Ардан Флоранс Жюльетт : другие произведения.

Заблуждения любви. Часть 1. Луиза

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Любовный роман. Англия, начало 19 века. Времена Джейн Остин.

  
  Благословен день, месяц, лето, час
  И миг, когда мой взор те очи встретил!
  Франческо Петрарка. Сонет LXI.
  
  
  - Луиза, берёшь ли ты в мужья этого мужчину, чтобы жить с ним в священном браке, обещаешь ли повиноваться ему, заботиться о нём, любить и хранить верность в богатстве и бедности, в болезни и здравии, оставив всех, пока вы оба живы? - монотонно спросил священник невесту, не отрывая глаз от требника, который он держал перед собой в руках.
  Та, теребя свой свадебный букет, в последний раз покосилась на мать, стоявшую от неё справа за спиной, словно вопрошая её: не совершит ли она ошибки, если сейчас ответит согласием. Но у её матери был слишком счастливый вид, чтобы приходилось сомневаться в том, что после того, как её дочь станет женой лорда Рэндольфа Уилдсорда, она будет счастлива. Мадам д'Этрэ слегка кивнула, как бы приободряя её, и Луиза тихим, дрожащим голосом ответила:
  - Да.
  Священник продолжил церемонию, обменялись кольцами, и наконец были произнесены последние слова.
  - Объявляю вас мужем и женой во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, - всё таким же скучным голосом провозгласил священник, словно происходило нечто обыденное и после церемонии новоиспеченные супруги должны были бы разъехаться каждый по своим домам.
  Равнодушие священника, отказывавшегося придавать торжественность священному обряду, немного успокаивало девушку, хотя временами её всё-таки била дрожь, то ли из-за церковной сырости, то ли от волнения; и ей тоже казалось, что после того, как они покинут церковь, она и этот человек, всё ещё чужой ей человек, который всё то время, что длилась церемония, стоял рядом с ней, разъедутся домой: лорд Уилдсорд в своё имение в Суррей, а она вернётся в свой лондонский дом, в котором жила вместе с матушкой на протяжении последних семи лет.
  И только когда молодожёны переступили порог лондонской церкви Сент-Джордж и оказались на свету летнего ясного дня, так больно ударившему Луизу по глазам, девушка как будто бы очнулась. Она увидела у ступеней церкви поджидавшую их свадебную карету, украшенную белыми лентами и цветами и запряжённую четвёркой серых в яблоко лошадей, чья амуниция была также щедро украшена. И эта карета прямо сейчас должна была увезти её в дом мужа. И то, что сейчас происходило в церкви, было не очередной проповедью священника, а её собственное венчание, девушка осознала слишком поздно. Она взглянула на своего мужа, и её сердце сжалось, так как девушка поняла, что совершила ошибку, ведь она совершенно не любила человека, который сейчас держал её под руку и улыбался тем людям, что приветствовали их на ступенях церкви. Но ничего уже нельзя было изменить, нельзя было выдернуть руку и, вбежав обратно в церковь, закричать священнику: я передумала, я не хочу быть женой этого человека, пока смерть не разлучит нас, заберите свои слова назад. Увы, было уже слишком поздно, её судьба свершилась.
  И поэтому, покорная своей участи, девушка медленно, смотря себе под ноги, вместе со своим мужем спускалась по ступеням церкви. Луиза дела вид, что как будто бы боялась оступиться, хотя её ноги и вправду были слабы и подкашивались. Но на самом деле она боялась поймать взгляд своей подружки Жаклин, соседки по дому, молодой шестнадцатилетней девушки, осыпавшей молодожёнов лепестками роз из своей корзины. Луизе хотелось выглядеть счастливой, чтобы не расстраивать подругу, но она боялась, что растерянность и отчаяние в её глазах, выдадут её.
  Ступая по лепесткам цветов, молодожёны подошли к карете. Лакей, наряженный в праздничную ливрею, раскрыл перед ними дверцу, и новоиспечённые супруги Уилдсорд забрались внутрь кареты. Во вторую карету села мадам д'Этрэ, светившаяся от счастья, и её кузина, миссис Флетчер, со своим мужем, являвшимся посажёным отцом невесты. Лакеи захлопнули дверцы, и свадебный кортеж тронулся в путь, сопровождаемый прощальными взмахами руки мисс Жаклин, для которой не нашлось места.
  Однако, вопреки принятому обычаю, кареты двинулись вовсе не в сторону дома невесты, а в имение жениха, ибо торжественный приём было решено провести именно там, так как та скромная квартирка, снимаемая д'Этрэ в Сити, просто не вместила бы всех гостей.
  И поэтому кареты, проехав Вестминстерский мост, направились на юг города, а затем, покинув пределы Лондона, выехали на дорогу, ведущую в Райгейт. Ровно на середине пути между Лондоном и городом Райгейт, графства Суррей, находилось имение лорда Уилдсорда - Брайтвуд-холл.
  Впрочем, и в Лондоне лорд Уилдсорд имел свой собственный дом, однако вести в столицу всех гостей, которые уже давно на лето перебрались из города в свои имения, было бы слишком уж хлопотно. И поэтому, к всеобщему удовлетворению, торжественный приём было решено дать именно в Брайтвуд-холле, хотя сами молодожёны вынуждены были добираться до него из Лондона десять миль и трястись целый час по просёлочной дороге.
  Всю дорогу до Брайтвуд-холла Луиза провела, глядя в окно, делая вид, что рассматривает окрестности и что это занятие сильно её занимает. Лишь бы не смотреть на своего мужа, так как она ещё не понимала, как вести себя с ним. Пока что этот человек - лорд Рэндольф Уилдсорд, имя которого она совсем недавно взяла, был ей ничуть не ближе, чем священник, венчавший их полчаса назад. Так получилось, что своего мужа до церемонии венчания девушка видела всего три раза в жизни: в первый раз - на приёме, на котором они и познакомились, во второй раз - на званом обеде, а в третий, когда он пришёл в их дом просить её руки. И, может, поэтому, когда лакей захлопнул дверцу кареты, Луизе показалось, что за ней, на самом деле, закрылась дверь тюремной камеры, после того, как судья, прикрываемый одеяниями священника, вынес ей обвинительный приговор.
  Выходила Луиза замуж без любви, однако всё же по доброй воле. Когда её матушка, мадам д'Этрэ, спросила, согласна ли она принять предложение лорда Уилдсорда, девушка тихо ответила, что "да, согласна", так как не посмела ответить иначе. А что ещё ей оставалось делать? Ведь Луиза, как никто, понимала тяжесть положения их семьи, а второго такого шанса, когда богатый, всеми уважаемый аристократ делает предложение бедной дочери французской эмигрантки, могло больше и не быть.
  Все несчастья на семью д'Этрэ обрушились 14 июля 1789 года, когда во Франции свершилась революция и всё перевернулось в один миг. Большинство дворян, напуганные беспорядками, разрухой и террором, воцарившимися в стране, в панике покидали пределы родины, уезжая кто куда: в Нидерланды, Германские княжества, Британию, Россию. Какая разница куда, лишь бы подальше от этого ада. Они надеялись там переждать эти ужасные дни, которые, как всем казалось тогда, скоро должны закончиться. Ведь Австрия и Германия объявили о своей поддержке монархистам. Однако глава семейства д'Этрэ посчитал, что такое поведение - бесчестно и унизительно в то время, когда их королю, Людовику Шестнадцатому, как никогда требовалось поддержка. Виконт д'Этрэ до последнего надеялся, что всё образуется, королю удастся созвать войска, к которым д'Этрэ собирался немедленно присоединиться, и подавит мятеж, или контрреволюционная оппозиция, сформировавшаяся в Кобленце, возьмёт вверх. Но все его надежды рухнули, когда их сюзерен был арестован во время своего неудачного бегства из Франции и заключён в собственном дворце Тюильри. Волнение и террор всё нарастали, союзные войска терпели поражения. Начались массовые аресты дворян, не удалось избежать этой участи и виконту д'Этрэ. Он был схвачен и посажен в замок Тампль.
   Мадам д'Этрэ и её дочь всё это время укрывались в провинции. Сначала в своём родовом замке, а затем, когда и там находиться стало небезопасно (оголодавшие крестьяне бунтовали и поджигали родовые имения дворян), перебрались в одну из западных провинций, где, как им показалось, было относительно спокойно. Там вскоре д'Этрэ и получили страшное известие об аресте их мужа и отца. Находясь в отчаянии (начались вандейские восстания, спровоцированные казнью, по решению Конвента, их монарха в январе 1793 года, и теперь уже нигде не было спокойно), мадам д'Этрэ всё же отказывалась покидать родину без своего мужа. Однако страшные известия о казни дворян, не успевших бежать за границу, теперь приходили почти каждый день. Как не молилась мадам д'Этрэ за жизнь своего мужа, она понимала, что спасти его от гильотины способно только чудо. Но оно не случилось. В мае 1793 года она стала вдовой. Теперь мадам д'Этрэ и её дочери Луизе больше нечего было делать во Франции. За ночь они собрали вещи, упаковав всё в сундуки, зашили драгоценности и деньги в платья. И, не посмев одеться в траур (так они были напуганы), в своих самых скромных платьях, чтобы в них не признали аристократов, на следующий день в почтовой карете отправились в Гавр, чтобы сесть там на судно, отплывавшее к берегам Британии.
  Почему именно в Британию решила перебраться мадам д'Этрэ? Потому что там жила её родственница, кузина, вышедшая замуж за англичанина ещё десять лет назад. В своём письме миссис Флетчер обещала помочь беглецам всем, чем может. И поэтому, прибыв в Портсмут, они отправились в Лондон. Миссис Флетчер встретила их с большим сочувствием: по письмам она была прекрасно осведомлена о том, что пережила семья д'Этрэ за последние четыре года. Она помогла найти им недорогую съёмную квартиру в Сити, а для Луизы подыскала учителя английского: ведь девочка ни слова не говорила на этом языке, а у мадам д'Этрэ были далеко идущие планы.
  Мадам д'Этрэ прекрасно осознавала то, что в скором времени им не удастся вернуться во Францию, а может быть даже, им придётся остаться в Британии навсегда, деньги же быстро подходили к концу. Оставались ещё драгоценности, которые рано или поздно придётся распродавать или закладывать у ростовщиков. Но когда закончатся и они, на что они будут жить? Но у мадам д'Этрэ в руках была козырная карта - её дочь Луиза. Несмотря на то, что той тогда было всего десять лет, было очевидно, что из неё вырастет миловидная, хрупкая девушка с прекрасными чертами лица. У Луизы были белокурые локоны и большие, ярко-синие, словно небо, глаза, поражавшие всех своей прозрачностью. Когда она была ещё младенцем, все говорили, что она похожа на ангелочка, ведь её головку украшали светлые как лён кудри. Будучи девочкой, Луиза походила на куколку, но было понятно, что когда она станет подростком и приобретёт женственные формы, то расцветёт, словно лилия - нежным, красивым цветком. Тяготы же жизни сделали характер девочки, с одной стороны, покладистым, с другой - стойким ко всем невзгодам. Из неё должна была получиться идеальная, терпеливая жена. И мать очень рассчитывала на Луизу. Вернее, на то, что у неё получится выдать свою дочь замуж как можно удачней. Мадам д'Этрэ уже видела, как к ней выстраивается очередь из женихов, чтобы попросить руку её дочери. Но она отдаст предпочтение только самому богатому из них. Довольно жить в строгой экономии и считать каждый пенс. Мадам д'Этрэ мечтала вернуться к тому же образу жизни, какой она вела в Париже: балы, обеды, приёмы, роскошные наряды и никаких ограничений ни в чём.
  Однако для английского джентльмена недостаточно иметь хорошенькую жену, она должна быть ещё и хорошо образованной. Луиза оказалась способной девочкой: уже через год она неплохо говорила по-английски, хоть и с акцентом. Поэтому от учителя английского решено было отказаться, так как он обходился слишком дорого. Но отказаться от учителя танцев было невозможно. Мадам д'Этрэ собиралась вывести свою дочь в свет в шестнадцать лет. А когда все танцевали, её дочь должна танцевать не хуже других. Что касалось вышивания: Луиза с десяти лет сама штопала себе вещи и прекрасно справлялась с иголкой. Музицированию мадам д'Этрэ обучала свою дочь сама, благо она была неплохой пианисткой. А общее образование... Конечно, мадам д'Этрэ не могла себе позволить отправить свою дочь в пансион, у неё просто не было на это средств, поэтому оставалось надеяться только на врождённые способности Луизы. Ум девочки был пытлив, и она охотно читала книги из библиотеки Флетчеров.
  Итак, когда Луизе исполнилось шестнадцать лет, её мать вывела дочь в свет. Для этого понадобилось сшить несколько новых платьев и купить пару шалей, ведь куда теперь без них, если сейчас с ними ходят даже мещанки. Но, так как средств у д'Этрэ почти не осталось, пришлось влезть в долги, в надежде на то, что эти затраты в скором времени окупятся.
  Мадам д'Этрэ попросила свою кузину брать с собой Луизу в гости туда, где могут оказаться потенциальные женихи для девушки. Несколько раз они бывали на общественных балах. Но, увы, к огромному разочарованию мадам д'Этрэ, бедность Луизы отпугивала всех молодых людей и их отцов. К девушке проявляли внимание, так как равнодушным к её красоте остаться было невозможно. Но как только молодые люди узнавали, что Луиза - дочь француженки-эмигрантки, а её отец погиб на гильотине, то тут же теряли к ней интерес, хотя, может, и с сожалением. Ведь у д'Этрэ не было никаких источников доходов. И, мало того, что речь не могла идти ни о каком приданом, вдобавок пришлось бы содержать ещё и мать девушки. А в такое непростое время всем хотелось стабильности и благополучия.
  За всё время только двое молодых людей не побоялись предложить Луизе свою руку и сердце: один был студентом, романтично настроенным юношей, другой - сирота, живший на иждивении у родственников. Но они оба были так же бедны, как и Луиза, и мадам д'Этрэ им отказала. Однако это ничуть не расстроило девушку, так как ни один из них ей не нравился. И не потому, что Луиза, так же как и её матушка, рассчитывала выйти замуж только за богатого аристократа, а потому, что один ей показался слишком скучным, а другой - некрасивым.
  Прошёл год, Луиза без конца ездила по домам незнакомых ей людей (но которых знала миссис Флетчер), мило улыбалась всем холостякам, у которых в кармане было не пусто (так наставляла её матушка), танцевала с каждым, кто её пригласит, а толку от того было мало. Луиза уже отчаялась и ни на что не надеялась, ей уже больше не хотелось никому улыбаться и куда-то ездить. Но мадам д'Этрэ верила в счастливую звезду своей дочери. Рано или поздно ей на пути должен был попасться истинный ценитель красоты её дочери, которого не отпугнёт бедность девушки. Более того, он будет готов дорого заплатить за неё, то есть оплатить все их долги.
  И вот однажды им всё-таки улыбнулась удача. В конце апреля нынешнего года Королевское общество помощи французским эмигрантам организовало благотворительный приём в пользу этих самых французских эмигрантов, на котором каждый из приглашённых мог оказать свою финансовую поддержку, внеся пожертвование. Разумеется, на этот приём были приглашены и сами эмигранты, для которых накрыли роскошный стол.
  Когда д'Этрэ, войдя в зал, увидели на столах все те деликатесы, которыми они привыкли обедать, живя во Франции, но в Британии не могли себе позволить, мать и дочь еле удержались, чтобы не ахнуть от восхищения. Им хотелось тут же сесть за стол и наброситься на всех этих лангустов, перепёлок с трюфелями, телячьи языки, шоколадные десерты. Однако, как оказалось, отнюдь не в этом заключался главный сюрприз, поджидавший их этим вечером.
  Слухи о юной, прелестной, но бедной француженке, мать которой прилагает все усилия, чтобы выдать свою дочь замуж, и для этого таскает её повсюду, куда только можно, в конце концов расползлись по всему Лондону. Некоторые жалели несчастную девушку, предполагая её незавидную участь: на что ей было рассчитывать, когда вместо приданого у её мамаши имеются одни долги. Разве лишь на то, что подвернётся какой-нибудь торгаш, разбогатевший на торговле с Индией. Для него иметь подобную жену-аристократку было бы своего рода престижем, как являются для него престижем вся та дорогая мебель в его гостиной, картины на стенах и роскошный экипаж, в котором он выезжает. Он вовсе не будет уважать свою жену, так как взял её из милости или попросту купил её, и девушка всю жизнь проживёт с нелюбимым и, может быть, даже ненавистным мужем. Все жалели мисс Луизу д'Этрэ, но, увы, дальше жалости дело не шло, никто не был готов взять на себя долги её матери.
  В конце концов слухи о юной француженке дошли и до лорда Уилдсорда. Он вовсе не собирался жениться. Ему, как и всем, было просто любопытно взглянуть на девушку, о красоте которой столько говорили. Поэтому, когда он услышал о благотворительном приёме в пользу эмигрантов, на который были, разумеется, приглашены и д'Этрэ, то решил отправиться туда.
  Когда лорд Уилдсорд вошёл в зал и увидел юную девушку в тонком белом платье, которая, склонив белокурую головку, стояла рядом со своей матерью и тихо переговаривалась с нею на французском, то тут же был ею очарован. Правда, сначала ему показалось, что та совсем ещё ребёнок, так как девушка была невысокого роста, а её талию можно было обхватить двумя руками. Но тем больше в его глазах она была достойна сочувствия. Конечно, лорд Уилдсорд сразу же догадался, что это и есть та самая мисс Луиза д'Этрэ. Потому что чьи же ещё глаза, как не её, могли так всех очаровать?
  Однако Луиза, несмотря на то, что приём только что начался, уже выглядела усталой. Было совершенно очевидно, что ей бесконечно надоели все эти приёмы, визиты, и она хотела только одного, чтобы всё это побыстрей закончилось и её наконец оставили в покое. Её мать же, напротив, приветливо улыбалась каждому проходившему мимо них одинокому мужчине, а затем оценивающе рассматривала его со спины. Её взгляд скользнул и по лорду Уилдсорду. Но лишь только скользнул. Даже мадам д'Этрэ понимала, что этот седовласый джентльмен слишком стар для её дочери и та навряд ли пожелает выйти за него замуж, даже если бы его доходы позволяли рассматривать его в качестве претендента.
  Но сам лорд Уилдсорд больше не спускал с девушки глаз. Правда, пока что он наблюдал за ней лишь со стороны, не осмеливаясь подходить слишком близко и привлекать к себе её внимание, ведь у мужчины не было никаких планов насчёт мисс д'Этрэ. И всё-таки почему-то она всё время притягивала его взор, и он больше не мог смотреть ни на кого другого.
  Лорд Уилдсорд видел, что девушка, повинуясь наставлениям матушки, принимала приглашения на танец всех мужчин, пожелавших танцевать с ней. Но улыбаться и пытаться понравиться им у неё не было ни сил, ни желания, отчего maman отчитывала её после каждого танца. И такое поведение мадам д'Этрэ только усиливали его сочувствие к её дочери. Лорду Уилдсорду казалось, что девушка походила на рабыню на восточном базаре, которую из-под палки заставляют танцевать, чтобы её хозяин смог продать её подороже. Мужчине хотелось подойти к девушке, с отеческой заботой укрыть шалью выставленные на показ её оголённые, худенькие плечи и половину, по сути ещё, детской груди и увезти её с собой в свой дом, чтобы защитить её от собственной же матери, заставлявшей свою дочь разъезжать по приёмам и балам, выставляя там себя на показ, как товар на ярмарке, ведь всё это, должно быть, было очень унизительно для девушки. Он бы оставил её у себя, ни на что не претендуя, и давал бы ей и её матери столько денег, сколько им было бы необходимо, лишь бы мадам д'Этрэ оставила свою дочь в покое. Но лорд Уилдсорд понимал, что это невозможно. Кто поверит в чистоту его намерений? Все тут же решат, что эта девушка - его содержанка. А он ни в коем случае не мог чернить репутацию невинного существа подобным образом.
  В конце концов лорд Уилдсорд не удержался и пригласил мисс д'Этрэ на контрданс, несмотря на то, что он прекрасно понимал, что танец с очередным кавалером не принесёт девушке никакого удовольствия, ведь она уже так от них устала. Однако он всё же не смог удержаться и отказать себе в этом, так же как порой бывает трудно отказаться от соблазна в конце плотного обеда попробовать кусочек очень аппетитного десерта, когда, казалось бы, ты уже сыт и не можешь взять в рот и крошки.
  Мисс д'Этрэ покорно приняла предложение лорда Уилдсорда станцевать с ним. Однако и говорить не приходилось о том, что в глазах девушки появился хоть какой-то интерес к его персоне, несмотря на то, что мужчина старался быть с ней как можно любезней и обходительней.
  Однако от опытной мадам д'Этрэ не ускользнул тот блеск в глазах, с которым лорд Уилдсорд смотрел на её дочь, танцуя с ней. Было совершенно очевидно, что он ею очарован. Понаблюдав какое-то время за дочерью и её партнёром, женщина поднялась со своего места и подошла к миссис Флетчер, чтобы спросить её:
  - Кузина, дорогая, знаете ли вы того месье, что танцует сейчас с моей дочерью? Он назвался лордом Уилдсордом. И мне кажется, что он заинтересовался Луизой.
