Жизнь в Советском Союзе? Прошла...
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
"Жизнь в Советском Союзе? Прошла....."
Записки закоренелого совка
Предисловие автора.
Когда я писал первую часть своей автобиографической повести "Жизнь в Советском Союзе была..." - это был мой ответ на тогдашнюю бесконечную дискуссию в Интернете о том, можно ли было жить в СССР, или все мы подвергались там безжалостному гнёту КПСС и советского государства.
Прошло каких-то 10 лет, и я подумал, что пора, пожалуй, написать продолжение этой истории и рассказать о том, как у нас из-под ног выдернули нашу страну и, свернув в трубочку словно коврик, поставили её в пыльный архив...
Если кто-то не помнит, первая часть моих мемуаров заканчивалась на том, что в мае 1977 года нас с братом Алексеем призвали в армию и направили в воинскую часть.
Часть первая
Шинель цвета хаки
1
Воинская часть, в которую судьба занесла нас с братом, относилась к войскам ПВО страны. Для тех, кто совсем ничего не понимает в обороне воздушных рубежей нашей Родины, поясню. ПВО бывает двух видов: армейская, которая защищает армейские части на поле боя от налетов вражеской авиации, и территориальная оборона, которая охраняет мирные города и инфраструктуру страны далеко от линии фронта.
Наш легендарный 19-й корпус ПВО оберегал тогда чистое небо южного Урала и северного Казахстана. Я сейчас не боюсь выдавать вам эту страшную государственную тайну, поскольку за 40 лет, что прошли с тех пор, когда я нёс свою армейскую службу, нет уже ни этого соединения, ни той части, в которой я служил, ни даже мирного неба. Вернее, небо то осталось, но сильно обрезанное, поскольку казахскую его часть мы охранять теперь не обязаны.
В свою очередь части ПВО страны тогда делились на три самостоятельных рода войск: ЗРВ - зенитно-ракетные войска, ИА - истребительную авиацию, РТВ - радио-технические войска. Мы с братцем попали в четвертую - группу подразделений ПВО - самую важную, хотя и вспомогательную. Нас призвали в войска связи ПВО страны. Именно они обеспечивали взаимосвязь и синхронность действий всех этих ЗРВ, ИА и РТВ. Связисты находились ближе всех к КП (командному пункту), где сидел дежурный оперативный офицер, решавший, кому можно летать над нашими городами и весями, а кого пора сажать или даже безжалостно сбивать.
Некоторые подробности своей армейской службы я уже описал в моей повести "Из записок "дедушки"", поэтому позволю себе здесь не повторяться.
2.
Все только призванные в армию молодые люди первым делом попадают в так называемый "карантин". Длится сей период несколько недель. За это время из гражданского парня делают некоторое подобие солдата. Его учат носить армейскую форму, правильно обуваться и одеваться, делать по утрам зарядку, блюсти чистоту тела, правильно маршировать, отдавать честь командирам и начальникам, а также многим другим полезным вещам.
В карантинном подразделении, куда мы с братом попали, было человек пятьдесят - шестьдесят. Командовали нами один офицер, один прапорщик и три сержанта.
Офицер носил погоны старшего лейтенанта и отзывался на боевую фамилию Пушкарь. Это был здоровенный мужчина под два метра ростом, широкоплечий, громогласный обладатель пудовых кулаков. Один из них он сразу нам показал и добавил, что будет делать из нас настоящих солдат, а тех, кто будет лениться или саботировать учебу, он пообещал "Вы....ть и высушить". И никто из нас не подумал, что офицер шутит. Была полная уверенность, что он может так поступить и, при случае, запихнет свой кулачище куда угодно.
Прапорщик исполнял обязанности старшины карантина, то есть отвечал за то, чтобы мы были одеты, обуты, накормлены и здоровы.
Два младших сержанта действительно были младшими, поскольку прослужили всего по полгодика и только "вчера" получили свои лычки на погоны. Не знаю, сами они догадались, или кто-то их научил, а, может, у них получилось это случайно, но они достаточно ловко разыгрывали перед нами роли доброго и злого командиров. Один из них, назовем его Телеграфист, так как он был из телеграфного отделения, чуть что сразу срывался на крик и всяческие угрозы, явно был злым. Второй же, которого я назову Радист, потому что он служил в Радиобюро, был почти добр. Я не могу сказать, что он потакал нам во всём и был ласков к новобранцам. Нет. Просто он объявлял о наказании без крика и даже с улыбкой. Ты понимал, что поступил неправильно и нехорошо, и одновременно догадывался, что если далее будешь вести себя правильно, то так и быть, наказывать тебя будут реже и не очень жестоко.
И мы - наивные новобранцы - старались быть подальше от Телеграфиста и с просьбами и вопросами обращались к Радисту.
Эти два сержанта считались командирами двух отделений карантина. По отделениям нас разделили самым простым способом: завели в казарме в спальное помещение, и те, кто получил койку справа от основного прохода, стали первым отделением, а кто слева - вторым. Мы с братцем попали к крикуну Телеграфисту.
Третий сержант был настоящим Сержантом: у него было по три лычки на каждом погоне и он прослужил уже ЦЕЛЫЙ год. По тогдашним армейским понятиям был он нормальным воином, и его уже не могли шпынять старослужащие солдатики. Мало того, на него даже Пушкарь не орал, а относился к нему хотя и как к младшему по званию, но как к человеку. Наши командиры отделений четко исполняли все его указания и приказы, а для нас этот сержант был полубогом. Перед ним мы охотно вытягивались во фрунт и без иронии отдавали ему честь. Сержант был похож на настоящего Воина. Как я потом понял, он исполнял роль замкомвзвода. Для девушек и прочих не служивших поясню: он был заместителем старлея и командиром для младших сержантов, третьим человеком в нашем карантинном отделении.
Уж не знаю, были ли у этого сержанта недостатки, но я таковых не помню. В памяти моей не осталось, чтобы Сержант на кого-то орал или к кому-то относился несправедливо, а вот все упражнения и команды, обязательные для нашего обучения, он демонстрировал так, что любо - дорого было посмотреть.
Серые армейские будни начались сразу после того, как всех нас переодели в х/б образца 1943 года. Для несведущих поясню, что в такой форме нынче снимаются актёры в фильмах про Великую Отечественную войну. Трудно представить, сколько же её хранилось на складах советской армии, если, спустя столько лет, даже нам её всё ещё выдавали для прохождения карантина.
3.
Первым делом нас учили: вскакивать с кровати по команде: "Подъём!", бежать на зарядку, заправлять кровати согласно уставу, чтобы все было единообразно и выровнено по линеечке, ходить в ногу строем, горланить "Здравия желаем..!" и правильно прикладывать ладонь к непустой голове. А когда мы не бегали и не ходили строем, то сидели в учебном классе, изучая уставы СА и текст присяги. Последний надо было знать наизусть, хотя это вовсе не стихи и там нет рифм.
Сержант - замкомвзвода давал нам задание на учебный день, а младшие сержанты занимались с нами конкретными упражнениями, предпочитая делать это по очереди. Пока один нас гонял, другой писал письма домой. Надо же чем-то заниматься, чтобы служба шла быстрее. Написание писем - это главное занятие солдат на первом году службы. Телеграфист писал кратко и сухо, а Радист растекался мыслью по древу и как-то даже хвастался, что сочинил для своей девушки послание аж на шести листах, описывая, как он ловит бабочек. Это свидетельствовало о том, насколько праздный образ жизни вели наши командиры, пока мы напрягались изо всех сил.
