Дева словно немного успокоилась в руках человека, точь-в-точь как маленькая птичка: пригрелась, но продолжала горестно щебетать и трепыхаться.
- Ты все время говоришь о мучениях, - вздохнул атан, - но никто не хочет тебя мучить, разве ты не слышишь меня? И готовить мы для твоих друзей будем, правда? Ну, утешься. Ты просто запуталась и не видишь, что все совсем не так плохо, как ты привыкла считать. Никто не спрашивал у тебя о твоих тайнах, и я слышал, что и у других пленных никто еще ничего не спрашивал. - "Она просто боится! - осенило беоринга. - Вот почему она постоянно повторяет, что ее будут мучить". Март продолжил: - Останься со мной, и ты увидишь, что ничего плохого не случится. Ты увидишь Повелителя таким, каким его вижу я. Или же я увижу его таким, как говоришь ты.
Линаэвэн подняла голову: Март все же услышал ее. И она сможет рассказать ему о Темных, задать вопросы; и, возможно, когда Саурон все же приступит к тому, чего на самом деле хотел, к допросам, Март увидит, что ему лгали. Эльдэ глубоко вдохнула; остаться здесь было... неправильным, но правильным ли было не попытаться помочь? Ни своим товарищам, ни этому обманутому Тьмой атану?
- Я... могу остаться, и тогда ты, возможно, увидишь, кто из нас прав, - дева уже поспорила с Сауроном, и теперь снова вступала в подобие спора. - Только... знай, что если меня будут мучить, тебе могут не позволить увидеть это; для тебя я, скорее, просто исчезну.
- Ты как заклятье повторяешь слово "мучить", - вздохнул Март. - Это слово чаще всех прочих звучит от тебя. Я понимаю, что тебе, наверное, очень страшно, но не бойся. Если ты не объявила себя врагом Севера и Повелителя, никто не тронет тебя, но даже если объявишь, никто не будет тебя мучить. Повелитель бывает жесток, он может допрашивать и даже применять пытки, если это необходимо ради его народа, но мучить ради удовольствия - он никогда так не делает. Не бойся, ты никуда не исчезнешь: Повелитель не допустит этого.
- Да, я останусь здесь, с тобой и буду готовить для товарищей, - немного невпопад произнесла Линаэвэн, уже не просто давая согласие, а говоря свое решение. И только взяв себя в руки, эльдэ заметила несообразность куда большую, чем все сказанное. - О каких сражениях людей и эльфов, о каком горе от нас ты говорил, Март? Ведь ты сам жил в эльфийских землях и сам мог видеть, как относятся к людям Государь Фэлйакундо (Фэлагунд), недаром прозванный Атандилем, или Лорды Ангарато и Аиканаро*(1), или другие эльдар. Да и я встречалась с твоими родичами. - Атан ничего не ответил, и Линаэвэн задумчиво продолжила: - Здесь я могу, конечно, сделать то, чего не могла бы ни в темнице, ни рядом с Сауроном: могу говорить свободно, могу вспомнить поименно погибших в Битве Внезапного Пламени... Правда, я больше помню эльдар; а об атани лучше знаешь ты. Ты мог бы назвать имена убитых, чтобы воздать им дань памяти? Ты сможешь их припомнить? Или нет?
На лице тэлэрэ мелькнула догадка и вместе ужас от этой догадки. Что же с Мартом сотворили? Возможно, он вовсе не помнил почти ничего, кроме того, что вложил в него Саурон? Но, может быть, догадка была ошибочной? О женщине, умершей от простуды, Март помнил.
Так как Линаэвэн порывалась вернуться к приготовлению мяса для следующего противня, беоринг остановил ее:
- О павших нужно совершать тризну, а не говорить над пищей, так как горечь будут ощущать и те, кто ее съедят, - Март забрал у Линаэвэн нож, отстраняя ее. - Успокойся сначала, дай я пока тебе помогу.
