Аносова Лана : другие произведения.

Добрый Доктор Чех. Повесть 5. Неосторожный гений

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    -Зачем? - вдруг молвила каменная статуя доктора. Мы недоуменно покосились на него. -Все логично, - гулко басил доктор, - но только отсутствует значимое звено: зачем? -За шкафом, - огрызнулась Британия. -Возможно, - согласился доктор, все так же глядя в одну точку, - но скорее тогда уже в шкафу... Зачем нужна эта подложка? Пограничье. Мы-то знаем, и он знает. Либо не хочет признаться, либо решил умолчать. Обыватель не заметит, раз уж такие дядьки из Нобелевского комитета не заметили. Но они туда и не смотрели. Самое главное, Тор докопался до природы действия Пограничья. До того, как оно работает. Тут действительно будет играть роль IQ. Но как тогда быть со сновидцами? У них коэффициент интеллекта разный! Пограничье, видимо, никогда не понять до конца.
  Пролог.
  Рассказы, записанные мною за самим доктором, как-то разоткровенничавшимся со мной, планировались быть последними, о чем я хотела поведать миру. Честно говоря, про доктора гораздо лучше было бы сочинять анекдоты... и сочинять ли? Просто записывать за ним! И только те обстоятельства, что со мной и доктором случаются - все, что угодно, кроме спокойной жизни - заставляют снова взяться за повествование.
  
  Глава 1.
  Пересидев весь "мертвый сезон" на море, мы вчетвером дружно взвыли. Мне стало скучно за месяц до отъезда, я начала ныть первой, следом за мной стал вторить доктор. Он потирал руки и говорил, что море - это прекрасно, но когда его слишком много и оно холодное - это не интересно.
  Дольше нас держались Британия и Виктор. Он-то и сдался последним. Бри присоединилась к нашей ноющей в баре компании недели через полторы. Бедняжка соскучилась по старшим детям, ей не терпелось рассказать всему своему "клану" прекрасную новость о прибавлении. Виктор ходил на море (от которого нас всех дружно тошнило) один. Сначала ненадолго: мы все никак не могли расстаться дольше, чем на пять минут. Потом под присмотром ван Чеха, которому было откровенно нечем заняться, взаимные патологические путы были ослаблены. Доктор исподволь проводил с нами терапию, притом настолько искусно, что я не сразу заметила это.
  -А что это вы, по психотерапии соскучились? - осторожно спросила я как-то вечером.
  -Это ты о чем, дитя мое? - доктор хитро на меня взглянул и отпил чаю.
  -Я тут заметила, вы на нас с Виктором увлеченно практикуетесь, - я пожала плечами.
  Доктор усмехнулся и не ответил. Он долго пил свой чай, поглядывал на меня, сверкал голубым глазом.
  -Просто я посмотрел в перспективу, - задумчиво, наконец, сказал доктор, когда увидел, что я вся извелась, - Не думаю, что фон Бохель одобрит, если ты станешь ходить на работу с бывшим нашим пациентом. Виктор, конечно, сведущ в психиатрии, но с несколько непривычной для Главного стороны. Мы таких обычно лечим...
  Все закончилось дружным весельем. На самом деле я была ван Чеху благодарна. Если бы не он... Я сама задумывалась: как выходить на работу, если мы не сможем расставаться с Виктором больше, чем на незначительные пять минут?
  В баре бурчал телевизор, показывали какие-то новости. Ван Чех, оперевшись подбородком о кулак, смотрел в голубой экран. Профиль его в тот момент казался немного хищным, доктору было любопытно. Говорили о громком процессе по делу о каннибализме. Главная обвиняемая Ая: фактически она людоедкой не была. Я слушала в пол-уха.
  -Но есть и высший суд, - причмокнул доктор.
  Он встал со своего места и по-хозяйски стал распоряжаться в баре.
  -Будешь? - он спросил меня из-за спины.
  -Не исключено.
  -Нет, чтобы сказать просто: "Да", тебе надо запутать старого доктора, - ворчал он.
  -Никакой вы не старый, а скоро даже станете молодым отцом, - парировала я.
  -Это не отменяет того, что ты вечно пытаешься меня запутать, - фыркнул ван Чех и звонко поставил передо мной бокал коньяку.
  -А за что пьем-то?
  -Ая скончалась. Так что, не чокаясь, - со сдержанной философской улыбочкой заявил ван Чех и по-гусарски опрокинул в себя коньяк.
  -Сегодня состоялось вручение Нобелевской премии по физике, - бубнил телевизор, - ее получил 55летний ученый Тор Хорнето ван Тащ, физик.
  Доктор странно дернулся и впился взглядом в телевизор. Я посмотрела на экран. Там показывали странную, очень старую, испещренную страданиями физиономию. Такие лица плохо запоминаются, я не стала концентрироваться.
  -Суть открытия его в том, что Тор сумел доказать математически, физически существование некоего пространства, параллельного этому миру. Открытие на кончике пера, однако, может принести неоценимую пользу человечеству.
  По словам Нобелевского лауреата, это пространство ментальнозависимо, то есть подчинено силе мысли. Подробнее смотрите документальный фильм сразу после выпуска новостей.
  Доктор резко обернулся ко мне и заглянул в глаза. Я даже несколько испугалась, на губах доктора играла странная полуулыбка, глаза горели неясным мне пламенем.
  -Ты поняла, Брижит? - тихо спросил он.
  -Нет, - честно ответила я.
  -Он математически доказал существование Пограничья! Надо будет посмотреть этот фильм, - ван Чех дрожал от нетерпения.
  -Вы рады или нет? Я понять не могу.
  -Я сам не знаю,- доктор внезапно успокоился и отвернулся от меня, - было бы не хорошо, если бы все кому не лень стали туда лазить! Это территория больных людей. Но ты что, даже не поняла, кто это?
  Доктор снова хозяйничал в баре.
  -Если честно, то нет.
  Доктор вернулся на свое место и иронически на меня посмотрел, изогнув свою соболиную бровь в немыслимую дугу.
  -То есть ни имя, ни, особенно, фамилия тебе ни о чем не говорит?!
  Я допивала последние капли коньяка.
  -Не стоит дожевывать бокал, - откомментировал доктор.
  Я поперхнулась и закашлялась.
  -Видишь, как вредно, - ласково сказал доктор, стуча по спине своей огромной рукой.
  Надо ли говорить, что спина звенела?
  -Вы смерти моей хотите, - прокашлялась я.
  -Отнюдь, дитя мое, хочу, чтобы ты здравствовала. Так вот - это муж Пенелопы. Фактически вдовец, они же так и не развелись. Я не смог его найти тогда, а сейчас, видишь... Почти двадцать лет пытался доказать математически, что его жена не сходила с ума.
  -Опять пьете? - Британия спустилась к нам.
  Она потягивалась после дневного сна, поправляла свои волнистые черные волосы.
  -У нас конференция. А какая конференция без коньяку? - широко улыбнулся доктор.
  Британия покачала головой.
  -Что смотрите, господа великие доктора? Научную фантастику?
  -Фильм! - возопил доктор и тут же сделал знак, чтобы все замолчали. Британия влезла на барный стул за доктором и смотрела кино, положив голову ему на плечо. Фильм был увлекательный, но совершенно не понятный. Я, число равно отрицательное и стремящееся к минус бесконечности в математике и физике, не понимала ровно ничего из того, что говорилось.
  Какая-то древнегреческая философская теория об эфире. Долгие и трудные доказательства существования эфира. После рассуждения о материи и антиматерии, которые объединяет воедино этот самый эфир, и о том, что электрон и позитрон - это суть представители материи и антиматерии в эфире.
  Когда я окончательно запуталась, я отвлеклась на доктора. Ван Чех напоминал собою губку. Он впитывал всю информацию, стараясь не проронить ни капли. Но так как это был доктор, то губка была со встроенной лабораторией. Попутно он переваривал информацию.
  В телевизоре уже говорили о том, что плотность частиц и насыщенность эфиром влияет на физические законы мира, создает его кривизну, и что различная кривизна мира, создает свои законы пространства.
  В мире с наибольшей кривизной и цвета темнее и сила притяжения выше и в основном мир подчиняется действию. Мир с наименьшей кривизной и есть сам эфир, мир, где нет ничего. Но если осторожно начать искривлять эфир, то можно получить некое подобие рая с блеклыми пастельными цветами, фактическим отсутствием притяжения, так как, ни почвы ничего подобного там не будет. Как таковое, пространство отсутствует, но оно управляемо человеческой мыслью, его представлениям. Таким пространством Тор представлял себе пограничье.
  Он описывал это пространство, как некую подложку мира, куда способны проникать силой мысли люди творческие, интеллектуально развитые. Он полностью отрицал возможность попадания тела в это пространство, но ментальное, астральное, тело вполне могло туда проникать. Тор доказывал, что сны - это не просто игры фантазии и воображения, а именно путешествие астрального тела, сознания на подложку, преобразование этого пространства.
  Фильм заканчивался поздравлением нового Нобелевского лауреата и рассказом о том, что свою премию он потратит на научные разработки в этой области.
  Фильм кончился, началась реклама, Британия и я сошли со своих стульев. Кино и впрямь было занимательным, мы не заметили, как затекли наши спины и ноги.
  -Пойти, что ли пройтись? - я вопросительно посмотрела на Бри.
  -Зачем? - вдруг молвила каменная статуя доктора.
  Мы недоуменно покосились на него.
  -Все логично, - гулко басил доктор, - но только отсутствует значимое звено: зачем?
  -За шкафом, - огрызнулась Британия.
  -Возможно, - согласился доктор, все так же глядя в одну точку, - но скорее тогда уже в шкафу... Зачем нужна эта подложка? Пограничье. Мы-то знаем, и он знает. Либо не хочет признаться, либо решил умолчать. Обыватель не заметит, раз уж такие дядьки из Нобелевского комитета не заметили. Но они туда и не смотрели.
  Самое главное, Тор докопался до природы действия Пограничья. До того, как оно работает. Тут действительно будет играть роль IQ. Но как тогда быть со сновидцами? У них коэффициент интеллекта разный! Пограничье, видимо, никогда не понять до конца.
  Доктор спрыгнул со своего стула, он немного напоминал сомнамбулу, только если та могла бы так активно разминаться. Но на лице доктора застыла гримаса задумчивого недоумения. Видеть его таким было непривычно не только мне, но и Британии.
  -Ну, пойдем, пройдемся, - все еще не изменяя лица сказал доктор.
  -Вас парализовало? - не выдержала я.
  Доктор мгновенно зашелся басовитым хохотом:
  -А я все ждал, когда ты спросишь!
  -Опять до полусмерти меня напугали, - фыркнула я.
  -Что значит опять? Напугать до полусмерти возможно только два раза... Если я ОПЯТЬ тебя напугал, то почему ты еще жива?
  -Ничего себе претензии, - хихикала я.
  -У Брижит, как у кошки девять жизней, - улыбнулась Британия и похлопала мужа по плечу, - идем, чесать языками можно и во время ходьбы.
  -Во время ходьбы я думаю, - назидательно проворчал доктор.
  -Ты у меня всегда все делаешь одновременно, - пыталась сдвинуть доктора с места Британия.
  -Протестую!!!! - взметнул доктор руку, - Я тебе сегодня покажу, что значит, предельная концентрация доктора ван Чеха! - сощурился он на жену.
  -Даже мне страшно, ей богу, - протянула я и пошла вон с первого этажа, -Я зайду, переодену свитер, - только и сказала я, пока ван Чех с Британией пререкались.
  В нашей с Виктором комнате уже убрались, но общий порядок немного нарушал мой возлюбленный, пришедший с прогулки. Виктор дремал, рядом с его ухом была положена согнутая вчетверо бумажка.
  Такую же я нашла на своей подушке.
  -Виктор, - я потрепала его по плечу, - Пойдешь с нами еще гулять?
  Он сонно воззрился на меня, улыбнулся и поморщился одновременно.
  -Ладно, пойду, - легко зевнул он, - Я, наверное, час назад вернулся. А что это за бумажка?
  -Не знаю, - с самым загадочным видом сказала я и автоматически взяла бумажки с наших кроватей, отметив, что моя, в отличие от Викторовой, была сложена пополам.
  
  Глава 2.
  Мы с Виктором, обнявшись, спустились на первый этаж. Там, вопреки ожиданиям, нас не ждали доктор и Британия.
  -Они уже ушли? - спросила я сама себя.
  Виктор молча пожал плечами.
  -Что там за бумажки? Дай, гляну, - сказал он.
  Я автоматически выполнила просьбу, а сама заглянула за пределы нашего домика. Во дворе доктора и Британии тоже не было.
  -Может быть, доктор решил не дожидаться вечера, и показывает жене свою "полную концентрацию ван Чеха"? - рассуждала я, оборачиваясь.
  Ожидая хоть какой-то реакции от застывшего Виктора, я подошла к нему. Он замер, в руках его было по листочку. Двигались только глаза, он переводил их попеременно, сравнивал что-то.
  -Ну, что там? - нетерпеливо спросила я.
  Виктор молчал. Мне удалось извернуться и прочесть вверх ногами следующее:
  
  И гром и молнии обрушатся тогда,
  Омыв водою грешные поляны,
  Убьют юдоль земного бытия,
  Сотрут цветы, сорвут сухие травы.
  
  Это был вчетверо сложенный листочек Виктора. На моем написано было следующее:
  
  Гроза грядет. Пожухли лепестки
  И с маков облетают, что краснее крови,
  Мне не забудутся твои грехи,
  Ты обо мне не знай, не пой, не вспомни.
  -Забавно, - откомментировала я, чуя, как на спину выступают первые отряды мурашек.
  -Более чем, - глухо отозвался Виктор.
  -Дай сюда, - я фактически вырвала из его рук листочки.
  Маленькие бумажки, на подобных мы с доктором часто пишем друг другу записочки. На них наклеены не слова, как это обычно делается в плохих ужастиках, а буквы. Причем, некоторые точно были вырезаны из одного слова.
  -Вот и не лень кому-то было,- храбрилась я.
  -А хорошие стихи, - как в тумане ответил Виктор.
  Я смерила его скептическим взглядом. Он был не здесь. Уже вдохновившись, его сознание покинуло бренный мир, отправившись в более привычную стихию творчества. Было заметно, как серыми тенями в его глазах снуют мысли.
  На лестнице послышались шаги. Доктор спускался и вел с собой Британию. Та была бледной, какой-то перепуганной. Доктор предельно собран, и, что не бывало, скептичен. Я бы даже сказала, лицо его имело несколько ядовитое выражение.
  -О, вам тоже пришли эти письма счастья? - фыркнул он.
  -И вам тоже? - удивилась я.
  -Идем на воздух, - доктор говорил отрывисто и нервно.
  С моря дул пронзительный ветер, он гнал серую дождевую тучу. На пляже было как всегда пусто. Вода казалась свинцово-серой, а белые барашки на молодых волнах лишний раз это подчеркивали.
  Доктор, молча, сунул мне два точно таких же, как у нас с Виктором, листочка. Один был, правда, сложен треугольником, а другой не смят вообще.
  
  Перед грозой особенные запахи стоят.
  И воздух свеж и по-особому пахуч,
  Когда сквозь тучу грозовую вторя,
  Так робко пробивается последний солнца луч.
  
  Значилось на не смятом, а на согнутом в треугольник склеено было следующее:
  
  Раскачивает ветер облака
  И тучи черной брюхо разминает.
  Сомнет ее округлые бока,
  И та от боли глухо зарыдает.
  
  Я посмотрела на доктора. Ван Чех всей своей фигурой олицетворял недовольство.
  -А у нас вот, - протянула я листочки.
  -Даже видеть не хочу, - ругнулся доктор, и взял листочки, внимательно изучил и вернул обратно.
  -Меня всегда удивляло, почему вы говорите одно, а делаете совершенно противоположное, - пробурчала я.
  -Ну, во-первых, я очень внезапный, во-вторых, я не посмотреть взял, а почитать, разные, между прочим, вещи, - назидательно сказал ван Чех.
  -Это о нас стихи, - тихо сказала Британия.
  -Милая, я очень прошу тебя. Ты лучше меня знаешь, что тебе вредно, и я умоляю, не заставляй меня повторять избитые фразы... - тут же взвыл доктор, - Это просто чья-то дурацкая шутка. Кто-то решил, что у нас скучная жизнь...
  -А если мне потом опять бежать в какой-нибудь подвал? Или снова воевать с разбушевавшимся поклонником этой твоей Пенелопы? - взъелась Британия.
  -Ну, да, я, бывает, попадаю в переделки, - рассеяно пожал плечами доктор.
  Британия зашлась и не нашла, что ответить ван Чеху. Перед тем, как окончательно успокоиться, она бросила:
  -Когда будешь попадать в очередную переделку, прошу, помни, что у тебя теперь есть ребенок!
  Доктор недовольно причмокнул и по обыкновению сложил губы уточкой.
  -Дай-ка, - тихо попросил Виктор и потянул руку.
  Я положила в его ладонь все наши бумажки. Возлюбленный мой отправился к ближайшему камню, присел возле него на корточки и стал что-то перекладывать. Мы с интересом наблюдали. Доктор имел обычный свой рабочий вид, с таким лицом он, как правило, всегда наблюдал за тем, как Виктор писал стихи.
  Много времени манипуляции Виктора не заняли. Он выложил листочки по порядку: несмятый, согнутый пополам, треугольный и, наконец, свой. Дольше он смотрел на них, словно что-то сопоставляя.
  -Это полноценное стихотворение, - тихо сказал он.
  Перед грозой особенные запахи стоят.
  И воздух свеж и по-особому пахуч,
  Когда сквозь тучу грозовую вторя,
  Так робко пробивается последний солнца луч.
  
  Гроза грядет. Пожухли лепестки
  И с маков облетают, что краснее крови,
  Мне не забудутся твои грехи,
  Ты обо мне не знай, не пой, не вспомни.
  
  Раскачивает ветер облака
  И тучи черной брюхо разминает.
  Сомнет ее округлые бока,
  И та от боли глухо зарыдает.
  
