Аннотация: Пишу в онлайн режиме, без перечитки и исправлений.
**********
Я не энергетический вампир, скорее наоборот донор. А если быть точнее - временный носитель и перерабатывающий завод одновременно. Энергия сама впитывается в меня. Это схоже с холодильником для хранения продуктов или контейнером для переноски. Так и я, храню в себе крупицы ауры окружающего мира.
В тоже время я завишу от людей, живой природы. Чужая энергетика для меня пища, воздух и жизнь.
В первые годы жизни у меня регулярно случались неконтролируемые и независящие от меня выбросы энергии, отчего я приводила всё семейство в неописуемый ужас. Они боялись, кричали, требовали объяснений (у двухлетнего ребёнка). От их криков и ссор во мне скапливалась отрицательная энергия, которую тогда я ещё не умела перерабатывать и выпускать в чистом виде, отчего я или падала без сил или загоралась, в прямом смысле слова.
Я практически не разговаривала и не делала лишних движений. Всё свободное время, блуждала по трёхэтажному дому в поисках подпитки и её отдачи. Всё дело в том, если я видела болеющего человека или с проблемной аурой, я тут же направляла живительные потоки на лечение. А вот останавливаться сама не умела. Из-за этого я практически не вставала из постели.
На мой третий день рождения, ко мне в комнату забежала сестрёнка. Она плакала, а из её разбитой коленки текла кровь. Я прижала её к себе и отдала всё, что у меня было. Родители увидели бледную меня и запёкшуюся кровь у Милены, принялись кричать. Я не понимала, почему они злые, ведь я помогла Миле. Прижав покрепче к себе сестру, выпустила энергию, только что впитавшую из криков родителей. Все замерли, боясь пошевелиться и сделать лишнее движение. Я горела голубо-оранжевым пламенем не причиняя ни себе, ни Миле вреда.
Мама кричала, прося спасти её дитя. Папа молча смотрел мне в глаза, опустив руки и качал головой. По его щекам текли слёзы. В его взгляде считалось жалость и сожаление.
Мама подбежала к папе. Толкнула его и потребовала, чтобы он немедленно, вытащил из адово пламени Милу.
Папа сел на краешек кровати и протянул руки к Миле. Он сохранял дистанцию, не делал резких движений, просто сидел и ждал.
Мама позади него продолжала кричать, требовать и торопить. А я всё впитывала её ярость и заполняла папину пустоту. Наконец он улыбнулся и протянул руки в огонь, не причиняющий ему вреда. Взял Милу и передал маме, выставляя её за дверь.
Я видела, как мама торопливо передала плачущую сестрёнку няньке. Как повернулась, чтобы вернуться в комнату. Как папа закрыл перед ней дверь.
- Пусти, слышишь меня. Пусти, - била она по двери.
Мне было страшно. Я прижала согнутые в коленях ноги и, боясь дышать, следила за передвижениями папы.
- Тебе нечего бояться, - сев рядом сказал он. - Я не дам тебя в обиду.
Мама кричала, что всё будет хорошо, что сегодняшним гостям из Далии, они покажут Милену, и если они не заметят подмены, то согласны на отмену помолвки с Майерами. Ещё она говорила, что будет лучше, если мы избавимся со всем от меня и, никто ничего не узнает.
Папа просил не слушать криков. Гладил меня по голове и негромко пел успокаивающую песню, под которую я заснула.
Сквозь сон, я почувствовала, как шершавые руки раздели меня, завернули в чужое грубое пахнувшее смолой и лугом одеяло. Эти же руки накапали мне в рот сладко-кислого сока несколько капель. Затем долго несли, гладили и говорили ласковые слова.
Когда я проснулась, я увидела неотёсанные стены, белую огромную печь, пару валенок, стол, две лавки, сундук и старенькую бабушку в овечьей жилетке и красном цветастом платке на голове.
Она посмотрела на меня своими высветившимися жёлто-карими глазами и поставила на стол глиняную тарелку перетёртого овощного супа и кружку вкусно пахнувшего с кислинкой киселя.
Первый день я не вставала с постели. Лежала, завёрнутая в одеяло и смотрела за старушкой. На второй день, она вливала в меня разные настои трав, соков. На третий день молча поставила на стол тарелки с салатом и супом и вышла из дома.
Следующий месяц, я была похожа на маленького дикого зверька, загнанного в угол. Я вставала с постели, после ухода хозяйки дома и сразу же возвращалась обратно, выглядывая одним глазком из одеяла.
