На горе, покрытой лесом, стоял дом. Там жили мама и папа, а с ними, точнее, рядом, в доме и в саду, много маленьких существ. Ям-пам-памка был их сынок, самый маленький из них, остальные же не были детьми в прямом смысле слова, но они так часто совали свой нос в дела дома, что давно стали частью этих дел, а так же всякого неделанья и безделья. Существа эти были мелкие или покрупнее, и каждый имел свой характер, привычки и приключения.
Ям-пам-памка дружил с Маленьким Птеродактилем, неизвестно откуда взявшемся в саду, да так и оставшемся жить в нем. Все звали его просто Птеркой. Играл он с Хаваёнкой, длинной и худой, и с ее братом, Жиптофендиком - существом вредным, с колючками. Часто забегал в дом Челотяпик, лохматый и взбудораженный, а ближе к праздникам по дому носились два близнеца - Дайдайка и Купипродайка. Об их приключениях мы расскажем постепенно, чтобы никого не позабыть и не обидеть, когда завтра и вчера решат, кому удобнее быть первым, а кому вторым, так чтобы хвост из одной истории не запутался в чужом начале.
*****
Давай бояться дракона?
Как-то рано стемнело, и тогда странная, наполовину откушенная луна осторожно выплыла из-за туч, покачивая темно-желтой половинкой. Ям-пам-памка и его друзья - Хаваёнка и Маленький Птеродактиль, разинув рот смотрели на нее, стараясь угадать, почему она качается, а луна делала это словно нарочно, как будто у нее было что-то на уме. Так показалось Ям-пам-памке, потому что луна слегка поворачивалась к ним разными боками, а иногда наклонялась к ним. Маленький Птеродактиль высказался в том духе, что луна хочет послушать его пение, и когда выходит только половинка луны - это значит, она закрыла одно ухо, чтобы лучше его слышать. На что Хаваёнка возразила, что двумя ушами луна слышит хорошо, и звезды тоже. Ям-пам-памка сказал, что такая луна потому... что сегодня они увидят дракона.
Все обернулись на него, а у Птерки от страха опустился хвост, который и так висел довольно низко от земли.
- Это еще почему? - ужаснулась Хаваёнка.
- Цвет у луны такой... ночью дракон и вылезет.
На эту мысль Птерка покачал тяжелым клювом, к которому, казалось, была прицеплена голова и сокрушенно оглядел Ям-пам-памку:
- Ты хоть знаешь, как выглядит дракон? Может, он меньше меня и слабее тоже. - И Птерка расправил свою узкую грудку.
- Я его много раз видел! - небрежно ответил Ям-пам-памка и нарисовал в воздухе красивую закорючку, похожую на голову дракона. - У него глазки желтые, и он все время облизывает ротик.
На такую исчерпывающую характеристику никто не смог возразить, и Хаваёнка прошептала:
- Тогда нам надо приготовиться.
Ям-пам-памка и Птерка не умели готовиться ко встрече с драконом, но поняли, что вовремя подготовиться - мысль очень правильная. Они с надеждой посмотрели на старшую среди них Хаваёнку, которая начала так сильно думать, что даже перестала бегать и скакать. Ну и гулять тоже. Ям-пам-памка посмотрел на свой дом около горы, в темноте сам похожий на огромную гору, послушал ручей, прыгающий по камням вниз, в долину и задумчиво проговорил:
- И где-то здесь живет дракон...
Он почувствовал, что ему надо терпеливо принимать горести и волнения, которые выпали им на долю... вот-вот выпадут...
- Да, - согласился Маленький Птеродактиль, - на горе живут звери, лягушки и волшебники.
- Если уж так вышло, - мудро заметил Ям-пам-памка, - идем на горку дракона смотреть и его бояться.
Хаваёнка очень удивилась и сказала, что дракон обычно живет в погребе или на чердаке, и сейчас там наверняка сидит какое-нибудь чудовище. На что Ям-пам-памка очень вовремя вспомнил, что в бабушкином доме чердак довольно светлый и теплый, и поэтому предложил зайти сначала туда, но Хаваёнка отвергла это предложение, так как драконы предпочитают пыль и мрачные закоулки.