   Миссис Флетчер нашла взглядом танцующую пару и, отрицательно замотав головой, сказала:
  - Нет, я его не знаю. Очевидно, он вращается в совершенно иных кругах, чем мы. Но мне тоже кажется, что он заинтересовался Луизой. Если хотите, я разузнаю о нём.
  - Очень прошу вас, дорогая.
  Мадам Флетчер отошла и переговорила с несколькими знакомыми ей дамами, а через некоторое время вернулась с горящими глазам.
  - О, кузина, дорогуша, если лорд Уилдсорд и вправду заинтересовался нашей девочкой, то ей несказанно повезло! Представляете, он вдовец, бездетен и довольно богат! Кажется, около шести тысяч фунтов годовых!
  Глаза мадам д'Этрэ тоже радостно засверкали, но всё же она спросила с сомнением:
  - Но вам не кажется, что он всё же староват для Луизы?
  - Кузина, дорогая, - и миссис Флетчер взяла свою собеседницу за руку, - если вы действительно желаете счастья своей девочке, то должны приложить все усилия, чтобы интерес этого месье к вашей дочери не пропал, а напротив, усилился. Для неё это была бы очень, очень выгодная партия. А то, что он немного староват, так это, может даже, и к лучшему: старики мечтают только о покое. К тому же в его возрасте он уже ни от чего не зависит: ни от родителей, которые могли бы воспрепятствовать браку, ни от финансов, ведь всё состояние уже в его руках. Всё, что ему нужно - это наследник, а Луиза может дать его. Жеральдин, вы должны объяснить Луизе, что, возможно, это - её единственный шанс и другого такого больше не будет. Стать леди Уилдсорд в её положении - это большая удача.
  - Вы меня убедили, Софи. Пойду поговорю с Луизой.
  Танец к тому времени уже закончился, и мадам д'Этрэ подошла к дочери.
  - Луиза, мне кажется, что лорд Уилдсорд заинтересовался тобой, - сообщила она своей дочери таким тоном, как будто бы раскрывала ей великую тайну.
  - Лорд Уилдсорд? - переспросила девушка, словно в первый раз услышала эту фамилию (она ведь и не пыталась запомнить имя того старика).
  - Да, с которым ты только что танцевала. Конечно, я понимаю, ты решишь, что он староват для тебя, но подумай: он вдовец и шесть тысяч годового дохода!
  Кого-кого сулит ей матушка в супруги? Луизе во время танца так и не удосужилась повнимательней рассмотреть своего партнёра, так как он был для неё всего лишь одним из многих, с которыми она танцевала до него и будет ещё танцевать не однажды после. Девушка поискала глазами мужчину, с которым танцевала последний танец и, когда наконец наткнулась на него глазами, увидела, что тот в упор смотрит на неё. Смутившись, она тут же отвернулась.
  - Вот видишь! Он не сводит с тебя глаз, - полушёпотом сказала мадам д'Этрэ. - Неужели ты не заметила, как он смотрел на тебя, когда вы танцевали?
  - Но сколько же ему лет?
  - Говорю же, это не столь важно. Важно лишь то, что он вдовец и он богат. Пожалуйста, Луиза, почаще ему улыбайся, - наставляла maman, заметя, что в глазах её дочери не появилось ни малейшей заинтересованности. - Мы не должны его упустить.
  Но девушку, давно уже ни на что не надеявшуюся, не сильно взволновала эта новость. Сколько раз уже мужчины смотрели на неё восхищёнными глазами, и за этим не следовало ровным счётом ничего.
  - Не думаю, матушка, что нам стоит возлагать на него большие надежды, - высказала своё мнение Луиза.
  - Нет, моё предчувствие, я уверена, на этот раз не обманывает меня. Да и твоя тётушка тоже заметила заинтересованность тобою лордом Уилдсордом. Мы вдвоём не можем ошибаться.
  После этой новости Луиза невольно на протяжении всего приёма то и дело поглядывала на лорда Уилдсорда. И всякий раз она натыкалась на его пристальный взгляд, обращённый к ней. Однако, несмотря на то, что мужчина производил благоприятное впечатление (у него была располагающая к себе внешность, статность и безупречные манеры), всё же его возраст отпугивал девушку, и заинтересованность этого джентльмена ею, вызывало в ней лишь досаду. В отличие от её матушки, которая, напротив, весь вечер очень благосклонно улыбалась лорду Уилдсорду, давая таким образом ему понять, что она будет совсем не против, если он и в дальнейшем будет оказывать её дочери знаки внимания. Впрочем, за одно всё же Луиза могла быть благодарна ему: матушка разрешила ей больше ни с кем не танцевать и наконец сесть за стол, на котором было столько аппетитных яств.
  После этого приёма мадам д'Этрэ очень надеялась на то, что лорд Уилдсорд вскоре даст о себе знать ещё раз. Но ей пришлось ждать целый месяц. Лорд Уилдсорд, несмотря на то, что был очарован юной девушкой, не спешил со сватовством, ведь первоначально это и не входило в его планы. Тем более он видел, что не произвёл на мисс д'Этрэ никакого впечатления. Поэтому решил, что ему больше не следует думать о ней. Но вот беда, эта хрупкая девочка никак не выходила у него из головы. Каждый раз, когда он представлял себе, что после того приёма мадам д'Этрэ опять и опять разъезжает по гостям вместе с дочерью, заставляя бедную девочку, так уставшую от всего этого, улыбаться и танцевать с холостыми мужчинами, у него сжималось сердце от жалости к ней.
  В конце концов мужчина не выдержал и, прежде убедившись в том, что за это время для мисс д'Этрэ так и не подыскался жених, он, разузнав адрес, прислал её матери письмо, где прямо высказывал свои намеренья без всяких околичностей. "Я был совершенно очарован вашей дочерью, и хочу просить её руки, - писал он в письме. - Я предлагаю ей шесть тысяч годовых дохода и свои два дома (один - в Лондоне, другой - в графстве Суррей) в её полное распоряжение. Я гарантирую ей своё полнейшее уважение, заботу и определённую свободу. Также я готов немедленно оплатить все ваши долги (простите, что затрагиваю эту, наверняка, чувствительную для вас тему) и взять на себя все расходы, связанные с подготовкой к свадьбе. Однако я настаиваю, чтобы своё согласие на брак со мной ваша дочь дала добровольно, её никто не должен неволить в этом. И, так как совершенно очевидно, что той единственной встречи на балу недостаточно для того, чтобы мисс д'Этрэ могла верно судить обо мне, так как мало меня знает, а, значит, и принять моё предложение руки и сердца, которое, разумеется, для неё будет являться полной неожиданностью. Поэтому полагаю, что совершенно необходима ещё одна встреча, для того чтобы ваша дочь лучше узнала меня и я сам мог сказать ей всё то, о чём написал вам в письме".
  Когда мадам д'Этрэ прочитала это письмо, то готова была ответить согласием на брак от имени дочери в тот же день. Но договориться с Луизой, ей казалось, будет непросто, ведь после того приёма та даже ни разу не вспомнила того пожилого господина, про которого она тогда прожужжала ей все уши. По правде говоря, если её дочь заупрямится, то мадам д'Этрэ сама была бы не прочь стать леди Уилдсорд, если бы тот джентльмен бросил на неё хотя бы один раз такой же взгляд, которым он смотрел на Луизу. Но, вероятно, лорд Уилдсорд посчитал, что мадам д'Этрэ уже не так молода, чтобы быть способной родить ему наследника, ведь в будущем году ей исполнится сорок лет.
  Прихватив с собой письмо, мадам д'Этрэ отправилась в комнату дочери.
  - Доченька, дорогая, - вкрадчиво начала женщина, - помнишь лорда Уилдсорд, который так заинтересовался тобой на приёме, устроенном сообществом эмигрантов? Так вот, только что я получила от него письмо, где он восхваляет твои достоинства и просит... твоей руки, - с волнением объявила она, демонстрируя письмо.
  - Неужели просит? - как будто бы удивилась Луиза.
  - Я же тебе говорила тогда: ты совершенно вскружила ему голову! Ну, что ты об этом думаешь? Только прежде, чем ты мне ответишь, я хочу тебе сказать, что, Луиза, деточка, может быть, это - твой единственный шанс. Лорд Уилдсорд знатен, богат, всеми уважаем, он владелец прекрасного имения в Суррее (за этот месяц мадам д'Этрэ уже достаточно разузнала о лорде Уилдсорде). А то, что он намного старше тебя, так это, может даже, и к лучшему, ведь старики мечтают только о покое, - повторила женщина слова своей кузины. - Я тебе признаюсь, что после разговора с миссис Стоунбридж о лорде Уилдсорде, я была уже не так уверена, что он попросит твоей руки. Миссис Стоунбридж рассказала мне, что лорд Уилдсорд уже многие годы хранит верность своей рано умершей жене, предпочитая оставаться холостяком, чем жениться когда-либо ещё. Она так и сказала: я буду сильно удивлена, если он всё же решит попросить чью-либо руку. Но, вероятно, твоя красота, моя девочка, так его покорила, что он тут же забыл о своей жене, которая уже как тридцать лет в могиле. Он также написал мне в письме, что если ты примешь его предложение, то он будет заботиться о тебе, как самый лучший муж, и ты ни в чём не будешь нуждаться. Он также согласен оплатить все наши долги прямо сейчас, немедленно. Ну, Луиза? - и мать умоляюще взглянула на свою дочь.
  Девушка на несколько мгновений задумалась, а потом переспросила:
  - Согласен оплатить все наши долги?
  На что в ответ мадам д'Этрэ энергично закивала головой.
  - Хорошо, матушка, я согласна выйти за лорда Уилдсорда.
  - Доченька моя, умница! - тут же воскликнула мадам д'Этрэ и заключила свою дочь в объятья. - Неужели конец всем нашим тяготам!
   И, расчувствовавшись, женщина заплакала. А после, успокоившись, сказала:
  - Он просит о встрече, чтобы сказать тебе лично всё то, о чём он написал в письме.
  - Хорошо, матушка, конечно же, я встречусь с ним.
  Покинув комнату дочери, мадам д'Этрэ принялась писать ответное письмо лорду Уилдсорду. Но она не спешила обрадовать его радостным известием. Она написала лишь, что для неё - это большая честь, что такой уважаемый человек, как лорд Уилдсорд, обратил внимание на её дочь, и она выражает ему за это свою признательность. И что если бы всё зависело только от неё, мадам д'Этрэ, то она, не мешкая, дала бы своё согласие на брак её дочери с ним. Но Луиза, разумеется, только сама должна решать, кто годится ей в мужья, и разговора нет о том, чтобы принуждать её к браку. И их встреча, конечно же, поможет её дочери определиться с решением. Далее мадам д'Этрэ писала о том, что, увы, они не смеют пригласить лорда Уилдсорда к себе домой, так как та квартирка, которую они снимают в Сити, покажется слишком тесной и скромной его милости, и просила подыскать другое место для встречи.
  Спустя несколько дней лорд Уилдсорд пригласил семью д'Этрэ на званый обед в свой дом в Лондоне. Там за обедом мадам д'Этрэ начала с того, что принялась жаловаться на то, как тяжело живётся им в Лондоне: сейчас из-за войны всё так дорого, а её уроки игры на пианино, которые она даёт, не приносят ей почти ничего, и их долги всё растут и растут. Потом она принялась рассказывать об их жизни во Франции в дни террора, когда смерть преследовала их просто по пятам. Всё это должно было, по замыслу мадам д'Этрэ, вызвать сочувствие и сострадание в лорде Уилдсорде к их тяжёлой доле. И, разумеется, она своей цели достигла. Лорд Уилдсорд же после того, как поток жалоб мадам д'Этрэ иссяк, принялся расхваливать своё загородное имение Брайтвуд-холл, которое, он надеялся, понравится мисс д'Этрэ. Так же мужчина пообещал девушке что, если они поженятся, то он совершенно ни в чём не будет стеснять её.
  Луиза же большую часть времени за обедом молчала, так как она смущалась своего жениха и не знала, как себя вести. Впрочем, за этим молчанием, скорее, скрывалось равнодушие девушки к своей судьбе. Решение было уже принято ею, и этот званый обед лишь подкрепил её намерение. Мужчина вёл себя по отношению к ней безупречно, он был неизменно любезен и деликатен, и девушка не могла предъявить ему никаких претензий, напротив, он всё больше внушал ей уважение.
  Единственное, что огорчало Луизу, это то, что ей приходилось принимать предложение от человека, которого она совершенно не любила. Но что было поделать, если за всё то время, что она разъезжает по балам, ни один мужчина, который мог бы ей понравиться, так и не решился сделать ей предложение. Впрочем, её матушка, внушавшая девушке с ранних лет, что не стоит предаваться радужным мечтам о неземной любви до гробовой доски (Луиза просто не может позволить себе иметь такую роскошь, так как находится вовсе не в том положении), давно уже привила ей мысль, что на брак стоит смотреть, лишь как на выгодную сделку, способную поправить их положение, которое с каждым днём становилось всё хуже. И к своей собственной красоте Луиза должна относиться лишь как к капиталу, с которого она должна будет когда-нибудь получить дивиденды. Поэтому девушка не хуже матушки видела все те выгоды, что сулило ей замужество со столь знатным и богатым человеком, как лорд Уилдсорд. Ей даже не нужно было объяснять всё это.
  Что же касалось её будущего, то Луиза старалась далеко в него не заглядывать. Пока что она наверняка знала только одно: наконец-то покончено с бесконечными разъездами по гостям и балам, ей больше не нужно фальшиво улыбаться всем подряд, без конца танцевать и играть на пианино - её наконец-то оставляют в покое. Приходит конец и их унизительной бедности, будут оплачены все долги, которые росли с каждым днём, словно снежный ком. А ведь в эти долги матушка залезала из-за неё, Луизы. Все эти учителя, портнихи, шившие ей платья, обходились очень недёшево. Да, девушке придётся принести в жертву своё личное счастье и отказаться от мысли, что она сможет когда-нибудь кого-нибудь полюбить. Однако мысль о том, что теперь она станет миледи и хозяйкой прекрасного имения в Суррее, служила ей прекрасным утешением.
  Однако, несмотря на то, что согласие на брак с лордом Уилдсордом давно уже было получено от её дочери, мадам д'Этрэ всё же не спешила обрадовать этой доброй вестью жениха. Ей не хотелось выставлять себя и Луизу таким образом, словно они хватаются за него, лорда Уилдсорда, как утопающие за соломинку. Нет, пусть он думает, что Луиза достаточно ценит себя и не спешит давать согласие на брак с первым, кто предложит ей это. Пусть эти несколько дней лорд Уилдсорд помучается ожиданием, так же как до этого целый месяц мучилась мадам д'Этрэ, гадая, решится ли всё же его милость сделать предложение её дочери или нет. И только спустя три дня она посла ему ответ: её дочь согласна принять предложение их милости. На следующий же день жених посетил д'Этрэ с визитом, преподнеся невесте огромную корзину роз и футляр с бриллиантовым колье. Осталось лишь оговорить моменты подготовки к свадьбе. Решено было не тянуть, ведь все понимали что, чем быстрее это произойдёт, тем лучше будет для всех. Поэтому дату назначили через месяц, в начале июня.
  Надо ли говорить, что лорд Уилдсорд оплатил все долги д'Этрэ. А также, как и обещал, все расходы, связанные с подготовкой к свадьбе, взял на себя, в том числе и пошив подвенечного платья для невесты. Он пригласил к д'Этрэ одну из лучших портних Лондона, наказав ей сшить самое красивое платье.
  Далее с лордом Уилдсордом виделась только мадам д'Этрэ. Один раз она посетила Брайтвуд-холл, чтобы собственными глазами увидеть дом, в котором предстояло жить её дочери. И она вернулась из этой поездки в Суррей, полная восторга. "Этот Брайтвуд-холл просто само очарование, - делилась впечатлением мадам д'Этрэ. - Конечно, ему не сравниться с блеском наших замков. Но всё же Брайтвуд-холл лучше всех те английских замков, что я видела. Он не такой старый, совсем не мрачный, и у него есть даже парк, разбитый на французский манер. Что тоже очень редко встретишь в Британии. Не понимаю, откуда у англичан эта страсть к дикой природе. Её и так полно повсюду. Почему бы не разбить возле дома клумбы - это ведь так элегантно".
  С тех пор, как мадам д'Этрэ отвесила столько комплиментов Брайтвуд-холлу, Луизе самой не терпелось увидеть его. И вот теперь ей осталось подождать совсем немного, и вскоре она увидит свой новый дом, воспетый её матушкой. И вот наконец вдалеке, над верхушками деревьев показалась покатая крыша большого дома. Должно быть, это и был Брайтвуд-холл, и девушка вопрошающе посмотрела на мужа, чтобы он подтвердил её догадку.
  - Добро пожаловать в ваш дом, в Брайтвуд-холл, - сказал мужчина, ласково улыбнувшись.
  И в этой улыбке было столько доброты, что Луизе показалось, что это улыбнулся ей её отец. Да, она знала, именно так он и улыбнулся бы, отдав свою дочь под венец и будучи уверен, что она будет счастлива. И поэтому девушка невольно улыбнулась в ответ так же ласково, и впервые за всё то время, что она была знакома с лордом Уилдсордом.
  Но вот наконец, когда карета проехала небольшую рощу, впереди показались два столба с гербами, обозначавшие границы имения лорда Уилдсорда. Минув столбы, карета въехала в парк, который как будто поначалу являлся продолжением рощи, оставленной ими позади. Но далее Луиза увидела подстриженные кусты, разбитые клумбы с обширными кустами цветущих роз всех цветов и оттенков, мраморные статуи. А перед всем этим высился дом, выстроенный в стиле барокко. Хвалы мадам д'Этрэ не оказались преувеличенными - дом был великолепен.
  Кто-то из прислуги, завидев приближающийся свадебный кортеж, бросился в дом. И поэтому, когда кареты, шурша колёсами по гравийной дорожке, подъехали к парадной лестнице, вся прислуга в парадных одеждах, выстроившись в ряд, уже стояла на ступенях лестницы, чтобы поприветствовать молодожёнов. Лорд Уилдсорд, взяв свою супругу под руку, подвёл её к лестнице. Мужчины тут же склонились в поклоне, а женщины присели в глубоком реверансе, приветствуя новую хозяйку дома. Несколько волнуясь, Луиза, опираясь на руку мужа, принялась подниматься по лестнице, отвечая прислуге приветливой улыбкой: она будет доброй госпожой и с первых минут ей хотелось показать это.
  Поравнявшись с дворецким, лорд Уилдсорд вдруг, нагнувшись к его уху, спросил у него полушёпотом:
  - Эдвардс, а где Дэвид?
  Но мужчина в ответ лишь растерянно пожал плечами.
  - Впрочем, да, что ему делать среди прислуги, - пробормотал себе под нос лорд Уилдсорд.
  Когда супруги вошли в дом, лорд Уилдсорд отвёл девушку на второй этаж, где показал её комнаты, чтобы она могла немного передохнуть с дороги и подготовиться к приёму гостей, которые совсем скоро начнут съезжаться в Брайтвуд-холл.
  Когда девушка вошла в свою комнату, то ахнула от восхищения. Во-первых, ей показалось, что вся комната была залита солнечным светом, такой она была светлой. Во-вторых, на резном столике у окна в огромной вазе стоял роскошный букет белых, с оттенком слоновой кости, роз. А ещё в углу стоял манекен с жемчужно-голубоватым платьем, в котором Луизе, должно быть, предстояло предстать сегодня вечером перед гостями.
  Девушка принялась прохаживаться по комнате, чтобы более внимательно рассмотреть её интерьер. Стены комнаты оказались обитыми розовыми с золотом обоями, шпалеры выкрашены жёлтой краской. Мебель выделана из светлой древесины, а её металлические части были позолочены. Оттого комната и казалось такой светлой - настоящая девичья комната. И было совершенно очевидно, что её совсем недавно обновили.
  Спустя пару минут в комнату постучались, и вошла молоденькая девушка.
  - Добрый день, миледи, - поприветствовала та свою госпожу, сделав книксен. - Меня зовут Кэти Питерс, я ваша камеристка. С этой минуты я в вашем полном распоряжении.
  - А я Луиза. Я в этом доме пока ещё никого не знаю, поэтому надеюсь, что мы с тобой подружимся, - сказала леди Уилдсорд, обрадовавшись тому, что её горничная - совсем молоденькая девушка, и они, должно быть, быстро найдут общий язык.
  - О, несомненно, миледи, я тоже на это надеюсь! - воскликнула служанка, польщённая тем, что госпожа предлагает ей свою дружбу.
  - Мне кажется, что мы с тобой ровесницы. Сколько тебе лет?
  - Восемнадцать, миледи.
  - А мне семнадцать. Видишь, я даже младше тебя.
  - Милорд поручил мне показать вам дом и помочь подготовиться к приёму, - торжественно объявила Кэти, гордясь той ответственной миссией, которая была возложена на неё.
  - Конечно же, Кэти. Но пока что мне хотелось бы умыться - дорога была такой пыльной.