Через месяц бабушка перестала уходить, а просто отворачивалась к окну или занималась своими делами: вязала, вышивала или развешивала травы над потолком.
Однажды, когда я ела запечённое яблоко с мёдом, бабушка плела из соломы куклу. Сердце моё замерло и я не выдержав, спросила:
- Что это?
Бабушка ответила, не устраивая праздника от моих первых слов:
- Куклу тебе делаю, чтоб одной оставаться не скучно было.
- А я не хочу оставаться одна, - сказала я.
- Ты и не останешься. С тобой всё время будет Мурёна. Она и присмотрит за тобой и поиграет.
Я промолчала. Во-первых, и так много сказала и потратила жизненную энергию, во-вторых у меня имелось своё мнение. Я улеглась пораньше спать, а на утро проснулась со вторыми петухами. Как раз вовремя. Бабушка Риса уже одетая стояла возле печки и помешала мою похлёбку.
Затем проверила меня и вышла из дома. Я вскочила, надела сарафанчик, лежащий на сундуке, галоши, схватила куклу и бросилась из дома. Бабушка уже подходила к лесу, когда я побежала следом за ней. Так и пошло у нас, втроём ходить по лесу за травами, ягодами и грибами. Бабушка Риса, я и Мурёна.
С тех пор прошло пятнадцать лет, из которых три года я учусь в школе Медсестёр, и два с половиной года, как не стало бабушки Рисы.
После её смерти, мне осталась в наследство толстая книга в твёрдом переплёте, передающаяся из поколения в поколение и небольшое накопление, которое мне бабушка передала, как я пошла учиться. Приезжали родители, тогда я их впервые видела за тринадцать лет. Они не вспоминали обо мне, не интересовались, жива я и что со мной. Я тоже не навязывалась и жила своей жизнью.
Я сидела на дереве и наблюдала, как мама в красивом платье и на высоких каблуках брезгливо ступала по дорожке от калитки, ведущей к дому. Папа совсем не изменился. Такой же высокий, красивый, каким я его помнила с детства, и каким он мне снился по ночам.
Мама пробыла в доме не более трёх минут, а когда вышла, то дом охватило пламенем.
Я чуть не упала с дерева. Роб, мой друг и сын директора школы, предупреждённый о моей реакции отцом, одной рукой прижимал меня к столбу дерева, второй закрывал рот, чтобы я не кричала. Я плакала от бессилия и несправедливости. Дом бабушки Рисы был и моим домом. Моим счастливым прошлым и настоящим. Облачным будущим, которому не суждено сбыться. Я видела, как папа смотрел в сторону леса, где мы сидели, пока мама усаживалась в солбиль.
С тех пор, ко мне стали постоянно приходить письма от мамы с требованиями, срочно оставить школу и вернуться в семью.
*****
Я прислонилась к стене и скомкала конверт. Теперь всё стало на свои места. В последнем письме от мамы, говорилось, чтобы я немедленно явилась в школу Благородных Девиц, чтобы прислуживать Милена. Стирать многочисленные платья, гладить белые воротнички и делать, всё что пожелает сестричка.
От грустных мыслей меня отвлёк голос секретаря, раздавшийся по громкой связи:
- Аделаида, к ректору.
Я вздохнула, сдерживая слёзы. И не такое было, переживу. Договорюсь с Директором Ноэл Всеволовичем на обучение на платный четвёртый курс, буду отрабатывать на госпитале. На этой оптимистической ноте, я постучала в кабинет.
- Входи, - сказал Ноэл Всеволович.
Я вошла в вечно тёмный кабинет и прошла по протёртой дорожке и села на жёсткий, неудобный стул, напротив стола, заваленный стопками бумаг, папок и документов. На краю стояла клетка с попугаем, который за секунду определял, обманывает человек или говорит правду.
- Как дела? - спросил он. Я кивнула. Не хотелось расстраивать человека, который многое сделал для меня.
Он грустно кивнул и открыл ящик стола.
Я оглянулась на стену, вдоль которой стояли многочисленные аквариумы и террариумы. В них плавали пираньи и миниатюрные акулы, не превышающие в размерах десяти сантиметров. В террариуме сидели розовые черепахи и фиолетовые саблезубые ящерицы. Ноэл, как разрешил звать директор себя в неофициальной обстановке, например, дома или наедине, коллекционировал редкие виды живности. Где он их брал никто не знал, но в личном заповеднике, окружающем дом каждый раз прибавлялись новые зверьки. Мило-пушистые плотоядные кролики. Симпатичные с салатовыми крылышками лисички. Поющие росомахи и другие не менее свирепые животные, с которыми лучше не встречаться тёмной ночью.