Каждый день мы были очень заняты. На физподготовке все бегали кроссы, подтягивались на турнике и прыгали через козла. Бегал я, как оказалось, плохо - мешал лишний вес и общая растренированность, подтягивался не лучше, а вот неудачи на козле меня обескуражили. До армии у меня отлично получалось справляться с этим упражнением, а тут вдруг я стал садиться на снаряд верхом. Я не мог понять, почему у меня не получается, а потом до меня дошло, что всё дело в сапогах и униформе. Слишком много на меня надето, а армейские кирзачи - это вам не кеды, гораздо тяжелее, и подошва не очень прыгучая. Не стесняясь того, что сержанты опять будут хохотать над тем, как я изображаю ковбоя, я разогнался изо всех сил и, вспоминая уроки школьного физрука Алексея Алексеевича Тарасенко, выбросил руки как можно дальше вперёд!
Прыжок получился. Я даже приземлился удачно - не упал, а опустился на обе ноги и вытянулся, как положено. Усмешки сержантов автоматически переросли во что-то, похожее на улыбки. Для подтверждения своего успеха я прыгнул ещё раз и снова доказал сержантам, а главное себе, что прыгать через козла я могу, и мой успех - это не случайность.
Где-то на первой неделе службы на солдатиков карантина напала какая-то эпидемия. Накануне пришла прекрасная, как римская богиня, медсестра и сделала всем новобранцам прививку. Я не знаю, что там нам кололи под лопатку, скорее всего, что-то от столбняка. Буквально на следующий день процентов 40, если не половина, наших бойцов занедужила. Жаловались на то, что у всех всё болит, левая рука не поднимается, и общее самочувствие плохое. Нас с братом беда не коснулась, мы чувствовали себя бодро.
Снова пришла римская богиня. Я на неё просто полюбовался, а у жалобщиков она даже температуру померила. Оказалась - повышенная. Весь карантин освободили от физической подготовки дня на два или три.
Чтобы мы не простаивали, мучили нас в основном изучением уставов: книгу можно держать и перелистывать здоровой правой рукой. Потом физические упражнения и работа снова вошли в нашу жизнь.
Приблизительно на десятый день моей службы отзывает меня вдруг наш прапорщик и говорит сержантам, что у меня будет отдельное задание. Сержанты отказать ему не могли. Прапорщик привёл меня в свою комнату и ... вручил тетрадку с заданиями по высшей математике. Оказалась, наш старшина учился заочно в каком-то техникуме, курсе этак на третьем, и у него был "затык" с этой самой математикой. От матери он знал, что я учился в политехе и решил воспользоваться такой оказией.
Месяца ещё не прошло, как я решал подобные задания для себя в институте, и мне не составило особого труда порешать их для старшины. Солдат берёт производные или решает интеграл, а служба идет! Я сделал ему не менее 80% его заданий. После этого он отпустил меня на обед. А я ещё раз полюбовался на римскую богиню: оказалось, что её кабинет был смежным с каморкой прапорщика.
Больше ничего интересного в карантине не произошло, по крайней мере, других воспоминаний о нём у меня не осталось.
В один пригожий день нас перевезли в Вознесенку и выставили там на продажу.
4.
Торговля живым товаром - новобранцами - состоялась где-то в начале июня. Новобранцев по одному заводили в кабинет, где за столом сидели несколько офицеров с капитанскими погонами. Солдатик представлялся: называл свои ФИО, сообщал о полученном образовании, приобретенных специальностях, навыков и других своих достоинствах и способностях.
Выслушав его, господа офицеры решали, кому из них подобный кадр был нужен.
Про мою должность лаборанта упоминать было бессмысленно, зато студентом ВУЗа оказался я один. Это внесло некоторое разнообразие в серый список парней со средним и восьмилетним образованием. В итоге нас с Лёшкой забрал к себе капитан Першин Валентин Семёнович - начальник телефонного отделения.
Это отделение, по штату военного времени разворачивающееся в полноценную роту, оказалось самым маленьким в части. С нашего призыва туда попало всего шесть человек. Да и вообще, солдат-срочников в "телефонке" имелось человек двадцать - двадцать пять.
Остальных новобранцев по 12-15 человек распределили в радиобюро, телеграфное отделение, в передающий и приёмный центры. Всех автослесарей и шоферов отправили в АРМ - авторемонтные мастерские. Это была отдельная рота, подчиняющаяся нашему корпусу ПВО, но не подчиняющаяся командиру нашего узла связи. Капитан с грузинской фамилией, командующий автомобилистами, иногда бравировал своей независимостью и порою оспаривал приказы нашего командира - майора Шевцова.
Но никогда и никто из них не спорил с майором Зайцевым, тихим и всегда улыбавшимся человеком. Зайцев почему-то, в отличие от всех наших офицеров, носил форму лётчика с голубыми погонами и петличками, чем заметно выделялся среди других офицеров нашей части. Ещё одной особенностью майора было то, что он всегда ходил в красивых затемнённых очках.
Я - тоже будучи очкариком - понимал, что оправа у майора шикарная, а стекла с напылением были явно импортные, закрывающие пол-лица. Никто в части ходить в таких же очках не мог и не смел, командир и замполит сразу бы поставили такого пижона на место. А майор Зайцев ходил и всем ласково улыбался.
Потом опытные бойцы нам пояснили, что этот офицер служит в армейском КГБ и нашему начальству не подчиняется. Он его курировал, наблюдая, всё ли у нас в узле связи хорошо с государственной безопасностью.
Когда мы - новоявленные телефонисты - первый раз шли в свой учебный класс, навстречу нам попались двое парней в парадной форме с сумками в руках. Как я понял из их реплик с сопровождающим нас солдатом, это были последние "дембеля", у которых служба закончилась, и они уезжали домой. Только тогда я не понимал, а сейчас знаю, если солдатика задержали с отправкой домой на такой длительный срок, значит он очень сильно накосячил, и его за это наказали задержкой демобилизации.
Нам показали наш телефонный класс, где мы проводили потом большую часть времени. Нашу телефонную курилку и закрепленную за нашим подразделением территорию, которую нам отныне предстояло ежедневно убирать, собирая на ней мусор, и чистить зимой от снега. Продемонстрировали и те самые бордюры, которые эпизодически нашему отделению предстояло белить в нежно-зеленый цвет.
В казарме показали телефонный спальный кубрик, где стояли двухъярусные кровати и стандартные тумбочки, в которых и нам полагался отныне уголок. Как у всех салаг, наши спальные места были на верхнем ярусе. Единственно, что интересовало старослужащих, занимавших нижние койки, нет ли среди нас тех, кто мочится во сне.
С храпящими поступали проще. Могучим толчком ноги молодого храпуна будили и предупреждали, что нельзя так себя вести, старички устали и хотят спать спокойно.
Какое-то время мы обживались в своём подразделении, а потом новобранцев привели к присяге. Перед этим солдатик обязан получить личное оружие и даже возможность пострелять из него. Нам тоже выдали самозарядные карабины Симонова (СКС). Получив оружие и прошагав с ним не меньше километра до стрельбища, мы сделали ровно по три выстрела и, вернувшись тем же путём в казарму, учились этот карабин чистить. Тогда я и понял, что стрелять из оружия прикольно, а вот орудовать после этого шомполом, наводя зеркальный блеск в стволе, совсем не интересно. Чем-то это было похоже на договорный секс с кухаркой: две минуты удовольствия от её раздвинутых ног, а затем часа два помогаешь ей драить полы в столовой или скоблишь сковородки с кастрюлями. То ещё развлечение.
Кстати, отстрелялся я на отлично, выбив 25 очков из 30, попав в десятку, девятку и шестёрку.
12 июня 1977 года нас переодели в парадную форму, вручили начищенные накануне нами карабины и привели на плац, где мы отбарабанили Присягу. Мы знали её наизусть, хотя текст и давали нам в руки. В честь этого события всех как на празднике побаловали яйцами, сваренными вкрутую.
