Аннотация: Рассказ "Крестик" дает возможность своему читателю стать очевидцем необыкновенной истории молодой актрисы Марии Галактионовой, мечтающей сыграть Еву на подмостках большой театральной сцены. Странный новый знакомый, предвещает ей скорый дебют после чего история приобретает динамичное развитие действия с философскими, фантастическими, и даже мистическими очертания...
Крестик.
На дворе был 1993 год, конец февраля. Но зима всё ещё не хотела отступать. Большие белые хлопья опускались на землю белым ковром... Десятки людей торопливо шагали по нему, оставляя свои следы. Проезжали машины, откатывая колёсами серые, безобразные полосы на дороге и только один человек бесследно ступал по широкой аллее. Он был в Рязани впервые за всё свою долгую жизнь, хотя на вид был не старше тридцати. Его волосы были черны, как смола, и не имели ни одного седого волоска. Он был мудр, хитёр и неспешен. Торопиться ему было некуда. Оттого он смело вглядывался в лица почти всех прохожих, а порой даже нагло заглядывал в глаза, так что могло показаться будто незнакомец старается заглянуть в саму душу. Каждый человек реагировал по-разному. Старушки недовольно отворачивались, скрывая обличие, направляли взор куда-то мимо, а молодые девушки напротив с интересом оборачивались для того, что бы посмотреть вслед элегантному молодому человеку. "Подумать только!" - Размышлял он, глядя как густо краснеют щеки незнакомок в ответ на его внимательный и слегка нежный взгляд - "Молодость! Всегда стремится только к одному, к любви!" Он остановился у большой витрины кафе, за стеклом которой были люди, словно живая реклама, приглашающая отведать любой горячий, ароматный напиток. Там у окна сидела молодая особа, очень красивая и аккуратно одетая, её миниатюрные плечи украшал кружевной, пуховой платок. Сама она была невероятно изящна, её тонкие пальцы обладали той фантастической утончённостью, которую может придать лишь ювелир своим изделиям. С полминуты тайно полюбовавшись ею, он решил незамедлительно познакомиться. Молодой человек решительно потянул на себя дверь и попал вовнутрь. Свободных столиков представлялось достаточно много, но его любопытство было охвачено только одним, вернее одной. Его поприветствовал энергичный, ещё сохранивший молодой голос старик. - Добрый день! Чего желаете? - Самого горячего чаю. - Сухо ответил он, на его доброжелательное приветствие. Старик не расстроился немногословности гостя, а только продолжал: - Не мудрено! На улице такой мороз, не грех выпить горячего чаю. - Вы правы. - Загадочно усмехнулся молодой человек. - Не грех. - Тогда вам придётся подождать, чтобы чайник как следует закипел! Сразу же после этих слов в кофейню пожаловали ещё пять посетителей и все как один сетовали, на плохую погоду, на холод и на проблемы общественного транспорта, так что старик диву дивился числу посетителей его скромного заведения.
Молодой человек всё это время стоя у барной стойки не разделял изумления старика, а молча ожидал того момента, когда все столики до единого будут заняты. Тогда он смог подойти к ней и попросить разрешения присесть рядом. Девушка оглянулась по сторонам и согласилась.
- Мари, помоги мне, будь добра! - Обратился к ней старик.
Девушка отложила книгу и принялась разносить подносы, а справившись с этим нетрудным заданием, вернулась за стол протягивая молодому человеку поднос с чаем, заметила: - Удивительно, обычно здесь никогда не бывает так много народа. - Вы часто здесь бываете? - Да, почти каждый вечер. Это кофейня принадлежит моему деду, он очень давно мечтал открыть её здесь. - Он удивительно энергичен для своего возраста.
- Да, что есть, то есть.
- Меня зовут Гордей. - Незамедлительно представился молодой человек. - Мария.
Она внимательным взглядом изучила внешность собеседника и не зная, как продолжить разговор, продолжила чтение, предоставляя такую возможность ему.