Пока Ноэл искал что-то в ящике стола, я переглядывалась с тёмно-бордовой акулой, которая каждый раз внимательно за мной следила, стоило мне войти в кабинет директора.
Директору удалось отыскать нужную папку, и теперь он внимательно на меня смотрел, просчитывая что-то в голове.
- Ты ведь, наверное, уже прочла письмо, - скорее утвердительно, чем вопросительно спросил он. Я кивнула. - Прости. Но я не мог не дать тебе его, по причине выбора. Твоего выбора, - он заметно нервничал, что раньше я за директором никогда не замечала. - Я хочу сказать, что выбор всегда за тобой. Только тебе решать остаться в школе на четвёртый год и продолжать работать, тогда мы заключим договор на пять лет. Или уйти. Рекомендационное письмо я тебе дам. Или съездить на конкурс и вдруг, тебе там понравится.
Ой, куда это он клонит. Какой конкурс? О чём это он сейчас?
- Ада давай на чистоту, - перешёл к делу ректор, заметив моё волнение и непонимание.
- Давайте, - как всегда еле слышно, ответила я.
- Адочка, ты нам с Майей, как дочь. Мы волнуемся и переживаем за тебя.
Я не кивала, не перебивала, молча ждала продолжения, ощущая на себе пристальный взгляд акулы и попугая. Может акула, тоже настроена на улавливание правды или волнения человека.
- Из Далии во все школы, любых направлений, во все государств пришли направления на участия обязательного конкурса.
При чём тут я? Что я там буду делать? Кто будет меня контролировать?
Видимо все вопросы у меня отпечатались на лице или акула ментально передаёт информацию Ноэлу. Только он покачал головой и улыбнулся уголками рта, поняв моё волнение.
- Не буду тебя торопить, - сказал Ноэл и выйдя из-за стола, направился к выходу.
Он вышел, а я осталась смотреть на немигающую тёмно-бордовую акулу, ни о чём особо не думая. Вспоминались лесные прогулки с бабушкой и соломенной Мурёной, до сих пор присматривающей за мной.
Подошла в плотную к аквариуму с акулой и, расплющив нос по стеклу, неотрывно гипнотизировала её.
Директор действительно прав, уехать сейчас лучшее решение. Семья не оставит меня в покое, добиваясь моего прислужничества сестре. Повидаю Далию, отмечусь на конкурсе, возможно найду там работу и...
Додумать я не успела. Дверь распахнулась, и вошёл довольный директор.
- Я согласна, - сказала я.
- Ты уверена? - ну вот зачем ставить перед фактом, а потом интересоваться, уверенна ли я в своих решениях. Хотя, может при регистрации на конкурс, будут спрашивать, по доброй ли воли, я приехала на участие. Так я им и созналась. Может у них там такие же попугаи в клетках сидят и акулы гипнотизируют.
Ноэл Всеволович прекрасно знал, когда мне предлагал уехать, что я не посмею отказаться. Они столько всего для меня сделали. Сначала бабушка, потом школа и госпиталь, где я научилась контролировать свой внутренний огонь. Отдавать переработанную энергию и помогать людям.
Ноэл Всеволович пододвинул ко мне папку на тысячу страниц и предложил ознакомиться.
Я перевернула папку и открыла на последней странице. Одна тысяча триста двадцать восемь листов мелкого шрифта. Мне это за неделю не прочесть.
- Я всё проверил. Они несут ответственность за каждого конкурсанта, - успокоил меня директор, не переставая напряжённо на меня смотреть.
Я перелистнула несколько страниц. В общих чертах ознакомилась с инструктажем: руками ничего не трогать, без разрешения никуда не ходить, никому не улыбаться и не заводить отношений. Делать то, что говорят.
Прямо темница какая-то. Хотя если верить, слухам в Далии последние лет восемнадцать-девятнадцать напряжённая обстановка. Кто-то что-то не поделил, не туда влез и не тому перешёл дорогу.
Я поставила четырнадцать подписей на нужных страницах и придвинула папку к Ноэлу Всеволовичу.
- Тебе придётся забрать с собой, - пожал плечами директор.
Тут килограмм десять. Мне не утащить. Ноэл Всеволович улыбнулся и велел кому-то зайти в кабинет.
