Всегда, когда наступала осень, Туку начинало казаться, что мир сворачива-ется вокруг него. Летняя яркая книга, в которой ветерок без труда ерошил страницы, вспугивая стайки ярких, как бабочки, впечатлений, превращалась зимой в пожелтевший пергаментный свиток, испещренный чёрными сухими значками, который, казалось, вот-вот рассыпется в прах. Сегодня, в день пер-вого осеннего дождя, Тук должен был думать совсем о другом - а думал, улетев взглядом в узкое окошко, что эта сечкаиз слез и меланхолии, име-нуемая дождём, делает роскошную карету с отделкой из бархата и атласа ничемне лучше подвальной темницы. Дождь не просто занавешивал окна каре-ты - он занавешивал мир; он не слепил глаза, а сужал горизонт, не смывал радость, а заставлял душу съёживаться. Всего час-другой, и от многоцветной, многообразной природы остался один-единственный залуженный, матово-серый пейзаж за окном, и невозможно было отде-латься от ощущения, что незаметно для себя начал плакать.
Но только когда карета, с налёту разметав густой веер листвы, ворва-лась в лес, и за стволами деревьев замаячила мрачная лесная тайна, Тук, сын степей, отвернулся от исхлестанного каплями окна. В лесу шум дождя сразу стал тише. Лес притушил безрассудный задор, с которым полчища капе-лек налетали на землю, как он приглушал многое другое. Где-то, намного выше скромного человеческого мирка, листья, веточки, возможно, мужественно гибли, не выдержав налёта, но это далёкое напастье не могло поколебать вельможного спокойствия деревьев.
Взгляд Тука остановился на сидящей напротив него девушке, и только те-перь на него нахлынули чувства и мысли, которые, казалось, должны были безраздельно занимать его. Даже в сумраке кареты было видно, как под его взглядом черты лица девушки смягчились, а влажные глаза замерцали ярче.
- Извини, дорогая,- произнёс он всхрапнувшим от долгого молчания голо-сом и успел вторично подосадовать - из-за этого храпа - прежде, чем её нежный голосок бросил вызов осени в его душе:
- Тебе не за что извиняться, любимый мой.
- Тебе было скучно. Я оставил тебя одну.
- Но, милый, я не скучала. Я старалась почувствовать то, что чувствуешь ты. Ты любишь осень?
--
Нет. Я не люблю осень...
В паузу ворвался треск разметаемой в сторо-ну листвы - словно только этого и ждал.- Это что-то другое. Она захваты-вает меня врасплох, что ли. Мне кажется, из всех времён года только осень приходит внезапно. Другие задолго до прихода чувствуются в воздухе, посылают цвета своими гонцами. А осень... Она куда решительнее.
На внимательном лице Ананды брови образовали знакомый шалашик.
- Извини, милый. У нас почти не бывает времён года, по крайней мере, возле замка. Лес очень густой. Тебе будет грустно, да?
Он негромко рассмеялся, подобрал её пальчики с подола, прижался к ним губами и уж совсем бодро ответил:
- С тобой, дорогая, я позабуду о таких пустяках.
- Но это неправда. Вы, мужчины, по-настоящему умеете думать только о своих делах, не о детях или женщинах. Я уже не маленькая, я это понимаю. Папа тоже мало думает о нас, и не потому, что он равнодушный. Может быть, только короли и министры такие, потому что у них много дел. Но ведь ты тоже когда-нибудь станешь королём.
Тук рассмеялся, ещё громче и веселее. Он долго сидел без движения и сейчас с наслаждением потянулся.
- Мы попробуем всё изменить.
Она ответила, туго сплетая взрослую мысль и юношескую речь:
- У нас ничего не получится.- Её лицо выражало торжественную уверенность.- Наверное, никто ничего не в состоянии сделать с жизнью, она такая... плотная, тяжёлая. И иногда мне кажется, что её тяжесть ложится главным образом на плечи женщин. Когда я гляжу на вас, мужчин - не обижайся, милый, - (ещё один шалашик),- кажется, будто вы никогда ни за что не пе-реживаете. То есть, переживаете, конечно, но как-то... умом, а не душой, а это легче.
Тук улыбнулся, глядя ей прямо в глаза; любовь в его улыбке легко скрыла изгиб губ, наложенный иронией. Пусть его любимая претендует на мировую скорбь, если сейчас у неё такое настроение. Он ещё подвигался, разминая затёкшие члены, и спросил:
- Значит, отец проводил с вами мало времени? Мама больше?
- Мама больше,- подтвердила Ананда,- А больше всего Анкуда и Эду.
--
Мамки?
- Нет,- капельчато рассмеялась она,- Куда - астролог, а Эду - колдун. Только они совсем не такие, как те астрологи и колдуны, которых я ви-дела при других дворах.
Тук приподнял бровь.
- О, да. Никогда не видел астролога-няньки. Наш, помнится, был тощий, как игла, и с колючим взглядом. В детстве я дразнил его "ролог-ролог, горсть иголок". Он не любил детей, но обожал предсказывать несчастья.
- Таких я видела много. Они все в черном, точно привидения, и говорят только о затмениях. А от колдунов еще и дурно пахнет.- Она сморщила носик.- Куда и Эду, конечно, тоже забавные. Эду не любит носить па-рик, а Куда болтливая.- (Сейчас она напоминала маленькую девочку, опи-сывающую папе гостей на балу.)- Но они очень добрые и занятные. Они знают столько сказок, и таких интересных! Странно, правда, что астрологиня - самая лучшая няня на свете? Но так оно и есть. И они никогда не предсказывали несчастья... Нет, наверное, предсказывали,- вернулась она из детства. Какие-то смутные воспоминания заставили её ресницы затрепетать.- В жизни не обойтись без несчастий, даже если они чужие.
И тёмные воспоминания переметнулись к нему.
- Да...- произнёс он, погружая это слово в тишину. И почувствовал прикосновение её пальцев.
- Они чужие?
- Кто?- не сразу понял он.
- Ты вспомнил о несчастьях, милый. Они твои или чужие?