  И гром и молнии обрушатся тогда,
  Омыв водою грешные поляны,
  Убьют юдоль земного бытия,
  Сотрут цветы, сорвут сухие травы...
  Виктор старался читать, как можно тише и глуше, но умалить грозного смысла самого текста, его силы и настроения, ему не удалось.
  -А я всегда говорил, что шизофреник шизофреника всегда поймет, - довольно сказал доктор.
  Виктор только покосился на него.
  -Бывших у нас, к сожалению, не бывает, - успокоил ван Чех.
  -Почему именно так? - недоумевала я.
  -Их можно и переставить, - пожал плечами Виктор, - это несколько нарушило бы общее описание. Но описание, оно на то и описание, что ты можешь сам составлять порядок. Сама бумага нам подсказчик. Первая не смята, во второй две половинки, у третьей три угла, у четвертой четыре части.
  Я посмотрела на доктора в поисках объяснения. Ван Чех ничего не сказал, он прижимал к себе перепуганную Британию, и одним своим видом давал понять, что "Ну, я же говорил!".
  -Логика, конечно... - начала и не закончила я.
  -Нас хотят убить, - тихо пропищала Британия и начла плакать.
  -Господи, ты горюшко мое, - доктор гладил ее по голове, - это просто шутка, Бри, это просто глупая, дурацкая шутка. Помнишь, мне записочки присылали? Оказалось, Лянка шуткует.
  -Но потом нас нашли в подвале, - заметил Виктор.
  Мы с доктором мгновенно испепелили его взглядами, он остался безразличен к этому.
  -Но не она же нас туда затащила, - ответила я.
  -Да-да, - Британия пыталась успокоиться.
  -Нет, уж лучше давай плачь, не надо мне тут эмоции подавлять, - ласково сказал доктор.
  -Вообще все желание плакать отбил, - начинала веселиться Британия.
  Доктор улыбнулся, общее напряжение спало.
  -Я предлагаю забыть об этом, - через десять минут сказал доктор, пряча бумажки в карман белого пальто.
  -Можно я не буду? - спросил Виктор, - Мне очень понравились стихи. Когда я только прочел свою бумажку, то понял: это часть, оно неполноценно, без трех остальных частей. И с кусочком Брижит оно не вязалось, чего-то не хватало.
  -На колу висит мочало, - проворчал доктор.
  -Чего? - не понял Виктор.
  -Начинаем все сначала, - хором пояснили доктор и Британия.
  -А если посмотреть на это с другой стороны? - сказала я.
  -Брижит, молчи, - фыркнул доктор.
  -Не-а. Может это не мрачные предсказания, и не шутка, а предостережение. В доле любой угрозы есть и предостережение.
  -Мало того, что ты еще маленькая и суровая, ты еще и непослушная, -высказался Ван Чех.
  Серая туча, пригнанная с моря ветром, начала поливать нас дождиком.
  Не сговариваясь, мы повернули к домику. Хотя мы и отошли от него не так далеко, пришли мы уже насквозь мокрые.
  Британия ушла переодеваться. Виктор утащил нас с доктором в бар и стал что-то соображать.
  -Я вам сейчас дам попробовать очень вкусную и полезную вещь. Я любил это в свое время. Сейчас-то нельзя, - болтал он.
  -Сочувствую, - хищно улыбнулся доктор.
  -Я не сказал бы, что мне так уж и плохо, - весело пожал плечами Виктор, - Я сделаю на вас двоих.
  Вопроса, почему мы должны сидеть и смотреть, у меня не возникало. Я не знала Виктора до болезни, когда его еще звали по-другому. Во время болезни, доктор часто становился свидетелем его творческих порывов, а потом и я имела честь не только смотреть, но иногда и участвовать в них, в качестве мишени, в которую кидали черновики. В меткости я Виктору отказать не могла.
  Со временем Виктор так привык к присутствию кого-то рядом в тот момент, когда он творит, что это стало неотъемлемой частью его творческого процесса.
  Спустя двадцать минут всевозможных и различных манипуляций, мой возлюбленный подал нам глинтвейн. Отменный, самый вкусный из всех - глинтвейн.
  -А ты знаешь толк, - довольно улыбнулся доктор, попробовав.
  Виктор лишь скромно улыбнулся из-за моего плеча.
  -Спасибо, очень вкусно.
  -Пей, радость моя, - Виктор тайком поцеловал меня.
  Спустилась Британия, они с Виктором в пику нам пили чай. Когда все согрелись, а мы с доктором еще и сомлели, Британия вспомнила, что до отъезда осталось всего три дня. В честь этого доктором была извлечена, какая-то настольная игра, в которую мы играли почти всю ночь.
  Глава 3.
  Заточение наше на море окончилось. Все мы погрузились в житейскую кутерьму. Теперь доктор отдыхал на работе. В первый же день после отпуска он навестил всех своих больных, каждому уделил внимание, с каждым побеседовал. Это было скорее потому, что доктор соскучился, а не из служебных надобностей. Что умеет доктор, так это сочетать приятное с полезным.
  У меня все было тяжелее. Из-за перипетий с людоедами, пропажи Виктора и прочих неприятностей мне было откровенно не до учебы. Какой диплом, у меня дай бог была бы написана первая глава!
  Еще когда доктор понял, что по мне плачут горючими слезами антидепрессанты, то лично занимался моим академическим отпуском. Хорошо, что его приятельские отношения с деканом, распространялись на работу последнего. Меня согласились оставить на очном отделении.
  В запасе у меня было два месяца и целое лето. Однако, я настолько разучилась учиться, что браться за учебу снова не хотелось.
  Доктор слишком был занят детьми и больными, что не присматривался ко мне. А я выполняла ту же работу, что и до того, не привлекая к себе внимания.
  - Дитя мое! - ван Чех в один из злополучных обедов вдруг вспомнил о моем существовании, - Ты там теорией занимаешься?
  Я смотрела на гигантскую клубнику, служившую нам чайником, ища выражение помягче.
  -Не смори на нее. Она - чайник... А чайник - плохой помощник. Смотри на меня, - в голосе доктора появились мягкие гипнотические интонации.
  Я опасливо перевела взгляд на доктора, мне стало как-то жутко стыдно. На меня смотрели две пары докторовых глаз: одна пара с портрета, другая настоящая. И кто додумался переставить стол с чайником поближе к двери!
  Первая, портретная, пара глаз смотрела на меня иронично и добро, как обычно доктор смотрел на своих больных. Вторая, хоть и имела примерно тоже выражение, но отличалась тем, что на дне скакали чертики уже готовых реплик. Доктор знал, что я скажу и готов был парировать. Ван Чех в тот момент напоминал очень усердного ученика младшей школы, препарирующего лягушку.
  -Перестаньте, наконец, так смотреть! - захихикала я, краснея.
  -Тебе никакого осциллографа не надо, - улыбнулся рассеяно доктор, - Правда сама так и прет. Не занимаешься?
  -Нет.
  -Плохо. Даже я книжки читаю, за всяческими новинками слежу. Кто, как и к какому месту приложит старую теорию, чтобы получить новый результат. А уж тебе-то?!.
  -Я устала...
  -Много всего было, - назидательно сказал доктор, - Но я тебя не для того брал и воспитывал, чтобы растить бездарность! Ты хотела стать доктором? Будь любезна - пиши диплом!
  -Вы даже на детские психопатии согласны? - Я попробовала изогнуть бровь, как доктор.
  -Ну, издевайся-издевайся, - почмокал доктор, - только будь уверена, что по детским психопатиям я тебя спрошу по полной программе. Так что возьми лучше делирии.
  Я покривилась.
  -Нет, я ее плохому учу, а она еще и не довольна! - бурно возмутился доктор, - Я же не люблю алкоголиков, так? Вот и диплом твой читать не стану. Но, правда, тут есть одна заминка. Декан-то все равно прочтет... Вот он по делириям спец. Хотя и разочаровался порядком в жизни, но в теории тебе врать не даст.
  -Застращали - сил никаких нет, - рассмеялась я.
  -А ты только поняла, с кем имеешь дело? - довольный собой, доктор откинулся на спинку стула.
  -А чего вы себе новое кресло не принесете? - решила перевести разговор я.
  -Ты мне тут на посторонние темы зубы не заговаривай, - доктор лениво, что-то черкал левой рукой в картах, - И учти, Брижит, я абсолютно серьезен! По поводу диплома, я имею в виду.
  Мне стоило больших усилий не покатиться со смеху. Потому что сама по себе фраза: "Я абсолютно серьезен" из уст доктора - оксюморон. А сказанная с убийственной иронией, да и еще когда доктор улыбается и строит глазки исподлобья - восхитительное зрелище!
  -А на счет кресла, - доктор, как-то сразу "погас", - второго такого нет. Ты не понимаешь, это была почти любовь... Когда ты садишься и понимаешь, вот оно то самое кресло! - доктор был меланхоличен.
  Я недоумевала: неужели люди могут испытывать такие нежные эмоции по отношению к креслу?
  -Да, я сентиментален! - отозвался доктор, даже не глядя на меня.
  -Да, я ничего....
  -Знаю, я твое ничего, - буркнул доктор, - ладно, Бри, иди, работай, дитя мое. Только помни, о чем я тебе сказал. Я не Пенелопа, я повторю, но все-таки самостоятельность лучший показатель зрелости личности.
  -Сразу видно, что вы теорией занимаетесь, - съязвила я, поднимаясь.
  -А тебе бы все шуточки шутить и чаи гонять, да на доктора любоваться. Иди, работай, - рассмеялся ван Чех.
  ***
  Спустя полчаса самой нудной в мире работы с архивом меня вызвали к зав. отделением. Ван Чех был деловит и озадачен. Перед ним сидел молодой мужчина, лет тридцати на вид. Лицо его было алым, уши бордовыми - это поразило меня в первую очередь. Специфический цвет лица контрастировал с соломенными волосами. Больной сидел, повесив голову. Вдруг он всхрапнул.
  Я обратила вопросительный взгляд к доктору.
  -Принимай, - доктор ласково улыбнулся.
  -Это что? - брезгливо спросила я.
  -Ну... Мне трудно тебе ответить на этот вопрос. Homo alkogolicus - я полагаю. Он пока спит. Привезли сейчас: галлюцинации характерные, мания преследования, абстинентный синдром короче, - доктор снова сел на свой стул.
  -И мне с ним работать?
  -А что ты хотела? На всю жизнь зарыться с бумагами? - удивился доктор.
  -Нет.
  -Вот и приступай.
  -Но ему нужно препараты назначать. Капельницы.
  -Вот сначала капельницы, а уже потом препараты, - деловито поправил меня доктор, - Ты же не забывай, дитя мое, сначала лечим, потом уже все остальное.
  Я вызвала санитаров, и была какое-то время в прострации. Больного разбудили и увели.
  -Распорядок дня еще нужен... - тихо сказала я.
  -Причем жесточайший, - подметил доктор, - садись и пиши.
  -Вот прямо так сесть и написать?
  -Да-да, и желательно ручкой... шариковой... да... хотя садиться не обязательно, писать ты можешь и стоя, - доктор зашуршал свой документацией.
  Я вздохнула, взяла литок бумаги, ручку, подсела к чайнику и окончательно впала сначала с ступор, потом в панику. Даже когда доктор вызвал меня поработать с Кристофом, такой паники у меня не было. Но там был сложный случай, а тут вроде бы все понятно и известно, но очень страшно.
  С другой стороны, если я так буду все время бояться, я ничему не научусь.
  Дрожащей рукой я приступила к составлению индивидуального плана лечения. Где-то минут через двадцать я обернулась к доктору, чтобы что-то уточнить и почти остолбенела.
  Ван Чех сидел, подперши подбородок обеими руками, улыбнувшись во все свои крепкие белые зубы, из образовавшихся на месте глаз щелочек, на меня сверкали голубые довольные донельзя чертики. Черная бородка доктора встопорщилась, брови изогнулись причудливо, а несколько кудряшек выбились из-под шапочки.
  -И чего это вы такой довольный? - промямлила я.
  -Смотрю, как ты работаешь, - это увлекательно, - не меняя позы, сказал доктор, - наглядная иллюстрация поговорки: глаза боятся - руки делают.
  -Вот как наделаю сейчас криво, - злобно сказала я и встала, чтобы показать доктору листочек.
  -Как сделаешь, так и будешь лечить! - отрезал ван Чех.
  Я замерла. Доктор сменил суровый вид, на более ласковый и благосклонный.
  -Тебе пора уже самой пытаться что-то сделать. Я в свое время тоже не мог начать, пока Пенелопа меня не пнула. Так что лови пинок от меня. В конце концов, у нас очень ответственная профессия, вот и проникайся, - доктор говорил это, будто, сожалея.
  -Х-хорошо.
  -Не бойся, Брижит, не бойся. Ты же знаешь, я всегда на подхвате, - тепло улыбнулся ван Чех, - А теперь сходи и пообщайся с ним.
  -А как его зовут?
  -Неужели ты все-таки додумалась до этого вопроса! - нарочито весело воскликнул доктор и на радостях шлепнул ладонью по столу, - Его зовут Антонас Чизаро дер Хэтто.
  -Звучно.
  -Ты не заговаривайся, а иди! - доктор замахал на меня руками, нагоняя легкий бриз.
  Я понуро поплелась в палату.
  Мой больной лежал навытяжку, как труп. Руки по швам, ноги прямые, даже глаза были открыты. Только легкий храп выдавал, что Антонас все-таки спит.
  Я села на стул возле стола и стала смотреть на выдающийся нос больного. Он был, конечно, не столь примечателен и красив, как нос доктора, но тоже значительно выдавался вперед.
  Вдруг Антонас перестал храпеть, дыхание его прервалось. Такое бывает с храпящими людьми. Я подошла к нему, мельком заглянула в лицо и как-то жутко мне стало. На меня смотрели вполне осмысленные карие глаза. Они пару раз моргнули. Лицо больного стало как-то разъезжаться, то ли в улыбке, то ли в гримасе страха. Наконец, он пронзительно, как маленький ребенок, тонким высоким, даже визгливым голосом заорал.
  Меня инстинктивно отбросило к стене, когда я ударилась об нее спиной, мне показалось, что она пошатнулась. Я стремительно сползла вниз и закрыла голову руками.
  Только тогда я поняла три вещи: во-первых, я взяла ноту еще на тон выше, чем Антонас и вопила что есть мочи... Во-вторых, мне было так страшно, как не бывало еще никогда, хотя причин на то вроде не было; в-третьих, я, кажется, сидела не на плинтусе: что-то мягкое и явно большее, чем плинтус оказалось под моей пятой точкой.
  Для начала я перестала орать, подняться, и отнять руки от головы было невозможно. Внезапно звук прервался. Я опасливо стала оглядываться. Меня вдруг подхватили чьи-то руки, от чего я снова заверещала пуще прежнего. Антонас "включился" тоже.
  -Да, что ты орешь, горе горькое! - пробасил доктор и развернул меня к себе.
  Увидев родное лицо, я перестала верещать. Антонас "выключился" двумя минутами позже.
  -Доктор... - пролепетала я, - Я не хочу быть врачом, - сказала я и уткнулась доктору в плечо.
  Ван Чех задумчиво гладил меня по голове и обнимал за плечо.
  -Ну, и дура, - вкрадчиво сказал он, - хотя, может, ты еще действительно не готова. Ну, хватит, поревешь потом. Смотри.
  Доктор с трудом установил суверенитет и подошел к больному. Взял его руку, поднял и отпустил. Рука безвольно упала, Антонас дернулся, всхрапнул и помотал головой.
  -Я заснул? - сипло спросил он.
  -Да, - ответил доктор, - Нам нужно побеседовать с вами.
  -Хорошо. Только можно я попью воды? - Антонас тер лицо после сна.
  Я начала успокаиваться, мысли приходили в порядок. Когда Антонас сел на постель, то в голову мне пришла мысль, что это просто реакция. Такое бывает.
  После стандартных вопросов о родственниках и социальном статусе больного выяснилось, что он работал на заводе, паял какие-то микросхемы. Через год после поступления на работу крепко запил, развелся, с тех пор почти не просыхал. На работу с похмелья, после работы снова выпивка. Его мучили кошмары по ночам. Но где-то месяца три назад он заметил, что за ним следят. Он стал прятаться от преследователей. Они все равно направляли на него антенну, и портили ему сны. Потом они создали радар, который заставлял Антонаса засыпать в любое время дня и ночи. Там он бродил по странным местам, где не было ничего. Однажды, Антонас заснул во время работы, прожег руку паяльником, о чем имеется шрам.
  -А что это за преследователи? - спросила я.
  Антонас надолго задумался.
  -Наверное, враги-интервенты, - подзуживал доктор.
  Захотелось пнуть великолепнейшего под столом, но стола не было, доктор стоял позади моего стула.
  -Нет. Я не знаю, кто они, но они точно с нашего завода, - наконец, ответил он.
  -Ясно. А в тех снах, где нет ничего, кем вы являетесь? - спросила я.
  -Никем. Я не вижу себя со стороны, я часть какая-то. Как деталь, во!
  -А как часто вы видите эти сны?
  -Вот когда засыпаю просто так, то не вижу.
  -То есть, когда засыпаете внезапно, то видите этот сон?
  -Точно.
  -И сейчас видели?
  -Да. Сейчас, вообще, страшное видел. Там кто-то был и он... - Антонас покраснел и смутился.
  -Простите, я не понимаю, - нахмурилась я.
  -Да, неудобно как-то и говорить... Ну, он меня... опустить пытался, - выдавил из себя Антонас.
  -Ой, - только и сказала я, - Простите.
  -Ничего-ничего, мы вам сочувствуем, - встрял доктор.
  На этом первую беседу с Антонасом можно было считать оконченной.
  Глава 4.
  Наутро следующего дня, я, не дожидаясь доктора, пошла на обход своих больных, в количестве всего одного Антонаса.
  В палате стоял странный запах. Больной все еще спал, не смотря на то, что их совершенно точно будили. Он лежал на боку, глаза его были закрыты, то есть самый обычный сон.
  -Антонас, проснитесь, - я с опаской подошла к нему.
  Он что-то пробормотал, обдал меня перегаром и снова уснул.
  -Что? - спросила я сама у себя и принюхалась.
  Пахло натурально так, как будто он пил с вечера.
  На всякий случай, я вызвала санитаров. Хмурые дюжие ребята явились почти сразу.
  -Он пьян, судя по всему, - растерянно сказала я, - Я не знаю, что делать.
  -Известно что. В вытрезвитель его! - хохотнул один санитар.
  А я и не подозревала, что вытрезвитель есть! Санитары подняли больного и потащили в душ. Через минуту оттуда донесся вопль и нецензурная брань.
  Еще через минуту санитары выволокли мокрого, почти трезвого и очень обиженного Антонаса из ванной. В руках у того было полотенце.
  Я заворожено следила за сценой. Санитары ушли. Антонас кряхтя и вздыхая, вытирал голову.
  -Переоденьтесь, я зайду через пять минут.
  Я стояла в коридоре, глядя в окно. Рядом со мной притормозил белый вихрь по фамилии ван Чех.
  -Чего грустишь? Из класса выгнали? - вместо приветствия сказал он.
  -Доброе утро, доктор. Антонас с утра пьяный.
  Брови доктора взметнулись вверх.
  -Это как такое может быть?! А дверь в ординаторскую была закрыта?
  -Да. Коньяк ваш на месте.
  -А, проверила уже? Умница!
  Я только угрюмо покосилась на невыносимого доктора и засунула руки в карманы. В одном из них была бумажка. С удивлением вынула ее и развернула, на маленьком квадратике было написано следующее:
  
  И если бы можно было убить Бога,
  То для этого не потребовалось бы слишком много,
  Только нить шерстяная и кроткий взгляд,
  За который иной глупец помочь был бы рад.
  
  Я судорожно вздохнула.
  -Что там, дитя мое? - доктор насторожился.
  Я, молча, протянула бумажку.
  -Опять? - доктор быстро прочел.
  На листочке были все те же вырезанные откуда-то буквы, кропотливо наклеенные неизвестным шутником.
  -Видимо снова, - сглотнула я.
  -Ты драматизируешь, Брижит, это чья-то не слишком хорошая шутка, - доктор едва ли верил в то, что говорил.
  Я вдохнула и выдохнула:
  -Подумаю об этом вечером, - я вырвала бумажку у доктора из рук и снова положила в карман.
  -Ты не в духе с утра? - доктор недоумевал.
  -Все в порядке, - я сама не знала, что на меня нашло, но я вдруг так разозлилась!
  Доктор хотел что-то сказать и даже открыл рот, но смолчал, как-то странно посмотрев на меня.
  Я зашла в палату к Антонасу. Он сидел угрюмый и обиженный на весь свет.
  -Откуда вы взяли алкоголь? - я села напротив него.
  Антонас молчал.
  -Я очень вас прошу, ответьте мне. Только скажите правду, какой б она не была фантастической, - Я пыталась успокоиться, но раздражение только нарастало.
  Антонас покосился на меня и уши его стали малиновыми.
  -Мне бутылку принесли.
  -Кто принес?
  -Я вырубился, как обычно это случается внезапно. Там был человечек, маленький такой, костлявый, он мне дал бутылку.
  -Это было то же самое место, в которое вы попадаете всегда? То место, в котором ничего нет?
  -Да, но теперь там был этот человечек.
  -С бутылкой.
  -Да.
  -А когда вы проснулись, что было?
  -Я проснулся сразу, когда она мне дал бутылку. Проснулся я, а бутылка в одной руке, а стакан в другой.
  -А стакан вам этот человечек давал?
  Антонас призадумался. Мне пришла в голову мысль, что если сейчас на его уши капнуть воду, то она испарится. Это меня развеселило и раздражение прошло.
  -В последний момент успел сунуть, - сказал Антонас.
  Я кивнула, все сходилось.
  -А что-нибудь человечек говорил? Называл вас по имени? Сам представился вам? Или, может, показался вам знакомым?
  -Он не представился, но имя мое знал, - с трудом кивнул Антонас, - Я точно никогда таких странных людей не видел, он скорее выдуманный человечек, чем настоящий. Он мне говорил, что булка - мое спасение и если я выпью, то выйду отсюда.
  -Вы проснулись и выпили? - спросила я.
  Антонас застыл и побледнел, челюсть его затряслась, он готов был заплакать. Я упорно ждала. Больной перевел на меня взгляд и тихо сказал:
  -Нет...
  Мне стало не по себе. Он говорил абсолютно искренне.
  -Так как же получилось, что вы проснулись, в руках бутыль и стакан... Но при этом не пили, но пьяны были?
  -Я...Я....не знаю, - Антонаса два раза сильно передернуло.
  -А где бутыль?
  Больной напрягся, полез под кровать и достал оттуда бутыль и стакан.
  -Я всегда так делал, думаю, может машинально поставил, - неловко улыбнулся больной.
  -Это я заберу с собой. Вот что, Антонас, вы можете оказать мне одну услугу? - Больной кивнул, - Значит, в следующий раз, когда увидите человечка...
  -Не брать бутылку? - охотно опередил меня Антонас.
  -Нет, не перебивайте, - отрезала я, - спросите, как его зовут, откуда он вас знает. Хорошо?
  Антонас задумался и кивнул.
  -Боюсь, что это не совсем галлюцинация, - про себя ответила я. Больной вцепился в меня взглядом.
  -Есть ... пространство... Боюсь, что ваши фантазии о врагах и ... прочих вещах, это производная того пространства. Больше и я, пожалуй, ничего не знаю, - тихо объясняла я.
  -Значит, я не сумасшедший? - с надеждой спросил Антонас.
  Я рассмеялась: ну, что ему ответить? Само ваше перемещение в Пограничье доказывает, что вы больны, или заболеваете!
  -Возможно, ваша болезнь просто следствие чьих-то экспериментов.
  -Вражеских?
  -Нет. Возможно, ни вы, ни я не знаем этого человека.
  Антонас моих последних слов уже не слышал. Он замер в той же позе, что и был, глаза его были широко распахнуты. Больной ровно дышал. Еще недолго я поколебалась и пошла к доктору.
  В ординаторской стоял дым коромыслом. Доктор бегал и махал руками, фон Бохель орал благим матом, посреди этого великолепия сидел бомжеватого вида мужчина.
  У него была серо-зелено-красная борода, седые патлы свисали до плеч. В руках он мял дырявую шапку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась дохлой кошкой, на ногах были самые натуральные лапти, на плечи накинута какая-то шкура, впоследствии в ней распознана была искусственная шкура медведя. Сквозь рваные порты проглядывали тощие грязные коленки.
  -У него туберкулез! - вопил ван Чех, - Пульмонология! Я его не возьму!
  -Но он буйный! - орал фон Бохель и даже его седые волосы гневно дрожали.
  -Это я буйный! - резко остановился ван Чех, - буду... если вы его впишете!
  -Но, доктор ван Чех!
  -Я готовлюсь стать отцом. У меня беременная жена и еще два отпрыска, которым еще жить и жить! И я категорически против того, чтобы моя семья каким-либо образом касалась с туберкулезниками! - отчеканил он.
  -Ну отдайте его Брижит! У нее семьи нет... - возразил фон Бохель.
  Меня пригвоздило к месту. Доктор встал на вытяжку. Таким ван Чеха я не видела никогда. Крылья его шикарного носа раздувались, как два паруса. Черные брови сдвинулись и стали почти одной линией. В глаза ему страшно было смотреть.
  -У тебя тоже семьи нет! Вот ты его и бери! - проклокотал ван Чех.
  Фон Бохель сверкнул глазами и тихо сказал:
  -Я главный врач клиники и не могу взять больных.
  -А я зав. четвертым отделением и не желаю брать туберкулезника, - парировал доктор.
  Оба светила науки снова переходили на крик и бег по кругу друг за другом.
  -Да я распущу к черту твоё четвертое отделение! И никакого присвоения имени оно не получит! - проорал в спину ван Чеху Главный.
  Доктор снова встал столбиком, судя по мученическому выражению лица, это был удар ему в спину.
  -Но я умоляю вас, обезопасьте меня. Войдите в мое положение! Брижит молода, ей еще детей рожать и жить припеваючи! - взмолился ван Чех.
  -Это ничего, милок, - проскрипела причина раздора, - Через три дня не будет у меня никакого туберкулеза!
  -Что, простите? - ван Чех сначала подался вперед, а потом отпрянул.
  -Я говорю тихо, или ты глухой? - скрипел, как несмазанная калитка, старичок, - Не будет у меня болячки через три дня!
  -Вы, простите, помирать собрались? - поинтересовался доктор.
  -Я тебя еще, стручка, переживу, и на похоронах твоих насморк подхвачу. Понял меня? - старичок улыбнулся, и борода его разъехалась от уха и до уха.
  Доктор заинтересовался и озаботился. Было заметно, что ван Чех уже попался на крючок собственного любопытства. И скажи ему кто-нибудь теперь, что он пять минут назад отказывался его брать, доктор бы сам стал недоумевать, как же так?!
  Ван Чех тонко улыбнулся, оценив весь юмор.
  -Пошутковать я тоже люблю. Значит, через три дня пошлем тебя на обследование, если не будет туберкулеза, буду тебя лечить, а до того момента я к тебе ни ногой.
  -Но, - попытался заикнуться фон Бохель.
  -Если вы дорожите местом, то это мое последнее слово, - отрезал доктор, - Брижит, вон отсюда, - доктор только меня заметил, - Иди, скажи уборщицам, чтобы полную дезинфекцию здесь, чтобы я не знаю... Что хотят пусть сделают... Скажи им, что туберкулезник был, они сами знают...
  -Да не заразный я, милок, - ухмылялся дед.
  -Это ты так думаешь.
  -Я не думаю, я знаю.
  -Я тебя умоляю... Туберкулез такая вещь... - начал доктор.
  -Да я без тебя знаю какая, - отмахнулся старичок, - только не заразный я. Туберкулезная палочка спит в каждом из нас.
  -И я не хочу, чтобы она просыпалась в моей семье. У меня трое детей!
  -Один еще не родился, - уточнил фон Бохель.
  -Тем более! - сверкнул на него глазами ван Чех, готовый к новому забегу.
  -Ничего твоим деткам не будет, согрей Господи твою душеньку.
  -Спасибо, дедушка.
  -Пожалуйста, внучек.
  Доктор с любовью посмотрел на старика. И бесконечно ядовитую улыбку подарил. Я поняла, что эта парочка заслуживает отдельного наблюдения.
  -Брижит, ты еще тут?! А, ну-ка, быстро дуй за уборщицами.
  Я стремглав убежала и вернулась, как можно быстрее. Доктор сидел на подоконнике в коридоре и разглядывал какую-то бумажку. Вид он скорее имел озадаченный.
  -Это тебе, - доктор кусал губу.
  
  В любви всегда живешь, как на войне,
  И в бочке пороха лежит непониманье,
  Как искрой вспыхнет ненависть во мне,
  Когда ты ревности достигнешь пониманье.
  
  -Что за бессмыслица? - насупилась я.
  На оборотной стороне бумажки были наклеены криво буквы: "для Брижит Краус дер Сольц".
  -Нашел возле чайника, когда уходил, - доктор отвернулся к окну, - Мне все это уже не нравится.
  -А мне-то как не нравится!
  Доктор протянул ко мне руку и заграбастал меня за плечо.
  -Ничего, дитя мое, я рядом. Как-нибудь решится и эта задачка, - он сверху вниз улыбнулся мне.
  -А когда мы уже будем спокойно жить? - спросила я.
  -Сейчас! Минут 15-20. Пока не уберут кабинет, я думаю.
  Глава 5.
  По дороге домой, с работы, в автобусе я снова перечитала записочки.
  
  И если бы можно было убить Бога,
  То для этого не потребовалось бы слишком много,
  Только нить шерстяная и кроткий взгляд,
  За который иной глупец помочь был бы рад.
  
  В любви всегда живешь, как на войне,
  И в бочке пороха лежит непониманье,
  Как искрой вспыхнет ненависть во мне,
  Когда ты ревности достигнешь знанье.
  
  Это не могли быть части одного стихотворения. Полноценные зарисовки, может быть куски из разных стихов. Но никак не единое произведение.
  Значит, рассматривать их совместно не стоит.
  Стих первый. Поймем, кто такой Бог, найдем ключ к пониманию. Кто может быть Богом, кого можно убить? Бог... как символ, всемогущий создатель. Некто, кто созидает и управляет. Убить Бога... Это же невозможно! А Автор твердит, что "не потребовалось бы слишком много". Нить шерстяная. Внутри все похолодело. Я привязывала шерстяную нитку к раме картины, когда шла в пограничье за Виктором.
  Кукбара... Бог, которого мы убили...
  И Пенелопу вместе с ней. А "глупец", это получается, доктор?
  Но кто так осведомлен? Только участники истории, потому что больше никто не знал... Британия? К чему ей присылать мне стишки в стиле "я знаю, что вы сделали прошлым летом"?
  Судя по общему оформлению, это делал кто-то кто и был в домике в мертвый сезон, и кто мог подложить мне бумажку в карман и на стол...
  Кто у нас гениальный поэт? Ну, уж точно не я. И как быстро Виктор проникся логикой подложившего бумажки... И Виктор отсутствовал, пока мы втроем были в баре...
  Но в халат... Халат я стирала и принесла из дома... Как ни силилась я вспомнить, как бумажка оказалась в кармане, мне не удавалось. Если предположить, что это Виктор, все объясняется. Один вопрос, и существенный: Зачем?
  Но тогда не вписывается последний стих. Откуда бумажка с ним на моем столе? И надпись "Для Брижит Краус дер Сольц" наклеивали впопыхах, небрежно.
  Она была в руках у доктора... И он мог подложить бумажки до того, как спуститься в бар. Он пришел позже меня в тот день.
  Боже, да о чем я вообще думаю?! Виктор, ван Чех, будут подкладывать мне какие-то стишки дурацкие!
  Я рассмеялась.
  С другой стороны, мне не просто так тревожно. Я чую угрозу, а со времени той практики, о которой, не смотря ни на что я не жалею, ощущение грядущей бури у меня развилось сильно.
  О чем второй стих? Пришлось вчитаться. Слова упорно теряли смысл. Наконец, я решила пойти от существительных. Стих, судя по всему, о любви и ревности. То есть, когда влюбленные не понимают друг друга, то теряется понимание, которое, как искра в бочке пороха... Разобрались... И надо же было так накрутить?
  Ревность... Прошлый раз мы это уже проходили. Совсем недавние впечатления, когда Виктор с каменным лицом допрашивал меня, сидя на железном ящике, на балконе, кто лучше в постели: он или доктор?...
  Кто так осведомлен о моей личной жизни? Кому известно все и зачем мне об этом напоминать? Только мы четверо можем знать... И то Британия не в счет, она не очень-то знает о том, что было со мной и Виктором...
  Я сунула листки в карман и откинулась на спинку автобусного сиденья, взглянула в окно... волосы мои зашевелились. Я проехала аж три квартала от дома! На первой же остановке я сошла и пошла домой почему-то пешком. Доктор всегда говорил, что прогулка улучшает мозговую деятельность.
  Если не они, то кто? А, может, они сговорились? У Виктора же была сверхценная идея, он же писал проклятья докторам? Может это психоз? Или моя паранойя? У меня разболелась голова.
  Дома меня ждал неприятный сюрприз. Виктор был мрачен настолько, что мне на секунду показалось, что это и не Виктор вовсе.
  -Милая, объясни, пожалуйста, что это такое? - отчеканил он.
  В первой нашей комнате стоял шикарный букет, в незнакомой мне вазе.
  -Ну... Букет... - ответила я.
  -Я вижу, что не щенок Хаски... - отрезал Виктор, - Там записочка была... Стишки любовные.
  -Я, честно, не знаю, что это...
  Виктор сунул мне исписанную корявым почерком бумагу:
  
  Мой быт, разрезан легкой рыжиной.
  Небытия, порвав тугие ткани,
  Я вышел в свет, со снятой пеленой,
  И с глаз моих упало наказанье.
  
  Мой мрак прорезан ярко-рыжим солнцем,
  Но просьбу я имею не тая,
  Не обнажай души своей пред агнцем,
  Заколотым ножом у алтаря.
  
  И помни лишь одно тебе порукой,
  Лишь истина одна - невспомненный изъян,
  Любовь не жизнь, моя любовь не мука,
  Но от нее я, как от битвы пьян.
  
  В любви всегда живешь, как на войне,
  И в бочке пороха лежит непониманье,
  Как искрой вспыхнет ненависть во мне,
  Когда ты ревности достигнешь знанье.
  
