Смазанные разноцветные полосы - отражения неоновых мигающих вывесок, распластанные по заплаканному стеклу. Мерный, ровный шум, усыпляющий, успокаивающий. Город - сменяющиеся калейдоскопом абстрактные картинки, стекающие по окнам. Город не спит - пульсирует рваным ритмом огромное черное сердце. Чио любит ночь. Любит мчаться по полупустым улицам. Любит дождь.
Ехать далеко - на другой конец города. По крайней мере, такой адрес назвал Шин, когда подъехало такси, и они оба сели в машину.
В салоне полумрак - нельзя даже различить лица сидящего рядом человека. Но Чио этого и не нужно. Достаточно того, что он вообще во все это ввязался. Делает звук в плеере на полную громкость, так, что тело начинает вибрировать и, откинувшись назад, закрывает глаза.
Шин пьян в стельку, просто смертельно. Если мобильник и не разрывается от звонков друзей - то только потому, что вокалист успел отключить звук...
"Или проебать его в коридоре".
Стоило выйти на свежий воздух, как хмель с двойной силой ударил в голову, разбивая мир на отдельные фрагменты. И от мигающих за окном картинок сейчас невыносимо тошнило, особенно от ярких неоновых огней, которые, словно пчелы, впивались в глаза до тех пор, пока их яд, скользнув по венам, не достигнет сердца. Молодой человек коротко вздохнул, закурив. Одна "пчела" все-таки наша свою цель.
Не желая больше смотреть в окно, поддаваться чарам безумия, которого и без того достаточно, Шин скользнул на колени сидящему рядом, укладываясь плоским, твердым животом почти ровно на бедра. Продолжая курить, не выпуская сигарету из пальцев, иногда фокусируя взгляд на алом глазе, глядящем на него вместо тлеющего табака.
Не то, чтобы это было неприятно. Но тело Чио моментально напряглось, когда к нему бесцеремонно прижалось чужое: жесткое, худое. Первая реакция - сбросить с колен, как вспрыгнувшую и впившуюся когтями в плоть кошку - рефлекторное. Но Шин что-то пробормотав, только устраивается удобнее - ну, честное слово, как кошка. В полумраке мерцает, пульсирует алая точка - кончик сигареты. Запах дыма дразнит. Хочется курить.
"Только не ерзай, умоляю тебя" - хмыкает Чио про себя. Достает из пачки сигарету, кладет руку на плечо Шина и чуть наклоняется вперед.
Ощутив тепло ладони на плече, молодой человек пьяно тянется и разворачивается к тому, кто потревожил его относительный покой. Мазнув свободной рукой по бедру, опирается на сиденье, приподнимаясь. С зажатой сигаретой в зубах чуть подается вперед: "На, прикури".
"И все-таки, гадёныш, красив".
И такого не грех подразнить, особенно, когда водитель и без того часто поглядывает на заднее сиденье, явно не так одобрительно, как хотелось бы.
Вторая ладонь опирается на другое бедро Чио, тонкие пальцы под благовидным предлогом удержаться, чуть сжимают. И масляный, темный взгляд - прямо в глаза. А как иначе? Не краснеть же, как целочке, когда явственно, до безумия и неуклюжей неповоротливости в пьяном теле, - хочется уложить его и трахнуть. Здесь. И сейчас.
Чио прикуривает и откидывается на спинку, слишком резко вдыхает, когда чужие пальцы сжимают его бедро. По телу мгновенно, вспышкой, искря, прошивая позвоночник, проходит электрический ток. Опускает глаза, встречается с взглядом, от которого чуть не роняет сигарету. Медленно, приоткрыв губы, выпускает дым струйкой.
Это приходит неожиданно. Чувство вседозволенности - совершенно дикое, безумное. Не впервые. Чио эта дрожь предвосхищения наслаждения знакома. Но так - ни разу. Чтобы пальцы дрожали от одной только мысли, что хочется целоваться, кусаться, подставляться под совсем не осторожные ласки (ласки ли?). Музыка грохочет, от нее нисколько не легче. Напротив. Как и обычно - задает ритм его жизни. И сейчас это совершенно неудержимый ритм.