- О, чужие,- Он замялся - один долгий миг нерешительности, когда не чувствуешь земли под ногами и неба над головой. Потом пожатием плеч стряхнул этот миг. Какая разница?- Знаешь, за что нашего астролога казнили?
- За что?
Намёк на тайну уже вернул их обоих в детство. Он наклонился к месту, где из-под волны пряди выглядывал перламутр уха, и проговорил:
--
Он предсказал, что моя сестра никогда не выйдет замуж.
Розовые губы Ананды разомкнулись, вдыхая "ах".
- Но почему?
- Никто не знает, дорогая. После казни все его бумаги сожгли, и отец решил больше не заводить астрологов.
- И правда, ужасно. Знаешь,- с уверенностью проговорила принцесса,- мы попросим Куду составить ещё одну гадалку на твою сестру. Увидишь, она не наговорит подобных гадостей. У неё всё сойдётся.
Женщины всегда немного дети, подумал Тук. Они уверены, чтовсё долж-но иметь счастливый конец. Вот почему Нанд так спокойно рассуждает о несчастьях и проблемах. В действительности же... Он сам за эти годы как-то сжился с мрачным предсказанием, в душе отказываясь верить ему (есть ведь Боги, что бы тамни талдычили некоторые книж-ники!), но время от времени подмечая в поведении Йолы странности, сви-детельствующие о непредсказуемых изломах её характера. Он опять пожал плечами. Люди - вечные загадки; стоит ли ломать голову над загадкой, к которой нет ответа? Среди деревенских встречаются полные идиоты, чья кожа как кора дерева, а глаза - как камешки; кто скажет, какие мрачные
Боги покровительствуют их душам? Тук и раньше поражался, как он, вполне осознающий (как он считал), свои будущие обязанности и посему честно корпевший над торговлеведанием, страноведанием, тяжбоведанием и другими книжными ведами, готов взвалить на свои плечи управление людьми, в которых он почти ничего не смыслит! Но некая сила, источник которой оставался ему неведом, отвечала ему на это: "Ты будешь любить народ, и народ будет любить тебя. Этого вполне достаточно, чтобы ты уверен-но пользовался усвоенными знаниями" - которые казались ему, разумеется, пыльными и нудными в изложении пыльных и нудных книжников, но, входя в голову, обретали основу и форму. Можно, значит, управлять тем, что не понимаешь, и всё будет хорошо. Главное - не дать заморочить себе голову. Все эти колдуны, астрологи, травники - на что-то они способны, ничего не скажешь, но все они... как деревенские идиоты, без Бога в голове. Люди из другого мира, который кажется осенним, холодным и слякотным.
Тук поёжился.
Карета наконец подъехала к замку. Вернее, кареты -их было пять. И лужайка перед замком, несколько секунд назад тихая и пустынная, наводни-лась движением, звуками и суетой.
2
Когда огромный холл, тёмный и унылый, как подземное царство, распахнулся перед Туком, оказалось, что он населён светляч-ками. Люди жили здесь тенями, переливающимися между огнями свеч, которые горели не так, как в родном дворце: вокруг золотой ка-пельки явственно виднелся нимб, заполненный тонким узором переливающихся нитей, и по нему играли неожиданно-голубые блики. Чарующие живые мо-нетки приковывали взоры и заставляли забывать о держащем их человеке.
Решительное лязганье закрываемой за осенью двери заставило Тука стряхнуть минутное оцепененье. Он вгляделся. Прямо перед ним, в корич-невом чреве сумерек, угадывалась широкая лестница в верхние покои. Она была пустынна, и за спиной Тука смущённо зашуршали помнящие об этикете придворные: в непривычном полумраке среди толпы слуг сразу не выделишь монаршую семью. Лес об-манывал чужаков. Тук инстинктивно сделал шаг вперёд, к лестнице, и нуж-ные лица вдруг сами поплыли ему навстречу; луны среди звёзд. Он ещё не разглядел лица, но его уважение сразу устремилось к ним, как его любовь устремилась ких дочери. Они были единой семьёй, их души были вместе.
- Ваше Величество,- начал Тук, сразу почувствовав себя увереннее в ре-чи и грациознее в позе,- я счастлив войти в ваш замок сыном вашим. Я предаю себя защите этих могучих стен и милости вашего справедливого сердца.Отныне и навеки я ваш слуга.
- Ты мне сын,- произнёс король;их связь подтвердилась. Он шагнул к Туку и, зашуршав мантией, обнял его. Затем он отступил на шаг, не дав Туку времени даже разглядеть себя, и пред Туком оказалась королева. Её красота мелькнула метеором в ночи; Тук склонился над её рукой и губами почувствовал отклик её души. Непонятны были ей чувства и потому пугающи. Не спокойную уверенность мужчины излучала она, а лунные, скользкие эмо-ции.
Загудели этикетом придворные. Это было так привычно и неуместно, что легко миновало не поспевающее за всем новым сознание. Король выслушал главного министра, под-ставляя своё внимание под речь, как сосуд под струю воды; суховато, но с достоинством вернул учтивые слова. Затем он обратился ко всем прибыв-шим:
- Милостивые господа, сейчас вас разведут по комнатам, чтобы вы на-сладились кратким отдыхом перед трапезой. Пусть сегодня ещё не праздник алтаря и престола, но праздник души; порадуйтесь доброму вину и еде.
Тук почувствовал, как его бесцеремонно дёрнули за рукав, и услышал шё-пот Ананды: "Пошли!" Он было заколебался - прилично ли?- но подчинился, и вслед за своей похитительницей выбрался из образовавшейся лёгкой сума-тохи. Бабочка свечи Нанд полетела куда-то в сторону.
- Куда мы идём? Я хотел побеседовать с твоими родителями.
- Ну конечно. Я проведу тебя лестницей для слуг, там не будет толпы, и покажутебе нашу "sancta sanctorum". Там обсуждаются все семейные вопросы.
