору посуды. Впрочем, завидев "расписное" мясо, госпожа ан Камиан заметно оживилась.
- Мы придумали, как заставить камни работать, а вот с жезлами ничего не вышло. Хоть костёр из них жги, - чувствуя себя как-то неловко, проговорил Ирсон. - Как ты?
- Как снаружи, так и внутри, - буркнула ан Камианка. - Один раз так драпанула оттуда, что забралась в какой-то бурелом колючий. Хорошо хоть в кошачьей форме.
Феразис смотрел на Талию с любопытством, но без намёка на участие.
Сделав в сторону илтейца характерное движенье задней лапой - словно закапывая нечто неприятное - ан Камианка повернулась к Ирсону и зубами схватила мясо с листа-тарелки, щекотно мазнув вибриссами по запястью таная. Устроив ужин между лапами, она несколько раз ласково лизнула его, а затем, видимо решив, что её причудливые кошачьи приличия соблюдены, вгрызлась в кусок всеми клыками.
Когда потребность в пище была удовлетворена, её место тут же заступила другая, назойливая-преназойливая - в личной гигиене. С ногами и кончиком хвоста Талия справилась вполне сносно, но когда дело дошло до украшенных россыпью семян собачника боков, ан Камианка жалобно заворчала. Смешно выставив язык, она клевала носом, пытаясь дотянуться до рёбер, но, в отличие от своей хозяйки, её усталый позвоночник наотрез отказывался прогибаться под требования чистоплотности. Промучившись с минуту, Талия нашла "компромисс" - сменила форму.
И тут её настиг новый удар судьбы.
- Надо было для этой тушки тоже что-нибудь оставить. Как-то не подумала я, - вздохнула Талия, погладив обиженно заурчавший живот.
- Труженикам ювелирно-пыточного фронта - двойной паёк, - широко улыбнулся Ирсон, протягивая ей припасённую как раз на этот случай порцию мяса. - А ещё им положена куча листьев повышенной комфортности - с пониженным содержанием муравьёв, клопов и прочих жужелиц.
Талия восторженно сложила ладони и скользнула вперёд, чтобы по-кошачьи потёреться щекой о щёку таная. Забрав у него жаркое, ан Камианка сразу же перебралась на сооружённую под цветущим кустом шелестящую постель.
- Змей-фуражир, - беззлобно хмыкнул Феразис.
- Гад родной и отец ползучий, - набив мясо за обе щёки, повысила Ирсона Талия.
- Ты всё-таки расскажи, дочь моя, как прошёл твой первый рабочий день. А то, может, зря тебя кормим. Не опозорила ли ты фамилию?
- Нет, - слизывая жир с пальцев, решительно тряхнула головой ан Камианка. - Я пока только сортирую материал, но... но я уже научилась с ним справляться. Насколько это возможно... Иногда жалеешь, что твой мозг - не желудок и его не может стошнить, какой бы гадостью ты его ни набила.
- Что именно там, внутри этих символов?
- Всё, как сказал Домоправитель. Моменты страданий, сомнений, ярости, разочарования. Сокровища для истинного ценителя. Но, видно, я не настолько всеядная, как другие ан Камианы. Мне не нравится чувствовать плохое.
Талия выудила из кучи листьев непонятно как затесавшуюся туда ветку какого-то хвойного дерева - редкие ряды толстых бирюзовых игл на бежевой "ручке". Обломав лишние "зубья", ан Камианка мгновение полюбовалась чудесно обретённой гребёнкой и принялась вычёсывать остатки пуха из своих всклокоченных волос.
- Истории очень разные, - продолжала она. - Кто-то потерял близкое существо, и это заставило его утратить веру. Кто-то узнал, что его бог не создатель и властелин Вселенной, а всего лишь одно из многих божеств. Кто-то - что этот самый бог вышел из простых смертных, что это вообще возможно - смертному стать богом. Что боги зависят от своих поклонников... пьют и едят веру как бабочки нектар, и на какие подлые манипуляции они готовы пойти ради этого нектара.