- Я не думала, что у нас с тобой будет время на тризну, - покачала головой эльдэ и подумала: "Горечь в этой пище и так будет ощутимой для эльдар, притом не столь высокая, как скорбь о павших..." - А от кого ты знаешь о том, что печаль и горесть может быть передана? Или ты сам чувствуешь это?
Тэлэрэ была удивлена, ей казалось, что люди обычно не слишком чутки к подобному, но, возможно, эльдар научили этому людей?
***
Пока Март резал мясо, Линаэвэн выкладывала листочки и ягоды на противень и размышляла: в самом ли деле ей стоит оставаться с Мартом? Рано или поздно Саурон, несомненно, пожелает ее допросить; но если она остаться с атаном, то допросы начнутся позже. А разговор с Мартом, даже если помочь ему не удастся - совсем не то же, что "беседа" с Сауроном, который постоянно будет искать, где ее подловить.
Какое-то время на кухне царила тишина, пока Март не закончил нарезать и укладывать мясо; а потом беоринг продолжил:
- Если ты не откажешься от тризны, кому придет в голову не дать нам ее совершить? А про то, что о плохом нельзя говорить и думать, так то наш семейный секрет. Не знаю, кто первый узнал, но так передавалось в нашем доме.
- А я знаю о том, потому, что чувствую, - ответила Линаэвэн. - Только мне трудно было не думать и не говорить сейчас о павших... - Дева вздохнула. Марта учили в семье, отец или мать, а те знания, наверняка, восходили к эльдар. Но беоринг не поверит, если он не верит даже тому, что Линаэвэн видела своими глазами: повару внушили, что плохо людям жить рядом с эльдар; и не потому, что печальна разность судеб, но придумав вражду и схватку. - Я чувствую многое, что отображается в Незримом мире: ты замечаешь, что мясо коровы мягче дичи, а я ощущаю потрясение и ужас животного. Хозяева-то знали, что растят ее, чтобы убить после; а корова не ждала такого от тех, кто заботился о ней. Не так, как олень от охотника или хищника. Если бы звери могли говорить, то последние их слова скорее были бы вопросом, только разным. Олень вопросил бы: "Как это - он быстрее и ловчей меня?!", а корова - "За что, мой хозяин?!" Звери, конечно же, не скажут этого, но это не просто мое представление о том, как они могли бы думать: это ощущается, когда я ем пищу.
Март, слушая Линаэвэн, лишь покачал про себя головой. Какая же она все-таки впечатлительная и сколько страхов себе придумывает.
- Я думаю, госпожа, ты сама себя пугаешь. Нашим детям, бывает, тоже жалко коровку, но такова жизнь, природа вещей. Испокон веков мой народ растил скот на убой: так устроен мир.
Тем временем еда для пленных была почти завершена.
- Мир устроен сложнее, - мягко произнесла Линаэвэн. - Ты говоришь: "Так было испокон веков", словно бы так было всегда. Но вы существуете в мире менее пяти столетий, и то сомневаюсь, что самые первые из людей, открывшие глаза при первом восходе, уже разводили коров для мяса; а до вас это никто не делал. Вы не чувствуете того, о чем я говорю, потому это и стало обыкновенным для твоего народа; а мы действительно чувствуем. Если бы ты принес мне мясо двух коров: одной, убитой по вашему обычаю, другой - погибшей от нападения волка или медведя, я уверена, что могла бы отличить их. Но связь вещей еще глубже: и меж эльдар разные народы считают допустимым разные вещи. Так лесные эльфы избегают жечь костры, потому что любят и тонко чувствуют деревья, а другие народы эльфов жгут костры не только ради тепла, но и для удовольствия.
Март вежливо кивнул, не став спорить с тэлэрэ, но, конечно же, не поверил ни во что из рассказов впечатлительной девы. Атан видел, что она очень много придумывает, но сама верит в то, что говорит.
- Спасибо за рассказ, госпожа. Твоя работа окончена, желаешь ли ты идти в свою комнату, или поможешь теперь мне?