  Последняя строфа не слишком шла, но по мне не просто пробежали мурашки, а меня мелко затрясло, я стала оседать. Виктор подхватил меня. Я засунула руку в карман и будто бы выхватила листочки в последний момент. Бросила их на пол перед Виктором и заплакала.
  ***
  Этот бред со стихами продолжался. Виктор внимательно прочел стихи, некоторые буквы отклеились, но он и так знал второй мой стишок.
  -А я-то смотрю, что за странные стихи. Будто конец писан вперед начала, и весь стих подогнан...
  -Только скажи честно, - взмолилась я, - Это же не ты пишешь эти стихи?
  -Нет, конечно.
  -А букет? Он был тут, когда ты пришел?
  -Был... В том-то и дело. И вазы у нас такой нет... - Виктор меня обнял, - Прости, я больше так не буду. Я что-то совсем развинтился... Прости...
  -Ну, что теперь, - я гладила его по светлой, но несколько дурной голове.
  -Позвони ван Чеху, мне кажется, он должен знать, что у нас тут происходит...
  -Не стоит. У него и так своих забот невпроворот...
  -Завтра на работе скажи...
  -Скажу...
  Утром следующего дня нас с Виктором ждал шок. Хотя утречко было прелестным, наверное, чтобы окончательно нас добить.
  Пока я готовила завтрак и наслаждалась ярким солнышком и свежими весенними запахами, Виктор разбирал свои нотные рукописи, сегодня он шел на собеседование. Спустя долгое время, какой-то его знакомый, снова пригласил моего возлюбленного писать музыку к кинофильму. Виктор сильно волновался, отбирал лучшее из последнего написанного им.
  -Бри, я вчера положил эти твои листочки на шкаф, ты не забирала? - чуть лохматая его голова высунулась в кухню.
  -Нет. К незнакомым листочкам теперь близко не подойду, - ответила я.
  Наши взгляды встретились. Виктор смотрел на меня круглыми перепуганными глазами, я заразилась его нервным испугом. Возлюбленный мой сделал несколько больших шагов и сел за стол, оперся локтями о крышку стола и сжал ладонями виски. Взгляд был направлен строго перед ним на красное яблоко, напечатанное на клеенке.
  -Ты пугаешь меня! - сказала я, не отрываясь от приготовления завтрака.
  -Я сам себя только что напугал, - усмехнулся он.
  -Рассказывай, - уловила я себя не нотках доктора, даже руку бы на отсечение положила, что сейчас прищурилась, как он.
  -Мне сегодня снится сон, - Виктор приободрился и сел совсем, как на приеме, - Что к нам в квартиру пришел мужчина, и забрал листочки со шкафа. Я как будто проснулся и видел его сквозь сон. Утром болела голова, ну, ты помнишь, а потом замотался и только сейчас вспомнил. Я подумал эти стихи попробовать положить на музыку, а их нет...
  -Вот тебе всякую ересь на музыку класть...
  -Стихи-то ничего. Могла бы песня получиться, - Виктор тряхнул светлыми волосами.
  -А как выглядел этот мужик?
  -Я не помню, в этом дело. Я лица не видел, только руки. Ну, мощный такой дядька, меня пониже, но мышечной массой не обделен. И кулон у него на шее... Точно, кулон был, - Виктор болезненно оживился.
  -Успокойся, радость моя. Какой был кулон? - тихо спросила я, садясь напротив.
  Виктор бледнел и ежился от воспоминаний.
  -Паук, - тихо сказал он.
  -Чего?
  Виктор резко встал и пошел в спальню. Я бросилась за ним. Он потрошил свой рюкзак.
  -Ну, где ты, где? - шептал он, - Нет, - Виктор растерянно смотрел на меня.
  -Чего нет, объясни толком? А то я буду думать, что у нас с тобой на двоих одно обострение!
  -Я купил тебе кулон... - краснея, отвечал Виктор, - Ну, просто хотел подарить, скоро ведь уже два года, как мы победили Кукбару. Для доктора я приготовил сюрприз, а тебе кулон нашел... случайно...
  -Ты не сбивайся с мысли.
  -Заметный такой кулон, с камнем... Паук в центре паутины... Тебе, как победительнице пауков... Так бездарно посеял, - Виктор был очень расстроен, - Я, конечно, понимаю, что ужасно глупо это, но может тот мужик его унес. Я же с цепочкой вместе купил... А... Черт...
  -Так вот куда заначка ушла... - улыбнулась я.
  -Если честно, да. Еще на струны... - смущаясь, сказал Виктор.
  Я обняла его со спины.
  -Ничего страшного, родной. А знаешь, я тоже думаю, что кулон мужик забрал. Это многое бы объясняло.
  -Не издевайся, пожалуйста, и так над больными смеяться грех.
  -А где ты тут больных нашел? Больные все по больницам, - рассмеялась я, хотя на душе скребли кошки, - Этот человек связан с Кукбарой. Я помню из рассказов доктора, что к Пенелопе Андрес тоже во снах сначала приходил. А поскольку ты у нас слегка... ну, ты сам знаешь, бывает, проваливаешься, куда не надо... Может тебя специально использовали, чтобы злоумышленник мог показаться, чтобы я, таким образом, узнала о нем?
  -Может и так, - Виктор повеселел, но не сильно, - Со следующего заработка я тебе обязательно куплю такой же, или похожий... - он поднялся, - Мне уже пора...
  -Поешь.
  -Нет времени, я бумаги не все собрал... Все эти листки чертовы! - Виктор засуетился и засобирался, через пятнадцать минут я пожелала ему удачи и закрыла за ним дверь.
  Подозрение мое крепло. Оставалось понять, зачем это Виктору? Очередной психоз? Хочет, чтобы я бросила работу? Не понятно...
  Глава 6.
  В ординаторской я сидела с твердым намерением дождаться ван Чеха и все ему рассказать. Доктор опаздывал. Со времени той истории с похищением, я относилась к его опозданиям скептически и с большим опасением. Сегодня же, словно чувствуя, что я его жду и волнуюсь, доктор опаздывал сильнее обычного.
  В результате он пришел, но вид доктора был настолько убитый, что я и заикаться забыла про свои неприятности.
  -Что с вами? - тут же спросила я.
  -Налей мне чаю, - устало сказал доктор, - я не спал всю ночь. Бри увезли в больницу, ей стало плохо...
  -Вы переживаете, это понятно...
  -Брижит, давай без психотерапии. Тошнит уже от этой работы.
  Я чуть не выронила чайник и во все глаза посмотрела на доктора.
  Ван Чех сидел со сгорбленной спиной, халат был накинут кое-как. Волосы не причесаны с утра, в них особенно ярко сегодня серебрилась седина, а раньше она была вовсе незаметна. Доктор опустил голову на руки и на меня не смотрел.
  Поддаваясь первому чувству жалости, пытаясь, разделись с доктором его тяжелый момент, я не стала разбивать чайник, а просто налила чай, поставила чашку рядом с доктором и легко погладила ван Чеха по голове.
  Доктор тихо усмехнулся.
  -У тебя тоже все не в порядке? - спросил он.
  -Есть немного.
  -Вот такая жизнь, - резюмировал доктор, - Потом еще Ая затемпературила. Я не знаю, за кого переживаю больше, это забавно, - ван Чех пытался храбриться, отнял руки от лица и выдал подобие улыбки.
  -Боюсь, что за всех, включая юродивых, сирых и убогих, - сказала я.
  Доктор чуть-чуть развеселился.
  -Кстати, у меня есть новость, которая вас развеселит еще больше, - сорвалась на деловой тон я.
  -Ну-с, я слушаю, дитя мое, - доктор приступил к уничтожению чая. Взял бутыль коньяка из стола, подержал, подумал и поставил обратно, с задумчивым и чуть печальным лицом. Отследив манипуляции, я продолжила:
  -Антонас. Его таскают в Пограничье.
  -Как? - доктор окончательно оживился.
  -Видимо, за шкирку, - огрызнулась я, - Не перебивайте меня.
  -Хорошо, не буду.
  -Вы издеваетесь?
  -Есть немного, - ван Чех выдал самую плотоядную из своих улыбок.
  Я простила доктору его выходку, пусть повеселиться, ему работать еще сегодня.
  -Так вот...
  -Вот так...
  -Доктор!
  -Я!
  -Не стану ничего рассказывать, - обиделась я.
  Ван Чех присмирел.
  -Резкие провалы Антонаса в сон связаны с тем, что кто-то водит его в Пограничье. Последний раз я застала в его палате ужасный запах перегара, он был почти пьян. Антонас рассказал, что ему привиделся человечек, который дал бутылку и сказал выпить. И бутылка есть и даже стакан. Антонас помнит, как брал бутыль, но как пил не помнит. А бутыль со стаканом нашел только благодаря тому, что делает так всегда. Сработали автоматизмы.
  Доктор сложил губки бантиком и нахмурился.
  -С одной стороны, все это очень похоже на попытки оправдаться глубокого шизофреника, из тех, кому голоса в голове повелевают убить кого-нибудь, - начал басовито доктор, - Исходя из этого, Антонас, скорее всего не врет. Вопрос, почему он не помнит, как пил? Прошлый раз он говорил о том, что кто-то пытался его опустить... Как жаль, что Кукбара остановилась в своих зверствах лишь на эстетическом убийстве... - Доктор погладил крышку стола, - убить через пограничье можно. А вот залезть в чужую голову? У меня часто возникал вопрос, если можно убить человека, то можно ли управлять сознанием? Вот почему мне не нравятся все эти попытки глубокоуважаемого мужа Пенелопы прорабатывать это самое пограничье. Там совершенно нечего делать людям несведущим. Да и понимающих что-либо, я бы не рекомендовал туда засовывать.
  Я не хочу ничего предполагать сейчас, - доктор замолчал в раздумьях, - вдруг управление чужим сознанием все же возможно? Это эффективнее гипноза, это при определенных обстоятельствах удобнее. Просто многое пока не вяжется... Я же не один такой умный, и Тор мог тоже додуматься до этого...
  -Я ничего не поняла.
  Доктор страдальчески закатил глаза:
  -Брижит, включи свою светлую головку. Если можно убить человека, то возможно и управлять им. Пораскинув мозгами, можно это понять, - пробубнил он.
  -И вы думаете, что Тор до этого додумался?
  -Но Нобелевку же он получил?! - парировал доктор.
  -О, да. Это аргумент, - сказала я.
  -И чтоб ты понимала...
  -В вашей логике.
  -Ты поразительно скептична сегодня, Брижит, - доктор сощурился, - У старого доктора проблемы в семье, а она... Эх, никто меня не любит.
  -Чтобы меня так не любили, как вас, - фыркнула я.
  -А ты чего сидишь-то? Видишь, доктор веселый, почти довольный жизнью, можешь идти дальше и продолжать свою работу... уже с больными людьми.
  -После слова "работу" надо было ставить точку, - хихикнула я.
  Доктор насупился.
  -Будешь меня обижать... сделаю с тобой что-нибудь страшное, - он состроил самую кровожадную из всех возможных физиономий.
  Я, смеясь, ушла от него и направилась к Антонасу. Тот прибирался в палате. Он аккуратненько раскладывал по местам все свои вещи. В углу комнаты притаились веник и совок, взятые у сестры-хозяйки. Под столом я заметила припрятанное ведро.
  -У вас же убираются, - улыбнулась я.
  -Доброе утро, доктор, - поприветствовал Антонас, - Я так решил, мне нечем себя занять и я подумал, что надо убраться. Если честно, санитарки не очень чисто убирают. Дай, думаю, подмету, полы помою, мелочи всякие расставлю, все будет мне занятие.
  -Молодец, Антонас. Но, позволь, тебя прервать. Я нашла тебе занятие. Сейчас пойдем в кабинет изотерапии. Попытаешься нарисовать того человечка, который тебе являлся. Он, кстати, больше не приходил?
  -Пока нет. Но я хорошо его помню. Не знаю, смогу ли я нарисовать, но буду стараться, - Антонас выставил в ряд последнюю коробочку, то ли с мылом, то ли еще с чем и отправился мыть руки.
  От стерильной белизны палаты, от ряда коробочек, рассортированных по цвету и величине, расставленных в соответствующем порядке, с соблюдением идеальной симметрии, психическим здоровьем не веяло. Антонас старательно пытался систематизировать свой быт, настолько, чтобы ничему нерегулируемому не было в нем места. Как эпилептик, страдающий провалами в памяти, компенсирует этот недостаток идеальным порядком. Может из-за провалов в памяти он и затеял все это? Чтобы знать, что он делал, пока был в беспамятстве? Пока нет автоматизма коробочку ту или иную на место он не поставит... остальные мысли пронеслись в голове быстрее вихря, мне стало все понятно, я похвалила Антонаса за такую хорошую систему слежения за самим собой.
  -А у вас раньше были провалы в памяти? - спросила я по дороге в кабинет.
  -Нет. Только когда ужасно напивался. Как обычно бывает, как напьешься и не помнишь, что вечера творил. Такое у всех по молодости бывает, - Антонас мне подмигнул.
  -Не правда ваша, - насупилась я, - Я на студенческие попойки не хожу... Да, и вообще. Я ваш доктор, так что попрошу без разнообразных подмигиваний, и прочего.
  Антонас несколько погрустнел.
  В кабинете изотерапии было тихо, пахло красками и пастелью. На мольберте был чистый лист, на столе валялись обычные альбомы для рисования.
  -Выбирайте себе бумагу и чем будете рисовать. Мне важно, чтобы вам было удобнее как можно точнее изобразить того человечка, - сказала я.
  Антонас тут же подставил стул к мольберту, взял из шкафа акварель, фломастеры и уголь.
  -И прямо можно рисовать? - уточнил он.
  -Ну, я бы ограничила вас во времени на три часа.
  -За три часа я должен его всего нарисовать? - удивился больной.
  -Ну, всего не всего, но хотя бы все важное. Не старайтесь сделать из рисунка что-то эпическое. Рисуйте точнее, но проще.
  Судя по виду Антонаса, он совсем запутался.
  -Нарисуйте уж хоть что-то, - я села на стул от бессилия.
  Больной медленно кивнул и принялся за работу. Он не использовал карандаши, основные линии наносил испачканными в угле пальцами.
  Характерная деталь: многие больные, которых я видела, орудовали пальцами вместо кистей или карандашей. Виктор говорил, что так проще нащупать образ, картина не материальна, а в момент ее создания важно трогать руками, то, что рисуешь.
  Только через два часа работы с углем, когда Антонас больше напоминал шахтера в забое, чем художника, больной приступил к раскрашиванию. Здесь он уже орудовал кистью не жалея акварели быстро выкрасил все почему-то светло-голубой краской. Фломастерами он стал рисовать тут же, какие-то мелкие детали, прикладываясь то к акварели, то снова к фломастерам. В положенные три часа он уложился, осталось даже 10 минут, на то, чтобы что-то доделать.
  Со счастливой, детской улыбкой на лице он подозвал меня. Я все время наблюдала, как он работал, делала необходимые пометки, теперь подошла посмотреть, на что же мой подопечный потратил три часа.
  Зрелище меня впечатлило. Иначе я сказать не могу. Увидев картину, первое мое желание было грохнуться в обморок, а желательно в кому, а еще лучше, чтобы тут же меня поразила молния и биологическая смерть. Потом я позавидовала золотым рыбкам, чья память держится 10 минут. Я теперь уже вряд ли смогу забыть ту картину.
  В центре шедевра располагалась отлично, во всех подробностях, как натуральная, прорисованная бутылка водки. Ее в себе сжимали пальцы-веточки коричневого цвета, небрежно "накиданные" фломастером. Рядом с бутылью был граненый стакан, который сжимали уже другие пальцы-веточки. Стакан был словно настоящий и жидкость в нем тоже. Тени были очень грамотно наложены, но человечка на картине не было. Мы потратили три часа бесценной жизни на то, чтобы нарисовать бутылку водки со стаканом. Осознание сего факта меня сбило с толку.
  -А где человечек? - немея, спросила я.
  -Вы же сказали нарисовать самое главное! - парировал Антонас.
  Я почувствовала, что сейчас из глаз брызнут слезы или я разрожусь безудержным хохотом.
  -Спасибо, Антонас, идите в палату.
  Больной ушел. Даже доктору показывать было бы стыдно. Засмеет, как пить дать. Я стояла перед картиной в полном недоумении. Засунув руки в карманы, я недолго покачалась с носка на пятку. Неприятное ощущение скользнуло по пальцам левой руки - бумажка. Новое послание. Я мелко задрожала. Как они появляются в моих карманах?
  Бумажка тут же была развернута самым резким и безжалостным образом. Иначе я бы просто не решилась ее прочесть.
  Насколько было бы возможно, запудрить всем великим мозг,
  И в каждый волосок, и клетку их впитаться,
  Мне было бы приятно, из них творить послушный воле воск,
  Историю менять, но к жизни не касаться.
  
  Глава 7.
  Я бросилась разыскивать доктора. Совершенно необходимо было понять, что делать теперь, не могут же эти бумажки попадать ко мне в карманы из ниоткуда? Так не бывает!
  Может быть, если мы сядем и совместим все стихи, что пришли мне, то сможем, хоть отдаленно, узнать мотив, цель. Зачем все это?
  Я была безумно напугана. В голове билась одна лишь мысль, этот кто-то следит за ходом наших рассуждений и знает, до чего доктор додумался, знает и пытается доказать, что через пограничье можно управлять сознанием человека.
  Стоп. Не нужно искать доктора. Это, скорее всего, его проделки. Я была изначально права. Виктор и ван Чех просто сговорились. Зачем?
  Я села на подоконник в коридоре. Нужно аккуратно узнать у них одну вещь, которая кажется мне наиболее вероятной. Начать необходимо с Виктора, он открытый и простодушный. Я всегда вижу, когда он врет, поэтому он старается мне не врать. От ответа Виктора будет зависеть то, как я буду действовать с доктором.
  Весь оставшийся день я тщательно избегала ван Чеха. Его где-то в очередной раз носили черти и особых проблем с его избеганием не возникало. Единственный раз, я заметила издалека этот мощный вихрь в белом халате и спряталась в первую попавшуюся палату.
  -И чегой-то тебе, внучка? - проскрипели сзади.
  Я обернулась. Мне беззубо улыбался тот самый старичок с туберкулезом. Он уже был чист, седая борода расчесана, волосы кем-то даже острижены. Проблема была в том, что дедушка был абсолютно наг и при этом завязан крепким морским узлом. Одна из его ступней покоилась аккурат рядом с левым ухом. Остального я видеть не захотела.
  -Я палаты перепутала, извините, - промямлила я.
  -Да ладно, заходи. Я все равно не заразный.
  -А позвольте узнать, что вы делаете?
  -Лечусь от туберкулеза, - просто ответил он.
  Я сглотнула.
  -И что же вы делаете?
  -Медитирую всю ночь, потом с солнышком здороваюсь, есть мне нельзя, целый день принимаю разные позы лечебные, потом с солнышком прощаюсь и снова медитировать, - отвечал он с достоинством.
  -То есть вы не едите и не спите?
  -Зачем? Организму это пока не надобно. Вот вылечусь, тогда и поем и высплюсь.
  -А почему вы голый...простите.
  -Нельзя. Одежду тоже нельзя, - серьезно ответил он, - Я от одежды и заболел.
  Я осторожно высунула нос из палаты, поблизости никого не было.
  -Я пойду, дедушка.
  -Иди, внученька. И непутевому этому кучерявому скажи, чтобы послезавтра меня обследовал!
  -Я напомню, доктору.
  -Да какой он доктор?! - захихикал дед, - Мальчишка еще, пацан. А-то, доктор. Вот я - доктор!
  -И доктор чего вы?
  -Психиатр.
  -И как же вас зовут кстати?
  -Вальдемар Октео ван Чех меня зовут! - дед сощурил синие глаза.
  Меня стало мелко потряхивать.
  -Быть такого не может!
  -Может, внученька. Много чего бывает. Я психиатр, только понимаешь, я случайно сюда попал. Я не хотел сюда. Ну, помотаться пришлось, захворал вот. А потом сюда отправили. И никакой я никому не дядька и не дед, это я притворяюсь. Вот вылечусь и уйду от вас туда, куда мне надо.
  -А куда вам надо? - холодея, спросила я.
  -Туда откуда пришел. Отсюда выход есть, я знаю. Я много чего про это место знаю и про ТО место тоже.
  Я вылетела из палаты и прислонилась к стене коридора. Нехорошо стало покалывать в груди слева. Час от часу не легче. Хотя это бред, это нормально... ну, для больного. Впечатлился доктором и решил, что он это он... Ничего голова не соображает.
  Кое-как доработав остаток дня, я буквально прилетела домой. Меня встретил сиявший, как янтарь на солнце, Виктор.
  -Меня приняли, им понравилось. Мы прямо там уже пару песен накидали, осталось только отшлифовать, - он подхватил меня на руки и потащил в комнаты.
  -Послушай, пожалуйста! - меня аккуратно посадили на диванчик перед синтезатором.
  Виктор наиграл что-то лирическое и несерьезное, текст был откровенно хулиганский.
  -Как тебе? - Виктор смотрел на меня почти детскими глазами, как-то умоляюще и радостно.
  -Хорошо. Но вот эти твои обороты некоторые.
  -Ну, что есть, то есть. В конце концов, это водевиль, там не должно быть уж очень серьезной музыки, - покраснев, сказал он.
  -Ты такой забавный, - тревога меня отпускала, было смешно смотреть, как он смущается, - взрослый мужчина, можно сказать, любимец женщин. Пишешь такие шальные тексты и сам же их стесняешься, - я обвила шею любимого и слегка укусила его за мочку уха.
  -А вот эту послушай. Это просто мелодия. Мы точно не знаем, куда ее вставить. Но еще когда я прочел сценарий, она у меня зазвучала.
  Виктор играл что-то очень тревожное, с каждым тактом, становившееся все мрачнее и мрачнее, но вдруг когда, казалось, что басы возобладали над всей мелодией, поглотили ее, сквозь толстое их звучание прорезались светлые высокие нотки. Легкомысленные они скатывались вниз и рассеивали тьму басов. Все закончилось переливистым звоном этих маленьких светлых шариков.
  -Вот тебе и водевиль с несерьезной музыкой, - резюмировала я.
  -Ну, начало бы действительно надо подработать, потому что и там мне сказали, что слишком мрачно, - задумчиво ответил Виктор, - Может она вообще не войдет в фильм. Мелодия хорошая, я запишу ее, продам, не продам уже не важно, таких пьесок у меня целая папка. В конце концов, пригодится, когда еще куда-нибудь будут брать.
  -Тебе виднее, ты у нас творец, - пожала плечами я, выпуская любимого из рук, - А скажи мне, ты бы хотел, чтобы я продолжала работать в клинике?
  Виктор ошеломленно на меня уставился.
  -Что значит, хотел бы я?!
  -То и значит. Тебя устраивает, что твоя супруга (почти супруга), работает в психиатрической клинике?
  -Знаешь, если бы ты там не работала, мы бы никогда и не встретились, - в тон мне, язвительно сказал Виктор, - А где ты еще сможешь работать? Особенно после того, что мы все пережили? Конечно, страшновато, когда ты уходишь. Потому что сегодня-завтра ничего, а послезавтра опять какая-нибудь напасть. Но мы переживем и справимся, милая.
  Виктор явно был очень озадачен.
  -А ты хочешь уйти с работы?
  -Подумываю, - уклончиво ответила я.
  -И куда?
  -Не знаю пока. Сказала же: "Подумываю".
  -Не получится, - отрезал Виктор.
  -Это еще почему?
  -Во-первых, ты сама не сможешь без своей работы, во-вторых, ван Чех привяжет тебя к стулу и поселит в ординаторской, чтобы ты никуда от него не делась, в-третьих, это глупо. Работать пока учишься и, получив диплом, бросать профессию.
  Я глубоко задумалась.
  -Ничего, Брижит, сомнения будут и дальше тебя тревожить, так бывает. Хотя я не могу сказать, что я несчастлив с тех пор, как занялся музыкой и ушел из профессии.
  -А кто ты по профессии? - я поняла, что эта существенная часть личности Виктора мне неизвестна до сих пор.
  -Ты будешь смеяться, - Виктор засмущался.
  -Не буду.
  -Все смеются.
  -А я не буду.
  -Я - патологоанатом, - скромно признался он.
  -Кто?!
  -Ты глухая? Я - патологоанатом.
  Мне достало выдержки не свалиться со стула.
  -Дежурства в моргах это очень скучно, я стал творить, а потом и вовсе из профессии ушел.
  -Ничего себе! - у меня все еще не укладывалось в голове, - Как тебе только в голову пришло выбрать такую специальность?!
  -Ну, пришло же, - буркнул Виктор.
  Итак, из всей реакции Виктора сделать однозначного вывода было нельзя. То ли он хорошо совладал с собой, зная, к чему я это все веду, либо действительно так думает. В любом случае многое, еще очень многое зависит от реакции доктора на мою провокацию.
  На следующий день, я снова старалась вести себя как можно более скрытно. Пришла, когда доктор уже был в клинике, и не показывалась ему на глаза вплоть до самого обеда. К обеду у меня уже было все готово.
  Ван Чех сам отловил меня в коридоре:
  -Что-то я смотрю мне скучно! А это Брижит непойми, где гуляет. Пойдем, хоть чаю попьешь со мной, уважишь старого доктора.
  Я согласилась на чай, и вроде бы ничего не предвещало грядущей беды, но сложенная вчетверо бумага уже грелась в моем кармане. Ван Чех был беззаботен и радостен.
  -Как у вас дома, доктор? - спросила я.
  -Бри и малыш чувствуют себя лучше, но их пока не выпускают. Ая просто простудилась, Хельга взяла на себя функции матери. При всем своем желании я не смогу стать малышам родной матерью - только отцом. Видела бы ты, как трогательно Девон ухаживает за сестренкой, - доктор совершенно размечтался, и ковырял ложечкой домашний обед.
  -А Британия вам обедов не готовила, - заметила я.
  Доктор растерянно поморгал на еду:
  -Зато, в общем, готовила она на порядок лучше!
  -Я что хотела вам показать, доктор, - пришло время решительных действий, а поджилки начали предательски трястись.
  -Я весь во внимании, - доктор уставился на мои руки, извлекавшие листок из кармана. Я развернула его и передала доктору.
  Ван Чех начал читать с улыбкой, но быстро нахмурился, отложил листок и мрачно посмотрел на меня:
  -Это что?
  -Ну, там как бы все написано.
  -Ах, как бы, написано?! - язвительно сказал доктор, - Я, кажется, должен подписать, что "ознакомлен", да? - нарочито деловым тоном сказал он, - Хорошо.
  Один взмах ручки, в тех каракулях я никогда бы не разобрала слова "Ознакомлен".
  -Ты свободна. Я больше не видеть, не знать тебя не хочу. Предательница, - жестко сказал доктор, у самого в глазах стояли слезы.
  
