Юджин ехал в пригородном автобусе, возвращаясь назад в Храповку. Дело шло к вечеру, и автобус был почти пустым. Впереди него на сиденье весело щебетали о чем-то своем две девчушки-старшеклассницы. Чуть поодаль от них сидела пожилая крупных габаритов женщина, занимая собой практически два сиденья. На коленях она держала большую и, видимо, очень тяжелую хозяйственную сумку. На заднем сиденье автобуса дремал небритый мужичок в сдвинутой на глаза черной кепке, распространяющий вокруг себя запах свежего перегара. Скотт уставился в окно, где как в калейдоскопе проносились милые пейзажи среднерусской природы, словно бы сошедшие с полотен Поленова или Левитана. Однако ничего этого сейчас он не замечал. Его мысли были слишком далеки отсюда. В голове беспрерывно крутились события нескольких последних часов.
Сегодня утром, как они с Юрой и договаривались, он собрался, попрощался со стариками и поехал в Москву в аэропорт. Пришел рейс из Торонто. Юджин нетерпеливо всматривался в лица пассажиров, выискивая Гусько. Его переполняли впечатления от посещения родины его предков, от Ясной Поляны, от встреч с гостеприимными русскими людьми. Ему так много хотелось рассказать другу за то короткое время, пока самолет подготовят к обратному полету и его уже самого пригласят на посадку. А главное, он хотел еще раз поблагодарить Юру за предоставленную возможность. Ведь, если бы не тот, то мечты Скотта так бы навсегда и оставались лишь мечтами. Он восхищался своим другом, его находчивостью, решительностью и умением найти выход из любой, самой безнадежной ситуации. Если бы канадец только мог знать, как же быстро ему придется поменять свое мнение о Гусько!
Ручеек прибывших из Торонто быстро иссяк. Потом пошли какие-то индусы. Потом азиаты. Явно с других рейсов. Юджин терпеливо ждал, думая, что, возможно, у его друга возникли какие-то проблемы на таможне. Прошло полтора часа, но Юра так и не появился. Тогда Скотт кинулся в киоск информации. Там его долго мурыжили, но, наконец, все, же сообщили, что все пассажиры торонтского рейса уже покинули таможенную зону. Канадец растерялся. Он пробегал по аэропорту еще около часа, надеясь, что они с Юрой где-то просто разминулись. Однако все было напрасно. Его друга нигде не было.
Наконец, он понял, что с Гусько что-то случилось, и побежал в ближайшее интернет-кафе. Открыв свой почтовый ящик, Скотт увидел, что там его уже ждет емайл от Юры. В этот раз он был очень длинным и больше напоминал философский трактат о смысле жизни. Его содержание ввело Юджина в полный ступор. Извини, писал его бывший друг. Ничего личного, только бизнес. В этой жизни выживает сильнейший, не так ли? Некоторым повезло на халяву родиться в Канаде. А что они для этого сделали? Да, ровным счетом ничего. Просто оказались самым быстрым сперматозоидом в нужном месте. А Гусько мечтал об этой стране с самого детства. И, наконец, добился своего. Добился по справедливости. Да, да, именно, по справедливости. Напоследок, он позволит себе несколько дружеских советов. В милицию идти - крайне не рекомендуется, дела о незаконном пересечении границы все равно находятся в ведомости КГБ. Так что сначала пытки в застенках, а потом сибирские лагеря лет на двадцать, ему обеспечены. В канадское посольство тоже лучше не ходить. Попробуй теперь докажи, кто есть кто. А если и докажешь, то за предоставление паспорта чужому человеку - та же тюрьма. И, даже тут не гарантия, что тюрьма это будет канадская. Поэтому лучше смириться и не дергаться понапрасну, привлекая к себе внимание правоохранительных органов двух стран. В конце концов, лучше жить в России на свободе, чем в России за забором. Опять же, это возможность начать жизнь с белого листа. Ведь жили же как-то на этой земле его предки. И, ничего, вполне себе были счастливы, пока их Толстой не взбаламутил.
Напрасно, Юджин слал Гусько емайл за емайлом. Он просил, угрожал, уговаривал. Все было напрасно. Юра не отвечал. Наконец, через пару часов полностью измотанный Скотт, выполз на улицу. Он без сил рухнул на ближайшую скамейку, от отчаяния уже совсем ничего не соображая.
Вокруг беззаботно пели птички и носились друг за другом дети. Неторопливо прогуливались пенсионеры, наслаждаясь прекрасной теплой погодой. Люди занимались своими делами, и не было в этой огромной стране ни одного человека, у которого он мог сейчас попросить помощи или хотя бы совета. Надо, думал канадец, любой ценой успокоиться и прийти в себя. А то, действуя сгоряча, можно легко наломать еще больших дров. Сейчас ему нужно время. Только время. Он обязательно что-нибудь придумает. К счастью, банковская карточка у него с собой и до этих денег Юре никак не добраться. Значит, средств, чтобы протянуть хотя бы несколько месяцев, у него достаточно. Так что единственно правильным решением сейчас было возвращаться назад в деревню, и, не торопясь искать выход из создавшейся ситуации.
Автобус резко притормозил и Юджин очнулся. Как раз вовремя. Из динамика послышался голос водителя, объявляющего остановку: 'Поворот на Храповку'.
Все так же находясь в состоянии полной прострации и ничего не замечая вокруг себя, он брел по деревенской улице, когда вдруг услышал:
- Привет, Юра из Канады, который вовсе не Юра! Чего квелый такой? В гостях, что ли у нас не нравится?