  После того, как леди Луиза умылась, Кэти подошла к манекену с платьем.
  - Милорд сказал, что это платье вы наденете на сегодняшний бал.
  Луиза тоже подошла к манекену, чтобы наконец рассмотреть платье. Оно было из муслина, с золотой вышивкой по краям. Через плечи манекена была перекинута лазурная шаль, настоящая кашемировая шаль, а не та подделка, которая была до сих пор у девушки.
  - Правда, оно очень красивое? - восхищённо проговорила Кэти, рассматривая его.
  - Да, оно великолепно, - подтвердила девушка.
  - А ещё к нему полагаются вот эти митенки, - и служанка достала из ящика комода кружевные перчатки.
  - Надеюсь, что платье подойдёт мне.
  - Должно подойти, ведь его шили по тем же меркам, что и ваше подвенечное, - пояснила Кэти. - Но открою вам маленькую тайну: это платье не единственное. Милорд заказал сшить для вас ещё несколько платьев. Все они здесь, - и девушка указала на гардероб, - вы потом сможете их все посмотреть. Ах да, я вспомнила, милорд говорил мне ещё, что к этому платью вы должны надеть то бриллиантовое колье, которое он подарил вам во время помолвки.
  - Ах, колье. Оно в сундуке, который приехал сегодня вместе со мной.
  - Так надо распорядиться, чтобы сундук немедленно доставили вам сюда. Прикажите, миледи.
  - Конечно, Кэти, пусть принесут.
  Служанка выбежала, чтобы отдать распоряжение, а вскоре вернувшись, принялась щебетать без остановки, так как ей не терпелось поделиться своими впечатлениями.
  - Мы все так ждали этого дня, то есть свадьбы, с огромным нетерпением! Нам всем очень хотелось взглянуть на нашу новую госпожу. Хотя, по правде сказать, когда месяц назад миссис Мэйсон, эта наша экономка, сообщила нам, что лорд Рэндольф решил наконец жениться, мы были все так ошеломлены! Ведь его милость долгие годы оставался вдовцом. И мы уж думали, что он никогда не женится вновь. Но ведь негоже оставлять такое поместье без наследников. Младший брат его милости, сэр Бертрам, погиб на войне, а старшая сестра, леди Аделаида, ей уже больше шестидесяти, живёт в Уэльсе. Она здесь никогда не бывает. Поэтому никто не хочет, чтобы однажды хозяином этого дома стал племянник лорда Рэндольфа, которого никто никогда не видел. Вот поэтому-то мы все так вам рады. Вы такая молодая и такая красивая. Я уверена, что вас здесь все полюбят.
  - Я очень надеюсь на это, Кэти, - ответила Луиза, улыбнувшись.
  Но наконец в дверь опять постучались, и вошли двое молодых людей, внося тяжёлый сундук.
  - Это Тоби и Майкл, - представила их Кэти, когда сундук был помещён у стены. - Майкл - камердинер лорда Рэндольфа.
  - Майкл Сэйлер.
  - Тобиас Бранч, - поочередно поклонились юноши.
  - Спасибо, - поблагодарила их Луиза. - Вы можете быть свободны.
  Когда молодые люди ушли, Кэти сказала:
  - Ох, мне так не терпится взглянуть на колье, которое подарил вам его милость.
  Луиза вытащила из ридикюля ключ и принялась отпирать сундук. Порывшись в нём немного, она наконец достала футляр. Положив его на туалетный столик, девушка открыла крышку. И тут же десяток бриллиантов, поймав солнечный свет, заиграли своей игрой.
  - Какое оно... великолепное! - произнесла Кэти, слегка запнувшись, так как ей было трудно подобрать к нему подходящий эпитет. - Как хорошо быть благородной леди и носить такие украшения, - с лёгкой завистью проговорила служанка, заворожённая переливами камней.
  - Ах, Кэти, не в этом счастье, - возразила ей Луиза. - Поверь мне, и с королев слетают головы. Если бы ты знала, что довелось мне пережить, когда мне было шесть лет. Когда в один миг всё перевернулось, и мы лишились всего. - И, впав в лёгкую задумчивость, она продолжила: - Все говорят, что я милое дитя. Но когда я смотрю на своих ровесниц и даже на тех, кто старше меня, мне кажется, что это они ещё маленькие девочки, а я словно прожила уже несколько жизней. - И тут же, словно очнувшись, произнесла, опять весело улыбнувшись и даже с каким-то задором: - Но теперь, надеюсь, я буду наконец счастлива, - сказала девушка, и, вынув из футляра колье, она приложила его к своей шее.
  - Конечно, будете! - подтвердила горничная. - В Брайтвуд-холле невозможно быть несчастной - это самое лучшее место на земле.
  Луиза нагнулась к зеркалу и принялась разглядывать себя, как она смотрится в этом колье.
  - Оно вам очень идёт! - сказала Кэти, заглядывая в зеркало на свою госпожу через её плечо. - Я уверена, что на балу вы всех затмите!
  - Ну всё, довольно любоваться собой, - сказала Луиза, возвращая колье в футляр. - Покажешь мне дом?
  - С большим удовольствием, миледи.
   Девушки вышли в коридор, и Кэти принялась водить свою госпожу по дому, поочерёдно указывая на двери и сообщая, что за ними находится. Некоторые двери служанка приоткрывала, чтобы новая хозяйка могла рассмотреть интерьер комнат.
  - Здесь - музыкальный салон, а это - бильярдная, потом идёт гостиная, тут - библиотека. Эта комната принадлежит милорду, следующая - его кабинет, а это - комната Дэйва. Эта - для гостей, ...
  - Постой, постой, Кэти, - прервала Луиза свою горничную. - Кто такой Дэйв?
  - Дэйв? Он э-э... - замялась на мгновенье Кэти, словно сама позабыла, кто он такой, - он секретарь милорда. Да, секретарь, - более уверенно добавила Кэти.
  - Но тогда ты хотела сказать, наверное, что это его кабинет?
  - Нет, - отрицательно замотала головой служанка. - Это его комната. Он живёт здесь, в этом доме.
  - Комната секретаря - на втором этаже рядом с личными покоями хозяина дома? - удивилась Луиза.
  - Да, - немного смутившись, ответила Кэти. - Милорд очень привязан к Дэйву.
  Луиза пожала плечами: что же, у всех бывают причуды. И девушки продолжили осмотр дома.
  - Здесь - бальный зал, - объявила Кэти торжественно перед очередной дверью, ведь именно в нём должно было пройти чествование молодожёнов.
  - Можно заглянуть? - спросила Луиза.
  - Наверное, можно, - ответила Кэти, ей, конечно, и самой ужасно хотелось заглянуть в то место, где сегодня все будут танцевать и веселиться.
  Осторожно приоткрыв дверь, Кэти просунула в проём свою голову и, убедившись, что в зале никого нет, открыла дверь пошире.
  - Никого, - полушёпотом сообщила служанка.
  Луиза вслед за Кэти просунула голову в дверь и увидела огромный зал, который уже был подготовлен к торжественному ужину. Середина её была пустой (это для танцев), а по краям стояли сдвинутые столы и стулья. Столы, застеленные скатертями, были полностью сервированы начищенной до блеска посудой, по центру стояли подсвечники и вазы с фруктами и цветами. Всего через несколько часов этот зал наполнится людьми, и все будут пить шампанское и танцевать под музыку выписанного из Лондона квартета скрипачей.
  Пышное убранство зала впечатлило Луизу, и оттого её первоначальное мнение о собственном венчании, как о какой-то формальности, навеянное ей скучной церемонией в церкви, - да и что там кривить душой, для неё этот брак был по расчёту, - теперь переменилось. Было совершенно очевидно, что уж для самого лорда Рэндольфа его свадьба имела гораздо большее значение, чем для Луизы.
  Конечно, ему не хотелось ударить в грязь лицом перед гостями. Однако и к ней, к своей невесте, он проявил столько внимания и заботы - все эти подарки, новые платья, обновлённый интерьер её комнаты. И девушке стало как-то неловко: ей казалось, что она не заслуживает всего этого. Прежде она думала, что всё, что нужно лорду Уилдсорду от неё, чтобы она родила наследника, по крайней мере, так уверяла её матушка. Но теперь Луиза видела, что тот очень ответственно отнёсся к своей роли мужа и наверняка ожидает, что и девушка со всей серьёзностью отнесётся к своим обязанностям в качестве супруги. Впрочем, Луиза была готова к этому, ведь она с самого начала знала, на что шла. И, хоть она и не любила своего мужа, она собиралась относиться к нему со всем уважением, которого тот заслуживал. А он, несомненно, его заслуживал. Испытывал ли лорд Уилдсорд какие-то чувства к своей невесте? Луиза никогда не задавалась таким вопросом, ведь ей с самого начала объяснили, что всё, чего от неё ждут - это рождение наследника. Луиза не видела влюблённости в неё со стороны супруга. По крайней мере, мужчина никогда больше не смотрел на неё тем взглядом, который был у него на благотворительном приёме в честь эмигрантов, то есть в тот день, когда он в первый раз увидел девушку. Как будто бы мысль о том, что мисс д'Этрэ станет его женой, успокоила его и охладила его чувства, хотя он и был с ней всегда неизменно любезен. Что ж, может, это было и к лучшему. Потому что, если бы лорд Рэндольф вёл бы себя как-то иначе и проявлял бы неуместную пылкость, это стало бы тягостным для девушки, ведь она не могла разделить чувств своего мужа.
  Когда с осмотром дома было покончено, Луиза попросила Кэти разыскать мадам д'Этрэ: ей хотелось похвастаться перед матушкой тем нарядом, в котором она появится сегодня вечером перед гостями, а также показать ей убранство своей комнаты.
  Когда мадам д'Этрэ вошла в комнату своей дочери, она, как прежде и её дочь, принялась с восхищением осматривать интерьер.
  - Твоя комната просто великолепна, у лорда Уилдсорда прекрасный вкус! - восклицала она. - Полностью переделать интерьер за каких-то три недели! Да и сам дом - ты уже успела осмотреть его? Не правда ли, он великолепен? Ах, с каким удовольствием я осталась бы в нём навсегда!
  - О да, матушка! Дом действительно прекрасный! - разделила девушка восторг мадам д'Этрэ.
  - А парк! Ты видела парк?
  - Немного, но он мне тоже понравился, - ответила дочь.
  - Ну, так ты теперь не жалеешь, что стала хозяйкой всего этого, леди Уилдсорд?
  - У меня нет причин для сожаления, матушка.
  - И ты счастлива, девочка моя? - спросила мадам д'Этрэ.
  - Да, наверное, - ничуть не лукавя, ответила Луиза.
  - Я так рада за тебя, - сказала женщина, ласково обняв свою дочь, словно та на отлично выполнила её поручение.
  Ведь теперь мадам д'Этрэ почувствовала, что то небольшое угрызение совести, которое всё-таки мучило её до сих пор (ведь дочь её выходила замуж не по любви, а по её настоянию за человека намного старше её), улетучилось, словно дым.
  - Вот видишь, Луиза, как хорошо, что ты меня послушалась.
  После девушка принялась демонстрировать матери платье, которое наденет к сегодняшнему балу.
  - Оно прекрасно подойдёт к цвету твоих глаз, - оценила наряд мадам д'Этрэ. - Я уверена, что во время бала ты затмишь всех дам, а мужчины не будут спускать с тебя глаз. Надеюсь, среди них будут те холостые мужчины, что уже имели удовольствие видеть тебя раньше, но не решились попросить твоей руки. Пусть же теперь они кусают от зависти локти.
  - Ах, матушка, вы к ним слишком жестоки, - смеясь, сказала Луиза.
  - Надеюсь, дорогая, ты понимаешь, как тебе повезло. Тебе попался такой внимательный, заботливый муж. И ты будешь жить отныне в таком доме! - с некоторой степенью зависти сказала мадам д'Этрэ, ведь ей самой-то предстояло вернуться в скромную квартирку в Сити.
  Но наконец через пару часов начали съезжаться гости. И Луиза, переодетая в жемчужно-голубое платье и с бриллиантовым колье на шее, стояла рядом с мужем возле дверей бального зала и приветствовала прибывающих гостей. Все гости были знакомыми и соседями лорда Уилдсорда, и поэтому Луиза никого из них не знала. Они тоже видели девушку впервые и поэтому, насколько это было возможно (не переходя приличий), изучающе рассматривали новую жену лорда Уилдсорда. И в глазах некоторых гостей, девушке казалось, она читала удивление: вероятно, они не ожидали, что леди Луиза окажется столь молода, хотя об этом и ходили слухи. Конечно же, все гости поздравляли супругов и желали им счастья, кто-то искренне, кто-то лицемеря. Но всё же большинство гостей было настроено весьма доброжелательно: они уважительно относились к лорду Уилдсорду и прекрасно понимали, почему он сделал такой выбор - Брайтвуд-холл нуждался в наследнике и жениться на молодой, здоровой девушке было самым правильным решением.
  Однако из всех гостей Луизе запомнился только один. Его представили как Джереми Уормишем. Это был молодой человек, лет двадцати пяти, прибывший в Брайтвуд-холл вместе со своим отцом - лучшим другом её мужа, так он его представил, - и со старшим братом. Этот Джереми Уормишем особо долго рассматривал новоиспечённую леди Уилдсорд, даже не пытаясь скрыть того, что он ею сильно заинтересовался. И его взгляд был взглядом оценщика: так охотник рассматривает борзого щенка, которого собирается приобрести. Луизе стало не по себе от столь пристального внимания к себе Джереми Уормишема, и невольно у неё даже пошли мурашки по коже. Потом молодой человек как-то хитро ухмыльнулся, и в этой ухмылке тоже не было ничего доброго.
  Однако затем настала очередь молодых супругов Бьютихиллов. Миссис Эмили Бьютихилл особенно тепло поприветствовала Луизу. Она сообщила девушке, что их имение ближайшие к Брайтвуд-холлу и выразила надежду, что это поспособствует их дружбе и они будут частенько наведываться друг к другу в гости. На что Луиза ответила, что совсем не против этого, и даже, наоборот, рада. Эмили Бьютихилл, в отличие от Джереми Уормишема, произвела на Луизу самое благоприятное впечатление: её глаза светились добротой и искренностью. И Уормишем был забыт.
  Но наконец Луизу познакомили со всеми гостями, явившимися в Брайтвуд-холл, и начались танцы. Супруги Уилдсорд встали друг против друга, возглавив ряд танцоров, и музыканты заиграли полонез. После полонеза Луиза танцевала другие танцы с другими партнёрами, но неизменно всякий раз, когда ей приходилось прошагивать мимо Джереми Уормишема, она натыкалась на его пронзительный взгляд, направленный на неё. И это смущало девушку: почему он так смотрит на неё, что в ней не так? Луиза старалась улыбаться, чтобы скрыть своё смущение: ей ни в коем случае не хотелось подавать вида, что этот незнакомый ей ещё человек способен заставить её чувствовать себя неловко.
  Поначалу Уормишем стоял в стороне, скрестив руки на груди, и временами хмурился, но иногда его взгляд наполнялся каким-то огнём, словно он затеял нечто хитроумное, и заранее наслаждался тем, как ему удастся осуществить свой замысел. Но наконец и он решился пригласить девушку на танец. Луиза, разумеется, не могла отказать без явных причин, и, как бы ей не хотелось этого, вынуждена была согласиться.
  Во время котильона Джереми Уормишем продолжил всё также как демон смотреть на Луизу, и та не знала уже куда себя деть от его пристального взгляда. Девушка почувствовала, как запылали её щёки, она начала сбиваться и забывала, в какую сторону ей следует поворачиваться в следующем движении. Луизе хотелось, чтобы этот танец, доставлявший ей столько неудобств и волнений, побыстрей бы уж закончился. И всякий раз, когда она вставала в пару с другим партнёром, было для неё, хоть и мимолётным, но передыхом. Когда же музыканты наконец сыграли последние ноты, молодой человек, крепко зажав ладонь девушки в своей руке, чтобы она и не думала вырвать её, поцеловал обнажённые кончики её пальцев.
  Когда Уормишем выпустил её руку, Луиза поспешно отошла в самый дальний угол зала и, повернувшись спиной к танцующим, принялась усердно обмахиваться веером, надеясь, что свежие вихри воздуха сгонят краску с её лица. К тому же ей следовало восстановить дыхание. О том, чтобы танцевать с кем-то ещё в ближайшее время, Луиза не могла и помыслить: ей необходимо было передохнуть. Поэтому, немного придя в себя, она направилась к столу, чтобы выпить чего-нибудь освежающего и перекусить. Присев за столик, девушка принялась искать глазами своего мужа. Ей хотелось знать, видел ли он, в какое смущение сумел ввести её Джереми Уормишем (ей было одновременно и неловко за это, но, с другой стороны, ей хотелось, чтобы лорд Рэндольф оградил её от дальнейшего вынужденного общения с этим молодым человеком, который, с первых же минут знакомства с ним, стал ей неприятен). Луиза нашла своего мужа танцевавшим с какой-то дамой, и по его беззаботному виду было очевидно, что он совершенно не подозревал, что пару минут назад его юная жена пережила несколько неприятных волнений из-за другого мужчины. Тогда девушка принялась выискивать свою мать, но та увлечённо болтала с каким-то джентльменом. Луиза почувствовала себя незащищённой и одинокой. Но она не могла просить о чём-то своего мужа или мать, ведь это вызвало бы лишние вопросы с их стороны.
  Делать было нечего, и Луиза окинула взглядом стол, ломившийся от закусок и десертов. Взяв щипцы, она положила на свою тарелку пирожное с кремом и пододвинула к себе бокал с шампанским. Однако девушка не успела выпить и полбокала, как услышала, что кто-то подсаживается рядом с ней. Луиза вздрогнула, так как опасалась, что это Джереми Уормишем вновь решил побеспокоить её. Однако, когда она повернула голову, то, к своему облегчению, увидела Эмили Бьютихилл.
  - Леди Луиза, вы не возражаете, если я на время прерву ваше уединение? - поинтересовалась у неё миссис Эмили, заметив её испуганный взгляд.
  - Конечно же, я не возражаю, - ответила девушка, тут же приняв радушный вид и улыбнувшись.
  Разумеется, она была только рада тому, что стул рядом с ней заняла Эмили Бьютихилл, а не Джереми Уормишем.
  - Вы прекрасно танцуете, в вас столько лёгкости и изящества, - сделала комплимент молодая женщина Луизе, пододвигая и себе бокал с шампанским.
  Но ещё бы, ведь девушке пришлось столько раз за этот год танцевать с потенциальными женихами, что она уже просто набила на этом руку, вернее сказать, ноги. Но всё равно Луиза поблагодарила соседку по столу за комплимент.
  - Я знаю, что сегодня вы впервые увидели этот славный дом, в котором мы все так любим гостить. Надеюсь, вам он понравился, - сказала миссис Эмили.
  - Он не может не нравиться, здесь всё так красиво - и комнаты, и сам дом, и парк, - подтвердила Луиза.
  - И я полагаю, что вы совершенно не разочарованы. Я думаю, вам очень повезло стать супругой лорда Уилдсорда. Конечно, вас, наверное, несколько смущает большая возрастная разница с вашим мужем. Но, поверьте, со временем вы совершенно забудете об этом. Потому что те достоинства, которыми обладает лорд Рэндольф, перекроют все те недостатки, которые, возможно, вы видите в своём браке сегодня. Я не так долго знакома с лордом Рэндольфом, всего несколько лет, но всё это время я знаю его как добрейшей души человека, и могу сказать о нём только хорошее. Он достойнейший джентльмен. И я уверена в том, что он будет вам прекрасным мужем и сделает всё, чтобы вы чувствовали себя счастливой в его доме.
  - У меня нет в этом никаких сомнений, - сказала Луиза.
  После некоторой паузы, во время которой миссис Эмили также положила в свою тарелку пирожное, она вдруг сказала:
  - Я видела, что свой последний танец вы танцевали с Джереми Уормишемом. Думаю, что мой долг предостеречь вас о нём, ведь вы его совсем не знаете. Держитесь от него подальше.
  - Почему же? - спросила девушка, желая разобраться, что же настораживает всех в этом Джереми Уормишеме.
  - Видите ли, младший сын мистера Эдварда Уормишема - это такой человек, который ни во что не ставит всеми принятые нормы морали, он с пренебрежением относится к священным узам брака, для него ничего не значит чистота и невинность девушки.
  - Но как это может быть опасно для меня?
  Миссис Эмили снисходительно улыбнулась, как улыбнулась бы мать, наблюдая за милым, но ещё несмышлёным ребёнком.
  - Конечно, вы ещё слишком неопытны в общении с мужчинами и не знаете, насколько некоторые из них могут быть коварными. Есть мужчины, которые ставят своей единственной целью -соблазнение чужих жён. Они заманивают их в свои липкие сети льстивыми речами, обманчивыми обещаниями, а добившись своего, бросают их. И после эти женщины, как побитые собаки, возвращаются к своим мужьям.
  - Но зачем мужчины делают это?
