Время слилось, свилось в один упругий и бесконечный жгут. Нолдо не знал, сколько провел то ли во сне, то ли в беспамятстве, иногда слегка всплывая, но не до конца, и снова погружаясь в темноту. От потери крови и недостатка воздуха тело эльфа потеряло очень много сил и теперь медленно восстанавливалось, не имея возможности тратить дополнительные силы на пребывание в сознании.
Временами эльф бредил, жалуясь, что ему холодно, или прося пить, но при этом так и не приходил в сознание. Словно через пелену пленник чувствовал, что с ним что-то делают, порой это было больно, порой хорошо, но реагировать сил не было ни на что. Маитимо даже не видел снов - была просто глухая и изматывающая темнота.
Так длилось до тех пор, пока однажды эльф не проснулся, ощущая себя страшно голодным.
***
Состояние раненого пока не позволяло продолжить развлечение. Все эти Воплощенные были такими слабыми - их хроа легко было повредить, они нуждались в тепле, и в частом отдыхе, и в воде, и в пище. Но, с другой стороны, именно это и позволяло устраивать с ними забавы и воздействовать на них через хроа, а после Темные целители могли наслаждаться восстановлением израненных и изломанных тел - ведь никто из умаиар не стал бы служить Владыке Мэлькору, если бы под его рукой слуги были вынуждены делать то, что им не нравится. Нет, Мэлькор именно этим и увлек многих - своей мощью и поощрением делать то, что хочется, но что порицается Светом. Были среди Темных и те, кто желал исцелять, а для исцеления им постоянно нужны были раненые. В Твердыне же было немало тех, кто всегда был рад терзать и давать целителям этих самых раненых.
Так было и теперь. И пока целитель получал свое, занимаясь ранами Маитимо, все остальные предвкушали продолжение.
Пока раненый бредил, целитель поил его вином и крепким бульоном; теперь Маитимо очнулся, и по приказу умаиа орки принесли ему миску горячей каши. А так как фэанарион был весьма слаб, целитель зачерпнул ложку, намереваясь кормить пленника:
- Ешь. Силы тебе пригодятся: ведь мы только начали.
Но несмотря на то, что Маитимо был слаб, умаиа теперь держался рядом с ним осторожнее, и орки были наготове.
***
'А, это ты', - подумал нолдо, увидев целителя, но вслух ничего не сказал.
Умаиа зачерпнул ложкой кашу, и эльф непроизвольно нахмурился. Есть хотелось, но не хотелось принимать пищу из рук... такого. А после слов, которыми были сдобрен жест, эльф и вовсе раздумал открывать рот, молча посмотрев на умаиа. Что делать, принимать ли пищу? Или отказаться, и что тогда - умирать от голода?
И тут нолдо снова улыбнулся:
- Ты боишься меня. И правильно делаешь, - Маитимо сам не узнал своего голоса. - Что с тобой сделают, если я не буду готов к сроку? А ведь я могу, это в моих силах. Так что прислуживай мне любезно, и не забывай, кто из нас двоих тут свободен.
***
....Ни одному из пленников прежде не удавалось всерьез ударить умаиа, а фэанарион бил его уже во второй раз - сначала руками, теперь словами. Темный целитель в самом деле был обязан исполнять приказанное и как можно скорее привести пленника в пригодное для пыток состояние; умаиа... в самом деле сам не заметил, как превратился в раба Владыки Севера. И этот Воплощенный был ценнее, чем он, аину, - ради целителя не стали бы собирать всех и устраивать такую церемонию! Маитимо мог насмехаться над Владыкой Севера, а он, аину, не мог даже сказать: 'Нет, сейчас, до лечения, не стоит повторять пытку'. Целитель желал бы уйти из Ангамандо - туда, где он будет кем-то единственным или хотя бы одним из немногих, - но не мог.
Но умаиа взял себя в руки и даже улыбнулся про себя - Маитимо еще заплатит за все, а он, целитель, еще посмотрит, как гордец будет раздавлен, и посмеется. Но не сейчас. Сейчас придется...
