Редакция вторая, дополненная, исправленная и высочайше одобренная патриархом Селорном.
7. ВЕЛИКИЙ БАРЬЕР
- Каждому самозваному благодетелю, каковому вздумалось перевернуть чей-то мир вверх лапами, неплохо было бы для начала поинтересоваться у его обитателей - а охота ли им жить с люстрой на полу и ванной на потолке?
Из лекции Эллиса ан Темиара
Короткая ночь миновала. Начинало светать, но тени были ещё достаточно густыми, чтобы укрыть алая, ищущего в них убежища от посторонних глаз. Анар серым призраком скользил от одной колонны к другой, прятался за статуями-инвалидами, потерявшими в битве со временем кто руку, кто хвост, кто раззолоченное ухо. Переводя дух после бешеной гонки, он приникал к стволам древних деревьев... таким тёплым, мощным и недобрым с виду, что казалось - под корой их бежит не сладковатый сок, а густая солёная кровь, высосанная ими из мириад благочестивых покойников. Анар улыбнулся этому жутковатому видению - чего только не рождалось на ниве его буйной фантазии, когда ей случалось быть удобренной чарами страха! А ими здесь был пропитан каждый камень - матушка постаралась во времена своей молодости...
Он не позволял себе думать об Аниаллу: сейчас главным было выбраться с запретной территории незамеченным, а этому могла помешать любая мысль, на секунду ослабившая его бдительность. Анар крался вперёд, внимая голосу своих обострившихся чувств и сосредоточив все силы на поиске безопасного пути.
Через несколько минут он успешно покинул пределы храмового комплекса и нырнул в густую зелень леса. Тут он знал каждую тропку, каждое дерево. Анар часто гулял здесь - это был единственный в Руале "неокультуренный" лес, дерзко-неопрятный, тёмный, густой и шумный. Забравшись поглубже во влажную чащу, Анар остановился и присел на замшелый ствол поваленного дерева. Ему никак не удавалось избавиться от ощущения, что от него ускользнуло нечто очень важное. Он раз за разом прокручивал в голове свой разговор с тал сианай и всё не мог истолковать некоторые эмоции, ясно читавшиеся тогда на её выразительном лице. В первую очередь её замешательство при виде заживающих ран - сначала своих, потом нанесённых ему. Анару казалось, что во всей этой сцене был какой-то скрытый смысл, но всего его воображения не хватало, чтобы уяснить, какой именно.
Возможно, разгадать тайну её смущения Анару мешало смущение собственное - мысли его с мучительным стыдом возвращались к первым минутам их встречи, когда он так вдохновенно изобличал в Аниаллу пособницу своей матери: "... отличное лицо... актриса ты отменная - сказать так много одним взглядом, ни разу не испытав того, что изображаешь... встречи перерастут в свидания...". Олух! От стыда у Анара горел нос и подушки лап, он садился, вставал, переминался с лапы на лапу. А ведь она действительно тревожилась за него, он и в самом деле был ей дорог. Дорог тал сианай! Дорог... ей самой. Немыслимо... и до одури приятно.
Анар просидел в лесу больше часа, прилизывая свою всклокоченную шерсть и растрёпанные мысли. А потом, надев на морду величественно-равнодушную маску, направился к дому.
Он не спеша поднялся по ступеням прогулочной дорожки, длинным серым языком врезавшейся в лес. Охлаждаемые магией камни приятно остужали его пылающие лапы. Небо затянуло пеленой облаков, и волшебные огни фонарей таяли в бледном, рассеянном свете утра, как кусочки цветного сахара в молоке. Дорожка упёрлась в маленькую треугольную часовню. На её обращённой к лесу стене Аласаис, склонясь над колыбелью котёнка, как пушинку сдувала с ладони крошечный янтарный шарик. Это было собственное произведение Анара - "Аласаис умиляется рождению Освободителя и вдохновляет его на создание Барьера". Алай скользнул по нему взглядом, и тут неверное освещение сыграло с ним шутку: ему померещилось, что в величественных чертах богини есть что-то от Аниаллу.
Возможно, это и действительно было так - иначе почему Амиалис настолько люто возненавидела именно эту фреску? Конечно, она была нарисована в нарушение всех правил, но этого всё-таки маловато, чтобы вызвать такую бурю негодования. Слава Аласаис, Анар догадался уговорить одного из жрецов освятить своё произведение до того, как показал его матери. Сколоть изображение богини, на которое уже снизошёл дух Её, та не решилась. Единственное, что Амиалис смогла предпринять - это заставить магов повернуть часовню "испорченной" стеной к лесу, куда редко заглядывал кто-нибудь, кроме её богохульника-сына.
Анар старался как можно реже выбираться в город. Руал был выстроен с поистине царским размахом, как гротескный монумент грозному величию Аласаис и возлюбленных детей её. Толстые стены храмов возносились на головокружительную высоту; исполинские статуи нависали над улицами, и негде было укрыться от их тяжёлых взглядов; необъятные колонны теснились в полутёмных дворах-колодцах, где никогда не рассеивался дым курильниц. Пропитавшиеся им бритоголовые и бритоухие жрецы плавали в этом красноватом мареве, как бледные ягоды гугу в томатном супе, но, несмотря на свой комичный облик, нагоняли на Анара ледяную, мертвящую тоску.
Давящую эту атмосферу не могли разрядить ни барельефы, ни богатые вышивки, ни яркие росписи. Все они были выполнены в соответствии со священным каноном, в строго определённой палитре. Да и сюжеты из раза в раз повторялись: "Первое жертвоприношение", "Аласаис, повергающая в прах идолов", "Аласаис, скорбящая о Руале" и, конечно, анарова любимая раскоряка - "Аласаис в облике Матери Всех Кошек, попирающая лапами Слабость, Безверие, Непослушание и Непочтительность". На его вкус, всей этой тщеславной выставке смерть как не хватало живости, выдумки, игры оттенков, не хватало полутонов... как, впрочем, и местной жизни в целом.
Но сегодня Анар скользил взглядом по треугольным, как кошачьи глаза, окнам храмов и чувствовал восхитительную отстранённость от кипевшей за ними кутерьмы. Он больше не был её частью. Она мало трогала его. Анару казалось, что он лениво перелистывает страницы зачитанной до дыр книги с множеством однообразных иллюстраций на руалские мотивы.
Вот котёнок-подросток важно шествует на своих непропорционально длинных лапах, он высоко задрал острую мордочку с зажатым в зубах священным кольцом и презрительно косит глазом на менее удачливых сверстников. Вот какой-то расфуфыренный кот провожает свою даму к месту службы. Только что он расточал ей комплименты, а сейчас, стоило дверям очередного храма захлопнуться за ней, так и впился в них ненавидящим взглядом (впрочем, не забывая при этом бормотать положенные извинения Аласаис за то, что приблизился к "благословенному дому её", а поклониться не зашёл). Через окно того же храма виден бритоухий жрец, распластавшийся на зеркальных плитах. Непомерно длинный хвост его неестественно извивается, складываясь в священные символы...
"Как червяк на крючке", - подумал Анар; его замутило, и он поспешил отвернуться.
Здесь его ждала комическая сценка: горбоносый раб вопросительным знаком склонился над миской с молоком, в которой барахтался здоровенный усатый жук. Лицо раба застыло в маске мучительного напряжения мысли. Ещё бы - привыкший к бездумной жизни, он в кои-то веки должен принять самостоятельное решение. Заметив наблюдающего за ним Анара, раб окончательно перепугался. Он упал на колени, согнувшись до самой земли. Его лысая татуированная голова походила на булку, облитую сахарной глазурью.
- И чем же тебя так расстроила эта миска? - приняв двуногий облик, полюбопытствовал Анар.