Линаэвэн казалось, что атан отнесся к ее словам без внимания, не став отвечать. Но, так или иначе - многие атани, в самом деле, растили скот, и то, что Март не мог понять эльдэ в этом вопросе*(2), не было большой печалью. Куда больше Линаэвэн беспокоило как объяснить Марту, что пытки недопустимы и не бывают оправданы ничем? Что они не являются такой же неизбежной частью войны, как оружие и убийство врагов? Как вернуть беоринга к тому, чему он был верен прежде, и отвратить от Тьмы? Возможно ли освободить его от вражеских чар - при том, что трудно было даже сказать точно, что это за чары?
- Думаю, я могла бы завершить приготовление песней, так... будет лучше, - произнесла Линаэвэн. - И если я решила остаться здесь, хотя бы ради тризны, то могу помочь и тебе. Ты ведь тоже готовишь еду для пленников, только других, и для себя, и для тех жен и дев, что трудятся здесь?
- Спеть? - усмехнулся Март. - Повелитель тоже пел мне. Мне будет интересно услышать, как будешь петь ты. Только тризну не на кухне же совершать: мы сделаем это позже. Вечером, когда взойдет звезда Севера и твои звезды. А пока давай-ка нарежем эту капусту да приготовим коренья.
- Я сейчас говорила об иной песне, - пояснила Линаэвэн. - Ты знаешь, что мысли и слова могут повлиять на то, что готовится; неужели думаешь, что песня не повлияет?
Март удивился возражению девы, но не стал спорить.
- Конечно, спой. Это должно, и правда, хорошо отразиться на еде, - и Март ободряюще улыбнулся, а Линаэвэн покачала головой:
- Не забывай, что это ты здесь по своей воле и можешь при желании выйти любоваться звездами; я же пленница. Когда я сказала орку, что стерег мою комнату: "Я иду на кухню", то не могла идти сама, хотя прежде твой господин говорил, что я могу это делать. Но мне пришлось дождаться, пока орк доложит Саурону о моем желании, пока Саурон придет ко мне и будет говорить со мной и дальше пошлет другого орка отвести меня на кухню. Я могу быть здесь, так как Гортхаур желал этого, но не могу выйти из крепости или спуститься и посмотреть, что с моими товарищами.
Март с горестью вздохнул, услышав неразумные слова эльдэ:
- Ты гостья, госпожа моя, но ты и сама знаешь, что твой народ не умеет держать слово. Вы пошли к Повелителю как гости, а сами пытались напасть или бежать, помнишь? Вести здесь быстро распространяются, так что и я все знаю. И раз вы на каждом шагу норовите обмануть, как же оставлять вас одних, позволяя ходить по замку без охраны?
Горцу было горько, что эльдэ называет Маирона Сауроном, но пока Март спорить не стал.
- Гостья? - воскликнула Линаэвэн. - В гости приходят по доброй воле, и пригласивший не карает за отказ. А до того нас захватили и гнали много дней без еды, раненых везли, бросив на волколаков, некоторые умерли по пути, одного из моих спутников пытали горячими углями и сдирали с него кусочки кожи. И гостей не стерегут и не грозят карами, чтобы они вдруг не убежали: именно потому, что пришли по доброй воле. Гости не могут совершить побег, но свободно уходят, когда захотят. Скажи, что ты, - Линаэвэн сделала упор на слове "ты", - назовешь пленом? И чем он отличен от нашего положения?
На остальное она пока отвечать не стала. Впрочем, атан тоже не отвечал на многое из сказанного ею - то ли не слышал, то ли не сознавал, то ли забывал сразу же... Но, может быть, единственный ее вопрос он все же услышит.
Что оставалось беорингу? Лишь вздохнуть.
- Владыки Запада начали эту войну, и вы лишь слепые и не имеющие своей воли фигуры в ней, которыми жертвуют по прихоти. Север вынужден защищаться, и хотя мне и жаль, что вы гибнете, но такова война, которую вы сами не хотите прекратить. Вы пленники, Линаэвэн, воистину так, но Повелитель протягивает вам навстречу ладони, предлагая мир. И вы либо отвергаете этот мир, либо притворно соглашаетесь, но сами только ждете момента поступить вероломно. Ты не можешь увидеть, что это дурно, увы, тебя так учили с детства. Только мы, люди, свободны в своем выборе, и можем видеть своими глазами, можем поступать правильно.