Чио вновь затягивается и, усаживаясь удобнее, так, чтобы локоть этого невменяемого музыканта не упирался ему в бедро, улыбается. Той своей совершенно непристойной, многообещающей улыбкой. "Поиграть хочешь?" Запускает ладонь в волосы, несильно дергает - скорее, просто заставляя Шина приподнять голову. Наклонившись, глядя прямо в темные, с расширившимися зрачками глаза, целует.
Значит, поиграть? Шин не теряется, отвечая на поцелуй, но сделав свой ход - тонкие пальцы с бедра скользнули на пах, легкими прикосновениями крыльев бабочки заставив чувствовать его ладонь. И, когда надоедает просто касаться - сжимает, не слишком сильно, но ощутимо. До того момента, пока жар ладони становится не таким уж далеким, но через ткань - всё еще едва-едва дразнит.
Губы Чио хранят все тот же вкус, И Шин добавляет к нему свой - крепкие сигареты и земляника. Кто бы мог подумать, что у прожженной сволочи может быть такой опьяняюще-невинный аромат? Контраст на контрасте.
Шин выбрасывает сигарету в приоткрытое окно и скользит ладонью под рубашку спутника. Это больше похоже на соперничество, чем на ласки. Когда каждый, словно пытаясь доказать превосходство, пытается поставить шах и мат. Переиграть друг друга, уложить на лопатки, в который раз подтверждая своё совершенство.
Где границы того, что происходит? Нужно ли сейчас об этом задумываться? Шину проще - он спишет все на алкоголь. Но Чио...
Он завтра подумает об этом. Сейчас способен только совершенно неприлично, как-то растеряно - беззащитно, громко выдохнуть "а-а-а-х" и, заметив хмурый взгляд водителя, прикусить губу.
Молодой человек отпускает Шина, откидывается назад, и даже умудряется отвернуться. Но пальцы не оставляют, продолжают легко поглаживать его через жесткую ткань джинсов.
"Ничего не происходит. Как будто бы совсем ничего не происходит". Чио чувствует, как горят его щеки. Вполне себе представляет свой вид сейчас - растрепанный, покрасневший. Курит, смакуя дым - словно его горечь может уничтожить вкус поцелуя Шина.
Но... слишком велик соблазн... Спустя секунду, чуть сползает вниз, разводит колени. Левой рукой, откинув длинные пряди, проводит по шее молодого человека, сдвигает давно уже расстегнутую рубашку, гладит спину - обводит контуры выступающих лопаток, скользит вниз.
Шин наклоняется, прижавшись губами к ширинке и сжав зубами "собачку", медленно тянет вниз, руками справляясь с пуговицей и ремнем. Так же неторопливо, приспустив джинсы, губами скользит по белью.
"Сдался?"
Он мог бы спросить... Но тогда бы их посчитали сумасшедшими, пьяными или обкуренными идиотами.
Кожа под тонкой тканью горячая от возбуждения - и вокалист слишком хорошо это чувствует. Надавливая, очерчивает языком контуры, ладонью заставляя раздвинуть ноги шире. Удачно скрывающая тень от кресла, приятный полумрак - навряд ли разглядишь. Но у Чио теперь другая задача - быть предельно, невозмутимо-тихим.
И нельзя сказать, что это не заводит.
Тонкие пальцы диджея приятно холодят спину... Пожалуй, Шин ещё полежит на сиденье. До дома еще как минимум десять минут...
Чио кажется, что можно было бы закрыть глаза. Возможно (неужели?) так было бы легче, но... Наслаждение от движения языка и пальцев по коже тысячекратно усиливается тем, что Чио - видит. Пусть и старательно изображает полное равнодушие. Отводит назад рассыпавшиеся по его бедрам длинные, мягкие пряди, чтобы наблюдать, прикрыв глаза, за движениями Шина, любоваться белеющей в полумраке кожей и опущенными ресницами.
Ладонь мальчишки перемещается на горло, гладит, поднимается вверх к острому подбородку. Его манит рот Шина. Чио не может наклониться и поцеловать, но может коснуться пальцами, чуть оттянуть нижнюю губу, провести по кромке, слегка надавливая, одновременно случайно касаясь себя.