- Что вы читаете? Мария оторвала взгляд от страниц, немного удивившись его интересу ответила: - Одну пьесу. В ней много известных всем людям персонажей, они являются самыми яркими образами для человеческого восприятия. А. Миллер "Сотворение мира" - Красивое название. - С интересом похвалил Гордей, - Как и вы сами. Девушка рассмеялась неожиданному и приятному комплименту.
- О чём идёт речь в этой пьесе? - О сотворении мира, естественно. - Отвечала она, сделав глоток ароматного чаю. - В основе библейские сюжеты. Великий Бог, хитрый змей, наивная Ева, Адам доверившийся ей. Всё как и полагается! В этой пьесе всё! Надежды, искушение, грех, обида... - Вам нравится Ева? Мария задумалась. Перелистнула пару страниц, перечитала что-то, а затем честно отвечала: - Трудно сказать. Конечно, она сделала большую глупость, послушавшись змея, и получила осуждение Бога... Это вызывает к ней только отрицательное отношение у читателя, но если посмотреть на это с другой стороны.. Как бы развивалась жизнь не сделай она этого? Не допусти она этой страшной ошибки, что бы сейчас было на земле? Совершенно неизвестно как бы сложилась судьба человечества. Возможно, что не было бы на Земле, ни меня ни вас. Согласны? Гордей отчего-то усмехнулся, будто бы засомневавшись в том, что свершившийся грех Евы как-то сменил его судьбу, но всё же ответил: - Да, пожалуй, я с вами согласен! - Я бы даже, наверное, сыграла её! - Скоромно призналась она после недолгого раздумья.
- Вы, наверное, актриса? В ответ Мария усмехнулась непонимая, как он так легко отгадал чем она занимается. - Говорят: "Да!" - Мне было не трудно догадаться: вы красивы, умны и красноречивы. - Я только недавно зачислена в штат нашей актёрской труппы. - Очень рад за вас. Мне кажется, вы должны заниматься именно этим. Это ваше предназначение. Вы действительно готовы были принять на себя образ Евы, и разыграть перед зрителями те грехи, за которые она и Адам, а значит в будущем всё человечество было изгнано в пустыню? - Да, конечно! - Мгновенно выпалила она. - Ева, по преданиям, была первой женщиной на Земле и, если бы она стала моей первой ролью на подмостках театра это было бы очень символично! Не так ли?
- Думаю, вы правы. - Знаете, театр на площади? - К сожалению, ещё нет. Я только сегодня прибыл в Рязань и не успел ещё ознакомиться с достопримечательностями. В тех краях откуда я приехал тоже очень много театров, я даже знал лично некоторых очень талантливых актрис, но не одна из них не была так красива, как вы. После этих слов Мария стала смотреть на него с не меньшей заинтересованностью, чем он на неё. Девушка хотела о многом его спросить, вопросы к нему вертелись у неё на языке, но не успела. - Мари, встань на пять минут за меня, мне нужно срочно выйти на улицу. Привезли новый чай. Гордей на мгновение остановил её, ухватив за локоть и шепотом прошептал на ухо: - Я знаю, что роль Евы будет Ваша. Если вы этого действительно хотите... Девушка заглянула ему в глаза. Они смотрели на неё с нежностью, с таинственной хитростью, которая ей до этого момента была не знакома. Она ответно усмехнулась и поспешила занять место у барной стойки. А когда захотела провести взглядом нового знакомого, увидела, что он бесследно исчез, оставив на столике недопитый чай и пятитысячную купюру. Все остальные посетители кафе в тот день оставили щедрые чаевые и дедушка невероятно довольный такому прибыльному дню, сказал Марии, что вся эта удача только благодаря тому молодому человеку, который присел к ней за стол. - Если ты увидишь, его ещё раз - зови сюда снова. Я даром угощу его лучшим чаем, сдается мне он как будто бы магической силой притягивает клиентов!