  - По разным причинам. Кто-то ради того, чтобы похвастаться перед друзьями своей очередной победой: для них это что-то вроде спорта. Некоторые, чтобы унизить женщину: им доставляет наслаждение видеть, как мучается брошенная ими жертва. Кто-то потакает своему низменному желанию, именуемому похотью. Джереми Уормишем как раз из тех, кем движет последнее.
  - Благодарю вас за это предупреждение, миссис Эмили. Но я уверена, что со мной такая история невозможна. К тому же, мистер Джереми Уормишем не вызвал у меня никаких чувств, кроме неприязни.
  - Не знаю, как это у него получается, но, поверьте, есть немало женщин, коварно им соблазнённых, которые поначалу и не думали изменять своим мужьям.
  - И всё-таки я уверена, что ваши опасения насчёт меня напрасны. Если Джереми Уормишему вздумается позволять в отношении меня нечто непозволительное, то я расскажу всё своему мужу, и его выставят. Я дала клятву верности мужу в церкви перед Богом и буду соблюдать её.
  - Я рада это слышать. Но, впрочем, больше не будем об этом. Джереми Уормишем вовсе не заслуживает того, чтобы о нём так долго говорили. - И после короткой паузы, во время которой молодая женщина проглотила кусочек пирожного, миссис Эмили продолжила: - Я ведь уже обмолвилась, что мы с вами соседи - наше имение находится рядом с вашим возле Доркинга. Поэтому я буду рада видеть вас в своём доме в любое время. Двум молодым леди, а я старше вас всего на пять лет, всегда найдётся о чём поболтать друг с другом. К тому же, если понадобится, я всегда смогу дать вам дружеский совет.
  - Благодарю за приглашение, миссис Эмили, и обещаю, что в ближайшее время навещу вас.
   - Только прошу вас, никаких "миссис", - сморщилась молодая женщина. - Титулы между подругами неуместны. Я ведь могу в дальнейшем претендовать на роль вашей подруги?
  - Разумеется. Тем более что я здесь никого ещё не знаю и очень нуждаюсь в друзьях.
  - В таком случае, я с большим нетерпением буду ждать вас у себя в гостях. И с удовольствием познакомлю вас с моим сыном.
  - У вас есть сын?
  - Да, мой маленький ангелочек Фредди. Он совсем ещё крошка, ему нет ещё и года, и я души в нём не чаю. Вы любите детей?
  - Да, люблю, - ответила Луиза.
  - Уверена, что и стены дома Брайтвуд-холла в скором времени наполнятся детским смехом. Такое великолепное имение, как Брайтвуд-холл, должно иметь наследника.
  Эти слова смутили девушку, и её щёки снова зарделись румянцем. Заметив это, миссис Бьютихилл, почувствовала неловкость.
  - Что ж, похоже, я совсем заболтала вас. Не буду больше отвлекать вас от вашего десерта, дорогая Луиза. Пойду с кем-нибудь потанцую.
  Но не успела миссис Эмили отойти от стола и сделать несколько шагов, как к ней подошёл Джереми Уормишем.
  - Дорогая миссис Эмили, позвольте пригласить вас на кадриль, - попросил он самым любезным тоном, на который только был способен.
  - Не могу сказать, что мне доставит удовольствие танцевать с вами, - противоположным тону молодого человека ответила миссис Бьютихилл.
  - Боже, неужели вы на меня по-прежнему за что-то сердитесь? - с деланным недоумением спросил Уормишем, при этом любезная улыбка не покинула его лица.
  - Увы, вы ещё не подали мне повода переменить моё отношение к вам. Чего вы хотите? - досадливо спросила молодая женщина.
  - Поговорить с вами, - и Уормишем, взяв миссис Бьютихилл за локоть, отвёл её в сторону, чтобы их разговор не смог достичь ушей Луизы. - Миссис Эмили, мне кажется, вы поступаете некрасиво, пороча моё имя перед девушкой, с которой я едва познакомился.
  - А вы поступаете некрасиво, подслушивая разговор, - парировала молодая женщина.
  - Я вовсе не подслушивал, просто я находился рядом и, когда услышал своё имя из ваших уст, то не мог не прислушаться.
  Молодая женщина со скепсисом посмотрела на мистера Уормишема: кого он пытается обмануть, её, которая знает Уормишема как свои пять пальцев?
  - Личина невинного ягнёнка, мистер Джереми, вам не подходит.
  - Почему все подозревают меня в чём-то плохом? - словно бы удивившись, спросил мужчина.
  - Поверьте, я буду только рада, если узнаю, что ошибаюсь в отношении вас. Но я видела, как горели ваши глаза, когда вы танцевали с леди Уилдсорд, и каким похотливым был ваш взгляд, когда смотрели ей вслед.
  Но похоже, что это обвинение ничуть не смутило Уормишема. Его улыбка стала только ещё шире.
  - Наша невеста! Она необыкновенно хороша. Давно я не встречал таких прелестных женщин. Эти француженки! Как они отличаются от наших пресных, чопорных англичанок. Француженки - лучшие любовницы, в них столько огня; а как красиво они умеют говорить о любви.
  Ах, этот Уормишем, сегодня он зашёл уж слишком далеко: говорить подобные вещи, когда вокруг столько людей! И миссис Бьютихилл осуждающе посмотрела на своего собеседника.
  - Ох, Эмили, только не говорите мне, что вы со своим мужем в спальне по ночам читаете Библию, - произнёс Джереми с насмешкой.
  Нет, это невыносимо, Уормишем потерял всякий стыд!
  - Предупреждаю вас, Джереми, если вы задумали в отношении леди Луизы нечто дурное, то будете иметь дело со мной, - угрожающе произнесла молодая женщина.
  - Да что на вас нашло? - пожал плечами Джереми. - Раньше вам было всё равно, кого я пытаюсь затащить в свою постель. Или, быть может, вы ревнуете?
  - Что за глупости! - презрительно заявила миссис Бьютихилл, что это Уормишем о себе возомнил. - Просто эта девушка почти ещё ребёнок, с чистой, невинной душой, ей и в голову не может прийти, что на свете существуют мужчины, подобные вам. Поэтому я считаю своим долгом оградить её от коварных соблазнителей, к которым принадлежите и вы.
  - Миссис Эмили, у вас есть долг только перед вашим мужем и перед вашим сыном, с которым, кстати, вы должны были бы быть сейчас рядом, так как он ещё младенец, - нравоучительно произнёс Джереми. - В то время, как вы здесь развлекаетесь на балу, он дома один и наверняка скучает по своей матери. Вы должны опекать и заботиться о нём, а не о замужней девице семнадцати лет. Я уверен, леди Луиза и без вас сама прекрасно разберётся, кто ей друг, а кто - нет.
  - Мой сын - в заботливых руках кормилицы, мистер Джереми. Что же касается леди Луизы, то, прошу вас, держитесь от неё подальше.
  - Не могу, - виновато улыбнулся Уормишем, разводя руками. - При всём уважении к вам, Эмили, а я и в правду вас уважаю, потому что вы одна из умнейших женщин, которых я когда-либо встречал, но я не могу уступить вашей просьбе, потому что леди Луиза покорила моё сердце. И я не отступлюсь от неё. Да вы только взгляните на неё, - и молодой человек перевёл взгляд на леди Уилдсорд, - как она хороша, как свежа, сколько в ней изящества даже в эту минуту, когда она ест это пирожное.
  Тут Луиза развернулась к ним боком и, подозвав к себе лакея, попросила налить ей ещё шампанского.
  - Великолепный профиль! - продолжил любование девушкой Джереми, и он мечтательно прикрыл глаза, воображая уже невесть что. - У меня даже сердце учащённо забилось, а со мной давно такого не случалось. Жаль, что я не встретил её раньше, до того, как она пошла под венец с лордом Уилдсордом.
  - Уж не хотите ли вы сказать, что будь она свободна, вы бы на ней женились? - скептически спросила Эмили.
  - Почему бы и нет?
  - Вы - женились бы?! Не смешите меня, мистер Джереми!
  - Напрасно вы думаете, что я на это не способен. Как только я повстречаю женщину, с которой, я пойму, смогу провести остаток своей жизни, то женюсь на ней.
  - Мне остаётся только посочувствовать вашей будущей невесте. Сколько дней, часов вы будете ей верны?
  - Вы можете мне не верить, Эмили, но я собираюсь быть верным мужем. Потому что, если я женюсь, то на той женщине, которой мне вовсе не захочется изменять. Она будет самой лучшей, и все остальные будут меркнуть перед ней.
  - Только захочет ли эта самая лучшая женщина выходить за вас? - поддела миссис Бьютихилл молодого человека. - Ваша репутация настолько подмочена, Джереми, что, стань вы святым отцом, вам всё равно уже никто не поверит. Разве что какая-нибудь наивная дурочка, но она вряд ли будет достойна вашего внимания, не правда ли?
  - Вы недооцениваете силу моего обаяния, Эмили, и мою настойчивость. Да, моя репутация всем известна. Да я и не пытаюсь никого обманывать. Однако я редко провожу ночи один. И не много женщин, которые поначалу яростно сопротивлялись, после оставались разочарованными, напротив, они благодарили меня.
  - Не понимаю, за что, - с сомнением сказала Эмили, похоже, Уормишем просто расхвастался.
  - За то, что в моих объятьях они познают то, что им никогда не давал их муж.
  - Мистер Джереми, это - просто развратные женщины.
  - Ах, послушал бы я, что сказали бы вы, проведя ночь со мной!
  Но Эмили только презрительно взглянула на Уормишема: не слишком ли много он о себе воображает? Ей-то и разговаривать с ним противно.
  - Я, конечно, нисколько не умоляю достоинств вашего мужа, - продолжил молодой человек, - вы выглядите вполне счастливой в браке. Но мне кажется, что вы вышли замуж за Альберта слишком поспешно, словно испугавшись, что в конце концов я соблазню вас.
  - Я вышла замуж по любви! И вы к этому не имеете никого отношения! - с возмущением заявила молодая женщина.
  - Да не горячитесь вы так. Я вполне вам верю, - примирительно произнёс Джереми.
  - Я удивляюсь, почему до сих пор никто из ревнивых мужей, чьих жён вы соблазняете прямо у них под носом, всё ещё не вызвал вас на дуэль?
  - А вы этого желаете? Чтобы меня пристрелили? - хохотнул Уормишем. - Но, видите ли, дорогая, прекрасная Эмили, в нашем королевстве ещё не нашлось такого смельчака, - самоуверенно сказал он. - Моя слава прекрасного стрелка не менее громка, чем коварного соблазнителя. Я с тридцати шагов без промаха стреляю в птицу. Может, все они и хотели бы вызвать меня на дуэль, да кишка у них тонка. Так как мало найдётся храбрецов желающих пойти на верную смерть. Да и фехтую я тоже неплохо.
  Тут Эмили нечего было возразить. Она сама не раз слышала восторженные слова своего мужа об Уормишеме, с которым он временами вместе охотился, как тот метко стреляет в птицу. Джереми Уормишем считался лучшим стрелком во всём Суррее.
  - Но, послушайте, неужели вам не жаль леди Луизу? - спросил молодой человек.
  - Что?! Вы меня спрашиваете: не жаль ли мне леди Луизу? Это я должна взывать к вашему милосердию.
  - Да вы подумайте, какая участь ждёт эту молодую девушку, которая в своём юном возрасте жаждет сердцем только одного - любви. Но алчная мамаша, погрязшая в долгах, продала свою дочь старику, который уже мало на что способен, разве что только греметь костями.
  - Как вы можете отзываться так о лорде Уилдсорде, который является лучшим другом вашего отца? - возмутилась Эмили.
  - Вы правильно заметили: он лучший друг моего отца, но не мой.
  - Но вы охотитесь вместе с ним, бываете в его доме!
  - Я бываю там, куда приглашают моего отца.
  - Ах, если бы сейчас лорд Уилдсорд слышал ваши слова, узнал бы о ваших грязных помыслах, то он немедленно прогнал бы вас.
  - А на что ему обижаться? За то, что я назвал его стариком? Но так это правда. Это ему должно быть стыдно за то, что он, пятидесятишестилетний старик, взял в жёны девушку, младше себя почти на сорок лет. На что он обрекает её рядом с собой? На душевное одиночество. Ей бы сейчас радоваться жизни, любить всем своим горячим сердцем своего ровесника, молодого, пылкого юношу, а не старика. Но теперь она, бедняжка, обречена долгие годы скучать в обществе своего престарелого мужа, выслушивать его брюзжание и жалобы на свои болезни. И я не удивлюсь, если через некоторое время она заведёт себе любовника.
  - Я уверена, что этого не случится. Леди Луиза не похожа на тех женщин, с которыми вы привыкли иметь дело. Её душа чиста, как у ребёнка.
  - Когда это вы успели так хорошо узнать её? Кажется, не прошло их двух часов, как вы познакомились с нею.
  - Не нужно быть провидцем, чтобы заметить это.
  - Все вы женщины одинаковы, даже самые лучшие из вас. Вы жаждете только одного - любить и быть любимыми. И готовы многим пожертвовать ради этого. Посмотрим на леди Луизу месяца через два. Когда впечатления от новизны, я имею в виду, новый дом, муж, соседи, знакомые, постепенно улетучатся. Она заскучает, и её душа начнёт томиться почему-то, может, неосознанному пока что ей ещё самой. Ей захочется страстей, ласк. И я буду готов дать ей всё это.
  - Если уж подобное когда-нибудь и случится, в чём я всё же сильно сомневаюсь, так как верю в порядочность леди Луизы, то пусть её любовником станет кто угодно другой, но только не вы.
  - За что вы меня так не любите?
  - Вы хотите, чтобы я прилюдно объявила все ваши грехи? Вы наглый, беспринципный сластолюбец, для вас нет ничего святого.
  - А вы что же думаете, миссис Эмили, что нас окружают одни святые? Да любой мужчина в этом зале желал бы иметь молодую, хорошенькую любовницу, только они не признаются в этом в силу разных причин. Кто-то дорожит своей репутацией, кого-то связывают религиозные путы. Но если бы у нас в Британии приняли бы закон разрешающий многожёнство, то все мужчины тут же обзавелись бы несколькими жёнами, подобно османским султанам.
  - Конечно, никто из нас не святой. И мною владеют страсти и слабости. Но я, в отличие от вас, мистер Джереми, умею держать их в узде и не позволяю им вырываться наружу, потому что знаю, что это может навредить, как мне, так и людям, которые мне дороги.
  - Что-то раньше я не замечал нимба над вашей головой, - и Уормишем насмешливо прищурился, словно действительно желал рассмотреть сияние поверх причёски своей собеседницы.
  Эмили уже подумала, не влепить ли наглецу пощёчину, как заметила, что его лицо вдруг резко переменилось и стало абсолютно серьёзным, а взгляд его устремился поверх её плеча.
  - Будьте осторожны, к нам приближается ваш муж, - процедил Уормишем сквозь зубы.
  - Мне опасаться нечего, мои помыслы чисты, - заметила Эмили, но всё же обернулась.
  Уормишем не обманул, к ним действительно приближался мистер Бьютихилл. И лицо его выражало недовольство: не слишком ли долго его жена беседует с этим Уормишемом?
  После того, как мужчины довольно сухо раскланялись друг с другом, мистер Бьютихилл взял жену под локоть, чтобы отвести её подальше от человека, репутация которого была не самой лучшей.
  - О чём ты разговаривала с Уормишемом, твоё лицо так раскраснелось? - спросил он Эмили.
  - Просто он принялся за старое, - пожаловалась жена.
  - Что? - ревниво произнёс Альберт. - Он клятвенно заверял меня, что ты его больше не интересуешь.
  - Успокойся, дело не во мне. Он нашёл себе новую жертву, - пояснила Эмили.
  - Да? Кто же это?
  - А ты как думаешь?
  - Откуда мне знать? - пожал плечами Альберт.
  - Ну, кто, по-твоему, сегодня из всех присутствующих здесь женщин привлекает больше всего внимания? Огляди зал.
  Но вместо того, чтобы гадать загадки, муж Эмили просто обернулся, взглянул на Джереми Уормишема, проследил за его взглядом и увидел, что тот устремлён на леди Уилдсорд.
  - Леди Луиза? - предположил Альберт.
  - Именно.
  Тут Джереми, заметив, что за ним наблюдают, сдвинулся с места и направился к невесте, которая по-прежнему сидела за столом.
  - Не могу поверить, он идёт к леди Луизе! - возмутилась миссис Бьютихилл.
  - Эмили, успокойся. Что здесь такого? Навряд ли Уормишем позволит себе что-либо, когда зал полон людей да и ещё в присутствии лорда Рэндольфа.
  - Но ты ведь знаешь, каким коварным умеет быть Уормишем! Он сейчас заговорит бедную девочку.
  - Эмили, будет глупо устраивать скандал по поводу того, чего ещё не случилось и, быть может, никогда не случится, - попытался успокоить свою жену мистер Бьютихилл. - В конце концов, у леди Луизы есть муж, пусть он за ней присматривает и учит уму-разуму.
  Тем временем Джереми подошёл к девушке и, поклонившись ей, пригласил её на очередной танец. Увидев вновь перед собой Уормишема, Луиза принялась растерянно бегать глазами по залу в поисках своего мужа, словно надеясь, что тот каким-то образом сможет вмешаться и не позволит молодому человеку, который с первых же минут знакомства вызывал такую неприязнь к себе, второй раз танцевать с его женой. Однако лорд Рэндольф о чём-то очень увлечённо разговаривал с отцом Джереми Уормишема и, казалось, совсем позабыл о своей молодой жене. И Луизе с чувством обречённости пришлось принять приглашение Уормишема.
  - У вас такой испуганный взгляд, леди Луиза. Надо думать, миссис Эмили наговорила вам про меня бог весть что, сумев превратить меня в ваших глазах в чудовище, - сказал Джереми и присел рядом с девушкой, довольно вальяжно расположившись на стуле. - И вы ей поверили?
  - Я... - растерянно произнесла Луиза, не зная, что и ответить.
  На самом деле, девушка не могла толком объяснить, что именно вызывало у неё в Джереми Уормишеме отталкивающее чувство (если не брать в расчёт, разумеется, нелицеприятные слова о нём миссис Бьютихилл). Нельзя было сказать, чтобы молодой человек был уродлив внешне. Может быть, некоторые женщины могли даже назвать его внешность и приятной, если бы не нечто демоническое в его взгляде. Но Луизу раздражало в нём всё - и его курчавые русые волосы, и бакены, и оттопыренная нижняя губа, как у капризного младенца. Даже в его фигуре, достаточно пропорциональной и крепкой, ей виделось что-то низменно-животное. Это была какая-то безотчётная неприязнь, какая бывает порой у людей к змеям.
  - Леди Луиза, вы знаете миссис Эмили равное количество времени, сколько и меня, так почему же ей вы можете доверять больше, чем мне? Вам не приходило в голову, что, возможно, миссис Эмили попросту имеет на меня зуб и решила очернить меня перед вами за что-то мне в отместку?
  - Нет, - пролепетала Луиза.
  - Так вы боитесь меня? Что такого она вам про меня наговорила?
  - Я вас не боюсь, - замотала головой девушка, стараясь обрести хладнокровие.
  - Что ж, прекрасно. Так будем друзьями?
  Луиза еле заметно кивнула.
  - Ах, как бы мне хотелось знать, о чём на самом деле вы думаете сейчас, в эту минуту, - и молодой человек уже по обыкновению проникновенно посмотрел на Луизу, словно и вправду хотел заглянуть в её душу. - Мне хотелось бы узнать про вас всё. Что вы любите, как проводите свой досуг?
  - Я люблю прогулки на природе, - ответила девушка.
  Впрочем, живя в Лондоне, Луиза имела возможность совершать прогулки на "природе" только в городских парках. Но она была уверена, что теперь-то она изучит все окрестности Брайтвуда, которые даже из окошка кареты смогли произвести на неё впечатление.
  - Прогулки на природе - это прекрасно, особенно в уединении, в каком-нибудь отдалённом уголке парка, где никто не мог бы застать врасплох и помешать.
  - На самом деле, я не стремлюсь к уединению. Гораздо лучше прогуливаться с кем-нибудь, кто тебе приятен, и вести беседу.
  - Разумеется, но только вдвоём, - сказал Джереми, зачем-то неосознанно схватившись за край скатерти и теребя пальцами её бахрому. - Что же ещё вы любите?
  - Люблю проводить время с книгой, - добавила девушка.
  - И что вы читаете? Наверняка, любовные романы.
  При этих словах молодого человека Луиза смутилась и потупила взгляд, потому что он угадал.
  - Ах, да не смущайтесь вы так. Все девушки в вашем возрасте читают любовные, слезливые романы и прячут их под подушкой от глаз своих строгих мамаш. Хотя по мне, в том не ничего зазорного. Девушка, которой предстоит скорое замужество, должна же набираться где-то опыта.
  - А вы что любите? - спросила Луиза, чтобы перевести разговор с себя.
  - Я люблю охоту. Преимущественно на лис. Убивать птиц слишком просто. Те вспархивают от земли, поднятые легавыми, и нужна лишь меткость, чтобы подстрелить их. Другое дело - лисицы. Они хитрые противники, умеющие запутывать следы и уходить от погони. Если бы вы знали, что испытывает охотник, когда после многочасовой охоты, настигает старого, опытного лиса, который до этого обдурил не одного охотника.
