Аннотация: Цикл "Калейдоскоп". Черновик, недописанное
Половица скрипнула под осторожной ногой. В доме явно никого не было. Хотя, если присмотреться, то дом явно стал намного больше, чем был в прошлый раз. Но он был уверен, абсолютно уверен, что это тот же самый дом из того же самого сна, который точно по расписанию приходил к нему каждое полнолуние. Высоко, почти под самой крышей виднелось вентиляционное окошко. Не дотянуться, не выглянуть. Слабый-слабый свет наводил на мысли о лунной ночи. Да, наверняка там, за этими стенами ночь, впрочем, какая разница, если все равно это сон, лишь сон. Дуратский, совершенно бессмысленный. Он осторожно распрямился. Тихонечко хмыкнул. В этот раз потолок не упирался в голову, до него вообще нельзя было дотянуться.
Он старательно обошел свою темницу по периметру. Простучал стены. Ничего. Сплошной литой бетон с мягкими обоями. Ни намека на дверь окно или хотя бы крысиный лаз. Человек на секунду задумался. Он был абсолютно уверен, что обоев, этих мягких обоев с узором тут не было. Точно, была стена, холодная и шероховатая. Он до изнеможения бился в нее ногами и руками, стараясь найти выход из каменного саркофага. Но все бесполезно. А потом проснулся. Значит и в этот раз тоже проснется. Ведь так? Человек устало привалился к стене. "Интересно, а если я усну во сне, то попаду ли снова в эту комнату, или проснусь у себя в постели?" - подумал он отстраненно. Он еще раз ощупал стены. Виниловые обои, высокий потолок, до которого не удавалось допрыгнуть. Комната примерно два на два метра, без освещения. Скрип половиц. Деревянный пол и каменная труба, оклеенная обоями. "Сейчас я проснусь. Это сон, всего лишь дуратский сон" - он скорее уговаривал себя, уверенность в голосе если и была, то давно и безнадежно растворилась.
Подумав, он вытянул ноги, потом и вовсе улегся на пол, погряз в размышлениях. Бесполезные, безсюжетные, абсурдные сны, однако запоминающиеся и являющиеся с завидной регулярностью. Поразительно живые, настоящие. Каждой клеточкой кожи он ощущал поверхность пола, холод стен. Вскрикнул - звук словно уперся в стену. Стукнул кулаком в пол - рука отозвалась болью. Не выдуманной, настоящей болью. Будь это сон -он давно бы проснулся. От ужаса, от отчаянья от боли. Рука саднила, мысли вертелись по кругу, не желая отпускать. Оставалось только ждать.
***
У журналиста Олега была Мечта. Может быть, только этим он и отличался от своих коллег. Олег мечтал написать книгу, такую, чтобы сразу стала бестселлером, чтобы все вдруг ахнули и кинулись покупать, и чтобы сразу признали его гениальность. Вот только в мечтах все было намного проще - виделись многомиллионные тиражи, яркие обложки и благодарные письма читателей. В реальности же оставался неизменный файл ворда, в котором он время от времени выводил первые строчки. Вот только все получалось не то, не так, а то и совсем никак. Крупицы смысла и её величество идея растворялись в потоках неуместных слов, да так ловко, что догадаться в чем она, идея, собственно состояла представлялось огромным трудом. Но он все равно верил в свою мечту, и каждый день с упрямством, достойным самого вредного осла садился за компьютер. Белый лист - строчки - вздох - делит. Мучавшие его сны не давали ни проблеска наждеды: в них не было ни идеи, ни сюжета. Как правило, он вообще старался о них не думать. Право слово, подумаешь сны, подумаешь повторяются. Работа = дом - статьи - репортажи. Газетка, хоть и не сильно преуспевающая давала стабильный доход, работы не пыльная, хотя времени отнимала много. Периодически в редакции бывали перемены, как правило, вызванные кадровыми перестановками, но все волнения быстро утихали, и жизнь снова входила в свою колею. Секретарша Олечка, пришла на смену Марие Семеновне, уволился редакор, газета стала выходить раз в неделю... перемены, перемены, но в целом все оставалось неизменным: кофе по утрам, быстро выкуренная сигарета и вордовский файл, который отчаянно не хотел стать эксклюзивным цифровым вариантом гениального текста.
Тесная каморка ("у этой-то хотя бы выход есть" - Олег недобро ухмыльнулся), старый компьютер и запах типографской краски. Все привычное, реальное, знакомое до самой крошечной детали.
Изо дня в день, из недели в неделю.. из года в год, если уж на то пошло.