***
В будний день через большую площадь на работу следовали двое: Виктор Шульман и Николай Красильщиков. Оба знали: каждый день в театре напоминает роящийся улей и они с радостью входили в его стены, пополняя трудолюбивую сотню пчелок, корпящих над своей работой, беспокоящихся о сроках, оговоренных руководством. У входа в здание им встретился немного сонный молодой актёр. - Здравствуйте! - Пора просыпаться! - Отвечал Шульман. Красильщиков только усмехнулся. Актёр сонно последовал за ними. Работа кипела: шились костюмы, писались тексты роли, разрабатывались декорации и их трансформации. Все цеха изо дня в день ломали голову над виденьем пьесы, и её конечным воплощением в качестве целостного спектакля и всё это для того, чтобы актёры могли выйти на сцену и на ней измениться до неузнаваемости, стать жертвами тех обстоятельств, в которые их загнал драматург, а в финале стать объектами внимания и любви зрителей, насладиться триумфом правдоподобно сыгранной ими роли или стыдится позора до следующей большой, удачной премьеры.
Обо всём этом рассуждал Шульман, заваривая крепкий кофе в своем кабинете: " Ведь не будь закончен драматургический текст пьесы, актёр был бы нем как рыба, не будь режиссуры, что бы делал тот сонный актёр на сцене? Стоял как истукан? Выходит так..." Он усмехнулся своим размышлениям, которым старался не придаваться на рабочем месте и с удовольствием сделал первый глоток. - Да, без текста, актёры были бы немы, как рыбы... Вы правы! - Услышал он вдруг внезапно мужской голос с акцентом. Поднял глаза. Перед ним стоял суховатый старик, в круглых очках с роговой оправой, с прищуром улыбаясь Шульману. - Я ведь это подумал! - Вам показалось. Вы произнесли это вслух. - Да? Ну, возможно. - Согласился Шульман усаживаясь за стол и приглашая гостя войти. - У вас ко мне какое-то дело? - Да, меня зовут Артур Миллер. Я известный американский драматург. Я хочу, чтобы вы поставили одну мою пьесу.
- Что за шутки? Зачем Артуру Миллеру пересекать континент и приезжать в наш пусть академический, но провинциальный театр? - Я хочу предложить вам поставить одну из моих пьес. - Настойчиво повторил он. - Ну, допустим! Извините, мистер Миллер вы можете предоставить мне ваш паспорт для того, чтобы я мог убедиться в том, что это действительно вы? - Да, конечно! Меня предупреждали, что в России люди полны недоверия. к иностранцам. Он протянул свой американский паспорт, раскрыв который Шульман с изумлением убедился в том, что перед ним сидит известнейший американский драматург, чьи пьесы прославились на весь мир.