Услышав Марта, дева коснулась руками висков, не зная, как она еще могла бы помочь ослепленному атану... Она не сомневалась в том, что Саурон заберет ее спустя время и будет пытать, но откроет ли это глаза Марту хоть на что-то - или же он только скажет: "Тебя стали мучить, воистину так, но Повелитель был вынужден это сделать"? Беоринг даже не видел всей нелепости оправдания, которое предоставлял. Эльдэ горько вздохнула:
- Кто повторяет то, чему его научил Повелитель, того нельзя назвать видящим своими глазами; сам ты наверняка считал пытки злом и ужасался им до того, как твой господин стал учить тебя, что они допустимы и необходимы.
Март с удивлением смотрел на эльдэ:
- Мой народ, как и ваш, всегда пытал пленных, как и все. Это часть войны, как иначе? А то что наши, из Дома князей, делали, так от этого и вовсе волосы дыбом вставали. Но ты до сих пор не знала про все это, будучи не воином, так зачем тебе теперь во все это лезть? Стань гостем, как обещала, останься со мной, покажи мне, что вы, эльфы, можете быть, как из наших детских сказок, что можете быть лучше, чем есть!
Линаэвэн начала нарезать коренья и капусту, заворачивать мясо в отдельные листы. Она, в самом деле, не была воином, а в знания народов, в умение чувствовать атан просто не верил и сам тоже не чувствовал, насколько пытки превышает то зло, что неизбежно порождают войны. Но все же было кое-что, что казалось деве обнадеживающим - Март помнил, что об эльдар говорили доброе, пусть и только в сказках...
- А что о нас говорят в детских сказках? - с интересом спросила Линаэвэн. - Ваших сказок о нас мне слышать не доводилось.
- В наших сказках вы другие: благородные, отважные, мудрые, - не скрывая больше досады, сказал горец.
Тэлэрэ тихо покачала головой.
- Для того, чтобы увидеть нас такими, как в сказках, нужно быть готовым видеть. Скажем, если я говорю о том, что знаю, понимаю или ощущаю, ты можешь увидеть в этом хотя бы долю мудрости, только если будешь готов услышать то, что отличается от сказанного тебе прежде, или хотя бы задуматься над тем, может ли это быть правдой. В противном случае любое мое слово, в котором есть нечто новое для тебя, ты отвергнешь с порога как заблуждение; а если нового нет, это лишь повторение уже известного тебе, не так ли?
- Почему бы тебе не задуматься о том, что говорю я, о том, что и мои слова могут быть правдой? - беоринг начинал злиться. Она, очевидно, думала, что заманила своим сладким голосом простака в сети, и так бы и было, не говори раньше Март с Маироном. Так и было со всеми бедолагами из его родного Дортониона, что подпали под чары эльфов и бились на их стороне против Тьмы, что несла лишь добро...
Линаэвэн показалось, что все ее слова бесполезны, и тогда дева подумала, что, пожалуй, стоит предупредить Марту, чтобы не искал ее вечером для тризны там, где ее не окажется.
- Я согласилась готовить сегодня при условии, что я сама не только буду есть то же, что и другие пленники, но и жить отныне в тех же условиях, что и они: то есть в комнату я не вернусь, меня ждет подземелье. Хотя, конечно же, и там я не смогу просто пройти из камеры в камеру и увидеть своих товарищей по своему желанию. - А про себя эльдэ подумала: "...Разве что - если такая встреча отвечает замыслам Саурона, и тогда он подготовит ее..."
Март, выслушав Линаэвэн, вздохнул:
- Вот видишь, ты снова стремишься обмануть. Некоторые думают, что просто такова натура твоего народа, как у орков тяга к жестокости. Но я, как и Повелитель, думаю, что вас просто так воспитали. Вот сейчас ты только обещала мне остаться со мной, а теперь говоришь, что хочешь уйти в темницу.