Юджин поднял голову. К нему обращалась слегка полноватая женщина-брюнетка лет сорока, сидящая на веранде своего дома. Впрочем, полнота эта ее нисколько не портила. Голубые глаза брюнетки искрились веселым смехом. Подвижные красивые руки непрерывно разглаживали и расправляли надетое на ней, изрядно полинявшее от стирок, цветастое платье. На шее у женщины красовался темный платок, словно бы у нее болело горло. Рядом с ней, в старом кресле-качалке, спал худенький мальчик, с тоненькими, как прутики ручками и ножками. Кожа у ребенка была такая прозрачная, что казалось сквозь нее можно разглядеть каждую жилку или кровеносной сосудик. Его длинные ослепительно белого цвета волосы ворошило ветерком, и они сверкали на солнце вокруг головы, словно золотой нимб.
Канадец узнал женщину. Это она приходила к старикам в гости на второй день его приезда. Анастасия, так, кажется называл ее дед. Странно, но за все время, что Скотт жил в деревне, они, ни разу не встретились. Он даже и забыл о ее существовании.
- Как, я? - недоуменно переспросил Юджин. - Клевый?
- Да, не клевый, а квелый! - расхохоталась Настя в ответ. - Ты еще и юморист, оказывается. Так что, настоящий то Юрка где? Я так и не поняла.
Скотт лишь досадливо махнул рукой. Он даже не мог сейчас произносить это имя вслух. Да, и в любые разговоры настроения вступать у него не было.
- Ну, на нет и суда нет. Черт с ним, с Юркой этим! Тридцать лет без него обходились, теперь уж точно не заплачем, - не стала настаивать женщина. - Счастливо тебе Юра-не-Юра, провести остаток отпуска и поскорее из этой дыры убираться. Бабе Клаве и деду Гере - привет от меня!
Лишь молча кивнув в знак согласия, Юджин собирался уже пройти мимо, как вдруг мальчик заворочался в кресле и издал какой-то странный звук:
- Ы-ы-ы-а...
Это было так неожиданно, что Скотт замер на месте, уставившись на веранду. Ребенок, между тем, открыл глаза и громко заплакал:
- А-ы-а-й-у-у...
Плач его скорее напоминал жалобное повизгивание какого-то зверька, чем звуки издаваемые человеком.
- Что, ты, что ты? - тут же кинулась к нему Настя. - Не бойся, я здесь. Я с тобой. Что случилось?
- Ы-ы-ы-м-ма..., - словно вытолкнув из горла какую-то пробку, что мешала ему, мальчик заговорил. - Ма-ма, мама! Ы-ы-с-о... Сон. С-сы-стрела летит, свистит. Упала, поднимай. Ква-ква-а-а... Царь на пир зовет. Тридевятое царство, тридесятое государство. Пришел. А-о-е-л.
- Все хорошо Ванечка, все хорошо, - погладила его по голове мать. - Не волнуйся. Царский пир горой, это же хорошо. Кто пришел то?
Канадец онемел, забыв, куда и зачем он идет. В этот момент ребенок заметил Юджина, ткнул в него пальцем и уже каким-то уже совсем другим, похожим на старческий, голосом выговорил:
- Иван-дурак! На коне скакал, сабелькой махал. На одну ладошку посадят, другой прихлопнут и места мокрого не останется. Пойди туда не знаю куда, тогда поцелуешь лягушку-царевну!
Настя внезапно побледнела и, крепко прижав сына к себе, повернулась к мужчине:
- Ты на него, пожалуйста, не обижайся. Видишь, ребенок больной. Ну, что возьмешь с него?
- Нет, нет, - опомнился Юджин, ему стало страшно неудобно, словно бы он без спроса, за кем-то подглядывал. - Обижаться, нет. Все, окей!
- Может, зайдешь, - внезапно предложила женщина, - раз уж встретились? Может по рюмочке за знакомство?
- О, нет, спасибо! Нет хотет пит алкогол.
- А ты и вправду клевый, на фоне мужиков-то наших. Давай, тогда по чайку?
- Нет, домой торопится. Дед, баба - спат идти. Поздно.
В этот момент уже почти успокоившийся Ваня оттолкнул мать, снова заплакал и потянул ручки к Юджину.
- Что он хотет? - вздрогнул от неожиданности канадец.
- Он хочет, чтобы ты взял его на руки и в дом занес. Видишь, солнце заходит. Сможешь?
Растерянный Скотт подошел и бережно поднял мальчика на руки. Его худенькое тело было совсем невесомым, как пушинка. Запах, который от него шел, напоминал запах травы на лесной поляне в жаркий солнечный день. Сердце Юджина, дрогнуло. Первый раз в жизни он пожалел, что не завел своих собственных детей.
Он занес ребенка в дом и хотел положить на кровать, но тот вцепился в него мертвой хваткой.
- Прости, что задерживаем тебя, - сразу начала извиняться Настя. - Я его знаю. Как только солнце сядет, он заснет сразу. Потерпи, пожалуйста. А то расплачется опять.
Юджин безропотно сел на кровать, стоящую возле окна. Мальчик, не выпуская шею мужчины из своих цепких ручонок, тут же прильнул к стеклу, словно прощаясь с заходящим светилом. Настя вышла на кухню, а канадец, от нечего делать стал разглядывать обстановку.
Дом у Насти был немного поменьше, чем у стариков. Но сразу чувствовалось, что живет здесь хорошая хозяйка. Пол, тщательно подметен. Русская печь в углу сияла свежей побелкой. На столе, застеленном старенькой, но безупречно чистой белой скатертью в молочной бутылке стоял букетик свежих полевых цветов. Вокруг стола старые разномастные деревянные стулья. По стенам пожелтевшие от времени фотографии.
Изучение обстановки прервала Настя, появившаяся в дверях кухни. В одной руке она держала большой алюминиевый чайник с горячей водой, а в другой маленький керамический с заваркой.
