Мужской голос из динамика торжественно объявил: "Осторожно, двери закрываются, следующая станция метро Щукинская". Двери вагона сомкнулись, состав дёрнулся, быстро набрал скорость, и я принялся подпевать пере-стуку колёс:
- Ком ту гезер, райт нау, обу ми...
Шёл двенадцатый час ночи. На следующий день у меня должен был состояться государственный экзамен по эстетике, а я, вместо того, чтобы зубрить какой-нибудь трактат Кьеркегора об экзистенциализме, навеселе возвращался из гостей и, как ни в чём не бывало, мурлыкал песню Битлов. А с другой стороны - что здесь такого? У будущих писателей - я заканчивал литературный институт имени Горького - в душе всегда должна звучать какая-нибудь музыка, хоть похоронный марш. Без музыки нельзя. Её должно быть обязательно много внутри каждого человека. Если ты её слышишь, ты уже почти поэт. В тот момент, сидя в этом вагоне метро, я явно слышал музыку, и значит, у меня был шанс.
Конечно, смутные волнения мою душу немного царапали. Я понимал, что любой государственный экзамен для таких студентов как я, - это что-то вроде пытки в застенках средневековой инквизиции, когда от тебя пытаются добиться сведений о колдунах и ведьмах, а они тебе не мерещились даже и в кошмарных снах. А если тебя пытают, когда ты мучаешься с похмелья... Да... Ни один студент в мире не имеет права за день до таких важных экзаменов пребывать в таком состоянии, в каком я пребывал. Но что поделаешь, так получилось.
Вообще-то, я не собирался напиваться. И когда я появился в доме сестры в Красногорске (в Москве мне больше не у кого быть в гостях), то на её провокационную фразу: "У меня в холодильнике есть бутылка пива", я сразу же, скрепя сердце, мужественно буркнул:
- Какое пиво?.. У меня завтра госы.
Наверное, если бы я воочию увидел эту бутылку пива, у меня бы язык не повернулся сказать такое. Подумаешь, пол-литра пива. Бутылка пива для меня как для младенца бутылочка смеси из молочной кухни - только прибавит здоровья. Но я никогда не пью то, что не вижу, а пиво, предложенное сестрой, скрывалось за стенкой холодильника. Поэтому следующая фраза далась мне вообще легко:
- Никакого пива. Посижу у вас немножко, и поеду в общагу, готовиться. Короче, обойдёмся... Без пива...
Лена почти обрадовалась и сказала, что немедленно позвонит Мишке - своему мужу, соответственно, моему свояку (или шурину - чёрт знает, как правильно) чтобы он настраивался на то, что я сегодня не пью. Набрав на телефонной трубке нужный номер, она бодрым голосом начала говорить в неё речь о здоровом образе жизни, но скоро замолчала, и, хитро улыбаясь, передала мне трубку.
- Привет, Алексей! - услышал я приятный, с небольшой картавинкой, голос. - Ты чего, правда, сегодня не пьёшь?
- Нет, - коротко подтвердил я. - Миш, у меня завтра эстетика, гос, ну и... сам понимаешь.
Мишка, между прочим, закончил в своё время высшую школу КГБ, и алкоголя не боялся как и я. Поэтому он тут же сказал:
- А пивка? По чуть-чуть! В лёгкую. - Он не настаивал. Просто он любил вкус пива, и сами понимаете, когда есть компания, пиво всегда кажется вкуснее.
- Ну, если только в лёгкую, - автоматически выпалил я, и тут же пожалел об этом. И обрадовался. На самом деле, чего сидеть весь вечер и волноваться о завтрашнем дне, когда можно попить чуть-чуть пивка и стать увереннее.
Если бы так и вышло, если бы мы выпили чуть-чуть, - со мной не случилась бы вся эта муть в метро. И я бы теперь не считал себя слегка того... сумасшедшим.
Но сначала я всё-таки расскажу - как мы попили пива. Чтобы народ проникся моим состоянием.