- Когда я сказала тебе, что останусь, то и не думала тебя обманывать; да и станет ли искусный обманщик тут же сам рассказывать о своем обмане? - дева грустно улыбнулась: Саурон, конечно же, никогда не скажет Марту, что врал. - Ты неверно понял меня, или я тебя. До того я сказала твоему господину: "Я пойду на кухню только при условии, что после буду жить, как мои товарищи, в подземелье". Я раздумывала над тем, буду ли я впредь приходить сюда, и согласилась приходить; а не над тем, не пойти ли мне снова в гости к Саурону, чтобы ночевать в комнате, на шелковой постели, когда другие остаются в темнице...
Март слушал Линаэвэн и с горечью видел все то, о чем говорил Маирон.
- Вы все таковы, эльфы, - вздохнул Март. - Ты сказала, что останешься со мной, но подразумевала, что будешь сидеть в темнице; вы обещали, что будете гостями, но подразумевали, что ударите в спину при первой возможности. Ты говоришь, что вы не обманщики, и явно веришь в то, что говоришь, но это лишь значит, что ваш ум настолько затянут пеленой, что ты даже не видишь несоответствия и свои обманы.
Увы, наверное, Повелитель прав, и все они безнадежны. Однако Маирон был так бесконечно благороден в своем сердце, что продолжал попытки до них достучаться, хотя и понимал, что это почти бесполезно.
Линаэвэн печально покачала головой:
- А ты, говоря: "Останься со мной", подразумевал: "Иди в гости к моему Повелителю и беседуй с ним", так? - она провела рукой по волосам. - Если бы ты хоть однажды мог увидеть, сколько несоответствий в том, что говорил ты... Насколько странно и неразумно, скажем, уверять того, кто видел событие своими глазами, что он, мол, не знает, как было на самом деле, а ты, не видев, не расспросив свидетелей и участников, слыша в одном-единственном пересказе, твердо знаешь, как все было. И как считаешь, если я сказала прежде Саурону, что пойду в темницу, а после решила не разделять участь товарищей, но спать на мягкой постели и принимать ванну, то в этом не было бы обмана? Или ты сочтешь меня обманщицей, как бы я ни поступила и что бы ни выбрала?
Март вспыхнул, услышав такие слова от эльдэ.
- Когда я звал тебя остаться со мной, я говорил именно то, что говорил! И если для эльфов обычное дело быть двуличными, не надо так же думать о людях! Если ты говорила, что тебе так противно быть гостьей Повелителя, ты могла бы стать моим гостем, Маирон будет только рад и не возразит. Но ты и меня задумала обмануть, а теперь говоришь мне о несоответствиях?! Я видел все своими глазами, Повелитель показал мне то, что видел и помнил. И он ни разу не обманул ни меня, ни кого-то при мне, так с чего мне отвергать его слова и верить тебе, деве из народа, так легко отказывающегося от своих слов? Маирон доказал мне, что ему можно верить, а что сделала ты? Сказала, что останешься со мной, хотя все это время собиралась уйти в подземелье, наверняка, чтобы я начал уговаривать Повелителя отпустить ради тебя и остальных пленников, что желают ему зла?
Март негодовал и с трудом сдерживал себя в руках. Ведь предупреждал его Повелитель: не верить эльфам, их прекрасным лицам и голосам, помнить, что от них всегда надо ждать подвоха. А он хорош, поверил, купился на ее притворные слезы...