Всё, с этого момента нас можно было напрягать как и всех остальных солдат части. Пока боец не принял присягу, он считается вроде как гражданским лицом, а как только произнес её прилюдно, обязан исполнять всё, что в ней записано.
Сразу после этого начались СЕРЫЕ армейские будни. Именно так огромными серыми буквами, поскольку ни одного светлого дня за первые полгода службы я не помню. Я совсем не плохо осваивал строевую подготовку, хорошо шла у меня политучеба, сказались знания истории КПСС. Телефонную технику я понимал и проявлял заметные способности к ней. Проблемы были только с физподготовкой: бегать кроссы было тяжело, и упражнения на турнике мне не давались.
Умничать и острословить меня отучили быстро. "Наряд вне очереди!" - и ты отлично понимаешь, что лучше было помалкивать и не выпендриваться, демонстрируя свои остроумие и эрудицию.
5.
Как известно, временные промежутки для человека бывают разными. Когда я ходил в детский сад, они делились для меня на время, проведенное в разных группах. Обычно переход осуществлялся летом. В школьные годы новая эпоха начиналась для меня в сентябре, а заканчивалась в мае, делясь на четыре учебные четверти. В армии для советского солдата вся жизнь делилась на четыре полугодия: от призыва до призыва. Призывы были два раза в год: в мае и ноябре. Поэтому и армейскую свою жизнь я буду описывать такими же временными кусками.
С июня 1977 по ноябрь этого же года пришлось мне несладко. Мало того, что я познакомился с внутренними помещениями солдатской столовой, так это никак не избавляло меня от других обязательных работ. Как я уже говорил, бойцы телефонного отделения в наряд ходили исключительно на кухню. Ни с ружьём у склада не походить, ни с кинжалом "на тумбочке" не покрасоваться. Телефонистам полагались только потоки воды и уйма грязной посуды. Зато не надо было демонстрировать дежурному офицеру знания устава караульной службы, есть такой плюс в армейской жизни.
Поскольку коллектив солдат-телефонистов был маленьким, а старослужащие несли обязательную нагрузку в виде боевого дежурства на Узле Связи, чаще всего в наряд на кухню посылали в основном молодых бойцов. Да ещё летом 1977 года в нашей ВЧ 03411 началась настоящая эпидемия.
Первым, или одним из первых, заболел братец Алёшенька. На него напал кровавый боевой понос. Следом занедужили ещё десятка два солдат с нашего призыва, но разных подразделений. Болезнь определили как дизентерию.
Между прочим, в средневековье половина тогдашних войн заканчивалась благодаря этой болезни. Потерь от боевого поноса, бывало, порой больше, чем от мечей и копий противника. Но современная медицина уже знала, как с ней бороться, поэтому братец и другие мои заболевшие сослуживцы остались живы.
Но, как специально, людей после такого заболевания освобождали от работы именно на кухне, а, следовательно, в нашем славном подразделении после исключения всех заболевших на оставшихся здоровых легла двойная нагрузка. Я стал "летать" на кухню практически через день.
Заступаешь в наряд в 17-00, перед ужином, моешь посуду после вечернего приёма пищи. С утра мчишься в столовую и готовишь всё к завтраку. Снова моешь посуду после завтрака, потом незаметно подходит время обеда, после которого опять моешь, моешь, моешь посуду и наводишь порядок в разделочных цехах: мясном, овощном, рыбном. Если работать быстро, около пяти вечера ты сдаёшь смену следующему суточному наряду и идёшь в казарму. Ночуешь, как все, бежишь на зарядку, идёшь на утренний развод, на дневные занятия в учебный класс, а после обеда тебе разрешают пару часов подремать в казарме, потому что в 17-00 ты опять заступаешь в наряд на кухню. И вот такая карусель может продолжаться неделями, ведь в выходные и праздничные дни наряды никто не отменяет.
Я за то лето настолько примелькался на кухне, что меня стали замечать и отличать повара и прапорщики, дежурившие по кухне. "Антонов, снова ты?"- удивлялся заступавший в наряд "кусок". "Так точно",- соглашался я.
Служившие поварами два армянина из солдат даже присвоили мне персональную кличку. Поскольку она была не обидной, я на неё охотно отзывался. Звали они меня "Эфенди". А однажды начальник штаба нашей части майор Сергушов, в очередной раз увидев меня работающим на мойке посуды, спросил у нашего капитана Першина: "А что у тебя Антонов снова в наряде, дисциплину нарушает?"
"Да нет"- ответил ротный, - "он смирный, не конфликтует. Людей у нас мало". После чего в свою очередь спросил об этом у нашего сержанта. Тот дал мне передышку на день-два, а потом снова "вперёд на кухню!"
Бесконечные наряды никак не освобождали от повседневной рутины. Ходишь ли ты на боевую смену, в наряд, на работы по уборке территории или ещё куда-то, ты ОБЯЗАН всегда выглядеть образцовым солдатом: чист лицом, аккуратен в одежде, со свежим подворотничком и в начищенных до блеска сапогах. Всё это ты должен делать сам и в личное время, которого у салаги ой, как мало.
Основная масса новобранцев справлялась с этим, учились у старослужащих, друг у друга, недосыпали, недоедали, но месяца через два все эти требования уже не казались недостижимыми. Видимо, именно так и воспитывался Русский солдат. Через тернии к победам.
Выходных дней у молодого солдата срочной службы в армии не было. Мало того, по субботам устраивался ПХД - парко-хозяйственный день, в который под надзором прапорщиков и офицеров все солдаты проводили генеральную уборку, наводя порядок везде и всюду. Старики, как могли, отлынивали, и основная работа доставалась молодым. Трудно поверить, но в ПХД по субботам мы больше всего любили ездить на работы за пределы части. Было два желанных объекта: Южно-Уральский КСК (Комбинат строительных конструкций) и какая-то база стройматериалов в Челябинске, располагавшаяся тогда в районе железнодорожного вокзала. Работы там были не слишком тяжелые, из разряда "подай-принеси", зато кормили нас в столовых КСК в Южно-Уральске или почему-то в столовой Челябинского танкового училища. Еда там заметно отличалась от той, что готовили нам в нашей в солдатской столовой повара-армяне.
Кроме того, на КСК работали какие-то девушки, и при мне один из романов между солдатиком из нашей части и местной девушкой закончился реальным браком.
Хотя, если сказать правду, была ещё пара часов в солдатской неделе, когда можно было забыть о том, что ты находишься в рядах СА. Это когда в субботу и воскресенье в клубе показывали кинофильм. Иногда фильмы были свежие и интересные. Опять же если до киносеанса ты успел вымыть всю посуду, переделать все дела, и переоделся в чистое.
А ещё летом 1977 года вся страна обсуждала новую советскую Конституцию. Замполит нашей части подполковник Третьяков предлагал и нам поучаствовать в этом мероприятии. Нашёл дураков! Я к тому времени уже понял главную солдатскую мудрость: "Не высовывайся!" Даже если бы у меня и были какие идеи на этот счёт, я бы обязательно промолчал.
Один раз замполит меня чуть не подставил: вручил мне бумажку, на основании которой я на комсомольском собрании сурово осудил стариковщину в нашем подразделении и упомянул фамилии наших "дембелей". Старики меня после этого, впрочем, не побили, потому что я продемонстрировал им оправдательный документ - бумажку, написанную самим замполитом с их фамилиями.
С партией даже старики не спорили. Они отлично понимали, что я - человек подневольный и выступал против них не по своей инициативе.
Однажды как-то мы даже пытались взбрыкнуть. Один наш боец по фамилии Безручко решил, пользуясь тем, что он - рядовой солдат, вступить в ряды КПСС.