Бабочка перелистывала крыльями вуали тьмы, волшебная сила любви вела Тука по невидимым ступеням и неожиданным коридорам, а рядом радостно смеялась Нанд. Это была чудесная игра - идти куклой на верёвочке за лю-бимой девушкой. Через некоторое время кукла была остановлена; Нанд при-жалась к нему, вернув ему дар жизни, и они поцеловались. Щекотнув его щёку локоном, она беззаботно спросила:
- Они ведь понравились тебе?
Он кивнул, наслаждаясь тем, как её глаза пьют его взгляд. Напившись всласть, она быстро чмокнула его и, обернувшись, открыла дверь. Они во-шли.
Небольшая комната была пуста и, естественно, темна. Ананда запорхала вокруг подсвечников, и темнота стала серой, затем жёлто-коричневой. У стены проявилась просторная и удобная софа, рядом с которой стоял не-большой столик с кувшином, бокалами и чашами, полными ягод. Тут же стоя-ли несколько стульев, оставляя всё пространство комнаты, кроме эркера, пустым. Мебель, сгрудившаяся в эркере, красноречиво свидетельствовала о том, чем занимались в этой комнате люди: вели конфиденциальные беседы.
--
Вот,- сказала Ананда.- Кроме нас, сюда могут заходить только Куда, Эду и несколько преданных слуг. Садись, сейчас все соберутся.
Тук присел на стул и с любопытством взял бледно-жёлтую ягоду. Положил её в рот, надавил; ягода брызнула душистым ливнем. Тук улыбнулся и поднял голову.
Сначала он подумал, что это статуя.
Но это была не статуя. Девочка, годана четыре моложе Ананды, безус-ловно, её сестра (лицо, одежда, неуловимая уверенность хозяйки), непод-вижно стояла в углу, у двери, немигающим каменным взглядом упираясь в лицо Тука. На её лице не было никакого выражения, но чувствовалось, что холодное любопытство может вдруг взорваться выплеском чувств. Холод её взгляда не смутил Тука, напротив, ягодная улыбка стала теплее, делясь со статуей девочки капелькой любви к её сестре, Тук открыл рот, чтобы сказать что-нибудь приятное, но в этот мигАнанда встрепенулась, раздался звук открываемой двери, и Тук поднялся, повернувшись лицом к входящим.
Король Кани оказался непримечателен лицом. Казалось, его черты могли принять любое выражение по желанию владельца. Сейчас, когда его взгляд остановился на дочери, лицо выражало мягкость и добродушие, но было на-столько лишено даже намёка на какую-либо другую эмоцию, что становилось ясно, насколько оно послушно и управляемо. Королева Минна была кругла лицом, светловолоса, тиха инежна, как летняя ночь. Её прекрасные черты нескрывали характер, линии носа, щёк,губ дышали жизнью. Сердце Тука дрогнуло в новомотклике на то, что он только что подметил в статуе младшей сестры, что изливалось на него от её старшей дочери. В глубине зрачков матери таился коричневый огонёк, иногда вспыхивавший с непонят-ной силой, и в такие моменты костяшки её пальцев белели.
- По-моему, ты молодеешь, дочь,- сказал король Кани, наклоняясь к Ананде и целуя её в щёку. Он шагнул к Туку, положил руку ему на плечо и слегка надавил. - Садись, не жди стариков. Налей себе вина и прости нам любопытные взгляды.- Он опустился на кушетку. Королева Минна отошла от Ананды и присела рядом с ним, а в следующее мгновение по другую её сторону ока-залась Амма. Она прижалась к матери, словно стараясь спрятаться за её спиной, неохотно уступая взгляду Тука только левый глаз и линию щеки. Ананда была светлее матери; Амма оказалась темнее, и волосы её завивались гу-ще, чем у матери и сестры. Единственный видимый глаз продолжал разглядывать Тука с какой-то непонятной неестественностью, словно Тук не был челове-ком.
- Мрачно и уныло?- спросил король Кани.
- Непривычно,- улыбнулся в ответТук. Он ощущал необычную раскованность: в этой комнате дышалось легко.- Я привык видеть ступеньки,на
которые ступаю, но надеюсь, что ваши лестницы пощадятмои лодыжки. Впрочем, я готов заплатать одной или даже обеими за удовольствие пре-бывать здесь.
Все улыбнулись - кроме Аммы.
- За многие векамы, лесные люди, свыклись с сумерками,- произнёс король.- Уверен, ты убедишься, что в тусклом склепе живут отнюдь не призраки, а вполне полнокровные люди. Твои родители, как я понял, не приехали?
- Маме нездоровится, они прибудут через пару дней. Со мной приехала только моя младшая сестра...
- Милая девочка, правда?- перебила его Ананда,- вы обратили на неё внимание? Представляешь, папочка, тамошний астрологический ужас пред-сказал ей, что она никогда не выйдет замуж! Надо же! Пока она здесь, мы должны попросить Куду составить на неё гадалку, правда?
Тишина была ей ответом - комната окунулась в молчание, только хлопа-ла крыльями вырвавшаяся из клетки тайна. Тук узнал лёгкость, с которой сам выложилсекрет Нанд. В первый мигон поразился своей и Нанд болт-ливости; во второй понял, что внутренний человечек, совесть, бесстыд-но молчит, и не просто молчит, а ещё и пожимает плечами: сказано - так сказано. И, когда он посмотрел на Нанд и встретил её испуганно-виноватый взгляд, он только улыбнулся ей и потянулся за ягодой. Всё стало другим, новым. В первую очередь - он сам. Сегодня он не узнал себя. Завтра - ?.. Он опять улыбнулся и положил ягоду в рот.
В голосе короля Кани послышалась резкая нотка.
--
Дочь, я полагаю, тебе раскрыли секрет? Ты легко с ним обращаешься.
Любая ситуация есть испытание на благородство, решил Тук. Он сделал великодушный жест.
- Действительно, Ваше Величество, отецне желал, чтобы об этом пред-сказании стало известно. Ананда не виновата, это я проявил несдержан-ность. Но я убеждён, хранить тайны - одна из традиций вайей семьи.
