Постель вместе со спящим Верным осторожно перенесли в камеру Маитимо, и проснувшись, нолдо увидел Лорда и Энгватара. И еще - что лежит не на соломе, а на хорошо застеленной кровати. Сон был столь долгим, что квэндо не сразу пришел в себя, не сразу понял, что происходит, и только вспомнив последний разговор, медленно поднялся.
- Приветствую тебя снова, Маитимо. Чувствую, я долго спал... Что успело за это время произойти? Как ты, Нэльо, и что было с тобой? Как мой товарищ?
***
Нолдо сидел возле пробуждающегося Верного, смотрел на него, и думал, как же изменился этот эльф. Впрочем, не изменился ли он сам? Наверное, да... Но сейчас фэанарион видел перед собой друга своего отца, эльфа, которого знал с детства, с которым жил в одном доме. Этот эльф знал мир на его заре, всегда был полон внутреннего мощного покоя... впрочем, как и теперь.
- Здравствуй, - Маитимо улыбнулся Индотамо. - Прошло четыре месяца. За это время мы успели отправить Саурона на время в изгнание, наш товарищ получил свободу, и... ходят слухи, что тот дух, что отпустил его и отвез в наш лагерь... тоже стал свободен. Меня, с тех пор, как ты уснул, допросили всего один раз, и то... ничего страшного. Просто тыкали иголками. Теперь... у нас есть немного времени вдвоем, но потом и правда настанет срок исполнять наш план. Чтобы тебя освободить, Энгватару придется сказать Моринготто, что от тебя ничего не добиться, и... демонстрировать действия снадобий Энгватар будет на мне: так хочет Враг. Я... успел его немного достать за последнее время, - и Маитимо широко улыбнулся.
Верный пристально посмотрел на Маитимо.
- Если слухи верны, их иначе, чем чудом, не назвать. Но главное, что ты сумел освободить товарища, - воин не стал называть имя при Энгватаре. - Здесь и нет большей радости, чем свобода: другу больше не грозят допросы тварей... А тебе грозят, и тебя снова пытали, хотя ты и говоришь, что мало. - Маитимо никогда не должен был испытать пытки... такого искажения вовсе не должно быть. Но пока Маитимо был здесь, приходилось сравнивать допросы, считать за облегчение более легкие: в сравнении с тем, что уже было... и будет. - А теперь... ты примешь зелья, и этого не избежать. - Перворожденный поднялся и обнял Маитимо. - Позже, когда ты останешься один, вся злоба Врага и его унижения достанутся лишь тебе. Я думаю, он будет стараться заставить тебя почувствовать себя слабым... Помни тогда: убеждать тебя понадобилось только потому, что ты очень сильный. Потому что ты сделал против него столько, сколько он не мог бы ждать. Даже здесь ты убивал его рабов, освобождал нас, его пленников, вынудил Врага отослать своего военачальника. Моринготто люто ненавидел и Финвэ, и Фэанаро, а ты внук своего деда и сын своего отца. Тебе, наверное, странно слышать такие слова сейчас, но не знаю, когда мы еще сможем поговорить...
- Спасибо, - Маитимо сглотнул комок, застрявший в горле. - Я постараюсь это помнить. Моринготто и его твари уже не один раз пытались убедить меня, что я слабый и никчемный.
- Уже пытались... - Верный чуть сжал губы. - Сын Фэанаро не может быть никчемным. Что бы потом Моринготто не придумал, помни это.
Индотамо успел пройти через большее, чем знал о воине Маитимо. Пока фэанарион приходил в себя после пыток Саурона, оборотень допрашивал Перворожденного, но так, чтобы не оставалось ран, чтобы не пришлось передавать воина Энгватару.
В первую очередь умаиа использовал яды (под их действием Саурон пытался проникнуть в разум нолдо), а когда это не дало результата, умаиа попробовал лишить пленника сна и запугать нолдо чарами ужаса. Но Перворожденный молчал, и тогда палач сменил тактику: фэаноринга оставили в покое, но на его глазах начали мучить мориквэнди. Это не принесло серьезного результата, и тогда нолдо лишили еды и воды. Однако для рожденного у Куивиэнэн это оказалось ерундой, и Саурон призвал к себе Систо, а тот, почти не оставляя следов, стал втыкали иглы в переплетения нервных узлов Верного - и эльф орал, но все равно отказывался говорить.
В те дни Маирон считал, что у него впереди еще полно времени и, не торопясь, прощупывал воина, выискивая слабые места пленника: Волк хотел найти эти слабые места и сделать Маитимо сюрприз. Так чтобы на первом же совместном допросе Нолдоран увидел, как старшего из его воинов трясет.