Вошёл Роб. Улыбнулся и сел рядом на такой же неудобный стул. Но его это не смущало. Всё-таки военное училище. Там и не такому обучают. Я переводила взгляд с старшего Гордена на младшего. Они что-то скрывают!?
- Я тоже еду, - обрадовал Роб меня.
Я не могла поверить своему счастью.
Роберт единственный сын Ноэла и Майи, учился в военном училище. Старше меня на два года. Мы не раз с ним проделывали мелкие шалости его сопернику по училищу Киму Майеру, младшему брату моего бывшего жениха.
Кима многие знали, как бойца, не испытывающего страха. Кто бы мог подумать, что мистер невозмутимый силач имеет человеческие страхи.
Мы долгое время следили за ним и методом проб и ошибок узнали, что Ким боится Миленьких слизких зелёных лягушек.
Каждый вечер Ким принимал ванну, насыпая голубой и чёрной глины больше положенного. Для него правил не существовало. Так вот, пока он наполнял в глиняную ванну воды и раздевался за ширмой, мы опустили лягушек с помощью сетки и принялись ждать.
Ким, как всегда сел на бортик ванны, потрогал воду большим пальцем правой ноги и опустил в неё обе ноги. Раздался душераздирающий крик. Ким попытался поднять ноги, не удержал равновесие и соскользнул в ванну, наполненную лягушками. Они пригретые тёплой водой, до этого сидевшие на дне, вынырнули и возмущённо заквакали. Зрелище ещё то. Ким орал, размахивал руками. Лягушки квакали и плавали на поверхности, перебирая симпатичными лапками.
Мы сидели в вентиляционной трубе и, зажав друг другу рот, давились от смеха. Ким, завернувшись в полотенце, выбежал в коридор с ужасом на лице. А нам пришлось просидеть до утра в укрытии, пока не отловили всех лягушек и не отчитали учеников. Ким попытался свалить на отсутствующего Роба. Но у друга пожизненное алиби -в больнице помогает родителям. По этой причине в военном училище один Роб мог беспрепятственно выходить за территорию в любое время суток.
Весь следующий день мы отсыпались в доме Горденов. Майя и Ноэл нас не ругали, похихикивая, думая, что мы не видим.
Ким затаил злобу и при удобном случае, пытался выставить Роба на посмешище. Роб никогда не вёлся на дешёвые уловки, поэтому оставался на высоте.
Ноэл Всеволович и Роб перестали разговаривать о нюансах поездки и обратились ко мне.
- Поезд через три часа, - обрадовал меня директор. Вот тебе и, не буду тебя торопить.
- Конкурс через неделю, - возмутилась я.
- Я решил, что тебе лучше и безопасностей будет сейчас уехать. Роб приедет позже.
Я согласно кивнула и поднялась. Не раз Ноэл Всеволович меня выручал и давал замечательные советы. Поэтому я прислушивалась к нему и уважала. Думаю, просто так или если бы мне угрожала какая-то опасность, он бы не отпустил меня.
- Буду ждать тебя внизу, - сказал Роб и взял папку с документами.
В приёмной меня ждала Анна. Анна или Ан - моя соседка по общежитию и первая подруга.
- Что? - подбежала она ко мне.
- Я уезжаю, - ответила я. - В Далию.
- Я напишу письмо братьям. Они присмотрят за тобой.
Я отрицательно покачала головой. Не хочу никого обременять, своим присутствием.
Анна изменила в лице. Задумалась и кивнула своим мыслям.
- В Далии и правда не спокойно последние годы, но тебе не о чем беспокоится, - решительно заявила Ан. - Я бы с удовольствием поехала с тобой, но ты же знаешь, братья запретили мне возвращаться до истечения четырёх летного обучения.
Я кивнула и вынула рюкзак и сумку из шкафа. Анна родом из Далии. Мы ни разу за три года не обсуждали это. Она не рассказывала, а я не лезла с расспросами. Про Ан, я знаю, только, что у неё есть три брата. И что она чем-то им не угодила, и они её отправили в ссылку в наше государство в школу Медсестёр. Хотя, по словам же Анны, братья её баловали и позволяли всё что захочет. Лишь бы не ревела и не лезла бес спроса, куда не надо. Похоже, во всей Далии используется непоколебимый не сгибаемый закон: не лезь.
Анна, как и я в течение месяца летних каникул и на праздник зимних стуж не уезжала домой, а, как и я проводила время в госпитали.