Руки и язык плохо слушались Талию. Она была как пьяная - не то от усталости, не то от сытости, не то от переполнявшего её чужого горя.
- И про двуличие жрецов там тоже очень много. Про искажение истинного смысла учений, жадность, похоть, ложь. Целые моря лжи... Водохранилища... Лжехранилища... Жалко всех невозможно. Столько боли...
Талия пробовала что-то ещё говорить, но получалось у неё из рук вон плохо. Она то и дело сбивалась с мысли, путалась в падежах, глотала окончания слов как сдерживаемые слёзы. Ирсон и Феразис ещё совещались вполголоса - не будет ли безопаснее развести на ночь настоящий костёр, а она уже спала. В лунном свете её белые запястья казались тонкими до прозрачности.
Ирсону понравилось быть отцом семейства - добытчиком и защитником. Почти каждое утро он уходил на охоту, вечерами радуя своего тунеядца-сынка и труженицу-дочку новыми видами дичи. Он сумел уберечь их от страшной напасти - звенящих зелёных туч местного комарья. Путь к избавлению открылся Ирсону как-то спонтанно, экспромтом.
Вернувшись от родника, танай смотрел, как Талия и Феразис соревнуются в ловле кровососущих мошек. Илтеец делал это пальцами, тщательно растирая каждого поверженного врага в травянистую кашицу. Талия - видимо давая ему фору - хватала комаров пастью, проворно вертясь на месте и то и дело подпрыгивая. Порадовавшись, что у ан Камианка достаёт сил на такие шалости, Ирсон и сам решил подурачиться. Резко дёрнувшись вправо, он клацнул зубами и обнаружил, что поймал! Талия даже сменила форму, чтобы поаплодировать.
- Тридцать. Ты проиграла, - возвестил Феразис, коварно воспользовавшийся её бурной эмоциональной реакцией.
- Так нечестно! - возмутилась алайка.
- Я тебя не отвлекал. Ты сама была недостаточно собрана, - возразил Феразис... и пошло-поехало.
Они ещё долго весело собачились, незаметно для себя вернувшись к прежнему занятию, правда, уже не в рамках соревнования, а из чувства самосохранения - ряды гнуса хоть и поредели, но натиск оставался силён... Всё это прошло как-то мимо Ирсона. Его вниманием безраздельно завладел пойманный комар. Танай невольно прижал его языком к каналу в клыке. В голове привычно зароились образы веществ, способных оказать на разжеванного подопытного то или иное воздействие. Эх, будь у Ирсона доступ в самую завалященькую лабораторию, он тут же сварганил бы состав, который мигом разогнал бы всю эту звеняще-кровососущую компанию... Но танай недолго тосковал по своим ретортам и мензуркам. Произошло странное. Он вдруг осознал, что способен сотворить нужное снадобье в себе, из себя, не нуждаясь ни в каком сырье и аппаратуре.
- Дайте мне... какую-нибудь ёмкость, скорее! - не открывая глаз, чтобы не спугнуть ненароком это волшебное чувство, попросил танай.
- Где ж мы тебе её возьмём? - прозвучал растерянный голос Талии; впрочем, ан Камианка тут же нашлась: - Вот! У Феразиса на штанах есть преотличная бляха.
- У Феразиса есть. Только зачем ему её тебе отдавать? - спросил илтеец.
- Чтобы Феразиса не съели заживо голодные мошки, - едва шевеля губами, проговорил Ирсон.
- Феразис неплохо отгоняет их взмахами своих мощных крыльев.
Тут Ирсона обдало лёгким ветерком - видимо, илтеец продемонстрировал, как именно Феразис повергает членистоногих врагов в бегство.
- Особенно хорошо он справляется с этим во сне. Именно поэтому каждое утро господин Феразис просыпается бородавчатым, как жаба, - пропела Талия. - Мне-то что - я клубочком свернусь, нос в подбрюшье спрячу, и фиг они найдут, куда меня кусать. А у Феразиса форма одна, хоть и величественно крылатая.