  - Но неужели вам не жалко убивать животных?
  - Обычно в этот момент охотником овладевает такой азарт, что он просто не думает об этом. Да и к тому же лис нужно отстреливать, иначе они расплодятся и будут наносить урон крестьянам, разоряя их курятники.
  - Но, как я понимаю, вам в охоте больше всего нравится именно преследование, - предположила Луиза. - Навряд ли вы заботитесь о крестьянах.
  - Вы правильно подметили, - ответил Джереми, ухмыльнувшись.
  А девушка умеет схватывать суть вещей, подумал про неё Джереми. И наверняка она не так проста, как в этом пыталась уверить его миссис Эмили Бьютихилл.
  - Иногда, если лисица оказывается особенно умна и бесстрашна, то охотник может даже пощадить её, отогнав собак и подарив ей жизнь, как бы в знак уважения перед достойным противником. Но такое случается редко, - заключил молодой человек. - Однако нам пора танцевать. Прошу вашу руку.
  Пока благородные дамы и джентльмены танцевали и вели непринуждённые беседы, служанке леди Луизы Кэт мечталось хоть одним глазком заглянуть за двери зала, чтобы увидеть, что же происходит там внутри, куда ей не дозволено было войти. Стоя у дверей зала, она, приложив одно ухо, слушала звуки, доносившиеся до неё из-за дверей - мелодию скрипок и топот каблуков отплясывающих ног, - и вздыхала. Неужели ей так и не удастся увидеть, как танцует её госпожа в том прекрасном жемчужном платье и бриллиантов колье? (Наверняка все взгляды мужчин устремлены только на неё.) Может, придумать какой-нибудь повод, чтобы войти?
  Но, пока Кэти напрягала свою голову, ища подходящий повод побеспокоить господ, но такой, чтобы это никого не рассердило, она и не услышала, как на этаж по лестнице поднялись двое слуг, отвечавших этим вечером за то, чтобы шампанского на столах было вдоволь. Они тащили корзины с охлаждёнными бутылками. И, увидев подслушивающую у дверей служанку, один из них, старший, Майкл строго окликнул её:
  - Эй, Кэти, отойди от дверей! Ещё не доставало, чтобы кто-нибудь увидел, как ты подслушиваешь.
  Девушка испуганно отскочила в сторону, однако увидев, что это были всего лишь Майкл и Тоби, облегчённо перевела дух.
  - Ну и что здесь такого? - обретя храбрость, спросила Кэт.
  - Господам это вряд ли понравится.
  - Я всего лишь слушаю музыку.
  - Пошла бы ты лучше на кухню да помогла своей матери. Думаешь, легко готовить обед на четыре десятка гостей?
  - Сейчас, сейчас, - быстро проговорила Кэти, однако не трогаясь с места. Ведь Майкл и Тоби должны будут войти в зал, и заветная дверь, хоть на мгновенье, но приоткроется. - Я только помогу вам открыть двери, ведь руки-то у вас заняты.
  И она быстренько, пока её не опередили, схватилась за ручки и распахнула двери. Тут же на неё из зала обрушились потоки громкой музыки и яркого света, которые на мгновенье немного ослепили девушку, и она не сразу смогла рассмотреть, что же творится в зале. Вдобавок ещё и Майкл с Тоби оттеснили её в сторону, проходя мимо неё и внося корзины. Но когда они вошли, то девушка не спешила закрыть за ними дверь, а наоборот, дерзко просунула свою голову в дверной проём, стараясь вытянуть вперёд шею настолько далеко, насколько это было возможно. И Кэти увидела, как мимо неё прошли две дамы, одна в жёлтом платье, другая в розовом, колыхая перьями эгреток на голове и обмахиваясь веерами, затем спину какого-то джентльмена, наблюдавшего за танцующими. А затем горничную заметил ливрейный лакей, стоявший у дверей; зло сверкнув глазами (как служанка посмела сунуть сюда нос), он схватился за ручки и захлопнул двери. И Кэти, вздохнув, - не много ей удалось увидеть, но всё-таки хоть что-то, - побрела к лестнице, чтобы спуститься на кухню.
  Войдя на кухню, Кэти увидела свою мать, миссис Питерс, раскладывавшую закуски на подносы. Ей помогали две соседские кухарки семьи Бьютихилл, любезно одолженные ими на этот вечер. Там же за столом сидел молодой человек, секретарь лорда Рэндольф - Дэвид, который неторопливо поглощал свой ужин. Дэвид был единственным из обитателей Брайтвуд-холла, кто не относился к господам, но при этом не был задействован в этот день в качестве помощника, поэтому он, не вовлечённый во всеобщую суету, мог вполне позволить себе неспешно наслаждаться ужином.
  Кэти спросила у матери, не нужна ли им её помощь, однако в тайне надеясь, что её не заставят нарезать буженину или раскладывать фрукты по тарелкам, потому что, как она может сейчас заниматься стряпнёй, когда ей так хочется поболтать с Дэвидом и рассказать ему, что ей удалось, хоть и на мгновенье, но всё же заглянуть в бальный зал, где торжество было в самом разгаре. Услышав от матери, что ей вполне удаётся справляться вместе с двумя помощницами, девушка облегчённо выдохнула и со спокойной совестью присоединилась к Дэвиду.
  - Там такие все нарядные и без конца танцуют, - принялась делиться своими впечатлениями Кэти. - Как бы мне хотелось побывать хоть раз на таком балу в качестве благородной леди и станцевать с каким-нибудь джентльменом котильон, - мечтательно произнесла Кэти, прижав руки к груди.
  - То есть, Кэти, если бы я вдруг тоже оказался на том балу и мне вздумалось бы пригласил тебя на танец, то ты отклонила бы моё приглашение, так как я не слишком благородный, чтобы танцевать с тобой? - спросил Дэвид.
  - Конечно же, нет. Ты же знаешь, с тобой я готова танцевать сколько угодно.
  - Неужели бы ты отдала предпочтение мне перед каким-нибудь джентльменом, каким-нибудь бароном или графом? - с усмешкой спросил молодой человек.
  Тут Кэти замялась: Дэвида она видела каждый день и даже ни один раз танцевала с ним, а вот с благородным джентльменом ей ещё ни разу не доводилось делать этого.
  - Ну, я не знаю... - промямлила она, опуская глаза вниз, словно испытывая вину за что-то.
  - Но имей в виду, Кэти, я выбрал бы деревенскую джигу для танца.
  - Джигу? - презрительно поморщилась горничная. - Этот деревенский танец? Но в нём нет никакого благородства.
  - Зато в нём есть страсть, а в котильоне - одни манеры. Что касается благородства, то оно зависит от воспитания, а не от происхождения. Я тоже могу уподобиться джентльмену с изысканными манерами. Это вовсе не трудно.
  И, вытерев руки об салфетку, Дэвид поднялся со своего места, встал перед девушкой и поклонился ей, словно та была благородной леди.
  - Очаровательнейшая леди Кэтрин, позвольте пригласить вас на танец, - обратился он к горничной.
  Кэти тут же вошла в игру и, вскочив со стула, с готовностью и сияющей улыбкой подала Дэвиду руку. Молодые люди встали друг против друга посреди кухни, и молодой человек принялся напевать мелодию котильона. Парочка проделала несколько танцевальных фигур под любопытствующие взгляды кухарок, а затем таким же образом, манерно, подражая господам, они раскланялись друг с другом. Кэти еле сдерживала себя, чтобы не расхохотаться, потому что уж слишком важным было лицо у Дэвида, и одновременно она была счастлива, потанцевав с молодым человеком, в которого давно уже была влюблена. Всё-таки он редко бывал щедр на подобное внимание к ней, потому девушка и радовалась каждому такому случаю.
  - Вот видишь, совсем это не трудно быть благородными господами, - заметил Дэвид, возвращаясь на своё место.
  Конечно, молодому человеку было виднее: никто в доме не сибаритствовал больше, чем он.
  - А как тебе наша новая госпожа? Не правда ли, она очень красивая? - поинтересовалась Кэти.
  - Я её ещё не видел, - равнодушно ответил Дэвид, вернувшись к своему цыплёнку.
  - Как, неужели?! Она ведь сегодня днём осматривала дом, а потом долго гуляла по парку вместе со своей матерью.
  - Я в это время, вероятно, катался верхом в окрестностях. Кэти, ты ведь знаешь, как я отношусь к свадьбе милорда.
  - Ну неужели тебе не было любопытно взглянуть на леди Луизу хотя бы одним глазком?
  - Мне вполне достаточно того, что я видел её мать, когда она приезжала к нам сюда осматривать дом.
  - Ну что ты, леди Луиза намного красивее своей матери, хотя она совсем ещё юная девушка. Впрочем, мадам д'Этрэ тоже хорошо выглядит для своего возраста. Она сама могла бы запросто ещё раз выйти замуж.
  - И, как я полагаю, леди Луиза настолько же корыстна, как и её мать, раз она согласилась выйти замуж за человека, который старше её на сорок лет и которого она едва знала, - недружелюбно предположил Дэвид.
  Такая оценка молодой госпожи, которую Кэти уже успела полюбить, возмутила девушку и она принялась защищать её:
  - Она совсем не такая! Когда ты познакомишься с ней, то увидишь, какая она добрая и какая у неё чистая душа.
  - Почему же тогда, скажи на милость, она вышла замуж за человека, которого совсем не любит?
  - А что ещё ей оставалось делать? Они ведь с матерью жили очень бедно, увязли в долгах. А ведь д'Этрэ - аристократы и привыкли совсем к другой жизни. Да и как можно было отказаться от предложения такого человека, как лорд Рэндольф Уилдсорд? Лучшего мужа нельзя и желать. Мне кажется, Дэйв, что ты просто ревнуешь леди Луизу к милорду. Ведь теперь всё своё внимание милорд будет уделять своей молодой жене, а не тебе, - попыталась поддеть девушка молодого человека.
  - Что за глупости ты несёшь? - возмутился Дэвид. - Просто мне обидно за милорда, так как считаю, что он совершил ошибку, решив жениться на мисс д'Этрэ, она ведь его совсем не любит. Как он не понимает того, что ею руководила только корысть, когда она принимала его предложение. Было бы куда лучше, если бы милорд женился на своей ровеснице, какой-нибудь вдове, которая, по крайней мере, относилась бы к нему со всем уважением.
  - Дэйв, - вмешалась в разговор миссис Питерс, - милорду видней, на ком ему надо было жениться. И раз он сделал такой выбор, значит, он прав. Брайтвуд-холлу нужен наследник, не забывай об этом.
  - Нет, здесь дело не только в наследнике, - возразил Дэвид. - Я видел, каким огнём горели глаза милорда, когда он сообщил мне, что получил наконец от мадам д'Этрэ положительный ответ. Хоть милорд и пытался уверить меня, что решил жениться только из-за жалости к бедной девушке-эмигрантке с тяжёлой судьбой. Однако мало ли у нас в королевстве бедных девушек? А как он готовился к свадьбе? Нет сомненья, что эта мисс д'Этрэ чертовски очаровательна, раз она сумела затмить милорду глаза, да так, что он потерял здравый рассудок, пожелав жениться на ней. Однако боюсь, что в дальнейшем его ждёт горькое разочарование, когда он наконец поймёт, что новая леди Уилдсорд не способна разделить тех чувств, что есть у милорда к ней.
  - Ты слишком строг к нашей новой госпоже, - сказала миссис Питерс. - Знатные девушки зачастую не вольны в своём выборе мужа. Тем более, если они совсем небогаты. Большинство из них вынуждены выходить замуж за того, кого в супруги ей выберут родители. Но такова их участь.
  - Мне это трудно понять. Разве так сложно сказать в церкви "нет"? Ведь что может быть хуже, как провести всю свою жизнь бок о бок с нелюбимым человеком? - оставался при своём молодой человек.
  Однако Кэти по-прежнему была уверена, что Дэвид просто ревнует лорда Рэндольфа к его новой жене, ведь секретарь был его любимцем. Первая жена его милости умерла во время родов; мальчик, которого она родила, пережил её всего на несколько часов. Лорд Рэндольф после долго не решался обзавестись семьёй вновь. Однако однажды, вернувшись из путешествия по Италии, он привёз с собой молодую девушку-итальянку, у которой был пятилетний сын. Эта девушка была любовницей лорда Уилдсорда, однако спустя пять лет умерла и она. Дэвида, сына той итальянки, который остался сиротой, взяли в дом. Лорд Уилдсорд, страдавший от потери возлюбленной и одиночества, души не чаял в мальчике, который так походил на свою мать. Он нанял ему учителей, потакал всем его капризам, а когда Дэвид подрос, сделал его своим компаньоном за обеденным столом, партнёром по бильярду, собеседником в разговорах, брал его с собой на охоту, а после он стал его секретарём, так как Дэвид оказался способным мальчиком. Однако нельзя сказать, что обязанности секретаря были обременительными для юноши. Большую часть времени Дэвид проводил в конюшне среди обожаемых им лошадей, катался верхом, а если погода была неважной - просиживал в библиотеке за книгами. И, что и говорить, многие из прислуги завидовали его беспечной жизни.
  Но теперь, в связи с женитьбой лорда Рэндольфа, Дэвид мог утратить значительную часть внимания его милости к своей персоне. Зачем милорду нужен будет какой-то секретарь тогда, когда теперь у него появилось молодая и такая красивая жена. Теперь лорд Уилдсорд будет выполнять её капризы. Когда же появится долгожданный наследник или пусть даже наследница, то его милость и вовсе позабудет о каком-то там Дэвиде. И молодой человек не мог не осознавать этого, хоть и пытался делать вид, что это ему безразлично. Но Кэти не верила ему. И ещё девушка очень рассчитывала на то, что, быть может, теперь, когда Дэвид лишится прежнего внимания со стороны милорда, то наконец обратит своё внимание на неё, Кэти.
  Когда Дэвид, отужинав, ушёл, Кэти пересела на его место и тяжело вздохнув, пододвинула к себе тарелку с земляникой и принялась задумчиво есть ягоды. Сбудутся ли её чаяния и мечты?
  - Кэти, ну что ты всё вздыхаешь? - обратилась к ней её мать. - Пора бы тебе перестать думать о Дэвиде. Нехорошо, что ты так вешаешься ему на шею. Кто такую девушку будет уважать? Мой тебе совет, обратила бы ты лучше своё внимание на Тоби. Он хороший парень, работящий и лицом не дурён. Думаю, что он будет рад взять тебя в жёны.
  Кэти знала, что Тоби давно поглядывает в её сторону. Но что она могла поделать, если ей нравится только Дэвид и никакой другой парень?
  - Дэвид не про тебя, он тебе не ровня, - сказала миссис Питерс, заметив покривившееся лицо дочери.
  - Почему это не ровня? - возмутилась Кэт. - Его мать была ничуть не лучшего происхождения, чем вы. Да и где сам был бы он сейчас, если бы не лорд Рэндольф! Рыбачил бы вместе с отцом у берегов своего "Итальянского" моря и жил бы в лачуге.
  - Я другое имела в виду, Кэти. Дэвид образованный молодой человек, и ему нужна другая девушка.
  - Какая это такая другая? - ревниво произнесла горничная: она и представить себе не могла Дэвида с какой-то другой.
  - Ему под стать. Пусть она будет из бедной семьи, но образованная. Ты для него слишком проста. Он привык вести умные разговоры с милордом. А ты, о чём ты будешь говорить с ним? О кухонной утвари да о глажке белья? Он тебя и слушать не станет.
  Слова матери задели девушку. Так значит, все считают её деревенщиной необразованной! Кэти надула губки и с обидой произнесла:
  - Тоже мне учёный! Да когда Дэйв появился здесь, то он толком по-английски и двух слов связать не мог. А теперь зазнался.
  Кэти была несправедлива к Дэвиду. Она сама прекрасно знала, что молодой человек не зазнавался. Он никогда не умничал, не было в нём ни гордыни от того, что жил в доме на особом положении, ни высокомерия. В ней просто говорила обида. Кэти никак не могла взять в толк, почему Дэвид не отвечает ей взаимностью. Неужели её мать права, и юноша считает, что она, Кэти, слишком для него простовата? Но сам он никогда не говорил об этом. Да он вообще никогда не говорил, какие девушки ему нравятся. Да и просто о женщинах тоже. Кэти знала, что Дэвид был девственен и даже никогда не был влюблён. И лишь это одно было ей утешением. Её он не любил, но и никакую другую тоже. Да и способен ли молодой человек вообще любить? Казалось, что на всех девушек он смотрел немного свысока, и никто не был достоин его "учёности". И было похоже, что лошади интересовали его куда гораздо больше. И если уж к кому Кэти и могла ревновать Дэвида, то только к ним. Молодой человек целыми днями пропадал в конюшне и возился с лошадьми, словно с малыми детьми. Он без конца их чистил до блеска, задавал корм, принимал роды у кобыл. И не дай бог кто-нибудь из них заболеет. Юноша тут же мчался за коновалом, лечил их. А как он ласково разговаривал с ними. Правда, говорил Дэвид с лошадьми в основном на итальянском, и Кэти мало что понимала, но и по интонации голоса было понятно, что это были какие-то нежности, которые Кэти предпочла бы услышать из уст молодого человека в свой адрес, а вовсе не обращённые к лошади.
  Девушка считала, что Дэвид платил ей неблагодарностью. Когда, после смерти своей матери девять лет назад, он впервые появился в Брайтвуд-холле, то был скромным, неразговорчивым мальчиком, шарахавшимся ото всех по углам. На любой вопрос он отвечал только односложно либо "да", либо "нет". Но это скорее было от того, что он плохо говорил по-английски. Однако благодаря общительности Кэти, которой тогда было девять лет, и её дружелюбию, она быстро нашла с Дэйвом общий язык. И вскоре она стала его самым близким другом. Именно благодаря ей Дэвид раскрепостился и понял, что в этом доме никто не желает ему зла. Постепенно чувство дружбы Кэти к Дэвиду переросло во влюблённость. Поначалу девушка скрывала это, стыдясь своих чувств, однако когда ей исполнилось четырнадцать, она была больше уже не в силах сдерживать себя. И открыто призналась Дэвиду, наивно полагая, что юноша, так же как и она, влюблён в неё. Но, увы, чувства Дэвида к Кэти так и не смогли из дружбы перерасти в нечто большее. Но девушка не отчаивалась: она считала, что рано или поздно молодой человек ответит ей взаимностью, по-другому и быть не могло. Однако чем больше проходило времени, чем больше Кэти говорила молодому человеку о своей любви, тем больше тот отдалялся от неё. Вот так он платил ей за то, что она когда-то помогла ему.
  Ну ничего, теперь, когда лорду Рэндольфу не станет до него никакого дела, а Кэти по-прежнему останется рядом с Дэвидом, он наконец-то оценит её преданность.
  Гости стали разъезжаться после полуночи. Те, кто жил слишком далеко, остались на ночь в Брайтвуд-холле. Среди тех, кто пожелал заночевать в доме Уилдсордов, был и Джереми Уормишем. Несмотря на то, что его семья была одним из ближайших соседей Уилдсордов и все его родные уехали, молодой человек, сославшись на то, что его ужасно тянет в сон и ночная дорога станет для него сплошным мучением, попросил распорядиться, чтобы и для него подготовили комнату. Лорд Уилдсорд же, проводив свою жену до её спальни, ушёл делать последние распоряжения прислуге.
  Войдя в свою комнату, Луиза при свете свечей увидела горничную, дремавшую на стуле у туалетного столика. Девушке не хотелось будить служанку, но та сама проснулась, услышав, что кто-то вошёл в комнату.
  - Ох, простите, миледи, - принялась извиняться Кэти, тут же соскочив со стула и глядя на госпожу сонными глазами.
  - Ничего страшного, Кэти. Ты можешь быть свободной: уже так поздно. Я разденусь сама.
  Ну уж нет: уйти спать, так и не услышав впечатлений леди Луизы о бале? Да девушка не сможет заснуть всю ночь, терзаемая любопытством.
  - О, нет, леди Луиза, это я так, всего лишь чуточку задремала.
  Луиза села на стул, и Кэти принялась снимать с неё украшения: ожерелье, серьги и прочее.
  - Вы, должно быть, очень устали: столько часов длился бал, - предположила Кэти.
  - На самом деле, я уже привыкла.
  - Но вам пришлось, наверное, танцевать со столькими кавалерами. Ведь каждому хочется потанцевать с невестой. С кем из джентльменов вам понравилось танцевать больше всего?
  - Все хорошо танцуют, - ответила Луиза, которая не запомнила и половины имён тех, кто приглашал её сегодня на танец.
  - Говорят, мистер Блэквелл превосходный танцор.
  - Да, это так, - припомнила Луиза улыбчивого мужчину лет тридцати, на которого с восхищением поглядывали некоторые незамужние барышни, особенно когда тот танцевал. - В его движениях есть удивительная лёгкость, а с другой стороны - отточенность, что вместе редко сочетается. Обычно тот, кто старается, чтобы все движения были чёткими, бывает тяжеловесен в танце, тот же, кто желает быть подвижным, танцует небрежно.
  - Я слышала, что он нравится многим незамужним леди.
  - Потому что хорошо танцует?