- Я буду любезным. Поешь, разве ты не голоден?..
***
Дальнейшее время в камере было для эльфа настолько приятным, насколько это было только возможным. Его не оскорбляли, лечили жестко, но терпимо. Маитимо мог отдыхать... и думать. О том, как все потерял, и о том, что ждало его теперь. Легко умереть в бою, можно было умереть и тогда, в зале, но как же тяжело вот так дожидаться своей участи... Не смерти, а пыток, того, что его будут пытаться заставить склониться перед Врагом. Впрочем, такая мысль вызывала только злой смех. Он скорее умрет, чем склонится. И тогда... тогда он впервые почувствовал словно ошейник на своей шее и идущую от ошейника цепь к тому, кто крепко держит за повод - к Клятве. Эльф впервые, холодея, понял, что Клятва - живая, и что она... не отпустит его, не позволит умереть от усталости. То есть... придется... просто терпеть. Вынести все и выстоять, пока Моринготто не наиграется с ним и не прикажет убить надоевшего пленника. И тогда Маитимо испугался, что он может не смочь... 'Сможешь', - веско и мрачно усмехнулась ему Клятва. И Маитимо почувствовал себя скованным куда сильнее, чем мог бы его сковать Моринготто. И нолдо понял, что он и правда выдержит что угодно - ему не дадут не выдержать.
***
Когда целитель решил, что силы пленного достаточно восстановились, он доложил об этом Владыке Мэлькору. По приказу Вала связанного Маитимо, одетого лишь в штаны и грубые кожаные ботинки, снова привели в тронный зал, который теперь был пуст - ни полчищ орков, ни множества умаиар в нем не было. Повелитель собрал в этот раз лишь тех, кого счел необходимым для воплощения задуманного: и главную роль в происходящем должен был сыграть Маирон, некогда Аулэндиль, ныне самый могучий из слуг Владыки Севера, молча стоявший позади Мэлькора, по правую руку от него.
- Ты не удержал венца, Маитимо, - заговорил Мэлькор. - Как жаль! Ведь ты Нолдоран по праву, - Владыка Севера усмехался, предвкушая забаву. - Но я знаю, как это исправить, как сделать, чтобы корона всегда была с тобой. Как и твои доспехи.
По мановению руки Валы орки внесли маленький железный венец, а также доспехи и меч Маитимо.
***
Враг не стал тратить время на приветствия и сразу перешел к делу. Нолдо ухмыльнулся и ответил:
- Где же сегодня твои гости, Моринготто? Вижу, ты решил не выставлять себя больше дураком при всех. Не знаю, что ты задумал с клинком, доспехами и короной, но я вижу твой дворец и могу сказать: у тебя дурной вкус, и вряд ли ты придумал что-то достойное.
Эльф смеялся и старался стоять прямо и спокойно. Но в действительности ему было страшно.
***
Эльф и теперь начал с оскорблений. Притом, как заметили умаиар, слова попали в цель. Повелитель Севера скрипнул зубами - он действительно не желал снова собирать всех своих слуг и рабов, чтобы Маитимо не насмехался над ним при всех. Но то, что нолдо повернет это так, скажет об этом открыто... Мэлькор не мог дождаться, когда наконец раздавит этого гордеца.
- Я посмотрю, как ты заговоришь, когда мы закончим с тобою, Нэлйафинвэ, и ты станешь моим рабом, - произнес Владыка Севера. - А многие гости... они не поместятся в кузнице.
***
Нолдо не смог не ухмыльнуться, видя, что его слова попали в цель. В ответ 'величайший из Валар' не нашел ничего лучше, чем повторить в очередной раз свою угрозу.
***
Когда эльфа повели в кузню, он с трудом сдерживался, чтобы не начать упираться, но все же заставил себя дойти своими ногами. Кузня была обширной, облицованной грубым черным камнем, и колдовской багровый огонь горел в горне посреди кузни, не угасая.