С какого дуба он рухнул, мы не понимали. В 19 лет в партию? Это было смешнее, чем в этом возрасте жениться. В браке хотя бы бесплатный секс шёл как приятное приложение, а здесь кроме обязанностей ничего не обещали. Ну ладно, если бы он действительно был идейным парнем, который верил в идеалы коммунизма и в светлое будущее всего человечества. Нет, он ничем не отличался от других солдат со своего призыва, если только какой-то тщательно скрываемой хохлятской хитростью. Так же шпынял молодёжь и не перечил старикам. Чувствуя это его нутро, наши комсомольцы решили показать ему козу и не согласились давать однополчанину комсомольскую характеристику для вступления в ряды кандидатов в КПСС.
На следующий день к нам пришел замполит части подполковник Третьяков и провел повторное комсомольское собрание телефонного отделения. Тут старослужащие солдаты благоразумно промолчали, а салажата честно признались, что комсомольца Безручко знают плохо, всего пару месяцев с ним вместе служат и потому ничего про него пока сказать не могут. Подполковник провел второе голосование и хитрован Безручко получил долгожданную положительную рекомендацию для вступления в ряды кандидатов в КПСС. Вот так и проникали в партию люди, которые её потом и погубили.
В первый раз мы с Лёшкой пошли в увольнение в день рождения отца в июле месяце. Папе исполнилось 56 лет. Дома нас ждал неожиданный сюрприз. Обе жены старших братьев были беременны. В августе у нас родилась первая племянница Полинка, а в сентябре - третий племянник Лёшенька.
К октябрю закончился запрет на работу на кухне бывших больных дизентерией и мне стало полегче. На кухню я ходил уже не через день, а через два или даже три дня. Тем не мене, в своём призыве я оказался лидером по числу отработанных там нарядов.
За подобными хлопотами подкрался долгожданный ноябрь. У нас отобрали трусы и майки и переодели в кальсоны и нательные белые рубахи. Это называлось перейти на зимнюю форму одежды. После праздника Октябрьской революция в нашем подразделении появились новые салажата. Мы официально стали "молодыми" бойцами.
Перед принятием присяги новобранцами нас опять отправили на стрельбище. Я снова отстрелялся на отлично, выбив 25 очков (7,8,10).
Правда потом опять пришлось долго и упорно чистить карабин. Договорный секс с кухаркой - серия вторая. Только удовольствие получаешь в ноябре на свежем морозном воздухе. Бр-р-р.
Поскольку наша жизнь и служба никак не зависели от умения стрелять, то, честно говоря, желающих заниматься стрелковой подготовкой дополнительно среди бойцов нашей части практически не было. Лучше лишний час провести в курилке или в койке.
6
К зиме мы с Лешкой уже более-менее регулярно ходили на боевое дежурство в подземелье. Оба мы оказались не без способностей: Лёшик неплохо ориентировался в хитросплетениях Линейно-аппаратного зала (ЛАЗ), а я быстро освоил технику ЗАС (засекречивающей аппаратуры связи). Капитан Першин не жалел, что взял нас к себе. Мы оказались мирными и спокойными солдатами, вдобавок, из братьев Антоновых получались неплохие специалисты.
Произошли некоторые изменения и среди моих армейских знакомых. Первым лишился звания младший сержант Телеграфист. Он серьёзно провалил свою смену на дежурстве: то ли не сумел закрыть (засекретить) канал связи, то ли проспал важную телеграмму. На него лично орал командир части подполковник Шевцов и прямо на разводе прилюдно сорвал у него лычки с погон.
У другого старого знакомого - Радиста - лычки тоже исчезли, но без криков на плацу. Видимо, его вина оказалась не настолько вопиющая. Было немного странно: вчера ты отдавал ему честь, как старшему по званию, а теперь он был такой же рядовой боец, как и ты.
Где-то и как-то незаметно потерял одну звезду на погонах и лейтенант Пушкарь. Кто и за что его разжаловал, я не знаю, но поговаривали, что он, якобы, действительно кого-то побил своими кулачищами.
Единственный, кому повезло, был наш карантинный замкомвзвода - сержант из ПДРЦ. Он преуспел и стал полноценным старшим сержантом, единственным на всю часть. Такого служаку было не западло поприветствовать отданием чести.
Забегая вперёд, сообщу, что перед дембелем его снова повысили в звании и домой он поехал полноценным старшиной.
7.
Пожалуй, тут можно подвести итоги 1977 года.
В январе в газетах как-то глухо, без каких либо комментариев, прошло сообщение о том, что в московском метро произошёл взрыв.
Понятное дело, что КГБ землю носом рыл и виновных нашёл, но то, что к этому были причастны армянские националисты, народу рассказали только в 90-е годы.
В США был выбран новый президент - Джимми Картер, а в Эфиопии к власти пришёл Менгисту Хайле Мориам.
Поскольку первый, как и положено, считался злодеем, а второй - другом, то в газетах и репортажах больше сообщалось о добрых делах последнего.
В марте произошла самая крупная авиакатастрофа в истории авиации. При столкновении в воздухе двух самолётов марки "Боинг 747" погибло 582 человека.
Советские граждане, слава Богу, на боингах тогда не летали.
В Испании разрешили коммунистическую партию.
Леонид Ильич Брежнев, кроме поста Генсека КПСС, стал председателем Верховного Совета СССР.
Каждый советский солдат обязан был знать, кто является главой государства. На политзанятиях это обязательно спрашивали.
В июле в Нью-Йорке возникли проблемы с электричеством.
И что принялись делать порядочные американские граждане, оказавшись в непроглядной тьме? Правильно, стали грабить магазины и банки, сигнализации и телефоны же не работали. Об этом со злорадством и сообщала советская пресса.
В Китае окончательно свергли "банду четырёх", а Дэн Сяопин был восстановлен в должности. Китайское руководство решило заняться развитием страны.
Начинается конфликт между Эфиопией и Сомали. СССР встал на сторону Эфиопии.
16 августа умер Элвис Пресли, а 25 декабря - Чарли Чаплин.
Сейчас мне кажется странным, что в принципе я их обоих мог увидеть живыми и даже протянуть бумажку для автографа. Просто им не повезло встретиться со мной лично.
С трупом Чаплина чуть позже случилась какая-то дикая история, но, к счастью, всё обошлось, и великий комик спит теперь спокойно.
Могилу Пресли вроде не тревожили, но слухи о том, что певец жив, бродят, может быть, и до сих пор.
7 октября 1977 года принята новая Конституция СССР.
Её, в отличие от предыдущей, условно называемой сталинской, вскоре нарекли брежневской.
В декабре в Африке возникла новая империя - Центральноафриканская, и был коронован император Жан-Бедель Бокасса.
Советский кинематограф выпустил фильмы, которые смотрят и по сей день: "Служебный роман" Э. Рязанова и "Аты-баты, шли солдаты..." Л. Быкова,
А вот семисерийный фильм "Берега" - тоже очень хороший - нам больше не показывают, наверное, потому, что он стал заграничным - грузинским.
8.
Наступление Нового Года ничем особенным мне не запомнилось. За два часа до полуночи нам дали команду "Отбой!", а в 6-00 первого числа дневальный проорал: "Рота, подъём!" С Новым годом, солдатики! Единственно, как на выходной, дали на завтрак яйца вкрутую и по прянику. Видимо, подарок от деда Мороза.
Вскоре появился слух, что меня планируют отправить в длительную командировку, что вызвало откровенную зависть у моих сослуживцев, и было почему. Меня отправляли механиком ЗАС в штаб 19 корпуса ПВО в город Челябинск. И всё это не по блату, просто требовался "засовец" с нашего призыва, а в своем призыве нас - телефонистов ЗАС - было только двое, и я реально был лучшим специалистом.
