Аннотация: Четвертая глава отдельно: POV Жеки: Маленькая передышка. POV Аля: а до главного-то и не добрались!
Глава 4.
Вещи Аля мы вчера в машинку запихать-то запихали, но собственно стирку запустить забыли. И теперь ему действительно было нечего одеть - даже обувь, тонкие летние туфли, была все еще мокрой и в разводах соли. Пока он ходил по дому в облегающей одежде с моего плеча: с полурасстегнутой рубашкой и типа закатанными рукавами и штанинами - это еще было нормально. Но зимняя одежда в таком стиле - это непередаваемое впечатление.
- Я похож на дебила, - задумчиво заметил он, разглядывая себя в зеркале. - До сих пор не привык? - невинно поинтересовался я и заслужил злобный взгляд в ответ. - Прости, - фыркнул я, непонятно чему радуясь. - Тупая шуточка.
Я собирался в спортзал и Аль ехал со мной: в клубе был приличны аутлет, можно было бы обеспечить его гардеробом за относительно небольшие деньги. Сейчас же он радовал взгляд коротковатыми рэповскими штанами, шерстяным свитером и спортивным кенгуру до талии. В сочетании с летними туфлями и куцей ветровкой. Отпад.
Аль, все так же сердито оглядываясь, подошел к стиральной машинке. - Двадцать минут осталось. Может, - он замялся, - подождем? - Пойдешь в мокрых джинсах? - поразился я.
Он надменно кивнул. - Яйца застудишь. Аль прищурился: - Ценю твою заботу о МОИХ яйцах.
- Подождем, так подождем, - буркнул я, краснея, и отправился смотреть "Доктора Хауса" на американском. А ну как в Амстердаме понадобится обсудить волчанку с зарубежными коллегами? И тут как раз я, знаток этого слова.
Через двадцать минут я поделился с Алем навыком пользования утюгом вместо сушилки, и мы, наконец, вырвались на волю. Ощущения были как на прогулке с чужим бультерьером без поводка. Аль шел слева, на полкорпуса сзади и плотоядно зыркал по стороном. Люпус, думал я. Волчанка. Пока мы дошли до остановки, я аж взмок; левое плечо свело от напряжения.
В автобусе он, широко раскинув по поручням руки, устроился на площадке для колясок - прямо напротив центральных дверей. Держал, по видимому, несчастный транспорт под контролем. Народ вокруг как-то рассосался. Я потоптался рядом, а потом, решив не загораживать обзор, ринулся на освободившееся сиденье и врубил плеер. Оксфордский справочник для клиницистов - вот что нам поможет. Родные латинские термины на безупречном роял бритиш всегда действуют как-то успокоительно и жизнеутверждающе. По дороге меня одолела гениальная идея: раздобыть медицинский словарь на немецком и положить его на музыку Раммштайна...
Я так увлекся живописанием свищей в заднем проходе (блин, к чему бы это?), что чуть не пропустил нашу остановку. Подскочил, как ужаленный, и, схватив Аля за руку, ломанулся на выход. Тот воспринял мое поведение без комментариев, и я бодро зашагал к спортцентру, усмиряя плоть: методично расслаблял мышцы. Те упорно напрягались, чуя опасность рядом, но разум все-таки победил подсознание. В здание я вошел уже с видом вполне небрежным, а осанкой гордой, но без деревянности. Так мне, во всяком случае, казалось.
Так-с, теперь снять с банкомата штук пять (дыра в бюджете), показать Алю вход в зал и девочек на регистратуре, и отправить его на шоппинг, благославя. Вот тебе пять крон, сын мой, и ни в чем себе не отказывай, гы-гы. Он остановился в дверях магазина и следил за мной, пока я не скрылся за углом (я обернулся; спокойно; спокойно).