- Ты возмущаешься, когда я только предположила, что ты можешь намеренно говорить неправду; а все это время обвинял меня и мой народ, - тихо и устало ответила Линаэвэн. - Многие твои слова были жестоки, Март, хотя ты и не замечал этого. Какое зло сделал нам твой господин, ты знаешь, сколько бы ни говорил о том, что это необходимо. Какое зло я сделала тебе? А видеть своими глазами и видеть глазами твоего господина это не одно и то же; маиар способны показывать и ложные видения, это Воплощенные не могут солгать мыслью. Никаких козней против тебя я не строила. Ты спрашивал, вернусь ли я в свою комнату, поэтому я даже не думала, что ты говоришь о том, чтобы поселиться вместе с тобой, а не продолжить готовить. И это тот страшный обман, причинивший тебе много вреда, которым ты так возмущен? - Линаэвэн продолжила нарезать овощи, но не могла не прибавить. - И уж конечно, я не ждала, что тот, кто считает правильным пытки моих друзей, будет уговаривать их отпустить. Да и не послушал бы тебя твой господин, если бы ты и стал... Ты не веришь не только мне, ты не веришь и собственному разуму. Ты ведь даже не задавался вопросом, как могут безоружные пленники причинить зло могущественному духу в захваченной им крепости, среди многих орков и других Темных духов.
Март выслушал эльдэ и уперся ладонями в стол. Как же тяжело и изматывающе оказалось говорить с ней.
- Ты ничего не знаешь о Повелителе, Твердыне, всех нас и не пытаешься узнать, но ненавидишь нас и не скрываешь это. И когда я говорю только о том, что сам вижу, о том, как ты и твой народ играете словами, ты говоришь, что мои слова злы и жестоки. Но как же вы, эльфы, не понимаете, что это несправедливо? Вы ведете войны против Севера и еще обвиняете нас в том, что страдаете в этих войнах. Ты постоянно пытаешься поймать меня в ловушку слов, словно важна только очень четко проговоренная формулировка, а все, что не оговорено заранее, то можно не учитывать и использовать, как будет удобно. И коль так, я отвечу тебе: нет, я не стану жить с тобой в одной комнате, и не только потому что негоже жить вместе мужчине и женщине, но и потому, что я не знаю, как доверять тебе, и что ты сделаешь из неуговоренного, пока я сплю. Но если ты останешься как моя гостья, то я буду приходить к тебе в комнату, говорить с тобой, гулять с тобой, готовить с тобой, но при условии, что ты обещаешь, что не отравишь или иным образом не испортишь пищу. - Март боролся с желанием сжать пальцами виски, его голова разрывалась от боли после этого изматывающего разговора с выросшей среди неверных теней эльдэ. - Конечно же, Повелитель не отпустит тех, кто хочет зла его народу, даже сойди я с ума и проси его об этом. А вам нет нужды причинить вред немедленно, вы много видели, вам достаточно вернуться и принести весть своим, и готовиться к новой войне.
Линаэвэн видела, что Марту тоже было тяжко. Он был околдован и обманут, а она заговорила с атаном слишком резко, будто с тем, кто сознательно избрал Тьму.
- Тебе тоже тяжело говорить со мной, как и мне с тобой? - спросила она. Все же беорингу было проще: он не тревожился за участь товарищей, не ожидал худшего от будущего, не страдал от плена, как страдала она. Но именно этот разговор был тоже тяжел для него, ведь Март был совершенно уверен, что Саурон знает истину, а она слепа и обманута... Эльдэ было больно за дортонионца, но разве тут помогут обвинения? - Мне жаль, что я не сдержала себя, и жаль, что ты считаешь меня чудовищем, способным отравить своих товарищей или тех дев, что приходили в ванну. Идя сюда, я решила есть то же, что сама приготовлю: чтобы, если еда окажется отравлена, я пострадала вместе с другими. Но тогда я даже не знала, что буду готовить вместе с тобой, а не отнесу товарищам приготовленное неизвестно кем. И, конечно, я не испорчу пищу. - Она покачала головой. - Должно быть, ты опять не поверишь, но эльдар не способны намеренно плохо приготовить, сшить или сковать, - по крайней мере, Линаэвэн верила в это. - Пленных нолдор заставляют ковать оружие против своих, не опасаясь, что клинок окажется хрупким или обратится против владельца. Не стану я делать и что бы то ни было с тобой во сне против твоей воли; нарушать ваш обычай я не хочу, - о традиции, запрещающей женщинам и мужчинам атани (или только народа Беора?) жить вместе Линаэвэн не знала. - Но если я вернусь в ту же комнату, орки могут счесть, что я в гостях у Саурона, а я, конечно, не пойду следом за ними к нему на ужин...