Открыв створки шкафа и осмотрев скудный гардероб, вытащила три школьных платья, одно рабочее и один летний сарафан.
Школьные платья чёрные с белыми манжетами и воротничком, различались длиной. Одно в пол, другое по щиколотку и третье по колено. Рабочее длинное тёмно-бордовое до пола платье с фартуком с множеством кармашков.
Упаковала в рюкзак нижнее бельё, платья, обувь и вещи личной гигиены, на дно спрятала деньги, завернув в носок. Положила бабушкину книгу на все случаи жизни и закрыла рюкзак.
Пока я собиралась, Анна рассказывала дорогу. Как не потеряться одной и не в пасть в отчаяние, переходя из поезда в пароход и подземный переход.
Я надела просторные лёгкие брюки и длинную тунику, заменяющие мне спортивный костюм.
- Пошли столовую за сухим пайком, - сказала Анна и встала с кровати. - Заодно покушаем.
Она взяла мой тяжёлый из-за книги рюкзак и потянула меня за собой. Надо заметить, что по сравнению с Анной, Робертом и другими учениками, очень медлительная и заторможенная. Мне, как и в детстве, бывает порой трудно с собой совладеть. Но это не мешает, нам веселится за чужой счет, и разыгрывать всех подряд.
- Я с тобой. Пошли, - потянула меня за собой Анна и взяла мой нелёгкий рюкзак из-за бабушкиной книги. Что будет, после того, как я упакую договор и провиант?
В столовой я нехотя съела морковный салат с яблоком и ушла получать паёк, пока Анна доедала обед.
Выйдя на улицу, Ан показала на Роберта и помахала рукой. Подойдя ближе Ан скромненько улыбнулась и опустила глазки. Чья-то дружба перерастает во что-то большее.
- Привет, - вывел из оцепенения меня Роб. - Родители не проводят, там срочный пациент.
Я хотела было уже подумать, что им неловко прощаться со мной, отправляя неизвестно куда, но слова о больном меня задели. Я бросила рюкзак и побежала к госпиталю.
- Стой, сумасшедшая. Через пятнадцать минут прибудет солбиль.
Я не слушала. В голове раздавались слова: 'Я успею. Успею. Не могу не успеть'.
Я неслась по дорожке к госпиталю. Сама не знала, чего на меня нашло. Чувствовала, что надо торопится. Что, что-то важное. И если я не успею, буду себя корить всю оставшуюся жизнь. Растолкав в госпитале зазевавшихся практиканток, прорвалась к постовой. Выяснила, где Майя и бросилась в реанимацию. Взбираясь на третий этаж по лестнице, порадовалась, что обула кроссовки, пусть и стоптанные и старые, зато удобные.
Возле палаты столпилось множество людей. Одни ревели, другие нервно расхаживали, закрывая собой беспрепятственный доступ к двери.
Оттолкнув от двери высокого молодого человека с непослушными чёрными волосами, поймала взгляд знакомых мне глаз, но я сейчас думала только о пациенте и об оставшемся времени до солбиля, который ждать не будет, так же как и поезд. Ворвалась вовнутрь и застыла. На меня смотрели Ноэл и Майя.
- Ты же опоздаешь, - начал было Ноэл, но я его перебила:
- Успею, здесь важнее.
- К сожалению, всем помочь нельзя.
Я хотела было сказать, что там где я нахожусь, помогу всем. Но Майя Савёловна покраснела и отошла от кровати и, сказать я не успела.
На кровати лежала бес сознания девушка - моё отражение. Мила. Красивая! Даже бледность и кровоподтёки её не портила. Она очень на меня похожа, те же светлые волосы с небольшим оттенком солнечного песка и пухлые губы.
Я без промедления уселась возле сестры на краешке кровати и приложила руку к её груди. Так её тело быстрее возьмёт мою, не принадлежащую мне энергию.
Я закрыла глаза и почувствовала запах сирени и камыша. Услышала громкий не приятный смех, принадлежащий Киму Майеру. Вспомнила о лягушках и захотелось смеяться. Но сил уже не было. Меня взяли под руки и отодвинули от кровати.
Это-то самое страшное. Я опять перестаралась и не смогла остановиться. Не смогла сказать нет. меня словно парализует и я отдаюсь вся и без остатка под власть тем, кому требуется спасти жизнь, не думая о последствиях, о себе.