Стараясь как можно медленнее передвигать ноги, они отправились в сторону дома Ям-пам-памки, но все равно довольно скоро подошли к нему и встали под темной стеной. Луна все больше желтела, покачивая острыми рожками, и теперь это совершенно ясно говорило о том, что встреча с драконом неотвратима...
Ям-пам-памке внезапно стало очень грустно, потому что он понял, что, возможно, больше не увидит родных и близких, и, превозмогая слезы, мужественно прошептал про себя: "Юбимая, юбимая мама..." И Птерке с Хаваёнкой было нисколько не легче. Птерка вспомнил, что он как раз недавно научился летать, горланя песни и распугивая ворон, которые, завидя его, в ужасе разлетались черными вихрями по голубому небу. И больше этого не будет никогда... Хаваёнка от дикого приступа волнения не могла даже вспоминать, а только повторяла: "Хаваёнка не будет бояться, Хаваёнка не будет боятся..."
И тут она заметила, что рядом с Ям-пам-памкой на стене отпечатались какие-то белые следы. Они бежали по стене наверх. Она молча показала на них пальцем. Все, волнуясь, сгрудились около странных знаков: сомнения быть не могло - здесь шел дракон!
Ям-пам-памка дотронулся пальцем до следа и поднес его к своему носу, чтобы понюхать и, может быть, что-нибудь разглядеть. На пальце оказалась какая-то белая крошка, почти пудра. Он на всякий случай лизнул палец, но ничего не почувствовал, и дал лизнуть Хаваёнке. Она очень хорошо знала этот вкус, потому что пекла с бабушкой пироги, и сразу узнала вкус муки. Это их как-то успокоило, но не объяснило: этот дракон злой или не очень, и почему он шел вверх по стене? А, главное, зачем??
Птерка предложил долететь до крыши и заглянуть в окошко чердака, чтобы разглядеть его, но остальные не согласились, боясь, что Маленький Птеродактиль не вернется с этого предприятия. Тогда Хаваёнка решила подняться к чердаку на веревке, но это было почти то же самое - кто знает, что задумал дракон и где он их поджидает? Поэтому, они решили все вместе подняться на чердак по лестнице в доме, а там будь, что будет...
Путь наверх был труден. Ступеньки скрипели - в такт этим звонким, неосторожным звукам волновались сердца идущих на подвиг. Но никто не собирался отступать, только Птерка не был уверен, что его размашистые крылья и длинный, тяжелый нос, которым он не мог хорошенько управлять, когда разбегался для полета, помогут ему победить чудовище.
Открыв дверку на чердак, Ям-пам-памка вошел первым. От волнения он, как и дракон, непрестанно облизывал ротик, но тот все равно пересыхал. Внезапно промелькнули и скрылись за углом очень тонкие ноги! Маленький Ям-пам-памка от ужаса сел на пол в круг лунного света, но Хаваёнка оттащила его в тень, где они затаились. Было очень тихо - дракон тоже спрятался за углом, не издавая ни малейшего звука. Он даже не дышал. Все молчали - нервы были напряжены до предела.
...Луна, покачивая рожками, оставила свое укрытие за тучей и осторожно заглянула на чердак. Серебристые полосы ее света пронзили пыльное пространство, и в волнующихся лучах запрыгали пылинки, мерцая и переливаясь волшебными лучами. Молчание длилось и длилось... И когда тишина стала совсем ватной, зазвенела всеми оттенками грозной опасности, за углом кто-то оглушительно чихнул! От неожиданности Ям-пам-памка с Хаваёнкой заверещали на тончайшей ноте, а Птерка сам собою поднялся в воздух, причем вознесли его не крылья, а все перья, взлетевшие дыбом. От их крика дракон вылетел из укрытия и, отчаянно голося, поскакал к единственной двери вон с чердака. Он бы непременно убежал, но Маленький Птеродактиль от страха настолько потерял голову, что не справился с управлением крыльев - его хвост сделал крендель в совершенно ненужную сторону, как будто пес махнул хвостом, и Птерка рухнул на голову улепетывающего дракона. Это испытание было выше сил любого чудовища - дракон упал на спину и закатил глаза. Малыши подползли поближе...