- В ней жук, господин. А я не смею достать его. Мои пальцы осквернят молоко, и ложка, побывав в моих руках, тоже осквернит его. И никому не дозволено выливать молоко... - от волнения у раба начался нервный тик. Анар мог бы поклясться, что сейчас он мысленно стенает, как же это мудромордые создатели Кодекса забыли прописать, какое из двух зол он должен выбрать в данном случае.
- Пренеприятная дилемма. Но ты же как-то наполняешь эти миски, верно?
- Да, господин. Я удостоился чести прислуживать четвероногим котам этого храма.
- А как именно ты наполняешь эти миски?
- Я с молитвой беру священный кувшин, - раб указал на ряд сосудов с широким горлом, выстроившихся под навесом вдоль стены храма; одни были полны молока, другие - уже пусты. - В благоговении склоняюсь над миской, наполняю её...
- То есть то, что ты держал в руках кувшин, не делает его осквернённым? - многозначительно спросил Анар. - Молоко в нём не теряет своей чистоты?
- Нет, господин. Кувшины освящают особым образом, - с готовностью ответил раб.
- Теперь подумай, как ты мог бы использовать это, чтобы справиться с жуком.
- Господин? - жалобно переспросил раб.
- Думай! - велел Анар. С тем же успехом он мог бы приказать табуретке взлететь...
Жертва импровизированного экзамена покорно склонила голову. Не прошло и пары минут, как руки раба затряслись, а кадык заходил вверх-вниз. Анар решил смилостивиться.
- А что если ты возьмёшь пустой кувшин и зачерпнёшь им жука?
Раб подумал с минуту, потом лицо его осветилось подлинным счастьем.
- Поистине, сама Аласаис вложила в твою голову эту мудрость, господин мой! - закудахтал он, восторженно кланяясь своему благодетелю.
Анар скрипнул зубами. Отпущенный его кивком раб бросился за кувшином.
"Безнадёжны", - в какой уже раз за триста лет своих руалских мытарств, пробормотал Анар.
Неспособность рабов (да что там - и многих алаев) думать самостоятельно - даже под страхом наказания! - пугала его. Безусловно, среди рабов были тугодумы и откровенные глупцы. Но к таковым можно было отнести меньше четверти неалаев. А остальные?
Долгое время Анара преследовала мысль, что здесь кроется какая-то гнусная тайна, что все эти господа "творцы-Кодекса-знали-как-лучше" намеренно искалечены, превращены в удобные инструменты, послушные руке власть имущих. Он повсюду искал следы заговора жрецов, наблюдал за жизнью рабов - с самого их рождения и до смерти, и нигде не находил ничего подозрительного.
Никто не воздействовал на их психику - ни магически, ни используя преображающую силу духа кошки. Никто не прикасался к их мозгу. Воспитание маленьких рабов тоже трудно было назвать жёстким. Родителям почти не приходилось наказывать их. Малыши с радостью выполняли свои нехитрые обязанности и как губки впитывали правила жизни в Руале - с готовностью... и даже с какой-то странной жадностью. Словно спешили заполнить пугавшую их пустоту в собственных головках. Другого способа сделать это, кроме как спросив у старших, они не знали. Или, вернее, не хотели знать.
Постигать что-то самостоятельно, в чём-то разбираться, а уж тем более что-то придумывать - казалось им делом неприятным, ненужным, даже противоестественным. Когда Анар предлагал им включить фантазию, дети плакали, взрослые впадали в ступор. Вид у них был, как у кошек, которым приказали прыгнуть в холодный бассейн. Даже хуже - как у кошек, не умеющих плавать... И это притом, что Анар как мог поощрял в своих слугах инициативу и вовсе не наказывал их за промахи!
Однажды он предпринял попытку обучить детей рабов математике. Попытку до определённой степени удачную - его подопечные быстро схватывали способы решения задач и накрепко их запоминали. Однако... однако, если поставленную задачу нельзя было решить по шаблону, они неминуемо терялись и бежали к Анару за советом.
Точно также дело обстояло и с художественным творчеством. Дети обожали срисовывать, раскрашивать, но не могли придумать собственный узор. Анар знал только два исключения из этого правила - раба одной из своих прежних пассий, сочинявшего простенькие мелодии, которые потом насвистывала половина руалских слуг; и собственного раба Када, вырезавшего портреты своих подружек на осколках камней. Странно, что в остальном и один, и другой ничуть не отличались от своих собратьев, даже более того - были ревнителями строгого соблюдения правил и испытывали к Кодексу прямо-таки фетишистскую страсть.
Но Анар не сдавался. Был случай, когда он предложил одной из служанок - женщине средних лет, смышлёной и живой - придумать, какой бы она хотела видеть свою свадьбу... Рабыня бухнулась на колени и залилась слезами, вопрошая, чем же она так прогневила его, раз он не считает её достойной традиционной церемонии. А когда он объяснил, что его предложение - награда, а не наказание, взмолилась не взваливать на её плечи эту непомерную ношу... Ношу... слишком много неопределённости, слишком много... свободы.
Увы, её счастье было в другом. Анар годами ломал голову, как может неглупое существо получать массу удовольствия от самой тупой, нудной работы, где нет ни пяди места для самовыражения?! Разложив на хозяйской тарелке еду в точном соответствии с каноном, не прибавив от себя ни единого листика укропа, она испытывала не меньшее удовлетворение, чем он сам, успешно опробовав свежепридуманное заклинание.
Неужели разгадка крылась в том, что у неё и вправду не было никакого "само", чтобы его выражать? Но как такое может быть?..
Вдруг небо над Руалом озарила серия синих вспышек. Всё ярче, ярче и ярче. Анару не нужно было объяснять смысл этой иллюминации - душа кого-то из высших аристократов отлетела в Бриаэллар. Так и есть - тонкую кисею облаков прочертила вертикальная стежка кошачьих следов - чёрных, окружённых сапфирно-синим ореолом.
- Зараза! - прошипел Анар, отступая в треугольную тень куста.
Если кто-нибудь из родни заметит его, он будет обязан тащиться в храм Вознесения. И не известно, сколько там проторчит.
Прокравшись вдоль стены беседки, Анар бросился бежать. Он нёсся по изнанке Руала, петлял старинными переулками, кривыми, как логика бюрократа, и узкими, как кругозор религиозного фанатика. Наконец впереди показался его собственный дом. Как и все дворцы руалских аристократов, его укутывали десятки магических щитов - точь-в-точь как капустные листья кочерыжку. Беспрепятственно миновав их, алай вбежал на задний двор и нырнул в крошечную часовню Аласаис, предназначенную для удовлетворения духовных нужд слуг. Тут никто не осмелится его побеспокоить - личное общение с богиней не менее важно, чем оплакивание усопших родственников.
Он принял кошачью форму, почтительно растянулся у ног Матери Всех Кошек, смиренно опустил голову на лапы... и уснул крепким сном самодовольного, ускользнувшего от наказания богохульника.
***
Вечером того же дня Анар без особых приключений добрался до "логова Когтя Карающего". Едва войдя в зал, он заметил какое-то движение - за колонной, у которой были сложены вещи и книги Аниаллу, мелькнула тень. Это явно была не тал сианай. Он принюхался - в воздухе отчётливо чувствовался чужой запах, но Анар не знал, что за существо могло его издавать. Не животное, не алай, не эльф, не человек. Это было нечто иное, с чем Анар никогда прежде не сталкивался, а значит, не знал, чего от него ожидать.
Опустив капюшон и запахнув полы тёмного плаща, он бесшумно продвигался вперед в густой тени, отбрасываемой колонной. Подобравшись на достаточное расстояние, Анар сделал несколько шагов вбок и, рискуя обнаружить свое присутствие, вышел на свет, чтобы разглядеть неведомую тварь. Одетая во что-то серебристо поблёскивающее, она деловито рылась в бумагах Аниаллу. Существо так и не заметило Анара, который, вернувшись в тень колонны, крадучись приближался к нему. Запустив тонкую лапку в рюкзак тал сианай, оно извлекло на свет небольшой пузырёк и стало обнюхивать его, жадно втягивая воздух большими ноздрями.