В зале было хорошо - немноголюдно, но пара знакомых в наличии. Я сделал несколько разминочных кругов и подошел пожать руку Сереге - моему постоянному партнеру по железу. - Жека, - сказал он, - бинтуйся, бл..дь. В присяде - главное бинтоваться и танкетки. Понимаешь? А потом, умелым подходом, - он пристроился к штанге. - Умело, - согласился я со смешком. - Да, бл.., я сказал умелым! - и он с диким ревом взял 90 кг. Я заржал, чуть не выронив диск. - Блин, Серега, я обосрусь с тобой рядом когда-нибудь. Он не ответил - пошел на пять заходов. Зато уж потом оторвался, пока страховал меня в жиме: заливался (на ползала) соловьем о пользе растительного масла - ложками по утрам, особенно упирая на эффект здорового стула. Очередной прорыв в здравоохранении. Серега был программист и на работе, по собственному признанию, гонял яйца и читал умные книги.
Так мы трепались, веселясь и дергая иногда снаряды, - сначала о бабах (они Серегу соблазняли), потом о морали (Серега упирал на ее православие), а потом и о смысле жизни (тут мы запутались). - Бл.., - сказал он, глядя вдаль, - ты посмотри, как идет, а? Я оглянулся и, холодея, увидел в противоположном конце Аля, без страховки, легкими рывками взбирающегося на альпинистскую стенку. В том месте, где наклон стал градусов 80, он покачался на одной руке и вдруг сорвался. По всему залу прокатился единый матный выдох, но Аль уцепился где-то на полпути (вот для чего раскачивался) и спустился вниз в два прыжка.
- Ну, мужик, - восхищенно протянул Серега. К Алю, что-то вопя, подскочила администраторша. Я быстро сунул другу руку, прощаясь, и направился к ним. Впрочем, к моему приходу конфликт уже разрешился: женщина что-то неуверенно лепетала об ответственности и технике безопасности, а мое личное наказание равнодушно внимало, остановив на ней стеклянный взгляд.
- Может хочешь покачаться? - предложил я, когда тетка свалила. - Нет. - Ну, ясно. Я, в общем-то, закончил. Будешь еще чем-нибудь здесь заниматься? - Нет.
И мы пошли в раздевалку. Все-таки он был очень красивый. Это бросалось в глаза, когда он шел рядом в тонких спортивных брюках и гладкой футболке - я видел, как притворно равнодушно нас провожают взглядами девчонки из легкоатлетической группы. А еще сильнее это бросилось (и совсем не в глаза, блин), когда он вышел мокрый из душевой. От вчерашних ужасных ран на его теле остались только тонкие белые шрамики, и я завороженно наблюдал, как он ко мне приближается; шрамики - особенно на бедрах и низу живота - хотелось потрогать.
- У меня полотенца нет, - сказал Аль, остановившись совсем рядом. Я сидел на скамье, так что получилось, что лицо у меня оказалось как раз на уровне его... эээ... пупка. Наваждение какое-то. - Возьми мое, только оно влажное. Я развернулся к шкафчику, собирая сумку, и зашипел, неловко дернув рукой. - Что, рука болит? Он все так же стоял передо мной, только полотенце вокруг бедер обмотал. - Ага, потянул. - Давай я тебе помассирую - это поможет. - Ну... давай... - я протянул ему руку, снова усаживаясь.
Тонкие пальцы впились в меня, как железные клещи. - Блин, больно! - Сейчас приятно станет, - живодерски усмехнулся Аль, и я откинулся, прикрывая глаза. Ну-ну. Скоро на самом деле приятно стало. Боль медленно растворилась под его горячими ладонями, и я разомлел. Моя рука, казалось, лишилась кожи, а прикосновения Аля становились похожи на разряды удовольствия ведущие прямо... в мозг, подумаете, наверно, вы... я бы тоже хотел так думать... Сжимая колени, я смотрел на бледные четкие губы и опущенные пушистые ресницы. Хотелось, чтобы он их поднял, и с его лица исчезло это обманчиво смиренное выражение, сводящее меня с ума.