В феврале 1978 года меня посадили в машину роты КП, и через полчаса я оказался в Челябинске в воинской части, находящейся недалеко от памятника Скорбящим женщинам на АМЗ. Воинская часть существует там и поныне, но чем нынче заняты тамошние солдатики, я не знаю и фантазировать не буду.
Освоившись на новом месте, я понял, почему мне в Вознесенке все завидовали. По армейским понятиям это был настоящий курорт.
У меня был отдельный кабинет, в который без моего ведома никто не мог зайти. Чтобы попасть ко мне, нужно было позвонить в звонок. Тогда я открывал маленькое оконце, вырезанное в двери, и смотрел, кто это там такой наглый меня беспокоит. Если я признавал человека достойным на посещение моих апартаментов, то отрывал ему дверь, а если его не было в списке, висевшем у меня на двери, я общался с посетителем только через это оконце.
У меня была персональная телефонистка, частично седая, частично крашенная хной женщина предпенсионного возраста. Как сейчас помню, звали её Раиса Семёновна. Она работала с 8-00 до 17-00, пять дней в неделю, и у меня хотя бы в это время не было забот с ответами на звонки на коммутаторе. Я мог заниматься другими делами.
Ещё я не ходил в наряды, на строевую подготовку, на политзанятия и другие подобные скучные мероприятия. Точнее, все мы, связисты из Вознесенки, прикомандированные к штабу корпуса, в наряды и на работы не ходили, а занимались только связью штаба корпуса с другими подчиненными и вышестоящими воинскими подразделениями.
Всего нас было семь человек: два телеграфиста, трое телефонных механиков, отвечающие за местную АТС и все штабные телефоны, один релейщик и я - механик телефонного ЗАС. Три телефониста дежурили круглосуточно, меняя друг друга. А я - релейщик - и телеграфисты дежурили только в будни и в субботу, когда офицеры штаба приходили на службу. Мы с утра забирали у дежурного по штабу свои ключи от наших комнат, шли по своим кабинетам, где включали аппаратуру и начинали боевое дежурство.
Начальником у нас считались прапорщики из нашего телефонного отделения. Они тоже приходили на службу пять-шесть дней в неделю и пытались нами командовать. Для прапорщиков такая служба тоже была синекурой, поэтому они начинали пить и бездельничать. Первый был беззлобным выпивохой, вскоре уволившимся из рядов СА, а второй оказался человеком не очень хорошим и тоже закладывающим за воротник. Я даже фамилию его вспоминать не хочу. Что самое интересное, у этих прапорщиков не было допуска ни в мой кабинет, ни в комнату к телеграфистам, поскольку их передающая аппаратура тоже считалась совершенно секретной. Поэтому, если мне и телеграфистам не хотелось видеть этого "куска", то мы могли спокойно прятаться от него в своих "домиках".
Кроме нас - связистов - при штабе служили и другие срочники. Главным считался сержант - шифровальщик. Он уже из учебки пришел с тремя лычками и к концу службы легко выслужил звание старшины. Все офицеры штаба, включая генералов, здоровались с шифровальщиком за руку и сильно его уважали.
Ему подчинялись два секретчика, хранившие, носившие и выдававшие из специальной библиотеки секретные документы офицерам штаба, да два художника, рисующие секретные карты для тех же офицеров штаба. Кстати, на должности рисовальщиков карт реально брали настоящих художников - парней, закончивших художественное училище, знающих классические шрифты и умеющих писать тушью. В моё время рисовальщиками служили два парня : один из них "зёма" - земляк из Магнитогорска по кличке Батя, а второй парень - с западной Украины, которого иногда, вспоминая его Родину, шутя называли бандеровцем. Парень смеялся вместе с нами. И именно он нарисовал карандашами мой портрет той поры так хорошо, что я послал его в подарок хорошему человеку.
Ещё при штабе служили дюжины две или три водителей, возивших на легковых машинах офицеров штаба, тоже шикарная служба. Чистенькая и аккуратная. Правда, чем выше звание носил твой пассажир, тем лучше должен был выглядеть его шофёр. Водителя командующего корпуса я без парадной формы в простом х/б не видел ни разу.
Поскольку в одном месте собрано было столько "аристократов", которым некогда было заниматься черновой работай, то кто-то должен был обслуживать их всех: мыть полы, туалеты, стоять на тумбочке и охранять их сон. Для этого предназначалась учебная группа радистов.
Этих пацанов призывали из разных мест и в течение полугода учили стучать на ключе. Потом распределяли по приписанным к корпусу частям. Кому-то из них везло зацепиться за Челябинск, Курган, Магнитогорск, Орск; неудачники попадали в степную Домбаровку и казахскую пустыню Сагиз.
Из неудобств моей службы в штабе было только то, что в субботу телефонистка на работу не являлась, а штабные офицеры на службу частенько приходили, и мне самому надо было безвылазно сидеть в своей комнатушке и соединять на коммутаторе звонивших по ЗАС штабистов. Тут без разрешения генерала - начальника штаба корпуса - я даже в туалет сходить не мог.
В субботу у меня тоже был ПХД. Я мыл полы в своей комнате, аж целых 7 квадратных метров, и выбивал два коврика, принесенные, видимо, Раисой Семеновной из дому и создававшие какой-то уют в нашем помещении.
Правда, в нагрузку мне дали ещё обслуживание аккумуляторных батарей, обеспечивающих питанием наше оборудование в случае аварийного отключения электрической сети. В аккумуляторах надо было эпизодически доливать щелочь и дистиллированную воду, но и с этой проблемой я тоже справлялся.
Незаметно с такими легкими хлопотами я дожил до весны и перешёл в категорию опытных воинов. По нашим понятиям стал "черпаком". Мало того, мне официально присвоили статус специалиста 2 класса.
Я знал, у кого из штабных офицеров в ящике стола горстями валялись значки классности, и без спроса, но весьма обоснованно позаимствовал один их них и украсил свою грудь такой наградой. К значку полагался приятный бонус - моя зарплата возросла на 2р. 50 копеек, и вместо пресловутых 3-80 я стал официально получать 6 рублей 30 копеек. Поскольку денежное довольствие выписывала мне начфин нашей части, то моя мама сразу узнала, что я стал больше зарабатывать.
В то лето 1978 приехал к нам командированный из Домбаровки секретчик Александр, фамилию не помню. Родом он был из Свердловской области - практически земляк. Я не знаю, чем он занимался на службе, в армии нас приучили не задавать друг другу профессиональных вопросов. Он ходил в какие-то штабные кабинеты и чем-то там занимался. По возрасту он был постарше нас. Ему было лет двадцать пять. Работал Александр на гражданке в атомной промышленности и четко ориентировался в Челябинсках-40 и Златоустах-36, про которые тоже ничего лишнего нам не рассказывал.
С его приездом в нашем подразделении произошло как в том анекдоте: "... но тут приехал поручик Ржевский!". Александр научил нас плохому: для начала играть в настоящий преферанс, в "Тысячу" и "Кинга". Я охотно обучился этим играм и принимал активное участие в соревнованиях, тем более, что играли мы без денег, чисто для спортивного азарта и развлечения. Солдат в карты играет, а служба идет!
Почему-то эти игры стали сопровождаться у нас употреблением спиртного. Тоже благодаря Александру. Поскольку наша компашка состояла из опытных солдат, то эти долгие игры - с утра до вечера в выходные дни - никого не напрягали. Офицеры и прапорщики в субботу и воскресенье в казарме не показывались, а "салажата" были рады, что их никто не трогает. Как сейчас помню, вместе с Александром даже я один раз сбегал в самоволку до ближайшего магазина. Продавщицы в этом магазине знали, что солдатики бегают к ним без разрешения начальства, и поэтому старались отпустить нам товар в первую очередь.