Глядя на тэлэрэ, Март думал про себя: "Линаэвэн начала жалеть меня - вправду или притворно?! Как плохо, что не всем можно верить так, как Маирону".
- Я запомню, что вы не можете работать плохо, - ответил Март, думая про себя: "Спрошу у Повелителя", - и очень надеюсь, ты в очередной раз не нарушишь слово и не причинишь вред через пищу. И я поговорю о тебе с Повелителем Маироном, а ты, хотя бы при мне, не зови его этим оскорбительных именем, если ты хоть немного уважаешь закон гостеприимства. Встретимся вечером, а пока мне нужно закончить обед для Повелителя, спасибо за помощь.
Линаэвэн вовсе не была уверена, что Саурон послушает повара - у умаиа могли быть совсем другие планы на нее - и, конечно, Саурон сумеет объяснить их важность и верность тому, кто совершенно не сомневается в нем.
- Хорошо, - ответила тэлэрэ Марту и заметила: - Ты терпелив. Для тебя оскорбительно имя "Саурон", но ты не говорил об этом все это время. Имя "Гортхаур" ты тоже считаешь оскорбительным? Если так, то я могу звать умаиа просто "твой господин". Спасибо за то, что ты готов помочь мне. - Внешне дева старалась держаться и говорить мягко, но про себя не могла не подумать: "...Раз ты так дружелюбен, ты мог бы и предупредить меня, Март, о том, что сейчас мы готовим обед для Саурона, а не для несчастных рабынь. Ведь я же говорила, что помогу готовить тебе для женщин и других пленников, не для наших врагов..." И когда Линаэвэн поняла это, ее обдало холодом и жаром: она послужила удовольствию Саурона, она старалась для него, хотя и не знала того сама. Дева хотела возмутиться и сказать Марту, что он поступил бесчестно, но сдержалась и промолчала.
Март же с удивлением посмотрел на Линаэвэн, не ожидая, что она отнесется к его просьбе с таким пониманием:
- Если ты будешь звать Маирона Гортхаур, это уже будет не так плохо. - Про себя беоринг в очередной раз вздохнул, и подумал: "Какой странный разговор... Но, быть может, я еще смогу открыть ей глаза на Валар, на ее народ, на поступки, которые она совершает, будучи воспитанной Валар..."
Тэлэрэ в тот момент думала так же о Марте, но вслух сказала:
- Оставим сейчас все споры.
Линаэвэн подошла к столу, на котором уже стояли подносы с едой для ее товарищей. Подносы вот-вот должны были отнести пленникам и дева, сосредоточившись, тихо запела песню-заклятье, касалась мисок с приготовленной пищей:
Волны морские находят на берег,
Волны могучие, мирною силой
Дышат и пеной сверкают серебряной
В отблесках звездных, и дальше катятся.
Нет им преград, как и ветру небесному,
Вместе их дружба скрепляет с рождения...
Не вплетя имена Валар в свою песню открыто, дева знала, что все же напомнит пленникам о Манвэ и Улмо; а дыхание свободы в тихом голосе, как она думала, слышал и Март. Стала ли песня видимой для Марта? Все тэлэри хорошо пели, и все же Линаэвэн не была менестрелем. Она была летописцем, но околдованный и обманутый атан не мог принять то, что она знала и видела.
***
Саурон улыбался, слушая песню Линаэвэн. Дева решила хитрить - что же, он с удовольствием поиграет в эту игру. Было удачей, что тэлэрэ решила петь для пленных, и еще большей удачей, что дева не стала призывать Валар - тем проще будет вмешаться в ее нехитрое заклятье и доработать его.