- Конечно, конечно,- встрепенулась королева Минна.- Невозможно даже подумать, чтобы кто-то из нас... И всё же... Я считаю, Ананда права. Ты согласен, дорогой?
Король не торопился с ответом, облачённый в суровые размышления.
- Пожалуй, да,- наконец сказал он.- Ваш астролог мог и ошибиться... Но, разумеется, только если Тук не имеет ничего против.
- Ты ведь не станешь возражать?- обратилась королева к Туку, очеред-нойсполох нервозности ожил в ней.- Возможно, нам удастся снять тень столь зловещего предсказания.- Она говорила взволнованно, из глубин своей женственности, удочерявшей Йолу.- Такое будущее для девочки... Анкуда наверняка истолкует звёзды благоприятнее.
Король медленно кивнул.
- Да,- вступил он.- Анкуда много раз доказывала нам свою предан-ность и необычные способности. Позвольей доказать это и тебе.
Тук отнюдьне был готов разделить их уверенность, но склонил го-лову.
- Разумеется. Одного желания королевы достаточно, чтобы счесть во-прос решённым.- Он отвесил ещё один полупоклон в её сторону. При Мин становилось легко быть грациозным, великодушным, уступчивым. Её при-сутствие ощущалось всеми в комнате: свежая, благоуханная весна Нанд цвела в ней пышной пряностью позднего лета. "Лесной цветок", написал их дворцовый рифмист, и Тук улыбнулся про себя: рифмист вряд ли по-нимал, насколько точным было его сравнение!.. Цветы... Повинуясь вспышке чувств, Тук повернулся к Нанд, сжал её руку, получил в ответ нежный взгляд.
Как мало, наверное,он похож на короля сейчас! в как мало он хочет быть на него похожим. Никогда раньше он не думал об этом, но и его отец, и Кани - как далеко они сейчас от того ощущения мира, которое безраздельно овладело Туком. Почему рифмисты так любят писать про любовь пастухов, со свирелью и овцами, словно нежность никогда не входит во дворцы? Или они правы, если Туку сейчас всё равно, ведёт он себя как пастух или как наследный принц? Тёмная комната, полная малознакомых людей с коричнево-серыми лицами, скрывшаяся в тени де-ревьев лесная поляна, полная благоуханных цветов... Возможно, рифмисту удалось угадать их аромат. Он ведь тоже был когда-то влюблён. Поэтому и стал рисовать слова, повторяя вновь и вновь пе-режитую любовь. Рифмисты, значит, должны лучше разбираться в том, что такое любовь. А тогда звездологи должны лучше разбираться в лю-дях? Потому что они когда-то были на звёздах - или потому, что они когда-то были людьми? Тук широко улыбнулся. Неплохой каламбур.
Но вряд ли сейчас подходящее для него время.
Амма встала, резким жестом вспенила платье и заявила:
- Я схожу за Кудой.
Не дождавшись ответа, она направилась к двери. Ей явно хотелось уйти. У Тука промелькнула мысль, что, возможно, ему придётся ми-риться с её неприязнью, но он хлопком ресниц отогнал эту мысль.
С уходом Аммы её мать словно вышла из оцепенения. Королева наклони-лась вперед, пристально взглянула на Тука, словно увидев его впервые, и, протянув руку, коснулась его руки.
--
У нас не было сына, и мы очень рады, что сегодня он у нас появил-ся.
На том месте, где она дотронулась до него, осталось пятнышко тепла.
3
Анкуда и правда ничем не напоминала ни воронообразного ролога, ни других, виденных в соседних дворцах, звездологов. Полная, со светлы-ми кудряшками, излучавшая добродушие, она сошла бы за модничающую мамку или кухарку, если бы не длинное, аристократическое платьеиз лёгкой ткани, переливающейся оттенками на складках. Её занятие выда-вал крупный чёрный вырост перстня на пальце. Когда с неба падали кам-ни,не было желаннее вещи для звездолога. Они носили только такие перстни, сделанные из цельного куска загадочного, необычного камня, по-крытые их тайными знаками. Черты её лица говорили о разговорчивости и весёлом нраве, но, вопреки ожиданиям Тука, она не стала ахать и всплескивать руками: под её общительностью скрывалась невозмутимость. И взгляд её оказался не сочувствующим - он быстро пробегал по твоему лицу, читая его знаки. Тук назвал ей дату и час рождения сестры.
- Девочке сделали какие-то нелепые предсказания насчёт замужества,- сказала королева Минна.-Мы полагаем, ты сможешь найти иное толкова-ние.
Взгляд Анкуды стал ещё более внимательным и сосредоточенным, заме-тил Тук; видимо, она не спешила согласиться с мнением королевы. Так или иначе, возражать звёздная мамка не стала. Отвесив царственнойче-те уважительный поклон, она повернулась к Туку.
- Я полагаю, к завтрашнему дню будет готово, сир,- проговорила она; серьёзная уверенность её тона порождала забавное представление, будто раз она взялась за дело, звёзды на небесной тверди станцуют именно тот танец, который надо, уж она-то за этим присмотрит.- Развлечёт ли Ваше Величество короткий визит ко мне завтра?
- Ты не спрашиваешь про моё рождение?- с усмешкой спросил Тук.- Я полагал, звездологи вообщене желают разговаривать с тобой, не испро-сив сперва заветные числа.
Зажурчал смех Нанд.
--
Но, дорогой, я давно сказала Куде, когда ты родился. Она нарисова-ла на тебя уйму гадалок - как они называются, Куда?
- Генитуры, дорогая моя, и композиты.
-...и рассказывала мне целый вечер!
Тук приподнял бровь и бросил на астрологиню снисходительный взгляд.
- Много хорошего, без сомненья.Уж не благодаря ли тебе устроилась наша свадьба?
Как ни странно, никто в комнате не улыбнулся его шутливому замеча-нию, а Анкуда вполне серьёзно ответила:
- Вашу свадьбу, сир, устроили небеса и ваше собственное сердце. Мы не короли, мы не говорим, что нужно делать, а просто советуем, как сделать то, что решили вы, наилучшим образом. Не мудр тот, кто спорит с любовью. Сейчас вы с Анандой и мудрее нас, и ближе к Богам. Желаю вам обоим подольше пребывать в этом состоянии.