На ватных ногах побрела к выходу, повторяя про себя, что сейчас главное успеть к солбилю. И не видела пронзительно ярко-голубых глаз, как у меня, смотрящих в мою сторону.
- Всё хорошо, - говорит Майя Савёловна Миле.
Ноэл Всеволович подходит ко мне. Обнял за плечи и просил подождать секунду.
- Сейчас возьму медовый напиток и напою тебя. Будешь, как новенькая, - ещё и шутит.
Я киваю головой, врезаюсь в дверь, хватаюсь за ручку и выхожу в коридор.
Женщина перестала протяжно выть. Ощущаю на себе немые вопросы. Я подняла на неё благодарный взгляд, но из-за расплывающегося изображения не разглядела застывшего от ужаса лица.
Я уселась на пол и прислонилась к холодной стене. Вся сила, что была, у меня полилась к Миле. Я чувствовал, как её аура, жадно поглощала меня без остатка. Меня словно током ударило. Я отдавала и отдавала.
Открылась дверь из реанимации. Женщина опять что-то громко закричала. Я поморщилась от головной боли и закрыла руками уши. После того, как из меня выходило всё, я или теряла сознание или была не дееспособна, что в принципе одно и тоже.
Ноэл присел рядом, прикоснул к губам кружкой с медово-мятным напитком. Сама я сейчас не в состоянии шевелиться. Еле дышу. Я прошептала достаточно тихо, но услышали все и, тишина стала ещё ощутимее. Присутствующие замерли, затаив дыхание.
- Ким Майер.
- Мы проверим, - также тихо ответил Ноэл и подхватив меня на руки, понёс на улицу.
- Камыш забирает силы, - прохрипела я, вдыхая свежий воздух.
- Да, - протянул задумчиво директор, - а сейчас расслабься и получай удовольствие.
Люблю Ноэла Всеволовича, его жену Майю Савёловну и их сына Роба, за то, что они поддержат в трудную минуту и рассмешат, даже когда очень плакательно.
Меня усадили в солбиль, всунули в руки бутылку облепихового сока и бережно укрыли пледом. Напротив сели Ноэл и Роб, рядом Ан. Я отпила пару глотков и закрыла глаза. Анна аккуратно взяла бутылку, боясь потревожить мой чуткий сон и спросила:
- Я волнуюсь, как она будет одна.
- Я уже отправил письмо, - ответил Ноэл, но в голосе слышалась тревога.
- Может мне стоит поехать с Адой? - спросил Роб.
- Хорошо, но так, чтобы ты был страховкой.
- Но почему? - не понял Роб.
- Не нравится мне ситуация с младшим Майером. Неспроста Ким пытался отравить Милену - она участница конкурса. У меня есть предположения, что семья Майеров, после случившегося сделает так, что из-за несчастного случая поедет Ким.
- Но как им это удастся? - испугалась Ан и посмотрела на подругу.
- Удастся.
- Вернёмся, напишу братьям.
Ноэл кивнул и протянул кошель с деньгами сыну. Роб молча кивнул, упаковал тяжёлую папку в рюкзак и повернулся к окну.
Через полчаса я устала, претворяться спящей, и открыла глаза. Стало легче. Голова кружилась, но не смертельно. Ноэл поменялся местами с Ан, пощупал пульс, проверил в зрачки и дал мятную пастилку.
Я меланхолично положила пастилку за щеку и уставилась в окно.
За то время, что я отдыхала с закрытыми глазами, мы выехали из города Ковска, в котором расположены большинство школ Северного округа. Проехали деревушку Елху, где я жила с бабушкой. И стороной объехали родной Кинель. С его аккуратными двух - трёхэтажными домиками, с бассейнами и яблоневыми садами.
Сейчас подъезжали к городу-порту Мари-Бер с серыми и синими одноэтажными домиками.
Я впервые выезжала за пределы Ковска. Всем ученикам строго запрещалось покидать территории школ и училищ. Роб был исключением из правил из-за родителей, работающих в госпитале. Я тоже. Мне разрешалось ходить в лес возле Елхи. Даже имелось письменное подтверждение. Ну и Ким, для которого не существовало общих порядков. Он признавал только свои законы.
Так что, не считая проведённых трёх лет в закрытом доме родителей, я впервые покидала местность, в которой жила.
Наконец, солмобиль остановился на круглой мощеной площади. Мы вышли и подошли к круглому фонтану. Ноэл, убежал проверить расписание, а я усевшись на прохладный бортик, осмотрелась. Всё имело круглую форму: здание вокзала, двери, скамеечки. Даже деревья подстрижены в виде воздушных шариков.