  Глава 8.
  Я стояла оглушенная. Мне и в голову не могло прийти, что доктор примет мое заявление по собственному желанию. Реакция ван Чеха была более чем показательна, он совершенно не ждал и, более того, не желал моего ухода. Печаль заполнила меня до краев, я сделала шаг вперед, чтобы отнять у доктора заявление и все объяснить.
  Ван Чех пружинисто встал, он крепко держал в руке этот чертов листок и был недосягаем. На меня он не смотрел, а быстро вылетел из ординаторской. Я пришибленная собственной глупостью шла за ним.
  -Доктор.
  -Я сам все доделаю. Можешь идти отсюда, - отрывисто сказал он.
  -Доктор, я... - на глаза навернулись слезы.
  -Мне глубоко безразлично, почему ты это сделала. Такие дела так не делаются. Ты же могла поговорить сначала со мной. Неразрешимых проблем не бывает! - доктор смотрел поверх меня, веки его почему-то немного дрожали.
  -Простите меня, доктор.
  -Потом, - бросил он, - а сейчас уходи.
  Я осталась стоять. Впервые я видела, чтобы ван Чех так бурно реагировал. Делать мне там было нечего, я смотрела в стремительно удаляющуюся белую, еще более сутулую спину, и всхлипнула.
  -Ничего, девочка, все образуется, - проскрипели рядом.
  Я не сразу услышала старика, а когда до меня дошло, что рядом есть кто-то еще, то я подпрыгнула и вскрикнула.
  -До тебя туго доходит, - отметил он.
  -Я - идиот, - ответила я.
  -Лучше признать это сейчас, чем никогда, девочка, - сказал старик, - Он тебя простит. Можешь не беспокоиться. Все будет хорошо. Главное, что ты поняла, что была не права. Да, пусть цена была слишком высока, но ты поняла, что в твоей жизни настоящее, а что нет.
  Я обернулась. Дедули рядом не было. И то ли это был мой разговор с собой, то ли он уже ушел, не дождавшись реакции, но я снова осталась в коридоре одна.
  Идти было некуда. Я все еще надеялась рассказать доктору, в чем проблема, хотя, кажется, он сейчас настолько расстроен, что не станет меня слушать. С глаз действительно пала пелена. Ни Виктор, ни доктор, не причем. Я зря обидела доктора, который был так добр ко мне, который всегда помогал. Для которого я была "самой лучшей младшей сестрой". Кем я была бы без него?
  Теперь надо доказать, что я не предательница, что это не просто глупая шутка, а стечение обстоятельств, недоразумение, да и словом тут доказывать бесполезно, нужно доказывать делом. А для начала найти ту сволочь, которая все это устроила. Но как? Ничего, что-нибудь придумаю. Ибо это реальный маньяк действует. Главное понять, чего хотел этот человек?
  Что-то толкнуло меня вперед. Я почти бегом отправилась в кабинет изотерапии. Первое, что попалось под руку, было схвачено. Дальше я понеслась вперед в палату к Антонасу.
  Больной был в палате. Я ворвалась к нему, дверь хлопнула о стену. Антонас подскочил на ноги и тут же оживился, улыбнулся и засуетился:
  -Доктор!
  -Я больше не ваш врач. Произошло недоразумение, и я уволилась. Антонас, я умоляю, как можно скорее, исполните мою последнюю просьбу.
  -Что угодно? - он явно был сбит с толку.
  -Нарисуйте того человечка, который давал вам бутыль.
  -Его зовут Один.
  -Как?
  -Один. Ударение на О. Он приходил, давал бутылку, я взял, но почему-то не выпил. Вот, бутылка, под кроватью стоит. Я не хочу пить.
  -Это прекрасно, - торопилась я. - Вот альбом, вот все, что вам может понадобиться, пожалуйста, скорее нарисуйте его. А бутыль отдайте доктору ван Чеху.
  Последние слова я еле проговорила, комок в горле помешал. Я забилась за шкаф, села на корточки, почти на пол и из угла наблюдала, как старательно и споро работал Антонас. Дверь в палату открылась. Я затрепетала.
  -Здравствуйте, доктор, - приветливо сказал Антонас.
  -Вы рисуете? - глухой безнадежный бас ван Чеха, заставил меня дрожать.
  -Да. Захотелось.
  -А кто разрешил брать их кабинета изотерапии бумагу и карандаши? - поинтересовался доктор.
  -Я думал, что можно брать, - Антонас старательно не смотрел на меня, а смело принимал удар на себя, да и что мог с ним сделать доктор.
  -Этого нельзя, впредь усвойте, - жестко сказал ван Чех, - А что рисуете?
  -Все, что в голову придет.
  Я услышала шаги ван Чеха, Антонас вскочил и встал, как бы заслоняя меня собой. Откуда он понял, что я хочу спрятаться, что доктор не должен меня видеть. Доктор странно смотрел на изображение на листке, потом еще более странным взглядом смерил Антонаса.
  -Отойдите.
  -Я мешаю? - Антонас старательно корчил из себя идиота.
  -Перестаньте рыцарствовать, Антонас, она этого не стоит! В конце концов, - спокойно сказал ван Чех, - она не ваш врач больше. Она вообще больше не врач, и этой клинике она никто. Не покрывайте того, кто этого не достоин.
  Он подошел к Антонасу и легко отстранил рукой, по-моему, даже не касаясь. Ван Чех некоторое время печально созерцал меня, потом наклонился, взял за руку и дернул на себя.
  -Пошли, - коротко бросил он.
  До самой калитки он не отпускал моего запястья. Я еле-еле поспевала. Это был не просто доктор ван Чех, это было очень расстроенный доктор.
  -Это, кажется, твое, - сухо сказал он, отдавая рисунок Антонаса, а я не заметила, как он забрал его, - Сначала не хотел отдавать... А ... Какая кому разница.
  -Доктор, вы не хотите...
  -Не хочу, Брижит... Потом... Я сейчас ничего не могу и не хочу. Я не понимаю, почему ты это сделала. А знать не хочу потому, что ты сделала это так... Это больше похоже на шутку дурного тона. А любая дурная шутка должна быть наказана, - Доктор устало смотрел на меня, первый раз за все время он действительно показался мне старым.
  Я смотрела, как он снова уходит, а сад зацветал белым, виднелись пока еще редкие беленькие точки. А через неделю здесь будет самая натуральная метель из белых лепестков, и я ее не увижу? Печаль тяжелым камнем навалилась на сердце. Я ушла в небольшой сквер неподалеку от больницы. Позвонить Виктору? Он дома, наверняка сочиняет, приду и расскажу все.
  Наверное, придется перед ним извиняться, я все-таки подозревала его. А может не стоит? Он бы и не узнал, и не узнает, если я не скажу. Вяло размышляя, я перелистывала записную книжку в телефоне. Британия. Я позвонила.
  -Да, Брижит, - голос ее был далёкий и какой-то печальный.
  -Бри, привет. У меня все плохо.
  На том конце хихикнули.
  -Не может быть совсем все плохо. Что случилось?
  -Я уволилась.
  -Что???
  -Уволилась.
  -Почему?
  -Из-за стихов. Мне постоянно приходят эти стихи. Они самым невероятным образом оказываются у меня. Человек, который их пишет, знает все. Он знает про историю Кукбары, знает про догадки доктора... Про нас с Виктором... Бри, это было очень страшно. Я думала, что это Виктор. Потом показалось, что это доктор. В результате я пришла к выводу, что они сговорились и решили выжить меня из клиники.
  -Дурочка, - ласково сказала Британия, - Вальдемар в тебе души не чает. У него будет первый его ребенок, двое приемных, и ты. Всего у него четверо детей, понимаешь? Как он?
  -Очень расстроен. Мне так стыдно, Бри.
  -Понимаю, детка. Как он отреагировал?
  -Сразу подписал, без разговоров.
  -Да? Я плохо знаю его, оказывается, - Британия, видимо, улыбнулась, - Мне казалось, он должен был мудро и выдержанно начать спрашивать тебя, что-то вроде: "Дитя мое, а ты точно уверена?" или "Брижит, ты ничего не хочешь мне рассказать?" А он подписал.
  -Доктор сказал, что любая дурная шутка, если это была она, должна быть наказана.
  -В принципе, я с ним согласна. Но ты не шутила.
  -Не шутила. Я хотела проверить, действительно доктор хочет, чтобы я ушла из больницы или нет.
  Британия тяжело вздохнула:
  -Как же тебе должно было быть худо, если ты стала подозревать его, да еще и в таких вещах. Если бы ты хорошенько подумала, то поняла бы, что ни он, ни Виктор не хотят, чтобы ты оставляла карьеру.
  -Ты думаешь?
  -Я точно знаю Вальдемара, и я частично понимаю Виктора, потому что ... сама была больна и замужем за врачом. Очень трудно его было к тебе не ревновать. Часто между пациентом и врачом возникают чувства, ощущение родства, близости. А между студенткой и руководителем это может возникнуть еще внезапнее и сильнее, правда и угаснет так же быстро. Но со временем я даже о Пенелопе перестала думать, как о бывшей любви Вальдемара. Любовь у него одна и принадлежит моей семье, - Британия говорила печально, но закончила как-то гордо.
  -Ты, кстати, как себя чувствуешь? - я вспомнила о приличиях и вежливости.
  -Хорошо, спасибо. Когда Вальдемар предложил мне лечь на месяцок отдохнуть, я удивилась, но сейчас думаю, это было правильно.
  Я открыла рот и тут же решила не повторять слов самого доктора. Британии мне верилось больше. Ван Чех мне соврал. Зачем?
  Мы распрощались. Легче не стало. Я пыталась понять, зачем доктор сплавил беременную супругу в больницу. Руками перебирала листочек, наконец, развернула и посмотрела.
  С листа на меня смотрел какой-то пенек с глазами. Ноги-корни явно перебирали в моем направлении. Длинные ветки руки были угрожающе подняты. Голову Одина украшала молодая поросль из зеленых листочков.
  Лицо Одина было особенным. На нем отразилась какая-то болезненная гримаса. Лицо не имело выражения, на нем именно застыла гримаса, я более чем была уверена. Нос кривым сучком доходил до подбородка из коры. Глаза были выпучены и скошены влево. Рот открыт слева угрожающе, а справа безвольно опущен, как чужой. Ушей у чучела не было.
  Я тяжело вздохнула и побрела домой. Пройдя три остановки пешком, я села на догнавший меня автобус, развернула снова листок, чтобы полюбоваться на чудовище. Меня пробила дрожь.
  В костлявых руках теперь были бутылка и стакан. Я готова была поклясться, что их там не было никогда. Да и сами руки изменили свое положение в пространстве, они были раскинуты в стороны, как будто чудовище меня приветствовало и хотело обнять. Болезненная гримаса на лице не изменилась.
  Я свернула листок и уставилась в окно. Ни о чем, кроме как об изменениях, я думать не могла. Что это было? Может я сначала не так запомнила, показалось одно, а теперь совсем другое? Листок снова был развернут. Изображение не изменилось. Но в углу бисерным почерком, черной гелиевой ручкой было написано:
  Вступив на скользкий путь из подозрений,
  Ты устремляешься в мои объятья,
  И потеряв поддержку, получив презренье,
  Быть может, будет слишком поздно звать их.
  Глава 9.
  После стихотворения у меня случилась истерика, я свернулась в комок на своем сиденье и, пока не доехала до остановки, тихо рыдала.
  Дома я села в прихожей на тумбу и долго слушала, как несутся из комнаты звуки. Они постоянно повторялись, Виктор додумывал какое-то место, что-то пробовал, что-то проигрывал по сотне раз. Мне не хватало сил встать, пойти к нему. Рассказывать не хотелось, но тогда он не поймет, что произошло. И все это как-то нелепо.
  На улице жара и солнце светит, собираются зацветать белым сады, Виктор пишет веселые мажорные песни для водевиля, а я поразительно во все это не вписываюсь со своими проблемами и паранойей.
  Если рассказать Виктору о том, что я подозревала его... Как хорошо, что я поговорила с Британией, теперь ясно, что этого ни в коем случае делать нельзя. Без поддержки Виктора я вообще не справлюсь. Доктор сказал, что простит меня позже... Это позже не может же продлиться долго, ведь так?
  Звуки стихли, до меня донеслись тихие щелчки суставов. Виктор вышел в коридор.
  -Ты пришла? А я думал, мне показалось, - довольно улыбался он, - Бри, ты рано. Что случилось? - Виктор уже сидел передо мной на корточках и заглядывал в лицо.
  Я только смогла погладить его по голове и разрыдаться снова.
  -Ну-ну-ну, девочка моя, не плачь, пожалуйста, а то я тоже сейчас заплачу, - с ласковой улыбкой проговорил он.
  Каким-то непостижимым образом я вдруг оказалась на кухне в обществе чашки зеленого чаю и конфет. На конфеты я даже не смотрела, а чай пился как-то сам собою.
  Виктор сидел рядом, обняв, и ждал, как обычно жду я сама. Терпеливо, но всем своим видом давал понять, что говорить мне придется рано или поздно.
  -Я больше не врач, - тихо сказала я.
  -Что-то случилось на работе?
  -Я уволилась.
  -Что? - Виктор оторопел, - Ты заболела? Брижит, как же так? Ты же без работы почти что, жить не можешь.
  -Теперь придется как-то учиться.
  -А что ван Чех?
  -Он подписал заявление... Он очень расстроен, не хочет со мной говорить.
  -Почему, Брижит? Зачем ты уволилась? - Виктор все не мог прийти в себя, он как-то резко побледнел, а на лбу выступила испарина.
  -Эти стихи. Виктор, они постоянно появляются в моем рабочем халате, то доктор их находит, но я не знаю, откуда они берутся. Тот, кто их пишет, знает все, начиная с истории с Кукбарой, заканчивая нашими с тобой личными отношениями. Это мог быть только доктор...
  -Не мог, - твердо отрезал Виктор, - Ван Чех, прости уж, не поэт, нужно иметь особый склад ума, чтобы сочинять стихи. Кому-то это дается лучше, кому-то хуже. Кому-то не дано совсем. Ему не дано. И зачем ему все это делать?
  -Я так и не начала писать диплом. Я не справляюсь самостоятельно с взрослым пациентом. На практике все было проще, а тут... Я ничего не могу, - я уткнулась в плечо Виктора и разнюнилась совсем.
  -Тише-тише, - он стал качать меня, как маленького ребенка, гладил по спине, целовал рыжую бестолковую макушку, - Не знаю... Брижит, пожалуйста, постарайся успокоиться... Наверное, тебе захочется поспать. Мне всегда хочется спать после такого. Ложись, милая, а я пока пойду.
  -Куда? - я вцепилась в его домашний, заношенный свитер.
  -К доктору. Оденусь сейчас и пойду, поговорю с ним.
  -Не надо! - меня обуял ужас.
  -Тебя он слушать не хочет, а от меня никуда не денется. Ему тоже не просто сейчас. Я хочу разобраться, почему он уволил тебя. Он ведь даже не спросил ничего? - Виктор вывернулся из моих пальцев и уже спрашивал из комнаты, где переодевался.
  -Откуда ты знаешь? - удивлялась я.
  -Это слишком на него похоже. Не забывай, я знаю его больше, чем ты. По его мнению, самое лучшее лечение сталкивать тебя с самим собой. И знаешь, я не могу сказать, что он так уж и не прав, - Виктор носился вихрем по квартире, я никогда не видела, чтобы он был столь деятелен, - Я ушел!
  Хлопнула дверь.
  Все это немного сбило меня с толку, я даже успокоилась и действительно почувствовала, что очень хочу спать.
  Впоследствии, когда уже было понятно, что этот уход Виктора не так уж фатален, когда все мы снова собрались вместе, возлюбленный мой рассказал, о чем они тогда говорили с доктором. Этот разговор многое поставил на место в моей собственной голове.
  Виктор долго не мог найти доктора в больнице. Тот носился как заведенный. Там, где его советовали искать три минуты назад, след доктора уже простывал и покрывался инеем. Только к концу дня, когда уже исправить было совсем ничего нельзя, Виктор поймал ван Чеха.
  Доктор на его появление отреагировал сдержанно, хотя и не без удивления.
  -Я пришел поговорить по поводу Брижит, - скромно сказал Виктор.
  -Садись, - доктор устало сел на свой стул, достал коньяку, налил в две рюмки, но бутыль не убирал, - Я сбит с толку и понять не могу, что с ней творится. Честно, после сегодняшнего фортеля, пока и знать не хочу. Просто так взяла и отдала мне заявление. Раз она так просто это сделала, я тоже очень просто подписал его и отнес главному, вот и все.
  -Брижит рассказала, почему она так поступила, - Виктор разглядывал портрет за спиной доктора, - вам не кажется, что портрет как-то изменился?
  Ван Чех обернулся, окинул картину взором и повернулся обратно.
  -Кажется, - серьезно кивнул он, - И что же с Брижит? - в этом вопросе было столько участия и любопытства, что Виктору стало стыдно, за то, что он будет говорить дальше.
  Виктор последовательно, слово в слово рассказал о стихах, о том, что листочки пропали, о том, как я пугалась этого преследования из ниоткуда.
  Доктор слушал бледнея. Хмури брови, кусал губу, трепал бородку.
  -Боюсь, я слишком правильно поступил, отправив Британию под присмотр врачей.
  -Ей хуже? - Виктор проявил естественное участие.
  -С ней, слава Богу, все в порядке. У меня в той больнице гинеколог знакомый, она за Бри присмотрит, чтобы и ребенку ничего не сделалось, и мама сама была в норме. Во-первых, во время беременности чаще рецидивирует психоз, во-вторых, я боюсь, как бы в ее голову не проник кто-нибудь.
  -В смысле? - Виктор ничего не понимал.
  -Мне все не дают покоя бумажки на наших подушках. Мы с Брижит были внизу и узнали, что разлюбезный муженек Пенелопы математически доказал, что пограничье существует. Мало того, он хочет проникнуть в него и сделать проход массовым. Пока единственная дверь - это твоя картина и, чтобы войти, нужно иметь ключ.
  А что делала Кукбара? Она порабощала и убивала своих пауков. Меня пытались убить через параллель. Я все чаще прихожу к выводу, что можно каким-то образом "залезть в голову", без гипноза, без иного воздействия.
  Так вот бумажки. Мы с Брижит сидели внизу, потом пришла Британия. Мы вместе смотрели фильм, затем каждый пришел к себе и обнаружил бумажки. Обе бумажки пахли ее духами, из чего я могу сделать вывод, что Бри провела, держа их в руках, достаточно долгое время.
  -Почему?
  -Она когда душится, капельку духов размазывает пальцами, потом все почти, к чему она прикасается, пахнет ее духами, это я уже давно заметил.
  Ну, ладно, духи, что там... А вот клей... Знаешь ли, полупустая бутылочка клея ПВА за ее тумбочкой... Я уже потом нашел, когда собирались. Наивный, я отнес этот клей хозяйке, та вылупилась на меня, мол, никогда никакого клея ПВА в ее доме не было и не нужен он ей. Я спросил у Британии, та натурально удивилась. Понимаешь, какие-то мелочи указывают на нее, но все реакции говорят об обратном. Я чувствую, что это сделала она, я понимаю, что она не помнит, как она это сделала. И это уже не болезнь, это чье-то стороннее вмешательство.
  Что до ваших с Брижит бумажек. Они сделаны руками другого человека, - доктор выразительно посмотрел на Виктора.
  -Моими?
  -Не исключено. Логику ты постиг очень быстро. Я понимаю, что ты поэт и такие вещи для тебя естественны. Но объяснял-то ты не с поэтической точки зрения. Количество изгибов и сторон у получившихся фигур было тебе подсказкой. Почему? Потому что мозг мог сохранить следы. Когда тебе снилось пограничье последний раз?
  Виктор надолго замолчал, ему было обидно, хотелось встать и уйти, но оставалось сидеть и думать. Вопрос действительно был важный.
  -Не помню. Мне больше ничего не снится. С того момента как мы были на море, мне совсем ничего не снится. Я просто сплю и вижу темноту. На самом деле я и рад, и немного скучаю. Хочется видеть сны, но боюсь в них опять заблудиться.
  Доктор постучал ручкой по столу.
  -Бри тоже ничего не видит, - задумчиво сказал он, - Пойдем, мне уже пора домой. Дети на попечении тети, но я им нужнее.
  Мужчины встали и вышли. На посту дежурной сестры доктор написал какую-то записку.
  -По смене передай, хорошо? Туберкулезника завтра с самого утра пусть первым на все анализы и тщательнейшее обследование. Результаты срочно лично мне, все поняла? - доктор говорил угрюмо, жестко.
  Медсестра деловито кивнула, перечитала записку и отложила под стекло, - Хорошей ночи.
  -Хорошей ночи, доктор.
  -Не выпускай Брижит из поля зрения, - говорил доктор уже на улице, - Что-то будет, я чувствую. Виктор, и за собой следи. Тебе уже один раз промыли мозги, теперь кто-то лазит в них из пограничья. Я не исключаю того, что кто-то заставляет тебя и Британию совершать определенные вещи, минуя сознание. Антонас у нас есть - то же самое. Но при этом он видит какой-то пенек с глазами.
  В такой ситуации я постараюсь справиться с собой. Мне больно и горько, но теперь я знаю, что происходит, а значит, могу помочь Брижит. Зря я не поговорил с ней... Отчасти я виноват в том, что теперь едва ли могу ей помочь.
  Они долго шли, молчали. Вдруг Виктор усмехнулся.
  -Что такое? - осведомился доктор.
  -Я просто вспоминаю, - ответил Виктор, - До сих пор не могу понять, почему мы с ней вместе. Почему она не стала искать еще кого-то. Я не молод, не то, чтобы нормален...
  Доктор широко улыбнулся.
  -Не можешь ты спокойно жить, вечно пытаешься все понять, даже то, чего понять нельзя. Бри, впрочем, тоже. Я никогда не жил раньше с бывшими больными, вообще иметь отношения с больными нельзя. Тут для меня вопрос спорный. Мы поженились-то, когда она не была моей пациенткой.
  Когда больной влюбляется в своего врача это нормально. Любовь лучшее лекарство от множества болезней. Так не было с Британией. Ее влюбленность наоборот тормозила процесс. Но стоило ответить взаимностью... Я не намекал ей ни словом, ни взглядом. Да, она мне нравилась, как женщина с самого начала, но есть понятия долга и этики... Я сам не могу определить момент, когда это произошло. И знаешь... После той истории с параллелью, когда я еще раз увидел Пенелопу, когда узнал, что она и мой Ка там... Я успокоился. До этого я думал, что на всю жизнь останусь холостяком. Долгое время Пенелопа была моей семьей, а больница - домом. Мне захотелось настоящего дома с настоящей семьей.
  У Британии двое замечательных детишек, у меня скоро будет свой собственный отпрыск, надеюсь, такой же кучерявый и здоровый.
  Все остальное... Я люблю их всей душой, и мне все равно бывшая она больная или нет. Тоже я думаю и с Брижит. Она полюбила тебя и ей все равно, психоз у тебя или ремиссия. Так что не беспокойся. Она столько раз спасала тебя, теперь твоя очередь, - доктор протянул Виктору руку, - Спасибо тебе, за вопросы и просьбы, склоняющие меня самого к глубокой рефлексии и самоанализу. Мне гораздо легче, Виктор, спасибо.
  -После того, что вы сделали...
  -Это все Брижит. Береги ее. Я завтра же приеду к вам домой и поговорю с ней сам.
  К несчастью, доктор не знал, что не сможет приехать.
  
  Глава 10.
  Сразу после того, как доктор и Виктор распрощались, ван Чеху позвонили.
  -Кто это звонит? - номер был неизвестный и доктор думал, что звонят по поводу Британии из больницы.
  -Папа? - детский голос заставил доктора вздрогнуть.
  -Ая?
  -Папочка, - закричала девочка.
  -Ая, где ты?!
  -Папочка, я жива. Эта....
  -Послушай меня, доктор, - трубку перехватили.
  С ван Чехом говорил электронный холодный голос, с механическими интонациями.
  -Кто ты? - пальцы доктора, сжимавшего телефон, побелели.
  -Падчерица твоя у меня и пасынок тоже. Моли бога о том, чтобы сестрица твоей жены не стала кормом для червей.
  -Короче. Что вам нужно?
  -Всего ничего. Нам нужно, чтобы ты пришел в указанное нами место. Один, без полиции и твоих дружков. Один на один.
  -Деньги или драгоценности? Может, какие-то медицинские сведения вам нужны?
  -Только ты, доктор. Я сразу же отпущу твоих детей, как только ты появишься.
  -С кем ты их отпустишь и куда?
  -С мамой? С кем же еще? - голос словно издевался.
  -Дайте мне Британию.
  -Зачем? - доктору показалось, что он слышит нотки испуга в голосе.
  -Мне нужно поговорить с ней. Я хочу убедиться, что она у вас.
  -Да, дорогой... - голос Британии ван Чех слышал отчетливо и нисколько не сомневался, что это она.
  -Как ты себя чувствуешь?
  -Я стараюсь не волноваться.
  -Вот и умница. Слушай меня внимательно. Не смотри им в глаза, соглашайся во всем, но в разговоры не вступай. Когда будут отпускать, не беги, и детей держи при себе, если это возможно. Не разговаривайте между собой. Резких движений не делайте, громких звуков не издавайте...
  -Твое время вышло... - ответил тот же механический голос.
  -Бри, ты слышишь меня?! Я скоро приду!!! - доктор уже кричал в трубку.
  -Не ори, доктор. Ты адреса пока не знаешь.
  -Называй.
  -Третий цех. Возвращайся на завод. Найдешь третий цех, мы будем там.
  Связь прервалась.
  Ван Чех стоял потерянный. Первым порывом было позвонить врачу-гинекологу, которой он сал Британию на поруки и спросить, как так получилось, что Британия оказалась вне больницы.
  Однако, еще через минуту доктор понял, что совершенно не нуждается в этой информации. Во-первых, он не хочет вредить каким-либо образом своей семье, во-вторых, не все ли уже равно, как именно украли Британию? Если они смогли выкрасть детей, то жену из больницы тоже могли. Оставалось решить проблему с Хельгой. Ее тоже нельзя было оставлять одну без помощи. О том, чтобы ехать домой и на месте разбираться с ней, не было и речи. На удачу, доктор позвонил своему коллеге, другу из отделения реанимации.
  -Ты не мог бы съездить ко мне домой?
  -Зачем? - хмурый врач, явно был не рад звонку.
  -Что-то не понятное творится, мне срочно нужно ехать в другое место и заскочить домой я не успеваю. У меня там сестра жены с детьми сидела. Дети позвонили и сказали, что тете Хельге плохо. Я категорически не могу ехать домой. Я говорил, у меня жена беременная в больнице лежит, ей срочно нужна моя помощь. Я умоляю тебя, друг, съезди ко мне, если дети не смогут открыть дверь - ломай. Лучше сразу вызывай слесаря, он придет быстро. Дверь с петель вон. Вряд ли дети ее откроют. И выясни что там...
  -Значит, я сейчас встаю, еду к черту на рога, выношу там железную дверь и спасаю прекрасную тётю твоих детей и самих детей заодно, все так?
  -Да-да, - торопливо отвечал ван Чех, - только поскорее. Это "у черта на рогах", всего в двух кварталах, пешком добежишь!
  -Реанимация не терпит спешки.
  -Философ, блин.
  -А тетушка красивая?
  -Близнец Британии.
  -О, тогда я побежал!
  -Давно пора, бестолочь! У нее ребенок есть, подумай, не дай бог еще один круглый сирота появится.
  -Тогда это дело чести!
  Телефон доктора неуверенно выключился.
  Ван Чех стремглав побежал вниз по улице. Прохожие на его пути расступались, даже отскакивали, чтобы доктор не сбил их своей мощной фигурой. Встречный порыв ветра разметал полы великолепного разрисованного ангелами пальто и сорвал с доктора шляпу. Холодный ветер пробрал доктора до костей, но он и этого не заметил. Кто-то догнал его и крикнул в самое ухо:
  -Шляпа!
  Доктор лишь непонимающе уставился на разноцветную улитку на белом борту шляпы.
  -Это ваша шляпа? - преследующий повторил вопрос.
  -Моя, спасибо, - доктор взял ее и больше уже на голову не надевал, а бежал с нею в руках.
  При всей своей подвижности, на долгий бег доктора не хватило. И то ли и впрямь завод находился слишком далеко вниз по улице, то ли доктору так казалось, но даже до стен поликлиники при больнице он не добежал. Лишь после отвлеченно удивлялся, как далеко оказывается его место работы от автобусной остановки.
  Доктора смущало, как он пройдет мимо проходной завода, так чтобы его пропустили, где найдет третий цех, что в этом третьем цехе производят и, кроме того, темнело...
  Зачем он нужен похитителю доктор не думал, все и так ясно как день. Не слишком умелый злоумышленник хочет обменять его жизнь на жизнь семьи. Проблема в том, что ван Чех не намерен отдавать ни одной жизни.
  Он не проживет без семьи.
  Какой смысл вкладывал доктор тогда в эту установку, мне не ведомо, но в абсолютности этого положения он был уверен. Доктор был намерен любой ценой сохранить свою семью в том виде, в котором она была.
  Больше всего Ван Чех злился на того, кто нанес тяжелую травму его детям. Если он поначалу шутил и называл их маленькими чудовищами, то не со зла, а потому, что спустя столько лет все же проще было отшутиться и сказать посторонним людям это. Не всем нужно знать, как он их любил.
  Так он сразу полюбил их мать. С первого близкого полу-взгляда. До того момента он всегда посмеивался над тем, что Британия мечтает его съесть. Ван Чех же свои чувства прятал сам от себя, не желая даже мечтать о нарушении профессиональной этики.
  Потом были муки совести. Предать Пенелопу, точнее память о ней. Постоянная борьба с собой. Попытки подавить das es супер-эго. Сублимация, тоннели подсознания, всплывающие, извращенные подавлением, образы снов.
  А между этим сумасшедшая идея Брижит с танцами. Робкая мнущаяся Британия, ее хрупкая, требующая защиты фигурка, такая же нежная, как и душа. Доктор не позволил себе ни одной мысли не в ту сторону, он даже и касался-то ее едва-едва, сам стесняясь и храбрясь. Зато Британия вцепилась в него, это он не раз будет вспоминать, как и легкость на душе тогда.
  Было солнечно. Как и сейчас. Тогда, незадолго до заката Хельга, огрела его по голове битой, что будет сейчас? Дай Бог увидеть новый рассвет. Доктор покосился на солнце.
  Клиника осталась далеко позади. Даже дом, где располагался шикарный восточный ресторан, и следующий за ним, с винно-водочным магазином.
  Внутри доктора все щемило от страха и наплывших воспоминаний. Прокручивать в памяти те дни, еще и еще раз, это неплохая таблетка от страха. Это придает силы, бодрит, злит, наконец, от этого еще больше хочется жить и не просто жить, а жить с ними.
  ***
  В тот день явление Ка Пенелопы было очень вовремя. Пообщавшись с ней, Ван Чех многое переоценил и понял, у него было время, пока он скучал в больнице, занятый механическим складыванием журавликов. И выпрыгивая из окна, чтобы бежать и спасать самого себя, он дал себе слово, если будет жив, то станет другим ван Чехом, семейным, надежным человеком.
  Пенелопа его отпустила, не держала зла за все, что было, и радовалась, что он был в ее жизни. Только ее жизнь кончилась, а его жизнь продолжается. Ка Пенелопы обещало помогать ему. Как? Это не его дело. Его дело спасать семью.
  Как он боялся, что дети его не примут! Такие разные, непохожие, большие. Они помнили отца, по-своему любили его и очень переживали, когда его не стало, а мать сошла с ума. Такой не по годам взрослый и ответственный Девон, отчаянно цепляющаяся за детство, Ая.
  Они отнеслись к нему настороженно. Они все знали: что он лечил их мать, что он любил ее. С ними оказалось все просто. Стоило только поговорить, как со взрослыми, на языке взрослых чувств, объяснить, что они любят друг друга, что доктор желает нести ответственность за их семью, стать опорой для них, что желает любить их, как родных, вне зависимости от того, примут его дети или нет.
  Первой откликнулась Ая, нарекла доктора сначала феей, потом священником. Ван Чех охотно поддерживал эти игры, чтобы сблизиться с девочкой и проиграть все потерянное ей детство.
  Девон оказался упрямее, он не проявлял чувств, не обращался за помощью, казалось, боялся доктора и в тайне ненавидел. Но потом вдруг заявил, что хочет сменить имя отца на имя доктора. Еле удалось отговорить.
  ***
  Проходная. Роскошный парк перед нею был преодолен. На проходной сидел круглолицый, румяный человек.
  "Что я буду ему говорить?" - судорожно думал доктор, сминая шляпу.
  -О, доктор ван Чех, здравствуйте! - охранник раскинул свои объятья и сильно тряс в них доктора.
  -Откуда вы меня знаете?
  -Мой брат у вас лечился, вы, наверное, не помните, у вас столько больных, - широко улыбался охранник.
  -Да, да. Как Алекс? - рассеянно спросил доктор. Имя услужливо подкинуло подсознание.
  -Вашими стараниями, здоров. Больше не пьет. Мы так сам благодарны, доктор.
  -О, я очень рад это слышать, - пробормотал ван Чех, - Я тороплюсь, простите.
  -А куда?
  -В третий цех, мне там... назначили встречу, - доктор едва мог контролировать то, что говорил.
  Охранник уважительно присвистнул.
  -Вы, видать, важная птица! - улыбнулся он.
  -Есть немного, - доктор потупился и нервно продолжал мять шляпу, - Где этот третий цех?
  -Самый дальний. Пойдете сейчас от проходной все время прямо, пока не упретесь в забор. Идти где-то с полчаса. По забору пойдете налево, до маленькой калитки. На ней будет написано, что объект под военизированной охраной, но можете не беспокоиться, там тысячу лет нет никого. От калитки снова налево, третий ангар и будет основным зданием третьего цеха.
  -Спасибо. А может такое быть, чтобы в третьем цехе появился кто-то посторонний, чье присутствие там было бы не желательно? - поинтересовался доктор.
  -Третий цех сдается.
  -Кому?
  -Я не знаю. Это собственность завода, но она сдается. Туда такие шишки приезжают, что закачаешься. Не раз и САМ, - охранник многозначительно промолчал, - приезжал. И все как-то к ночи ближе. Проходите, доктор, - румяный мужчина открыл проход.
  -Спасибо огромное.
  -Может вас проводить?
  -Нет-нет, - едва не замахал на него руками доктор, - я сам доберусь. Вы отлично объяснили.
  Серая территория. Точнее, угрожающе алая. Старые кирпичные здания с черными зрачками окон, в которых не было стекол. Это тем необычнее, что с той стороны забора все здания кажутся голубыми и светлыми и окошки всегда поблескивают. Доктор был на территории завода не в первый раз. Но раньше он ходил только в заводскую столовую, куда была прямая дверь из каморки проходной. Теперь же ван Чех шел по пустой гулкой территории, слепленной сплошь из кирпича, асфальта и железа.
  Доктор поднял голову вверх, и кое-что понял: последние этажи каждого корпуса блестели стеклами, и свежей голубой краской. К чему эта показуха?
  В грудь доктора что-то ударило, он не упал, но сделал два шага назад. Разминая ушибленный подбородок, восстанавливая сбитое ударом дыхание, доктор с удивлением заметил железный забор. Ван Чех оглянулся: мрачный проспект из обшарпанных, как бы заброшенных зданий, окна последних этажей, весело горели оранжевым светом заката. Доктор поежился и повернул налево.
  Калитку и правда украшала надпись на нескольких языках, что объект под военизированной охраной, ван Чех толкнул дверь и вошел. Интуиция или чутье заставили доктора не искать третий ангар, а войти в первую попавшуюся дверь.
  Яркий свет ослепил доктора. На фоне немыслимо горящих софитов, черным расплывчатым пятном выделялись три, обнявшиеся между собой, фигурки.
  -Я пришел! - крикнул доктор скорее им, чем похитителям.
  Он с трудом подавил желание броситься к семье, обнять их, закрыть собой ото всех напастей.
  -Наконец-то, - ответил откуда-то хриплый голос, - я уже почти начала скучать.
  