Перед ними лежало существо с очень длинными, тонкими ножками в одном шерстяном носке. Они не видали ничего подобного ни на горе, ни у ручья, ни в доме. Этот незнакомец открыл большие, как лепешки глаза, осмотрел обступивших его пришельцев и предусмотрительно отполз от Маленького Птеродактиля. Убедившись, что на него смотрят с любопытством, он одобрительно чихнул и сообщил:
- Пикуки всегда чихают головой.
- Ты, что-ли, дракон? - спросил Ям-пам-памка.
- Драконы не чихают, как Пикуки.
- А дракон у тебя тут не появлялся?
- На чердаке живу только я и Червяк.
- Так это он оставил мучные следы? - спросила Хаваёнка, поняв, что первая разгадала тайну следов, на что Пикука повернула ножку (а Пикука оказалась "она") и показала свои подошвы - они были совершенно белые. Насладившись эффектом, она радостно воскликнула:
- У Пикуки мучные следы!
- А почему один носок?
- Так удобнее!
Пришельцы с восторгом взирали на существо, в котором все оказалось разъяснено... Ям-пам-памка подошел ближе к Пикуке и, заглянув в ее большие глаза, похожие на красивые тарелки, уважительно спросил:
- Можно я тоже чихну головой?
Пикука быстро начала чихать сто раз подряд, и на чердаке поднялся столб пыли - Ям-пам-памка был этим сильно покорен и только повторял:
- Ну и ну... ну и ну... ёйки-мотайки! - И глубокомысленно прибавил: - Значит, Пикука хоёсая...
Пикука встала на тонкие ножки, похожие на пружинки, на которых она, оказывается, могла ловко подпрыгивать, оглядела всех глазами, как нарядные тарелки, и улыбнулась. Птерка уже полез по лестнице вниз, в дом. Тогда Ям-пам-памка взял Пикуку за ручку и пошел с ней к лестнице, приговаривая:
- А если ты будешь грустная, я поверну к тебе телевизор...
- И я поверну, - подтвердила Хаваёнка, с интересом разглядывая ее длинные ножки и пытаясь подпрыгнуть так же высоко.
На одной ножке Пикуки болтался шерстяной носок.
На болоте.
Однажды Ям-пам-памка проснулся очень рано и, стараясь снова заснуть, свернулся калачиком, крепко зажмурив глаза. Но сон не шел! Вдобовок он вспомнил, как здорово было бы сейчас искупаться на море и от этого, конечно, в глазках все посинело, как в воде, а сны уплыли, помахивая хвостиками. Он еще сильнее постарался уснуть, но тут ему почудилось, что рядом кто-то не спит, и поэтому и он сам не может заснуть.
Ям-пам-памка спустил ножки со своей кровати и, путаясь в длинной шелковой пижаме с мишками по кофте, сонно потащился по комнатам выяснять. Повсюду было еще темно и прохладно; слышно было, что горячая вода в батареях начала булькать, как всегда поутру играя в гейзеры. Подходя к маминой комнате, Ям-пам-памка увидел странный свет. Он тихо заглянул вовнутрь. Около маминой постели красным светом горела лампада, а мама смотрела на человека на картине и даже не оглянулась на Ям-пам-памку. Он переступил с ноги на ногу, и тут она его заметила.
- Это что ты деиишь? - прошептал он.
Мама показала на картинку и сказала:
- Богу молюсь.
Ям-пам-памка знал, что мама называет картинки иконами.
- Помолись с Кристофером Робином.
- С кем?
- Помнишь Винни-Пуха? У Милна, который Винни-Пуха придумал, был сынок, Кристофер Робин, вот он о нем написал:
"Маленький мальчик стоит на коленях около своей кроватки,
Опустив золотую головку в маленькие ручки.
Тише! Тише! Кто посмеет помешать!
Молится Кристофер Робин".
Ям-пам-памка размышлял, как это делал мальчик... Потом вспомнил, что Винни-Пух и Кристофер Робин отправились в экспедицию и сказал: "Аминь!" - он еще со вчерашнего вечера мечтал поехать на море.