Видимо здесь боялись не только углов, но и конфликтов.
Вернулся Ноэл и мы пошли к поезду. Анна просила не бояться и вести себя естественно. Чего это она? Я всегда такая, обычная.
У поезда было всего десять голубых вагонов. Возле каждого вагона стояли проводники и проверяли билеты. Проверив мой билет и оторвав корешок, проводник назвал место и позволил войти.
В купе никого не было. Я заняла нижнее место и прижала к себе рюкзак.
Роберт и Анна пожелали счастливой дороги и, чмокнув на прощание в щёчку, оставили нас с Ноэлом наедине. Ноэл сел напротив. Взял мою руку, проверил пульс и сказал:
- Не бойся, - я кивнула. Как можно не бояться, когда еду одна, не ведомо куда. Я напряжена до предела. Живот сводило от страха и предстоящей неизбежности. Нужно выпить пустырника и мелисы с малиной. Я полезла в рюкзак, вытащила термос, и глотнула настой. Тепло пробежало по телу. Сразу стало спокойнее, и я смогла улыбнуться.
- Я взял тебе с собой две книжки, - протянул две маленькие, но толстенькие книжки Ноэл. Одна Секреты Алхимии, другая Загадка Растений. Мои любимые предметы в школе. Знал, чем меня подкупить. Все книги, имеющиеся в библиотеке по этим предметам, перечитала по несколько раз. Эти книги, видно не новые, но такие на глаза мне не встречались. Из личной коллекции.
Я взяла и поблагодарила:
- Спасибо.
- Не за что. Майя просила передать, - протянул сумку. Я раскрыла. Различные травки, набор юного трепанатора и упаковка пробирок с химическими соединениями.
Я обрадовалась и снова поблагодарила:
- Спасибо!
Знала Майя, чем поднять мне настроение.
Раздался голос машиниста:
- Провожающим срочно покинуть вагоны.
Ноэл вышел, а я осталась. Внутренний комок вернулся. Я прижала к себе вещи и выглянула в окно. Роб и Ан помахали и ушли. Я помахала в ответ и убрала сумки на полку. Ровно в четырнадцать часов поезд двинулся, стуча колёсами. Я смотрела на людей спешащим по делам или встречающим кого-то любящего и близкого. Через стеклянные дверки купе, я видела проходящего проводника. Я вернулась к изучению меняющегося пейзажа. Город, деревня, поля, лес, болото, поля, лес. Ехали мы уже часа три, я то дремала, то открывала глаза, когда проводник ходил по коридору. Но как выяснилось, он меня видеть не мог. С его стороны была просто дверь.
К сумеркам поезд остановился, и проводник разрешил выйти, размять затёкшие мышцы. На перроне стояли ещё пассажиры. Многие уже в мой вагон. Девушки и юноши. Проводник опять проверил билеты и пропустил новых пассажиров вовнутрь. Я выгуляла положенное время и вернулась в купе. На соседней полке сидела красивая высокая девушка с длинными волосами медного оттенка. В коротком шёлковом красном платьишке и в туфлях на высоком каблуке. Она высокомерно меня обсмотрела с ног до головы и отвернулась к окну.
Ну и ладно. Не сильно и хотелось. Молчать я привыкла, так что от одиночества и скуки не умру. Я уселась на место и украдкой глянула на красавицу. Интересно же! Длинные пальчики, украшенные кольцами, постукивали по кожаному саквояжу. Не то, что мои обгрызенные. В прошлом году, честно отрастила ногти и даже не смотрела в их сторону, гордясь на расстоянии. Но в госпиталь доставили девочку с тяжёлыми травмами, я её вылечила. Но когда мы с ней играли, то я нечаянно задела ей глазик. В общем меня отпаивали три дня успокоительными настойками, а только грызла ногти и ревела. Ни девочка, ни глаз, слава Подсолнуху не пострадали. Настроение упало. Мне ехать с надменным холодным лицом не известно сколько. Может ей предложить чаю. Она расслабится и станет нормальным человеком.
Всё хватит, успокоила я себя. Я еду на какой-то конкурс, а не... Стоп. Точно, конкурс. Конкурсы бывают разные. Конкурс красоты, например. Да нет, не могли так со мной поступить Майя, Ноэл, Ром, Ан. Или могли. Внутри всё сжалось. В глазах защипало и захотелось реветь от безвыходности. Чувствую себя, загнанной в клетку Ноэлой птичкой, с запаянным входом.