- Гля бл.. пидоры, - раздалось совсем рядом, и я дернулся, как обычно, не найдя сразу что ответить на неожиданную агрессию. Секунду я глядел в невозможные янтарные глаза Аля, а в следующее мгновение он уже стоял в трех метрах от меня, и у его ног корчились пара молодчиков. - Что происходит? - к нам подтянулось несколько мужиков. - Мой друг - массажист, правил мне руку, а эти козлы нас пидороми назвали, - сориентировался я. - Вот козлы, - согласился кто-то. - Я из них сейчас самих пидоров сделаю, - снова вызверился Аль.
И его стали успокаивать и уговаривать, что придурки не стоят, чтоб о них руки марали. Я следил за ним с улыбкой: он явно играл на публику, и такое проявление его личности было неожиданным. Кто-то узнал в нем героя недавнего представления. Альпинист, восхищались им. Гопники смылись под шумок. Здоровенный, килограмм на 120, качок спросил: - А ты хороший массажист? А то у меня спину ломит... - Пятьсот крон за сеанс, Вить, - вставил я свои пять копеек.
Аль взглянул на меня с непонятной яростью, а потом кивнул Витьке на скамейку. - Что, прям сейчас? - обрадовался тот, укладываясь. И взвыл, как только Аль сжал его мясистые плечи. Постепенно Витька расслабился и явно начал получать удовольствие: принялся шумно вздыхать и как-то потягиваться. А потом вдруг сел и пробормотал: - Все, больше не болит, - лицо его было красным. В душе смутно зашевелилось злорадство: не мне же одному все время мучиться...
Аль протянул мне купюру с ледяным выражением лица и злобно сжатыми губами. Ну, что теперь? - Оставь себе, - хмыкнул я, - отдашь должок когда лишние появятся, - и понаблюдал, как медленно оттаивают его глаза. Очередные заморочки, которые мне не потрудятся разъяснить. - Пойдем в кафешку пожрать? - Хорошо, - он забавно склонил голову набок, - я плачу. - Без вопросов! Мне снова стало весело: после театра, устроенного им в раздевалке, я перестал воспринимать его присутствие как угрозу. Такой вот выверт подсознания. Люблю людей с чувством юмора, даже таким извращенным, как у Аля.
*** Аль.
Оборотни живучи, и безымянный ассистент Стайна умирал долго, не меньше часа. Все это время Аль сидел рядом с ним, вложив руки в открытые раны - одну на горле, другую в районе солнечного сплетения. И пил его боль и смерть. Раньше ему казалось, что энергия, рожденная их похотью и злобой, похожа на грязь? То, что он потреблял сейчас - походило на блевотину. Мир несправедлив, не позволяя Алю насладиться страданиями своих врагов, тех, кто пил его собственную боль, как драгоценное вино. Несколько раз его рвало желчью.
Он думал о том, что надо беречь марну и не тратить ее на восстановление - только критические внутренние повреждения. Что с ним не имели права так обращаться, и теперь он может вернуться в свой первый род или пойти в храм и выбрать любой другой. Точнее, пойти к тем, кто выберет его; но он не позволит использовать себя первым встречным ублюдкам. Он обладает властью над своим источником и сам будет выбирать. Но с другой стороны, кто приличный придет в храм, чтобы копаться в тамошних отбросах? Никакого выбора на самом деле нет, придется идти на поклон к родичам, этим трусливым тварям и предателям. Он заставит своего братца рыдать от наслаждения и умолять о ласке. Посмотрим тогда, способен ли Аред на что-то большее, кроме скудной вспышки грязи.
Как только он восстановит силы, то пойдет и выловит Стайна; и запрет его уже в собственном подвале. Там и решит его дальнейшую судьбу. Это, конечно, программа-максимум. Программа-минимум: добыть источник энергии, хоть самого захудалого рода и отправить Стайна со товарищи в преисподню; нельзя позволить, чтобы они взяли себе новые жертвы и отточили таки свою технологию. И документацию по этой самой технологии нужно забрать обязательно. Вообще-то, то, что пришло в голову одному выродку, неминуемо придет и любому другому, хоть не сейчас, а через 10 лет, все равно. К этому надо быть готовым; он изучит, какими его пичкали лекарствами, и найдет добровольца на испытания. Кто из синих бойцов откажется от полного контроля над энергией? Он найдет достойных и сделает их подобными себе. Достойных и преданных лично ему, Алю.