Только дышать ровно. Ровно. Забывает о сигарете, которая дотлела почти до половины, вздрагивает, когда пепел осыпается на сидение.
От всего этого сносит крышу: от музыки, и ночного города, и необходимости делать вид, что язык Шина вовсе ничего не выделывает.
Чуть приспустить бельё, тонкими чуткими пальцами скользнуть по мошонке, очертить венки под бархатистой кожей. И поймать губами чужие пальцы, скользнув по ним языком, мягко прикусив кончики - так, чтобы чуть кольнуло в горле. И снова теплые, нежные губы, вытягивая неровное дыхание, скользят по головке, язык дразнит уздечку.
Шин чуть приподнимается, отрываясь от увлекательного занятия, и произносит одними губами:
- А ты вкусный...
Сумасшедший взгляд: расширенные зрачки, маслянисто-черный - вместо радужки; кошачья улыбка - тонкие, чуть покрасневшие губы. Дьявол, развратный и изящный, и черта с два поймёшь, что творится в этой красивой голове, что творится... двумя ладонями ниже - за рёбрами, такими хрупкими на ощупь.
Все вместе: и то, что Шин делает, и его слова, и взгляд - отдаются глухими тяжелыми ударами крови в висках Чио. Хочется вздернуть, усадить на себя, увеличивая соприкосновение, тереться об узкие бедра, стискивать крепче. Но нужно делать вид, что ничего не происходит.
Пальцы безостановочно, лихорадочно гладят горячую влажную кожу, скользят по груди, вздымающейся от сбившегося дыхания, обводят соски, почти не касаясь, не останавливаясь ни на минуту. Чио не понимает, почему происходящее вызывает в нем такую реакцию. Ничего такого, чтобы не было ему знакомо, но... Запах алкоголя, сигарет и возбуждения действует слишком сильно. Так, что Чио перестает контролировать свое тело, которое требует - податься вперед, глубже, сильнее, притянуть к себе черноволосую голову, самому задохнуться от вида этих ярких, влажных от слюны губ.
Он почти сползает вниз, удерживая одной рукой Шина, болезненно стискивая его предплечье.
Смотреть в окно... Дома... Сердце стучит бешено, сейчас разорвется... Супермаркеты, светофоры и клубы... Вискам больно... Кажется, подъезжаем.
Еще чуть-чуть... Эй, дай нам немного времени... Совсем немного... Еще не хочется отпускать это хрупкое, красивое тело, выгнувшееся на его коленях.
Шин оглядывается и с досадой выдыхает, пусть это почти незаметно - сразу же на смену досаде пришла показная насмешка. Тонкие пальцы вновь натягивают белье, застегивают ширинку и ремень, а взгляд обещает - подожди, подожди еще немного, и будет тебе... все.
Спешно расплатившись с угрюмым водителем, черноволосая бестия выползает из машины, коленом проехавшись по бедру Чио. Встряхивает головой и оправляет сбившуюся рубашку, словно совсем ничего не произошло. Стоит недалеко от дверцы, закуривает. Он научился держать своё возбуждение при себе.
"Интересно, сможешь ли ты?"
Кривая ухмылка, взгляд куда-то в сторону... окна?
На его кухне горит свет - слишком приятно, уходя, оставлять его включенным. Создается тупая иллюзия, что тебя в этом доме ждут. И ждут не пьянки и не постоянные сучки по койкам, а кто-то, кто оценит возвращение, послушает возмущения или восторги после репетиций... по крайней мере - будет просто ждать.
И он и дальше будет оставлять свет включенным. Даже если ждущим в этой квартире будет только отражение в зеркале.
Чио колеблется. Стоит ли выходить из машины? Нужно ли это делать? Понятно, что тело сейчас требует продолжения, ведясь на откровенно-обещающую усмешку Шина. Но... В какой-то мере он благодарен за то, что город оказался не таким уж и большим, чтобы успеть ввязаться туда, откуда выбираться будет слишком сложно. Это передышка. Смотрит снизу вверх на спокойно курящего Шина. Хорош. Притягивает страшно. Вот этим своим нарочитым спокойствием, деланным пренебрежением.