- Ты что сказал? - спросила мама.
- Мама, папа и аминь, - прошептал он. - Если ты дашь мне икону, Бог пустит нас купаться?
- Пустит. Если будешь сильно молиться. Но тебе нужна своя икона, и когда ты сильно захочешь ее найти, это и будет твоя молитва.
- Она, что-ли, как лунный камень сюда упадет?
- Захоти и увидишь, что будет, - мама поцеловала Ям-пам-памку и пошла готовить завтрак, а он посмотрел на икону. Комната от свечи в красной лампаде была какая-то подвижная, и лицо на него смотрело, как живое. Было интересно, но почти не страшно. Ям-пам-памка подумал, что хочет с Богом дружить. Он взял икону, поцеловал ее, как мама, и сказал ласково:
- Бог, у тебя лицо, как вагончики...
А про себя прошептал: "За маму молюсь, за папу и за Бога..."
Бог ничего не ответил, только слушал Ям-пам-памку, и тот в глубокой задумчивости пошел одеваться. Стало ясно, что нужно как можно быстрее посоветоваться с друзьями.
Часом позже, сидя на большом пне, около места, где они собирали грибы, Ям-пам-памка рассказал Птерке эту историю: что икону нужно найти, тогда на море искупаешься.
- А где же ее взять? - закончил он.
- Надо у папы спросить? - подал идею друг.
- Папа ерундой занимается - он на работе.
Птерка понимающе кивнул. Пощелкал для интереся клювом. Ему на лысую голову упал желтый листик, и Птерка опять не успел его поймать, потому что клюв тяжелый, а листик всегда крутиться в неизвестную сторону.
Под соседним кустом кто-то засопел, и оттуда выглянуло хитрое лицо Жиптофендика.
- Я подслушал - так и знал, что вы сюда придете! - он радостно звякнул колючками на спине.
Птерка и Ям-пам-памка не обиделись на проделку бывшего ежика. Когда-то, в детстве, Жиптофендик был ежиком - маленьким, с длинным носом, утыканным тонкими волосинками. Но со временем у него больше всего росли не нос и колючки, как у ежей, а животик: он округлился и стал удобен для складывания на нем ручек во время придумывания насмешек и шалостей. Колючки, впрочем, тоже отросли. Ко всеобщему сожалению. Но сердце у Жиптофендика было доброе, хотя ему приходилось об этом напоминать.
Сейчас он вытряхнул из курчавых волос ветки и, взъерошив колючки, воскликнул:
- Болото!
- Кто-то утоп?! - ужаснулся Птерка.
- Кто-то нашелся! На болоте картинку видели, которую вы ищете!
Ям-пам-памка с надеждой посмотрел на Жиптофендика.
- Ведь болото большое, как же найти?
- А там, на равнине, живет Купипродайка - он покажет. Только ему заплатить нужно.
- У нас денег нет.
- Ну в сарае гвоздиков набери, разных гаечек, может, плюшку добудешь, он и согласится.
Ям-пам-памка стремглав помчался в сарай, забыв спросить, почему икону Купипродайка видел на болоте. Жиптофендик и сам не знал, почему, но слышал, что она появлялась то на просеке, то около осушительной канавы, то во мху между кочек, где растут подберезовики на ногах, как у цапли, с твердыми и белыми головами. Эта икона никому в руки не дается, даже Купипродайке, который ее первый нашел, хотел взять и в магазин продать. Он теперь за ней следит и может место показать.
Ям-пам-памка появился на полянке, обеими руками поддерживая тяжелые карманы, в которые он навалил шурупов, гвоздей и скобок. Отвертку без ручки прихватил и почти целую старую железную тарелку, немного ржавую.
Жиптофендик эти карманы одобрил.
Через несколько минут к дому Купипродайки, что под горой, спланировал Маленький Птеродактиль, на спине которого между крыльев разместился Ям-пам-памка со всем своим железом.
Купипродайка сидел на лавочке под окном и считал свои деньги. Доставая из мешочка следующую, он разглядывал ее и клал обратно, приговаривая: "Денежку жалко". За этим делом его застиг шум приземляющегося Птерки. Купипродайка быстро сел на свой мешочек, а Ям-пам-памка дотащил до него карманы и вывалил на землю сокровища:
- Ты теперь богатый, Купипродайка, вон у тебя сколько гвоздей!