Маирон, подошедший к горну, усмехнулся, глядя на пленника, которого подвели к наковальне. Затем умаиа взял обруч-корону, нагрел его и расковал. Выждав, пока полоса остынет, так, чтобы раскаленный металл не сжег Маитимо шею, но при этом чтобы жар был чувствителен, Маирон стал заковывать 'украшение' на шее фэанариона, которого наклонили над наковальней и удерживали за волосы и вывернутые руки.
- Ты не пожелал носить корону, - произнес Владыка Мэлькор, - так будешь носить ошейник, всегда, как знак моей власти над тобой. И любые твои потуги противиться мне, Владыке Арды, закончатся твоим поражением и подчинением мне.
***
Когда умаиа начал расковывать железный обруч... нолдо вдруг понял, что это ошейник, а поняв... успокоился. И даже жар металла не нес ему опасности, а потому не был страшен.
- Моринготто, ты все время отстаешь на шаг. Если бы ты надел на меня ошейник в самом начале, это возымело бы действие. Но... за то время, что ты медлил, кое-что изменилось. И теперь твой ошейник ничего не значит, потому что я узнал: есть сила большая, чем ты. И я узнал, что она держит меня куда сильнее, чем может твой ошейник.
Пока нолдо говорил, его взгляд невольно переместился на Сильмарилли, которые тоже были пленниками здесь*(1). Эльф не заметил сам, как его губы сложились в горькую, но легкую и светлую улыбку.
- Нет в Арде большей силы! - Снова рассердился Мэлькор. Маитимо смел, в ответ на то, что должно было гнуть и ломать его... улыбаться в лицо Владыке. Даже не усмехаться, улыбаться по-настоящему. И это было еще хуже, чем насмешки, и приводило в гнев. Мэлькор жаждал стереть эту улыбку. - Если на тебе будет два ошейника и две цепи, вторая пара тебе не поможет. Как не помогли доспехи и меч. Часть твоих доспехов будут напоминать тебе об этом, став цепью. И мечу еще найдется применение.
Мэлькор продумал более впечатляющую речь, что должна была уязвить пленника: из каждой части доспехов Маитимо и из его меча желал сделать знак рабства для нолдо. Но это должны были быть удары, один за одним, как вбиваемые заклепки, а не то, что может вызвать улыбку!
Услышав слова про доспехи, эльф засмеялся, но до поры скрыл, чем же он так доволен. И ответил про другое.
- Ты не понимаешь, - качнул головой нолдо. - А я не смогу тебе объяснить, даже если очень захотел бы, но то, что держит меня, не позволит мне сказать, - отчасти нолдо дразнил Моринготто, потому что... Увала так бурно реагировал, как можно было устоять? Отчасти же эльфу просто хотелось выговорить это, свое откровение, то, что он узнал, и если не братьям, то хотя бы просто сказать вслух. Так, чтобы его не поняли, но сказать. - Наверное, дело в том, что я призывал Имя, что выше всех прочих, и привел в движение силы, о которых сам не подозревал... Но тебе не тягаться с этой силой, это я знаю. Ее мощь... просто неизъяснима, и это страшно... - почти прошептал эльф последние слова.
Клятва - живая и могучая, и она держит его крепко в своей хватке. Что же - значит, Клятва - это еще и союзник. И... быть может, именно ее стальная длань заставила отца вновь призвать ее перед смертью, когда его долг перед ней закончился, и это последнее, что он мог сделать. Эльфу стало холодно в кузне - и значит, Вековечная Тьма, вот что будет уделом отца, если они не исполнят Клятву! Эльф дернулся всем телом, словно желая вырваться из рук орков, разорвать путы и с голыми руками напасть на Врага и отобрать его корону с Сильмариллами. Но орки смогли удержать связанного пленника, и словно пелена безумия спала с нолдо. Он вспомнил, где он находится и какова его участь.