***
Время, что Линаэвэн могла оставаться на кухне, истекло, и в двери вошел орк, проводить "гостью". А Линаэвэн вновь не знала, что ей делать и не видела верного выхода. Если остаться в "гостях", то она опять будет спать в мягкой постели, пока других мучают в подземелье. Но, быть может, ей удастся что-то важное донести до Марта... Один раз, слушая ее слова, он уже усомнился в правдивости Темных, и, быть может, усомнится снова. И не легче ли ей самой будет сберечь тайну, оставаясь в комнатах, а не в застенке? Если она не выдержит в подземелье, не будет ли она вспоминать с горечью, как отказалась от предложения Марта? Ведь теперь остаться в "гостях" предлагал Март, а не Саурон.
- Я хочу остаться, - сказала, наконец, Линаэвэн, когда орк уже выводил ее из кухни. - Не в гостях у твоего господина, а в гостях у повара Марта.
Когда орк, услышал, что Линаэвэн все еще сохраняет статус гостьи, то, хотя и не ждал этого, повел пленницу в ее прежнюю комнату. С горечью и печалью смотрел Март, как уводят Линаэвэн.
"Виновата ли она в том, какой она стала? Есть ли еще для нее надежда?"
Марту нужно было закончить обед и отослать в подземелье еду для пленных эльфов, а потом поговорить с Повелителем, рассказать ему радостную новость, что эльдэ согласилась остаться с ним, с Мартом... Ох, сколько же дел впереди... Как непросто будет открыть деве глаза на правду, но он будет стараться и будет советоваться с Повелителем.
***
Придя в свою комнату, Линаэвэн села на стул и закрыла лицо руками, переживая... обо всем. И об этом атане, которого ложью и, наверняка, чарами сделали другом Темных, хотя видно, что от природы он был добрым. И о том, что была вынуждена сделать она сама, оставшись в "гостях". Правильно ли она поступила? Или отказаться от "гостей" было бы вернее? Она не знала. Все пути были неверны, и все грозило ловушками.
У Линаэвэн было некоторое время, чтобы отдохнуть, постараться успокоиться и собраться. А так же обдумать свое дальнейшее будущее и свои шаги. Дева полагала, что пленникам вот-вот принесут приготовленный ею и Мартом обед, значит, принесут и ей, и тэлэрэ надеялась, что ее песня станет поддержкой для товарищей. А позже она еще встретится с Мартом, если он не забудет о тризне. Беоринг... совершенно не слышал ее, когда эльдэ говорила о зле, сотворенном Сауроном и Моринготто. Она не знала, насколько беоринг обманут; но если бы атан смог остаться собой - возможно, им бы и не позволили встретиться. Скорее всего, Саурон готовил Марта к тому, что эльфы будут говорить против него и его господина. И, конечно, Марта научили видеть в эльфах врагов.
Что же тогда оставалось делать?.. Может быть, стоит напомнить Марту о прошлом, о его доме? Но тогда, возможно, придется говорить и о себе - что если Март передаст все услышанное Саурону?
Линаэвэн снова не знала, что делать, и приходила в отчаяние.
Примечания:
*(1) Имя Атандиль квэнийское, и если люди дали Финдарато имя на квэнья, то и имена других Лордов они должны были произносить на квэнья.
Согласно "Шибболету Фэанора", нолдор считали некрасивым смешивать два языка, и взяли себе синдарские имена, чтобы называть их говоря на синдарин. Но верно и другое - когда они называли себя квэнийскими именами, то они и говорили на квэния.
Если люди составляли имена на квэнья, значит они знали об этом правиле, равно как и знали квэнья, и обращаясь к Финдарато "Атандиль", разговаривали с ним на квэнья.
*(2) Линаэвэн считала нестрашным, что Март не видит ничего плохого в том, чтобы растить и холить животное на убой. Эльдэ считала, что это "малое зло", не видя, что малое растет. И то, что у людей в Искаженном мире нет выбора, кроме как держать домашний скот, не значит, что это хорошо. Зло всегда остается злом, даже если у нас нет выбора.