Эта тщедушная тварь с тонкими лапами, похожими на узловатые тёмные ветви, и длинными, несомненно сильными и ловкими пальцами, более всего походила на нгуу. О злобном и жестоком характере этих существ Анар читал в одной из контрабандных книг о забарьерной жизни. В ней говорилось о походе отряда искателей приключений по лесам Энхиарга в поисках одной древней реликвии.
Нгуу ещё раз глубоко вдохнул исходящий из пузырька запах и блаженно прикрыл большие глаза. Воспользовавшись моментом, Анар резко оторвался от пола и одним стремительным прыжком оказался рядом с ним. Опасаясь забрызгать все вокруг кровью, которая, в его представлении, могла оказаться весьма зловонной, алай схватил нгуу за тонкое горло, собираясь задушить. Но не успел он сжать пальцы, как тот истошно завопил. Звук был таким резким, что Анар чуть было не выронил проклятую тварь.
Аниаллу, мирно спящая тёплым клубком в меховых недрах спального мешка, пробудилась от этого душераздирающего крика. Мысленно выругав себя за непредусмотрительность, она чёрной молнией выскочила из уютной норки и, на ходу приняв двуногий облик, бросилась к Анару.
- Жрецы лишили тебя последнего разума? Отпусти его! - приказала она, оказавшись рядом с оглушённым воплем алаем.
- Но это же нгуу! - возмутился Анар, от удивления забывший, что спорить с тал сианай, пусть и необычайно милостивой, не стоит.
- Сам ты нгуу, вон и уши у тебя чёрные при светлой морде, - по-кошачьи наморщив нос, фыркнула встрёпанная Аниаллу; она каким-то неуловимым движением разжала пальцы Анара и выхватила полузадушенное существо из его рук.
- Какой же это нгуу, - пробормотала сианай, укладывая тщедушное создание на край своего спальника.
Ощупав шею "нгуу" и, видимо, убедившись, что ничего особенно ужасного с ним не произошло, она заметно успокоилась.
- А кто это тогда? - растерянно спросил Анар.
Теперь он смог рассмотреть необычное одеяние "нгуу" - оно состояло из тысяч серебристых рыбёшек, скрепленных между собой совершенно непостижимым образом.
- Это? Это игшааг, господин Ис‑аншу‑роимри. Он помогает мне с расшифровкой ваших священных текстов. Но пока, - Аниаллу широко зевнула, блеснув длинными клыками, - пока мы не нашли там ничего интересного о Барьере. Только сплошные восхваления в адрес Агира Девятого. О, какой он великий! О, какой он могучий! А одними восхвалениями сыт не будешь, - закончила она, многозначительно взглянув на Анара.
- А я как раз пришёл сказать, что буду рад помочь тебе с Барьером, - выдавил он.
Тал сианай явно ничего другого и не ожидала.
- Вот и чудненько! Я только отнесу его домой и попытаюсь уладить весь этот... инцидент, - сказала она и убежала куда-то во тьму, оставив Анара конфузливо подёргивать ушами.
Вернулась она довольно быстро.
- Мне пришлось отдать ему весь запас невидимых чернил. Так что за тобой должок.
- Служить тал сианай - великая честь, - церемонно поклонился Анар, его разбирал смех.
- Так что слышно про Барьер у вас, в благословенном Руале? - спросила Аниаллу, усевшись на спальном мешке и вооружившись пластиной-самопиской.
- Одни страшные сказки да суеверные россказни жрецов, - фыркнул Анар; скрестив ноги, он завис в паре пальцев от пола. - На мой взгляд, по крайней мере. Я с детства слышу о мерзостях того времени, о том, как ужасен был наш мир. "Ужасен" не в смысле опасен - ведь мы богоизбранная раса и бояться нам нечего - он был богопротивен, отвратителен, грязен. Жрецы называют этот период Великой Засухой, ибо... сейчас... ибо "благодать Аласаис, прежде дождём изливавшаяся на Руал, иссякла, лишь изредка слезами орошая скорбные лица немногих праведников".
Аниаллу притворно всхлипнула.
- Причину этого они видели в том, - продолжал Анар, - что при Агире Восьмом Беспечном, отце Агира Освободителя, наш город наводнили иноверцы. Трудно было найти хоть один дом, не осквернённый присутствием слуги или охранника неалая. Они трудились на наших полях, они заново мостили наши улицы, готовили еду... И всё бы ничего, если бы помимо всевозможной иностранной заразы, они не притащили в Руал заразу духовную - свою гнусную веру. Бесстыдно пользуясь всеми благами, ниспосланными руалцам Аласаис, эти неблагодарные продолжали поклоняться своим гадким божкам. Ходили слухи, что у некоторых в подвалах устроены святилища их идолов, где они глумятся над Аласаис, живьём сдирая шкуру с похищенных храмовых кошек. Более того, поговаривали, что им удавалось вовлечь во всю эту гнусность и некоторых алаев.
Жрецы буквально сходили с ума, они до хрипоты орали о том, что Аласаис уже занесла свою наказующую лапу над городом и неотвратимо близится день, когда кара её падёт на головы богохульников и всех, кто попустил им творить своё зло. Но всё было тщетно, и царь, и сограждане оставались глухи к их мольбам и предостережениям.
В это смутное время на руалский престол взошёл один из наиболее заметных в нашей истории правителей - Агир Девятый. Никто точно не знает, что случилось с его отцом - говорят, Восьмого покарала сама Аласаис. Он исчез, и траура по нему никто не носил. Напротив, сердца всех преданных Аласаис кошек возликовали, а полные надежды взоры устремились на новоиспечённого царя.
В голосе Анара бурлило столько язвительности, что Алу начала всерьёз опасаться, как бы у него не началась изжога.
- Во всех текстах, начиная со второго года его правления, Девятый упоминается не иначе как Агир Анвиритани, что значит "освободитель".
- На мой взгляд, такую свободу можно сравнить только со свободой узника в камере... пусть и весьма комфортабельной, - прокомментировала Аниаллу.
- Вместо того чтобы, как того ожидал от него Священный Совет Верховных жрецов Руала, смыть сотворенный иноверцами и богохульниками позор их же кровью, Агир просто окружил границы своих владений магической завесой - Великим Барьером. Он сказал так: "Алаям, чьи души и сердца преданы великой Матери Кошек, дозволено остаться здесь, под милостивой лапой её. Отступники же, соблазнившиеся и соблазнявшие, да изыдут прочь, во Внешние Земли, и страдают там вечно, лишённые благодати Её. Четырежды четыре раза прокляты они, неблагодарные! Пусть стенают и корчатся, прозябая во мраке вместе с некошками, ибо некошками они стали. - Вжившись в роль, Анар расправил плечи, вытянул шею и величественно взирал на Аниаллу сверху вниз. - То же говорю я и вам, неалаи: терпение наше истощилось, Руал ныне исторгает из себя иноверцев со всем скарбом их. Но если отыщется среди вас кто-либо, кто захочет отринуть ложных богов, то пусть знает - Аласаис повелела мне не отвергать его. Однако впредь, дабы искушение не ввергло его вновь в пучину мерзости, ему надлежит находиться в полном подчинении у благочестивого алая, который пожелает призреть сего ничтожного раба". И таких оказалось немало, - горестно вздохнул Анар. - Никогда этого не понимал.
- Да... И про наших зверюшек - ни слова. Но вот это "стенают и корчатся" меня очень настораживает, - сказала Аниаллу, постучав когтем по пластине, где одно за другим проступали уловленные из воздуха слова Анарова рассказа. - Особенно если учесть, что зверюшки эти расплодились только с внешней стороны Барьера.