Она поклонилась весомо и достойно и двинулась к выходу. Тук смотрел ей вслед, пока не почувствовал на локте руку.
- Стол уже накрыли,- произнёс король.- Спустимсяжев трапезную.
За дверью их окружили придворные с тяжёлыми канделябрами, но яркое освещение больше ослепило Тука, чем осветило путь. Ста-раясь не оступиться, Тук радовался, что больше неудобств испытывает в коридорах, не в комнатах. Кажется, он пришёлся ко дворцу. Но где-то в тёмных углах душ этих сумеречных владык таились смутно беспокоящие тени. Фамильные тайны? Амма? Имеет ли это отношение к Нанд, к их браку,илипросто какая-нибудь болезнь гниёт в ароматном теле королевы и белит ту-го стянутые пальцы?..
Они окунулись в шумный океан трапезной. Большинство из собравшихся там уже упрятали этикет поглубже в карманы камзолов. Знакомые лица - лорд Камлион. лорд Эрего - светились весельем и безмятежностью: нечасто даже таким опытным политикам случалось участвовать в пиршестве, где никтоне таил зловещие интересы своих монархов за наигранной весёлостью
Тук ел немного, пил ещё меньше - не тешило его вино с тех пор, как он влюбился. Всех детей знати учили книжники: вино и брага суть орудия правления, пленяющие умы простолюдин и закрывающие свет мира от бес-смертной души, но, как и все его сотоварищи, Тук делил с простолюдинами этот плен... Пока блеск девичьих глаз не заставил его позабыть вкус вина. Тогда-то он и заприметил: на застольях куда чаще светится ум в глазах охотничьей собаки, чем соседа-герцога. Задумался тогда Тук. Неужели в их возрасте ему тоже интереснее будет кубок почаще опрокиды-вать, чем глядеть в глаза жены? С тех пор бесстрашный принц начал побаиваться вина и старости.
Он поднял глаза. Король Кани пил как будто наравне со всеми - вот и сейчас подносил бокал к губам - но взгляд его оставался ясным. Их глаза встретились, Тук увидел отражение своего собственного, заинте-ресованного, испытующего взгляда. Между ними промелькнула искра кон-такта. Королева Минна в какой-то незамеченный момент исчезла из-за стола. Тук снова подумал, не больна ли она, но эта мысль не выдер-жала соседства любви и быстро умчалась куда-то по столу, меж тяжёлых блюд - то ли во мрак угла трапезной, то ли в сердце самого хмельного из празднующих...
4
Те-мень, темень, напевала про себя Йола, призрачничая по своей про-сторной комнате, трогая руками мебель. Темень. Чрево камня, дворец. Те-мень.
Дверь двинулась под её рукой, и этого приглашения было достаточно. Йола выскользнула в коридор, огляделась. Уютное чрево комнаты оста-лосьза спиной, зато её обступили самые разные оттенки серого, то с примесью коричневого, то - розового, то - зеленоватого: слабые от-блески мира за стенами.
Во тьме раннее утро - серое, затянула она новую присказку. Лицо Йолы с его детски-изумленным выражением казалось нарисованным и никог-да не отражало ни бурь, ни покоя её души. В мире мрака сер рассвет. Так, кажется, лучше. В мире мрака сер рассвет...
Перекатывая звуки во рту, Йола двинулась вперёд по коридору. Её не смущало, что она ещё и суток не пробыла в этом мрачном незнакомом замке. Её мало что смущало. Внешнему миру нелегко было проникнуть во внутренний мир мамочкиной доченьки. Её широко открытые глаза быстро пробегали людей, особенно взрослых, изредка останавливались на своих - женщинах - а ещё чаще, на предметах: их цвета и формы были интерес-ны,из них изготовлялись разные мешочки и шкатулочки для хранения йолиной души.
- Эй!
Йола медленно подняла голову.
У лестницы стояла девушка. Решительная поза и твёрдый голос выдава-ли в ней хозяйку, глаза глядели с любопытством, хотя где-то в глубине зрачков беспокоили мерцанием зарницы. Амма никогда не знала сразу, как будет относиться к тем сверстникам, с которыми её сводила судьба. Боги, как сложно с людьми, никогда не знаешь, какие они. Не знаешь, что ты хотела бы в них найти... При каждом столкновении с новым чело-веком Амма чувствовала какой-то разлад в себе. Гораздо легче повер-нуться, уйти и забыть... Но они не забывались, и она не уходила, сме-лости ей было не занимать, да и к самой себе она привыкла относиться с безразличием. Конечно, приятнее всего вышмыгнуть из дворца и бродить по лесу, собирая ягоды и подглядывая за животными. Чужая девчонка, де-лающая нечто похожее, возбудила аммино любопытство. Сразу видно - не глупышка, отирающаяся среди нудных взрослых, охотящаяся заих никчем-ными похвалами. Правда, с виду - бледный цветок, вялая трава. И всё же...
--
Ты из них?
Йола кивнула.
- Он твой брат?
- Да,- ответила Йола, ничем не помогая Амме. Ни дружелюбия не про-звучало в её ответе, ни вражды, ни подобострастия. Это задело Амму.
- Какие глупости вы все придумываете,- выпалила она.- Это же сплош-ные глупости. Согласна?
- Тыо чём?
- О свадьбе, конечно.- Амма подошла прямо к чужой девочке и уставила твёрдый взгляд в её широкие неподвижные глаза.- Шум, суета, болтовня. Если бы они только болтали, ладно. Но они внутри заняты этим, понима-ешь? Внутри.
Йола кивнула, не отводя взгляд.
- Суетятся. Словно на свете, кромеих дурацкой свадьбы, ничего друго-го и быть не может.
Йола слушала спокойно, как будто всё понимала, и Амме она начинала нравиться. Её голос стал ровнее, спокойнее.
- Интересно,- заметила Йола.- А что ты можешь предложить другое?