У Александра был то ли настоящий, то ли придуманный день рождения, и мы с ним купили спиртное и закусь. Вы никогда не закусывали водку масляным тортом с безе? Интересный опыт для молодого организма.
Вскоре командировка у Александра закончилась, и он вернулся в свою часть, а мы продолжили играть в карты. Правда, за водкой я уже не ходил и спиртного не пил. Зато я опять начал играть в шахматы. Как раз в 1978 году начался матч на звание чемпиона мира между Анатолием Карповым и Виктором Корчным.
Недавно про этот матч сняли художественный фильм "Чемпион мира". Фильм, на мой взгляд, получился на четыре с минусом. Но тогда напряженная нить соревнования чувствовалась реально. Сейчас я могу признаться, что болел тогда за Корчного, но не потому, что я был завзятый антисоветчик. За Виктора Львовича я начал болеть ещё в 1973-74 году - задолго до того, как он сбежал за рубеж.
Я весьма внимательно следил за матчем и даже разбирал партии, опубликованные в газете "Советский спорт". И когда претендент сравнял счёт, сделав его 5:5, я сразу понял, что на этом его успехи закончились, и в следующей партии Корчной обязательно проиграет. Что он успешно и сделал.
Мои манипуляции с шахматами заметил прикомандированный из Вознесенки сержант-телеграфист, которого звали Серёжей. Он стал моим партнером по игре в шахматы и ближайшим приятелем, тем более, что жили мы с ним в одной казарме и в штабе наши кабинеты были по соседству. Он даже следил, как я уничтожаю использованные шифры и ставил свой автограф в честь этого события.
Мы с Серегой тоже устроили своеобразный шахматный матч, продлившийся партий сорок. Потом он попался на употреблении алкоголя и, лишившись звания, был сослан в Вознесенку. С ним на пару погорел и солдатик - релейщик. Вместо них из нашей части прислали других бойцов, но эти парни ни в шахматы, ни в преферанс играть не умели.
На исходе лета 1978 года в Челябинской области произошло ЧП: два солдатика из местной воинской части устали от трудностей службы и бросились в бега.
Вообще-то, в те времена армейские бегуны попадались часто. Помнится даже, в нашем штабе корпуса в роте КП убежал один солдат. Он знал устав и вернулся в казарму на исходе третьего дня, в этом случае побег ему засчитали как самовольное оставление части и просто посадили на "губу".
Эти же два прохиндея сбежали с поста, прихватив с собой автомат с патронами. В этом случае к поискам беглецов подключили даже КГБ и всю местную милицию.
Казалось, где я, а где беглецы. Но из-за этого ЧП по всем частям Челябинского гарнизона объявили тревогу. В штабе корпуса дежурили какие-то офицеры, и мой телефонный ЗАС перешёл на круглосуточный режим работы.
Моя Раиса Семёновна уходила в 17-00 домой, а я один оставался у коммутатора до утра. Офицеры могли позвонить в любое время суток и иногда звонили. В будние дни в 8-00 моя телефонистка заступала на работу, и я мог пойти в казарму и поспать на кровати пару часов. В своём штабном кабинете ночью я в лучшем случае мог дремать, сидя в кресле телефонистки или лежа на ковриках, укрывшись шинелью.
Тревога продолжалась 10 дней. Десять дней я не отключал свою технику.
Пацанов поймали без кровопролития, автомат у них отобрали. В данном случае гауптвахтой им было не отделаться. Им грозил либо дисциплинарный батальон, либо реальный тюремный срок.
9.
Пришла осень. Мы проводили на дембель последних "стариков" и по полному праву заняли их место. К этому времени я стал совсем классным специалистом. Мне вполне заслуженно и официально присвоили звание специалиста 1-го класса. Я сам нашёл себе такой значок в одном штабном кабинете и носил его на законном основании. Моя зарплата в то время поднялась до 8 рублей 80 копеек в месяц, а поскольку я не курил и не пил, то к дембелю у меня скапливалась вполне неплохая сумма.
Декабрь 1978 года был холодным. Особенно новогодняя ночь. 31 декабря в Челябинске официально зарегистрировали 52 градуса ниже нуля. Я до сих пор жалею, что не выбежал на пару минут из казармы, чтобы лично почувствовать такую холодрыгу. Предпочел пялиться в телевизор на новогодний концерт зарубежной эстрады.
А ещё в 1978 году произошли следующие события:
Начались переговоры руководства Египта и Израиля. 30-тилетняя вражда между этими государствами была прекращена.
Наша пресса ругала Анвара Садата за предательство интересов палестинского народа.
Л. И. Брежнева наградили орденом "Победа".
В Италии "красные бригады" похитили и позднее убили бывшего премьер-министра Италии Альдо Моро.
Наша пресса называла "красные бригады" террористами и отрицала их право на звание революционеров.
Эфиопы отбили нападение сомалийцев.
В Афганистане произошла революция. Главой государства, главой Революционного совета и премьер-министром стал Тараки.
В апреле 1978 года южнокорейский Боинг-707 нарушил воздушное пространство СССР. Войска ПВО страны вынудили его приземлиться в Кеми.
В Северном и Южном Йеменах почти одновременно убивают президентов этих стран.
В СССР посадили двух диссидентов. Юрию Орлову дали 7 лет колонии, а Анатолию Щаранскому - сразу 13 лет тюремного заключения, из чего следует, что Щаранский был в два раза опасней для страны, чем Орлов.
В Риме начался "мор" римских пап.
Вначале умер Павел VI, а через полтора месяца и его наследник Иоан Павел I. После этого впервые за последние 450 лет решили назначить папой не итальянца, а поляка. Кароль Войтыла, архиепископ Краковский, был избран папой римским под именем Иоана Павла II.
Даже Владимир Высоцкий упоминает об этом событии в одной из своих песен.
В сентябре высланный из Болгарии писатель Георгий Марков скоропостижно умер в Лондоне. Проведенное расследование показало, что он был убит в результате укола отравленным зонтиком.
Тут сразу начали катить бочку на спецслужбы Болгарии и обвинять курирующий их КГБ СССР. Через год французы догадались снять комедию, которую так и назвали "Укол зонтиком".
Произошла Исламская революция в Иране.
В ноябре в Гайане в результате массового самоубийства или убийства членов секты "Народный храм", руководимой Джимом Джонсом, погибают 911 человек.
В декабре Вьетнам начинает широкомасштабное вооруженное вторжение в Камбоджу, где в то время правили красные кхмеры.
В нашей прессе об этих кхмерах писали очень негативно. Вроде как они мотыгами забивали местную интеллигенцию.
В стране выходят новые фильмы.
В 1978 году впервые показали: "Д Артаньян и три мушкетёра",
"31 июня", "Обыкновенное чудо", "Пять вечеров", "Безымянная звезда".
10.
Служба моя шла вполне успешно, но подспудно у меня возник конфликт с прапорщиком, который командовал нами. Ему не нравился я, мне не нравился он. Обстановка становилась неуютной, и в феврале я завёл разговор с начальством о возвращении в Вознесенку. Начальники удивились. Им было удобно, что я надёжно работаю в штабе и у них нет никаких проблем, но обещали подумать.
Пока начальство обдумывало мою просьбу, я продолжал общаться с Раисой Семеновной, которая была неплохой собеседницей. Она рассказывала мне некоторые истории из своей жизни, и я неожиданно узнал, что она была среди тех людей, которых в 1944 году направили в Чечню после выселения оттуда чеченцев и ингушей. Причём, поселили её не городе, вроде Грозного, а в каком-то отдалённом селе.