Третий раз комната приснилась в конце февраля. На этот раз в ней появилось огромное, почти во всю стену окно. Впрочем, толку от него было не очень много, поскольку там, за стеклом все так же царила ночь. Помимо этого, он с удивлением отметил появление мебели: облезлое кресло с плюшевой обивкой и рассохшийся письменный стол, словно стоявшие здесь всегда. Он подошел к окошку, прижался лбом к холодному стеклу, стараясь разглядеть хоть что-то. Ведь должно быть видно хоть клочок травы под окном. Но нет, темнота и тишина. Впрочем, последняя не пугала, она была естественной, полноправная хозяйка собственных владений. Он на ощупь изучил стол: в одном из ящиков нашелся огарок свечи и полупустой коробок спичек. Первая спичка надломилась, так и не дав вожделенного огня. Вторая упала на пол, выскользнув из нетвердой руки. Третья едва удержала огонек ("Сырые они что ли?"), но все же её хватило чтобы зажечь свечу. Дрожащий огонек озарил комнату. Человек отметил, что комната явно стала больше. Тратить время на простукивание стен в этот раз он не стал, аккуратно и методично прошелся со свечкой по периметру стен, внимательно оглядел углы, попробовал оторвать кусок обоев. Бесполезно.
Виниловая бумага словно вросла в стены - наверное, не оторвать даже, размочив их водой. Да и нет воды. Он подошел к окошку, надеясь отыскать ручку. Нет, ручек, защелок, задвижек или замков не было видно. Вероятно, окно не предназначалось для открывания. Он точно знал, что эта та же самая комната. Пусть другая, с мебелью и окошком, но именно она снилась ему в прошлые разы, и он был уверен, что это чувство его не обманывает. Свечка, поднесенная к стеклу, не смогла развеять темноты, в окно все так же заглядывала непроницаемая тьма. Как и следовало ожидать, окно не поддавалось. "Если бы тут была бумага" - в отчаянии он еще раз тщательно обшарил стол. С нулевым результатом. Жуткий сон давил своей реалистичностью. Слишком все настоящее. В панике, желая хоть как-то разрушить это наваждение, он кинулся к окошку. Открыть, выбраться из мерзкой комнаты, оставив позади и стены, и виниловые обои, и старый стол. Сейчас это казалось архиважным. Окно не открывалось, зря только он срывал ногти, тщетно надеясь совладать с неподатливой рамой. Пальцы саднили, ладони горели. Доведенный до безумия он попытался выдавить стекло.
Огарок свечи погас, утопив фитиль в лужице воска. Снова пришла темнота, точно укутав в мягкий плед. Не отталкивающая тьма, не ясная летняя ночь, не кладбищенская жуть.. просто ночь. И просто тишина естественная и настоящая до того, что хотелось закричать, затопать ногами, до хрипоты, до безумия, докричаться до реальности. Той самой, в которой осталась секретарша Олечка, вордовский файл и каждодневная чашечка кофе. Он ударил по стеклу, раз, другой, третий. Руки болели, отзываясь все большей болью на каждый удар. Стекло не шелохнулось.
Устав он сел в кресло, стараясь отдышаться, выровнять пульс, унять бешено колотившееся сердце. Сколько прошло времени? Три часа? Пять? В нормальном мире уже давно бы наступил рассвет. Ну или как минимум посветлело бы небо. В этой жуткой нереальности сна ничего не менялось: темнота оставалась темной, тишина беззвучной. Одинаково ощутимые и в комнате и за окном. Усталость навалилась мгновенно. Ему вдруг как-то разом стало все равно где он и что с ним, и эта жуткая реальность происходящего тоже перестала волновать. Все равно это все закончится, ведь так? А значит, надо успокоиться и придти в себя. "Всего лишь успокоиться и дождаться, когда проснусь там. И спокойно жить еще целый месяц, а то и два, до следующего сна..".
Проснутся в мире, где утром наступает рассвет, в комнатах есть двери и за окном шумит город. Надо только дождаться, и ощутить всепоглощающую, животную радость от этого простого пробуждения. Надо только дождаться.
В привычной реальности варился кофе, звонил телефон и периодически вызывал начальник. Вордовский файл смотрел с прежним ехидством, не желая становиться подельником. От отчаянья Олег пробовал записать свои сны. На бумаге все выходило как-то глупо, бессмысленно и пусто. Даже на порядочный кошмар не тянуло. Олега передернуло - слишком уж живо было ощущение недавнего сна, не желало отпускать, не желало выливаться на бумагу. Сидело и тихонечко скреблось на задворках подсознания, отказываясь пересекать границы разума. Лениво подумалось, что может было бы неплохо обратиться к психологу. Но что он ему скажет? Ну сны и сны, здоровый взрослый мужик, а боится снов. Даже не кошмаров, а самых обычных снов. Ведь ему-то, психологу не расскажешь о той жуткой реалистичности каждого мига, все равно не поверит, если на своей шкуре не испытает. Не испытает. Олег это прекрасно понимал. И конечно же не пошел ни к какому психологу. Дописал статью про Францию, лениво накатал два письма "дорогой редакции от восторженного/возмущенного читателя", отправился домой. Задвинул шторы, включил компьютер. Вордовский файл глядел с экрана, девственно чистый, сияя невинной белизной. Он написал заголовок "Трудные сны". Стер, подумал несколько секунд, написал снова. Дальше дело застопорилось: как он не старался воссоздать атмосферу тишины, темноты и иррациональной жути, выходила какая-то белиберда. Промучившись с час, он перечитал написанное. По- хорошему это, даже на средненькую статью в бульварную газетенку не тянуло. Ради разнообразия сохранил файл, выключил компьютер, провалился в сон без сновидений.