- Нет, ты сначала скажи: ты согласна?
- Согласна. Они слишком много говорят об этом,- последовал неспешный ответ.
- Говорят?- набросилась на слово Амма.- Почему "говорят"?
- Ну, когда говоришь с кем-то, это мешает...- Йола замялась.- Ну... Мешает разговаривать с собой. Внутри. Это гораздо инте-реснее.
Амма согласно кивнула.
- Я не имею в виду тебя,- с неожиданной вежливостью добавила девочка. - Мне приятно говорить с тобой.- Отблеск того, что можно было бы определить, как любопытство, осветил её глаза.
- У тебя есть что-то другое,- заявила девочка.- Что?
- Этим все занимаются. Я тоже. У вас вряд ли поездишь быстро - вет-ки.
- Ну и что? Меня один раз сбросило с лошади. Кого это пугает?
--
И всё-таки у тебя есть свои занятия. Ты думаешь о другом.
Девочка говорила решительно, почти требовательно. Следовало или оса-дить её, или принять вызов; но Амма уже не могла не показать себя.
- Да. Я изобретаю,- с горделивой простотой заявила она.
- Изобретаешь?- глаза Йолы ещё больше расширились.- Что?
- Не что, а кого. Человека.
--
Человека?- Йола помолчала, впитывая ответ.- А, понимаю. Ты изобре-таешь другой вид людей, потому что тебе не нравится этот. Так?
Незнакомой девчонке нельзя было отказать в понятливости.
- Они суетятся внутри, и ты хочешь, чтобы они были другими?
--
Я их не выношу,- выпалила Амма.- Они дураки. Все.
Она ожидала, что её собеседница будет шокирована - что означало бы победу Аммы. Но лицо Йолы по-прежнемуне выражало ничего, кроме заинтересованности темой разговора, и в такой отстранённости таилась смутная провокация.
--
Разве ты сама не видишь, какие они глупые? Твой братец тоже, меж-ду прочим!
Но этот выпад чужая отбила, не моргнув и глазом.
- Тогда и твоя сестра тоже. Зачем о них говорить?- Она доверительным жестом взяла Амму за руку.- Лучше покажи мне своего человека. Пока-жешь?
- Ну...
- Ты сделала его из глины?
- Нет. Я только попробовала нарисовать его. Ничего особенного.
- Всё равно я хочу посмотреть.
Гордость творца не была чужда Амме. И где-то уже затеплилось осозна-ние внутреннего родства с этой лупоглазой, но неглупой девчонкой.
- Пошли,- сказала Амма.
Но идти никуда не надо было. Амма толкнула дверь, находившуюся чуть дальше по коридору, и шагнула в комнату. Йола медленно раздвинула плотные пурпурные портьеры, взметнувшиеся тяжелыми крыльями от быстрого движения хозяйки, и последовала за ней. Амма возилась в маленьком туалетном столике у кровати. Когда она развернулась, у неё в руке был листок пергамента.
- Вот, гляди. Только он ещё не закончен. Думаю.
Йола подошла и взглянуяа на круглое существо. Оно действительно вы-глядело незавершённым, поскольку не имело ничего, кроме глаз. Глаза несколько напоминали Амму,но аммино дитё, глядевшее на мир немигающим твёрдым взглядом, не выдавало нетерпения и нервозности. Йола подняла глаза на художницу, на лице которой обозначилось смущение.
- А как он у тебя передвигается?
- Пока не знаю. Но я не хочу, чтобы у него были руки или ноги. Это даст ему возможность идиотски махать ими.
- Но он не может катиться. Сделай ему короткие ноги, без коленок. Он не будет ими махать.
- Я ещё подумаю.
- Он может летать. Крылья, правда, тоже глупо машут, да ещё и хлопа-ют, да?
- Нет, крыльяне подойдут.
- Уши и рот ты тоже не хочешь?
- Нет. Я хочу, чтобы он совсем не походил на людей. Но очень трудно придумать что-то другое.
- А он мужчина или женщина?
- Никто. Просто человек.
- Ты не хочешь, чтобы он двигался, ладно. Он должен питаться. И надо как-то размножаться. Они должны хотеть иметь детей, и у него должен быть...
- Нет!Не хочу. Моим людям это не надо!
- Но это глупо.Он будет совсем не настоящий. Так неинтересно.
- Значит, ты не понимаешь! Ты глупая. Ты такая, как все. Уходи. Ухо-ди!Ты не понимаешь!
Йола вспыхнула, повернулась, при этом столкнувшись с кем-то, кто, оказывается, вошёл в комнату вслед за ними и стоял за ее спиной. Она скользнула по нему взглядом: худой, сутулый мужчина с изморщиненным лицом, а главное, без парика. Гордый, общипанный старый индюк! Она вежливо извинилась и вышла. Дверь тщательно закрылась за ней. Вошедший мужчина и Амма посмотрели друг на друга.
2. ЗВЕЗДЫ СОШЛИСЬ
- Ты помнишь, дорогой,что мысейчас идём к Куде?
Сегодня, в день церемонии, Тук проснулся королём, и слова Ананды, веселье её голоса донеслись до него словно из другого мира. Он обер-нулся. Ананда бросилась к нему и прижалась к груди, окатив жаром из-лучаемой ею любви. Он улыбнулся ей и приподнял бровь.
--
Дорогая... Не отложить ли до завтра? Церемония...
Король Кани, вошедший вслед за своей дочерью в покои Тука, шагнул вперед.
- Пусть это не беспокоит тебя, сын,- проговорил он.- Все необходимое для церемонии уже делается. Я согласен с дочерью. Знакомство с жизнью двора нам ка-жется не столь важным, как визит к нашему астрологу.
- Я вижу,- медленно произнёс Тук,- что в вашей семье астролог зани-мает особое положение.
- Да. Они - Анкуда и наш колдун, Эду, ты ещё не видел его,- наши ближайшие советники, более того - хранители наших секретов. Вчера Ананда выболтала одну из тайн вашей семьи. У нас тоже есть свои тай-ны.