Шульману стало тяжело дышать, он попытался облегчить дыхание приспустив узел своего галстука, затем залпом проглотил ещё не остывший кофе и в полнейшем недоумении воззрился на гостя. - Одну минуточку, мистер Миллер! Позвонил Красильщикову сказав, чтобы тот мигом зашел к нему, и в другой момент поторопился сменить удивление широкой доброжелательной улыбкой. Вошедший Красильщиков выглядел слегка встревоженным, молча присел с обескураженным видом наблюдал за происходящим. - Пьеса называется "Сотворение мира". - Начал было мистер Миллер. - Я написал её, следуя сюжетам из библии. Я оставлю её здесь на столе, там так же написан номер гостиницы, в которой я живу, позвоните мне, когда назначите актёрский состав, я хочу лично убедиться, что актёры соответствуют придуманным мною образам. Шульман всё время согласно кивал, а затем попросил Миллера сфотографироваться на память. Драматург с радостью улыбался в объектив, пока Красильщиков с дрожащими от волнения руками жал на кнопку фотоаппарата. Пьеса была сразу же утверждена в репертуар театра, текст редактирован, на следующий день художественный совет стал ломать голову над тем, кто из актёров должен принять на себя роль первой грешницы мира, змея искусителя, и конечно же Бога. Господин Миллер прибыл по первому зову Шульмана. Актёры сидели в зале, с завистью глядя на избранных руководством на главные роли будущего спектакля. Мистер Миллер поднялся на сцену и поправив очки внимательно всмотрелся в каждого из актёров. Все они пришлись ему по вкусу, но, однако, он был категорически против Даниловой, которой предстояло принять на свои плечи образ Евы. - Она уже не молода. - Хрипло сказал мистер Миллер, изучив черты лица актрисы. - Пусть Евой станет самая молодая из ваших актрис. С этими словами он зашел за кулису, предоставляя право выбора режиссёру. Красильников задумчиво обернулся, и ищущим взглядом окинул первый ряд, красивых и ухоженных женщин. У каждой из них глаза горели светлой надеждой на возможность выйти и встать в ряд отобранных для работы актёров, от желания стать первой и единственной женщиной в мире по сценарию пьесы. Но больше всех глаза сияли у Галактионой, её больше всех поражало, что эта пьеса была взята в репертуар, ещё два дня назад она читала её сидя в кафе и подумать не могла, что судьба произведения будет решаться на сцене их театра. - Да что тут думать! - Воскликнула Никифорова, одна из самых характерных и резких актрис. - Пусть будет Галактионова, она уже почти год в театре. Многие согласились. Хоть Мария не верила в происходящее, но легко вспорхнула на подмостки сцены, будто бы стремилась к этому ловкому полёту каждый день. - Что вы думаете, мистер Миллер? - Я думаю, это хороший выбор! Послышалось из-за кулис. - Не слишком ли она молода? Она же непосредственна будто ребёнок. Вы думаете она справится? Как вы полагаете, Мистер Миллер? - Красильников нырнул за кулису, но там никого не было. Пусто было и за задником, и за арьерсценой. Репетиции начались немедленно. Роль будто бы была написана для Галактионовой. Она легко читала её, потому что бы уже знакома с текстом. Коллегам тоже нравилось с ней работать. Некоторые поговаривали, что она создана специально для этой роли. Легко запоминался текст, черновые мизансцены. Мария даже не могла подумать, что ей будет так легко работать над этой ролью. Теперь изо дня в день она много думала о Еве, о мотивации её поступков, что управляло ею... Думала о целях и задачах вверенной ей роли. В свободное время смотрела на старинные картины классиков, сравнивала с собой и представляла какой была настоящая Ева. В один из вечеров после продолжительной репетиции, очень уставшая Мария заглянула в кофейню деда. - О-о! - Довольно воскликнул старик. - Какая великая актриса пожаловала в моё скромное заведение! - Да, ну брось ты дедушка! - Рассмеялась она. - Такая же, как и все остальные. Штатная. - Не скромничай! Недавно заходил Шульман, сказал, что ты очень хорошо работаешь на сцене. - С этими словами он протянул ей большую чашку с фруктовым чаем. - Вот, попробуй! - Спасибо! Мне действительно нравится эта роль. Я легко и развязано говорю со Змеем, молитвенно падаю на колени перед Богом, искренне веря каждому слову, произнесённому на сцене. Но самое удивительное - в другом! - В чём же?