Короче говоря, Мишка принёс пива ровно пять литров, в баллоне из-под питьевой воды. Ещё Мишка принёс много сушёной воблы, чтобы моя сестра не особо ворчала. Она обожает воблу и ради неё готова на многое.
Увидев столько пива и столько воблы, я мысленно поёжился, но виду не подал. Я твёрдо решил выпить грамм пятьсот, ну, тысячу, и на этом остановиться. Но Мишка - не зря он учился в своём училище - специально включил спортивный канал, где показывали матч английского футбольного чемпионата. Настоящие болельщики меня поймут, что это такое - хорошее пиво под хороший футбол.
В общем, пива оказалось мало, - оно закончилось где-то в начале второго тайма. Это сестра виновата, она тоже пила. Сначала она выпила ту бутылку пива, которую предлагала мне до Мишкиного прихода, потом взялась и за разливное.
Но зато я перестал волноваться за завтрашнюю встречу с комиссией; меня больше интересовало, выиграет "Арсенал" или всё-таки будет ничья. На предложение свояка допить начатую бутылку коньяка, которая, оказывается, уже несколько дней томилась всё в том же холодильнике (прямо, не холодильник, а какая-то тюрьма для алкоголя), я возражать не стал. Коньяк - вещь лечебная, а здоровье моё завтра должно быть отменным. Затем мы начали ещё одну бутылку коньяка, и за хороший футбол её же и закончили. Тем более сестра не возражала. Ей было даже интересно, - она никогда не видела, чтобы так готовились к государственным экзаменам.
Странно, но и водка после коньяка пошла очень легко. Хорошая была, наверное.
Когда водку выпили, я сказал себе: "Стоп"! Сказал вслух, чтобы все слышали, и сестра с мужем собрались меня провожать. Они всегда провожают меня до автобуса, который везёт меня прямо к станции "Тушино". И всегда, когда они меня провожают, мы по дороге распиваем бутылочку шампанского, нашего "Советского". В тот вечер мы не стали нарушать традицию, выпили за завтрашний день. После шампанского я понял, что я слегка выпимший, но это меня не встревожило. В таких ситуациях я умею держаться молодцом. Я ещё ни разу не был в вытрезвителях - тьфу-тьфу-тьфу.
Я видел, как Ленка с Мишкой долго махали вслед автобусу, увозившему меня в сторону Москвы, и мне стало приятно. Я так страстно возжелал завтрашнего экзамена, что чуть не начал приставать к пассажирам автобуса с беседами по эстетике. Эстетика - это супер-наука! Она, вроде бы ни о чём, и в тоже время - обо всём. Об эстетике можно говорить вечно, но автобусы, к сожалению, ночью мчатся как угорелые. Не успел я придумать тему для диспута, как за окном нарисовалась станция метро.
И вот я сидел в вагоне метро и мурлыкал песни Битлов. Но я не смог допеть даже одной песни до конца, потому что над моим ухом раздался настырный старушечий голос:
- Пода-а-айте старушке на хлебушек... Пода-а-айте на хлебушек...
"Товарищи нищие, имейте совесть, рассредоточьтесь равномернее по земному шару, нельзя же всем толпиться в одном месте". Такой лозунг неожиданно родился в моей голове, но, по причине моего высокого эстетического образования, говорить вслух я его не стал. И подавать этой, сразу видно - слегка поддатой - бабушке на хлебушек тоже не стал. Во-первых, в одной её руке уже и без того была огромная сумка, в которой что-то соблазнительно звенело, а во-вторых - глаза у старухи были не нищие, а наглые. И чтобы эти наглые глаза меня не прожгли насквозь, я принялся рассматривать свои пыльные ботинки.
- Пода-а-айте, гады, на хлебушек... - напоследок прошипела вредная старуха прямо в моё ухо и побрела по вагону в сторону верзилы, который сидел раскинув свои ноги и руки на вагонной скамье как на банной лавке.