- Ну, вот, хоть и не хотел чая со мной выпить, да видно придется, - шутя, произнесла хозяйка, ставя все, что принесла на стол. - Сейчас еще оладьи будут. Их подогреть только надо. В обед пекла. Попробуй, со сметаной. Свежая. Они у меня, конечно, не такие вкусные, как у бабы Клавы. Но, тоже ничего. Думаю, съедобные.
- Спасибо. Но, нет надо. Остав их лучше для Ванья.
- Не переживай, никого ты здесь не объешь. Ванька у меня вообще не ест почти ничего. Только иногда немного овощей или фруктов. Чем живет, сама не пойму. Как будто солнцем питается. Видел, худой какой? Поэтому, давай, положу тебе оладий побольше.
Как Настя и предсказывала, с последними лучами солнца головка мальчика склонилась Юджину на плечо и он тут же заснул. Скотт бережно положил ребенка на кровать, укрыл одеялом и подсел к столу, где все уже было готово для чаепития.
Канадец пил чай из старой потемневшей от времени кружки с выщербленными краями и слушал неторопливую Настину речь:
- Вот, так... Уже год почти как из города вернулись, теперь в родной деревне живем. Сначала тяжело было. Ну, в бытовом смысле, конечно. Но, все же, морально мне легче здесь. Наверное, потому что дом этот еще моего дедушки с бабушкой. Родители мои работали много. И часто меня старикам скидывали. Так что, считай, все мое детство здесь прошло. Да, тебе, наверное, и не интересно болтовню мою слушать?
- Нет, мне очен интересно, - встрепенулся Юджин. Он чувствовал себя не совсем в своей тарелке, и понимал, что если Настя сейчас замолчит, то он просто не будет знать, о чем дальше разговаривать. - А сколко лет ест твой сын?
- Ему семь скоро исполняется, - ответила хозяйка. - Родился он прямиком в ночь на Ивана Купалу, самую короткую в году. В его честь и назвали. Может, потому Ванечка так солнышко любит. Просыпается раненько, как только оно восходит. И только скроется, тут же засыпает.
- А что, школа? Школа он ходит? - поинтересовался Скотт, хотя и догадывался об ответе.
- Не взяли его в школу то, - Настя горько улыбнулась и отвела глаза в сторону. Юджин уже пожалел, что задал такой дурацкий вопрос, но слово, как говорится, не воробей, вылетит, не поймаешь. Не заметив состояние гостя, женщина продолжала: - Дурачок, говорят. Отдавайте в интернат для умственно отсталых детей. А я ведь знаю, что он у меня очень умный. Просто не такой, как все. Но кто меня слушать будет?
'Да, конечно, какая мать, смирится с тем, что ее ребенок - даун', - с жалостью подумал канадец, но вслух ничего не сказал.
Настя снова неловко, как будто извиняясь, улыбнулась:
- Вот, сама с ним теперь занимаюсь, пытаюсь читать научить. Только учебников у меня нет, так что читаю ему русские народные сказки, - хозяйка кивнула подбородком на прикроватную тумбочку, где лежала толстая изрядно потрепанная книжка. - Это любимая его, с самого раннего детства. Пока правда плохо получается, с буквами, то. Хотя точно знаю, что книжку эту он наизусть уже знает. Но, я надежды не теряю.
'Вот, оно, что...', - сообразил Скотт. - 'Вот откуда у ребенка такой странный словарный запас. Это - из книги сказок. Правильно, сидит целыми днями дома, со сверстниками не общается. Только с матерью, да с книжкой этой'.
Заметив, что Юджин сидит, задумавшись, Настя поняла это по-своему:
- Да, что мы все обо мне, да обо мне, - поспешила она переменить тему разговора. - Давай-ка, Юра-не-Юра, расскажи лучше о Канаде своей. Как там люди живут?
- Все по-разный. Как и у вы, в Россия, - пожал плечами гость.
Была уже почти полночь, когда Юджин, подошел к калитке знакомого дома. В окне на кухне горел свет. Канадец знал, что старики обычно ложились спать поздно. Услышав посторонний шум, из своей конуры лениво выполз Яшка, позвякивая цепью. Он широко зевнул, и громко щелкнув пастью, словно поймал муху, тут же полез назад.
'Смотри-ка, даже не залаял', - подумал Скотт. - 'Уже за своего принимает. А вот примут ли меня старики? Согласятся ли, чтобы я пожил у них еще какое-то время? И как объяснить им, почему вернулся?'
Он остановился, и, обдумывая свою легенду, огляделся вокруг. Ночное небо, раскинувшееся над ним как купол, с любопытством смотрело на него сверху вниз. Ярко сияли звезды. Посередине всего этого великолепия висел похожий на узкий серп, молодой месяц. Скотт сделал глубокой вдох. Вечерний воздух был густым и плотным. Казалось, что им не дышишь, а глотаешь его. И с каждым новым глотком хотелось еще и еще. Так он ел-ел, и никак не мог насытиться. И с каждым новым глотком все его существо наполнялось спокойствием и каким-то тихим, но очень большим счастьем. Канадец вспомнил. Это было то же самое чувство, которое он испытал на речке в начале своего приезда. И, снова, как тогда, время будто бы замерло. Звездное небо, вязкий воздух, контуры исчезающей в темноте кромки леса - это было здесь всегда. Тысячи и тысячи лет. И он тоже, был здесь всегда. И всегда стоял вот так и смотрел вокруг, бесконечно вдыхая этот воздух. Незаметно растворяясь в теплой темноте и постепенно становясь частью чего-то очень-очень большого.