***
Глаза Маирона, слушавшего фэанариона, блеснули, и кузнец чуть прикрыл веки, чтобы Владыка не увидел, что пленник ему в своем роде нравится. Недавно умаиа стал время от времени звать себя Волком, чувствуя сродство с этими зверями: он хотел рвать и терзать добычу, но было еще лучше, если сначала эту добычу было нужно настичь, и тем более интересно, если сделать это не так-то легко... Маирон желал заняться этим пленником сам, желал настигнуть и победить эту добычу. Но сейчас это была игрушка Владыки Мэлькора. Вот только Волк был почти уверен, что Владыка предпочтет не возиться с наглым и языкастым пленником сам, а отдаст его на укрощение - и тогда Маирон будет тут как тут.
Пока же Волк размеренно и споро ковал цепь, раздумывая - о какой силе говорил фэанарион? Нужно было вызнать о ней - и затем лишить эльфа этой опоры. Но сейчас вмешиваться в разговор было неразумно: Владыка Севера был зол и желал цепей, а не вопросов.
***
Орки снова держали Маитимо перед горном. Переведя взгляд на наковальню, эльф видел, как гибнет его прекрасный доспех, сделанный им в Амане, вместе с отцом, в свете Древ... И когда нолдо решил, что доспех испорчен безвозвратно, воин заговорил:
- Я давно не слышал, чтобы ты создавал что-то, Моринготто, лишь портил и ломал. Так что я совсем не удивлен, что ты уничтожил и мой доспех. Ломать не строить, а на большее ты и твои прихвостни не способны.
Про себя эльф был скорее рад: было бы куда хуже, если бы его доспех использовали твари, ходили бы в нем в битвы. Лучше уж пусть броню изломают. И тут Маитимо снова усмехнулся:
Владыка Мэлькор в самом деле был зол, и орки вжимали головы в плечи, чуя - пленника-то не убьют, пленник ценный, а кому-то из них не поздоровится.
Маирон смог сохранить хладнокровие, но другие умаиар, не ждавшие упоминания Единого, дернулись, а то и отшатнулись. Не может назвать силу, но она связана с Именем... О каком еще Имени можно говорить так?
- Ты не смеешь произнести Его Имя, а я бросил Ему вызов, - Владыка вскинул голову. - И, как видишь, я живу и побеждаю!
Но сейчас все шло не так. И изломанный доспех почти не доставил удовольствия - так спокойно Маитимо воспринял его уничтожение. Хотя вначале и дернулся, верно, все же был задет, но как слабо!
***
Эльф говорил о своей Клятве и удивился, почему на врагов его слова произвели впечатление; только ответ Моринготто помог понять происходящее - так им не нравится упоминание Высшего Властителя; говоря об Имени, нолдо имел в виду свою Клятву, а Темные услышали о Едином.
- Ты не побеждаешь, - фыркнул нолдо. - Ты крадешь в темноте, бьешь, когда знаешь, что ничем не рискуешь, крадешься, таишься, потому что боишься выйти открыто. Так червяки побеждают опавшие яблоки.
Нолдо вовсе не так давно виделся с Моринготто в Амане; эльф с детства привык к тому, что вокруг него есть Валар, маиар. Да и того же Мэлько видел в Тирионе столетия подряд, правда, тогда Увала был куда больше похож на эльда. И теперь, оказавшись среди тех же аинур, но падших, фэанарион испытывал ненависть и презрение, но вовсе не страх, как все остальные пленники-мориквэнди в Ангамандо. Для Лорда нолдор Моринготто был не Владыкой Тьмы, а просто вором и лжецом.
***
- Червяки? - переспросил Мэлькор. - Это ты был сходен с червяком, когда корчился на полу в моем тронном зале, - Владыка ударил бы эльфа Волей прямо сейчас, если бы не приготовил для него иные боль и унижение.
Маитимо потешался, но Сильнейший был уверен, что сейчас за насмешками скрывается страх. Или Нэлйафинвэ не боялся Владыки Арды? Скоро он узнает, что зря... очень скоро узнает.