Верзила был в резиновых шлёпанцах, чёрных трусах до колен и жёлтой футболке с синей надписью на животе "Конец недели". Правда, были на нём ещё и наколки, но это же не одежда. Наколки были синие, а рожа у верзилы была красная.
"А ведь точно, сегодня конец недели!" - мгновенно пронеслось в моей голове. - "Блин, завтра ещё и понедельник... Ну, кто устраивает экзамены в понедельник?"
- Пода-а-айте на хлебушек...
Старуха вывела меня из раздумий. Она стояла прямо напротив верзилы и пыталась произвести на него нужное впечатление. Кажется, ей это удалось. Краснорожий лениво почесал бритый затылок и сказанул:
- На водку, старуха, попроси, тогда дам!
Ещё недавно все в вагоне, включая и меня, посматривали на этого мужика с опаской. Теперь мы взглянули на него с восторгом. А две девицы в другом конце вагона - ну, вылитые проститутки - с тощими ногами в клетчатых колготках, ехавшие, наверное, с работы, прыснули в кулачки. Мне даже показалось, что им очень захотелось, чтобы этот клиент их снял. Но я не стал долго задерживать на них свой взгляд. Меня, как литератора, интересовало, что будет делать старуха.
Бабуля крепко задумалась, и на голове её, видимо от мыслей, зашевелился платок.
- Пода-а-айте, пьяницы, на водочку... - протянула она наконец-то, и протянула правую руку.
Первым затрясся наколотый верзила, затем затряслись все остальные. Грудастая тётка в интеллигентных очках так подпрыгнула от смеха, что её грудь чуть не вывалилась поверх декольтированной кофты.
Попрошайка быстро поняла, что смеются над ней, обвела нас взглядом бешеной дворняжки - я даже инстинктивно подобрал ноги, вдруг она меня укусит - и гнусным голосом пробормотала:
- ..яди... Пионеров на вас нету...
Потом она, как ни в чём не бывало, прошлась по вагону дальше, и как чёрная тень, нависла над двумя пацанами.
Пацаны её сразу и не заметили. Они увлечённо читали рекламу про презервативы, наклеенную на дверях вагона, и при этом покачивали головами, - то ли в знак согласия, то ли потому что вагон трясло.
- Подайте, мальчики, на сахарок. Я богу за вас помолюсь, вас СПИД стороной обойдёт. На лекарствах сэкономите.
- Всё продуктовую корзину перебрала! - в сердцах воскликнул старичок с толстой суковатой палкой в руках. Он сидел почти напротив юношей. - Осталось ещё на квартплату попросить. Оставь пацанов в покое, аферистка!
Старуха опасливо зыркнула на его клюку, и теперь уже непонятно к кому обращаясь, заканючила:
- Подайте на булочку...
- И когда это закончиться?..
Кто это сказал, я заметить не успел, но мне тоже стало тоскливо. В голове снова возник завтрашний день, и я представил, как буду стоять перед комиссией и просить: "Поставьте мне пятёрочку... А я про вас роман напишу, прославлю на всю Рассею..."
Вагон начал разгоняться. Он в этом месте всегда набирает скорость. Все, кто часто ездит по этому маршруту, знают, что через секунд двадцать скорость состава начнёт падать, а через минуту он прибудет на станцию Щукинская.
Старуха, наконец-то, направилась в конец вагона и застыла там, лицом к дверям, - даже не взглянув на девиц, похожих на проституток. Все облегчённо вздохнули.
Прошло двадцать секунд, потом ещё столько же, но состав почему-то тормозить не начинал, а напротив, понёсся ещё быстрей.
- Ё... - краснорожий верзила растерянно завертел головой. - Это чё, мы Щукинскую - уже того?.. Проехали?..
Народ в вагоне завертел головами. До меня же не сразу дошёл смысл сказанного, потому что мне ехать было до Пушкинской. Но когда все пассажиры в вагоне забеспокоились, во мне тоже появилось какое-то странное чувство неуверенности - а туда ли я еду? Я даже привстал с места и тоже завертел головой, всматриваясь в окна и ожидая, что в темноте вот-вот появится просвет, а вслед за ним - перрон станции.