Тот склонил набок голову, пошевелил длинным отвислым носом, облизнул толстые, мокрые губы и меланхолически сказал:
- А завтра они станут старыми...
Ям-пам-памка объяснил, что он хочет, Купипродайка отвернулся, радостно улыбаясь. Он понимал, что картинка на болоте все равно не идет к нему в руки, а тут подвернулся такой случай. Он сел на корточки и стал перебирать горку скобок и гаек, которых ему хватило бы в хозяйстве на всю оставшуюся жизнь.
- А денежки у тебя есть? - с надеждой спросил он, понимая, что денег у Ям-пам-памки не бывает.
Тот отрицательно кивнул головой и достал из нагрудного кармана отгрызенное раньше колесико от машинки.
- А самой машинки нет? - переспросил Купипродайка.
Ям-пам-памка опять мотнул головой и достал оттуда еще бумажку от конфеты с нарисованным синим паровозиком Томасом, которого он очень любил.
- А самой конфеты нет? - поинтересовался Купипродайка, пошевелив носом.
Ям-пам-памка грустно хмыкнул и сказал, что картинка с паровозиком даже лучше конфеты, на что Купипродайка согласно кивнул, благосклонно рассмотривая фантик.
- Я денежку хочу, - сказал он, ногой подгребая к себе принесенные Ям-пам-памкой дары.
- А икону ты на болоте видел? - дипломатично спросил Птерка.
- Видел, не бойся! - засмеялся тот, постукав по своему глазу пальцем.
- Значит, у тебя в глазках еще и она... - заметил Ям-пам-памка, оценивая принесенные подарки.
Купипродайка тоже окинул их взглядом и сказал:
- У меня в этом глазике Бог, а в этом - денежка.
День клонился к закату, когда Купипродайка согласился показать место на болоте. Он только примерно знал, где она находится, так что Ям-пам-памка и Птерка сначала пробрались под мохнатыми елками на границе болота, попали в воду около болотной тропы и на сухой поляне между тонкими деревцами с позолотившейся листвой увидели икону. Она лежала на траве. Ям-пам-памка взял ее в руки, и там был нарисован такой же Бог, как на маминой иконе.
- Он будет теперь мой друг, - сказал Ям-пам-памка.
- И мой тоже, - подтвердил Птерка.
- Нет, он мой. А ты пока мою маму возьми.
Перед сном Ям-пам-памка поставил икону около своей кровати, как это делала мама, и жарко попросил:
- Бог, мне очень купаться хочется, потому что горлышко у меня болит и сердце тоже...
Утром мама, папа и Ям-пам-памка пошли в церковь, где, кроме Бога, Ям-пам-памку ждали другие дети. Стоять им было трудно, но играть в церковном дворе, пока взрослые на службе, гораздо легче. После того, как они с мамой подошли к Причастию, он открыл ей тайну:
- Мама, теперь два Бога.
- ??
- Один там, - Ям-пам-памка протянул руку в сторону, где была его комната, - а другой - тут! - он показал пальцем себе в ротик.
В мокром саду.
Стеклянная дверь в сад покрыта бусинами воды, и сквозь блестящий этот занавес в саду виден клен. Ям-пам-памка подбежал к двери, посмотрел в сад и убежал играть. Он очень занят и не заметил, что у клена листья стали ярко-алого цвета. Под кленом расстилается лужок с шелковистой травой, и эта травка, и облетевшие чахлые кусты вокруг лужка, и старый дуб, стоявший недалеко от клена, - все влюблены в алый клен и не сводят с него глаз.
Летом в саду стояла деревянная детская мебель - стол и маленькое кресло. Недавно стол отнесли в сарай, а кресло почему-то забыли. Раньше кресло было новым и крепким, но теперь расшаталось и чувствовало себя уставшим, и только краска на нем до сих пор ярко-синяя, праздничная. И хотя кресло забыли под дождем, оно весело смотрело на зеленую траву под своими ногами - с ней они были дружны и вместе яркими своими цветами украшали мокрый, обшарпанный дождями сад. Но кресло больше всего любило красный клен, а он был без памяти влеблен в синее кресло.