  - Нет. Говорят, что он учтив с дамами, любезен и хорош собой.
  - Тебе он тоже нравится? - спросила Луиза, улыбнувшись.
  - Что вы, леди Луиза! Разве нам, простым девушкам, позволительно мечтать о благородных джентльменах? Вот если бы я была дворянкой, то... Впрочем, нет, - тут же прервала свои мечтания Кэти, вспомнив о Дэвиде. - Мне нравятся другие мужчины. Мистер Блэквелл - всего лишь светский лев, а я предпочитаю... более серьёзных.
  Далее Кэти перешла к платью Луизы. Леди Уилдсорд встала, и служанка принялась её раздевать.
  - А какой танец вам больше всего нравится? - продолжила расспрашивать Кэти, видя, что её госпожа охотно отвечает на её вопросы.
  - Думаю, что кадриль.
  - А я вот слышала, что некоторые перед светскими танцами отдают предпочтение деревенской джиге, потому что якобы всякие там котильоны слишком манерны, а в джиге есть страсть.
  - Честно признаться, я сама не видела, как танцуют деревенскую джигу. Но когда я жила во Франции, то мне доводилось видеть, как во время праздников наши крестьяне танцуют в деревнях. А надо сказать, и простой народ любит танцевать не меньше, чем господа, может, потому что это - одно из немногих развлечений, которое им доступно. Поэтому, когда простой люд танцует, то всегда веселится. И мне нравилось наблюдать, как танцуют крестьяне. Они делали это так задорно, что мне и самой порой хотелось пуститься в пляс. Но вряд ли, думаю, моя матушка позволила бы мне это.
  Вот как оказалось! Значит, и благородные леди не имеют ничего против джиги, и Дэвид был прав. И, так как Луиза успела стать уже для служанки авторитетом, то Кэти стала смотреть на джигу более благосклонно.
  Раздев госпожу, Кэти принялась за её волосы. Она вытащила все шпильки из её кудрей и с удовольствием распустила шелковистые, пшеничного цвета волосы по плечам девушки. Затем, взяв одну прядь в ладонь, она принялась расчёсывать её. Служанке нравилось дотрагиваться до мягких, струящихся волос леди Луизы и поэтому она тщательно расчёсывала каждую волосинку.
  Когда же наконец Луиза отпустила горничную спать и осталась одна, то, опёршись локтями об стол, задумчиво посмотрела на себя в зеркало. И увидела, что с плоского тёмного полотна зеркала, освещённого сбоку свечами, на неё смотрит молодая девушка, глаза которой полны страха. Чего же боялась новоиспечённая леди Луиза? Боялась она ночи, первой брачной ночи, которая неминуемо ждала её впереди. Её муж ушёл отдать последние распоряжения прислуге, но вскоре он вернётся, чтобы воспользоваться своим правом супруга.
  Как Луиза представляла себе это? Да и что вообще, что она знала об этом? Ведь в аристократических семьях не принято обсуждать интимную жизнь супругов, муж с женой не могут даже прилюдно поцеловаться, разве что совершенно невинно в лоб или щёку; и все, словно сговорившись, делали вид, что между мужчиной и женщиной существуют только платонические отношения. В романах об этом тоже не писалось, разве что совсем в фривольных, но которые были под строжайшим запретом в семьях, где росли дочери. Поэтому, что и говорить, большинство благородных незамужних девушек находились в полном неведении, что происходит в спальне между супругами. А если бы знали, то, вполне вероятно, не давали бы с такой лёгкостью своего согласия на брак с женихом, которого им выбрали родители и к которому они совсем не питали чувств. Сколько молодых невест после первой брачной ночи на следующий день в слезах бежали к своим матерям жаловаться на неуважительное отношение к ним их мужей, на их похотливое желание проделывать с ними всякие непотребные мерзости, о которых не поворачивался и язык сказать!
  Однако мать Луизы была француженкой, а не чопорной англичанкой, поэтому не постеснялась кое о чём предупредить свою дочь. Нет, мадам д'Этре не преподала ей урок, как надо вести себя в постели с супругом. Она лишь сказала только, что её муж будет временами посещать её спальню и проводить ночи с ней в одной постели, и он имеет на это полное право. Когда же Луиза спросила её, зачем он будет делать это, то мадам д'Этре ответила, что мужья таким образом доказывают свою любовь жёнам. Девушка не посмела расспрашивать о большем: каким же именно образом её супруг будет показывать ей свою любовь. Но кое-что она уже знала об этом. Нет, не от матери, разумеется. В эту тайну её посвятила её подруга Жаклин.
  Однажды та, придя к ней в гости и уединившись с ней в комнате, сообщила Луизе по большому секрету, что у их горничной Нэнси скоро будет ребёночек, так как у неё начал расти живот. Но так как Нэнси была ещё не замужем, то это вовсе не обрадовало мать Жаклин, мадам де Бланшар. Отчитав служанку, она потребовала от неё, чтобы та избавилась от ребёнка, если хочет сохранить своё место. Если бы девушка служила в английской семье, а не у французских эмигрантов, то её немедленно выгнали бы. Но французы относились к этому более либерально, и поэтому служаке предоставили возможность сделать выбор.
  Выбор предстоял сложный: между ребёнком и работой, и оттого теперь Нэнси плакала целыми днями. Жаклин было жалко служанку и она даже попробовала заступиться за неё перед матерью, пытаясь уверить её, что маленький ребёночек никому не будет помехой. На что мадам де Бланшар ответила ей, что для самой же Нэнси будет лучше, если она избавится от ребёнка, ведь служанка была не замужем, а её соблазнитель вроде бы вовсе и не собирается жениться на девушке.
  Луиза, которой тогда было четырнадцать лет и её подруга, младшая её на год, принялись рассуждать о том, почему, когда у мужа и жены появляется ребёночек, то все радуются этому и все поздравляют их с этим. Ребёнку же Нэнси никто не обрадовался. Хотя ведь считается, что дети - это подарок божий, и если Господь вселяет в женщину ребёнка, то, значит, такова его воля. Что же с ребёнком Нэнси было не так?
  Конечно же, Луиза и Жаклин понятия не имели, что Господь здесь ни при чём, они и вообразить себе не могли, каким образом беременеют женщины. Когда подружки были немного помладше, то пытались угадать, как же ребёночек попадает в животик к женщинам, и пришли к выводу, что дети появляются тогда, когда те очень хотят этого. Женщина идёт в церковь, молится Господу, и тот дарит ей младенца. Значит, и Нэнси ходила в церковь и просила послать ей дитя, и Господь дал ей его. Но почему тогда теперь все осуждают служанку, и причём здесь её ухажёр? Конечно, девочки и до этого не раз слышали, что та женщина, что родила до замужества, достойна осуждения. Её называли разными плохими словами - падшей, гулящей женщиной, блудливой овцой. Об этом говорили и пасторы в своих проповедях, призывая юных девушек блюсти свою чистоту, иначе гореть им в аду. Но Луиза и Жаклин тогда были ещё слишком малы, чтобы осознавать смысл тех слов. Они понимали только одно, что если у тебя появится ребёночек до того, как ты выйдешь замуж, то это - очень плохо. И Луиза начала бояться, как бы и её животик не начал вдруг расти, хотя она никогда и не молилась в церкви о ребёнке. Поэтому Луиза посоветовала Жаклин, чтобы та сказала своей Нэнси, чтобы та пошла в церковь и помолилась, чтобы ребёночек, который поселился в её животике, рассосался обратно. Именно так Луиза понимала слова "избавиться от ребёнка".
  Когда же через несколько дней Жаклин вновь пришла к подруге и рассказала ей, что, когда она посоветовала Нэнси сходить в церковь, то та начала смеяться, словно умалишённая, и всё приговаривала: "ах вы, маленькая, глупенькая мисс". А когда Жаклин спросила её, почему она её так называет, то служанка ответила, что Бог ничем не может ей помочь. Девочка возразила Нэнси, что если Бог даёт детей, то и в его силах забрать их обратно, тем более что животик у неё совсем ещё маленький. Но тут Нэнси принялась хохотать ещё больше, и Жаклин стала думать: не в самом ли деле служанка повредилась умом. Наконец Нэнси произнесла сквозь смех: "Да причём здесь Бог? Не от него же появляются дети". - "А как же тогда они поселяются в животике?" - спросила её Жаклин. Тут служанка посерьёзнела и сказала с сочувствием: "Бедные вы, маленькие мисс. Так и выдают вас замуж, несведущих ни в чём. Что же удивляться, что на второй же день после свадьбы жёны начинают ненавидеть своих мужей. И вас ждёт такая же участь, мисс, потому что ваши родители не считают своим долгом сказать вам то, что дети появляются вовсе не от Святого Духа. Ну ладно, уж лучше вам обо всё узнать сейчас от меня, - сказала Нэнси, - чем в брачную ночь".
  - И тут она сказала мне такое, во что я поверить никак не могла, - сообщила Жаклин, расширив глаза.
  - Ну так что же? - нетерпеливо спросила Луиза: ведь наконец-то будет раскрыта тайна; но и одновременно ей стало страшно, потому что выражение лица её подруги не обещало ничего хорошего.
  - Она мне и говорит, - продолжила Жаклин, - для того, чтобы у женщины появился ребёнок, нужен мужчина. Я сначала удивилась, при чём тут мужчина, как он может вселить в женщину ребёнка, ведь он не Господь Бог. Но оказалось, что мужчина даёт женщине своё семя, от которого и рождается ребёнок. Я сначала подумала, что это вроде какой-то пилюли, которую мужчина даёт женщине, и та её глотает, а потом в её животе из этой пилюли начинает расти ребёнок. И я спросила Нэнси, зачем тогда она съела эту пилюлю, раз она не хотела ребёнка, и откуда мужчины берут их. Но тут Нэнси опять начала хохотать и называть меня глупышкой. Когда же она закончила смеяться, то замялась и говорит: прямо не знаю, как вам об этом сказать, но что бы вы сейчас от меня не услышали, знайте, что в этом нет ничего дурного, так придумал сам Господь, чтобы мужчина и женщина любили друг друга. Это семя находится внутри мужчины, и у него их много, таких семян, даже у мальчиков они есть. Но мужчина может влить его в женщину только, когда любит её или думает, что любит. Когда же я спросила, как же мужчина изнутри достаёт его и вливает в женщину, то она мне ответила совсем уж немыслимое. Когда мужчина и женщина любят друг друга, то стремятся быть вместе, им нравится касаться друг друга, обнимать, а ночь они проводят в одной постели. И ночью они "занимаются любовью", так, по крайней мере, Нэнси назвала то действие, когда мужчина отдаёт своё семя женщине. И делают они это точно так же, как... - и тут Жаклин сделала паузу, прекрасно осознавая, какое воздействие последующие слова произведут на её подругу, её лицо приобрело зловещее выражение и, понизив голос, словно собираясь выдать самую главную тайну в мире, она закончила: - как животные, как собаки или кошки.
  Последняя фраза действительно потрясла Луизу. Если другим словам Жаклин, вернее, Нэнси, она была склонна скорее верить, чем нет, то последняя фраза показалась ей невероятной. Как это, как животные? Нет, это было невозможно! Ведь это так мерзко! Разве мог мужчина, тем более джентльмен, позволить себе проделывать с женщиной то же самое, что делали уличные лондонские собаки, совокупляясь друг с другом? Луизе всегда казалось, что выглядит это очень глупо. Будучи маленькой, Луиза поначалу думала, что собаки таким образом играют, и не понимала, почему же её матушка, завидев подобные сцены, тут же ускоряла шаги и переходила на другую сторону улицы, больно дёргая за руку Луизу, чтобы та не отставала и не заглядывалась на собак. Но постепенно Луиза из случайно услышанных фраз, брошенных кем-то из простого люда, поняла, что это были вовсе не игры, а что после этого процесса у собак появляются щенята. Таким же образом появлялись детёныши и у кошек, и у лошадей, да и вообще у всех животных. Но чтобы и люди проделывали подобное! Нет, это невозможно! Люди ведь не животные! Ведь люди сотворены по образу и подобию Бога, а Господь не мог допустить, чтобы человеческое дитя зачиналось таким же образом. Однако из слов Нэнси выходило, что всё это именно так.
  Узнав эту страшную тайну, Луиза поклялась себе, что она никогда не выйдет замуж. А если и выйдет, то только на том условии, что муж не заставит её проделывать те мерзопакостные вещи, что проделывают другие мужчины со своими жёнами. Конечно, придётся пожертвовать тем, что у неё никогда не будет детей. Но Луиза и сейчас представить себе не могла, что вот-вот её муж, лорд Уилдсорд, войдёт в эту спальню, поставит её на четвереньки и будет проделывать с ней то же самое, что и кобель. Это ведь так унизительно! Пусть даже Нэнси и говорила, что в этом нет ничего постыдного и таким образом мужчина и женщина выражают свою любовь друг к другу. Но девушке верилось в это с трудом. Луиза помнила, какой жалостливый вид бывает у собак, когда кобели, вскочив на них сверху, проделывали это с ними; некоторые при этом огрызались или так скулили, словно испытывали сильную боль. И Луиза не сомневалась, что и ей тоже будет очень больно. Тогда зачем всё это было нужно? Луиза не согласилась бы терпеть это даже ради ребёнка. И девушка теперь думала, что лучше бы она вообще ничего не знала.
  Спустя несколько дней после того разговора Жаклин сообщила своей подруге, что Нэнси избавилась от ребёнка. На несколько дней служанка уехала в какую-то деревню на севере от Лондона, кажется, в Энфилд, где живёт какая-то старая повитуха, умеющая изгонять детей из утробы. Вернулась служанка очень бледная, с изнеможённым видом и плоским животом, который у неё всё время болел.
  Жаклин было жалко Нэнси. Она стала расспрашивать её, почему её возлюбленный, которого сама Жаклин видела несколько раз околачивающимся возле их дома, не хочет на ней жениться. Нэнси ответила, что у него есть другая. И хоть он ту не любит, всё равно женится на ней, так как её отец держит лавку в Смитфилде и даёт за неё какое никакое, а приданое. Тогда Жаклин спросила служанку, почему, если та знала, что её возлюбленный на ней не женится, позволила ему зачать ей ребёночка (девочка почерпнула словечко из Евангелия). И Нэнси ответила ей, что когда сильно любишь, разве думаешь об этом, хочется просто быть вместе с любимым. Внутри разгорается такой огонь, что погасить его можно только семенем мужчины. Да и Нэнси так сильно ревновала его к дочери лавочника, что думала, что если она даст своему Джеку то, что он хочет, тот передумает жениться на сопернице. Но, когда Джек узнал, что у Нэнси будет ребёночек, сказал ей, что пусть она делает, что хочет, но решения своего не переменит. И тут Нэнси заревела горькими слезами, - так пересказывала Жаклин, - и сказала, что если бы Джек сказал, что она не должна избавляться от ребёнка, что он будет давать ей на него денег, то она никогда, никогда не поехала бы в Энфилд к повитухе.
  Услышав всю эту историю с несчастной служанкой, Луиза сделала вывод, что от любви не стоит ждать ничего хорошего - одни лишь страдания. Сравнение же любви с огнём и вовсе напугало её ещё больше. Ведь огонь приносил боль.
  Тем не менее, когда матушка спросила Луизу, согласна ли она принять предложение лорда Уилдсорда, девушка ответила согласием. Конечно, в тот момент она думала не о своей будущей жизни в браке с мужем, да и слова Нэнси по прошествии нескольких лет уже успели позабыться, тогда Луиза думала лишь о долгах матушки перед их родственниками, ростовщиками и портнихой. И брак ей виделся лишь каким-то спасательным кругом, который должен был избавить её от всех проблем. О своей же жизни в браке Луиза предпочитала не думать вовсе, так как понимала, что, как только она начнёт размышлять об этом, то испугается и пойдёт на попятную.
  Но теперь-то девушка не могла не думать об этом. Совсем скоро её муж постучится к ней в комнату. Он будет прикасаться к ней, ласкать её, целовать в губы, а после... Неужели совсем скоро всё это случится с ней? Как всё это было страшно. Конечно, можно попытаться уговорить своего мужа не делать с ней этого, ведь она совсем не любит его и не желает, чтобы он показывал ей свою любовь. Но ведь тогда лорд Уилдсорд будет вправе спросить её: зачем она дала согласие на брак с ним. И зачем ему будет нужна жена, от которой он не сможет получить то, на что вправе рассчитывать как супруг. В конце концов лорд Уилдсорд взял её в жёны только ради того, чтобы та родила ему наследника, будущего хозяина Брайтвуд-холла. Нет, Луиза не посмеет завести подобный разговор с мужем, она будет покорно терпеть его ласки и прикосновения, по крайней мере, до тех пор, пока не поймёт, что носит под сердцем ребёнка. А после... Кто знает, что будет потом, может, к тому времени она сможет полюбить своего мужа, или, по крайней мере, привыкнет к нему.
  И чем больше Луиза размышляла об этом, сидя на стуле в одной ночной рубашке, тем больше её начинала бить дрожь, словно внезапно наступила зима, а в её комнате забыли растопить камин. Поначалу девушка и не замечала этого, так сильно она была поглощена своими мыслями. Но наконец дрожь во всём теле стала такой сильной, что Луизе захотелось укутаться во что-то тёплое, чтобы согреться. Девушка покосилась на кровать, застланную белоснежным шёлковым покрывалом, но ей не показалось, что кровать с одеялом - это то место, где она сможет согреться. Напротив, белое покрывало казалась ей глыбой льда, при взгляде на которое её дрожь только усиливалась. Оно виделось ей чем-то враждебным, и Луизе вовсе не хотелось ложиться под него. Однако дрожь всё не унималась, и в конце концов, призвав себя к разуму и убедив себя, что покрывало вовсе не лёд, а как раз то, что поможет согреться ей, Луиза всё же решилась лечь в постель. И, задув свечи и тяжело вздохнув, девушка на слабых, подкашивающихся ногах побрела к постели. Ведь всё равно, осталась бы она на стуле или легла бы в эту проклятую постель, своей участи ей не миновать. Однако даже когда она, юркнув в кровать, укрылась одеялом, подтянув его под самый подбородок, то всё равно дрожь не унималась. Напрасно Луиза усердно куталась в одеяло, подгибая под себя его края, это не помогало.
  Но что же будет, если сейчас её муж войдёт к ней и увидит, что его жена вся дрожит от страха, что он о ней подумает? Что она боится его? Каким это будет для него оскорблением!
  С ужасом Луиза прислушивалась к малейшему шороху за дверью, в котором ей постоянно мерещились шаги мужа, отчего она всякий раз начинала дрожать ещё сильней. Однако пока это была всего лишь прислуга или гости дома, проходившие мимо её спальни.
  Пролежав так некоторое время, Луиза подумала, что, может, лучше всего ей притвориться спящей? Лорд Рэндольф войдёт, увидит, что его жена спит, и, сжалившись над ней, не решится потревожить её. Да, она притворится, что спит. Только надо, чтобы предательский озноб, бивший её, прошёл.
  И, в конце концов, чтобы успокоиться, Луиза стала убеждать себя, что все женщины проходят через это и терпят своих мужей, хотя бы ради того, чтобы иметь детей. Придётся терпеть и ей. Если же она сейчас притворится спящей, то это спасёт её только на одну ночь. Но ведь потом будут ночи ещё и ещё? И она не сможет избежать их, постоянно притворяясь спящей или больной. Нет, ей остаётся только смириться с неизбежным. Может, это и не так противно, как она себе воображает. Ведь не позволила бы Нэнси соблазнить себя, если бы это было так мерзко. Вполне возможно, это можно будет терпеть.
  Но сколько времени уже прошло? Похоже, что целая вечность. А мужа всё нет. Куда же он пропал? Может, он совсем забыл про неё. Что ж, это было бы хорошо. А если нет, вдруг его просто что-то задержало. Боже, оказалось, что ожидание ещё хуже того, чего ждёшь. Может, было бы лучше, если бы её муж покончил бы со всем разом как можно скорей. И Луиза наконец смогла бы лечь спать со спокойной душой, не терзаемая мыслями.
  Нет, наверное, он сегодня уже не придёт: слишком много времени прошло. Но что могло случиться? Может, лорд Рэндольф так сильно устал за время бала, всё-таки он уже не молодой юнец, что решил, что лучше ему лечь спать. Или, может, он совсем её не любит? Ведь Нэнси говорила, что мужчина может дать семя женщине только, когда любит её. А лорд Рэндольф никогда не говорил ей, что любит её. Но тогда зачем же он на ней женился?
  Всё это были неразрешимые вопросы для Луизы. Однако мысль о том, что было уже слишком поздно и наверняка её муж не посетит её сегодня, успокоили девушку. Дрожь постепенно прошла, и, вскоре, наоборот, ей стало даже душно. Надо было бы открыть окно. Луиза встала, подошла к окну и распахнула рамы. Её тут же обдала свежая струя ночного воздуха, наполненная ароматом цветущего жасмина, которую девушка с наслаждением глубоко вдохнула. Ночь была тёплой и тихой и внушала спокойствие. Где-то совсем рядом принялся заливаться соловей, и Луиза поглубже высунулась в окно.