- Ты будешь смеяться, но я ни разу не слышал о том, что звери стали... такими из-за Барьера, мне это даже в голову не приходило, - поскребя себя за ухом, признался Анар. - Я думал, они - кара Аласаис.
- Как видишь - нет. У нас в Бриаэлларе даже есть чёрная шутка: Агира прозвали Освободителем за то, что он освободил от населения всю огромную равнину Жёлтых Цветов. Давай ты пока передохнёшь, а я расскажу тебе, как всё это выглядело с нашей, неруалской точки зрения, - предложила Алу; Анар кивнул и потянулся к бутыли с молоком. - Сейчас... Итак - кошки, изолированные от окружающего мира магией Агира, жили в полной безопасности. Чего нельзя сказать про неалаев, чьи поселения выросли за последние столетия у Руалских границ. Большинство заклятий на исчадий Барьера не действовало, и пока жителям городов, осаждаемых ордами жаждущих крови чудищ, удавалось найти способ борьбы с одним из их видов, леса рождали на свет совершенно новых.
Горожане несли огромные потери, - словно по невидимой книге читала сианай. - Многие из них, в первую очередь те, кто ранее переселился сюда с севера, вернулись на историческую родину. Они были наэйрианцами, а значит, обладали более мощным оружием, были лучше обучены, чем их собратья по несчастью. Некоторые из них были неплохими магами - бытовыми в основном, но в критической ситуации быстро понимаешь, как использовать навыки прочистки труб для потрошения чьего-нибудь брюха. Поэтому им и оказалось по силам пробиться через орды тварей, перекрывших путь к Долине Снов и прилежащим землям.
- Неужели никто из них не умел открывать порталы? - удивился Анар.
- Прости. Шенавен - это место, где порталы появляются сами собой. Как плесень в сыром подвале. А антизона - это как бы его противовес. Там невозможно открывать порталы, и, вообще, магия ведёт себя странно. Так что приходится ходить ножками, - вздохнула Аниаллу и продолжила уже в прежней "книжной" манере:
- У тех же, кто пришёл на плодородную равнину Жёлтых Цветов через Лесные врата на юге, дела обстояли гораздо хуже. Они переселились в окрестности Руала отнюдь не от хорошей жизни и выполняли в нём самые простые работы - были слугами, ухаживали за скотом. Эти несчастные и подумать не могли о том, чтобы прорваться на север, так что неудивительно, что примерно три четверти из них приняли решение просить убежища в Руале, несмотря на опасности, ожидающие их в дороге, и рабство в конце пути. Потеряв множество товарищей, около полутора тысяч существ прорвалось к Барьеру. Стоило им ступить под сень деревьев руалского леса, как их встретили послы Агира. Они защитили беженцев от кишащих в лесах тварей и провели их внутрь стен.
Что до алаев-отступников, то они отправились в Бриаэллар, где и остаются по сей день, основав дом ан Руал, один из Великих домов города. (Алвиан Анлиморский, "Таинственные пределы нашей родины", Линдорг, пятнадцать тысяч какой-то год), - широко улыбнувшись, закончила Аниаллу - ну точь‑в‑точь ученица, успешно ответившая на билет выпускного экзамена. Она так увлеклась своим рассказом, что не заметила, как помрачнело, осунулось лицо её единственного слушателя.
- Так значит, их всё-таки вынудили стать рабами... - едва слышно прошептал Анар. - А я уже было примирился... со всем этим. Решил, что просто не способен понять их счастье, хотя и пытался.
- Я изложила тебе лишь одну из точек зрения, - поспешила сказать Аниаллу. - Она - самая популярная, это правда. Но... в Энхиарге всегда было модно не любить алаев, а она выставляет нас в наиболее неприглядном виде.
- Модно?
- Ну да. Мы слишком хорошо устроились. Как говорится, в Наэйриане нет тёплого местечка, где бы уже не угрелся алай. И многих хлебом не корми, только дай нас с этих местечек посковыривать. А история с Барьером, особенно то, что касается рабства, - главная наша лужа на паркете. Тыкай - не хочу.
- То есть ты считаешь, всё было не так?
- Не совсем так, - повела плечом Аниаллу. - Думаю, если бы эти полторы тысячи беженцев и добрались до ваших стен, внутрь пустили бы очень немногих.
- Почему?
- Смотри сам. Руал хотел избавиться от иноверцев. Чтобы в его стенах остались лишь те неалаи, которые были готовы в трезвом уме и твёрдой памяти пожертвовать свободой ради возможности остаться "под милостивой лапой" Аласаис, служить ей и её благословенным детям. Служить с восхищённой, влюблённой покорностью, с упоением и признательностью, а не из страха или алчности. Как служит тебе Кад, понимаешь?
Анар кивнул.
- Агир виноват, - с жаром продолжала Алу. - Да, он лишил крова десятки тысяч существ. Многие погибли. А он спокойно смотрел на это избиение сквозь свой треклятый таз, вместо того чтобы попытаться хоть что-то исправить. За одно это ему следовало бы поотрывать лапы. Но я не верю, что он посмел обречь на рабство тех, кто не хотели быть рабами! Оставить умирать - да. А это - нет.
- Хотели быть рабами... До сих пор в голове не укладывается. Понимаешь, это моя больная тема... после того, как...
Анар замолчал. Аниаллу не торопила его.
- Много лет назад я придумал закон, позволяющий потомкам рабов выбирать свою судьбу. Положил его к стопам своего дяди...
- И он, конечно, чуть не убил тебя?
- Нет, - горько усмехнулся Анар, - он милостиво согласился принять моё предложение.
- Ты шутишь?
- Кор издал указ, что каждый, кто недоволен своей жизнью, волен беспрепятственно покинуть Руал...
- Но это "беспрепятственно" было не указ для "милых" обитателей окружающих город лесов? - осторожно спросила Аниаллу.
- Нет. Дяде и матери показалось мало просто казнить их, чтобы другим было неповадно. Их вообще мало заботили рабы. Урок следовало преподать мне... Десять рабов покинули Руал на следующей же неделе. Я снабдил их деньгами. Телохранители Кора проводили их до самых границ лесов. В целости и сохранности. Рабы успешно добрались до каких-то городов, а потом... Мать показывала мне кое-какие эпизоды, разъясняла... - Анар сжал пальцы так, что они побелели. - Один умер, весь покрывшись язвами - он был чужаком и никто не стал его лечить.
Аниаллу нахмурилась - что-то непохоже это на энхиаргские порядки. Тем более, что раб был при деньгах.
- Другого запытали до смерти какие-то фанатики. Остальные остались живы, но... не было и дня, чтобы они не проклинали меня. Я и вправду оказал им собачью услугу. Подсунул пирог с отравленной начинкой. Они не понимали, что ждёт их за руалскими стенами. Не понимали, что значит слово "свобода".
- А что оно значило для них? - мягко спросила Алу; она осторожно взяла Анара за руку, и он благодарно пожал её пальцы.
- Власть. Богатство. Праздность. И только. Им казалось - едва они престанут быть рабами, как тут же заживут с таким же великолепием, как их бывшие хозяева. Им было невдомёк, какую цену руалские кошки платят за эту роскошь, а свободные существа за Барьером - за свою свободу. И что им самим эта цена не по карману. Глупцы из глупцов. И я ничуть не лучше. Смутьян, опасный идеалист!.. Не разобравшись в их мотивах, не... не рассмотрев толком их души, я искренне радовался за них, думал, что свобода важна им сама по себе. Важна настолько, что все тяготы - ничто по сравнению с ней. Она окрылит их, и они без труда преодолеют... всё.
- Как ты сам преодолел бы на их месте?