Сад был недалеко от моря, так что здесь часто бушевал ветер. Тогда у клена волновались ветви, и он протягивал алые листья к ярко-синим ручкам маленького кресла, но никогда не мог дотянуться до них. От потоков холодного дождя кусочки волшебно-синей краски отколупывались от спинки кресла, ножки его давно отсырели в мокрой траве, но давно промерзнув, сквозь потоки воды кресло вглядывалось в своего друга. Клен старался поймать холодные порывы ветра, и тогда ему удавалось бросить своей возлюбленной несколько красивых листьев.
За стеклянной дверью, на теплой террасе стояла белая садовая мебель - четыре пластмассовых кресла и с ними стол. Эти кресла жили в тепле и совсем не желали оказаться под дождем, но в душе каждое кресло испытывало боль при взгляде на мокрых влюбленных. Они очень любили пить чай, и когда боль становилась нестерпимой, одно из кресел звало остальных поставить чайник. Поэтому, они часто пили чай, сгрудившись над своим верным столом. Иногда клен был так силен, что его прекрасные листья пролетали через весь луг и били в стеклянные двери веранды, прилипая к ним. Белые кресла вздрагивали и опускали глаза, понимая, кому предназначались эти дары...
Море бушевало. Сырость и ветер раздирали сад, не давая ни минуты отдыха его до нитки промокшим обитателям. Старый дуб, не выдержав ударов невзгоды, растерял все свои желуди, и они золотыми ядрышками усыпали его уставшие корни. К ночи ветер все нарастал. Дрожали кусты, по траве пробегал озноб. Спускались сумерки. Внезапно, особенно сильным порывом ветра синее кресло сорвало с места, и оно покатилось прямо к алому клену. Радостно заволновалась трава, весело подпрыгнули желуди, и даже дуб поднял свои скрюченные руки, приветствуя маленькое кресло. Добежав до ствола своего друга, синее кресло впервые в жизни прижалось к нему, радостно разглядывая его горячий алый цвет. И клен, шумя ветвями, усыпал кресло ворохом своих листьев.
Темнота накрыла сад. Во мраке гремела крыша, скрипели деревья, буря, схватив дом длинными лапами, хотела вытрясти из него душу. Она заливали соседние улицы, луга, дороги и все живое бездонными потоками воды. Даже белые кресла на стеклянной веранде била дрожь, а стол, промучившись всю ночь, кряхтел и вздыхал сквозь тревожную дрему от боли в скрюченных ногах.
С рассветом трава и кусты едва могли пошевелиться от усталости - буря словно отняла у них все силы. Желуди, стряхнув воду, поглубже зарылись в траву - досыпать. И когда через час все смогли открыть глаза и оглядеться, то увидели, какое несчастье принесла ночь. Могучим порывом ветра от дуба оторвало огромную ветку, и она упала на маленькое кресло, разбив его вдребезги. С клена сорвало все до единого алые листья. Постаревший и немой, неузнаваемый, как все в саду, стоял он, прижав к себе разбитое кресло, и только пятна волшебно-синей краски - прекрасной, как ничто другое сейчас в пустом саду, - сверкали, напоминая об иных временах...
Белые кресла на террасе, как всегда сгрудившиеся вокруг стола, задумчиво рассмотрели эту картину и свободно откинулись от стола, почувствовав наступивший покой.
Дверь распахнулась. Принеся с собой порыв тепла на холодную террасу, из комнат выбежал Ям-пам-памка, сильно топая ножками. Стол открыл глаза и выпрямил спину, расхотев досыпать. Белые кресла тоже привстали, вытянули длинные ножки, а по стеклянной двери в сад от разбежавшегося теплого воздуха быстро прокатились вниз яркие капли. Ям-пам-памка подскочил к ней и посмотрел в сад. Он распахнул дверь, добежал до разбитого кресла, вытащил из-под ветки дуба его оторванные ножки и отволок их в сарай, чтобы сколотить кресло заново. К тому же у него в банке оставалось немного синей краски.