Послышался звук расстёгиваемой пряжки, какая-то возня, и наконец голос Талии раздался совсем рядом с танаем:
- Вот она. Я проверила, дырок нет.
- Подставь мне её под клык, - попросил Ирсон, чуть приоткрыв глаза.
-Никогда не доила змей. Это так волнительно! - воскликнула ан Камианка, глядя, как в импровизированную плошку стекает тонкая струйка мутноватой жидкости. - Может, мне надо тебе на голову как-то надавить? Нет? Это хорошо... А что мы будем делать с этой штукой?
- В первую очередь мы не будем пробовать её на вкус, - строго помыслил танай.
- Вот так всегда, - вздохнула Талия, заботливо собирая с его клыка последние капли.
- Нужно будет включить один из камней на малый жар и поставить эту чашку сверху, чтобы зелье испарялось, но не слишком быстро, - уже вслух сказал Ирсон, растерянно потирая затылок.
Талия убежала выполнять распоряжение, а он так и застыл на месте. Плеваться ядом он умел с детства - как всякий танай. Но менять состав своего яда, подстраивать его под конкретную цель - такое Ирсон почитал лежащим за гранью своих возможностей. Создание комариной отравы потрясло его до глубины души. Именно так - до глубины души. Вроде бы мелочь, безделица, но эта безделица позволила ему разыскать, нащупать в своей душе нечто гораздо большее. Что-то очень важное, глубокое, подлинно танайское. Что-то такое, о чём Ирсон давно забыл и о чём тосковал, сам того не замечая, что почти иссохло, атрофировалось благодаря его отвержению, но теперь мало-помалу начинало возвращаться к жизни. И это было так прекрасно, что Ирсон чуть не заплакал.
Ему вдруг жгуче захотелось сменить форму, чтобы упрочить, закрепить связь с самим собой. Но ничего не вышло. "Пока не вышло", - решил Ирсон и с тех пор каждый день уделял несколько часов своеобразной медитации. Лёжа между корнями старой сосны в позе эмбриона, он представлял себя лоснящимся зеленовато-чёрным питоном. Могучим мудрым змеем с плоской узорчатой мордой, теплочувствительными ямками на щеках и влажным раздвоенным языком.
Увы, ничего не вышло. Превращение удавалось Ирсону только во сне (в который танай частенько сползал, разомлев в кружевной тени).
Впрочем, однажды ему удалось и наяву проявить себя ядовитым гадом. Возвращаясь в лагерь по вечерней прохладе, танай приметил роскошную сливу. Если все её товарки, послушно играя в вечную весну, цвели, но не плодоносили, эта раскидистая красотка так и гнулась к земле под весом соблазнительных плодов.
Ирсон деловито стянул рубашку, связал её рукава и отправился на сбор урожая. Мягкие закатные лучи сверкали сквозь листву, бархатистые фиолетовые сливы одна за другой падали в импровизированный мешок, танай насвистывал какой-то бодрый мотивчик... В следующий момент Ирсон горько пожалел, что отнёсся к рассказу Талии о напавшем на неё дереве с недостаточной серьёзностью.
Ствол сливы вдруг треснул посредине, обнажив густо-лиловую сердцевину и выпустив на волю длиннющий язык. Ирсон не успел опомниться, как щупальце обвило его поднятую руку, мигом раздробив предплечье. Быстро поняв, что руку ему никак не вывернуть, Ирсон не придумал ничего лучше, чем укусить дерево за язык... К счастью, яд подействовал мгновенно. Ирсон освободился.
- Вот же мангустова какашка, - прошипел танай.
Его левая рука висела как плеть, хорошо хоть все переломы были закрытыми. Кривясь от боли, Ирсон из принципа насобирал полную рубашку слив и только потом поковылял к лагерю.