  Однако тут внизу, под окном послышался какой-то шорох, зашелестела трава, дрогнули ветки жасмина. От неожиданности девушка вздрогнула и посмотрела вниз, хотя в темноте было совершенно невозможно рассмотреть, кто там был. Но вновь всё замерло, а соловей, как ни в чём не бывало продолжал свою песню. "Наверное, кошка, испугавшись меня, спрыгнула с ветки", - подумала Луиза. Но всё равно ей стало как-то не по себе, и она вернулась в постель.
  В конце концов усталость, накопившаяся за день, дала о себе знать, и Луиза начала было впадать в дрёму, как вдруг тут-то она и услышала несмелый стук в дверь. Вздрогнув, девушка тут же распахнула глаза и уставилась на дверь. Луиза не сомневалась, что за ней находился её муж, потому что только он в такое позднее время имел право стучаться к ней. Девушка не в силах была ответить и потому молча, впившись взглядом в дверь, ждала, когда она откроется или стучавшийся, подумав, что Луиза уже спит, уйдёт. Наконец дверь осторожно отворилась, и появилась рука, державшая свечу. Затем послышались шаги входящего. Луиза по силуэту мужчины, скрывавшегося за пламенем свечи, поняла, что её догадка была верной. Лорд Уилдсорд, ещё не видя, что его жена не спит, так как пляшущий свет пламени не достиг пока той части комнаты, где располагалась кровать, почти на цыпочках, словно боясь разбудить спящую, медленно приближался к девушке. Луизе было пока ещё не поздно закрыть глаза и притвориться спящей. Но она словно окаменела, как жена Лота, и была не в силах пошевелить даже веками, а только вжалась в кровать, словно это могло сделать её менее заметной.
  Наконец лорд Рэндольф увидел, что его жена ещё не спит. Остановившись перед кроватью, он принялся смотреть на девушку, словно именно сейчас в первый раз увидел её и хотел разглядеть каждую чёрточку её лица. Мужчина не произносил ни слова, хотя Луиза чувствовала, что он хочет что-то сказать ей, но эти слова словно не решались слететь с его губ. Наконец лорд Рэндольф поставил подсвечник на столик, присел на край кровати, и Луиза увидела его лицо, на котором в пламени свечи резко выделялись морщины, седые волосы мужа, окаймлявшие овал лица короткими бакенами.
  - Я пришёл пожелать тебе спокойной ночи, - произнёс мужчина каким-то не своим, словно чужим голосом.
  Затем он наклонился к девушке и поцеловал её в лоб, при этом одной рукой дотронувшись до её волос у виска. Сердце Луизы бешено колотилось. Девушка понимала, что ей следовало ответить мужу таким же пожеланием, но к её горлу подкатил комок, и она не могла вымолвить ни слова. Когда лорд Рэндольф выпрямился, его глаза были прикрыты. Прошло ещё пару мгновений, и он вновь взглянул на Луизу: и в этом взгляде была такая печаль и одновременно мольба, что девушке стало не по себе, она испугалась. Вдруг лорд Рэндольф резко встал.
  - Счастливых снов, - пожелал он, бросив на жену последний взгляд, и покинул комнату.
  После того, как за её мужем закрылась дверь, Луиза ещё долго лежала неподвижно, как будто бы боясь пошевелиться. Что это было? Её брачная ночь? Но Нэнси говорила совсем о другом. А может быть... И тут Луизу осенила догадка: может, Нэнси всё наврала? Служанке просто хотелось напугать маленькую, глупенькую Жаклин и потому наговорила ей всяких глупостей. Конечно же, она всё наврала, теперь для Луизы это было очевидно. Ведь, в самом же деле, люди не животные - они создания Божьи по его образу и подобию, и, конечно же, они не могут заниматься тем же, что и собаки. От этой мысли Луизе сразу стало как-то легко на душе и она даже улыбнулась.
  И всё же, откуда тогда берутся дети? Может быть, мужу и жене достаточно поцелуя, чтобы у них зачался ребёнок? И тогда, может быть, и у Луизы после этого поцелуя в лоб появится ребёнок. Это мысль стала приятна девушке. Она положила свою руку на живот и нежно погладила его. Расти, маленький младенчик, и появись на свет в свой срок, мама с папой тебя очень ждут.
  Лорд Рэндольф же, покинув комнату Луизы, осторожными шагами, почти что на цыпочках (словно опасаясь, что кто-то мог услышать его шаги и понять, что он вышел из покоев своей жены, пробыв у неё не более минуты), отправился в свою спальню. Притворив за собой дверь комнаты, он подошёл к креслу, стоявшему у стола, и плюхнулся в него так, словно нёс до этого на своих плечах мешок с углём.
  - Дурак, какой же я дурак! - принялся корить себя мужчина, схватившись за голову. - Глупец! На что я надеялся? - обращался он к самому себе полушёпотом. - Попался в собственные же силки.
  Лорд Рэндольф припомнил взгляд жены, которым она смотрела на него, когда он наклонился к ней, чтобы поцеловать. "Словно у затравленного зверька", - подумал мужчина. Неужели она могла что-то знать об этом? Впрочем, её мать-француженка, достаточно экспрессивная особа, вполне могла о чём-то и намекнуть своей дочери. Иначе, как можно было объяснить такой испуганный взгляд Луизы: очевидно, она знала, что он, её муж, придёт к ней и овладеет её телом.
  Рэндольф вспомнил свою первую жену. Ей было девятнадцать, когда они поженились. И, как и большинство девушек из благородных семейств, она была абсолютно не сведуща в интимных делах. Рэндольфу пришлось потратить несколько месяцев, чтобы раскрепостить её и чтобы она поняла, что то, что проделывают муж и жена, оказавшись наедине друг с другом в постели, - вполне естественные отношения между мужчиной и женщиной. Его первой жене преодолеть стыдливость помогла любовь к нему. С Паолой же было ещё проще. Для темпераментной итальянской девушки, вся суть жизни которой заключалась только в желании находиться в состоянии постоянной влюблённости, были вполне естественны интимные отношения. К тому же Паола была простолюдинкой и её родителям некогда было заботиться о её нравственности. Хоть она была и девственницей, когда досталась ему, знала она довольно много.
  Другое дело Луиза. Она не любила его, своего мужа, и вышла за него лишь по необходимости. Луиза не желала его, это было очевидно. Да и кого она в нём видела? Всего лишь старика, который был старше её почти на сорок лет. Для семнадцатилетней девушки, это, должно быть, огромная пропасть. А он ещё на что-то надеялся, осмелившись заявиться к ней сегодня в её спальню. Хоть он и её муж, наверное, она, должно быть, была полна презрения к нему в ту минуту, когда он, сидя у её ног, смотрел на неё с мольбой, робкой надеждой и желанием обладать ею. Но на что же он надеялся? На то, что она примет его со страстными объятьями, а потом всю ночь будет стонать от истомы, извиваясь под ним? "Старый болван!" - хлопнул с досады себя по лбу мужчина. - "И о чём я только думал?".
  Впрочем, когда лорд Уилдсорд собирался жениться на юной Луизе д'Этрэ, он самого начала предполагал, что их отношения в браке будут абсолютно невинными. Он лишь спасает девушку от нищеты - убеждал себя в этом мужчина. И наивно полагал, что он уже слишком стар для того, чтобы опять влюбиться, и думал, что Паола навсегда останется его последней любовью. Но разве можно было устоять перед очарованием и красотой этой юной француженки? Лорд Рэндольф сам не понял, когда успел попасть в ловушку. И напрасно он пытался переубедить себя, что это чувство - всего лишь нечто забытое из его далёкого прошлого, которое всплыло на поверхность всего лишь на мгновенье, и потом так же легко исчезнет, как и появилось.
  Но нет, он сегодня отчётливо понял, когда сидел рядом с Луизой, с такой хрупкой и прелестной, на её постели, что это не так. В нём ещё не умерло его мужское естество. И только огромное усилие воли помогло ему преодолеть своё желание и не накинуться на девушку и овладеть ею, когда он касался губами её лба. Но чего ему это стоило! Его рубашка взмокла, словно после бешеной скачки. И что ему было теперь делать? Как избегать соблазнов, превозмогать себя, когда он будет видеть свою молодую жену каждый день? Как не превратить свою жизнь в одну сплошную пытку?
  Мужчина встал, протянул руку к стоявшей на столе уже початой бутылке шампанского и наполнил им фужер. Затем с бокалом в руке он подошёл к открытому окну и облокотился об подоконник. Сделав пару глотков, лорд Рэндольф принялся думать над своим положением. Но выход у него был теперь только один. Он должен научиться воспринимать Луизу не как свою жену, а как дочь, ведь так он и задумывал с самого начала. Учитывая её возраст, это было бы самым естественным. Только тогда он сможет побороть свои чувства к ней, если будет относиться к ней как к кровной родственнице. Лорд Рэндольф надеялся, что подобное будет для него не трудно, в конце концов Луиза была ровесницей Дэвиду.
  Конечно, в таком случае, в скором времени поползут слухи: ведь тогда не стоит и мечтать о наследнике. Но лорд Уилдсорд был уже не в том возрасте, чтобы его беспокоили пересуды о том, что он, возможно, уже импотент (хотя, наверное, было бы лучше, если бы так оно и было на самом деле). Впрочем, может быть, когда-нибудь, рано или поздно, желание иметь ребёнка приведёт Луизу в его спальню? От этой мысли лорд Рэндольф вновь почувствовал жар в теле. Нет, нет, он не должен жить этой надеждой, иначе она отравит всё его существование. Отречься от неё как от женщины раз и навсегда, только так он сможет жить.
  Тут Рэндольф услышал хруст и почувствовал боль, и он увидел, что бокал, который держал в руке, треснул под напряжением его пальцев и рассыпался на куски. Один из осколков врезался ему в большой палец. Мужчина принялся осторожно вынимать его. Показались капли крови, выступившие из пореза. "Не здесь должна была бы сегодня пролиться кровь", - с иронией подумал мужчина. И, собрав осколки с подоконника, он с досады вышвырнул их через окно.
  
  На следующее утро Луиза проснулась в самом лучшем расположении духа. Ей казалось, что никогда ещё она не спала так сладко и так крепко; девушка даже не могла припомнить: снились ли ей какие-нибудь сны. Открыв глаза, она потянулась в постели с грацией кошки, а затем повернулась к окну, чтобы определить, который час. Июньское солнце, всходившее в эту пору в столь ранние часы, уже в полную мощь светило на небосклоне, однако стояло не так уж и высоко. Оттого его косые лучи, пробивавшиеся сквозь щель неплотно занавешенных штор, прорезали комнату до самой стены, падая на букет роз, стоявшего на столике.
  Постепенно в памяти Луизы стали всплывать события вчерашнего дня - венчание, знакомство с Брайтвуд-холлом, торжественный приём. Однако Луизе казалось, что всё это происходило не вчера, а когда-то давным-давно, и она уже как минимум несколько лет замужем. Ночной же визит мужа, когда тот смотрел на неё таким умоляющим взглядом, девушке помнился смутно, да и вообще ей не хотелось о том вспоминать. Она чувствовала себя счастливой и ей не хотелось, чтобы какие-нибудь мелочи кидали тень на её хорошее настроение.
  Луиза вынырнула из постели, чтобы раздвинуть шторы и поприветствовать этот счастливый день. Подвязав занавески кистями, девушка выглянула в распахнутое окно. Воздух ещё хранил ночную свежесть, однако тёплые лучи солнца уже ласково скользили по листве кустарников, по гравию дорожек, нагревая их. Когда же вот так же Луизе в последний раз приходилось стоять у раскрытого окна и вдыхать свежий деревенский воздух, наслаждаясь тишиной и покоем? Это было в далёком детстве, когда она жила ещё во Франции.
  Парк манил своей безлюдностью, неторопливым пробуждением природы, и щебетанием птиц в ветвях деревьев. И Луизе захотелось немного прогуляться, пока весь дом спал, чтобы поприветствовать пробуждавшуюся природу и поделиться с нею своими чувствами и настроением.
  Следовало одеться. Девушка вспомнила, что Кэти говорила, что для неё были сшиты несколько платьев. И она, подойдя к гардеробу, отворила дверцу. И действительно, на полках лежало несколько платьев. Девушка принялась перебирать их руками, с удовольствием прикасаясь к тончайшей, изысканной ткани платьев. Первое платье было белое, из полупрозрачного муслина с кушаком цвета чайной розы, к нему полагалась пелерина из тончайших кружев. Второе платье тоже было белое, но с обильным золотым шитьём в виде дубовых листьев по подолу, с короткими, шаровидными рукавами, и перехваченное золотым шнурком под грудью. Третье платье - барежевое с шемизеткой и вышитым серебром лифом; рядом с ним лежала небесного цвета шаль. Все три платья привели Луизу в восторг, и ей хотелось примерить каждое из них. Но выбрать всё же надо было какое-то одно. Подумав ещё немного, Луиза в конце концов остановилась на белом муслиновом платье, свежесть и простота которого так подходили к этому утру.
  Интересно, её служанка Кэти спит ли ещё? Но всё-таки Луизе не хотелось будить девушку, и не столько потому, что заботилась о её сне, сколько ей хотелось побыть немного в одиночестве в это утро её новой, совсем другой жизни. Ей хотелось побыть наедине со своими мыслями и впечатлениями. Поэтому Луиза решила одеться самостоятельно, в конце концов ей приходилось делать это не впервые. Затем она расчесала волосы, но решила их не укладывать, ведь всё равно вряд ли она повстречает кого-нибудь в парке в эти утренние часы: после вчерашнего бала все должны были быть сильно утомлены и спать теперь до обеда.
  Выйдя из дома, Луиза свернула на одну из аллей парка и неторопливым шагом принялась прогуливаться по ней, думая о муже и о том, что, наверное, ей невероятно повезло, что такой человек, как лорд Рэндольф Уилдсорд, хозяин столь прекрасного имения, сделал ей предложение. К тому же он был очень добр и внимателен к ней: чего стоили только эти новые платья, которые он заказал сшить для неё незадолго до их свадьбы!
  Солнце, пока ещё не сильно припекавшее, не успело высушить росу с травы и цветов, и оттого все они были усеяны каплями, переливавшимися на солнце, словно россыпи бриллиантов. Особенно чудесны были тёмно-красные розы, чьи бархатные лепестки были усеяны сверкающими в утренних лучах солнца капельками росы. Луиза, проходя мимо них, наклонилась над одним из розовых кустов, чтобы вдохнуть аромат цветов. Но тут из одного цветка с громким жужжанием вылетел шмель, и девушка от неожиданности отпрянула в сторону. Затем неспешным шагом Луиза направилась дальше по дорожке, усыпанной гравием. Девушка помнила, что где-то впереди должна была быть скамья, на которую можно присесть и послушать птиц. И Луиза решила отыскать её. Кажется, она где-то там, за поворотом. И, обогнув кусты самшита, девушка вышла на соседнюю дорожку, шедшую полукругом, но тут она чуть не вскрикнула от неожиданности. Потому что та скамейка, на которую она собиралась присесть, была уже занята. И ни кем-нибудь, а самим Джереми Уормишемом.
  - Леди Луиза! - обрадовано воскликнул он, увидев девушку, появившуюся перед ним, и, встав со своего места, направился к ней. - Какой это приятный сюрприз для меня увидеть вас здесь в столь ранний час.
  - Простите, что помешала вам, мистер Уормишем, - пробормотала Луиза, собираясь было поспешно уйти.
  Но молодой человек поспешил остановить её.
  - Ну что вы, отнюдь. Напротив, я даже очень рад. Прошу вас, составьте мне компанию, посидите со мной на этой скамейке и мы с вами немного поболтаем.
  - Право, мне не хочется вам мешать. Вы, наверное, желаете побыть в уединении.
  - Я же сказал вам, вы мне совсем не помешаете. Доставьте мне удовольствие: побудьте рядом со мной хотя бы одну минуту, - и Уормишем взял девушку под руку. - Или, может, вы всё-таки меня боитесь?
  - Я? Я совсем вас не боюсь, - тут же с вызовом ответила Луиза.
  - Вот и прекрасно. Ведь других причин отказать моей скромной просьбе у вас нет. Прошу вас, - и молодой человек жестом указал в сторону скамейки.
  Минута - это было не так много, поэтому, чтобы не показаться невежливой, Луиза уступила просьбе Джереми Уормишема и нехотя присела на скамейку, но лишь на самый её краешек, и поплотней закуталась в свою пелерину, словно ей вдруг стало холодно. Но на самом деле ей просто хотелось укрыть своё тело от взгляда молодого человека, откровенно рассматривавшего его очертания через тонкую ткань муслина. Уормишем сел рядом с девушкой, вальяжно развалившись, впрочем, в той же самой позе, в которой Луиза его и застала.
  - Чудесное утро, не правда ли? А как поют птицы! - заметил Уормишем. - В Лондоне вам навряд ли приходилось много слышать их.
  - Да, там птиц поют только в парках, - согласилась Луиза.
  - Честно признаться, я удивлён видеть вас здесь в столь ранний час. Я был уверен, что вы крепко спите, после такого насыщенного для вас событиями вечера. Или вас, так же как и меня, мучила бессонница?
  - Напротив, я спала очень крепко всю ночь.
  - Это странно. Насколько мне известно по слухам, невесты после своей первой брачной ночи предпочитают вставать с постели как можно позже, чуть ли ни к полудню, так как их мужья обычно не дают им спать всю ночь, преподнося им первый урок любви. Вам же, как я полагаю, повезло. Ваш муж пожалел вас и позволил вам выспаться.
  От этих слов Уормишема Луизе стала чувствовать себя неловко, и она ощутила, как начали розоветь её щёки: девушка не думала, что подобные темы можно обсуждать вслух с кем-либо, кроме собственного мужа. Тут молодой человек вдруг рассмеялся.
  - Я так и думал, так и думал. Ваш муж оказался уже ни на что не годен. Или он просто струсил. Но тогда получается, что он как собака на сене: ни себе, но и никому другому. Я считаю, что это несправедливо.
  Луиза не совсем понимала, что имеет в виду Джереми Уормишем, но чем больше он говорил, тем больше она жалела, что пошла у него на поводу и согласилась потратить на него время. Ей хотелось побыстрей покинуть его общество.
  - Простите, но мне, кажется, что минута уже прошла, - произнесла Луиза, приподнимаясь со скамейки.
  Однако молодой человек тут же ухватил девушку за локоть, пытаясь удержать её подле себя.
  - Боже, ну куда вы так торопитесь! Навряд ли у вас есть сейчас какие-нибудь срочные дела. Весь дом ещё спит. Побудьте со мной ещё совсем немного.
  И, так как Джереми продолжал удерживать девушку, с силой притягивая её за руку к себе, ей вновь пришлось присесть на скамейку.
  - Как вы думаете, почему этим утром я пришёл именно в это место? Потому что отсюда лучше всего видны окна вашей спальни. Взгляните сами, - и Уормишем указал на дом.
  Действительно, оказалось, что скамейка располагалась прямо напротив окон её спальни.
  - Но откуда вы знаете, что это окна именно моей комнаты? - удивлённо спросила Луиза, ведь даже она сама сразу не смогла бы определить этого.
  - Как я вам уже сказал, всю ночь меня мучила бессонница. Мне пришло в голову прогуляться в надежде, что свежий ночной воздух благотворно подействует на меня. Я прохаживался вдоль дома, как вдруг услышал, что рамы одного окна распахнулись. Подняв голову, я увидел вас, выглядывавшую из него.
  - Так это были вы! - воскликнула Луиза.
  - Да, всего лишь я. А вы что подумали, что это - вор?
  - Но почему же тогда вы спрятались?
  - Ну, я не хотел вас напугать. А не хотите ли вы знать, что стало причиной моей бессонницы?
  - Можете сказать, если хотите, - пожала плечами девушка.
  - Вы. Причиной моей бессонницы стали вы. Всю ночь вы не выходили у меня из головы, и я не мог заставить себя не думать о вас. Как только я увидел вас, то понял, что влюбился, и нет мне теперь с той минуты покоя.
  - Но зачем вы мне это говорите? - испуганно спросила Луиза. - Вы не должны говорить мне такое. Я ведь замужем.
  - Замужем, - иронично повторил Джереми. - А что вы вкладываете в это понятие?
  - Как это что? - растерялась Луиза. - Это когда девушка венчается в церкви со своим мужем. А после живёт с ним в его доме, разделяя все его заботы.
  - И это, по-вашему, мешает мне признаваться вам в своих чувствах? - усмехнулся наивности девушки Уормишем.
  - Нет. Но какой вам в этом прок? Я ведь не могу ответить вам на ваши чувства.
  - Почему же?
  - Потому что я дала клятву любви и верности своему мужу перед Богом.