  Глава 11.
  -Кто ты? - спросил доктор.
  Голос упорно срывался. Доктора настораживало, что фигурки не издавали ни звука. Дети должны были закричать - это же дети!
  -Ты меня знаешь. Только забываешь постоянно. Я, правда, не понимаю почему? В твоей жизни были, что ли, сотни маленьких девочек, читавших Фрейда, считавших тебя старшим братом, любивших как никто любить не может больше?
  -Лянка?!
  -Для тебя девица дер Гловиц теперь! - оборвала Лянка.
  -Лянка, я прошу тебя, отпусти мою семью, - сказал доктор.
  -На тот свет или на улицу? - хохотнула она.
  -Ты обещала, что отпустишь их, как только я приду.
  На фоне софитов появилась низкая фигура, в руке ее Ван Чех различил то толи палку, то ли биту.
  -Ты обещала, Лянка!
  -Не называй меня по имени. Ты не заслужил! - повизгивая, ответила Лянка и стала приближаться к фигурам.
  -Не делай им ничего плохого! Не бери грех на душу... Тебе же нужен только я!
  -Кому ты нужен?! - прорычала Лянка, - Кого всегда больше любят отцы, а?
  Лянка медленно приблизилась к самой маленькой из фигурок и погладила ее по голове.
  -Или мальчиков? - она потрепала по макушке среднюю фигурку.
  -Я очень тебя прошу... - тихо начал доктор.
  -А? Ответь мне? Кого больше любишь?.. Чего молчишь, доктор? Ты же знаешь ответ. Скажи? Или этих ты больше не любишь? У тебя же будет свой?
  Почему они молчат? Доктор почти ничего не слышал из того, что говорила Лянка. Зачем софиты? Чтобы он не видел их. Они молчат, может они и вовсе не живые. Их здесь, скорее всего, нет, но он должен делать вид, что думает, будто это они. Чуть-чуть успокоившись, ван Чех снова разволновался. Где тогда его семья, ему же звонили?!
  -Слишком сложная задача? - продолжала Лянка, - Отец всегда восхищался твоим умом, говорил, что для тебя нет неразрешимых задач. Твои логические способности выше среднего.
  Я не вижу этого. Ты казался мне понимающим и умным, это не так! Где было твое понимание, когда ты убил отца? Где были твои способности, когда ты обливал его грязью в суде? Ты же знал, что не он затеял этот эксперимент, - Лянка все меньше держала себя в руках, - это все она, эта Ая, которая мне в сестры годилась. Она его подбила, он был ни при чем!
  А ты все повернул так, что мой отец стал чудовищем, монстром. Его запомнили не как великого мастера гипноза, а как сумасшедшего экспериментатора, жравшего людей! Он был не таким!! Ты совсем его не знал!!!
  -Лянка, послушай, - перебил доктор, - Я говорит то, что было, то, что узнал от Аи...
  -Она все тебе лгала! Если бы ты знал отца так, как я!!
  -Слава богу, я не был его сыном, - спокойно сказал доктор.
  Лянка замолчала.
  -Мне не нужен такой, как ты, - тихо сказала Лянка, - Ты не нужен мне!
  -Нужен, поэтому ты меня и позвала. Давай спокойно поговорим с глазу на глаз, отпусти мою семью.
  -Я отпущу, как только ты ответишь, кого ты любишь больше? - упорно говорила Лянка.
  -Ты спрашивала кого больше любят отцы, - уточнил доктор.
  -Отвечай!
  -Детей. Отцы любят детей. И не важно, дочь это или сын - всех любят одинаково, - спокойно ответил доктор, руки его дрожали, а на лбу выступил пот.
  Лянка молчала, обдумывая ответ. Ван Чех слушал, но ничьего дыхания, кроме своего и Лянки, не слышал. Он все пытался убедиться, что его семьи там нет.
  -Ты врешь. Ты все врешь! - ответила Лянка, - Отцы любят дочерей!
  Вдруг она размахнулась и опустила свое оружие на самую маленькую фигурку. Доктор зажмурился и ожидал услышать вопли, но в полнейшей тишине по каменному полу глухо простучал и покатился большой тяжелый предмет. Он уткнулся в ноги ван Чеху.
  Доктор убеждал себя, что это не может быть, Ая не здесь. Ван Чех сглотнул, медленно открыл глаза и опустил голову. Легкие локоны, цвет разобрать было нельзя. Ван Чеха передернуло. Как можно спокойнее он перевернул носком ботинка предмет и облегченно выдохнул: под ногами была голова деревянной куклы в парике. И там сидели такие же куклы.
  Облегчение навалилось новой тревогой. Где же тогда семья?
  -Ты ведь понял? Почти сразу понял, что это не они? - спросила Лянка.
  -Где они? Что с ними? - просипел ван Чех, горло саднило, свело судорогой.
  -Я не скажу. Ты пришел и это главное. У меня был отец, теперь его нет. И больше ничего нет. Ты устроился хорошо. Убил человека и гуляешь себе на свободе. Тебе даже не запретили заниматься лечением, не отняли лицензию!
  -Он тоже убивал людей.
  -Какое тебе дело?! Ты не уважал его с самого начала! Ты пренебрегал им. Отец отдал тебе все, что знал, а ты так и не стал приличным гипнологом. Ты оскорблял его в его же доме...
  -Лянка, это не ты говоришь, - доктор сделал шаг вперед.
  -Стоять! Я не хочу, чтобы ты подходил. Я была маленькой. Все по глупости. Только отец всегда меня любил.
  -И не как ребенка?
  -Это не твое дело!
  -Прости, это был бестактный вопрос, - доктор даже склонил голову немного, в знак покаяния.
  -И я любила отца. Да, я была не такой, как ему хотелось. Я была девочкой, а он хотел сына. Отец любил меня, даже не смотря на это.
  -Даже не смотря на Фрейда? Все, что ты сейчас говоришь, ценный материал для аналитика, - давил доктор.
  Лянка замолчала.
  -Или то подарочное издание трудов Фрейда так и лежит у тебя под кроватью, рядом с твоими воспоминаниями о том, как я приезжал. Лянка я не знал, что ты так... когда мы с тобой объяснялись, я сказал, что у меня есть семья и оставить их я не могу. Я люблю свою жену, я люблю своих детей. Но это не значит, что я не могу любить тебя, но всего лишь в качестве друга. Лянка, я думал, ты понимала меня.
  -Понимала. До того момента, как ты убил отца и очернил его имя! Я долго пыталась понять, почему ты так поступил?
  -И поняла?
  -Частично. Ты просто показал свое истинное лицо. Ты рад был его убить, ты просто раньше притворялся.
  -Лянка, послушай. Я понимаю, что ты винишь меня в смерти отца. Вспомни, в каком я был положении, когда нас нашли. Я был прикован цепью к стене. И не только я, но и Брижит, и Виктор. А что его люди сделали с бедным Виктором? Я защищал себя и тех двоих. У меня всю жизнь не было братьев и сестер, а когда я повзрослел, сразу появились две сестрички. Первая из них ты. Мне жаль, что я его убил...
  -Молчи! - Лянка схватилась за голову и бита, это была она, возвысилась над головой, как некая болезненная опухоль, - ты не можешь понять, ты все врешь! Отец любил людей, все, что он делал, он делал только ради людей... Если он считал, что так нужно, значит, так было нужно!
  -Лянка, - доктор сделал два шага вперед и остановился, - не хочешь признавать фактов, не признавай, но прошу тебя, не считай меня своим врагом. Я не враг тебе и твоему отцу врагом не был, - ван Чех понимал всю безысходность дела, все его доводы потонут в разрывавшем Лянку безумии. Все было ясно, как на ладони.
  Бедняжка тяготилась тем, что единственный любивший ее человек - мать, почила рано. Отец с детства не проявлял к ней уважения и любви. Лянка старалась сделать все, что угодно, но когда благодаря Фрейду поняла, что придется отрастить пенис (а это было уже не в ее силах), то оставила все тщетные попытки заслужить любовь отца.
  В ее жизни был только один мужчина, давший отцовскую любовь маленькой бедной Лянке. Молодой доктор ван Чех. Потом он пропал, но Лянка-то его не забыла. Комплекс Электры расцвел в ней пышным цветом. Всю любовь, которую она адресовала доктору, на время пришлось отдать отцу.
  Появившись снова в жизни Лянки, доктор уже не принес ей ничего хорошего. И дело было не в том, что кто-то плох, а кто-то хорош. Время меняет все и расставляет на свои места. Это было понятно доктору. Единственное, чего он боялся, что Лянке этого уже не понять, возможно, никогда.
  -Чего ты хочешь от меня? - доктор попытался перевести разговор в более продуктивное русло.
  -Я хочу, чтобы кто-то разделил со мной мою боль, - ответила Лянка.
  -Это заученная фраза, - доктора это совсем не нравилось, слишком большая разница была между словами и действиями, - На самом деле ты просто хочешь меня убить, так?
  -Ни слова!
  -Отца нет. Я раскаиваюсь, что мне еще сделать? Ты пришла сюда мстить, не так ли? - ван Чех чувствовал, как натягиваются струнами его нервы, он терял контроль.
  Сейчас, пожалуй, самое время проверить поговорку о том, что лучшая защита - нападение. Лянку необходимо было провоцировать, - Тогда убей меня. Жизнь за жизнь, ты больше никак не сможешь мне отомстить!
  Несколько минут Лянка была оглушена и потеряна: она, наконец, поняла свою ошибку.
  Доктор сделал несколько шагов вперед. Его слепили два софита. Становилось жарко. Об пол с металлическим стуком ударилась бита. Лянка как-то обмякла.
  Доктор недоумевал. Оказывается, не так уж и решительно она была настроена, что удалось легко ее сломать. Лицо ее было безразлично ко всему, но опущенные руки, плечи, вся поза говорила о том, что она покорна всему, что с ней случится.
  -Ты думаешь, что нужно было на самом деле украсть их, - доктор оказался всего в десяти шагах от нее, - и неплохо было бы убить всех у меня на глазах, чтобы я до конца жизни мучился тем, что по моей вине погиб не только твой отец, твоя семья, но и моя тоже. Ты ведь этого хотела? - до Лянки оставалось всего пять шагов.
  Плечи ее затряслись судорожно, то ли всхлипы, то ли смех слышал доктор. Скорее всего, это было и то и другое. Ван Чех подходил осторожно, потому что до конца не верил в сломленность Лянки.
  На минуту он задержался возле деревянных в человеческий рост кукол, на них криво были посажены парики. От пустых гладких, чуть выпуклых лиц его пробрал озноб.
  Доктор медленно повернулся к Лянке, ему показалось, что все происходит в вязком полусне, от которого не избавиться, пока не ущипнешь себя побольнее.
  Девушка, закрыв лицо руками, опустилась на колени. Ван Чех какое-то время стоял в недоумении, необходимо было уговорить ее выпустить его, а лучше выйти вместе с ним.
  Он пустился рядом с ней на колени и едва коснулся макушки рукой. Лянка не возражала. Доктор положил свою широкую ладонь на русые, чуть золотистые волосы девицы дер Гертхе.
  Вдруг самого ван Чеха как будто прошило током. Доктор отдернул руку, ему показалось, что Лянка тихо смеется над ним. Доктор прислушался. Лянка не смеялась, а отчаянно шмыгала носом.
  Ван Чех вновь положил ей руку на голову и погладил, как иногда делал, когда она была еще ребенком. Лянка мягко подалась вперед, и доктор охотно ее обнял. Ей необходимо было найти успокоение, чтобы отец любил ее, за то, что она его дочь, а не за что-то еще.
  Лянку трясло. Ван Чех снял свое пальто и накинул ей на плечи. Стоило ему снова обнять ее, как доктор почувствовал болезненный укол в живот. Он, было, дернулся, но Лянка крепко держала его, а потом резко отпустила.
  Ван Чех упал на одну из кукол. Он приподнялся на локте, его тело наливалось свинцом. На рубашке доктора выступило небольшое пятнышко крови. Все, что смог увидеть доктор, крохотное пятнышко крови, и смеющееся лицо Лянки, державшей в руках шприц с длинной иглой.
  -Еще ничего не кончилось, доктор. Все только начинается! - злорадствовала дер Гертхе.
  Ван Чех не смог больше держать себя на локтях и, обессилев, опустился на пол. Глаза его закрывались, но до последнего он заставлял себя не спать, а встать. Тьма все равно наступила быстрее, чем ожидал доктор ван Чех.
  
  Глава 12.
  -Доктор, я - мявля.
  -Кто? - спросил старик, больше похожий на лесника или лешего.
  -Мявля, - голос говорил басом, с едва ли узнаваемыми интонациями. Кто говорил, мне видно не было, все застилал сплошной белый свет.
  -И давно это с вами? - спросил леший.
  -С полгода уже как, - отвечал бас.
  Из света стали проступать неправдоподобные очертания фигуры. На голове был надет колпак настолько огромный, что человек, одевший его, должен был передвигаться с большой опаской, особенно в ветреные дни. Фигура так же обладала мощными плечами, длинными руками с широкими ладонями. Общее впечатление было, что перед лешим сидел физически очень сильный человек. Вот что он был одет, мне видно не было. Странно, что меня не беспокоило, что собственно такое - "мявля".
  -Снимите вахню с головы, и все пройдет! - улыбнулся леший.
  Фигура проступила передо мной явственно во всех деталях. Я видела профиль мужчины. Особенно выделялся прекрасно вылепленный гордый нос, переломанный в нескольких местах. Тонкие губы его обнажили в улыбке крепкие белые ровные зубы. На подбородке кудрявилась черная бородка. Все остальное видно я не видела, так как на голове у человека была безобразных размеров рыба. Рыба была живая, серебрилась чешуей, моргала глазами, только что не била плавниками и хвостом. Жабры ее плавно двигались, словом рыба чувствовала себя комфортно.
  Мужчина с рыбой на голове протянул руку к хвосту чудовища и потянул. Рыба присосалась намертво и только недовольно хлопала глазами. Мужчина потянул сильнее двумя руками, ничего не помогало.
  -Дайте-ка я. Мне сподручней, - сказал леший и, кряхтя, поднялся. Некогда он был очень сильный малый, высокого роста. Руки у него тоже были длинные с широкой ладонью. В плечах и спине былой силы не было, но старичок явно был жилистый. Нарочито горбясь, старик проследовал за спину своего несчастного пациента. Тут меня осенило. Леший и мужчина с рыбой были родственниками. Родство их выдавали носы. Они даже поломаны были одинаково.
  Старик схватился обеими руками за рыбий хвост, ногой уперся в спину мужчине и потащил на себя. Рыба тревожно шевелила зрачками. Леший краснел и пыхтел. Улыбка с губ пациента так и не сходила, как будто приросла намертво. Наконец, рыба поддалась и стала слезать с ужасающим скрежетом с головы мужчины.
  Наконец, со звуком, достойным пушечного выстрела, рыба слетела с головы мужчины, на пол полетели все. Рыба не закрывала рот, из ее пасти сочилось что-то красное и серое, глаза постепенно стекленели и только жабры судорожно раскрывались. Немного подергавшись, ужасная рыба прекратила свое существование.
  Увидеть лицо рыбьей жертвы целиком мне так и не суждено было. Мужчина упал уже мертвым. Половина его головы осталась во рту рыбы. Вокруг пострадавшего медленно расползалось пятно ярко-алого цвета.
  Старик чесал в затылке одной рукой, другой все еще держал серо-голубой хвост мертвой рыбы.
  -Не всем удается пережить снятие вахни, - пожал плечами он и вдруг прямо посмотрел на меня, в глазах его блеснула отдаленно знакомая лукавинка, он запрокинул голову и рассмеялся раскатистым басом. Хохот его прервался так же внезапно, как и начался. Теперь его глаза глядели из-под копны курчавых, непонятного цвета волос настороженно и даже испуганно. Старик мрачно сказал:
  -А третий день настал!
  С этими словами он бросил рыбий хвост и погрузил пальцы обеих рук в свою грудную клетку. Крича от боли, он стал раздвигать кожу, мясо и кости, чтобы продемонстрировать мне свои легкие. Смотреть на это было невозможно, я отвернулась.
  -Смотри! Смотри! У меня нет туберкулеза! - громыхало над моим ухом. Инстинктивно я повиновалась, а когда открыла глаза, то увидела его розовые, почти младенческие легкие перед самым своим носом. С воплем я отскочила от него и уперлась спиной в стену.
  Только тогда я поняла, что мы существуем в некоем пространстве, где ничего нет, только белое полотно, способное принимать различные очертания. Но это место не было пограничьем.
  Старик моего крика испугался, запахнул грудную клетку, как халат, и воровато оглядываясь, побежал прочь, оставив меня на попечение трупа и дохлой рыбы.
  Я сделала шаг вперед и не успела оглянуться, как вдруг очутилась в какой-то комнате. Она была мне смутно знакома. На одной стене зеркала, напротив окна. Был даже занавес своеобразный. Пол паркетный, блестящий. В комнате были шкафы и пианино. Вдоль окна выстроились детские стульчики.
  У одного из шкафов, сгорбившись, стоял некто. Я медленно двигалась по направлению к нему. Мыслей в голове не было, я шла по собственной воле, я хотела идти к этому человеку.
  Откуда-то в моей руке оказался алмазный резец, маленький круглый прозрачный диск настолько острый, что я боялась порезаться сама. Мне очень хотелось, чтобы тот человек, который сейчас рылся на нижней полке шкафа лег спокойно на пол и больше никогда не шевелился, никогда не мешал мне. Это было тогда вполне естественно.
  Мне удавалось не стучать обувью по полу. В какой-то момент, я остановилась и тихо сняла жесткие больничные тапки, пошла дальше босиком. Широкая светло-серая пижама, которая была мне велика раза в три, мягко шелестела, но жертва моя этого не слышала.
  Я оказалась совсем рядом с ним и занесла руку, чтобы опустить ее под самое его ухо.
  Человек вдруг развернулся и сильно схватил меня за запястье. Я не знала этого мужчину, но определенно где-то видела. Из-за маленького блестящего пенсне на меня смотрели небесно-голубые глаза. Высокий лоб прикрывали черные кудри, которые чуть-чуть топорщились на висках.
  -И зачем тебе это? - гулким басом спросил меня мужчина и улыбнулся. Его курчавая бородка под нижней губой встопорщилась.
  Говорить я почему-то не могла. Мужчина широкой ладонью сжал мне руку, я поранилась алмазным резцом и выронила его.
  -Я перевяжу, - сказал он и вынул из шкафа вазон с мороженым, поставил его под мою руку. Кровь капала на белое, я заворожено смотрела на это.
  -Ты хотела меня съесть, а теперь я съем тебя, - назидательно и повелительно сказал он. Кровь сама собой остановилась, и мужчина обнял меня, приподнял над полом и повернулся.
  Грянул вальс, не обычный, а раза в полтора быстрее. Мы оказались на старомодной танцплощадке, вокруг цвели белым сады, а мужчина учил меня танцевать. На мне почему-то было белое в красный горошек платье с таким же красным атласным поясом.
  -Не стоит больше так делать! - назидательно сказал он мне на ухо, - Больше не будешь так делать?
  Я помотала головой.
  -Вот и умница! - он отпустил меня, повернув пару раз вокруг своей оси. Вальс оглушил меня, белые лепестки под порывом какого-то ветра полетели бешеной метелью. Я остановилась и посмотрела на танцплощадку. Она была очень далеко, и мужчина на ней казался совсем крошечным. Из-за лепестков почти не было его видно.
  ***
  Глаза мои раскрылись. Первое что я увидела - портрет доктора. Значит, я спала. Со мной бывает: прикорнула на дежурстве, все так делают. Я выпрямилась и похрустела суставами. На часах было двадцать минут четвертого. За окном темно, ночь. Ночное дежурство? А я и забыла, что сегодня должна выходить в ночное.
  Значит, все, что было, мне приснилось? Все было так логично, а мне все приснилось. Последние сны, конечно, из ряда вон, но это и доказывает, что все предыдущее тоже было сном.
  Не было никакого заявления, никаких стихов. Меня правильно не покидало ощущение дурного сна. Невероятно, чтобы все, что случилось, было правдой.
  С другой стороны, а когда я заснула? Я в халате, передо мной портрет. Обернувшись, я увидела на столе красную клубнику, чайник подаренный доктору на работу Британией. Значит, Кукбара, пограничье, параллель, Британия не были сном. Слава Богу, Виктор тоже. И доктор был вполне реален.
  А вся та история с людоедами и маленьким Кристофом была сном? Она очень похожа на бредовый сон. Как раз с того времени я не была в ночном. Оказывается, это просто сны. Жаль, что моря не было, и рассказы доктора о молодости я не записывала. Может быть, вспомню что-то и напишу еще раз?
  Я умылась и налила себе зеленый чай. Прогулялась по кабинету. Стало скучно. Как всегда становилось скучно в ночные дежурства без доктора, без Виктора.
  Я нажала на кнопку связи с сестринским постом этажа.
  -Все в порядке? - спросила я.
  Мне никто не ответил.
  -Кто у вас там на посту? - Я посмотрела на график, - Лора, ты на посту? Лора!
  Медсестра могла заснуть, как и я. Что же мы не люди? Надо пойти проверить, не сбежала ли она домой.
  Я вышла в коридор, где горел приглушенный дежурный свет. На сестринском посту никого. Создавалось ощущение, что там никого не было с самого утра. Журнал для записей был девственно чист. Даже на обложке никаких пометок. Я хотела сделать пометку, что такого-то числа при врачебном обходе обнаружилось отсутствие медсестры. А какое собственно сегодня число? Календарь на посту отсутствовал.
  Я пошла по коридору обратно. У нас с доктором точно всегда был календарь. Вдруг в дальней стороне коридора мелькнула тень.
  -Кто здесь? - громко спросила я.
  Тень замерла.
  -Стойте. Ходить по коридору ночью нельзя.
  Тень дернулась и побежала влево, где была лестница.
  -Стой, куда? - крикнула я и побежала за тенью.
  Свернув за ней, спустилась по лестнице. Я отчетливо слышала топот ног, но не видела никого.
  -Стойте, да постойте же! Боже мой! - пыталась остановить я.
  Внизу хлопнула дверь. Я поняла, что если не предприму что-то сейчас, то просто-напросто упущу кого-то из больницы. Опершись двумя руками в поручень, я подпрыгнула и перелетела через перила.
  Приземлившись, я скорее удивилась, чем испугалась. Еще несколько перебежек и скачков и я возле двери, которая все еще хлопала, качаясь туда-сюда. Вроде бы такой двери в клинике быть не может по определению? Не важно, не сейчас. Я юркнула в удачно открывшуюся дверь и осмотрелась.
  Вокруг был сад, белыми призраками стояли деревья. Одно из них вдруг дернулось судорожно. Я бросилась бежать туда, но споткнулась и полетела. Асфальт оказался где-то далеко-далеко, я зажмурилась и закричала.
  Проснулась я от собственного крика. Снова ординаторская, портрет доктора, клубника-чайник. Я ущипнула себя, было больно. Умывшись, я обернулась к столу. Кружка с чаем стыла возле чайника. Это был уже серьезный звоночек.
  -Да-да, ты не спишь, и никогда не спала, - сказал мне басовитый голос.
  Я обернулась на него. Портрет рябил. За спиной доктора изображение колыхало словно ветром. Сам доктор, спустил с руки куницу, которая тут же скрылась в складках фона, шагнул вперед и оказался рядом со своим столом.
  Я чувствовала, как медленно начинаю седеть.
  