По счастью, Талия в тот день вернулась пораньше да и выглядела вполне бодро, так что Ирсон без особых угрызений совести предоставил ей складывать головоломку из осколков его костей. Это оказалось ничуть не больно, даже не щекотно, а... чрезвычайно интересно. Будто он наблюдал за жизнью каких-то экзотических насекомых, только не зрительно, а исключительно благодаря осязанию. Ирсон даже зажмурился, чтобы полнее насладиться процессом.
Когда же Талия выпустила его руку, и Ирсон открыл глаза, чтобы поблагодарить её, он с огорчением увидел, что ан Камианка побледнела и глаза у неё тусклые и какие-то пустые.
- Извини, что подбавил тебе работы, - сочувственно сказал танай.
- Что? - не сразу поняла Талия. - Да нет. Дело не в твоей руке. Дело в том, чего я там насмотрелась. - Она качнула головой в сторону рощи Отринутых символов. - Им так больно, так страшно. Я никогда не заглядывала так глубоко. Мне так их жалко, так жаль Инона, так жаль!..
- Не переживай так, пожалуйста! - почти взмолился Ирсон.
- Да как я могу не п... - Талия схватила себя за кончик носа и вдруг заявила: - Думаю, мне это только на пользу. Я не смогла бы написать на Стене... то, что на ней следовало написать.
- Я не понимаю тебя, Талия. Совсем. И не понимаю, почему эта Стена пустила тебя сюда, - с расстановкой проговорил Ирсон. - В чём была твоя ошибка? Ты сделала, что могла. Не в чем тебе тут себя винить. Ты и так терпела от него то, чего я бы, например, в жизни не стерпел.
- И к чему это привело?
- Ты сама знаешь.
- Знаю. И в глубине души знала с самого начала - в том-то и дело. - Она криво усмехнулась. - Возмущение и обида ослепили меня. Я не спорю, в отношении многих других жрецов Веиндора они были оправданны. Милосердники закрыли мою газету, угрожали моей матери. Но Инон... он пытался измениться. Ему было больно, но он пытался в меру своих сил. А я, вместо того чтобы помочь ему, сделать скидку на его состояние, решила - сама того не осознавая - отыграться на нём за проступки всех его... коллег. Инон не из тех, кому полезно дать время позаблуждаться. Он сам в себя не придёт. Если его не одёргивать, не отрезвлять, у него всё идёт по нарастающей. И если бы я действительно хотела, чтобы Инон одумался, я вела бы себя совсем по-другому. Я могла поговорить с ним честно, открыто, помочь ему увидеть, как всё то, чем я обладаю, может пригодиться нашему общему делу, что именно мои "недостатки" делают меня незаменимой.
- Разве ты этого не делала?
- Формально - да. Но я... была не собой во время этих разговоров. Я разыгрывала из себя пай-девочку, всю такую кроткую, корректную, бескорыстную. Я ни разу не высказала ему: "Эй, Инон, тебе не надоело хамить мне напропалую? Да, алаи хитрые, коварные, пронырливые и наглые, когда чувствуют, что должны сказать то, что другие никогда не скажут. И, так уж сложилась жизнь, что вашей чопорной компашке сейчас никак не обойтись без всего этого супового набора". Я чуяла, что моя фальшь, эта игра на публику взбесит его как ничто иное и, желая меня разоблачить, он во всей красе явит миру своё гнусное шовинистическое мурло. Это и было моим подспудным желанием - чтобы все увидели, что скрывается под всеми их элиданскими благочестием и благовоспитанностью. Я не переубедить его хотела, а... вынудить опозориться с шумом и треском, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что Инон и иже с ним не правы, а я, миленькая кисочка-лапочка, права. Чтобы они были посрамлены, унижены за своё высокомерие...
- Вывести их на чистую воду - достойная цель, - влез в разговор Феразис. - Обнажить чужую ошибку даже приятнее, чем обнажить чужую жену. А уж насколько полезнее...