Юджин больше уже ничего не хотел. 'А, хорошо, все-таки, что Юрка не прилетел', - промелькнула в голове тихая мысль. Однако от этой мысли Скотт мгновенно очнулся и закипел яростью, сразу забыв про деревенскую идиллию. - 'Как это хорошо?! Чего это хорошо!? Сволочь, Гусько, кинул его. Ну, ничего, мы еще поглядим, кто кого!'
Решительно толкнув калитку, он поднялся на узенькое крылечко и постучал в дверь. Как и в первый день его приезда, занавеска на кухонном окошке дрогнула, и в нем появилось озабоченное лицо бабы Клавы.
- Кто там? - поинтересовалась она.
Вместо ответа Скотт переместился в полосу света, чтобы его было лучше видно.
- Старый, слышь, это Юрка назад вернулся, - обернувшись в сторону кухни, оповестила баба Клава. - Что-то случилось, наверное.
- Так, открывай, что человека то на улице держишь, - услышал канадец знакомый голос, принадлежащий хозяину дома.
-
Старики словно бы и не сильно удивились его появлению.
- Что, самолет твой отменили? - полюбопытствовал дед.
- Нет, самолет, все - окей. У меня менятся обстоятельства. Я звонит Канада из Москва. Мне говорит, оставатся Россия какой-то время. Писат книга о ваша замечателная страна. Я соглашатся. Можно, мне пожит у вы еще немного? Я могу платит.
- Книга - это хорошо. Это дело полезное. Живи, чего уж там, - хором ответили хозяева. - И нам веселее. А денег нам твоих не надо. Не обижай! Зачем нам они? И нас все с огорода свое бесплатное. И кровать, спишь на которой, тоже ничего не стоит. Только гадости про Россию не пиши. А то знаем мы вас, иностранцев.
- Спасибо! - У Юджина как камень спал с души. По крайней мере, первую проблему решить удалось. - Очень благодарный! Гадости - нет. Хорошо толко. Я любит эта страна. И если вы нужна любая помощ, то толко сказат мне. Я все делат для вы.
- О, кстати, о помощи, - вспомнил дед. - Сможешь завтра на мотоцикле Клавку на болото отвезти за брусникой? Здесь, в общем-то, недалеко, да только назад ей пехом с полными ведрами тащиться.
- Конечно. Все, что вы хотет! - с радостью согласился Скотт.
После пережитого стресса, сон никак не шел к Юджину. Канадец лежал неподвижно, молча глядя в потолок. В голове нескончаемым потоком неслись мысли. Он мучительно пытался найти выход из сложившейся ситуации, но так ничего и не мог придумать. Внезапно, Скотт услышал какое-то шевеление из-за цветной занавески, где спали старики. Шевеление переросло в глухой шепот, который становился все громче и громче.
- Перестань..., - наконец смог он разобрать голос бабы Клавы.
В ответ - дед, что-то неразборчивое.
- Ну, перестань же.
И снова бубнение деда.
- Да, убери же ты руки, в конце концов, Ирод! Дай поспать! - громко прозвучал возмущенный возглас хозяйки.
Шум с той стороны тут же затих.
'Во, дед дает!' - весело подумал Юджин, и на душе у него отчего-то сразу стало легче. Уж если в таком возрасте люди не теряют надежды, то ему-то молодому, что жаловаться? Все будет хорошо. Обязательно будет!
Глаза его закрылись, и он моментально уснул.
На следующий день рано утром поехали на болото. Дед увязался с ними, сказал, что скучно одному дома сидеть. Мотоцикл, управляемый Юджином, едва отъехал от дома, как они увидели медленно бредущую им навстречу сгорбленную старческую фигурку. Тот с трудом ковылял, опираюсь на палку. Несмотря на жару, старик был в теплой фуфайке. Голову покрывала когда-то в далеком прошлом белая, a ныне желто-серая, кепка с пластиковым козырьком. Едва мотоцикл поравнялся с ним, как дед Гера выбросил вперед руку в фашистском приветствии и громко заорал:
- Хайль Гитлер!
Вместо ответа, прохожий плюнул им вслед и потом еще долго стоял на месте, угрожающе размахивая палкой. Дед лишь весело рассмеялся.
- Нет, это из наших местных, - уточнил старик. - Просто кличка у него такая. Он во время войны партизан полицаям сдал. Иуда! Их потом в деревне на площади повесили.
- Зачем ты так, Гера? - подала голос баба Клава с заднего сиденья. - Человек за это 25 лет в Сибири отсидел. Получил свое сполна. Нужно простить по-христиански.
- Ох, добрые же вы все, христьяне! Если бы я свои щеки подставлял, как вы советуете, я бы и до половой зрелости не дожил. Юрка, че плетешься еле-еле? - переключился он на Юджина. - Газку-то подбавь! А то будет как в прошлый раз с крокодилой. Пока ты тащился как черепаха, его уже и след простыл. Оставил Клавку без обновки! А я-то уж размечтался, что она у меня первой бабкой на деревне станет. Что вот мне теперь делать?
- Может, еще поймат. Другой раз.
- Да, ни хрена ты его уже не поймат, - передразнил дед канадца. - Третьего дня он в сети браконьерские попался. Пару километров ниже по реке. Так мужики те, говорят, враз поседели и поклялись с делом своим темным завязать. А, заодно, и пить все побросали. Да, тут кто хошь бросит, когда такую зеленую 'белочку' увидит. Едрит твою через коромысло!
Скотт крутанул ручку газа, и мотоцикл, поднимая тучи пыли, резво понесся по пустынной улице.
Уже добрых часа три они ползали по болоту, собирая бруснику. Они, это - баба Клава и Юджин. А, если совсем точно, то одна баба Клава. Дед блаженно дремал в люльке мотоцикла, лишь время от времени спросонья отгоняя от себя надоедливых насекомых. От канадца, который с жаром взялся помогать хозяйке, тоже прока было немного. В то время как женщина, несмотря на свой возраст, уже почти набрала полное ведро, сбор Юджина тонким позорным слоем едва-едва покрывал донышко.