В то время я был не сильно любопытен, а вот сейчас я бы обязательно раскрутил её на подробности, поскольку в её рассказах звучало, как страшно было там жить в те годы и как она радовалась тому, что позднее ей удалось оттуда уехать.
Потом телефонистка мне призналась, что именно во время пребывания в Чечне она уменьшила свой возраст и официально стала то ли на год, то ли на два моложе. Её возраст тогда никак не мешал ей жить и работать. Просто шла война, уходила юность, а девушка хотелось выйти замуж не будучи старой девой. Даже песня тогда такая была: "... Девушки, война, война! А молодость пропала..."
Вот переселенка Рая и подменила себе справку о рождении. Война окончилась, "помолодевшая" Раиса сбежала из Чечни и вышла замуж, как и мечтала, за офицера - фронтовика. Родила от него дочку.
Зато сейчас та её глупость сказалась - Раиса Семёновна давно могла бы быть пенсионеркой и иметь два источника дохода, живя гораздо богаче. С работы её не гнали, получала бы пенсию и зарплату. Но "помолодев" тогда, она до сих пор была вынуждена ходить на работу и пенсию собиралась оформить, когда я пойду на дембель.
В феврале 1979 года я случайно попал на встречу выпускников своей родной школы !9. Пришёл домой в увольнение, а тут нам кто-то позвонил на квартирный телефон и сообщил об этом мероприятии. Переодеваться мне было лень, и я пошёл в школу как был, в парадной военной форме.
Сейчас уже не помню всех подробностей этого мероприятия, но именно там я неожиданно встретился с приятелем детства Женькой Сухомлиновым. Жека тоже был в форме, но, в отличие от меня, в курсантской, поскольку он в то время учился в нашем автомобильном училище. Пообщались, поговорили, пить водку я не стал.
В самом конце февраля ко мне в штаб приехал сменщик. Я ознакомил его с местом службы и сопутствующими обязанностями, представил Раисе Семёновне и передал все дела и секретные документы. Потом сел в машину роты КП, чтобы вместе с их дежурной сменой вернуться в Вознесенку.
Но на этом мои армейские приключения не закончились. Чем ближе был дембель, тем становилось веселее и веселее. Приключения были приятные и не очень. К приятным можно было отнести командировку в Рыбинск.
Дело в том, что наша секретная аппаратура иногда выходила из строя. Когда поломка была серьёзной, технику везли на ремонт в город Рыбинск, где профильное предприятие занималось этой аппаратурой.
В командировку отправились вчетвером: капитан Першин за старшего и трое солдатиков: два телефониста ЗАС и один телеграфист. В эту команду попал и я. Поскольку все мы были вооружены: капитан при пистолете, а мы с карабинами, то нам для поездки требовалось отдельное купе.
До этого я по железной дороге ездил только в плацкарте, а тут понял, в чём преимущество купейного вагона: публика более благородная, да и за дверкой спрятаться можно. Поскольку в Рыбинск мы ехали пустые, без техники, то капитан спрятал наши карабины в багажном ящике под своим нижним местом и дал нам кое-какую свободу. Мы могли даже гулять вне вагона на остановках. Наш телеграфист даже познакомился с какой-то девушкой из нашего вагона и прохаживался с нею по перронам разных станций.
Рыбинск - городок заштатный и находится в Ярославской области. Напрямую из Челябинска туда поезда не ходили, поэтому ехать нам пришлось через Москву.
Зима в тот год была снежной и поезда с трудом пробивались с Урала в центр России. В Москве мы для начала расположились на Казанском вокзале. Капитан оставил нас там в воинском зале, а сам отправился узнавать по поводу билетов до Рыбинска.
Не знаю, как сейчас, а тогда Казанский вокзал был столицей свободолюбивого цыганского народа. Такой толпы цыганских женщин и детей я больше никогда не видел. К вечеру они заняли все свободные места и вытеснили большинство других пассажиров. Даже воинский зал они оккупировали почти полностью. Наши зелёные шинели терялись среди их яркого тряпья.
Капитан, вернувшийся с проездными документами, посмотрел на цыганское окружение, вздохнул и, сообщив, что на Савеловском вокзале тоже ночевать не было возможности, перевёл нас на Ярославский вокзал. Воинский зал Ярославского тоже был частично занят людьми, но, по крайней мере, там сидели действительно военные - какие-то солдатики - пехотинцы, человек тридцать-сорок. Собратья по оружию нас никак не заинтересовали, и мы с ними не общались. Мы же люди солидные, с карабинами, а они просто так погулять вышли.
Поскольку передвигаться мы могли исключительно в купейных вагонах, пришлось ждать какого-то редко ходящего пассажирского поезда. Пользуясь такой оказией, я отпросился у капитана Першина на пару часов и съездил на экскурсию по Москве. Не знаю, есть ли сейчас такая практика, а тогда существовали экскурсионные туры по столице двухчасовой длительностью. Тебя "галопом по европам" провозили на комфортабельном "Икарусе" по московским достопримечательностям и пару раз давали возможность выйти из салона на свежий воздух.
Первым делом нас привезли на Красную площадь, где сразу предложили сфотографироваться на память. Человек я был не бедный, все-таки солдат, и не очень жадный, поэтому подписался на это дело. Потом нам показали ЦУМ, здание Университета, Воробьевы горы, где с трамплина ещё прыгали куда-то вниз лыжники. Далее мы побывали у памятника Пушкину и посмотрели ещё что-то, о чём я уже не помню. Конечным пунктом стал опять вокзал, где нас с нетерпением ждал фотограф. Он уже напечатал нам групповые фотографии и с удовольствием обменял их на наши рубли. Один из этих снимков я приложил в качестве иллюстрации к данной рукописи. Узнать меня на нем просто. Я там молодой и самый красивый.
Другие встречи в Москве были не такие радостные для меня. Кое-как переночевали на вокзале. На следующий день на меня устроили охоту. Я дважды сумел попасться двум разным патрулям. Первый меня задержал за то, что я ел мороженое. Нет, я не пил водку или пиво и не курил анашу в неположенном месте, я просто ел мороженое. Оказывается, лакомиться им можно только стоя где-нибудь в сторонке или сидя на стульчике, а употреблять его, как делал я, на ходу, было запрещено. Откуда я мог узнать об этом в Вознесенке? Там и мороженого никогда не продавали. Пришлось мне сообщить о моём проступке капитану Першину. Капитан грустно вздохнул от такой новости.
Второй патруль задержал меня через пару часов уже за то, что я просто попался им на глаза. Старлей, начальник патруля, куда-то удалился с моими документами, и я остался под надзором солдатика азиатской наружности - то ли узбека, то ли таджика. И вдруг подходит к нему женщина, пожилая, восточного типа, явно уроженка средней Азии, даже её одежда свидетельствовала об этом. Она перекинулась парой слов с моим конвоиром, и в глазах у неё появились слезинки. Она поцеловала сначала моего конвоира в щёку, а потом и меня. Я не знаю ни одного восточного языка, а женщина ни слова не сказала на русском, но, тем не менее, я её понял и так. Это была МАМА, именно так -СОЛДАТСКАЯ МАМА. Где-то далеко-далеко от дома её сын тоже служил в Советской Армии, и, увидев нас, она подумала о том, что её мальчик тоже ходит такой же неприкаянный, как и мы с этим парнем. Вот и взгрустнулось ей. Сказав ещё пару фраз моему конвоиру, она попрощалась с нами и ушла.
А следом появился старлей с моим военным билетом и, вернув его мне, объявив, что я не брит и должен привести себя в порядок, а нашему капитану я обязан доложить об этом замечании патруля.