  Глава 13.
  Ван Чех быстро менялся. Волосы его отрастали, седели. Спина горбилась под каким-то невыносимым грузом. Колени сгибались, чтобы уже никогда не разогнуться. Одежда тоже старела, вместе с доктором. Вскоре передо мною оказался тот, кто уже однажды называл себя доктором Вальдемаром Октео ван Чехом. Человек, из-за которого сам доктор ван Чех кричал на главного врача клиники. Незнакомец, который лечил себя от туберкулеза при помощи поз, похожих на йогу.
  Я судорожно хваталась за стол, чтобы не упасть от этого зрелища.
  -Вот так-то, девочка моя, - усмехнулся старик в бороду.
  -Но как...?
  -Попой об косяк, - хохотнул он.
  Мне все еще не верилось, что мой статный, всегда подтянутый, бодрый, веселый доктор теперь превратился в эдакую ходячую развалину.
  -Что ты смотришь на меня аки поп на синагогу? - фыркнул он, - Цветов на мне нет, и грибы не растут.
  -Просто все так неожиданно, - пролепетала я.
  -Вполне закономерно, - отмахнулся доктор.
  -Но, что с вами?
  -Ты о том сопляке? Ну, простите, он не я, а я не он, хоть мы и связаны. Если помнишь, я его Ка!
  -А, житель параллели, - припомнила я.
  -Доказательства показать? - старик хотел приподнять одежду, чтобы показать шрамы.
  -Нет, спасибо, - замахала руками я.
  -Как хочешь. Нам надо выбираться отсюда.
  -Как Пенелопа?
  -Ты слышишь меня, дитя неразумное. Я говорю, выбираться нам надо, а не светские беседы разводить, - прикрикнул на меня не-ван Чех.
  -А "отсюда" это откуда?
  Старик тяжко вздохнул.
  -У тебя слишком неторопливое мышление... Туго соображаешь, поняла?
  -Поняла, - обиделась я, - Только вы не на один вопрос не ответили.
  -Зато мой параллельный товарищ слишком много болтает, - отрезал параллельный ван Чех.
  -Мы в Пограничье? - пыталась понять я.
  -Дурная, - констатировал невыносимый старик и, схватив меня за запястье левой рукой, потащил следом за собой.
  Для развалины он передвигался даже слишком резво, боюсь, что настоящий доктор сильно позавидовал бы своему параллельному двойнику.
  -Попытайтесь, хоть обрисовать ситуацию, - уперлась я.
  -Девочка моя, пока тебя не сожрали, ради Бога, ради всего святого, заткнись, - задушевно завел старик.
  -То есть в моем спасении я сама участвовать не могу!
  Мы шли нереально длинным коридором. Старик то и дело тормозил, он что-то искал, каждая дверь, которую он открывал, вела в палату. Скоро я поняла, что мы фактически стоим на месте. По крайней мере, палата была одна и та же.
  -Значит так, неторопливая, - затормозил старик, - отвечаю сразу на все вопросы, и два раза повторять не собираюсь.
  Меня послала сюда Ка Пенелопы, чтобы я спас своего двойника, и тебя заодно, смотря по ситуации. Тебе объективно помощь нужна больше. Доктор, конечно в беде...
  -Ван Чех? Что с ним?
  -Фон Ребентроп! - плюнул старик, - не перебивай! Конечно, ван Чех! Вечно вляпается во что-нибудь! Он по твоей вине, между прочим, влип, и очень крепко, но ты все равно крепче вмазалась, поэтому я здесь с тобой.
  Мы в чужом безумии, по уши погрязли в нем, мы в достаточно широкой части пограничья, которая занята безумием одного очень мощного человека. Если я тебя не выведу, то, скорее всего, тебя сожрут. Если бы я знал выход, было бы хорошо.
  Вход мне обеспечил портрет, но это дверь только в одну сторону.
  Выгляжу я так, потому что ван Чех не должен меня узнать, мы с ним виделись, но то, что возможно в параллели, мире более пластичном, недопустимо в вашем измерении: оно прочное и встречи Ка с оригиналом не потерпит.
  Я доступно объяснил?
  -А что с доктором?
  Старик прикрыл глаза, чтобы скрыть раздражение.
  -Как он тебя терпит, неторопливая ты моя. Достаточно того, что он в руках маниака. Но у нас с тобой фрукт покруче будет.
  Основная проблема в том, что нам нужно выбраться из затянувшего тебя чужого безумия, до того, как тебя сочтут умершей.
  -Умершей? - вскричала я.
  -Не ори, - цыкнул параллельный ван Чех, - твое состояние едва отличимое от трупа. Тело-то осталось в твоей реальности. Я говорил, твоя реальность жесткая, такую прочную вещь, как тело не позволит отдать. Если тебя похоронят заживо или не дай Бог кремируют, то смысла куда-то тащиться нет. Будешь обитать в пограничье, ясно? Чего бледнеешь, призрак оперы?
  -Чье это безумие?
  -Если б я знал! - хлопнул себя по негнущимся коленкам старик, - хватит трепаться, пошли.
  Он проделывал одно и то же бесполезное действие много раз подряд и значительно злился. Я же размышляла о том, что мне сказали. Если мы в пограничье, то значит, я могу попробовать им править. Даже в параллели мне удавалось управлять подобием своего двойника.
  Не-ван Чех коснулся ручки очередной двери, я подумала, что там должна быть кирпичная стена. Дверь открылась. Пространство перед нами немного порябило и возникла кирпичная стена. Не-доктор замер и медленно повернулся ко мне.
  -Ты это сделала?
  -Кажется, да.
  -Хорошо, что сообразила до того, как нас сожрали, - задумчиво сказал двойник доктора, - знаешь, неплохо таким образом найти бы выход из больницы.
  Я подумала, что вместо кирпичной стены должен быть выход из больницы. Стена только заколыхалась, но ничего не произошло.
  -Может, это работает только с закрытыми дверями? - предположила я.
  -Я начинаю исправлять свое мнение о тебе, - с едва различимым уважением сказал параллельный ван Чех.
  Мы подошли к еще одной двери, я подумала, что там должен быть выход на улицу. Не ван Чех открыл дверь и, не глядя, шагнул в темную пустоту, утянув меня за собой. Мы летели вниз, асфальт был все ближе.
  -Надо было формулировать точнее, - крикнул не-ван Чех.
  -Мы погибнем?
  -Вряд ли, - эхом отозвался параллельный доктор, растворяясь в воздухе.
  Скоро я осталась одна, вокруг не стало ничего, во тьме потонули белые призрачные деревья, асфальт, поблескивавший ранее, стал матовым и настолько глубоким, что появились сомнения: расшибусь или утону? Но, не-ван Чех сказал, что мы не должны погибнуть. Перед ударом я зажмурилась.
  Открыв глаза, я даже не удивилась. Ординаторская, портрет, клубника-чайник, так и не выпитая чашка. Судя по тому, что чай был все еще горячий, я отправлялась каждый раз в примерно один и тот же момент. Меня передернуло, я за сегодня уже два раза могла умереть.
  Не-ван Чех пытается меня спасти, чтобы я спасла доктора, который попал в беду из-за меня. Впрочем, все как всегда, ничего удивительного, нового или экстраординарного. Можно сказать, все, как обычно. Только одна малюсенькая проблема: я в чужом безумии, мое тело черти где, его могут похоронить, и тогда я останусь в Пограничье навсегда... Какая прелесть!
  -И чего ты сидишь? - проскрипел над ухом недовольный двойник ван Чеха, - Впредь думай осторожно.
  -Впредь смотрите, куда идете! - отрезала я.
  Двойник чему-то загадочно улыбнулся. Мы вышли из ординаторской. Я сразу повернула к лифту.
  -Ты куда? - растерялся двойник.
  -Прямо, - отрезала я, сосредотачиваясь на том, что за поворотом должен быть работающий лифт, который привезет нас в подвал.
  Лифт действительно пришел, мы сели в него, я нажала кнопку -1 этажа.
  -Это ты хорошо придумала, - отметил двойник.
  -А вы когда растворились, то куда попали? Обратно в портрет?
  -Не совсем, в то место, откуда можно попасть в портрет, - пожал плечами не-доктор.
  Вдруг лифт остановился, свет мигнул, и зажглись дежурные лампы.
  -Сосредоточься опять. Ты расслабилась и лифт остановился.
  Как бы я не заставляла упрямую железяку снова поехать ничего не получалось.
  -Застряли, - сплюнул на пол старик, - Ну-ка, дай я.
  Он попытался разжать двери, но ничего не вышло.
  -Боюсь, я даже не причем, - сказала я, - не я одна управляю этим местом.
  -Ты думаешь, он уже проснулся?
  -Кто?
  -Владелец безумия. Он спал. Ты тоже спала, но тебя наконец-то затянуло к нему. Когда он проснется, то легко тебя найдет.
  -А почему он проснулся не сразу, как только я попала сюда?
  -Он настолько привык к мысли о тебе, что твое присутствие, как очередная мысль о тебе, не значительная разница, но это только пока он спит.
  -А как вам вообще пришла мысль, что нас с доктором надо спасать? - спросила я, садясь на пол лифта. Старик сел рядом.
  -При учете, что помощь вам требуется постоянно... - он цокнул языком, - Ну, получилось как. Наш мир более пластичен, чем ваш, но все, что происходит у вас, на нас отражается самым катастрофическим образом. Давно уже все заметили, что из пограничья снова открываются ходы, как было тогда с Серцетом. Но тут ходов было много, и кто их открывает невозможно узнать. Вроде бы у всех все нормально, ну некоторые Ка больше болеть стали, да и все. Пенелопа послала меня разузнать, все ли в порядке с вами. Я успел к самому началу веселья.
  Кто этот человек, в чьем безумии мы находимся, узнаем теперь только когда встретимся с ним. Намерения его понятны более чем.
  -Это чем же? - спросила я.
  Старик цокнул и покачал головой.
  -То есть все что было, показывает тебе, как он расположен напоить тебя чаем с тортиком что ли? У него же натуральная паранойя и мания ко всему. Тебя разве не пугает все, что происходит?
  -Пугает.
  -В этом-то его цель. Сломает страхом, а потом... У всех таких фантазий один исход. Достаточно Серцета вспомнить.
  -Интересно, это тот же человек, кто подкладывал мне стихи? - задумчиво спросила я.
  -Ну, сама узнаешь, - усмехнулся не-доктор.
  -Может, нам попытаться убить друг друга. Вернемся опять в ту же точку, - предложила я.
  -А если не вернемся?
  -Но всегда возвращались, - спорила я.
  Не-доктор пожал плечами.
  -Чем? Голыми руками? Не вариант, Брижит.
  Вдруг свет мелькнул и погас. Я услышала шорох одежды, меня дернули сверху, я встала.
  -Сейчас начнется. Это просто по закону жанра, - шепнул не-ван Чех.
  
  Глава 14.
  Не смотря на закон жанра, ничего не происходило. Мы продолжали стоять в темноте лифта и прислушивались к всевозможным шорохам.
  -Интересно, а время здесь идет? - поинтересовалась я.
  Мой спутник ощутимо вздрогнул.
  -Хорошо иметь дело с неторопливо мыслящими людьми, - ответил он недовольно.
  -Это еще почему? - обиделась я.
  -Ты хотя бы не боишься.
  -А ты боишься?
  -Я не имею права вести себя так, как будто я распущенный мальчишка-школьник, - проворчал двойник ван Чеха, - от меня зависят обе наши жизни. Мы - двойники - осторожный народ. Проблема в том, что мы знаем о вашем существовании, а вы о нашем не знаете, поэтому творите все, что душе угодно. И как знать, кто еще, чей двойник. В смысле, какой из наших миров еще основной.
  -Для меня - мой, для вас - ваш, - пожала плечами я.
  -Ну, да, выкрутилась, называется, - недовольно проворчал двойник, - компромисс не способ решать вопросы. И здесь я только потому, что когда-то вы помогли мне, теперь я отвечу тем же.
  -Нас было много.
  -Ну, извините, я не такой рубаха-парень, как он. Все ж таки мы слишком сильно с ним не похожи.
  -Я заметила, - откомментировала я.
  Мы помолчали.
  -Так и будет продолжаться? - не вытерпела я.
  -Он пытается нас запугать, - предположил не-ван Чех.
  -Темным лифтом и странными шорохами?
  -Ты не чувствуешь напряжения в воздухе?
  -Чувствую. Но от него достаточно абстрагироваться, чтобы не обращать внимания, - я пожала плечами и хотела сесть.
  Спасатель мой ловко ухватил меня за талию и не дал сделать роковой ошибки.
  -Ни в коем случае не расслабляйся. Панике поддаваться не правильно, это ты, верно, отметила, но и не расслабляйся. Он выжидает. Представляешь, насколько сильнее будет эффект, когда все начнется?
  -Эффекта неожиданности не будет, - скептически ответила я.
  -А внезапность? - по щеке сверху вниз прошлось дыхание двойника доктора.
  Он снова перевоплотился и внешне теперь выглядел, наверное, как ван Чех, раз стал его роста. Инстинктивно я прижалась к нему, отчего-то стало очень страшно.
  -Не бойся, Брижит, - прошелестело где-то совсем рядом.
  Мне не удалось понять, кто это сказал, то ли двойник доктора, то ли кто-то еще. Двери заскрежетали и с диким лязгом раскрылись. Сверху сквозь небольшой проем проник свет. Кто-то там наверху отбросил автоген и закрыл собою проем.
  К чему этот цирк с автогеном? Или нас пытаются убедить, что здесь все реально? Или этот кто-то не может управлять пространством? В голову сразу посыпались вопросы.
  Через мгновение на нас с двойником уставились зеленые глаза Виктора.
  -Насилу вас нашел, - сказал он, - вы сможете пролезть, я думаю, - он протянул мне руку.
  Я без всякой задней мысли приняла помощь, не-доктор подсадил меня. Едва я успела вытащить из-под лифта ноги, как что-то оглушительно лопнуло, и лифт полетел в свободном падении вниз.
  Сначала я инстинктивно спряталась за обнявшим меня Виктором, но потом вырвалась и перевесилась через границу шахты. В кромешной темноте ничего не было видно. Гулкое эхо грандиозного удара все еще гуляло по стенам шахты. Она показалась мне куда глубже, настоящей, которая была в больнице.
  -Пойдем, у нас нет времени, - Виктор попытался меня оттащить от края шахты.
  -Доктор... доктор... - я понимала весь ужас ситуации, скорее всего Ка доктора погиб, не успев раствориться. Оставалось лишь одна надежда, что это место, где умереть нельзя, либо умереть можно только по желанию хозяина (что надежд уже не оставляло), либо от руки хозяина.
  -Ему уже ничем не поможешь, - в голосе Виктора просквозили циничные нотки. Я сквозь выступившие слезы всмотрелась в его лицо долгим внимательным взглядом. Он не ожидал этого, поэтому замер и растерянно смотрел на меня.
  Хотелось паниковать и плакать, но в одном Виктор был прав, времени у меня не было. Я собрала волю в кулак и поднялась ему на встречу.
  -Как ты меня нашел? - чуть менее прочувствованно сказала я.
  -Вход в пограничье у меня свободный, ты же знаешь, - расплывчато ответил он.
  -Не знаю... - жестко ответила я, - в пограничье да. Но это чужое безумие.
  -Ты же нашла меня в моем, - резонно парировал Виктор.
  -Да, прости, - я бросилась к возлюбленному, - прости, это настолько странное место, что мне показалось, что ты это всего лишь производная этого пространства.
  -Бывает, могу понять, - мой Виктор, сказал бы просто: "Понимаю", это снова насторожило меня.
  Я не расслаблялась, но и доверять новому спутнику не спешила. Для удобства наблюдений я пристроилась за его спиной, это Виктору не понравилось, но он старался не показывать недовольства.
  Судя по тому, что я помнила, это был первый этаж. Везде горели аварийные лампы, в полумраке все выглядело причудливо. Хотя, возможно, это было и на самом деле. Сестринский пост я узнала не сразу. Только когда мы вышли на главное крыльцо, до меня дошло, что это был он.
  -Куда теперь? - спросила я.
  Виктор принюхался, как делают собаки берущие след. Ноздри его активно задвигались. Подул легкий ветерок, Виктор поймал его носом и прикрыл глаза. Я занервничала, уверенность в том, что это не мой Виктор крепло. Да что там крепло, я была уверена, и собиралась сбежать. Почувствовав это, он резко обернулся и схватил меня за руку. Лицо его оказалось совсем близко к моему. Безумные зеленые глаза, прилипшая ко лбу светлая челка.
  Виктор заглядывал мне в голову, я чувствовала, как он копается в моих мыслях. В скором порядке я перестала думать совершенно, подавляя любую попытку мыслить. Давалось это с трудом. Кончилось все тем, что я стала мысленно напевать дурацкую детскую песенку про гусей.
  Успокоившись, Виктор отвернулся. Я боялась посмотреть на него. Вдруг в голове отчетливо сформировалась догадка, в правильности, которой я была уверена. Это был мой Виктор, но проблема в том, что в его голове сидел кто-то другой.
  -Они пришли, - Виктор дернул меня к себе, я больно ударилась о него плечом. Он тут же перехватил меня и приобнял за плечо. Я тут же сжалась в комок.
  Из тьмы вышли две фигуры, одна как-то нелепо ковыляла, перебирая, даже не ножками, а не пойми чем. В темноте было не разглядеть. Вторая фигура была не очень рослая, достаточно плотно сбитая. В ней я узнала Антонаса шагов с десяти.
  Мой бывший пациент двигался медленно, чтобы существо рядом за ним поспевало. Все его шаги напомнили мне походку деревянной куклы-марионетки или недоделанного робота. Антонаса будто бы дергали за ниточки.
  Когда они подошли ближе, мне удалось рассмотреть его лицо. Оно не выражали никаких эмоций. Обычно подвижное, оно теперь напоминало маску, глаза были похожи на простые стеклянные шарики, глядящие поверх наших голов, но не видящие ничего. Они должны быть, поэтому они есть. Если бы большинство обходилось без этого органа, то и Антонасу оно бы погоды не сделало. Он показался мне сотворенным по образу и подобию среднестатистического человека: две руки, две ноги, и прочее в нужном количестве.
  Существо рядом напоминало рисунок лишь отдаленно. Больше оно походило на пень. У пня были глаза, нос-сучок, в складках коры едва различим рот. На голове красовались молодые веточки с листочками, как множество косичек.
  В руках-веточках пень держал две крестовины от кукол-марионеток.
  Передвигалось существо корнями, перебирая ими по земле.
  Они приблизились к нам. Пень дернул одну из крестовин. Виктор жестко вытолкнул меня вперед.
  -Здравствуй, Один, - сказала я поскорее, чтобы завязать беседу и избежать не нужных действий.
  -Ты знаешь, как меня зовут? - удивился пень. Голос его был неприятным, шуршащим, он как будто шепелявил, - Наверное, эта бестолочь, проболталась? - пень кивнул на Антонаса.
  -Ты управляешь ими? - спросила я.
  -Хватит заговаривать мне зубы. Ты пришла, мое дело отвести тебя.
  -Куда?
  -К черту на рога! - огрызнулся мой провожатый.
  -То есть некто так велик, что не нанимает шестерок отвести меня до места. Неужели это сумасшествие настолько огромно, что он сам боится заблудиться?
  -Оно больше чем ты думаешь, - скептически отозвался Один, - идем. И если ты думала меня оскорбить, то жестоко ошибалась.
  -А это только твоя способность проникать в головы людей и управлять ими? - спросила я.
  Пень тяжело вздохнул и дернул обе крестовины. Антонас схватил меня за руки, сзади Виктор зажал мне рот рукой.
  -С ними было легче всего. С пустыми головами вообще очень легко иметь дело, - заметил Один.
  Я возмутилась и взбрыкнула. Но четыре железные руки меня держали крепко. Едва касаясь ногами земли, я последовала за провожатым. Потом я расслабилась: есть ли смысл шевелиться, если тебя несут двое сильных мужчин, которые вряд ли что-то чувствуют. Слишком свежи у меня еще были воспоминания о том, как Виктор шел на зов запрограммировавшего его хозяина.
  И почему если что-то случается, то ударяет по Виктору сильнее всего? Расчет неизвестного мне злоумышленника был ясен. Через Виктора подобраться ко мне проще всего. В ситуации с лифтом, я безоговорочно поверила бы ему, собственно гений все это придумавший хорошо меня знал и верно просчитал все мои реакции.
  Бедный, бедный Виктор! Его опять придется лечить. И все-таки как бы он не сопротивлялся, основы ментальной защиты освоить придется. Ладно, я, хоть я и ночую в пограничье частенько, но могу защититься от всего этого, а он безнаказанно впускает к себе в голову всякую шваль. Так нельзя, так можно на всю жизнь под теплое крыло доктора ван Чеха загреметь.
  Мысль о докторе больно меня кольнула. Жив ли? Это был основной вопрос. На глазах выступили слезы. В этот самый момент на меня обернулся Один.
  -Чего ревешь? Страшно? Ну, бойся-бойся. Наш хозяин суровый человек.
  Я не пыталась ничего отвечать, все равно с хваткой Виктора это бесполезно, а кусать его и сопротивляться, наносить очередные увечья мне не хотелось. Нужно было действовать хитростью, а значит, сделать вид, что покорилась. Пусть думает, что мне страшно, пусть злорадствует, пока может. Я была в полной уверенности, что смогу выбраться, не знаю как, но должна выбраться. Ка доктора уже вряд ли появится, значит, буду действовать самостоятельно, по обстоятельствам.
  -Хотя на твоем месте я бы не стал волноваться, - продолжал тем временем Один, - Вам теплокровным самкам вредно волноваться, когда вы готовитесь пустить новые ростки.
  -Чего? - удивленно спросила я, но получился только неопределенный стон.
  -Ты что не знала? Вот, дурная! - хихикнул пень, - это же видно... ну, по крайней мере, мне.
  Вот тебе и новости. Хотя, может быть, он просто меня так пугает, чтобы я стала переживать еще больше. А то, видите ли, вредно волноваться, с чего бы ему так обо мне переживать?
  Чтобы отвлечься, я решила оглядеться. Вокруг была только тьма, деревянный затылок и шевелящиеся корни пня по имени - Один.
  