- Ваша милость прикрыла бы себе ушки крылышками да почивала бы мирно. Непоцарапанная да непокусанная, - процедила Талия.
Илтеец хохотнул и перевернулся на другой бок.
- Слушай, но ведь он прав, - горячо зашептал Ирсон. - Благодаря тому что ты не мешала Инону катиться по наклонной, он наглядно продемонстрировал, куда заводит существ узость взглядов. Он предал друзей, наплевал на своё служение Бесконечному, был готов воевать против всех и вся, не разделяющих его взглядов. Да он и самого Веиндора объявил бы лишившимся ума, если бы тот высказался поперёк своего зарвавшегося жречества! Он сдружился с врагами Милосердного и, узнав о том, что его главная гуру - просто озлобленная брошенная тётка, он не стиснул зубы и побежал исправлять свою ошибку - нет! Он взял и умер. Молодец просто! Хоть в рамочку на стенку вешай. Пусть другие полюбуются и, возможно, пересмотрят что-то в своей жизни...
Талия мягко коснулась его руки.
- Ирсон, я понимаю, как это ценно. Но... не всё так просто. Тут не один Инон "молодец". Если я хочу служить наэй, я должна быть во многом ему подобна. Быть выше...
- Талия! Только не говори мне, что ты вознамерилась обрасти серебряной чешуёй и отрастить себе призрачные крылья! Ни одна кошка Аласаис никогда не сможет отказаться от способности чувствовать. И не должна.
- Речь не об отказе. Речь о расстановке приоритетов. Веиндор тут плохой пример, ему никогда не приходилось выбирать между собственными... мимолётными желаниями и глубокими устремлениями. У него элементарно ни того, ни другого нету.
- Тогда давай возьмём Аласаис. Уж кто-кто, а она редко отказывала себе в сведении счётов. Все помнят, как она поцапалась с Лайнаэн из-за своего томного эльфийского любовника. И при этом она - наэй.
- Томного эльфийского любовника и его народ она защитила бы, даже если бы никаких шашней с ним не имела. А вот на сторону Лайнаэн она бы не встала, даже если бы проводила с ней самые сладкие ночи в своей жизни. Понимаешь? И дело не в том, что она такая жертвенная и ответственная. Нет. Дело в том, что она сначала подумает, прислушается к себе и Бесконечному и только потом совершит тот или иной шаг. Один разговор, если бы я спокойно, осознанно приняла решение именно на примере Инона показать народу, что милосердникам остался всего один шаг до прямого нарушения законов Бесконечного, а потом уж... наслаждалась процессом. Но всё было не так... Я надулась, как котёнок на сбежавшего таракана. Я жаждала мести и мало задумывалась о последствиях - хотя бы о том, что станется с нашей законотворческой деятельностью, если Инон слетит с катушек. Стоит ли миг торжества загубленного дела - дела, нужного и мне самой, и множеству существ в Бесконечном? Что мне важнее - сохранить Инона как соратника или же превратить его в... пугало? И это его, единственного, кто хоть как-то пытался защищать меня и мои идеи от настоящих, безнадёжных элиданских пугал! Не я милостиво позволила своему гневу жить потому, что сочла его отличным подспорьем в некоем задуманном предприятии, а он владел всеми моими печёнками и селезёнками. Я смаковала Инонову ярость... Словно раз за разом откусывала по пряному кусочку от стручка красного перца. Это очень, очень скверно. Если не придушить эту дрянь - эту расхлябанность, бездумность - вовремя, она расползётся по душе, как плесень по горбушке. И место мне тогда в помойке зловонной, а не... в более приятных местах.
- Тебе не кажется, что ты слишком много на себя берёшь? Так можно договориться до того, что в ограблении виноват не вор, а тот, кто имел неосторожность ходить по городу с незачарованным кошельком. Или - что в изнасиловании виновата дама, надевшая слишком открытое платье. А что - ходит и провоцирует! - развязно потянул себя за ворот Ирсон.