***
Моринготто заговорил почти спокойно, уже без неуместной надменной торжественности. Нолдо хмыкнул. Интересно, удастся ли довести Увала до крика, сможет ли он, хозяин положения, не потерять спокойствия? Может быть, это была и не самая лучшая мысль, но другого пути продолжать сражаться нолдо пока не видел.
- Я был сходен с червяком? - усомнился эльф.- Тогда почему же ты боишься вновь показаться со мной перед своими прихвостнями?
***
Не знакомый с нолдор Маирон тем временем оценил и работу мастера (можно было бы такому доспеху найти лучшее применение), и то, как сам фэанарион ответил о цепи. Маирон подумал, что фэанариона или других нолдор было бы полезно поставить в кузницы. Доспехов для войны нужно много, а их, умаиар из учеников Аулэ, слишком мало для такой работы, даже если они только и будут, что оружейниками. От того же, что создают многочисленные орки, хотелось скривиться.
***
Владыка Севера не стал вступать в перепалку с пленником:
- Я создал эту великую Твердыню и все, что в ней, - эльф должен был оплатить свои слова болью, унижением, и должен был начать поддаваться: приготовления кончились, пора было переходить к действию. - И коли ты так хочешь увидеть от меня нечто новое, то сейчас увидишь!
- Когда же ты успел это все создать и построить? - усмехнулся пленник. - Ты же сидел под замком у Намо. Опять врешь. Врать и ломать, вот все, что ты можешь.
Бессильные слова пленников никогда не были важны. А Владыка в самом деле придумал нечто новое для Маитимо: отпечатки на металле, глине, тиснение на коже придумали ученики Аулэ и он сам, но отпечаток на живом теле - это был его и только его замысел. Владыка Мэлькор применял это отнюдь не впервые, но никто до него не делал подобного!
Владыка повелел Маирону подать ранее выкованные тэнгвы 'мальта' и 'сильмэ' на длинном штыре.
- Ты так мало ценишь свой доспех, Маитимо, но свое хроа, должно быть, ценишь больше? Ты будешь отныне носить первую тэнгву моего имени и первую тэнгву слова 'раб' на своей груди.
Для того пленного и привели полуобнаженным. Орки крепче перехватили эльфа, а Владыка Севера сам раскалил в огне клеймо и поднес его к груди пленника.
Маитимо стало страшно.
Ему тоже пришло в голову сравнение с выжиганием по дереву или коже. И... эльф понял, что вскоре ему придется ощутить - как это - на себе... Но Враг опять, сам того не желая, пришел Маитимо на помощь, сказав, что это клеймо - первая тэнгва его имени.
- А еще это первая тэнгва имени Манвэ, и тэнгва слова 'Сильма', - ответил нолдо, стараясь смотреть на Врага, а не на приближающееся клеймо. - Хочешь, чтобы я вечно носил на себе память о Короле Мира и о Свете?
- Я выжигаю на тебе эти тэнгвы, и что они значат, решаю тоже я! - Владыка Севера вдавил в грудь Маитимо раскаленное клеймо. Он решал здесь все и, конечно, то, что эта тэнгва означает 'раб Мэлькора'. А не 'Манвэ' и не 'Маитимо'.
***
Шутки кончились, и светящийся красным металл устремился к груди эльфа. Нолдо ничего не стал пока отвечать Моринготто, чтобы ответ не вышел смазанным или и вовсе незаконченным - после, он ответит после... Нолдо вздрогнул, когда железо прикоснулась к его груди... но промолчал. Через какое-то время не выдержал, дернул головой, вскидывая ее, сжал челюсть, но в этот момент Враг отнял клеймо от кожи, и эльф едва не выдохнул облегченно. Стоя по пояс обнаженным, покрытый испариной, удерживаемый орками, нолдо переводил дыхание.