- Мне так казалось... Но первые же трудности сломили их. Нищие, потерянные, отчаявшиеся, почти все они пристрастились к разным дурманящим веществам, кто-то был вынужден побираться, один сошёл с ума, другой покончил с собой, а ещё двое и вовсе пытались вернуться назад. Их не испугала даже возможность быть растерзанными. Дядя не пожелал помочь им. Они умерли страшной смертью... - Анар до боли стиснул руку Аниаллу.
- В результате, как и всегда, мои действия только упрочили существующую систему. Мать надеялась, что вот тут-то я наконец не выдержу и расправлюсь с Кором. Я действительно подумывал об этом и даже нашёл способ обойти "Правосудие души". Взойти на трон и поменять весь уклад жизни руалцев - это было так заманчиво. Но что-то удержало меня, я вовремя одумался.
- Ты понял, что поступил бы со своим народом так же, как жрецы поступали с тобой - стал бы тираном, клыком и когтем насаждающим новые, чуждые им порядки и законы?
- Да, я бы многое отдал за то, чтобы найти хоть один реальный повод, помимо моего личного недовольства жизнью, чтобы возненавидеть руалскую власть и начать с ней бороться. Я искал его, изучая рабов, думал, может их делает... такими воспитание или какое-то магическое воздействие? Но ничего не нашёл. Будто это какая-то особая порода существ, независимо от их расы. Такие и впрямь могли остаться в Руале по доброй воле. Мои реформы не были нужны никому, кроме меня самого. И, если вдуматься, даже мне, по-настоящему, не нужны. Нет, мне очень хотелось переделать этот, как ты говоришь, город под тазом, подогнать его под мои собственные представления о счастье. Но я всё больше убеждался, что многим, если не сказать всем, нравится так жить! Всем: и рабам, и их хозяевам. И если мне наша жизнь казалась бессмысленной, неправильной, уродливой, то остальным такой же показалась бы та жизнь, о которой я всегда мечтал. Та же свобода - отнюдь не абсолютная ценность. Есть те, для кого это слово - пустой звук... или даже ругательство. Синоним хаоса, разложения, опасности, порока, - поморщился Анар, он по-прежнему не выпускал руки Аниаллу - прикосновение её прохладных пальцев успокаивало его, придавало сил продолжать свою горькую исповедь.
Алу долго молчала, задумчиво покалывая щёку острым ноготком, а затем подняла на Анара глаза и сказала:
- Ты поступил очень мудро. Странно, что после этого ты спрашивал меня о том, почему "моя Аласаис" не расправилась с руалским жрецами и не навела здесь порядок. Свой порядок. Она не сделала этого по той же самой причине, по которой ты не убил Кора, не уселся на его трон и не начал перекраивать Руал по собственному вкусу. Ты вовремя понял, что все существа - разные. Многие проживают века, а так и не могут этого осознать. Легко сказать, что тебя окружают тупицы и негодяи, что все они не знают, как жить. И куда сложнее признать, что ты сам не лучше и не хуже, а просто-напросто другой, твоя душа отличается от их душ, и потому ты иначе смотришь на вещи.
Аласаис действительно не пришёлся по сердцу её культ в Руале, она перестала считать местных кошек своими детьми, не чувствуя духовного родства с ними. Но мало ли что кому не нравится - это не повод кого-то карать. Руалцы всего лишь следовали своей природе, их полностью устраивал установившийся за века порядок, образ жизни, и было бы жестоко и бессмысленно что-либо насильно менять. Разумеется, - Алу кивнула, словно соглашаясь с чем-то, - недовольные находились. Но их не устраивало отнюдь не то, что всё вокруг призывало их участвовать в бесконечной жестокой гонке за благосклонностью Аласаис, за титулами, почестями и так далее. Обман, лицемерие, интриги и убийства не претили им. Бесконечные церемонии не раздражали. Им казалось удобным, естественным жить в согласии с Кодексом Правоверных, когда ты всегда знаешь, что сказать или сделать. Они расстраивались только тогда, когда их собственные попытки возвыситься не увенчивались успехом. Иными словами, местные недовольные недовольны не самой системой, а исключительно своим местом в ней.
- Но как тогда быть со мной? - подавшись вперёд, с болью воскликнул Анар. - Я не был доволен именно системой, моё место в ней было более чем завидным!
- Ты оказался здесь по какой-то чудовищной ошибке, - вздохнула Алу. - Даже если говорить просто о твоём биологическом происхождении: ты не совсем руалский алай, ты - полукровка. Но куда важнее другое - анатомия твоей души такова, что дух этой земли и тех, кто сделал её такой, чужд тебе, как он чужд любому "нормальному" алаю. Ты ценишь свободу, искренность, естественность, возможность узнавать и создавать что-то новое. В общем, ты лучше меня всё про себя понимаешь.
А твои соплеменники... Главное их отличие от остальных кошек - в непомерных гордыне, амбициозности и ранимости. Барьер - самое наглядное подтверждение этому. Жрецам было невыносимо слышать, что другие боги могут что-то, на что не способна Аласаис. Эта чудовищная зависть пополам со страхом потерять своё влияние жгла им сердца. Правители содрогались от рассказов о грандиозных размерах, великолепии и мощи неалайских городов. Магов ужасали успехи пришлых чародеев, которые того и гляди вытеснят их со всех завидных постов. Всех их до смерти пугала конкуренция с непонятными, неуправляемыми инородцами. Барьер стал лекарством от этого страха. Спрятавшись от остального мира, они смогли создать свой собственный, где царит иллюзия всемогущества Аласаис и превосходства алаев над всеми остальным расами. Жрецы вернули себе прежнюю власть. Все успокоились и были счастливы. Конец.
Ты, конечно, можешь сейчас спросить меня - все ли? - устало потёрла лицо руками Алу. - Пусть первые рабы стали рабами по велению сердца, но как быть с их потомками? Есть ли гарантия, что среди них не родится... второй Анар?
- Не спрошу. Уже не спрошу. После той катастрофы я очень много думал об этом, рылся в священных библиотеках. И пришёл к выводу, что никто никогда и не запрещал уходить из Руала. Такого указа не было! Если бы среди рабов родился второй я, никто бы его не держал - пожалуйста, иди! Кор и Алара с удовольствием избавились бы и от меня самого, если бы не мать. В конце-концов, это разумно - ты избавляешься от всех недовольных и при этом сохраняешь образ гуманного правителя. Никаких казней. Ничего. Идите, ребята! Половину съедят, а тем, кто выживет, никогда уже не придет в голову вернуться обратно, и мутить воду они будут где-нибудь в другом месте, но не в Руале!
- Вот-вот. Но есть и более надёжная гарантия, Анар. Аласаис никогда бы не допустила, чтобы кто-то, кто ценит свободу так же, как ты, родился здесь рабом. Для таких случаев у нас есть наэй Смерти - Веиндор Милосердный. По просьбе Аласаис, он вкладывает в детей рабов только те души, которые по природе своей... рабские. Да, меня тоже передёргивает от мысли, что такие души есть, но они - есть! Ты и сам только что говорил об этом.