Жители нашего государства не стремились пересекать море.
Он не договаривал. Я это не только видела по его лицу, но и чувствовала, но спрашивать не стала.
Сейчас я живу в семье ректора Ноэла Всеволовича, директора школы Медсестёр, в которую отдала меня Риса в пятнадцать лет.
Семья благополучно забыла обо мне, как о ночном кошмаре. Меня заменили младшей сестрой. Мой жених автоматически перешёл к Милене. Год назад, они подписали брачное соглашение и объявили о помолвке. Перед этим Андре провёл акцию 'избавься от навязанной невесты', не тут то было. Семья клещами впилась в жениха и не думала поддаваться на провокации. Это я всё прочитала на первой странице журнала, лежащего на парте одноклассницы. Там же была и фотография жениха. Высокий, с копной чёрных непослушных волос. Длинный нос на вытянутом лице и близко посаженные глаза.
Хотя ни я, ни семья не поддерживали отношений двенадцать лет. Три года назад, они стали слать регулярно мне письма, советуя, после окончания учёбы вернутся домой. С чего бы это, я не понимала. А вот сегодняшнее письмо расставило все точки над ё. Милу отправили учиться в школу для благородных девушек. Теперь мама торопливым подчерком, настаивала, чтобы я бросила свою школу и пошла, прислуживать младшей сестре.
Я
Оказывается, как объяснил мне Ноэл Всеволович, я не могу в себе держать энергию и она должна выплёскиваться из меня. Отрицательная энергия забираемая мной от больных не усваивалась организмом, а накапливалась и требовала выхода. Ректор это понял и, с тех пор я время от времени сидела на пеньке и горела в своё огне.
Так я работала и училась. Платили не много, но тогда я не думала, что спокойные три года пробегут одним мигом и мне пора будет покинуть стены школы и идти в большой мир. Конечно, была надежда, что Ноэл Всеволович позволит остаться работать при больнице. Конечно мне не стать врачом с моими плохими оценками, но я могла бы и дальше продолжать помогать тяжело-больным. Особенно тяжко приходилось тем, на кого наслали проклятие или нанесли смертельную рану. Для меня это не имело разницы, я делала своё дело, то есть выпивала энергию и чувствовала себя хорошо.
Единственное, что все боялись, это что я не могу себя остановить. Пью, пью, пока не упрусь в стену. Это как искать еду в пустой тарелке. Поэтому меня всегда контролировал либо Ноэл Всеволович либо его жена, главный врач Майя Савёловна.
Хочется сходить в туалет. Не пойду. Даже страшно представить, кто сидит в других купе. И все они начнут разглядывать меня. Соберись. Зря я одела костюм, он потёртый и старый, не говоря уж о кроссовках.
Не заметно для себя я задремала, проснулась от того, что поезд тряхнуло, и он остановился. Соседка молча подхватила саквояж, фыркнула и вышла. Мимо прошли другие пассажиры вагона. Я надела рюкзак, перекинула сумку через плечо и отправилась следом.
Проводник стоял на перроне. Я спросила его, куда теперь идти.
- Следуй за ними, - он указал на идущих соперников.
- Спасибо. До свидания.
- До свидания и удачи, - ответил он.
- Спасибо, - сказала я и отправилась следом за шествующей группой.
Шли по перрону, затем свернули на песочную дорогу и шли по полной темноте, минут пять. Хотелось снять обувь и закопаться в прохладный песок. Побоялась, что отстану от группы и потеряюсь в темноте. Вскоре мы подошли к порту, загрузились на корабль и отплыли. Ни сил ни желания не было смотреть в иллюминатор или знакомится с новыми соседками. Поэтому я убрала в деревянный рундук вещи, переоделась в длинную сорочку с рюшами по низу и отвернувшись к стене, уснула.
Тем временем в Ковске Анна писала торопливое письмо братьям, чтобы не обижали её подругу и соседку по комнате Аделаиду Виндзор фон Дорст.
Письмо очень удивило братьев. Они итак не могли понять, зная о высоких планках, как они позволили единственной дочери семьи Виндзор фон Дорст учиться на медсестру,
Анна была спокойно, она позаботилась о безопасности подруги, но не учла одного, что Ада пользуется только бабушкиной фамилией Хофестайне. Она не велела, она требовала и намекала, что месть её будет страшна.