Просвет не появлялся. Вагон мчался уже с бешеной скоростью. Он не просто грохотал, - он гудел от напряжения так, что стало закладывать в ушах. Судя по глазам других - закладывало в ушах не только у меня. Я медленно сел обратно на скамью. А гул вагона превратился в свист. Я подумал, что за это время мы давно уже должны были миновать и Щукинскую, и ещё пару станций, но, за окнами была всё та же беспросветная тьма.
Старуха только сейчас начала понимать, - что-то тут не ладно, медленно повернулась от дверей вагона и стала сверлить всех невменяемыми глазами. Верзила, обращаясь к ней, словно она была во всём виновата, спросил:
- Мы, ваще, куда едем, бабуля?..
- В центр Москвы... Ехали... - ответил вместо старухи старик с палкой в руках. При этом в голосе его сквозило странное торжество. - Так я и знал... Она существует...
- Что существует? - подал я возмущённый голос. Мне нужно было позарез попасть в общагу. Ночевать в вагоне метро я не желал, да и побриться же надо перед экзаменом. Если я приду на гос с похмелья да ещё и небритый, это будет вообще - смерти подобно. Поэтому я ещё раз, пытаясь перекричать вой почти летящего вагона, переспросил: - Что существует?!
- Тайная ветка метро, вот что! - Старик торжествующе - как пику - вскинул вверх палку. - На случай войны! Нас на неё и переключили. Может, война началась?
- Мужчина, вы что, бредите? - грудастая тётка в очках покрутила пальцем вокруг виска. - Да вас за такие слова... Это же провокация...
- Да, мужик, ты чё? Какая нафиг война? - Верзила в наколках, словно чего-то боясь, схватился огромной лапой за поручень - Мы только что с мужиками пиво пили! Только что!
- И я тоже пиво пил! Со свояком! - признался я.
- Во! - обрадовался верзила - Братан тоже пиво пил! И нигде никто не стрелял!
Я снова завертел головой по сторонам, - пытаясь найти человека, который мне всё объяснит. Но все были в шоке. Девицы, словно бабочки во время зимы, будто крыльями растерянно хлопали ресницами. Пацаны ёжились и с недоумением смотрели на взрослых дяденек и тётенек, пытаясь понять - о чём они говорят? Казалось, им всё равно, с какой скоростью и куда летит этот полупустой ночной состав.
- Братан, чего делать-то? - Верзила спросил меня таким голосом, что мне захотелось тут же обнять его, как-то успокоить и этим успокоиться самому. - Может, нам стоп-кран дёрнуть?
- Давайте, дёрните, - старик с ненавистью смотрел на меня и верзилу. - Вагон сразу с рельсов слетит... Дёргальщики хреновы...
- А я знаю! - вдруг громко и чётко сказал одна из девиц, и подняла руку как первоклассница на уроке. - Я в комсомолке недавно читала!
Весь вагон с удивлением посмотрел на неё. И непонятно было, чему все удивились, - тому, что она умеет читать, или тому, что она знает название газеты.
- Я читала... что наши придумали такую ракету... ну, такую... новую... которая разгоняется внутри земли по рельсам и... вылетает... и... летит прямо в космос. Там было написано - готовятся первые испытании. Вот... Может мы сели в неё...
После эти слов мне стало страшно. Тем более, что грохота колёс слышно уже не было, и, значит, наш вагон не ехал - вагон летел.
- Точно... - вдруг тихо сказал верзила в трусах, и мы его, почему-то, все прекрасно услышали. - То-то мне участковый на прошлой неделе грозился: "Ещё раз на тебя, Колян, люди пожалуются, я тебя в космос отправлю, и надолго". А вчера на меня соседи опять, блин, телегу накатали...
- Суки... - вдруг сорвалось с губ старушки. - Меня сегодня с вокзала менты два раза гоняли...