Едва Мария набрала воздуха в лёгкие для того, чтобы рассказать о её странном новом знакомом, который предсказывал ей дебют по пьесе А. Миллера, но не успела. - Добрый вечер! - Рядом с ней стоял, неизвестно откуда, появившийся Гордей. Дедушка обрадовался. - О-о! Здравствуйте, молодой человек! - Гордей, у вас странная привычка неожиданно исчезать и спонтанно появляться. - Рассмеялась Мария. - Я могу вас угостить чаем? - Конечно, конечно! Причем вас, Гордей, я готов поить своим самым вкусным чаем,
хоть целый год! - Вдруг воскликнул старик. - Пойдемте, Мария. Видите, наш столик свободен. Сидеть у окна было уютно, за стеклом неспешно шел снег. Всё вокруг торопливо окутывала зимняя вечерняя тьма. Один за другим зажигались фонари, и голые ветви деревьев покрытые слоем белого пуха, опускавшего с неба, казалось сонно дремали, не замечая ни спешащих домой горожан и ни фар машин, ничего... - Расскажи, как проходит твоя работа над ролью? - Над ролью... - Задумчиво повторила Мария. - Хорошо. Просто замечательно! А откуда вы знаете? Гордей рассмеялся, глядя на её удивлённый взгляд. - В одной гостинице со мной остановился драматург Артур Миллер, мы долго с ним говорили... И вдруг Марии всё сразу стало ясно. - Вы порекомендовали меня на эту роль? - Я просто сказал, ему что Еву должна сыграть самая молодая и прекрасная из актрис. - А откуда вы знаете, что я самая молодая? - Для этого достаточно иметь глаза и уши. Молодость неразрывно граничит с красотой, а у вас её не отнять. Ну-ка расскажите про Еву, как жить её жизнью? Мария сперва не надолго задумалась и начала слегка нерешительно: - Когда я стала Евой, я стала многое понимать... Бог мог вообще нас не создавать. Он просто решил поэкспериментировать... осталось немного глины и Бог решил что-то изобрести. Вышел Адам. Затем и я. Только потому, что осталась лишняя глина. Я сперва приняла это произведение как нечто архисерьёзное... - Так и есть! - Шульман сказал, что Миллер сам не дал определение своей пьесе. По его же мнению чистой воды фарс в первом действии, и интеллектуальная трагедия во втором. Задаются вопросы о личной ответственности человека разумного за свои деяния и его способности противостоять или не противостоять Вселенскому злу. - Но как можно распознать Зло? Мария снова задумалась. Их разговоры продолжались очень долго на протяжении месяца. Раз в неделю им дарило встречу кафе дедушки, где они уже традиционно пили чай у окна. Слово за слово, находились всё новые и новые темы. Так продолжалось вплоть до того дня, когда Мария принесла ему два пригласительных на спектакль, для него и мистера Миллера. Настал долгожданный день премьеры. Мария сидела в гримёрной, ждала Гордея. Он обещал зайти к ней перед началом пожелать "не пуха, ни пера" - как это принято в театре. Она внимательно смотрела на себя в зеркало, поправляла объемный, парик с длинными волосами, всматривалась в складки облегающего комбидреса телесного цвета. Раздался первый звонок, дверь гримёрки приоткрылась, в дверях стоял Гордей. - Привет! Как ты? - Волнуюсь! - Это нормально. Волнуйся! Здесь можно, но, когда поднимишься на сцену забудь про волнение. - Сказал он ей, назидательно со знанием актёрского дела. - Ты ведь сама хотела сыграть эту роль! Сейчас прозвенит второй звонок и до третьего я должен оказаться в зале. Мария бросилась к нему и нашла отклик в теплом и приятном объятия, которое ее успокоило. Она стояла так с ним до второго звонка, а когда отпустила, ощутила огромную уверенность в себе, которая никогда не была ей свойственна. - Я знаю, что ты произведёшь впечатление на каждого зрителя. В тебе есть удивительное сходство с Евой, будто бы сейчас передо мной стоит она... Перед тем как уйти, Гордей в последний раз посмотрел на Марию. Её лицо было как всегда прекрасно, спокойно и возвышенно, теперь не было той излишней встревоженности. Сценический костюм охватывал её изящное стройное тело. Вдруг его взгляд зацепился о серебряный крестик. - Он здесь ни к чему! - Вдруг воскликнул он. - Разве первая женщина носила крест?