Наконец Скотт выдохся окончательно. Вытирая мокрый лоб и, отмахиваясь от комаров и жирных слепней, которые роем летели на сладкий запах пота, он подошел к мотоциклу, чтобы передохнуть немного и утолить жажду. Шум поиска прихваченной с собой бутыли с квасом, разбудила деда. Тот вздрогнул и открыл глаза.
- Ну, что, гвардеец, заморился то с непривычки? - зевая, осведомился он.
- Тяжело..., - не стал прикидываться суперменом Юджин. - Как это баба Клава может так скоро? Раз, раз... ведро полный. Здорово! - искренне восхитился 'гвардеец'.
- Клавка, то? Та, да! - старик восхищенно закатил глаза. - Это еще старая она сейчас. А в советское то время, еще при колхозах, трактор в поле обгоняла.
Канадец жадно пил тепловатый квас и смотрел на болото. Оно казалось бесконечным. Повсюду частокол засохших деревьев. Низкорослые кусты, кочки с пышными шапками мха. Брусника, клюква. Кое-где болото больше походило на безобидную зеленую лужайку, которая, однако, уже через несколько метров переходила в черную бездонную трясину.
- Страшно.... и красиво здес. В один и тот же время, - подвел он итог своего созерцания.
- Да, болото знатное, - согласился дед. - В наших местах большое самое. Даже тайна у него своя имеется.
- Тайна? - заинтересовался Скотт.
- А как же. Вот тот камень видишь?
Посмотрев в направлении, в котором указывал дед, Юджин увидел огромный замшелый от старости валун, наполовину вросший в землю.
- Окей. И, что он?
- Так вот, камень этот - священный. Имя у него - Кот-Камень. Даже легенда об этом есть.
- Можеш рассказыват? - попросил канадец.
- Чего там, слушай, - старик не заставил себя долго уговаривать. - В стародавние времена, тысячу лет назад, а может даже и больше, жило в этих местах одно племя. И поклонялось оно камням. Было их семь, все разного размера. Самый маленький, как я уже сказал, Котом, звали. Потом еще были: Собака-Камень, Конь- Камень, еще какие то... Запамятывал уже. Заканчивая самым большим, который называли Седьмым или Царь-камнем. И сила камней этих от размера зависела. Если самый маленький просто утешить мог, то последний был огромный, как гора и исполнял любое желание. Правда, только один раз в жизни. Так что, какая нужда у человека случалась, к тому камню он и молиться шел.
- Что ест такое - 'утешит'? - перебил повествование канадец, услышав незнакомое слово.
Дед почесал затылок, стараясь найти более точное определение:
- Ну, это вроде бы, если есть у тебя горести какие, или просто тошно тебе от жизни, то подойди, и он завсегда тебя успокоит.
'Вот, мне бы сейчас, как раз такой камушек не помешал', - подумал Юджин. Но вслух только поинтересовался:
- А, далше? Что, далше?
- Дык, я и говорю..., - продолжал рассказчик.
А, дальше, по словам деда Геры, выходило, так. Земли те, где племя проживало, всем богаты были. В лесах полно дичи, в реках рыбы. Поля исправно давали обильные урожаи. В болотах много железной руды. Слава о местных мехах, меде, оружии гремела далеко окрест. Поэтому жило племя то мирно и в достатке.
Только однажды приглянулись их земли соседям с Севера. Северяне эти ни пахали, ни сеяли, а жили только войной, да разбоем. Огромного роста, сильные как дикий вепрь, были они повсюду известны своей жестокостью, наводя ужас на соседей. Никого не щадили они во всемя набегов. Убивали всех от мала до велика, кто только осмеливался сопротивляться им и в рабы не годился. Уходили, оставляя за собой только трупы, кровь и безлюдные пепелища.
И вот, спустились они вниз по рекам на ладьях своих остроносых, все закованные в железо, и напали на наше племя. Стали те обороняться, да, куда там! Рубят их пришельцы своими боевыми топорами, стрелы пускают без промаха. Целый день шла сеча великая. Храбро бились местные, и хоть надежды на победу мало было, ни один не ушел с поля боя. Все там навеки и полегли.
Когда же остались в деревне одни только бабы, да детишки малые, вождь, израненный весь, повел их к Царь-Камню. Забрались на него, молятся. А враги рядом уже совсем. Вот-вот догонят и убьют всех. И тогда пожалел Камень своих людей и превратил все вокруг себя в непроходимое болото. Остатки племени, что наверху были, уцелели, а чужаки на дно пошли. Но и из семи камней почти всех пучина эта поглотила. Остался только Царь-камень, который в остров превратился. Да еще, самый маленький из них, что дальше всех лежал, поэтому и оказался теперь на краю болота.
- Вау! - восхитился Юджин. - Красивый легенда.
- Да, - согласился дед. - Говорят, что и по сих пор можно встретить на болоте потомков из того племени. Их так у нас и называют: 'болотные люди'. И еще, говорят, что болото это - живое. Добрый, хороший человек никогда в нем не утонет, а плохого, оно само к себе зовет и тот сопротивляться зову этому не может.
- Зовет? Как это, зовет?
- Не знаю. Меня еще не разу не звало. - усмехнулся старик, но тут же продолжил серьезным тоном: - Только вот случай в здешних местах был. Еще в царские времена. Жил тогда в Туле купец один очень богатый и давал он деньги под процент. Очень плохой человек был, мироед. Много людей разорил, много слез пролил. И, вот однажды поехал на ярмарку в Москву и пропал. А через неделю нашли его телегу на краю болота этого. Стоит лошадь запряженная, товар не тронут, а купца самого и след простыл. Болото его к себе позвало, вот и сгинул. Едрит твою через коромысло!