- Не тебе... вор... давать... значения тэнгвам. Не ты их создавал. И не тебе решать, что мои раны будут для меня значить, - постепенно голос эльфа креп. Грудь болела, но пока это было вполне терпимо. Нолдо доводилось и раньше обжигаться, и ожоги его никогда не пугали. Повезло. Удача.
***
Владыка Севера ждал, что жар огня и впечатанное в грудь клеймо сделают то, чего не сделали слова. Но Маитимо только назвал его вором и вновь смеялся над ним.
- Твой отец уже не сможет применять тэнгвар. Он мертв, мои слуги убили его! А ты, Нолдоран, теперь бессильный пленник. Ты в моей власти и никогда не выйдешь отсюда, пока не покоришься мне! Ты мой. Захочу, и заклеймлю тебя, оставлю на тебе свой знак, захочу, и лишу тебя одежды, захочу, и закую тебя, захочу, и велю оркам бить тебя плетью. Даже твоя смерть в моих руках.
Слова про отца отозвались болью в сердце Маитимо, что же - нолдо первым заговорил о том, что было дорого, нужно больше не повторять такую ошибку.
- Ты прав, Фэанаро погиб, - легко согласился эльф, желая закрыться этой легкостью, показать, что ему все равно: тогда, быть может, Враг больше не будет бить в эту рану. - Но как я помню, также и не все из Валараукар возвратились домой*(2). Не скучаешь без них? - у нолдо появился план, который он надеялся воплотить.
Владыка тоже попытался отмахнуться от слов пленника:
- У меня есть еще множество слуг, и они истребят ваши войска, не наоборот, - ответил Мэлько, разозленный еще больше тем, что эльф не прекращал дерзить. - А о смерти своей ты еще узнаешь: когда будешь призывать ее и не получишь, пока я не захочу.
Враг не знал, что он сказал именно то, что хотел услышать от него эльф.
- Вот как, - усмехнулся нолдо, - гибель Валараукар ничто для тебя, у тебя много слуг. Слышишь, кузнец? Не забывай, что ты для своего господина такая же разменная монета*(3).
Маирон искоса посмотрел на пленника, но уже не с тем безразличным интересом: в глазах умаиа чуть заметно сверкнул огонек гнева. Хотя такой сильный, отважный, умный и наблюдательный пленник будет крайне полезен, когда его сломают, но... Он был прав. Разменная монета...
Проклятье - это было правдой! Маирон верно служил Владыке Мэлькору, сберег для него множество орков и волков, выковал для него эту корону и успешно вел войну под его рукой; но те же Валараукар, что первыми пришли на зов Владыки и спасли его, когда он был слаб, были только одни из множества слуг. Те, кто бежал, те, кто проиграл, те, кто погиб - становился больше не нужен и не имел никакой ценности. Как какие-нибудь орки для самого Маирона. Волк молча сжал челюсти. Нет, он не останется одним из множества, он будет стоять по правую руку от Владыки и станет ему так же необходим, как правая рука. И все равно, если...
Проигравшие Владыке не нужны. Маирон знал, что не проиграет.
***
Мэлькор деланно ухмыльнулся, меняя тему разговора.
- Ах да, вы в своем беспечном Амане не знали слова 'плеть'! Сейчас ты узнаешь, что это такое. Есть много видов боли, и ты познаешь на себе их все. И узнаешь, что я истинный Властелин Боли и Властелин всей Арды!
И Мэлькор велел оркам принести плети.
Сами по себе они казались не таким сильным средством, как клеймо, но Владыка желал переходить от одной боли к другой, меняя и чередуя их, пока этот нолдо не придет вновь в состояние, когда его можно лишь отдать целителям. А после исцеления снова продолжить пытки, так чтобы для Маитимо не было выхода, но были только боль и слабость, и темнота, и снова боль. Так этот гордец будет сломлен. И наказан за свою дерзость.