  Глава 15.
  Мы пришли очень скоро. Впереди замаячила дверь какого-то ангара. Меня ввели. Антонас и Виктор заняли места за моей спиной, как послушные солдатики.
  -Теперь просто жди, - деловито сказал Один.
  -Эти двое останутся со мной? - спросила я.
  -Охрана тебе нужна, это не обсуждается.
  -А ты управляешь ими на расстоянии?
  -А все тебе расскажи, - передразнил Один.
  Пень повернулся ко мне полубоком. Меня что-то толкнуло вперед, по-хорошему вопрос стоял: "Сейчас или уже никогда!". Я прыгнула вперед, прыжком достигла говорящее дерево и повалила на пол.
  -Ты что творишь? - вопил пень.
  -Отдай мне крестовины, отпусти этих мужчин. Вам нужна я, а они не нужны, - я оседлала Одина и тянула на себя одну из крестовин.
  -Осторожно, это очень хрупкие вещи. Ты просто их убьешь! - вопил Один.
  Это нисколько не умалило мой пыл. Только сомнение закралось, а чью именно крестовину мы перетягиваем, и где вторая? За моей спиной кто-то хрипел, слышались шорохи и стоны. Мне оставалось только одно, быть осторожнее и умолять небеса, чтобы это был не Виктор, хотя Антонаса мне было жалко не меньше.
  Мы боролись не долго. Одним из корней Один обхватил мое горло и сжал, другими пытался оттянуть локти назад, чтобы я отпустила крестовину.
  -Ты мне надоел, - выкрикнула я и со всего размаху рванула крестовину на себя.
  Рука Одина хрустнула и разломилась. Я отлетела назад и встретилась спинами с кем-то, чья это была крестовина. Быстро поднявшись на ноги, я наступила на вторую руку Одина, которая все еще не отпускала артефакт.
  -Я и вторую сломаю, - пригрозила я.
  Один ничего не сказал, только старался обвить своими корнями мои ступни. Приходилось прыгать и исполнять некий причудливый танец, чтобы он не смог меня повалить. Краем глаза я уловила, что рядом со мной в причудливых позах извивался Антонас. Он двигался, как тряпичная кукла, будто в его организме не было костей.
  Виктор стоял навытяжку, глядя поверх нас куда-то вдаль. Судя по всему, его крестовина была где-то далеко.
  Эта секунда промедления стоила мне рассеченной губы. Один все-таки устроил мне подножку, и я полетела вниз, попутно рассекла губу об одну из его веток-косичек, а один из концов крестовины врезался пню в глаз. Один взвыл и отпустил крестовину. Я быстро вскочила и от испуга начала извиняться перед ним.
  -Еще скажи, что не хотела, - простонал пень.
  Антонас перестал извиваться и лежал спокойно в расслабленной позе. Я положила крестовину ему на грудь и оттащила к Виктору.
  -Один, где вторая крестовина?
  -Не скажу, тебе надо, сама и ищи, только ты не найдешь, - завывал пень. Мне одновременно было и жалко его и противно.
  -Ты захотел второго глаза лишиться? - пригрозила я.
  Пень отполз от меня подальше. Он нянчил обломок руки корнями, а глаз зажимал здоровой рукой. От этого зрелища я готова была заплакать.
  Из глубины полутемного ангара, освещенной двумя маленькими лампочками, послышались шаги.
  -Вы слишком шумно себя ведете, - сказал голос идущего.
  Тут я действительно испугалась.
  -Неужели спать помешали? - нахальничала я.
  -На твоем месте я бы вообще молчал, - отрезал идущий.
  Он приблизился ко мне, и несколько минут разглядывал. Его я раньше никогда не видела. Это был статный мужчина лет сорока пяти, с круглым узкоглазым лицом, широкими губами и слишком изящным для такого лица носом. На носу сидели тонкие очки. Мужчина был плотный, но не толстый.
  -Кто вы? - спросила я.
  -Поверить не могу, что эдакая мелочь убила мою жену, - сказал он.
  -Да, вы и сами-то не самый высокий.
  -Хамишь, девочка, - благодушно отметил мужчина, - кто я ты могла бы догадаться.
  -Лень. Все равно сами скажете, - откуда из меня полезло это хамство никому не известно, тем более мне.
  Мужчина только усмехнулся.
  -Ошибаешься. Я, конечно, поговорю с тобой, но только потому, что считаю не этичным убивать человека, не знающего, почему он умирает.
  -Значит, это вы писали те стихи?
  -Я.
  -Понятно, - вздохнула я, - это опять связано с Кукбарой и Пенелопой.
  -С моей женой, - уточнил мужчина.
  -Тор? - брови сами полезли на лоб.
  -Видишь, ты отлично соображаешь, - самодовольно усмехнулся он.
  -То есть вы нашли способ проникнуть в пограничье и остаться в разуме? Кстати, поздравляю с премией.
  -С тебя не спрашивали поздравлений, - отрезал он, - Я математически доказал это пространство, смог проникнуть сюда и выстроить. Все опять же на расчетах.
  -Но проникли вы сюда только потому, что сошли с ума, - фыркнула я.
  -Есть вероятность, что сюда можно попасть, не сходя с ума, - заметил мужчина, - Ты хочешь поспорить со мной?
  -Ну, это обеспечит мне несколько минут жизни, а там, меня кто-нибудь и спасет, - пожала плечами я.
  -Ты одна, девочка, ты осталась одна. Твой мужчина под моим контролем, бывший пациент... Ты не знаешь, как вернуть ему контроль над самим собой, да и Один скоро восстановится. Чем хорош мой помощник - его почти нельзя убить.
  -Но зачем вам это все? Хотите отомстить мне за убийство вашей жены. Но я не убивала ее.
  -Так говорил и Серцет. А я убеждал его подождать. План его был хорош, только он залез слишком далеко без всякой подготовки.
  Ее убила именно ты. Доктор, конечно, приложил свою руку, но на самом деле причина ты. Ты появилась. И если бы тебя не было, он так бы и продолжал любить Пенелопу и терпеть Кукбару, а мне было бы легко жить, зная, что они обе живы. Нам с Серцетом было бы легче. Но друга теперь уже не спасти, он предал меня. Такова его судьба, до конца жизни миловаться со своей трехнутой подружкой, слабак, - Тор, почти сплюнул последнее слово, - А я, пользуясь материалами, которые нашел Серцет, изучил те науки, которые были мне необходимы. Я при помощи логики доказал, что пограничье существует, его можно моделировать. И если кто-то один находится в пограничье, то может перетаскивать и других людей в него без всякого вреда для их здоровья.
  -Это все прекрасно, - спокойно перебила я.
  Во мне крепла уверенность, что меня не убьют. Дальше болтовни с этим психом зайти не могло, он легко поддавался на любую мою лесть, а уж на разговоры о предмете гордости и подавно, - Но зачем здоровым людям отказываться от реальности и уходить сюда?
  -Кто сказал, что отказываться? Время, проведенное здесь не отказ от реальности, - Тор уже вступил со мной в спор, он был полностью моим, - кому бы ни хотелось решить любые свои проблемы силой мысли?
  -Логично. Этого мы с доктором и не могли понять: зачем вам нужно было, чтобы люди попадали в пограничье? А вы просто одержимы жаждой мести, но при всем при этом, строите из себя Робин Гуда, который якобы хочет, чтобы каждый мог себе позволить безнаказанно убить врага, так?
  -Не совсем, кто-то может любовь здесь обрести, - пожал плечами Тор.
  -А вы знаете? Я вам не верю. Вы просто боитесь стать убийцей, вот и все. Когда хотят убить, не болтают, когда хотят убить, убивают, - жестко ответила я, странное раздражение нахлынуло снова.
  -Тебе не понять никогда, - Тор взял меня зашиворот и направил к стулу, рядом с которым стоял Виктор, - Сядь.
  Тор достал из кармана раскладной нож-"бабочку".
  -Вот видишь нож? - спокойно спросил он, - попробуй лезвие?
  Я протянула руку, но Тор оказался ловчее, и располосовал мне ладонь. Было не очень больно, хоть и рана оказалась достаточно глубокая. Хлынула кровь.
  -Больно? - спросил он.
  -Скорее страшно.
  -Вот, так... А если я теперь сделаю так? - мгновения хватило Тору, чтобы взять безвольную руку Виктора и сделать тоже, что он недавно сделал с моей рукой.
  Сердце замерло, в ушах зашумела кровь. Кошмар подвала дер Гертхе возвращался.
  -Стойте! - крикнула я.
  -Какая бурная реакция, - одобрительно сказал Тор, - Твоя ладонь заживет, и ты знаешь это. А за него ты переживаешь куда сильнее. Потому что он хрупкий, потому что тебе стоило усилий его лечить, потому что любить его тяжело. Я не ему руку порезал, я тебе сердце слегка надрезал. А что будет, если я его убью??? - Тор сверкнул на меня карими глазами, - тебе же хочется броситься мне в ноги и закричать: "Убейте лучше меня!"
  Совершенно не понятно, что нужно было делать. Я могла и почти желала сделать так, как говорил Тор, но это был порочный путь, в лучшем случае это еще несколько порций издевательств. Тогда партия моя будет проиграна. Я могу ответить, что, мол, режьте не жалко. Но и пьяному ёжику понятно, что жалко, и потом Тор может и порезать. В этом случае я никогда этого себе не прощу. Я оставалась сидеть в беспокойстве.
  -Ты колеблешься, - усмехнулся Тор, - Ты бы так колебалась, когда речь шла о моей жене?
  Доктора я совсем не виню, он просто дурачок. Он любил мою жену, она любила его. Какая мне разница, кого она любила, главное, что ее любил я, и она была жива. Ты, мелкая, запудрила всем мозги. Доктор якобы спасал твою жизнь. А не надо было попадать в такую ситуацию! И теперь ты должна ответить равноценно, - Тор наслаждался произведенным эффектом, я похолодела до кончиков пальцев.
  -Только не Виктора... - прошептала я.
  -Ха-ха, и его тоже, - мягко улыбнулся Тор.
  -А кого еще?
  -Все тебе расскажи. Ну, слушай, иначе я не получу удовольствия, - Тор приобнял Виктора за плечо, - Как только о моей премии объявили во всеуслышание меня нашла одна юная дама. Тоже слегка чокнутая, но жаждущая проникнуть в пограничье. Я поговорил с ней. Она не так давно потеряла отца. Я понимаю, вы с доктором парочка маниаков, специализирующаяся на том, чтобы попадать в передряги и убивать невинных людей.
  -Кукбара и дер Гертхе были убийцами, - не выдержала я.
  -Молчи, тебя не спрашивали, - Тор поправил очки, - Так вот, детально обговорив с ней все, я понял, что ей совершенно не обязательно лезть в пограничье. Мы вместе разработали план мести. Я хотел убить и доктора тоже, но это не доставило бы мне никакого удовольствия. С моей женой он не спал, насколько я знаю. Да и, памятуя о том, какой была Пенелопа, скорее она бы потащила его в койку... Это не важно. То, что человек переспал с чужой женой еще не повод для убийства. А вот убить, чтобы ты всю жизнь из-за этого корила себя, это другое. Ты ведь доктора любишь, и не просто любишь, а почти как отца, а это гораздо сильнее. Потеряешь возлюбленного, потеряешь ван Чеха и тогда, может на сотую долю, поймешь, что испытал я.
  Я отдал доктора этой девице, пусть развлекается. И если ты думаешь, что я маньяк, ты ошибаешься. Маньяк она... и еще, какой!
  Действительно хотелось упасть в ноги к Тору и кричать, чтобы он делал что угодно, только не лишал жизни Виктора и доктора.
  -У доктора семья... - пролепетала я.
  -А мне плевать... У меня тоже была семья... - отрезал Тор, - Ну, что же девочка, давай преступим.
  Тор похлопал Виктора по плечу.
  -Как ты хочешь, чтобы он умер?
  -Я вас прошу, не надо, - промямлила я.
  -Смешная... Значит, на мой вкус? - Тор задумался, но вдруг упал как подкошенный. Я с удивлением посмотрела на лежащего Тора, лицо его было как-то перекошено, а в шею вцепилась чужая красная рука. Антонас напрягался так, что лицо его было бордовым.
  -Беги, - прохрипел он.
  Я вскочила со стула и потянула за собой Виктора, но тот с места не двигался, а и речи о том, чтобы тащить его на себе, быть не могло.
  
  Глава 16.
  -Да, беги ты уже, - хрипел Антонас.
  -Я без Виктора не пойду! Надо найти его крестовину, - цыкнула я.
  -Так ищи! Не стой! У меня тоже силы не резиновые, - Антонас пытался удержать Тора, но тот уже сориентировался и пытался высвободиться.
  Я бросилась к Одину, понимая, что с самим Виктором дело иметь бесполезно.
  Один уже притих и, кажется, заснул.
  -Эй, Один, - я потрепала его по коре.
  Он открыл глаз и шарахнулся от меня.
  -Тише, подожди, я не причиню тебе вреда!
  -Лучше уж добей, - проворчал он, пытаясь разглядеть, что происходит у меня за плечом.
  -Тор сказал, что это невозможно... Не суть! Один, где вторая крестовина?
  -Тебе надо ты и ищи!
  -Один, мне жаль тебя! Не заставляй меня изуверствовать дальше!
  -Мне плевать, - безразлично ответил пень, - У меня все болит, и лучше бы ты нашла способ меня добить.
  -Я хочу найти крестовину!
  -Да, мне по барабану, что ты хочешь! - заорал на меня Один, - Хозяин!!!
  Один, наконец, рассмотрел, что Антонас душил Тора.
  -Уйди! - Один попытался отстранить меня, но я схватила его за корни.
  -Хозяин!! - истошно вопил пень.
  -Один, держи ее! - рычал Тор.
  Корни тут же вцепились в меня, от неожиданности я завизжала.
  -Значит, создание пошло наперекор, так? - Тор сидел верхом на Антонасе и душил уже его, - Я его создал. Я его воспитал, всему научил, встроил его в реальность, чтобы он стал моими глазами и ушами, а он! Ты что творишь! Ты должен был защищать меня, а не ее!
  Я дернулась вперед. Один был тяжелый, но мне удалось доволочь его до дерущихся мужчин.
  -Прости, Один, - сказала я.
  Глаз пня расширился, зрачок его стал огромным, Один понял все мои намерения.
  -Ты не посмеешь... - прошелестел он.
  -Извини, - буркнула я и размахнулась Одином.
  Тот, чтобы предотвратить удар отцепил корни и аккуратно влетел в плечо хозяина. Оба они полетели к ногам Виктора. Возлюбленный мой покачнулся и, как железный рыцарь, рухнул поверх. В куче-малы что-то хрустнуло. Я надеялась, что это не слабые ребра Виктора. Кто-то застонал и я успокоилась.
  -Поднимайся, - я подала Антонасу руку, тот встал без моей помощи, но стоял, покачиваясь, - Ты знаешь, где может быть крестовина от Виктора? Мне совершенно необходимо ее найти!
  -Я этого ... как ты его назвала?
  -Виктор его зовут.
  -Виктора этого впервые вижу, - пожал плечами Антонас.
  -Может обыскать Тора или Одина?
  -Крестовины были у Одина, он один знает, где она.
  -Помоги мне, - я взяла Виктора за руки, - только умоляю, осторожнее.
  Мы перенесли Виктора в угол. Один и Тор лежали кучей. Тор без сознания, Один постанывал, это треск его руки я слышала. Из большого глаза одна за другой катились слезы.
  -Ну, что я вам плохого сделал, - ныл он.
  -Я предупреждала тебя, - осеклась я, - где крестовина?
  -Я не буду с тобой разговаривать! - Один прикрыл глаз.
  Печальный взгляд, брошенный на Антонаса не нашел ответа. Тут бывший мой пациент щелкнул пальцами, подхватил Виктора, кряхтя, вытащил из ангара. Я, поколебавшись, вышла за ним. В темноте, едва различался его бесформенный силуэт.
  -Ты куда? - крикнула я Антонасу.
  -Подальше от него. Пока он без сознания мы можем спастись.
  -Но мне нужно вернуть Виктора.
  -Поищи. Дальше его безумия крестовины быть не может, - оборачиваясь, ответил Антонас.
  -Ты в больницу?
  -Да.
  -Поищи, там где-то должен быть Ка доктора. Постарайся его найти и помочь ему и Виктору, я побежала за крестовиной.
  -Кто там будет? - Антонас остановился.
  -Доктор! - я решила не вдаваться в подробности.
  В темноте было тяжело ориентироваться.
  Интересно, время все-таки идет или здесь все время двадцать минут четвертого? Словно в опровержение моим мыслям небо слева от меня начало сереть. Нужен свет, как искать в темноте? А с причудами местного солнца может рассвести через три минуты, а может и никогда.
  В конце концов, сновидец я или нет! В отсутствие сознания хозяина мне худо-бедно удается управлять этим местом. Я остановилась и с трудом отломала упругую ветку от дерева с белыми цветами. Теперь бы еще найти спички или зажигалку. Но без всяких дополнительных манипуляций, цветы загорелись холодным белым светом. Каждый лепесток был, как маленький, но очень мощный светлячок. Света от ветки было достаточно.
  Впереди была небольшая тропинка, я вступила на нее и быстро пошла вперед, уклоняясь от встречных веток. Чем дольше я шла, тем сильнее светила моя ветка, впереди и позади тем же холодным светом разгорались кусты. Скоро свет стал нестерпимым, он слепил глаза, ветка нагрелась и обожгла пальцы, я выронила ее. Обернувшись, я не увидели ничего кроме ужасного, по-больничному, белого света. Слышались какие-то вопли и крики, но их было не разобрать, только:
  -Она дышит. Пульс в норме.
  Усилием воли я попыталась отделаться от докучливых, появившихся не вовремя, реаниматологов, свет мерк.
  -Мы ее теряем, - услышала я.
  Свет вспыхнул и рассеялся. Немного проморгавшись, я увидела, что нахожусь не в саду, в какой-то комнате. В ней царил полумрак. На диване что-то зашевелилось.
  -Тор это ты? - далекий, едва знакомый грудной голос Пенелопы поприветствовал меня.
  -Пенелопа! - я обрадованная бросилась вперед.
  -Кто? - женщина поднялась с дивана, в полусвете мне удалось разглядеть, что это была все-таки Пенелопа.
  -Но, ты же... - начала мямлить я.
  -А... Да... меня когда-то так звали... Я воспоминание... Но скорее не о Пенелопе... О той, второй... Я забыла, как ее зовут... - женщина терла переносицу, кажется, она только что встала ото сна, - Я по большей части сплю... Хочешь чаю? Как тебя зовут?
  -Брижит.
  -Припоминаю, - воспоминание Пенелопы пыталось пригладить рыжие патлы, нечесанные уже несколько недель, если не месяцев, - Чаю?
  -Нет, спасибо.
  -Где у нас тут свет? - Пенелопа пошарила по стене и включила светильник.
  Сначала я ее не узнала. В расплывшейся полуопухшей женщине, неопрятной, неухоженной ту Пенелопу, которую любил доктор, которая была мне симпатична. Былые остатки красоты были с ней, но они терялись в общей разрухе. Вокруг тоже было не лучше: пыль, грязь, какие-то плесневелые объедки.
  -Вот, что бывает с полузабытыми воспоминаниями, - вздохнула она, - вообще-то я надеялась уснуть и больше никогда не проснуться, как каждое уважающее себя забытое воспоминание, но ты пробудила меня. Чертовски трудно теперь что-либо вспомнить самой. Я наполовину стерлась.
  -Вы воспоминание Тора?
  -Забавно, правда? Он постоянно говорит обо мне, но вряд ли вспомнит, как я выглядела. Он, собственно, сделал то, о чем всегда мечтал. Запер меня в четырех стенах, а, как любому живому существу, воспоминанию нужен простор, разнообразие... Или хотя бы, чтобы его извлекали иногда из памяти... - она печально вздохнула, - порой я успокаиваю себя только тем, что Пенелопу помнит молодой и красивой доктор.
  -Вы знаете о нем?
  -Знаю... Я могу легко вспомнить только, как зовут ван Чеха и Тора и как они оба выглядят, вот и все, - пожала плечами Пенелопа.
  -А вы не могли бы мне помочь?
  -Если это требует выхода отсюда, то с удовольствием, - воспоминание потерло руки.
  -Мне нужно найти одну деталь. Ваш муж научился проникать в чужой разум...
  -И извлекать крестовину... знаю... Он достал меня этой своей крестовиной, - плюнула Пенелопа.
  -Мне нужна одна крестовина.
  -Их всего две.
  -Две?
  -Если Тор не сделал еще, то две. Я помню всего две, - подтвердила Пенелопа.
  -Одну я вернула...
  -А как? Он так и не понял, как это делать.
  Я хихикнула.
  -Я положила ее на грудь владельцу...
  -Логично, логично, - пробормотала Пенелопа.
  Она на глазах худела, превращалась в ту, которую помнила я, - Идем. Только я не знаю как, дверь давно заперта, и боюсь, Тор потерял от нее ключи.
  -Окно?
  -Второй этаж? Можно попробовать, - Пенелопа взяла меня за руку и отвела на кухню, рывком открыла окна и забралась на подоконник. Я последовала за ней.
  -Ну, что пошли? Загадай точное место, куда ты хочешь попасть, - напутствовало мне воспоминание.
  Я зажмурилась и думала о крестовине. Меня смутно потянуло за собой тяжелое тело Пенелопы. Ветер в лицо, и вот мы уже в ангаре. От ощущения постоянного де жа вю меня затошнило.
  -Ох, что тут у вас было? Опять драка? - воспоминание недовольно поцокало языком. Она присела на корточки перед Одином, - Кто это его так?
  -Я, - пискнула я.
  -Зря. Один очень хороший малый, в дурных руках находится, но очень душевный ... э ... ну ... пень... Один... Оди-ин, - Пенелопа погладила его по веточкам.
  -Хозяйка, - Один слабо прошелестел, - Они со мной такое сделали.
  -Один, миленький, не напрягайся, я тебя вылечу, только отдай вторую крестовину.
  -Вы за них, хозяйка? - горько спросил Один.
  -Я за справедливость. Негоже держать в плену хорошего человека. Отдай крестовину, хороший мой.
  -Она в углу... Там... Я отбросил ее... - он показал рукой куда-то.
  Я побежала в тот угол и нашла там кусочек деревяшки, такой дорогой и такой нужный.
  -Спасибо вам, - я обняла Пенелопу, - Спасибо тебе, Один, прости, что я такое с тобой сделала.
  Один мне не ответил. Я поспешила вперед, в больницу.
  
  Глава 17.
  Пространство становилось все более вязким, мне удалось загадать больницу сразу же по выходе из ангара, но вот достичь ее было делом непростым. К несчастью, как в плохом сне, я бежала, но ноги передвигались с трудом, а больница так и не приближалась. Тор просыпался, я чувствовала это.
  Сквозь все препятствия я все-таки добралась до больницы совершенно вымотанная, вся в поту, руки и ноги были ватные.
  -Антонас! - я зашла в больницу и стала звать его. На первом этаже никто не отзывался, - Антонас, где вы?
  Повсюду горел дежурный свет, я стала пробираться наугад. На лестнице я долго звала его. Неужели он ушел еще куда-то? В пустом пространстве мой голос распространялся хорошо, была очень небольшая вероятность, что Антонас меня не слышит. Только если он на третьем этаже или в подвале он может меня не слышать. Я поднялась на второй этаж и позвала там, никто не отзывался. Пришлось спускаться в подвал.
  -Антонас! - сил уже не было.
  -Я здесь! - наконец-то отклик.
  -Где здесь? - спросила я.
  -Где лифты!
  Я собрала остатки воли и побежала к лифтам. Антонас был в теплой компании. Перед ним лежал Виктор, рядом спиной к стене пристроился двойник доктора, он спал, но когда я пришла, открыл глаза и обрадовался моему появлению.
  -Наконец-то, - только и сказала я, - пока дошла, чуть не умерла.
  Я положила крестовину на грудь Виктора и села рядом с ним.
  -Как вы, доктор? - спросила я.
  -Ничего. Даже цел. Из этого лифта никуда не деться, представляешь? Чудом остался жив. Спасибо, пришел этот... товарищ, вытащил. Сейчас соберусь с силами и буду нас вызволять.
  -Вы придумали как?
  -Ну, самый простой способ: убить хозяина этого безумия, - не-доктор сделал неопределенный взмах рукой.
  Я положила голову Виктора себе на колени и гладила его. Крестовина лежала на его груди и ничего не происходило. Мне было страшно... А вдруг ничего не получится?
  -А по-другому никак? - спросила я.
  -До другого, прости, не додумался, - фыркнул на меня не-ван Чех.
  Вдруг рядом с нами возникло воспоминание Пенелопы, оно было напугано и растрепано.
  -Что случилось? - устало просила я.
  -Тор почти здесь. Уходите.
  -А смысл? - вдруг спросила я, глядя, как резво подхватились не-доктор и Антонас, - Мы в его безумии и дальше никуда не сбежим, только тратить силы, которых лично у меня просто нет.
  Воспоминание заметило не-доктора, на которого смотрело странно, тот давно уже щурился на нее.
  -Я не он. Двойник, - коротко откомментировал не-ван Чех.
  -Воспоминание, - с облегчением ответила Пенелопа.
  -Я понял. Что он с вами натворил?! - не-ван Чех поцокал языком и помотал головой.
  -Такова судьба, мы не выбираем тех, кто будет нас вспоминать.
  -Ну, от чего же!
  -Ну, хорошо. Не от меня зависит, как ко мне будут относиться.
  -Это правильно, - покивал не-ван Чех, - так что, будем сидеть и ждать? - просил он у меня.
  -Да.
  -Больная, - не-доктор снова сел на свое место.
  -Он за мной идет, - тихо сказал Антонас.
  -Не понятно, кто ты вообще, - философски спросил доктор.
  -Я не знаю, - пожал плечами Антонас.
  -Он гомункул, - ответила Пенелопа.
  Мы все посмотрели на нее.
  -Кто? - переспросила я.
  -Ты книжки совсем не читаешь, - буркнул не доктор, - гомункул - созданное живое существо. Короче, Антонаса специально синтезировали.
  -Я должен был быть связующим звеном между Тором и Брижит, - печально сказал Антонас, - Тору как-то удалось встроить меня в вашу реальность... Я так не хочу возвращаться. Мне понравилось у вас.
  -Понимаю, - покивала я, хотя я мало, что понимала.
  -Он пришел, - сказала Пенелопа, на лице ее была растерянность, - Что мне делать?
  -Стой, где стоишь, - тихо сказал Тор, возникший за мой спиной, - Опять теплая компания вместе. Опять, Пенелопа, в каком обличье ты бы не была, стремишься к этому доктору.
  -Я не он, - буркнул не-ван Чех.
  -Знаю, - не глядя на него, бросил Тор, - Вот неразлучники, даже как-то мило, только непонятно, почему даже ты, воспоминание, стремишься к нему?
  -Вот не надо, - фыркнуло воспоминание, - Я пришла помочь Брижит, а уж к этому двойнику никакого отношения не имею.
  Виктор на моих руках вздрогнул. Я увидела, что крестовина с его груди исчезла. В глазах его стоял немой вопрос: "Где мы и что происходит?" Виктор хотел что-то сказать, но я накрыла его лицо руками. Он не пытался шевелиться, правильно поняв мой жест. Виктор дал понять, что вернулся, аккуратно поцеловав мою ладонь. Теперь все было хорошо, можно было выбираться.
  Убивать Тора мне не хотелось, в голове все еще сидела его фраза о том, что мы всегда убиваем невинных людей. Кукбара, Серцет, дер Гертхе не казались мне такими уж невинными, но у них были свои цели... неблаговидные, к слову сказать, цели. В конце концов, нас постоянно пытаются убить. Но увеличивать список жертв все-таки не хотелось.
  -Так что мы будем делать? - Тор по-хозяйски осмотрелся.
  -Отпусти их, дорогой, - попросила Пенелопа.
  -С ума сошла? - усмехнулся, - Я живую Пенелопу редко слушал, а слушать глупое воспоминание...
  Воспоминание вдохнуло, на глазах ее выступили слезы.
  -Значит, ты постоянно на каждом перекрестке кричишь, что делаешь это все ради жены, вытягиваешь из меня все знания, бросаешь, запираешь одну, забываешь... - Пенелопа очень злилась, вся она, будто выцвела от злости, - Я все, что у тебя было, Тор, слышишь...
  -Слышу, - отмахнулся Тор, разглядывая Антонаса, словно примеряя, на какой стенке он будет смотреться лучше.
  -А давайте вы поругаетесь потом? - вздохнул не-доктор, - не охота смотреть чужие семейные сцены.
  -А ты вообще жив только потому, что я обещал доктора другой девице, - Тор мысленно уже расположил тело Антонаса на дверях лифта, судя по взгляду.
  -Она его не убьет... Точнее не сразу и не сейчас. Но сделать его жизнь невыносимой вполне может, - отмахнулся не-доктор.
  -Меня не интересует его судьба. У меня времени навалом.
  Пенелопа отошла в угол, мне было жаль ее, стало доходить, почему она в свое время предпочла доктора Тору.
  -Ну, что, Брижит, нашла крестовину? - задумчиво спросил Тор, обернувшись ко мне.
  -Нет, не нашла, - спокойно ответила я.
  Тор мне не поверил и усмехнулся.
  -Такое ощущение, что вы просто не знаете, что с нами делать, - сказала я. - Может, вы нас отпустите, а когда придумаете... вы знаете, где нас искать.
  Тор поднял брови.
  -Я как раз очень хорошо знаю, что буду с вами делать. Сейчас я запру здесь Антонаса, до тех пор, пока не сочту, что наказание исчерпано, не буду ни кормить, ни давать спать. Виктора я естественно убью, но он будет мучиться на твоих глазах, если повезет, то казнь доктора мы тоже увидим, а потом иди, куда захочешь, - он пожал плечами.
  -У меня есть план лучше, - сказала я.
  -Ну-с, я выслушаю из любопытства.
  -Я остаюсь тут с вами. Хотите, чтобы я мучилась, придумайте любое другое испытание. Виктора вы отпустите. Он ничем не повинен в гибели вашей жены.
  -Смешно. Моя жена была гением. Она проникла в пограничье, изучила его, она поселилась там и творила великие дела, которым вы помешали. Никто не знает, до чего еще она могла додуматься, если бы вы ее не убили, - завелся Тор.
  -Ты опять говоришь так, как будто у тебя была еще одна жена, - вспыхнуло воспоминание Пенелопы, - Ты разрываешься, между тем, что хотел запереть ее дома, чтобы она принадлежала тебе. Но запертая в клетке птица тебе уже не нужна, значит, нужно ее отпустить. Сама мысль о том, чтобы ее отпустить, тебе ненавистна. Я сделаю то, что должна была сделать Пенелопа, как только поняла, с кем имеет дело. Я ухожу, Тор. Это все, что может сделать оскорбленное воспоминание!
  Тор вдруг изменился в лице.
  -Не уходи...
  -Я тебе все равно не нужна. Когда бы ты еще пришел ко мне? Никогда. Если бы не Брижит, я все равно исчезла бы спустя месяц-два, - Пенелопа стала бледнеть.
  -Нет, пожалуйста... нет... - Тор пытался руками схватить воспоминание, но руки проходили сквозь него. Я заворожено смотрела не это. Виктор не вытерпел, он вскочил так прытко, что я не успела его удержать.
  -Какой же вы глупый, Боже мой! Я сумасшедший, но даже я это понимаю, - взорвался он, - Неужели вам в голову никогда не приходило, что чтобы остаться рядом с тем, кого любишь, надо хотя бы иногда этого человека рядом замечать? Воспоминание не стало бы просто так жаловаться на вас!
  Брижит не виновата в том, что произошло. Я хорошо знал и Кукбару и Пенелопу, в каждой из них было свое особое очарование. Имея рядом такой клад, как вы допустили, что она ушла от вас? Почему доктор смог сделать ее счастливой, а вы нет?
  К чему все эти ухищрения? К тому, чтобы доказать самому себе, что вы не виноваты? Вы ведь и так знаете, что виноваты и отдаете себе в этом отчет. Мы должны защищать их, защищать, а не забывать. Я понимаю, кто бы говорил. У меня плохо получается защищать Брижит, но я уверен, что она никогда не посмотрит в сторону другого мужчины.
  Тор усмехнулся и зааплодировал:
  -Браво! Браво! Только вспомните, о, мой наивный друг, как жестоко вы ее ревновали.
  -Но я пытался защищать ее. Когда я думал, что ей будет лучше без меня, то ушел. Я стараюсь хоть что-то делать.
  Не отпусти вы тогда Пенелопу, может быть, еще тогда, когда она и с ван Чехом знакома не была. Она не попала бы в больницу. Пенелопа часто говорила мне о том, что стала искать пограничье, потому что здесь она никому не нужна. Когда появился ван Чех, было слишком поздно, ее уже нельзя было удержать. Я все это знаю, она была моим другом, и я скорбел сердцем не меньше всех остальных!
  Несмотря на весь подчеркнуто недоверчивый и распущенный вид, на глазах у Тора появились слезы.
  Воспоминание стало ярче и засветилось.
  -Пойдите вон, - злобно сказал Тор, - и не потому, что какой-то бывший псих читает мне проповеди... Я хочу побыть с ней наедине.
  Тор крепко сжал в руках воспоминание Пенелопы. Воспоминание сияло от счастья, гладило Тора по волосам, плакало.
  "Когда-то она и, правда, его любила", - подумала я.
  -Я очень рад, но позвольте, а куда нам идти? - осведомился заскучавший не-доктор.
  -Антонас проводит. Антонас, можешь не возвращаться, - Тор с трудом оторвался от воспоминания и быстро проговорил все это нам.
  Виктор подхватил меня, гурьбой мы побежали следом за Антонасом на третий этаж, в его палату.
  -Все просто, - смущенно объяснял он, - вы просто прыгаете из окна, это место само вас отпустит.
  -А ты? - спросила я.
  -А я... пока не знаю. Мне жалко Одина. Почему-то он глубоко мне симпатичен. Может, я попытаюсь выходить его. Я еще не решил.
  -Спасибо тебе, я почти ничего не помню, но понимаю, что ты много для нас сделал, - Виктор пожал руку Антонасу.
  -Не знаю, как вы, а я доктора спасать, - пробурчал не-ван Чех, - Он на заводе в третьем ангаре и советую всем поторопиться.
  Тут же он исчез в проеме, спрыгнув с рамы.
  Мы с Виктором взялись за руки и забрались на подоконник.
  -Я и не представляла, какой ты у меня умница! - улыбнулась я.
  -Иногда накатывает, - Виктор почесал в затылке.
  Мы дружно полетели вниз, рук не расцепляя.
  