Юджин на пару минут задумался, потом поинтересовался:
- А святой остров? Там кто-то быват?
- Куда там! Болота здесь непроходимые. Кто ж полезет? И островов разных много. Поди, узнай какой из них Седьмой Камень этот. Да, и искать его опасно, вроде бы злой дракон остров тот охранять поставлен. Чтобы северные люди до него не добрались. Да.
- Зачем боятся? Вы сам говорит: добрый, хороший не тонет. Что, нет здес ни один хороший человек вокруг? - подколол канадец.
- Может сам попробовать хочешь, гвардеец? Проверить, так сказать, правда это или нет? Ну, то-то! То сказка, а то жизнь...
- И что ж, никто никогда на остров тот не быват? - продолжал допрашивать деда Юджин.
Старик помолчал немного и, отбросив свой шутливый тон, неожиданно серьезно ответил:
- Батя мой был там один раз. Да, и то зимой. Если не соврал, конечно. После этого сидел целую неделю на крылечке и молчал. Курил только самокрутку за самокруткой. Курит и молчит. Молчит и курит. Так никому и не рассказал ничего.
- Ясно..., - протянул Скотт и, показывая на валун, спросил: - Я моч подойти?
- Да, я что ж не хозяин ему. Что спрашиваешь? Иди, коли есть о чем с ним поговорить.
Канадец подошел к камню и погладил его по замшелой нагретой солнцем поверхности. Внезапно ему показалось, что тот слегка вздрогнул и пошевелился, как кот, которого погладили по шерсти.
- Хороший, хороший, - словно разговаривая с живым существом, чуть слышно прошептал Юджин по-английски. - Помоги мне. Что делать? Подскажи.
Он прислонился щекой к камню и застыл, прислушиваясь. Прошло несколько минут - ровным счетом ничего не происходило. Скотт повернулся к деду и, увидев устремленный на него насмешливый взгляд, понял, что тот просто посмеялся над ним.
'Ну, Юра, если только я тебя поймаю, то утоплю в болоте с камнем этим на шее. Пусть уж он тебя утешит', - со злостью подумал Юджин.
* * *
Гусько громко икнул, потом еще раз. 'Видно, кто-то меня вспоминает', - равнодушно подумал он и вышел на улицу из дверей Министерства Транспорта Канады. В кармане у него лежали деньги за проданную десять минут назад машину Скотта. Настроение было преотличным и ему захотелось отпраздновать удачную сделку. В таких случаях ничего лучше мороженого для него не существовало. Юра пошел вдоль улицы на поиски. Надо будет взять две, а то и три порции, решил он.
Прошагав добрых минут двадцать, Гусько как назло, не смог найти, где бы его можно купить. Он уже потихоньку начинал злиться, когда его взгляд случайно скользнул по витрине одного из магазинов. Юра замер, как вкопанный. Магазин продавал велосипеды. А в его витрине стояло настоящее чудо. Было оно ярко-красным с множеством хромированных деталей, сияющих на солнце. Легкая углепластиковая рама, мощная вилка с амортизаторами, навороченная трансмиссия. Велосипеды являлись для него не просто хобби. Скорее настоящими друзьями. Поэтому Гусько знал в них толк. Но такого он не имел никогда в жизни. Это была его мечта! Однако... ценник извещал, что стоимость чуда зашкаливала, равняясь четырем тысячам долларов.
Непростой выбор встал перед Юрой. Ведь если купить такую дорогую игрушку, то на это уйдут практически все деньги, что удалось получить от продажи машины. А если не купить.... Он решительно толкнул двери магазина. Будь, что будет - один раз живем!
Не прошло и получаса, как Гусько уже являлся счастливым обладателем билета в новую увлекательнейшую жизнь.
Теперь нужно было его опробовать. Юра увидел, что через дорогу от него находится одна из многочисленных заправочных станций гиганта 'Petro Canada', раскинувшая свои щупальца по всей территории страны. А сразу за ней, вход в небольшой парк, который, безусловно, являлся отличным местом для испытаний.
Дойдя до парка, Гусько лихо оседлал свое приобретение и покатил по тенистой дорожке. Ожидания его не обманули. Ход велосипеда был настолько плавным, что просто захватывало дух. Педали крутились так, что казалось, будто они делают это сами. Проехав немного, Юра остановился, чтобы подрегулировать высоту седла.
- Леночка, прекрати баловаться, немедленно, - внезапно услышал он по-русски. - Ты что думаешь, если папа с нами больше не живет, так я сама тебя в угол не смогу поставить?
Гусько оглянулся. Неподалеку от того места, где он стоял, находилась детская площадка. Он увидел, как какая-то женщина, наклонившись, отряхивает от пыли платьице маленькой девочки.
'Шатенка, лет около тридцати', - машинально заметил про себя Юра. - 'Личико, так, ничего особенного. Глазки, как глазки. Носик, пожалуй, слишком островат. Как у мышки. Одним словом - баба, как баба. Таких - миллионы. Но фигурка, вроде - ничего. И попка то, попка - класс! Очень аппетитная. Что она там сказала насчет 'папы'? Или, точнее, его отсутствия. Прекрасно! Всего одна фраза, а сколько полезной информации'.
Вдруг Юра вспомнил, что со времени приезда в Канаду у него еще не было женщины. 'Да, не красавица', - решил он про себя. - 'Но как говорит народная мудрость: не с лица воду пить. А уж народ то, наверное, разбирается, какая часть тела в человеке важнее, а иначе бы давно выродился'.