Девицы одновременно посмотрели друг на дружку и, слегка смущаясь, произнесли:
- И нас сегодня... Задерживали...
Старичок, кажется, тоже что-то вспомнил, и безмолвно затряс головой. Даже тётка в очках хлопнула себя по губам, боясь в чём-то признаваться.
И тут мне стало не просто страшно, меня охватил ужас. Сначала в моей голове всплыл образ Есина - ректора Литинститута, а затем и его слова, обращённые к нам, студентам, на какой-то лекции. Точно я слов не помнил, но смысл сводился к следующему: "Знайте, студенты, сегодня для умной литературы наступило плохое время. Вам проще будет найти своих читателей на другой планете, чем у нас в России..."
- Господи, а их-то за что? За двойки?
Я с трудом пришёл в себя. Женщина в очках показывала пальцем на двух пацанов.
- Нечего про гандоны на стенах читать... - зло прошамкала старуха. - Горького надо читать. Про то, что человек - это звучит гордо. Были бы пионерами, здесь бы не оказались...
- Интересно, мы уже летим, или ещё только разгоняемся? - с дрожью в голосе спросила очкастая. - Хорошо, хоть у меня с собой продукты есть. На первое время.
- Да... Молодёжи нынче хорошо... - словно продолжая её мысль, сказал старик с палкой. - Они везде смогут приспособиться... На кусок хлеба заработать... А нам, пенсионерам, без пенсии не прожить... Первые помрём...
Тётка в очках взглянула на него без тени жалости, потом перевела свой взгляд на пацанов и, утешающее, им подмигнула. Пацаны ответили её кислой улыбкой. Девицы, почему-то, рассматривали нас с верзилой, - меня, потом его, потом опять меня, потом опять его. Верзила же не обращал на них никакого внимания. Он облизывал пересохший рот и смотрел на меня таким многозначительным взглядом. Я сразу же его понял и отрицательно покачал головой, - что - что, а пива я купить не догадался. И мы одновременно уставились на старуху. Вернее, не её полную сумку. Она моментально поймала наш взгляд.
- Чего вылупились, изверги? На хлебушек бабушке не подали...
Я с трудом отвёл глаза от её сумки и посмотрел в ближайшее окно, - мне показалось, что там блеснули звёзды. Обидно... Так обидно... Столько лет мечтать поступить в Литинститут, поступить, дойти до государственных экзаменов, и... ни с того ни сего оказаться в вагоне, который зачем-то полетел в космос. Так обидно...
Но вагон вдруг стал снижать скорость. Сердце моё в волнении забилось. Мелькнула надежда - а вдруг обойдётся. Я прислушался, пытаясь понять, показалось мне это, или вагон на самом деле двигается медленнее? Нет, я не ошибся. Вместо свиста и гула послышался просто грохот колёс, грохот обратился в ленивый стук, потом за окнами вспыхнул спасительный свет, и... заалел мрамор отделки.
Вагон взвизгнул и остановился. "Станция метро Щукинская" - бесстрастно сообщил всё тот же мужской голос. Я, не раздумывая, с колотившимся сердцем, подскочил на месте и, почти не чувствуя твёрдой опоры под ногами, рванул к дверям. Я был железно уверен, что вслед за мной то же самое сделают и другие. Каково же было моё удивление, когда я, оказавшись на перроне, обнаружил, что все, за исключением старухи, остались сидеть на своих местах. Да и эта старая попрошайка, выйдя из нашего вагона, тут же шмыгнула в другой.
- Люди, вы чего?! - завопил я в пока ещё открытую дверь. - Выходите! Он же сейчас опять поедет!
- Чего орёшь?.. - произнёс старик, нервно теребя палку в руках. - Это не наша станция...
- Можно же уехать на автобусе! - почти с мольбой простонал я.
Но двери вагона резко захлопнулись - прямо перед моим носом. Состав дёрнулся, стал разгоняться и... умчался в таинственную тьму.