Но Чио замечает этот взгляд, полный тщательно скрываемой тоски и отчаяния, на окна. "Тебя кто-то ждет, да? Поэтому молчишь? Словно позволяя самому делать выбор. Я рад, если ждут. Меня - никто". Пустая квартира - безличный хай-тек и неубранная постель. И возвращаться-то не хочется. Да, в любом случае, Чио сегодня и не вернется. Пока серый рассвет не вползет в комнату, в очередной раз, побеждая затаившуюся тьму. Если бы также можно было выгнать ее и из глубины его души.
Остаться... Тело болит от напряжения, переполненное, требующее продолжения. И больше всего хочется, даже не доходя до квартиры - столько бы он точно не вытерпел - прижать Шина к стене, сдернуть с него рубашку, целовать до беспамятства. Но...
- Тут-то сам доберешься, а? - делано равнодушно, усмехнувшись - как только Чио умеет: нагло, вызывающе, облизываясь, собирая языком вкус клубники и вина.
Жаль... Кладет ладонь на ручку дверцы.
Но Шин наклоняется, молча хватает за запястье и выдёргивает из машины, на (откровенно говоря) радость водителю. Рвёт на себя Чио, невольно заставляя столкнуться с ним, почти губами, так близко, что у самого сбивается дыхание. Пусть равнодушие и не слетает с лица - привычно, слишком привычно, - но, по крайней мере, он может...
- Ты обещал проводить меня до дома.
Даже если это неправда.
Тонкие пальцы сразу же забираются под рубашку. Рёв мотора отъезжающего такси - единственное, что напоминает о чьем-либо еще присутствии. Кожа Чио такая... тёплая, что хочется касаться больше и больше, лаская, терзая, заставляя изгибаться и стонать, хочется услышать снова тот сдавленный, короткий выдох.
Хочется целовать.
Красивые, изящные губы - целовать.
Это... не радость... нет? - что-то другое... столь похожее на облегчение.
Но сердце Чио, и правда, сжимается, когда - так наивно, глупо, разве нет?- его притягивают к себе, обнимают. Словно ладонь протянули, и он доверчиво опустился на нее, сложил яркие, вспыхивающие алыми и фиолетовым крылья - опустил голову, прижавшись лбом к плечу Шина. Секунда. Перевести дыхание, насладиться теплом, тем, как руки молодого человека держат его - крепко, не допуская даже мысли - вырваться.
Покориться... Позволить... На сегодня. Закрыть глаза, чтобы потом сразу же снова ощутить - как сжигающие дотла языки пламени, волнами - одна за другой, накатывая, захлестывают с головой, когда Чио поднимает голову, обхватывает ладонями лицо Шина и прижимается ртом к его приоткрытым губам.
Поцелуй обжигает, заставляет ослабить контроль, забыть о том, что существует что-то еще. И плевать на нежности этого паренька, решившего, что под его крылом сможет найти заботу.
Шин невольно злится, тащит Чио во двор новостройки, толкает хрупкое тело к глухой стене с недостроенным козырьком.
Руки ищут кожу под тканью, судорожно ласкают бёдра и плечи, скользят на пах, и тогда уже кажется, что кровь бьёт в виски похлеще алкоголя. Опустив голову, он торопится, как старшеклассник, ласкает лихорадочно, уже не контролируя свои действия, тяжело дыша и сдерживая короткий стон.
Слишком тесно в одежде...
Дойти бы до квартиры...
Чио кажется, что он срывается куда-то вниз с крыши небоскреба - не меньше... Мелькающие разноцветные картинки, воздух выбили из легких... Слишком много всего - сразу - руки всюду, трогают голую золотистую кожу, гладят. Словно моментально разодрали оболочку: яркую, защитную, которой он окружил себя - насмешка и отстраненность, оставив... Чио не знает, что осталось. Что там, внутри?
Стонет, лопатками вжимаясь в холодную, твердую стену, кусает губы, позволяя... все, что угодно. Упирается ладонью в плечо Шина, стараясь удержать хоть немного на расстоянии, чтобы сохранить - из последних сил - свой разлетающийся вдребезги мир. Но другой рукой, забравшись под рубашку, ласкает прохладную - ветер? ночная прохлада? ведь от них у Чио мурашки по телу? - кожу, пробегает пальцами под ремнем, гладит поясницу.