Гусько случайно скользнул взглядом по заправке, прекрасно видимой с аллеи парка. И тут ему в голову пришла неожиданная мысль. Тогда он нагнулся и выкрутил ниппель из переднего колеса. Воздух со свистом начал выходить из шины.
В это время женщина, оставив дочку играть с детьми на площадке, отошла к скамейке, села и стала читать книжку. Юра подошел к ней, ведя велосипед за руль. Придав своему голосу легкий прибалтийский акцент, которому он так хорошо научился во время учебы в Риге, Гусько вежливо поинтересовался на русском:
- Я только что слышал, как вы говорили по-русски. Простите, пожалуйста, у вас не будет насоса?
- Что? - недоуменно подняла голову женщина.
- Вот, колесо, спустило, - Юра грустно кивнул на свой велосипед.
- Нет, у меня нет насоса.
- Жалко, хотел покататься... Но, ничего не поделаешь. Видимо придется звонить, вызывать шофера с машиной. А это ваша дочка? - он кивнул подбородком в сторону детской площадки.
- Да, а что?
- Вы знаете, ведь что интересно. Иногда, по девочкам в детстве ничего нельзя определить. Часто из гадкого утенка вырастает белый лебедь. Иногда, нет. Однако у вас совершенно не тот случай. Даже сейчас видно, что у ребенка прекрасные данные для модельного бизнеса. Поверьте, я знаю, что говорю. Советую вам их всячески развивать.
Он сделал вид, что собирается уходить.
- Спасибо! - зарделась от гордости мама. - А вы что, имеете какое-то отношение к модельному бизнесу?
Юра сделал вид, что задерживается, но только для того, чтобы ответить на вопрос:
- Нет, ну что вы. Это не входит в сферу моих интересов. Просто финансирую три модельных агентства. Но я там практически не бываю, времени не совсем бывает. Простите, за мой плохой русский. Все-таки это не есть родной язык для меня.
- Ну, что вы, что вы. У вас прекрасный русский.
Гусько сделал вид, что очень польщен. Теперь можно было и остаться, что он и сделал, облокотившись на руль своего велосипеда:
- Спасибо, вы мне льстите, право. Простите, до сих пор не знаю, как вас зовут?
- Нет, я, скорее - человек мира. А что вы спрашиваете? Разве вы никогда меня не видели.
- Вряд ли мы встречались, - пожала плечами Надя.
- Конечно, не встречались, - охотно согласился Гусько. - Я просто думал, что вы могли видеть меня по телевизору или в газетах.
- А, вы артист?
- Ну, что вы. Я слишком нефотогеничный для этого. Я совсем по другой части.
- По какой же?
- Странно, но, похоже, что вы меня действительно не узнаете. Ну, хорошо, тогда повернитесь и посмотрите.
- Куда? - так и не поняла женщина.
- Ну, как, куда? Как называется заправка за вашей спиной?
Надя, увидев название 'Petro Canada', на минуту оцепенела:
- Так это что, ваша?!
- Да, и эта, и все остальные. Разве из названия не видно? Это - мой канадский филиал.
Женщина, однако, продолжала сомневаться:
- Но, ведь, чтобы создать такую большую компанию нужно много времени. Наверное, такой бизнес из поколения в поколение передается. Неужели вы все это сам один?
- А вы, молодец, все правильно понимаете. Конечно, этот бизнес еще дед мой начинал. Поэтому у нас в семье его называли - Петро Первый. И с тех пор существует традиция: всех мальчиков в нашей семье называют этим именем. Потом был мой отец. Теперь вот, я - Петро-III, де Гус'ко, - тут он спохватился, что, кажется, малехо перегнул палку и поправился: - Но для вас просто - Петро. А вы сами откуда?
- Я из Белоруссии, из Минска. Вы, наверное, и не знаете где это?
- Почему же. Приходилось бывать у вас в Бобруйске, - не сдержался Юра, чтобы ни упомянуть свою родину.
- Знаю, это там, где большой шинный завод.
- Точно. Есть такой завод. Отец полжизни своей там отпахал.
- Чей отец? - не поняла Надя.
Юра едва не прикусил язык. Какой капитальный прокол! Надо было срочно исправлять ошибку.
- Ну, не мой же, - быстро нашелся он. - Я иметь в виду: отец моего отца. Прошу прощения за мой корявый русский. Это сейчас Бобруйск иметь большой шинный завод. А когда-то на его месте был поле, которое он полжизни пахал. Потом обрыдло ему все и эмигрировал в Канаду. Но, я всегда мечтал побывать на родине предков, так сказать. И, как видите, сделал это.
- Так мы с вами получается земляки! - обрадовалась женщина.
- Получается так, - скромно согласился Гусько.
- Очень приятно осознавать, что твои земляки смогли добиться таких высот и стать богатыми людьми. То-то я смотрю, у вас один велосипед стоит дороже машины.
- А вы, в них что, разбираетесь? - удивился Юра.
- Конечно, - глаза Нади загорелись. - Я почти семь лет велоспортом в юности занималась. Одно время даже в сборную входила. Если бы у меня тогда был такой велик, я бы точно чемпионкой мира стала. Но, это все в прошлом.... А в Канаде мы совсем недавно. Вот развелась с мужем и решила эмигрировать, чтобы начать жизнь с чистого листа.
'Ух, ты!' - подумал Гусько. - 'Смотри-ка, даже общие интересы нашлись. Тем более нужно поближе познакомиться'. Однако вслух только сказал:
- Да, не в деньгах счастье. Я на самом деле - аскет. Не пью, не курю, не ем мяса. Довольствуюсь малым. Хотя у меня гараж на двадцать машин, предпочитаю ездить на велосипеде, а деньги пускать на благотворительность. Я считаю, что другим людям нужнее.