Кани усмехнулся, слегка искривив рот, и Тук подумал: как хорошо он говорит про тайны! Его речь медленна, продуманна, да, но он не пони-жает голос, в его тоне нет намёка, в его усмешке нет ничего заговор-щицкого. То ли дело сплетни придворных из родного замка! Тук ощутил очередной прилив вдохновения новизны. Всё стало иным! А король про-должал:
- Мы не хотим умалчивать о чём-то, давать тебе понять, что есть за-крытые темы, и ждать, когда ты сам случайно наткнёшься на призраков из нашего прошлого. Мы с Мин благодарны нашим мудрецам за один урок: на-до признавать всё своё. Они продемонстрировали нам, что сами грехи реже приводят к несчастьям, чем старания замалитьих. Вот мы и реши-ли, что твой визит к Анкуде важнее.- Он стал чуточку серьёзнее. - Скажу тебе прямо, сын: я ни на мгновение не сомневаюсь, что ты достой-но пройдёшь церемонию. А вот к этим нашим советникам тебе надо при-выкнуть.
- Даже так?
- Прости, что я досаждаю тебе советами. Просто если хочешь получить от человека пользу, сначала надо разузнать, что он за человек и какую именно пользу он может тебе принести. Я хочу, чтобы ты внимательно присмотрелся к этим людям и постарался понять, что они могут сделать для тебя. Возможно...- Тут король впервые слегка смутился - если, ко-нечно, Туку не показалось. - Возможно, они попросят тебя кое-о-чём. Я не знаю. В любом случае, обещай мне хорошо обдуматьих предложение.
Смущение короля привело Тука в непонятное волнение.
- Я не совсем понимаю вас, отец.
- Я сам не всегда понимаю их, сын,- с неожиданной искренностью отве-тил Кани.- Я знаю, что они способны возмутить, смутить, поразить. Со временем я научился им верить и нашёл их советы весьма дельными. Поэтому я и прошу тебя внимательно выслушать их. Ты обещаешь мне?
Тук инстинктивным движением раздвинул плечи.
- Вы можете даже не спрашивать, сир. Я помню про свой сыновний долг.
- Благодарю тебя,- произнёс король. Он остался стоять, глядя на портьеры, скрывшие уходящих детей, даже после того, как они застыли, упрятав среди тяжёлых складок память о руке, решительно отбросившей их.
2
Через несколько минут к Анкуде вошли спокойный, собранныйюношаивзволнованная, покрытая румянцем девушка. Ананда с порога оглядела ком-нату и, никого не увидев, воскликнула:
- Куда, ты где?
Тук огляделся.
Книги. Ряды тёмных, пухлых фолиантов источали особый, только этой комнате присущий полумрак. Возможно, здесь тяжело было бы находиться долгое время. Кроме книг, стены украшали листы пергамента, на которых был изображён круг, поделённый на разные части, или усыпанный похожими на насекомых тёмными значками, или окружённый надписями нанесколькихязыках. Тук смог узнать только лунный серпик - "тёмные логосы" не пре-подавались королям. Зато как часто их предупреждали об опасностях об-щения с математиками!
Середину комнаты занимало очень необычное сооружение, напоминавшее круглый массивный стол со стеклянным покрытием. Ведомый любопытством, Тук шагнул к нему, но не увидел на тёмной пластине ничего необычного, кроме мелких стеклянных барьерчиков, обегавших окружность. Ему показа-лось, что тьма под пластиной набухла какой-то непонятной, таинственной жизнью.
- Знаете, что здесь?- услышал он голос Анкуды. Тук поднял голову. Тёмная мантия делала Анкуду незаметной, словно большая часть её находилась где-то в другом месте. Он покачал головой.
- Здесь - вы, - пояснила она, приветливо улыбаясь из тьмы.- Смотрите.
Её маленькая пухлая рука опустилась на край стола, и он ожил. Его недра излили негромкий, непрерывный, но не раздражающий звук. Пальцы Анкуды пробежали по каким-то пятнам на деревянной панели, и стеклянный круг вспыхнул огнями. У Тука вырвалось восклицание, его рука непроиз-вольно встрепенулась в защитном жесте.
Круг делился на двенадцать секторов разных оттенков четырёх цветов -красного, синего, желтого и чёрного. Ярко горели десять точек, тоже разного цвета, между ними пробегали линии. Колдовской алтарь поразил Тука своей живописностью; ему показалось, что яркие точки переговари-ваются, нашёптывая друг другу тайные сведения. Не сразу он понял, что перед ним - астрологическая гадалка, которых он видел множество, серых безликих чертежей, грязнящих лист бумаги. Игрушечные огоньки приковы-вали взгляд, вызывали невольное любопытство. В памяти вдруг всплыла дразнилка: "Ролог-ролог, нос твой долог, может до неба достать, скушал хлеба, влез на небо, чтобы звёзды сосчитать". Тогда он и представить себе не мог, что увидит воочию звёзды, сосчитанные и принесённые с не-бес. Его звёзды.
Он ткнул пальцем в ближайший огонёк.
--
У тебя их десять. У нашего звездолога было семь.
Анкудаснова улыбнулась.
- Это вопрос веры. Наверное, я верю больше, чем ваш астролог.
- Ты будешь говорить обо мне или о моей сестре?
- Ах, да. Давайте начнём с неё.
Пальцы затеяли новый танец. Огоньки утонули в живой пульсирующей тьме под пластиной - это был какой-то незнакомый прозрачный материал,- затем вспыхнули вновь, уже в других местах. На сей раз они сбились в одну половину круга, и на столе чётко выступил синий треугольник, раз-резавший круг напополам по вертикали. Один его угол упирался в полуме-сяц, рядом с которым синела какая-то колючка. От них синяя линия вела к щиту и копью Марса.
Палец Анкуды заметался над огоньками, зазвучал её голос.