Руал - мечта для таких, как они. Они упиваются простотой, стабильностью, размеренностью своей жизни. Тем, что всё в их судьбе предрешено мудрыми котами, которые всегда расскажут, что правильно, а что нет, и нет нужды самим разбираться в хитросплетениях жизни. Тем, что их сегодня - такое же, как вчера, а вчера - калька с того же дня прошлого года. У них есть уверенность в завтрашнем дне, достаток и спокойствие. А если прибавить к этому безопасность и красоту вашего города, чистые озера, в которых не переводится рыба, поля, приносящие не один урожай в год, то получится просто сказка! Да! Ведь, кажется, ваши маги лечат рабов, и для них построены отдельные храмы, в которых служат настоящие алайские жрецы? - добавила она, вспомнив благостные рассказы Када. - Выкинуть этих прирождённых рабов в вольную жизнь - всё равно что вышвырнуть на улицу изнеженную, привыкшую к ласке, к спокойной, здоровой, сытой жизни домашнюю зверюшку. Ты же сам видел - предоставленные самим себе, они часто оказываются на дне жизни, воруют, торгуют собой, попрошайничают и обычно заканчивают жизнь в какой-нибудь выгребной яме, - в голосе Аниаллу не было ни капли презрения, только глубокая, искренняя жалость. - Они просто не приспособлены для того, чтобы самостоятельно принимать решения, проявлять волю, сопротивляться трудностям и соблазнам, словом - отвечать за собственную жизнь. Они - как маленькие дети, которые никогда не вырастут, как ни пытайся их развивать.
- Но, может быть, мы просто ещё не нашли способ? - всё же спросил Анар.
- Боюсь, что нет. Нет, Анар, они такие, какие есть, - убеждённо сказала Аниаллу. - И мы должны уважать их природу, какой бы противоестественной она нам ни казалась. Я говорю тебе это как кошка, ненавидящая рабство как явление, которая каждый год перечисляет кучу денег "Разорванному ошейнику" - организации, которая борется с ним и помогает его жертвам стать на ноги.
- Может быть, там смогли бы помочь и... моим жертвам?
- В чём-то - да. Никто из твоих вольноотпущенников не умер бы от болезни, не был бы убит или ограблен. С ними много работали бы, пытаясь помочь адаптироваться к новым реалиям, но... но мало в чём преуспели бы. Изменить природу души невозможно. В лучшем случае им помогли бы найти работу - сродни той, которую они делали в Руале, с максимально подробной должностной инструкцией. Они стали бы слугами - в домах или при храмах, помощниками лекарей, ремесленников или фермеров и так далее. Но я не уверена, что такая жизнь пришлась бы им по сердцу. Опять же, никто, увы, не смог бы опекать их вечно. И тогда...
- Но почему?! - взорвался Анар.
- Такова их природа! При-ро-да, понимаешь? Здесь нет никакого умысла, ничьей злой воли. Это результат такой же случайности, как и то, что ты свободолюбив до умопомрачения. Так случилось, что у них напрочь отсутствует внутренний стержень. Выработать собственный взгляд хоть на что-то - для них непомерное бремя.
- Пустые изнутри... - пробормотал Анар.
Алу кивнула.
- А ведь именно тогда, когда мы заглядываем внутрь себя и говорим: "об этом я думаю то-то и то-то", "к этому я отношусь вот так-то", а затем поступаем в соответствии с этими убеждениями, отстаиваем их, подкрепляя слово делом - именно тогда мы обретаем свой дух. Мы словно ткём для своей души эдакое магическое одеяние, которое защищает её от жизненных потрясений, помогает нам делать избранное дело и, со временем, наделяет нас рядом особых способностей - вроде моего дара видеть Пути существ и предчувствовать события или твоего - летать без магии. Конечно, первые нити в эту ткань вплетают наши родители и боги, однако дальнейшее - в наших руках. Но это мы. С прирождёнными рабами всё иначе. Их души настолько... никакие, что эти бедняги не могут сами сформировать свою духовную оболочку. Им попросту не на что опереться внутри себя. А обнажённая душа - уязвима и почти слепа.
- Но они всё же могут перенять чужие взгляды, верно? Как мой Кад? И тогда их души... успокаиваются?
- Да. Вот почему для многих из них их цепи приобретают сакральный смысл - они становятся символом внутренней гармонии и духовного роста. Став свободными, прирождённые рабы тут же, сами того не понимая, начинают искать себе образец для подражания - кумира, учителя... хозяина. Того, с кого они станут лепить самих себя. Из семян чьих идей они вырастят свой дух.
- Но им может стать любой негодяй!
- К несчастью - может. Но гораздо важнее другое - их духовная оболочка... нестабильна. Она нуждается в постоянной коррекции и подпитке.
Анар недоуменно помотал головой.
- Я о том же, о чём и ты, - сказала Аниаллу, - они легко перенимают чужие взгляды. Сразу - на веру, не осмысливая критически.
- И если в их ближайшем окружении не все придерживаются одной точки зрения... - грустно хмыкнул Анар.
- ...духовная оболочка наших бедняг или не формируется вовсе, или лопается, как мыльный пузырь, снова обнажая их ранимые души. Это невероятно мучительно, вот они и заливают горе... чем придётся. Поэтому, даже если им удаётся выжить и как-то устроиться на воле, они не обретают счастья. Мир для них - слишком большой, слишком сложный, слишком... разнообразный. В нём слишком много острых углов. Он всё время пытается их переделать, он слишком многого требует от них. Это всё равно что винить добропорядочную бесплодную пару в её бесплодии. Такими, какие они есть, прирождённых рабов могут принять только относительно изолированные сообщества, где все думают в одну сторону - будь это Руал, храм или дом почтенного семейства.
- Всё это звучит логично, но... понимаешь, когда существо само, свободно и сознательно, выбирает - извини за каламбур - несвободу, с этим я ещё могу смириться. Но когда, пусть даже для его блага, учтя особенности его души, его с рождения сажают на цепь - это претит мне!
- Мне тоже. Я могу лишь озвучить тебе банальность, которой успокаиваю саму себя: полной свободы выбора нет и никогда не было ни у одного существа, ни в одном мире. Мы живём не в вакууме. Окружающие так или иначе влияют на нас, ограничивают наш выбор. В Руале неалай не может выбрать свободу. Вне Руала - он, как правило, не может выбрать абсолютное рабство.
- Почему?
- Потому что хотеть быть рабом - стыдно, - вкрадчиво протянула Аниаллу. - Это позор и ужас. Если ты хочешь этого - тебя надо лечить. Нужно иметь немалую смелость, чтобы крикнуть в лицо поборникам всеобщего равенства - да, мне нравится быть собственностью! Я получаю удовольствие от того, что мной помыкают! Единственная свобода, которая мне нужна - это свобода выбрать себе достойного господина и повелителя. Причём "достойного" - в моём понимании. Мало ли что мне нравится. Счастье - штука многоликая. Так что идите вы лесом со своей пропагандой!.. Вот так. Во множестве миров с нас с тобой содрали бы шкуру за то, что мы тут наговорили о праве существа на несвободу. Ну - постарались бы содрать.
- Понятно. Значит, там, за Барьером, много "добродеев Анаров", - с печальным облегчением заключил добродей Анар.
- В избытке. Только они скорее похожи не на тебя теперешнего, а на тебя доруалского. Ты перебрал все возможные причины поведения своих рабов - недостатки воспитания, телепатическое воздействие, особенности тел, и когда все эти варианты отпали, задумался о том, что, может быть, дело всё-таки в душах. А эти борцы за всеобщее типовое счастье всеми силами будут гнать от себя эту крамольную мысль, не признавая за окружающими права отличаться от них самих. Они не могут понять, что некоторые другие существа легко готовы променять свободу на сытую и бездумную жизнь. Или, напротив - на возможность отринуть себя, и следовать за хозяином, за этим Высшим Существом, как за персональным богом, трепеща и благоговея, быть сопричастным всем его деяниям. Великим и малым. Да что там говорить, часто общество не прощает и гораздо меньших "грехов". Кое-где, если ты, например, решил не приобретать профессию, а сидеть дома и заботиться о любимых родных, тебя тут же начнут тормошить, всячески поднимая твою якобы заниженную самооценку. Твоему ближайшему окружению тоже достанется - кто, как не эти эгоисты, "задавил твою уникальную личность"?.. И всем этим незваным спасителям невдомёк, что они сами - своими упрёками в "нежелании расти", "сыграть достойную роль в обществе" и так далее - как раз и давят твою уникальную личность, обесценивают твой труд, высмеивают твой жизненный выбор - якобы священный для них. Та же песня, если ты ставишь интересы государства или религиозной общины выше своих собственных.