Перворожденный легко переносил лишения, мог терпеть боль, и тогда Маирон решил поискать в другом направлении. Умаиа заметил, что фэаноринг явно тяжело переносил допросы мориквэнди, а как он будет реагировать на пытки своего Лорда и мальчишки-оруженосца? И Маирон пошел на хитрость: в видениях и мороках он показывал Верному Нэльяфинвэ пытки Маитимо и Вэриндо, притом показывая куда большее боли и страданий, чем эти двое в действительности вынесли. Результаты, конечно, были: воину явно было тяжело, и даже его невозмутимость дала брешь, но Перворожденный продолжал молчать, так что проведенный эксперимент мог скорее быть отнесен к неудачным.
Маирон по-прежнему не хотел применять к нолдо воздействий, оставляющих следы, и тогда Волк стал запугивать Верного, расписывая перед беспомощным пленным свои планы на дальнейшие пытки Маитимо, попутно стараясь внушить фэанорингу мысль о том, что воин вовсе не герой, что Перворожденный сам перенес всего ничего, а уже страдает: потому, что он слаб. Но древний эльф взял себя в руки и не показал, что чем-то задет.
Тогда Маирон попробовал еще одно средство воздействия, оказавшееся последним: фэаноринга снова подвергли действию ядов и чар, а когда разум эльфа был отравлен и затуманен, Верного убедили, что его лицо и тело изуродованы (не искалечены, а именно изуродованнэы). Мнимое уродство сначало привело Индотамо в отчаяние, но потом эльф смог взять себя в руки. Однако минутного ужаса хватило, чтобы Саурон с новой силой вцепился в эльфа, убеждая нолдо в его слабости и никчемности.
Дальше Маитимо впал в оцепенение, и умаиа стало не до экспериментов с пленными. А когда, к всеобщей радости, Маитимо очнулся... Саурон так и не успел вернуться к проверке Перворожденного.
Сейчас же нолдо, понимая, что скоро расстанется со своим молодым Лордом, делился с фэанарионом тем важным, что успел узнать: не верь Темным, убеждающим тебя в слабости. Слабого убеждать не нужно.
И фэанарион кивнул, соглашаясь.
- Да, ты прав, - пробормотал Маитимо и отвел глаза в сторону. В этом было его слабое место. Он сын Фэанаро, но достоин ли он Фэанаро? Он уже множество раз вел себя не так, как, ему казалось, повел бы себя отец. И... Фэанаро был велик, а кто он? Что он сделал, чем может похвастаться? Но слова древнего эльфа ободрили, вызвали улыбку. - Спасибо. Звучит хорошо. Меня будет поддерживать это знание. И... передай то же другим. Что на самом деле все вовсе не так плохо, как может казаться снаружи. Только вот про Энгватара мы упоминать не должны.
- Кажется, ты услышал в моих словах, что должен быть высоким, выше других, - Перворожденный не мог не заметить ни тона, ни отведенных глаз. - А я хотел сказать об ином: ты не можешь не быть высоким. Не замечал ли ты порой, что делаешь что-то просто потому, что не можешь иначе? Просто потому что ты - это ты.
Маитимо поднял голову.
- Да, ты прав, я делаю то, что не могу не делать. Только я никогда раньше не думал, что... что это связано. Ты помог мне, верный друг моего отца.
И эти слова были драгоценностью для Перворожденного.
Некоторое время они стояли, обнявшись. Мысль о том, что скоро он останется здесь один, и что прежде ему придется пережить немало, радости фэанариону не прибавляли. Но зато пытались поколебать решимость.
- Не думай о плохом. Мы справимся со всем, - наконец заставил себя улыбнуться Маитимо. Говорить при Энгватаре: 'Я убегу следом' было слишком опасным.
- Мы справимся, - повторил Верный, чувствуя, что нельзя на этом остановиться, нужно прибавить что-то... - Когда я вернусь, я не позволю себе быть несчастным, ради тебя. И повторю сказанное прежде: я готов. - Когда-то через осанвэкэнта Маитимо предупредил всех Верных, хотя тогда добился свободы только для одного; и теперь оказалось, что свободу примут почти все, но в разное время.
***
В конце концов Энгватар был вынужден прервать встречу, и Индотамо отвели в его камеру.
- Вы еще будете видеться, - постарался порадовать нолдор целитель, - я скажу, что для моего плана нужно, чтобы эмоциональная связь меж вами усилилась.
Когда Энгватар остался с Маитимо наедине, целитель заговорил вновь:
- Я должен буду это делать, но я могу, если хочешь... испытывать свои средства так, что это не будет видеть твой воин.
- В тебе говорит добро, - ответил нолдо. - Спасибо тебе за это. Я бы предпочел, чтобы Верный не видел. Но... ты можешь спросить у него, что было бы для него лучше?