В это время к ним в слезах подбежала Надина дочка.
- Мама, мама, - горько причитала она, показывая на свое колено. - Я ударилась! Мне больно!
Присев на корточки, Надя осмотрела разбитую коленку дочери:
- Ничего страшного, Леночка. Покорябалась немного. Сейчас пойдем домой зеленкой прижжем.
- Не хочу зеленкой!
- Не капризничай! Я тебе говорила не баловаться? А ты? Ну, вот теперь и не жалуйся. Вы такой интересный собеседник, - повернулась она к Гусько, - но нам, к сожалению, надо идти.
- Конечно, конечно. А вам в какую сторону?
- Да, вон, туда. Видите, наш дом многоэтажный? Мы с дочкой квартиру там снимаем.
- Пойдемте тогда вместе. Мне тоже нужно из парка выбираться на улицу, а то мой водитель сюда все равно подъехать не сможет.
Они пошли к выходу. Юра, как мог, развлекал свою новую знакомую, отыскивая возможность продолжить знакомство. На его счастье он, наконец-то, обнаружил то, что и сам давно искал. Это было детское кафе с нарисованными на его витринах веселыми детскими рожицами, пожирающими огромные порции мороженого.
- Леночка, сейчас мы тебе настроение поднимем, и коленка твоя сразу пройдет, - указал он на кафе-мороженое. - Дядя Петро большой в этих делах специалист! Давай-ка пойдем, ударим по мороженому. - Гусько облизнулся. В данном случае их с ребенком интересы полностью совпадали.
- Неудобно как-то, отнимать ваше время, - засомневалась Надя. - Вы, наверное, такой занятой человек.
- Ничего, ничего. Мировые цены на бензин из-за этого не подскочат и биржа не обвалится. Пойдемте, я приглашаю.
- Ну, хорошо, - сдалась Надя. - Только ненадолго.
- Ура! Мы идем есть мороженое! - обрадовалась Леночка, совершенно забыв о своей недавней трагедии.
Был будний день и в кафе практически пустовало. Юра предложил занять столик возле окна с лучшим видом на парк (на самом деле с этого места прекрасно просматривался припаркованный возле входа велосипед).
- Только не смотрите на цены, - сделал он широкой жест. - Это не имеет никакого значения для меня. - И тут же заявил подошедшей официантке: - Принести, эта маленькая леди самый дорогой мороженое вы иметь.
Девушка приняла их заказ и ушла на кухню. В этот момент Юра перевел взгляд на Надю и почувствовал, что та почему-то напряглась.
- Скажите, а что, английский для вас тоже не родной? - подозрительно спросила она после некоторой паузы.
'Блин!' - Сообразил Юра. - 'Похоже, у подруги этой английский лучше, чем у меня самого. Сразу его жуткий акцент просекла. Ох, баба, чувствуется, весьма не глупа. Да, и образована, видимо, неплохо. Ну, ты, олигарх хренов! Следи за базаром. Уже второй раз чуть не спалился'.
- Конечно, нет, - как можно беззаботнее улыбнулся он. - Я ведь в Европе родился, потом учился там же. Сорбонна, и все такое... Знаете? И жил там до прошлого года. Но тут, в Канаде, папа мой неожиданно скончался. Инфаркт. Вот, теперь перенимаю дела....
Юра тяжело вздохнул.
- Простите, - смутилась Надя. - Я не знала. Извините, ради бога!
- Ничего. Как сказано в Библии: время умирать, и время рождаться. Все мы там будем....
Только тут Гусько осознал, что опять упрямо лезет головой в следующую ловушку. Ведь он упомянул, что якобы учился в Сорбонне. Значит, скорее всего, французский должен быть у него родным. А так как в Канаде французский язык, являлся вторым государственным, то достаточно большое количество людей им владели. А вдруг, и Надя тоже. Сам же Юра на этом языке мог только попросить поесть и, то, благодаря своей любимой книге 'Двенадцать стульев'. Нужно было срочно действовать на опережение.
- А сам я родился Эльзасе, - словно бы продолжая повествование своей жизни, оповестил Юра.
- А где это?
- Это - небольшая провинция между Францией и Германией. Там говорят на местном диалекте - смеси французского и немецкого. В результате эльзасский не понимает никто: ни французы, ни немцы. Вот, такой он странный - мой родной язык. Очень мало в мире, тех, кто на нем разговаривает.
- Интересно как! А русский, откуда у вас такой хороший?
- Меня воспитывала бабушка и русская гувернантка. Мой папа считал делом чести, что его сын должен свободно говорить по-русски. Ведь, мы из семьи бобруйских духоборов, которых лично сам Толстой, Лев Николаевич в Канаду вывез. Знаете, кто это такие? Сейчас расскажу. Это очень любопытно.
Они общались уже около часа. Юра искренне радовался, что информация, полученная от Юджина, не пропала даром. Наконец, пришло время прощаться, и Гусько подозвал официантку со счетом. Счет оказался немаленьким, но деньги от продажи машины у него все еще оставались. Однако дело было не в деньгах, а в принципах. Все что не удавалось получить на халяву, больно ранило Гусько в самое сердце.
- Ну, что ты будешь делать! Кошелек в машине забыл, - Юра постучал себя по пустому карману. - Ой, вот неудобно-то. Ничего, сейчас позвоню шоферу, и он деньги привезет. Минут сорок-пятьдесят, я думаю. Ну, может час-полтора, самое большее.
- Да, что вы. Не надо. Я заплачу сама. Тем более что самое дорогое мороженое Ленка съела.
Гусько опустил голову, словно бы смутившись, а на самом деле скрывая довольную улыбку.