Тело оказывается таким чувствительным... Шин с коротким глухим стоном прогибается под ладонью, невольно прижимаясь к спутнику, щекой к щеке, запрокидывая голову. Рваное дыхание - только так можно хоть немного сдержаться, не содрать с него всю одежду, наслаждаясь тонким и гибким телом.
"Убери же свою чертову... руку..."
Все ради того, чтобы успокоиться, чтобы не стать жертвой своих желаний. Но получается только молча, губами скользнуть к губам и не сдержаться, снова начать воевать с пряжкой ремня. Но на этот раз руки заметно трясутся...
Движения Чио - всегда незаконченные, не прикосновение, скорее порхание - по коже, за которым хочется потянуться "ну давай же уже, давай, дотронься". Поцелуи - по кромке: обвести языком контур губ, скользнуть внутрь, поникая чуть глубже и снова - по краю, снова - мучительное кружение.
Шину кажется, что с ним играют. Но... это не так. И Чио сам хочет больше - вжимается в бедра молодого человека, трется, тут же отодвигается и вновь дергает ремень, не понимая, чего хочет больше - быстрее почувствовать горячую обнаженную кожу или не отстраняться ни на секунду. Вторая рука уже не удерживает, обвивает шею, совсем слегка тянет к себе, чтобы было удобнее - коснуться скулы, щеки и снова - дразнить, языком обводить зацелованный яркий рот. Поймаешь?
Судорожный стон - Шин ловит губы губами, впивается, терзает поцелуями, стараясь не думать, насколько холоден сейчас ветер. Больно, больно до дрожи. И он как будто ищет облегчения, стискивая чужие плечи, подаваясь бедрами ближе и ближе.
Как же иначе? Лишний вздох - и словно электрический ток, возбуждение проходит по позвоночнику, отдаваясь в ребрах, сдавливая и мешая дышать.
Все происходящее кажется нереальным. Вот только что они были в клубе и Чио играл, и был невозможно далек от Шина, от всего его мира. А теперь совершенно иррационально, странно - он прижат к стене в каком-то дворе, на другом конце города. И ему дико жарко, и хочется, чтобы пошел дождь... Или хотя бы, чтобы его оставили в покое... нет, наоборот... Словно, он совсем близок к тому, чтобы откровенно стонать в терзающий его рот и шептать потеряно:
- Давай же... Давай уже...
Он произнес это вслух?!
Вздрагивает, толкается в ладонь, тянет ремень Шина из петель, чтобы и в этом взаимном мучении-удовольствии они были на равных.
Шин почти похабно ухмыляется, отстраняясь и лаская кончиками пальцев бёдра юноши. Взгляд безумный, глубокий, маслянистый от предвкушения удовольствия. Чуть приспускает джинсы Чио. Забираясь ладонью под бельё, обхватывает прохладными пальцами горячую плоть... и вновь отдаляясь, ладонью изучая живот и бедра.
Неторопливо, будто нарочно. Словно пытаясь отомстить за промедление и потерянное время в такси.
Короткий выдох: "Ахххх..." - и Чио откидывает голову назад, следит за выражением лица Шина, сквозь полуопущенные ресницы. То, что он вдруг почувствовал себя, и вправду, наивным мальчишкой, то, что эти прикосновения так действуют на него (будто такая ситуация впервой: клуб и едва знакомый человек, удобный способ избавиться от нерастраченной, рвущей тело энергии) - раздражает.
Улыбается довольно, предвкушающе. Чио наклоняется вперед, трется скулой о щеку Шина, прикусывает мочку и выдыхает:
- А говорил, что на меня не встанет. Лжец.
Зачем? Шин не стал бы отвечать на этот вопрос даже себе, не то, что кому-то другому. Порывистый с самого детства, он всегда поступал только так, как того хотел сам. И 'no regrets', как говорил кто-то... За давностью лет вокалист этого уже не помнит.
Дыхание невольно срывается на полустон. Лучше было бы дойти до квартиры... а там - и кровать, и душ, и кофе. Но Шин всё же накрывает губами бьющуюся под тонкой кожей жилку на шее, очерчивает её кончиком языка и пальцами вновь касается горячей бархатистой кожи. Если бы не столь близкое касание, то, быть может, он не смог бы спрятать дрожь в руках.