***
Слова Моринготто о той участи, что Увала заготовил для пленника, не были для Маитимо неожиданностью. За те дни, что нолдо приходил в себя и залечивал раны, он успел принять мысли о том, что прежде, чем умереть, ему предстоит выдержать не одно издевательство и боль. Обещание Врага в тронном зале было предельно ясным и пугающим. Значит... просто все будет долго. Намного дольше, чем с Финвэ и отцом. Но раз он сам пока жив, то и Враг эти встречи должен запомнить.
- Ты обещаешь мне, что я покорюсь, по несколько раз за встречу. Тебя что, великий, память подводит? Или думаешь, если часто повторять, то вернее исполнится? Но про мою смерть ты ошибаешься, она не в твоих руках, - '...И даже не в моих', - со вздохом додумал фразу нолдо, ощущая на своих плечах надежные руки Клятвы. Сейчас он не думал, как сбежать, но искал, как сражаться, и потому Клятва не дергала за ошейник, а, наоборот, поддерживала.
Услышав про 'плеть', эльф решил пропустить это слово мимо ушей как неважное сейчас, но Моринготто решил развить тему. Да, калаквэндо правда не знал, что такое плеть, как и многого не знал о боли... Ну что же, он любознательный, скоро выяснит.
- Властелин Боли! - словно насмешку или обидное прозвище произнес эльф, и его смех звонко зазвучал в кузне. - Так вот каков твой титул! Я запомню, Моринготто. Ты выбрал себе оскорбление лучшее, чем мы могли бы тебе дать. Но Властелином Мира не может зваться тот, кто улепетывал от Охотника еще недавно, и кто в цепях молил о прощении. Ни один из тех, кто пришел из-за Моря, не забудет, кто ты, и другим нолдор тоже расскажут.
Эльф говорил это, пока вокруг шли приготовления, пока орки доставали, очевидно, 'плеть', пока умаиа-кузнец с интересом бросал на пленника косые взгляды. Но ни капли жалости или сострадания в этих взглядах не было.
Эльф сдерживал свой страх, но не мог не чувствовать трепет. Придет время, и клеймо либо сойдет*(4), либо мертвому станет все равно, но от боли не отрешиться, ее тяжело терпеть. И ждать новой тоже непросто.
***
Когда нолдо высмеял одно из имен, которым Владыка назвал себя, Мэлькор в гневе схватил Маитимо за волосы и прямо за них почти потащил эльфа к стене, в которую на разной высоте были вделаны кольца и кандалы.
- Приступайте! - велел Мэлькор оркам. - А ты, Маитимо, больше не станешь смеяться над тем, что я Владыка Боли, когда по-настоящему узнаешь, что такое боль! - Этот эльф еще будет в цепях молить о прощении!
Орки начали сноровисто закреплять Маитимо в креплениях, лицом к стене. Конечно, фэанарион пробовал дергаться, но здесь совладать с нолдо помогли умаиар. А Владыка тем временем продолжал:
- Говоришь, нолдор не забудут? Ошибаешься, я заставлю всех нолдор запомнить, кто я. Твои братья забудут, как смеяться, когда узнают о твоей участи!
И на спину Маитимо со свистом обрушился первый удар. Орк бил с оттяжкой: один удар, крест-накрест второй, третий... Владыка Севера с усмешкой смотрел на наказание.
***
Очередной порции насмешек Моринготто не вынес, и нолдо довольно улыбнулся про себя - он был все ближе к той цели, что сам себе поставил: довести Моринготто до крика.
Враг лично потащил эльфа к стене, не отстающие орки быстро рассоединили замок, что держал руки пленника за спиной, задрали его руки вверх и там приковали, стоящим лицом к стене.
- Ты не знаешь моих братьев, Враг. И весь Миттарингауже знает, что ты тайно бежал, а не ушел в силе. Ты силен только...
Договорить нолдо не дал свист и удар бича. Эльф выгнулся и тихо охнул. Боль была резкой и жгучей, в том месте, где плеть соприкоснулась со спиной, тело словно горело.