- Но ведь наверняка есть те, кого действительно нужно спасать.
- Конечно. Однако... - она выразительно посмотрела на Анара.
- ...однако перед тем как кого-то спасать, стоит присмотреться - действительно ли он нуждается в этом. Или всё дело в том, что тебе самому было бы плохо на его месте, - ответил сам себе алай.
- Вот-вот. У нас есть две сказки о глупых котятах: в одной они спасают рыбок из дедова аквариума, а в другой - решают не спасать упавшего туда птенца, - вздохнула Аниаллу. - Увы, не всем в детстве читают такие сказки. Вот и доходит до абсурда, как в нашем наэйрианском городе Лар"эрт"эмори - там нежелание заниматься каким-либо художественным творчеством считают признаком душевной болезни. Какое уж добровольное рабство...
Аниаллу помолчала.
- Моя помощница и близкая подруга Шада - сама бывшая рабыня. Я увидела её на рынке в Дирхдааре, её перепродавали уже в четвёртый раз. Первый раз это сделали по приказу её отчима - он узнал, что супруга изменила ему с рабом и Шада - не его дочь. Точно так же он поступил и с женой, вот только она не вынесла позора и убила себя раньше, чем её успели купить. Она была волшебницей, хотя магии никогда не обучалась, и малых сил, доступных ей, хватило только на то, чтобы покинуть этот мир по своей воле. Шада покончить с собой не смогла, хотя и пыталась. Мне страшно подумать, что ей пришлось вынести. Её мучили такие кошмары, что нам пришлось обратиться к Лекарям Душ. Она выписывает себе редчайшие деликатесы, буквально набила комнату всякими драгоценными безделушками и даже наведалась в Дирхдаар, чтобы в полной мере насладиться тем, как расстилались перед ней потомки её прежних, давно умерших хозяев. Но прошлое всё равно давит на неё. Поэтому мне очень трудно защищать чьё-то право быть рабом даже тогда, когда его действительно необходимо защитить, - со слезами в голосе сказала Аниаллу.
- Прости, я не знал, что всё это так расстроит тебя, - встревоженно заглянул ей в глаза Анар.
- Это неважно, если тебе стало хоть чуть-чуть легче, - ткнула его носом в плечо тал сианай.
Анар не удержался - он протянул руку и погладил её по мягким волосам, провёл пальцами по основанию тёплого, бархатного уха. Они долго сидели так - неподвижно, укрытые общей грустью, как тяжёлым крылом. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем молчание стало тяготить их.
- Всё это очень... душеспасительно, но мы отвлеклись от истории Барьера, - с деланным энтузиазмом спохватилась Аниаллу.
- Эта история уже почти закончилась. Мы закрылись в своём городе, защищенные от окружающего мира. А его святейшество Агир Освободитель, прожив со своим народом еще долгие четыреста лет, покинул нас и вознёсся в Бриаэллар, дабы занять достойное такого великого алая, как он, место у подножия трона богини.
- А как именно он вознёсся? - пряча вновь вернувшуюся на её лицо улыбку, спросила Алу.
- Спустился в это самое подземелье, на нижние его уровни, где располагаются гробницы властителей прошлого, возлёг в свой гроб и оставил этот мир. По собственной воле, как и подобает мудрейшему и достойнейшему из алаев, - ответил Анар с присущим ему грустным сарказмом. - Это всё, что я знаю. Если хочешь услышать более полную версию - придётся спросить у Амиалис, отец призвал её перед смертью, дабы дать ей наставления.
- Наставления? - навострила уши Алу.
- Да. Никто в Руале точно не знает, сколько мудрости он вложил в её голову в тот день, но мать говорила, что самым главным его повелением было наложить запрет на посещение этого подземелья, - Анар обвёл широким жестом простирающийся вокруг мрак.
- И больше ничего?
Анар отрицательно покачал головой. Он уже и сам загорелся желанием разобраться в этой истории, но никакого способа сделать это не видел - жрецы и властители Руала были слишком умны, хитры и предусмотрительны, чтобы оставить хоть какие-то свидетельства своих действий, которые они не пожелали предать огласке.
- Жаль, что я ничем не смог помочь тебе.
- Ты пытался, - улыбнулась Алу. - Я так понимаю, что в головах очевидцев тех событий я тоже ничего не найду?
- Вряд ли. Ты же знаешь, в честь чего мы отмечаем День Очищения. "Все праведные кошки собрались в Большом зале царского дворца и, обрив головы и уши свои, предав огню одежды, пали на плиты его. И взмолились они Аласаис, чтобы избавила она их от скверны инородской, что запятнала души даже самых праведных. Но глуха была богиня к их мольбам". Так что пришлось им кастрир... отмывать свою память собственными силами. Но постарались они на славу. Мало кто хоть что-то помнит о своей жизни до Барьера - и о моменте его создания, соответственно, тоже... Вот скажи, Алу, они правда сделали это добровольно, или с ними было как со мной?
- Добровольно, - вздохнула Аниаллу. - Но, насколько я знаю, царская семья и некоторые жрецы не участвовали в церемонии?
- Да. Они должны были всё помнить, "дабы не допустить, чтобы история повторилась". Ты думаешь заглянуть в их память?
- Пока нет. Это слишком резкий шаг, не хочется с ним спешить. Быть может, тебе удастся найти что-нибудь в библиотеках - там, наверху? - предложили Алу. - Ведь ты, как наследник престола, имеешь доступ к любой информации: и в архивах храмов, и в Царской библиотеке?
- Имею, - подтвердил Анар и, хитро улыбнувшись, добавил: - Вот только не всегда потому, что я наследник престола...
- ...а потому, что ты наглая, пронырливая, богатая и магически одарённая золотоухая нечисть. Поскреби, пожалуйста, по этим мышиным норкам. Может, удастся найти хоть что-то ценное.
- Я постараюсь, - ответил Анар без особой надежды в голосе. - В конце-концов, поводить жрецов за нос уже само по себе удовольствие.
***
...В Царской библиотеке искать не имело смысла. Если какие-то из интересующих его документов и сохранились, то найти их можно было только в библиотеке Храма Спящих - храма, возведённого в память о великих свершениях алаев прошлого. Там были собраны жизнеописания древних царей и цариц, святейших жрецов и прочих, чем-то отличившихся на религиозном поприще, деятелей Руала.
Молодой привратник не смог скрыть изумления: он никак не ожидал, что принц-безбожник вдруг заявится сюда - в место, где концентрация святости была так высока, что, казалось, стоит вдохнуть слишком глубоко - и твоя очистившаяся душа стряхнёт с себя бренное тело и упорхнёт в Бриаэллар. Стражник замешкался и не сразу открыл тяжелую кованую дверь, забыв оказать Анару должные знаки почтения. Идя по галерее, Анар слышал, как старший напарник тихо выговаривает тому за непростительную дерзость: "Каким бы он ни был, ты обязан проявлять уважение к его сану".
Стоило Анару приблизиться к дверям главного книгохранилища, как обитые чеканным золотом створки бесшумно распахнулись, явив его взору полутёмное прямоугольное помещение. Стены зала скрывались за массивными книжными полками, ячеистыми шкафами для хранения свитков и яркими нефритовыми подставками, на которых покоились наиболее ценные фолианты в обложках из шкурок преставившихся храмовых котов. По стенам взбиралась широкая галерея, угловатой спиралью уходящая на огромную высоту, к плоскому витражному потолку, откуда на Анара строго взирали основатель Храма Спящих и нескольких его святейших сподвижников.