  Глава 18.
  Мы открыли глаза почти сразу же. Я лежала на жестком холодном ложе, позже оказалась, что это была полка холодильника. Дежурный патологоанатом-ротозей забыл ее закатить. Я тут же соскочила на холодный кафельный пол. Виктора нигде не было, стояла в прямом смысле слова мертвая тишина.
  Откуда-то из соседнего бокса послышались удары. Я едва смогла справиться с замком и с трудом выкатила полку. Виктор тут же соскочил со своей полки и обнял меня.
  -Ну, и холодно же там, - стуча зубами, сказал он.
  -Не курорт, - констатировала я.
  -Идем, найдем какую-нибудь одежду. Надеюсь, нашу еще не успели сжечь.
  На нас с Виктором по возвращении не было ничего, кроме привязанного номерка на большом пальце ноги. Виктор взял меня за руку, и мы побежали вперед из ярко освещенного зала со столами, на которых лежали уже не живые люди. В коридоре было лишь дежурное освещение, пришлось замедлить шаг, потому что темнота резала глаза. В темном коридоре различимо было белое пятно. Виктор потянул меня туда.
  Босые шаги отдавались гулко по коридору. Когда мы были в нескольких метрах от яркого света дежурной, все шорохи там смолкли. Мы замедлили свой шаг. Это оказалось очень вовремя. На нас из-за угла выскочила дюжая фигура.
  -Кто идет! - крикнул он, но, увидев нас, человек опустил руки.
  -У вас тут путаница вышла небольшая, - сказал Виктор, не останавливаясь, - Нам бы одежду, а то холодно.
  Человек открыл рот, но не закричал, а тихо застонав, упал перед нами.
  Виктор поцокал языком.
  -Работа нервная, я все понимаю, но зачем так дергаться, - он оттащил нашего случайного знакомого в каморку для дежурных и положил на плохонький диванчик.
  С этого диванчика мы сняли покрывало, чтобы я могла укутаться. Обстановочка была не лучшая. Вокруг грязно, диванчик был изъеден грызунами и насекомыми, истерт людскими телами. На столе рядом с диваном кипятился чайник, громоздились стаканы и чашки. Наш друг собирался пить чай. Я задумчиво стянула со стола печенье.
  Единственным заслуживавшим маломальского внимания предметом была книга "Смерть мозга". Я заглянула в нее. Это оказался научный труд, суть которого я постигать не собиралась. Но само по себе место, на котором остановился товарищ, было примечательным.
  В цветах и красках рассказывалось о том, что мозг какое-то время живет, когда человек умер и это состояние необходимо отличать от летаргии, когда все процессы сильно замедленны, но человек еще жив.
  Теперь можно было понять его реакцию. Человек ночью в морге читающий такую литературу слышит шаги в коридоре, потом видит двух недавно привезенных, с позволения сказать, пациентов. Грохнешься тут в обморок, естественно.
  Виктор занялся своим коллегой, легонько похлопывая его по щекам. Патологоанатом быстро пришел в себя, но, увидев меня с книжкой "Смерть мозга" в руке, почему-то заплакал.
  -Мы живые, и слишком долго объяснять, как так вышло, - твердо сказал Виктор, - нам нужна одежда.
  -Т-т-там, - заикаясь, прорыдал дежурный врач. Виктор начал рыться в ворохе вещей в углу.
  -Успокойтесь, я понимаю, вы переволновались, - я подошла к нему, но он шарахнулся от меня, как от чумной.
  Мы нашли почти все наши вещи, некоторые пришлось позаимствовать.
  -А в-в-вы куд-да? - отчаянно заикался патологоанатом.
  -Погулять, - брякнул Виктор.
  -Нам срочно нужно уйти, - с укоризной посмотрев на него, сказала я.
  -Я в-в-вас не в-в-выпущу, - патологоанатом стал каким-то решительным вдруг.
  -Не имеете права нас задерживать, - спокойно сказал Виктор, вид у него был такой, как будто он решил драться при необходимости, - Мы торопимся.
  -Куд-да? Ночь же н-н-на д-д-дв-в-воре? - патологоанатом не сдавался.
  -Мы к утру вернемся, - ласково сказала я, погладив его по плечу.
  Врачу снова стало дурно. Виктор махнул на него рукой.
  -Зачем ты сказала, что мы вернемся? Я не собираюсь сюда приходить... Скажи, как ты объяснишь, почему зарегистрировали твою смерть, а ты оказалась жива? - начала менторским тоном Виктор, когда мы поднимались по лестнице.
  Мы вышли из-под таблички "Морг" прямо к посту медсестры. Та чуть не взвыла, когда нас увидела.
  -Простите, нам необходимо знать, где мы находимся, - вежливо спросила я.
  -В отделении реанимации 58 стационара, - ответила медсестра.
  -Спасибо большое, - улыбнулся ей Виктор.
  Мы прошли мимо поста, открыли двери, закрытые на задвижки и вышли в сад.
  -Теперь дежурному врачу светит просто служебное расследование, а так как он ни в чем не виноват, то отделается замечанием в личное дело. А если мы придем утром, то его просто уволят, - продолжал Виктор.
  -Почему?
  -Ну, не его, а того, кто констатировал смерть. Сейчас просто бумажки уничтожат, да записи в журналах подправят, и всего делов. У нас было как-то дело, трупы перепродавали на органы. Так и не поймали того... Уж если в такой ситуации человеку ничего не сделали, то тут... - Виктор махнул рукой.
  -А со мной все в порядке? - спросила я.
  -В смысле?
  -Он так от меня шарахался...
  -А это я потом с ним поговорю, - злобно сверкнул глазами Виктор.
  -О чем?
  -А просто так, - фыркнул он, давая понять, что по этой теме он уже все сказал, - Я потому из профессии и ушел, слишком много извращенцев и мудаков... Хороших ребят, правда, тоже навалом, но спиваются быстро, - процедил он сквозь зубы.
  Мы вышли из больничного сада, и пошли вниз по улице к мосту. Улицы были пустынны, фонари горели через один. За мостом был ярко освещенный еловый сквер с цветником перед проходной. У нее встал вопрос, как пройти. Охранник на посту спал, при этом храпел, как двигатель от грузовика.
  -Пойдем напролом, - предложил Виктор, он тихо прошел в здание проходной и пролез под турникетом. Я повторила его подвиг, мы быстро выбежали из здания проходной.
  -А вот где теперь доктора искать? - спросила я, вглядываясь в неясные очертания громадных зданий.
  -Наверное, нам прямо, - сказал Виктор, и решительно шагнул в темноту.
  -А если налево или направо? - спросила я.
  -Для песен не время, а налево парами не ходят, только по-одиночке, - усмехнулся Виктор.
  -Остряк самоучка, - проворчала я.
  -Вам с доктором можно, так чем я хуже? - пожал плечами Виктор, прибавляя шаг.
  Чтобы не отстать от него я побежала за ним. Мы прошли пару странных корпусов, когда из темноты на нас кто-то выпрыгнул. Виктор отреагировал мгновенно, схватив и приподняв над землей обидчика.
  -Это я, пустите, неторопливые мои, - проскрипел не-доктор-леший.
  -Вы нашли доктора?
  -Да. Но я не очень-то уверен, что его так уж нужно спасать? - сказал не-ван Чех.
  -Неужели доктора там кормят сбитыми сливками? - иронизировала я.
  -Именно это с ним и делают, - авторитетно подтвердил двойник доктора.
  -То есть убивать его не собираются? - переспросил Виктор.
  -Видимо, ради разнообразия. Беспокойство вызывает только его честь. Вот на нее активно покушаются. Идемте, сами все увидите.
  У меня были мысли набекрень: что происходит с доктором?
  Мы с Виктором еле поспевали за двойником ван Чеха. Шли долго, потом пришлось пролезать в какую-то калитку. Наконец, двойник указал нам на маленькую лесенку под окошечком на стене ангара.
  Виктор полез первым. Он смотрел в окошечко очень долго, я успела известись за все это время. Двойник доктора запрещал мне говорить.
  Виктор слез в глубокой задумчивости.
  -Что там? - шепотом спросила я.
  -Я даже не за его честь боюсь, сколько за нравственность, - выдал Виктор и отошел.
  Пришлось лезть наверх самостоятельно. Моему вздору предстал большой ангар, освещенный не очень ярко. У стены противоположной входу стоял огромный софит, он обеспечивал основное освещение. В центре ангара была кукольная композиция, у одной куклы не было головы, две были в париках, женском и мальчишеском. Ангар создавал ощущение пустоты.
  Вдруг подо мной что-то шевельнулось. Я посмотрела на то, что было под окошечком, мне было видно не все, но достаточно, чтобы понять, что доктора надо спасать, причем в срочном порядке. Ван Чех лежал на большом количестве подушек, от его ног тянулись толстые цепи.
  Доктор имел на лице выражение крайней скуки и покорности. Рядом с ним сидела Лянка, она гладила доктора по голове и что-то ему говорила. Наряд ее был крайне причудлив и вульгарен. Доктор словно почувствовал мой взгляд и посмотрел в окошечко, я виновато улыбнулась ему, он отвел глаза. Рот доктора был залеплен скотчем.
  Я слезла сверху.
  -И что нам делать? - спросила я.
  -Да, все просто, - отмахнулся Виктор, - пойдем, заберем доктора, да и все.
  -Эти дер Гертхе очень на выдумку хитры, - возразила я, - нельзя напролом действовать.
  -А у нас выбора нет, - вдруг предал меня двойник ван Чеха, - при всей моей осторожности, я согласен с безумным планом Виктора. У нас есть только одна возможность: войти и забрать его.
  -А если у нее еще что-то припасено? - не унималась я.
  -Будет видно. Но его надо оттуда сейчас вытаскивать, - волновался Виктор.
  -А почему?
  -Потому что, боже мой! - едва не воскликнул не-ван Чех.
  Мы подошли к двери ангара.
  -Насколько я видел, они не заперты, - сказал Виктор. Они синхронно налегли на дверь ангара и ввалились вовнутрь. Я вошла следом.
  Лянка вскочила, в руках у нее что-то было, об этом я скорее догадалась, чем увидела. Софит ужасно слепил.
  -Стоять! - крикнула она.
  -Лянка, отпусти его, - начала я.
  -Брижит, мы с тобой подружились, мне будет обидно убивать тебя, но я это сделаю. По всему ангару лежит взрывчатка. Одно нажатие кнопки и все взлетит на воздух, - заявила Лянка.
  -Не делай этого. Зачем тебе смерть твоих друзей? Ты ведь любишь доктора? Зачем тебе убивать его?
  -Ты ничего не поймешь, и не лезь не в свое дело.
  Виктор сделал шаг вперед. Лянка угрожающе вознесла руку, я увидела черный силуэт пультика, палец ее лежал точно на кнопке.
  -Лянка, прошу тебя, послушай... - начала я, но уловила, как доктор отрицательно покачал головой.
  -Да что делать-то! - на меня накатывала истерика.
  За спиной Лянки возник двойник доктора. Они перемигнулись с доктором. Ван Чех резко дернул ногой. Цепи зазвенели и Лянка упала. Двойник доктора успел схватить ее за запястье так, что она выронила пульт. Тот с пластмассовым стуком выскочил.
  Лянка ругалась, двойник доктора крепко держал ее за руки. Виктор уже подоспел ему на помощь. Вдвоем они еле-еле справлялись с маленькой Лянкой.
  Я подбежала к доктору и только тогда увидела, что он был прикован весь. Ноги были сцеплены между собой и прикованы к полу, цепь от одной руки терялась под подушками, цепь от другой шла к поясу Лянки. Я сняла скотч со рта доктора. На глазах у него выступили слезы.
  -Больно, чертовски больно! - выругался доктор.
  -Простите.
  -Ты вообще молчи, предательница! Но я так рад тебя видеть!
  -Простите меня, пожалуйста, - мы с доктором обнялись.
  -Ключи где-то в подушках, - сказал доктор.
  Я стала искать ключи и совсем скоро нашла их. Мы сняли цепи с доктора и перецепили их на Лянку.
  -Куда ее теперь? - спросил Виктор.
  -Дождемся утра, а там я запишу ее к нам в отделение. Думаю, ее еще можно вылечить, - сказал доктор, - хотя больше хочется помыться и выпить... Хотя нет... Детей обнять... потом все остальное. Брижит, спасибо, я очень рад снова видеть тебя, - доктор снова обнял меня и поцеловал в лоб, - Виктор, спасибо, тебе, друг!
  
  Глава 19.
  -Собственно, а чего сидеть? - доктор энергично встал, - Мы можем идти. Мы же свободны, - последнее слово доктор произнес с особенной интонацией.
  -Я, наверное, тоже свободен. Я рад, что смог чем-то помочь, - проскрипел не-ван Чех.
  -О, ты был бесподобен. Весь этот цирк. Я не сразу сообразил, - улыбнулся доктор и обнял двойника.
  -Это неприятно, Вальдемар, - проворчал двойник.
  -Прости, - шире улыбнулся доктор, - Передавай привет, Пенелопе!
  -Передам, - не-ван Чех кивнул мне и Виктору и растворился у нас на глазах.
  -Может, вы и меня отпустите? - подала голос Лянка.
  -То есть я, по-твоему, так безгранично наивен и добр, что позволю тебе просто уйти? - взъелся доктор, - Ты мне тут что болтала? Вечное счастье, я буду с тобой рядом. Вот я и буду с тобой рядом. Только все на этот раз будет правильно: ты пациент - я доктор.
  Я готова была слушать ван Чеха вечность, не представляла, что могу так по нему соскучиться.
  -А теперь мы тебя завернем и понесем в место будущего обитания, - доктор деловито потер руки.
  Он и Виктор завернули Лянку в пальто доктора, мне дали ворох ее одежды, и все мы благополучно вышли из ангара.
  Проблемы возникли на проходной. Лянка еще до нее начала истошно вопить, тогда доктор ответил ей скотчем. Он сохранил свой кусочек скотча и теперь аккуратно со всевозможными объяснениями и извинениями налепил его на рот Лянке.
  -И не дай Бог, милая моя, тебя угораздит поорать на проходной. Меня оправдают, а тебя отправят на принудительное, - увещевал доктор, - Пенелопа работала на принудительном, такого насмотрелась, что никому не пожелает. Так что лучше под моим присмотром ведь так? Так ведь?
  Лянка неохотно кивнула.
  -Вот и умница, девочка. А теперь пошли.
  Крадучись мы преодолели проходную. Лянка не издала ни звука. Проходя мимо цветника и моста, все молчали, переваривая каждый свое впечатление от вечера.
  Прибыв в клинику, доктор занялся умасливанием дежурной медсестры, которая не хотела вписывать неизвестную дамочку в цепях и неглиже, завернутую в докторово пальто.
  -Я, между прочим, только что из плена, - обижено, заявил доктор, когда ни один довод не помог.
  -Ну и что? Ночью я ее принимать права не имею, - стояла на своем медсестра.
  -Ну, милая, ну, что ты такая принципиальная, аж тошно, ей Богу. Шесть утра, до утренней смены ровно час, ну, что стоит, - изгалялся доктор.
  -А с фон Бохелем кто будет объясняться? - фыркнула она, смягчаясь.
  -Я, - радостно возвестил доктор, - Я ему все доступно объясню.
  -Иногда, мне кажется, доктор ван Чех, что это у нас не вы больных лечите, а больные вас заражают, - ворчала медсестра, заводя карту.
  -Чем заражают? - прикинулся шлангом доктор.
  -Своими всякими... тараканами, - буркнула медсестра.
  -Хорошо не половыми, - хихикнул доктор и тут же посерьезнел, - если ты о том, что я слегка вне нормы. Так и ты, деточка, тоже не идеал психического здоровья.
  Медсестра посмотрела на доктора исподлобья.
  -Что ты мне глазки строишь? У меня жена и почти трое детей. Пиши, дорогая, пиши.
  Сестричка поджала губы и стала заполнять карту быстро, чтобы только от доктора избавиться.
  -Учись, Брижит, - назидательно говорил доктор уже в лифте, - Как можно легко сломить сопротивление принципиального противника. Что же я так устал? - доктор резко посерел и оперся спиной на стенку лифта.
  -Просто переволновались, - сказала я, сама засыпая на плече у Виктора.
  -А знаешь, что самое страшное? - спросил доктор.
  -Завтра пятница и мы должны еще работать?
  -Нет. Не завтра, а сегодня, и не пятница, а суббота. И работать мы не должны. Но мы все еще здесь торчим. Шесть утра... надо домой позвонить, боюсь, разбужу их... - доктор бормотал себе под нос.
  Мы пришли в ординаторскую. Виктор сел к столу, доктор - на свой стул и сразу же стал звонить домой. Мне же доктор дал знак, в виде бутылки конька, что время доставать бокалы.
  Доктор ждал долго, пока ему не ответил мужской голос.
  -Алло, да, прости, что разбудил! Как там дети, как Хельга?... Старая, ты, сволочь, - доктор расплылся в довольной улыбке, - То есть я не разбудил... Хорошо... Детей-то хоть спать уложили?... Слава Богу. Хорошо... Я с тобой потом разберусь, - доктор закрыл лицо рукой и засмеялся. Он положил трубку и смеялся еще долго. Мы с Виктором налили коньяк и ждали, пока пройдет нервный смех у доктора.
  -Сейчас, подождите. Я понимаю, я - свинья, но еще один звонок.
  -Вы не свинья, вы - доктор, - вырвалось у меня.
  -И твой научный, угу, - доктор делал вид, что смертельно обиделся, - я рад, что ты это осознаешь. Бри, как ты?... Я знаю, свинья... телефон сел, а там где я был он бы мне не пригодился... Я потом тебе расскажу... В больнице с Брижит и Виктором, они тебе привет передают... Мы с ней уже все почти обговорили... Не беспокойся, я жив и здоров... Я приеду сегодня... А суббота, да, тогда заберу на выходные домой... А там, посмотрим.
  Доктор положил трубку.
  -Вот теперь вздрогнем!
  Мы выпили, закусывать было нечем, мало того, что все были голодные, так еще и нервное напряжение сказалось. Нас тут же разморило. Но времени на сон не было, доктор рассказал нам о том, что было с ним, внимательно выслушал наш рассказ, качал головой, цокал языком.
  -Ведь вот, что странно! - задумчиво сказал он, - Тор ведь ее любит, до потери пульса. Почему тогда он так поступил даже с ее воспоминанием. Она правильно сказала, желание запереть борется со страхом отпустить. Но и ведь на этой грани многие всю жизнь балансируют и не запирают и не отпускают и живут себе душа в душу. Странная все же эта штука - человеческая душа, я сколько уже в профессии, а все не перестаю удивляться, - подытожил доктор, - А вот, что ты будешь делать с работой, я не знаю. Фон Бохель тебя возьмет, он, кстати, очень сокрушался, когда я принес твое заявление. Не знаю, чем ты ему так угодила, но он, кажется, очень тобой дорожит. Но тут есть одно "но", - доктор по своему дурацкому обыкновению замолчал, выдерживая театральную паузу.
  -Но? Вы не хотите больше видеть меня в своем отделении? - без всякой надежды сказала я.
  Ван Чех взял мою руку и нащупал пульс.
  -Ты просто пьяная, а я думал с ума сошла, - с нарочитым облегчением сказал он, - нет, дело в том, что вчера тебя уволили, так, что приходи на работу через неделю, хорошо? Пока отдохни. Я думаю, вам и с Виктором есть, что обсудить. В конце концов, дипломом займешься.
  А давай так. Ты пишешь диплом, а я его курирую, а потом ты защищаешься и уже с дипломом приходишь обратно? Не надо будет рваться во все тяжкие, - доктор весело на меня посмотрел.
  -Но мы так будем редко видеться, - стала ныть я.
  -Слышишь, Виктор, ради чего она на работу ходит? Кошмар! Брижит, где твоя высокая мораль? - доктор был польщен донельзя, - Ты не обольщайся, я с тебя с живой не слезу, девочка моя. Ты у меня дневать и ночевать над дипломом будешь. Это я в больнице мягкий, а за ее пределами...
  -Жилистый и жесткий, я поняла, - кивнула я.
  Мы выпили еще.
  
  Эпилог.
  Это приключение из всех приключений, произошедших с нами было самым странным, нас с доктором не пытались убить, хотели, но не пытались. Все, что делалось, то из большой и очень эгоистической любви к ближнему.
  Что моя ночь, что ночь доктора больше напоминает мне сейчас параноидальный сон какого-нибудь нашего больного. И, тем не менее, все это чистая, правда. Правда, не понятная мне самой до конца. Да, и доктор периодически тянется удостовериться, было это все или нет.
  Часто я спрашиваю себя, чтобы было, если бы доктор взял с собой на практику не меня, а кого-нибудь другого. Один раз я даже спросила его об этом.
  -Было бы не так весело, - ответил мне доктор печально и ничего больше не сказал.
  А мне кажется, что было бы все тоже самое, только в немного другом варианте. Та история с Кукбарой тянется уже несколько лет, хотя иногда мнится, что она случилась только вчера. И не понятно, почему гениальное открытие, буквально бомба для всех наук так и не взорвалась во всем мире, но начисто исковеркала жизни нескольких человек.
  Что касается нобелевской премии Тора. Он отказался от нее и ото всех дальнейших исследований в этой области. Насколько нам с доктором известно (а ван Чех старается бывших врагов из поля зрения не терять) Тор редко выходит из дома, а чем занимается внутри его непонятно.
  Мне часто снятся Антонас и Один, который отрастил себе новую руку и простил за увечья. Я спрашивала у них, но они ничего мне не отвечают. Антонас как-то намекнул, что Тор почти не вылезает из пограничья. Оно и к лучшему.
  Близилось день рождения доктора, которое он отмечать не любил и от подарков категорически отказывался. По причине нашей с ним недолгой размолвки, я думала все же подарить ему подарок. Мы с Виктором долго не знали, что именно это должно быть. Ван Чеху ничего не стоит отшутиться от любой вещи. Часто складывается впечатление, что ему проще шутить, чем говорить нормально.
  -Понимаешь, - говорил Виктор, - Это должна быть вещь, которая совершенно ему необходима, которую он сначала примет, а уже потом поймет, что натворил.
  -А ты коварный.
  -С вами приходится, - буркнул он, - Чего очень сильно не хватает ван Чеху?
  -Судя по последним правкам к диплому - моей бессмертной души, - ответила я.
  -Ну, ее в оберточную бумагу не завернешь, - Виктор постучал пальцами по столу.
  Я обдумывала эту мысль и так и сяк, и наконец, пришла к выводу, что знаю, в чем больше всего нуждается доктор ван Чех.
  В его день рождения мы с Виктором и одним очень большим свертком вошли в ординаторскую. Доктора пришлось ждать еще очень долго, по обыкновению, ван Чех прятался где-нибудь от всех, кто норовил его поздравить.
  Когда он все-таки явился, то встретил нас нарочито недовольным лицом.
  У нас с Виктором было достаточно времени, чтобы усовершенствовать наш план. Доктор прошел за стол и аккуратно сел, но на месте стула уже стояло кресло, которое было ниже, и он провалился в него. На лице доктора было выражение полной растерянности, смешанной с радостью и удивлением. Это выражение я видела на лице доктора всего два раза.
  Ван Чех бросился к нам с Виктором, обнимал нас и всячески выказывал свою полную эйфорию по поводу подарка.
  Второй раз, я видела такое же выражение на лице доктора уже позже, когда он держал на руках новорожденную дочь, которую назвали Анжи Британия ван Чех.
  -Ну, вот теперь я полностью доволен собой и жизнью, - сказал доктор.
  -Довольный доктор, достаточно умильное зрелище, - отметила я.
  -Вот делай все, чтобы видеть это снова и снова. Ибо я нашел свое призвание в жизни, - доктор был горд собой, как никогда.
  -И что же это за призвание? - ласково улыбалась Британия. -Доктор должен быть доволен!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"