Оборотень наконец-то сдох, и Аль принялся сдирать с трупа одежду. Он уже и забыл, когда носил что-либо, кроме ремней. Хотя натягивать на себя эти грязные и окровавленные тряпки - очередная мерзость в череде таких же, в которые превратилась его жизнь. Или была с самого начала. Завалив тело камнями, Аль забрался в машину и бессильно положил голову на руль. Сознание на миг уплыло, и перед ним возникла потная харя Стайна. Сейчас хорошо станет, малыш, сказал он, и Аль в ужасе задергался. Он ударился виском о дверь и уставился на скалы, постепенно приходя в себя.
Ему казалось, что его душа и тело превратились в выгребную яму. Зачем ему искать преданных себе воинов. Чтобы сделать их своими рабами? Если он найдет средство обретения контроля, то этим надо поделиться со всеми, с кем будет возможность. Иначе может настать время, когда подобные ему будут иметь право на жизнь только в клетках. Это и есть его долг, и как удачно он сочетается с его же местью. А когда он исполнит это, можно будет спокойно перерезать себе горло. Просто чтобы избавить мир от скверны.
Мир, судя по всему, был полностью с ним согласен. Более того, он жаждал избавиться от скверны прямо сейчас. Бензин уже кончался, а Аль все никак не мог выбраться из проклятых скал. Ландшафт вокруг непрерывно менялся, он не ездил по кругу, это точно, но эти изменения были похожи на случайную генерацию. Потерялось даже чувство направления. Кольцо, вспомнил он, меня собирались бросить в каком-то кольце.
Он сбросил скорость и принялся прислушиваться к потокам энергии. На это медленно, но верно тратились запасы синего. Около немаленького обрыва обнаружилось искажение, и он вышел, пытаясь нащупать проход. Конечно же, он нащупался. Вот только чтобы его открыть нужно было потратить энергии в три раза больше, чем он смог бы выжать из собственного трупа.
Надо выспаться, подумал он, на свежую голову я что-нибудь придумаю. Искать дальше или ломать здесь. Но короткий, не больше получаса, сон не принес облегчения. Он снова оказался на станке в подвале, а изменчивые скалы вокруг - обернулись его горячечным бредом, к которому он рвался с настойчивостью безумца. Он несколько минут лежал, обхватив себя за плечи, на заднем сиденье, а потом вышел из машины, набросил на двигатель петлю сжигания и завязал ее на бензобаке. Потом завел мотор и столкнул автомобиль с обрыва, а следом бросился сам.
Прорыв съел все его силы, его еще хватило на то чтобы убедиться, что со штаб-квартирой рода он связаться не сможет, попав в слишком удаленный слой реальности. Без энергетической защиты при переходе деньги и пластиковые карточки в трофейном кошельке превратились в бессмысленные фантики. Он проверил всё в какой-то лавке. Храма в городишке не оказалось, а может такового не было вообще в данной задней складке мира.
Можно было ложиться прямо на землю и помирать, тем более, что и двигаться было уже невероятно трудно. Он просто загибался от боли синего голода. Впрочем, вырываясь из кольца, он умудрился пораниться, так что загнется теперь от банального кровотечения скорее, чем от энергетической недостачи.
Как глупо, думал Аль, надо было сразу взорвать себя вместе со Стайном. Он дотащился до прозрачной коробочки какого-то строения и почуял под собой пересечение тонких линий. Вот здесь можно и подохнуть, его посмертная энергия протечет по линиям мира и вопьётся в эту тварь инсультом и инфарктом одновременно. Вероятность, конечно, один к двадцати, но шанс есть. Еще больший шанс был навечно затеряться в кровавых кошмарах своих желаний или слиться с сознанием ублюдка Стайна, но думать об этом не имело смысла. Нет ничего вечного, решил Аль и приготовился умереть.