Капитану я доложил. Першин посмотрел на меня и сказав, что побриться и вправду бы не помешало, снова тяжело вздохнул.
После обеда мы перебрались на Савёловский вокзал, и я понял, что наш капитан был прав. Ночевать там было явно не возможно. Там можно было находиться не более двух-трёх часов в ожидании поезда. Даже в заштатном Кизляре, когда там ещё действовал старый вокзал, были более человеческие условия для отдыха пассажиров, чем в этом столичном сооружении. Хотя, кто знает, может, за прошедшие сорок лет там, возможно, что-то и изменилось.
В Рыбинск мы приехали утром. Сразу отправились на завод. Поскольку у всей нашей команды были оформлены допуска к государственным тайнам, нас пропустили через проходную и сразу провели в какой-то цех, где люди в белых халатах что-то делали с электронными платами. Я увидел свою мечту и подумал, что, когда закончу институт, тоже буду ходить в белом халате и что-то так же паять.
Отремонтированную технику пообещали выдать завтра, и чтобы мы не простаивали, снарядили всех, кроме капитана, на работы.
В этот раз мне паять ничего не доверили, а вместе с ещё каким-то чужим солдатиком посадили в кузов открытого грузовика и отправили на овощебазу. Напомню, дело происходило в первых числах марта, и погода для езды в кузове грузовика была не слишком комфортной. На базе мы затарились овощами и фруктами для заводской столовой и привезли всё это на завод.
После этого я был свободен и отправился в комнатушку для командированных солдат. Часа через два явились мои сослуживцы и рассказали, что весь день они таскали какой-то мусор в заводских цехах. Пользуясь относительной свободой, мы все пошли прогуляться по вечернему Рыбинску и чуть не заблудились. Однако смогли-таки найти дорогу назад.
На следующий день мы покинули славный город Рыбинск. Капитан подгадал так, чтобы с полученной техникой нам не надо было маячить на вокзале. Теперь всё было взаправду. Один карабин расчехлили, и мы по очереди стояли с ним у большого железного ящика, размером с цветной ламповый телевизор и такого же веса. Патронов, естественно, Першин нам не доверил, если что, то секреты страны нам полагалось защищать штыком и прикладом.
Однако планы капитана опять нарушила зима. Поезд !13 Москва-Челябинск задерживался, и нам предстояло куковать на Казанском вокзале несколько часов. Я подумал, как хорошо, что на экскурсию по столице я догадался съездить до того, как мы получили аппаратуру. Сейчас бы командир меня не отпустил. Стоять на ветру и морозце было скучно и капитан отвёл нас на Ленинградский вокзал. Там было чисто, аккуратно, достаточно малолюдно, вполне терпимо.
Поезд до Челябинска опоздал на 8 часов. Мы загрузились в него в отдельное купе и помчались домой.
Мчались долго. Гулять по перронам капитан нас уже не отпускал. Чтобы было, чем заняться в запертом купе, Першин купил колоду карт, и всю поездку мы играли в подкидного, так что скучно нам не было. Солдат вешает сопернику новые погоны, а служба идёт.
На обратном пути поезд набрал ещё 16 часов отставания и прибыл в Челябинск точно по расписанию в 8-00 утра, но только на сутки позже того времени, что было указано. Наверное, остальные пассажиры нашего экспресса были крайне раздосадованы такой задержкой, но мы были счастливы. Лишний день поездки был нам на пользу. Солдат едет, а служба идёт!
В Челябинске за нами пришла машина из Вознесенки, и на ней мы с аппаратурой вернулись в часть.
11.
Вскоре у меня получилось ещё раз удивить капитана Першина. Как-то он сам решил проверить физподготовку солдат своего подразделения. Все бойцы, свободные от смены и наряда, собрались возле турника и стали демонстрировать командиру, кто на что способен. До этого я ничем на этом снаряде не блистал, и когда очередь дошла до меня, капитан приготовился тяжело вздохнуть. Он не ожидал от меня никаких подвигов.
Я, держась за боковую стойку, подпрыгнул, зацепился за перекладину правой рукой, потом взялся за неё и левой. Секунду повисел и под громкий счёт командира подтянулся первый раз. К своему удивлению капитан остановился после того, как сказал: "Четырнадцать!". Я спрыгнул, и Першин посмотрел на меня с уважением. На оценку "отлично" достаточно было двенадцати раз. Я не стал ему рассказывать, что, находясь в штабе, прямо у себя в кабинете приспособил найденную где-то полудюймовую трубу и на ней добровольно, без всякого принуждения, ежедневно тренировался в подтягивании. Год моих занятий сказался, я и выход силой делал и подъём переворотом исполнял теперь только на оценку "отлично".
Кроме приятных эпизодов в финале моей службы были и неприятные.
Неожиданно запахло серьёзной войной. Китайцы коварно напали на Вьетнам, снёсший к этому времени режим Пол Пота в Кампучии. Поскольку вьетнамцы тогда были нашими друзьями, а китайцы - нет, у нас всех возникло опасение, что мы вступимся за друзей. Но обошлось, вьетнамцы отбились самостоятельно, моя помощь им не понадобилась.
Другая проблема была не такой глобальной. У телеграфистов, с которыми мы делили казарму, произошло ЧП. Один молодой боец посчитал, что жизнь его в этом подразделении настолько плоха, что убежал прямо со смены из подземелья и повесился на берёзе за пределами части.
Мне трудно судить, действительно ли над ним так страшно издевались, или просто он был слишком мнительным от природы, не знаю. Ну покрикивали на него сержанты и старослужащие, так мне со стороны не казалось, что доставалось ему больше других молодых бойцов. Может, в подземелье его сильно напрягали, не знаю, мы к телеграфистам в их помещения ходить не имели права, и как они там обращаются друг с другом, не знали.
Одним словом, досталось всем. Капитана - командира телеграфного отделения услали куда-то в дальний гарнизон, где он должен был гнить до конца своей службы с чёрным клеймом в личном офицерском деле. Как-то наказали и командира взвода, но больше всего не повезло нам, телефонистам. Уж не знаю почему, но посчитали, что именно мы, наше присутствие в казарме вредно сказывается на моральной обстановке телеграфного отделения. Как двадцать человек мешали жить шестидесяти и дурно на них влиять, я до сих пор не представляю. Мы их не били, они нас тоже не трогали. Почему именно мы разлагали их дисциплину и боевое содружество, нам было не совсем понятно.
Тем не менее, пришлось нам переезжать в другую казарму, где уже жили радисты, рота передающего центра и хозвзвод.
Одно меня утешало, что терпеть это всё мне оставалось не очень долго. По плану как образцового солдата, меня обещали уволить в первой партии - 4 мая 1979 года.
Но тут пришла беда, откуда не ждали. Оказалось, что 19 корпус ПВО должен был провести учебные стрельбы в Казахстане на полигоне возле озера Балхаш. Из нашей части тоже должны были поехать специалисты, даже братец Лёша загорелся этой командировкой.
С большим трудом мне удалось его отговорить от этой идеи. Первая партия ему, в отличие от меня, не грозила. Он проходил по категории нарушителей воинской дисциплины. Ещё в феврале, до моего возвращения из штаба корпуса, он попался на том, что пытался пронести в подземелье водку. То ли сам собирался пить, то ли с кем-то рассчитаться обещал, сейчас подробностей не помню и спросить не у кого. Но даже такое нарушение дисциплины не могло помешать ему уволиться достаточно быстро. Мама могла похлопотать за сына.
В общем, нам объявили, что демобилизация наша откладывается до окончания казахстанских стрельб. О, как! Приплыли!
Пришлось мне ещё три с половиной недели ходить на смены и в наряды. И если ходить в подземелье с моим опытом было просто, то наряд по столовой уже никак не вдохновлял.