Но биение сердца выдаёт с потрохами - словно рёбра не помеха для того, чтобы вырваться и лишить хозяина этого комка плоти.
Чио кажется, что лучше бы Шин разозлился на его слова, выйдя из себя, ударил. Деланная отстраненность и насмешка - не то ли, что всегда спасало его. Но, кажется, не в этот раз. Значит... пусть так?
Сейчас задохнется. Оглохнет. Пульс в висках... так бьется...
Мальчишка отталкивает от себя Шина, тот отступает к другой стене в этом узком замкнутом пространстве, и сразу же, шагнув за ним, едва-едва сжимает предплечья, чтобы только удержаться, чтобы была хоть какая-то хрупкая опора. Язык скользит по груди, оставляя блестящий влажный след, обводит соски, чуть прикусывает. Губы уже болят от бесконечных поцелуев... Но хочется еще.
Чио царапает кожу, оставляя красноватые следы, тут же зализывает их, спускается ниже и ниже - так, что скоро весь живот расчерчен замысловатыми рисунками, сдвигает вниз, на бедра брюки, целует выступающую косточку, прихватывает зубами, тихо, довольно то ли шипя, то ли урча.
Это уже больше похоже на драку. Удар лопатками о стенку - сбитый выдох. Шин не успевает понять, как Чио перехватывает инициативу... Это слишком пьянящий коктейль, возможность отдаться на волю прикосновений... или же собрать остатки сил - и взять его самому, не оставив никаких шансов.
Слишком.
Слишком.
Дыхание рвется наружу с хрипом, пальцы царапают плечи под рубашкой, а Шин... Шин собирает все силы, чтобы суметь побороть искушение.
Чио знает себя. Ему известен этот взгляд, которым сейчас одарил его молодой человек - дикий, неконтролируемый. Он и сам смотрит на него снизу, довольно прикрыв глаза, нарочито откровенно, напоказ облизываясь. Знает, что может быть непередаваемо сладким и притягательным. Но... Использовать это в качестве своего оружия (почему оружия? разве они - сражаются?) Почему так важно стало что-то доказать? Или просто подарить наслаждение. Такое, чтобы Шин никогда не смог забыть его.
Зачем?
Язык почти не касается кожи, слегка задевает, казалось бы вот-вот...
Судорожный выдох.
"Чёрт бы тебя побрал, Чио!... чёрт.. бы.. тебя... побрал".
Слишком горяч, слишком полон эмоциями... им не надышаться - все больше и больше, чтобы сводило глотку от одной возможности прикоснуться. Наркотик.
Солист коротко вздрагивает, прижимая худощавое тело к себе. Складное, ломкое, словно бы коснёшься сильнее - и в руках останется одна крошка. Безумие ударяет в голову... дольше терпеть нет ни сил, ни желания.
Чио кажется, что если прямо сейчас... Прямо сейчас... Шин не сделает хоть что-нибудь...
- Давай же... Ну...
Желание просто рвет тело Чио. Ему нравится вкус Шина - кожи и губ, он готов вылизать его всего.
- Давай же...
Какую ерунду он несет? О чем просит?
Он сам готов уже стянуть с себя джинсы, когда в кармане начинает вибрировать телефон.
К черту?!
Застывает. Все тело ломит от того, что пришлось остановиться и чуть отстраниться. Но Чио вытягивает телефон, правой рукой все еще обнимая Шина, прижимаясь к нему. Проклятье. Но это звонок, на который он не может не ответить.
Стоит ему откинуть крышку телефона, как замкнутое пространство их убежища наполняет громкий, хриплый голос:
- Чио, твою мать, где ты шляешься? Я приехал, сижу у твоей двери.
Только не он... нет, нет, нет...
- Да... - пальцы соскальзывают с плеча Шина, - Сейчас буду.
Чуть не роняет телефон, не глядя на молодого человека - только в пол, в песок и толченый кирпич - неловко, торопливо застегивается - пальцы трясутся.
"Хочу остаться. Как же, черт возьми, хочу остаться!"