Мария вовсе позабыла... Тогда она медленно завела руки за шею и загнав застёжку цепочки под ноготь легко расстегнула её. Казалось вместе с ней она отдала Гордею остатки волнения и ощутила ещё большую свободу. Он крепко сжал цепочку в руке, будто бы уничтожив её страхи перед дебютным выходом на сцену. - Ещё недавно сцена для меня была просто возвышенностью, на которую человек восходит чтобы быть услышанным. - Сказала Мария и твердо продолжила - А теперь это моя жизнь. Тебе нужно идти, Гордей... Прозвенел третий звонок. Зал стал постепенно погружаться в кромешную темноту, публика затихла. Зазвучала сначала тихая, а затем торжественная музыка. Началось действие. Мария наблюдала за ним из-за кулис, время тянулось невероятно долго, но когда она ступила на краешек сцены, когда предстала перед зрителем Евой, показалось, что стрелки часов ускорили свой ход. Она уверенно вела роль, не отступала ни на шаг, не торопилась и не медлила. Вела действие в заданном темпо-ритме, выполняла все чего требовал от неё режиссёр. И, наверное, потому не совсем не заметила, как прошло первое действие. Небольшой отдых, всего несколько минут. И снова жизнь. Но уже совсем другая, после изгнания в пустыню, нет ни красочных садов, не яблока искушения. Она снова не заметила, как прошло второе действие, её не верилось, что сейчас родятся последние мысли, последние действия, произнесутся последние реплики и в сотый раз примутся решения и повторяться последние мизансцены... Попытка раскаяния. Понимание того, что змей Люцифер никогда не сможет стать Богом, по причине того, что никого не может возлюбить других, а только власть.. Понимание того, что он может любить только себя... Бог уходит, говоря Адаму и Еве, что он открывает им два пути: путь жизни и путь смерти, но им более не увидеть его обличия... Финальные реплики: - Бог уже никогда не придёт! - Обречённо глядя на Адама, говорит Ева. - Понимаешь, Ева, нужно быть милосердным. Это были последние слова. Мария подняла взгляд на зрителей. Молчание притаившиеся в темноте, казалось страшной пыткой. Секунда, ещё одна. Тишина заставляет в страхе трепетать настороженное сердце. Она задумчиво поднимается. Звучит финальная музыка. И что она слышит? Аплодисменты. Они заполнили всё пространство вокруг. Аплодисменты оглушительны и сладки, как вознаграждение за долгий труд и длительные часы репетиций. После поклона Мария ушла за кулисы. Ей стало душно, щеки раскраснелись от радости и усталости. Она долго выслушивала поздравления дедушки, друзей и не знакомых ей людей. Вернувшись в гримёрку, с удовольствием уселась в кресло. Стирать грим не хотелось. Но пришлось. Постепенно шум и суета в коридорах становились всё тише и тише. И вдруг она увидела в отражении зеркала, сидящего позади Гордея. - Поздравляю с дебютом! Ты справилась! - Сказал он, обнимая ее за плечи. - Спасибо! А где мой крестик? Ты не знаешь? Гордей ухмыльнулся и протянул ей кулак. Раскрыв его, Мария увидела оплавленный кусок серебра. Она в недоумении подняла на него глаза. - Что ты с ним сделал? Не проронив ни слова, Гордей передал ей в ладонь, то что некогда было её крестом. - Ты что, сатана? Он ничего не ответил. А только рассмеялся, уходя в пустоту коридора. Мария не верила своим глазам. Она не отправилась отмечать премьеру, не оправилась праздновать свой первый дебют на большой сцене. Упав лицом на гримировальный стол, она стала крепко молится Деве Марии. Проведя ночь в молитве, утром она боялась посмотреть в зеркало, страшась увидеть отражение не актрисы, а первой грешницы. Она больше никогда не видела Гордея, он оставил её так же неожиданно, как и я появился. Она не знала, кем он был и кем она стала. Она не знала, чья это была шутка - обыкновенного выдумщика или сатаны.