Мы видимся почти каждый день.
"Данько Мария (2130-2265)",
"Почетный житель Корнеев В.В. (2114-2265)" с пометкой "от ветеранов Первой Звездной",
"Антоша Липшиц - славный малый (2121-2265)",
немой "Сергей Полоцкий (2133-????)"
и я.
Кладбище напоминает гигантский склад телевизоров. Когда идешь и прикасаешься к темным надгробиям рукой, словом или взглядом, они оживают, загораются, бесцеремонно обнажая вложенную в них память. И сумерки еще долго хранят светящийся пунктир твоего движения.
- Хочешь увидеть мир новыми глазами? - встречает меня бодрым баском Мария. - Купи их в магазинах Вижн Плюс.
Антоша насвистывает какую-то рекламную песенку. Мои будущие соседи болтают невпопад, часто перебивая друг друга. Нас, таких разных, объединяет, пожалуй, лишь один звонок...
- Житель Полоцкий? - спросил тогда вежливый женский голос. - Вас беспокоит Бюро Регуляции Населения. Со скорбью уведомляем, что Ваш срок истек.
- Это ошибка, - слова в тот день давались с трудом.
- Выбор сделан генератором случайных чисел, - заученная пауза. - Человечество подарило Вам долгую жизнь, о которой наши предки лишь мечтали. Вам предoставляется возможность оплатить этот долг. Подумайте о чьем-то малыше, у которого теперь появится шанс.
А потом она, конечно, продекламировала хайку. Ту самую, о молодых стеблях, тянущихся к солнцу сквозь прелую листву.
- Но я не готов, - пролепетал я, презирая себя за слабость.
- Конечно, - великодушно согласилась дама. - У Вас есть месяц. Позвольте предложить Вам студию для записи видео. Расходы, естественно, покроет государство...
Взвешено, измерено, подсчитано. Жизнь после 130 лет - непростительная роскошь. Если есть нерожденный ребенок, значит, должна быть лотерея и легкая смерть с последним интервью на экране могильной плиты.
- Помнишь, мы от снега спрятались под рябинами, - говорит Мария кому-то за кадром, и голос ее переливается от нежности. - Красные грозди на белом. И ты...
- Не та теперь молодежь, - ворчит Корнеев. - Успокоились. Глаза погасли. А ведь столько не закончено, не завоевано. Шахты на Ганимеде простаивают. Эх...
Я, будущий "джинн", стою перед пустой бутылкой. И меня страшит не вечное заточение, а то, что, даже щедро разбавив содержимое моей души рекламными роликами, я не смогу заполнить этот сосуд и наполовину.
- Неужели совсем нечего? - шепчу я с надеждой. Монолит остается невозмутимым.
- Скажи мне правду! - кричу моему отражению в отключенном экране.
- Вы не выдержите правды! - подражая киногерою прошлых веков, хохмит Антоша. Его датчики мгновенно реагируют на ключевые слова.
Я оказался слишком велик для этой тесной планеты и слишком мал для собственной могилы. Никуда от этой истины не сбежишь. Хотя...
- Ганимед, - улыбаюсь неожиданной мысли. - Будет что вспомнить.