Странные отношения с умаиа длились уже много месяцев, но Маитимо не покидало ощущение абсурдности происходящего. Этот умаиа собирается делать что-то тяжелое с ним... так как должно относиться к Энгватару? Видимо, как к тому, кого можно использовать себе на пользу. Но помимо этого, еще каждый раз напоминать целителю о том хорошем, что в нем есть. Вдруг... однажды это что-то изменит.
Энгватар не знал мыслей эльфа и ответил на то, что слышал:
- Я спрошу у твоего Верного.
Энгватар говорил спокойно, но внутренне недоумевал. Маитимо был так умен, но иногда вел себя, по мнению Темного... безумно. Умаиа не понимал, чего хочет эльф. Не терпеть пыток и освободиться - это естественное желание пленника, но Маитимо не прилагал много усилий, чтобы избежать пыток самому. Зато чего только не делал и на что только не соглашался, чтобы избавить от допросов своих воинов. Значит, важно именно это, и Маитимо тяжело видеть страдания своих воинов? И так же очевидно, что Маитимо тяжело, если вместе с ним страдает еще и его товарищ. Зачем тогда спрашивать Верного, хочет ли он присутствовать при мучениях сына своего друга и тоже страдать? И неужели Маитимо думает, что воин ответит: 'Лучше видеть, хочу еще немножко помучиться?'
Но Энгватар исполнил просьбу фэанариона и спросил Перворожденного, и тот ответил:
- Я хочу быть рядом с Лордом, сколько могу. Поддержать его, если смогу, но не закрывать глаз и не гадать.
- Лорд предпочел бы, чтобы ты не видел, хотя и хотел спросить, - заметил целитель.
- Я поступлю так, как будет лучше для него, - отозвался воин и задумался. - Маитимо может быть труднее во время допроса, если я буду рядом, но после он будет знать, что сделал все возможное, чтобы мне было легче уйти.
Понятнее всего целителю была фраза 'не хочу гадать' - неизвестность хуже всего. Вернувшись, он передал ответ Маитимо.
- Если Верный хочет так, то пусть будет рядом, - спокойно ответил эльф. И сам удивился, как спокойно у него получилось это сказать. Но Маитимо не добавил вслух: 'Верный уйдет, и ему потом жить со знанием, как я здесь. И... если ему лучше от того, что он будет рядом, то я не погоню его'. Сам нолдо не мог решить, какой выбор будет 'лучше' для товарища. - Скажи теперь, что меня ждет.
- Сначала я усыплю тебя, но это будет не совсем обычный сон... Ты сможешь говорить сквозь сон и слышать, притом... ты будешь видеть то, о чем буду говорить я. А я буду говорить о том, что твоя борьба бессмысленна, потому что мы уже победили; о том, что твоя армия, твои близкие мертвы или взяты в плен, буду угрожать тебе ими, требуя склониться. Второй сон будет приятным: ты у своих, все живы, тебе только привиделось, что твой отец погиб, а ты в плену. Но за добрым сном последует резкое пробуждение, когда ты вдруг ясно осознаешь все, и будешь чувствовать сначала бодрость, потом нестерпимое, как жажда, желание двигаться, действовать сейчас же хоть как-то, но не сможешь, так как будешь крепко связан...
- Тебе будет приятно это делать? - спросил Маитимо.
Энгватар ждал... может быть, страха, может быть, готовности, сосредоточения, может быть, гнева и презрения, но не этого вопроса.
- Нет... я не хочу делать это с тобой.
- Это хорошо. Теперь не тревожься, и делай, что должен.
***
Энгватар сказал, что пленник должен отойти после колдовского сна, и так у Маитимо и его Верного оказалось несколько дней вместе. Но последние дни отдыха истекли, и Верный вновь был в камере Маитимо, уже для 'допроса'. Энгватару так было проще: можно было показать Владыке, что он мучает и допрашивает обоих нолдор одновременно, меняя местами того, кого пытают, и того, кто вынужден наблюдать за пыткой. Но... да, мучить Маитимо Энгватар не желал, да и воина этого, в общем, тоже (из-за Маитимо или нет, он себя не спрашивал). Целитель понимал, что не годится так, не должен раб Владыки привязываться к пленнику, которого Владыка хочет сломать... Но и делать что-то со своею привязанностью Энгватар тоже не хотел.
В условленный день целитель пришел в камеру, намереваясь начать игру, которую позже должен будет увидеть Владыка Севера.
Для начала Энгватар 'запугивал' эльфов, говоря им о том, что придумал ужасные зелья и чары, которыми теперь станет мучить упрямцев, если они не склонятся перед Мэлькором. Но нолдор в ответ на угрозы вели себя предсказуемо, и тогда Верного привязали к столу, а фэанариона напоили зельем, подмешав его в питье, и... все стали ждать, пока оно подействует...