Пока впервые попавший сюда Анар, задрав голову, осматривал грандиозный зал, из-за шкафов появился библиотекарь. Он ничем не отличался бы от других представителей этой профессии, если бы не особая вкрадчивость и быстрота движений, выдававшая в нём прирождённого воина. Анару не надо было выдерживать паузу мэи, чтобы увидеть, что в придачу этот седой кот весьма проницателен. И умён - слишком умён - это, скорее всего, и послужило причиной того, что он оказался здесь. Кто-то из его окружения, кому этот бедняга мог составить конкуренцию, постарался, чтобы потенциальный противник стал вечным пленником библиотеки. Анар слышал, что иногда в Хранители попадают и таким путем, но, к счастью, библиотек в Руале было гораздо меньше, чем желающих рекомендовать своих знакомых на почётную должность.
Соврав на голубом глазу, что он изучает Барьер как одно из мощнейших заклятий, Анар получил возможность покопаться в архивах Храма Спящих. Он уныло бродил среди этого необозримого богатства и наконец, так и не придумав, с чего бы тут начать, попросил о помощи у почтительно следовавшего за ним Хранителя.
- Я сожалею, принц, но информации сохранилось очень мало - ничтожно мало, если мне позволено так сказать, - ответил тот, сделав ударение на слове "сохранилось".
- Но ведь Барьер был создан не так давно, - деланно удивился Анар.
Как он и предполагал, вся сколько-нибудь компрометирующая Агира информация была уничтожена. А раз так - значит, деду действительно было что прятать.
- И больше нет никаких упоминаний? Может быть, какие‑то молитвы, тексты или что‑нибудь вроде того? Сплетни, наконец. Не могло же совсем ничего не сохраниться!
- Увы, - склонил голову библиотекарь. - Нужные тебе сведения были уничтожены твоей святейшей матерью по приказу её отца. Что же до слухов... - он понизил голос. - Говорят, Освободитель, да пребывает он вечно в милости Аласаис, предвидел, что дети его дочери будут несколько иными, чем обыкновенные руалцы, что отцом их станет иноверец. В сохранении Барьера он видел гарантию того, что, несмотря на эти прискорбные факты, будущее Руала будет таким же прекрасным и совершенным, как и его прошлое.
- И это не показалось странным?
- Нет. Многим великим царям Аласаис ниспослала дар предвидения, дабы они предотвратили беды, нависшие над их подданными. Есть и другой слух, в высшей степени дикий: якобы Владыка Кор, да царствует он вечно, не сын супруги Агира Освободителя, а его незаконный отпрыск, рождённый рабыней-эльфийкой.
- Что?!
- То, что ты слышал, наследник, - отведя глаза, сказал библиотекарь. - И ничего более. Твой дядя действительно чрезвычайно похож на одну из прислужниц царицы Алары... ныне покойную. Сторонники этой версии утверждают, будто именно опасения, что Кор будет представлять угрозу существующему порядку вещей, и побудили Агира Освободителя уничтожить часть документов, относящихся к этому периоду.
- Есть ли смысл искать в других архивах? - спросил Анар, тут же выкинув из головы эту нелепую историю.
- Нет, - не раздумывая, ответил библиотекарь и, вздохнув, добавил: - Твоя мать - великая женщина. Она не проглядела бы и одной буквы.
- Да послужат Руалу и богине обретённые в этих стенах знания, принц, - откликнулся библиотекарь. Он коротко поклонился и, продолжая смотреть в глаза наследника, отступил назад в темноту архивного зала.
***
Стоило дверям храма-библиотеки сомкнуться за спиной Анара, как ему стало не по себе. Не выдал ли он себя уже тем, что посетил библиотеку Спящих? Не привлекло ли это к нему лишнего внимания? Вдруг Амиалис велела докладывать ей, если кому вздумается интересоваться Барьером? Ведь она приложила столько усилий к тому, чтобы тайна этого величайшего из заклятий так и осталась тайной. Потерзавшись опасениями несколько минут, Анар решил, что мать наверняка спишет его интерес на очередную попытку выбраться из Руала. А это не грозило ему ничем, кроме очередной проповеди...
Гораздо сильнее его печалило то, что он не сможет помочь Аниаллу. В пророческие способности Агира он не верил. И в том, что в жилах Кора нет ни капли эльфьей крови, Анар тоже не сомневался: во-первых, на всех рабынь, прислуживающих во дворце, накладывают заклятье, не позволяющее им зачинать от алаев, во-вторых, такого богохульства, как провозгласить правителем Руала отпрыска раба, жрецы никогда бы не допустили (да и, судя по нраву Агира, он сам задушил бы ребёнка в колыбели, чтобы избежать позора), а в-третьих, дядя Кор был воплощением того, что называют породой. Анар догадывался, откуда могли взять начало такие слухи. Их вполне могла распускать его мать, чтобы скрыть истинную причину уничтожения текстов о Барьере.
Но зачем же, во имя Аласаис, их вообще было уничтожать?!
***
- ...Я побывал, где только можно, но Амиалис подчистила абсолютно все тексты. Ничего не пропустила, - Анар раздражённо шлёпнул себя по колену, выбив из толстой ткани облачко пыли.
- М-да... Не нравится мне всё это, - пробормотала Аниаллу, каждой шерстинкой излучая, насколько вся эта головоломка ей на самом деле нравится. - Ну что ж, тогда Гробницы - последняя наша надежда.
- Гробницы? - поморщившись, переспросил Анар. - Вряд ли это хорошая идея.
- Почему? Ведь, если мне не изменяет память, твой дед провёл в собственной гробнице больше недели, прежде чем призвал Амиалис. И ещё: эти подземелья стали запретными сразу же после его смерти, и в это же самое время Амиалис уничтожила все сведения о Барьере. Мне кажется, эти две вещи были сделаны с одной и той же целью.
- Думаешь, он написал что-то на своей Стене Жизни? Нечто, что мать хотела скрыть?
- Думаю, да. Или Амиалис дала народу иное объяснение?
- Нет, - после некоторого раздумья ответил Анар. - Она ничего об этом не говорила - заявила, что такова последняя воля Агира Освободителя, - он посмотрел на Аниаллу с восхищением. - Что ж, быть может, ты и права.
- Даже если это и не так, - пожала плечами сианай, - что мы теряем? Не съедят же нас в этом подземелье?!
- Съесть не должны, но вряд ли это будет приятной прогулкой - дорога туда неблизкая, на всём пути расставлены ловушки, да и кара Аласаис обрушится на всякого, кто осмелится вторгнуться в Гробницы, - тут Аниаллу состроила такую издевательскую гримаску, что Анар разом вспомнил, с кем говорит. - Но ты же знаешь, какой я гнусный богохульник, так что я с удовольствием прогуляюсь туда с тобой, проведаю родственников. Только... - вдруг спохватился он. - Всё решилось так быстро, а у меня есть одно незаконченное дело на поверхности.
- Надеюсь, ты не собираешься убить кого-нибудь особенно праведного? - мигом напряглась Алу; весь этот день, пока Анар дышал пылью руалских архивов, её не покидало чувство какой-то смутной тревоги. Ей ужасно не хотелось отпускать его.
- Нет. Это куда более... гуманное дело, - успокаивающе улыбнулся ей Анар, донельзя довольный тем, что Аниаллу так волнуется за него. - Я хочу забрать с собой Када. Ты сможешь отправить его в этот... "Разорванный ошейник"?
- Да, конечно.
- Вот и отлично. Пусть разберётся, хочет он быть рабом или нет. Да и вещи нужно собрать. Я буду здесь меньше чем через час. Если меня не поймают, - подмигнул он.
- Тогда - удачи. Не кажется мне, что идти туда - хорошая мысль... - махнула рукой Алу, но Анар уже не слышал её, в его голове было восхитительно пусто: ветер свободы вымел из неё все мысли.