- Не передёргивай. В твоих примерах всё ясно - есть жертва, не сделавшая ничего противоправного, и есть преступник, агрессор...
- А в твоём, значит, нет? Ходить с вырезом до пупа - можно, а вести себя естественно во всём остальном - нельзя? - возмущённо перебил её Ирсон. - Инон и жрецы начали первыми. Они попытались отнять у тебя твой Путь, угрожали тебе и Аэлле. Помнишь, ты сама говорила, что они посадили тебя в мешок, который калечит твои мысли? И вот результат - ты воспылала справедливым гневом и выразила его... перекорёженным образом, ошиблась мишенью. Всё вполне закономерно. Виток за витком. Сами виноваты.
- Я и не спорю, - устало зевнула Талия. - Но я сейчас стараюсь не зацикливаться на том, кто виноват, а думать в направлении "что можно сделать". Как можно было разорвать этот круг? Я ведь тоже не находилась под телепатическим воздействием. Что можно было сделать, чтобы Инон стал нашим союзником, а не врагом? Чтобы он сдал этих заговорщиков властям, а не сбежал с ними? Чтобы он не умер, наконец, а мы не сидели здесь - без сапог и магии.
- В твоих словах есть резон, - нехотя признал Ирсон.
- Вот. Я ужасно рада, что смогла хоть чуть-чуть разобраться в этом. Что это место помогло мне разобраться, - уточнила Талия, благодарно похлопав ладонью по кочке.
Ан Камианка потянулась за очередным куском мяса и с аппетитом впилась в него острыми зубами.
- У-у, Ирсон, останется твоими стараниями Талия без талии...
Прошло два дня. На утро третьего Ирсона разбудил запах жареной рыбы. Над кучкой огненных камней сосредоточенно колдовала Талия - аккуратно причёсанная и обутая в новёхонькие сапоги.
- Ты ограбила парикмахера? - приподнявшись на локте, спросил танай.
- Я уболтала домоправителя скостить мне срок общественных работ, - кинув в него стебельком мяты, улыбнулась ан Камианка.
- Ка-ак? - совместил вопрос с зевком Феразис.
- Скрутила его в бараний рог, а потом напялила ему на башку осиное гнездо - и он как-то сразу разрешил нам откланяться, - переворачивая рыбу, пропела Талия.
- Твой язык однажды доведёт тебя... - начал было Ирсон, но осёкся, не в силах вообразить, до чего ещё может довести Талию её длинный язык: в Бездне она уже была, у Стены - тоже.
Пока Ирсон пытался растолкать свою дрыхнущую фантазию, ан Камианка успела разложить дожаренную рыбу по широким глянцевым листьям, украсить её мятой и полить душистым ягодным соком.
Она выглядела довольной и очень... умиротворённой.
- Ох! Ты поседела! - вдруг заметил Ирсон.
Талия нахмурилась и, за неимением зеркала, бесцеремонно влезла в голову таная, чтобы взглянуть на себя его глазами.
- Тьфу на тебя! Поседела... Просто волосы у корней отросли - я же крашеная. Мы, Аэллины дочери, мастью все в мать. В том, что касается волос и кожи - уж точно. В остальном есть мелкие расхождения. Лаа у нас дылда, Фелитея - толстушка, а я так и вовсе плоская шутка природы, - проведя ладонями по груди, притворно вздохнула Талия.
- Хорошо хоть не бородатая, - поддел Феразис.
В общем, последний завтрак в окрестностях Дома Чужих Ошибок прошёл в самой дружеской и непринуждённой атмосфере.
А затем, собрав свои нехитрые пожитки (к которым милостью Домоправителя добавилась пара фляг), танай, алайка и илтеец покинули гостеприимную поляну.
- Ну, господин Феразис, веди нас, куда там тебе положено, - с поклоном сказала Талия.
Илтеец кивнул в ответ и уверенно двинулся через лес.