- Боюсь, ваш астролог был прав. Генитура Йолы указывает на серьёзные проблемы, касающиеся её замужества, и не только его. В первую очередь Йоле сложно осознать себя, выделить себя как конкретную личность, а от этого в большой степени зависит её система взаимодействий с други-ми людьми, а заодно и выбор партнёра по браку. Ей самой трудноразобраться в себе, и вполне возможно, что это произойдёт только тогда, когда она встретит своего будущего мужа - или просто человека, который окажет на неё сильное влияние. Общение с этим человеком поможетей высвободить скрытые силы своей природы. Сейчас это мечтательная, замкнутая, чувствительная девочка. Я вижу сильное влияние родителей, по крайней мере, одного из родителей, которое сделало ее такой, какой вы знаете её сейчас. Но я бы не сказала, что Йола никогда не выйдет за-муж. Напротив, скорее всего, выйдет, и возможно, скорее, чем ожидаете вы и ваши родители... Это будет критический момент, событие, причиня-ющее ей много боли... а может, как я говорила, помогающее ей утвердить себя. В любом случае ей надо пройти сквозь это. Больше ничего предска-зывать я пока не стану.
Тук, зачарованно следивший за движением её губ, увидел, как они реши-тельно сомкнулась - и почему-то вздрогнул. Повисла недолгая пауза.
- Смотрите,- произнесла Анкуда, и Тук послушно уставился на светящийся рисунок.- Наше искусство опирается на представление, что эта кар-тина может двигаться.- Ещё одна маленькая пауза, ещё один быстрый танец пальцев, и вдруг огоньки поползли по кругу.- Смотрите, Ваше Вели-чество. Вот вершится жизнь.
Тук следил за медленно ползущими огоньками. В какой-то миг он поза-был обо всём, даже о Нанд. В глазах мерцали звёзды, в ушах гуделатишина. Казалось, он забыл, что надо дышать. Года, возможно, века проноси-лись мимо, не оставляя никаких следов, кроме мгновенно растворявшейся памяти о том, что только что здесь была мигающая точка... Звёзды сти-рали время. "Смотрите..." донеслось откуда-то едва ощутимое дрожание воздуха, но он словно и не услышал. Только смотрел, как медленно вращались крылья Мельницы Богов, той самой, что мелет медленно, номелко...
Затем, из-за того, что сразу в трёх местах огоньки наскочили на дру-гие огоньки, они замигали, и картинка замерла. Тук вздрогнул, вернув-шись в своё тело. Он поднял на Анкуду ошеломлённый взгляд.
- Ваше Величество, не откажите в милости ответить мне на один вопрос. За последние месяц-два с Йолой произошло что-нибудь особенное? Скорее всего, это было неприятное событие. Её могла сбросить лошадь - или она поранилась. Болезнь из-за негодной еды?
Тук не без усилий проник в нужные палаты памяти. Предыдущий месяц в родном замке - Боги, как это было давно...
- Нет,- качнул он головой.- Я не припоминаю никаких неприятных происшествий в ближайший год.
--
А что было год назад?
Секунду помедлив, он ответил:
--
Йола сильно поссорилась с мамой. Несколько дней вообще нискемне разговаривала.
Анкуда кивнула.
- Соответствует. Давайте попробуем еще раз.
Теперь точки побежали с разной скоростью, одна даже в противополож-ном направлении. И снова всё остановилось, когда одни огонькиналете-ли на другие.
- Хорошо,- приговаривала Анкуда. - А теперь...
Движением пальца она стёрла рисунок, его сменил другой узор, знако-мый - его, Тука, звёзды! Что-то в нём встрепенулось, узнавая себя. Его огоньки задвигались. Сейчас они примут определённое положение и оста-новятся...
- То же самое,- услышал он свои слова и поправился:- Нет,конечно, не то же самое.
- Именно так,- подхватила Анкуда.- В чём-то то же самое,хотя разница очень большая. Но, что самое интересное, похоже, важные жизненные перемены у вас с сестрой приходятся на одно и то же время.
- Это время - сейчас?- спросил он.
- Вам виднее, Ваше Величество. Вы считаете, что сегодня - самый важ-ный день?
- Да. Да, конечно.
- Не тогда, когда вы познакомились с Нанд? Когда признались ей в своих чувствах?
- Не знаю, что скажет Нанд...- Он повернулся к ней, но Анкуда жестом остановила его.
- Нет-нет, Ваше Величество. Для Вас.
- Тогда сегодня,- убеждённо ответил он, и на мгновение, как никогда остро, почувствовал себя в настоящем - в окружении книг, пергаментов с кругами, светлых пятен звёзд.
Сегодня.
Сейчас.
Рядом учащённо дышала Нанд. Настоящее несло в себе бремяневыразимойзначимости, медленно происходило что-то, что изменит жизньне только его и Нанд, но и короля Кани, королевы Минны, всех этихсумеречныхлюдей... Какая, однако, важная вещь - женитьба! Не просто любовь иличноедело вас двоих - по крайней мере, если ты король. Будущее сулит нетолькотепло семейного очага, но и возможные непредсказуемые проблемы, не зависящие от его, Тука, любви... Вот оно что, сказал себе Тук.Можноиспугаться. Но я не боюсь. И он твердо повторил, словно нанося coup de grace:- Сегодня.
- Я рада, что вы почувствовали это,- сказала Анкуда, внимательно наблюдавшая за ним.- Ничто не заменяет для нас, людей, чувствованиеистины. И уж, конечно, не её понимание. А теперь представьте себе, что сегодняшний день, так сильно отмеченный у вас и вашей сестры, отмечен в генитурах других людей тоже.
- Короля Кани.
- Нет,- мягко возразила эвездолог.- Королевы. Её второй дочери.Этоэмоциональное событие. Похоже, сегодняшняя церемония не столь важна для трона, сколько для счастья вашей новой семьи. И зависит оно главным образом от...
- Я догадываюсь,- сказал Тук.- От меня.
- Да. Вы здесь - новый человек, Ваше Величество. По законамнашегоискусства первые ваши действия будут особенно важны и значимы.
- Ты можешь не говорить мне об этом,- прервал её Тук, вскидывая го-лову.- Мне ли, старшему сыну сыну короля, не понимать значимость