  - Так вы что же хотите уверить меня в том, что любите своего мужа? - рассмеялся молодой человек. - Так я вам ни за что не поверю. А знаете почему? Потому что, если бы вы его любили, ваш муж не оставил бы вас сегодня ночью одну. Пусть даже он уже ни на что не способен как мужчина, но уйти от такой женщины, как вы, в свою брачную ночь, на это мало кто, я думаю, был бы способен. Я уверен, что подари вы ему хоть один поцелуй, но наполненный страстью, он бы не сбежал от вас, как трусливая собака. Он целовал бы вас всю ночь напролёт, с упоением, страстью, - с жаром говорил Уормишем, вероятно, воображая себя на месте лорда Уилдсорда. - И возможно, что этого ему было бы и довольно. Но вы его отвергли, и он, как благородный человек, вынужден был оставить вас. Вы же после этого со спокойной душой легли спать и проспали всю ночь, как младенец. И откуда же вам знать, что было дальше с вашим мужем. Но зато я всё видел. После того, как вы скрылись в окне, я не ушёл, а продолжил бродить по аллеям. И тут в другом окне я увидел вашего мужа. Он пил шампанское. А через несколько минут я услышал треск стекла. Как я понял, это треснул фужер, из которого пил лорд Уилдсорд, а после осколки стекла полетели из окна. Как вы думаете, что могло стать причиной того, что бокал, из которого пил ваш муж, вдруг треснул?
  - Я не знаю, наверное, мой муж случайно выронил его, - растерянно предположила Луиза.
  - А я думаю, что это не случайность. Вероятно, вашим мужем владело большое эмоционально напряжение, и досталось бедному бокалу, который лорд Уилдсорд разбил либо по неосторожности, либо намеренно. И я уверен, что ваш муж, так же как и я, так и не уснул этой ночью. Когда вы излагали мне своё понятие о замужестве, леди Луиза, то говорили всё верно, но вы забыли об ещё одном понятии, хоть и упомянули о нём позже. Я имею в виду любовь. Но, как я понял из нашего разговора, любовь к мужу - всего лишь пустой звук для вас. Но в том нет вашей вины: вас насильно выдали замуж за старца, которого вы полюбить, разумеется, не способны. Впрочем, возможно, что вы просто и не знаете, что значит любить, любить по-настоящему, ведь никто не потрудился объяснить вам, что это такое. Даже ваш муж не решился преподнести вам урок любви. Но я не такой нерешительный, как ваш муж. Я полюбил вас, леди Луиза, с первого мгновенья, как только увидел вас, и открыто признаюсь в этом. И я готов преподнести вам урок любви в любой момент, когда вы только пожелаете, - страстно произнёс Уормишем, хватая девушку за руки и заглядывая ей в глаза.
  Луизе стало не по себе от напора молодого человека и она стала вырываться.
  - Но я не хочу, я не желаю ваших уроков! - говорила она, пытаясь встать со скамейки, на которой её удерживал Уормишем.
  - Сейчас, конечно же, нет, - согласился молодой человек. - Но после, когда вас одолеет тоска и скука, я буду вас ждать.
  - Да отпустите же меня, прошу вас! - умоляла Луиза, пытаясь освободить руки. - Нас могут увидеть!
  Тут Уормишем отпустил девушку, и Луиза бросилась бежать прочь от навязчивого молодого человека.
  - Знайте, я буду ждать вашего призыва в любой час дня и ночи! - крикнул ей вдогонку Уормишем.
  Добежав до центральной аллеи, Луиза перешла на шаг, так как поняла, что молодой человек и не думал преследовать её. Тяжело дыша, ни столько от бега, сколько от сильного волнения, пережитого ею, она направилась к дому. Девушка была так взволнована внезапной неприятной для неё встречей с Джереми Уормишемом, что и не заметила, что всё это время за ней наблюдали из окна.
  Войдя в дом, Луиза повстречала в холле двух служанок, тащивших корзину с грязными скатертями, и невольно смутилась: вдруг они видели её в парке вместе Уормишемом, как тот хватал её руками. Однако служанки, завидев молодую миледи, лишь сделали книксен и пожелали ей "доброго утра", вовсе и не думая бросать на неё какие-либо косые, осуждающие взгляды. Испытав облегчение, Луиза стала поспешно подниматься по лестнице. Войдя в свою комнату, она села на стул перед дамским столиком, чтобы отдышаться и немного успокоиться, и случайно поймала своё отражение в зеркале. Растрёпанные волосы, раскрасневшееся лицо, на плечах - полупрозрачная пелерина, сквозь которую просвечивалась розовая кожа её рук - разве так должна выглядеть жена всеми уважаемого лорда? И зачем ей только вздумалось прогуляться этим утром? Так бы она не повстречала бы и Уормишема - досадовала на себя Луиза.
  Миссис Эмили Бьютихилл была права, предупреждая её о том, что ей следует держаться подальше от этого наглого, чрезвычайно самоуверенного молодого человека, осмеливающегося делать непристойное предложение девушке, которую ещё только вчера обвенчал священник с её мужем. Для этого человека и вправду на этом свете не существовало ничего святого. На что Уормишем рассчитывал, рассказывая ей о своих чувствах к ней? Что она тут же бросится в его объятья? Ну неужели она, Луиза, была так похожа на легкомысленную особу, готовую с лёгкостью ввязаться в любовную авантюру? Нет, Джереми Уормишем сильно ошибался. Да, Луиза не любила своего мужа, но это вовсе не значило, что она будет ему неверной женой, и клятва, данная ею в церкви, была для неё не пустым звуком. В конце концов лорд Рэндольф мог в полной мере рассчитывать хотя бы на уважение к себе с её стороны.
  К тому же Луиза не верила, что Уормишем влюблён в неё. Ведь как можно было влюбиться в кого-то, протанцевав с ним всего пару танцев? Конечно, в книгах много пишется о любви с первого взгляда, но это были всегда герои с какими-то исключительными качествами: девушки обладали небесной красотой, а молодые люди были необыкновенно храбры, умны и благородны. Луиза же считала, что в ней не было ничего такого, за что можно было бы полюбить её с первого взгляда. Ведь по сути дела никто, кроме её мужа, прежде не делал ей дорогих подарков, никто никогда тайком через служанку не передавал ей любовных писем, не клялся в любви. Конечно, всех отпугивала её бедность. Но ведь даже и её муж, лорд Рэндольф, не делал признания в чувствах к ней. Джереми Уормишем всё-таки был прав, когда говорил, что любящий муж ни за чтобы не покинул в первую брачную ночь покоев своей жены.
  Однако всё же теперь Луизу больше волновала не её встреча с Джереми, а те слова, что он говорил ей. Что они все значили? Что горничная Нэнси вовсе не желала посмеяться над Жаклин, сказав ей о том, что люди по ночам проделывают то же самое, что и не знающие стыда животные. Ведь именно на это намекал Уормишем, говоря о том, что в эту ночь её муж должен был преподнести ей урок любви. Луиза вспоминала его слова о том, что "невесты после первой брачной ночи предпочитают вставать с постели как можно позже, так как мужья не дают им спать всю ночь", однако её муж пожалел её, позволив ей выспаться. Да, именно об этом и говорил Уормишем.
  И тут Луизе вновь стало не по себе: ведь если всё так, то рано или поздно лорд Рэндольф однажды придёт в её спальню, чтобы воспользоваться своим правом мужа. И снова ей вспоминались слова Уормишема: "подари вы ему один страстный поцелуй, он целовал бы вас всю ночь, с упоением, страстью". И сердце Луизы опять учащённо забилось. "Вы его отвергли - он вынужден был оставить вас". Её муж ушёл, потому что она не желала его, потому что она испугалась его - какое это должно было бы быть для него унижение.
  Луизе снова невольно стала вспоминаться минувшая ночь. Она вспоминала, какими глазами смотрел на неё муж: так безмолвно немой нищий смотрит на прохожих, умоляя подать ему пенни или краюшку хлеба. И как же повела себя Луиза? Она дрожала от страха, как осиновый лист, ей хотелось спрятаться под одеялом. Нет, это не её муж - трус, а она трусиха. Её муж просил её о милости, а она ему отказала. Но что же ей ещё оставалось делать? И хуже того, Луиза знала, что и в следующую ночь, если лорд Рэндольф надумает посетить её спальню, она поведёт себя точно так же. К своему стыду, и, возможно, к презрению своего мужа. Может быть, когда-нибудь лорд Рэндольф и воспользуется своим правом, но и сейчас Луиза молилась, чтобы этого никогда не случилось. Девушка надеялась, что её муж - благородный, прекрасно воспитанный джентльмен и он не станет домогаться её, как совсем недавно Джереми Уормишем, обуреваемый низким желаниями.
  Но тут Луизу от терзавших её мыслей отвлекли звуки, раздававшиеся во дворе. Больше машинально, чтобы отвлечься, девушка подошла к окну и, выглянув из него, увидела, что один из слуг, одетый лишь в панталоны и рубашку (вероятно, его только что подняли с постели) подводит к парадной лестнице лошадь, запряжённую в фаэтон. Наверное, кто-то из гостей, не дождавшись завтрака, решил уехать домой. И тут девушка увидела Джереми Уормишема, поспешно спускавшегося с лестницы. Нахлобучив цилиндр на голову, он сунул слуге чаевые, затем вскочил на козлы и направил повозку к выезду из парка. Луизе тут же стало спокойнее на душе и даже задышалось как-то легче. Улыбаясь, она смотрела вслед удалявшемуся фаэтону. Когда же тот скрылся с глаз за деревьями, девушка решила, что пора ей наконец вызвать к себе горничную, чтобы та помогла ей привести её в порядок.
  Когда с утренним туалетом было покончено, Луиза послала Кэти разузнать, когда будет подаваться завтрак. Вернувшись, горничная сообщила, что из-за того, что некоторые гости, заночевавшие в их доме, ещё не вставали с постели, то, вероятней всего, завтрак будет поздним. Но, если леди Луиза желает, ей могут подать завтрак прямо сейчас. Но девушка ответила, что не сильно голодна и может подождать. Затем Луиза отпустила горничную, чтобы та могла позавтракать, сама же девушка решила посвятить это утреннее время осмотру дома, уже более тщательному, чем вчера. Но, собственно, в первую очередь её интересовала галерея с фамильными портретами предков её мужа - лордов Уилдсордов.
   Луиза вышла в коридор и направилась к галерее. Там на стене были развешаны около двух десятков портретов; самые ранние из них были написаны, вероятно, ещё во времена Карла II. Вот некий сэр Уильям Уилдсорд, зрелый усатый мужчина в камзоле с короткими рукавами, сплошь украшенный лентами, и в кружевном воротнике. Рядом с ним - портрет его жены, леди Клэр Уилдсорд, баронессы Олденхэм. Чуть подальше - мужчина в пышном парике и с тростью в руках - сэр Энтони Уилдсорд. Вот - сэр Джейсон Уилдсорд вместе со своими сыновьями: старшим - Ричардом и младшим - Александром. Далее - тот же Ричард Уилдсорд, но на двадцать лет старше самого себя. Судя по датам, когда были написаны оба портрета, он приходился Рэндольфу Уилдсорду дедушкой; рядом с ним - портрет его жены леди Элизабет, она одета в платье с невероятно огромными фижмами, модными во времена короля Георга II, а в её пышных кудрях - розы. Лорд Роберт Уилдсорд и его жена леди Кэтлин приходились родителями Рэндольфу Уилдсорду. Вот леди Кэтлин на портрете восседает на стуле в окружении своих троих детей: двух сыновей и старшей дочери Аделаиды. Рэндольфу здесь не более шестнадцати. Он стоит рядом с матерью по правую руку, опираясь на её плечо, у его ног вьётся чёрно-белый спаниель. Луиза принялась внимательно рассматривать портрет своего мужа и впервые смогла увидеть, что волосы его, оказывается, до того как поседели, были тёмно-русыми. Его голубые глаза излучали доброту и сыновнюю любовь.
  Но вот и последний портрет. На нём стояла дата - 1768 год. Значит, здесь лорду Рэндольфу двадцать четыре года. Он был изображён сидящим за столом, на котором лежала раскрытая книга. Вероятно, это был намёк на то, что теперь потомок рода Уилдсордов, окончивший совсем недавно Оксфорд, был учёным человеком, готовым послужить на благо родине. Однако, несмотря на то, что на этом портрете Рэндольф значительно возмужал, выражение его глаз по-прежнему сохранило всё ту же доброту и какую-то мечтательность. Вероятно, молодой человек ждал от жизни только хорошего и ещё не подозревал, какие потери поджидали его впереди. И тут Луизе пришло на ум, что если бы она повстречала бы того лорда Рэндольфа, двадцатичетырёхлетнего, то, наверняка, смогла бы его полюбить. Ведь в молодости, судя по портрету, он был весьма недурён собой. А что касалось его душевных качеств, то Луиза могла судить о них и сейчас, и ей не в чем было упрекнуть своего супруга.
  
  Тем временем, пока леди Луиза занималась рассматриванием портретов, её горничная завтракала на кухне. А там, надо сказать, было не протолкнуться: на кухне собралась вся прислуга. Сегодня был хлопотный день, нужно было прибрать дом после вчерашнего бала, поэтому все старались проглотить свои бутерброды поскорей, чтобы не получить нагоняй от дворецкого. Однако не успела Кэти отхлебнуть и пару глотков чая из своей чашки, как на кухню зашёл Дэвид.
  - Бедный Дэйв, милорд, видно, отказал ему от своего стола, и теперь он вынужден уже второй день подряд есть вместе с нами, простыми смертными, - ехидно заметила Долли, молодая девушка, служившая в доме прачкой.
  Дэвид, давно привыкший к тому, что прислуга его недолюбливала, в основном из-за того, что попросту завидовала его особому положению в доме, других причин не было, пропустил слова Долли мимо ушей и принялся оглядывать кухню в поисках свободного места. Однако все стулья были заняты.
  - Дэйв, принеси себе стул из бального зала, - обратилась к нему миссис Питерс. - Вчера все стулья забрали туда. Майкл и Тоби принесли уже по два.
  Молодой человек, не возражая ни слова, вышел из кухни и направился в сторону зала.
  В это же самое время Луиза, закончив знакомство с предками семейства Уилдсордов и не зная, чем ещё занять себя, пока не отзавтракала её горничная, прогуливалась по дому. Проходя мимо бального зала, где она вчера танцевала весь вечер, девушка вдруг решила заглянуть в него, словно ей захотелось вновь пережить моменты вчерашнего дня. Луиза нажала ручку двери и вошла в зал. Там осталось почти всё так же, как и вчера, только посуда с едой были убраны со столов, а свет хрустальных люстр заменили яркие лучи утреннего солнца, скользившие по паркету. Вот тут располагались музыканты, игравшие котильоны. За этим столом она сидела и болтала с миссис Эмили Бьютихилл. А мимо проходили гости и с любопытством поглядывали на неё, молодую жену лорда Уилдсорда, сумевшую поймать птицу счастья за хвост. Да, ей повезло: бедная эмигрантка, ещё ни на что не надевшаяся месяц назад, теперь стала леди Уилдсорд. И этот прекрасный дом в стиле барокко, и великолепный парк, окружавший его, - всё это отныне принадлежало ей. У неё наконец появилась собственная камеристка, а вся прислуга обращается к ней "миледи" и "ваша милость". У неё хороший муж, достойный, уважаемый всеми человек. И те, кто раньше мог бы смотреть на неё с жалостью, теперь смотрели с завистью. Что ж, ей можно было позавидовать. И, если бы это было возможно, то Луиза, наверное, позавидовала бы сама себе.
  Чувство счастья переполняло девушку. В её ушах звенели скрипки, наигрывавшие вчерашние котильоны и мазурки, и Луизе вновь захотелось танцевать. И, раскинув руки в стороны, она закружилась по залу, и перед её глазами вертелись то расписной потолок с лепниной, то окна, смотревшие на парк, то пианино.
  - Теперь это всё моё, моё, моё! - восклицала Луиза в упоении, кружась вокруг себя.
  Девушка так и кружилась бы, если бы во время очередного фуэте вдруг не заметила, что в дверях кто-то стоит. Луиза тут же резко остановилась и, когда пол перестал плясать под её ногами, увидела, что на пороге стоит молодой человек, внимательно разглядывавший её. Как любой человек, застигнутый врасплох, девушка почувствовала смущение: интересно, как долго он уже стоит в дверях и наблюдает за ней? Но в любом случае, молодой человек наверняка видел, как она кружилась по залу, выкрикивая слова. И что он мог о ней подумать?
  Некоторое время молодые люди, оставаясь неподвижными, молча смотрели друг на друга. При этом Луиза заметила, что густые, чёрные брови молодого человека были слегка нахмурены, словно он и вправду осуждал её за то, что она посмела предъявлять свои права на то, что, между прочим, ей и принадлежало, хоть она вступила в права владения всего сутки назад. Однако в конце концов девушка опомнилась и вспомнила, что этикет требовал от неё поприветствовать незнакомца. Но только, кем был этот молодой человек? На прислугу он не был похож: на нём не было ливреи. Впрочем, вся одежда его состояла из одной лишь белоснежной рубашки из тонкого батиста, не повязанной галстуком, и лёгких брюк. Похоже, что незнакомец только встал с постели и, блуждая по дому, по ошибке перепутал двери. Тогда значит, он был одним из вчерашних гостей, оставшихся ночевать в доме. Но Луиза совершенно его не помнила. Конечно, она не могла с уверенностью заявить, что запомнила всех вчерашних гостей, слишком уж их было много. С другой стороны, ей казалось, что вчера во время бала она перетанцевала со всеми мужчинами, присутствовавшими там, ведь каждому хотелось потанцевать с невестой, которая была к тому же так привлекательна. Однако Луиза была уверена, что если бы вчера она танцевала с этим молодым человеком, то уж его она наверняка бы запомнила, слишком яркая у него была внешность. Хороший рост, тёмные, почти чёрные, слегка завивающиеся волосы, и такие же тёмные глаза, а черты его лица были необыкновенно привлекательны. Кожа же его была сильно загорелой, как будто бы лето было давно в разгаре, а не начало июня, и молодой человек целыми днями находился на свежем воздухе без головного убора.
  И, так как молодой человек, похоже, не собирался представляться первым, ведь наверняка их уже познакомили вчера, Луиза посчитала уместным поприветствовать его, кем бы он ни был, лёгким реверансом, словно бы она его узнала. И поэтому она слега присела в поклоне. Однако на это молодой человек удивлённо вскинул брови, словно не ожидая, что девушка знакома с хорошими манерами, но, в свою очередь, поклонился ей.
  - Простите, миледи, - наконец обратился он к ней, - но мне поручили забрать отсюда стулья.
  - Прошу вас, - вежливо произнесла Луиза, указав рукой в ту часть зала, где стояли столы.
  Далее она проследила за тем, как молодой человек, подойдя к столам, взял в руки по стулу и понёс их к дверям.
  Покинув зал, Дэвид со стульями направился к кухне. Войдя же туда, он оглядел стол, за которым завтракала прислуга, и увидел, что расположиться за ним из-за тесноты ему не будет возможности, поэтому молодой человек решил поставить стулья у рабочего стола, на котором готовили. Далее, обернувшись, он призвал к себе взглядом Кэти, которая тут же вылезла из-за общего стола, прихватив свои тарелку и чашку, и подошла к Дэвиду. Так как стол, за которым им предстояло завтракать, был грязным, молодой человек взял две отбеленные накрахмаленные салфетки со стопки, предназначавшейся для господского стола, и постелил их для себя и Кэти. И, так как на такую дерзость, - а именно: взять салфетки, приготовленные для господ, - мог осмелиться только Дэвид, то это тут же привлекло всеобщее внимание.
  - Дэйв, тебе следовало бы накрыть себе стол в конюшне. Там более подходящее общество для тебя. Мы, очевидно, слишком воняем, - сострил Тоби.
  Майкл, Хезер и Долли тут же прыснули со смеху. А Кэти обернулась и зло взглянула на них. Ей было обидно, что в её присутствии бросают остроты в сторону любимого ею человека, пользуясь его добротой. Ведь стоило Дэвиду пожаловаться на них лорду Рэндольфу, то им всем было бы несдобровать. Но секретарь, как всегда, не обратил никакого внимания на колкость и сел за стол. Миссис Питерс принялась услужливо накладывать ему в тарелку, так как тоже немного чувствовала вину за прислугу, не упускавшую шанса поддеть Дэвида. Впрочем, женщина переживала ни столько за самого молодого человека, сколько за свою дочь, которой всё это было неприятно.
  Дэвид, поблагодарив миссис Питерс, обратился к Кэти:
  - К твоему удовольствию, хочу сообщить тебе, что я наконец познакомился с леди Луизой.
  - Ну и как она тебе? - тут же оживлённо спросила Кэти. - Правда, она очень прехорошенькая?
  - Да, её, пожалуй, можно назвать очаровательной, но, похоже, это её единственное достоинство, - произнёс Дэвид с пренебрежением.
  - Как ты можешь так отзываться о ней, если ты её совсем не знаешь! - возмутилась девушка словам Дэвида в адрес её любимой госпожи.
  - То, что я уже успел узнать, мне вполне достаточно, чтобы я мог составить о ней своё мнение. В первый раз я увидел леди Луизу сегодня утром, когда она гуляла по парку, но она была там не одна, - сказал молодой человек, приглушив голос на последней фразе, чтобы никто посторонний его не услышал.
  - С кем же? - простодушно спросила Кэти, не ожидая никакого подвоха.
  - Я потом тебе скажу об этом, когда здесь станет поменьше ушей.
  Служанке пришлось запастись терпением и подождать, пока кухня опустеет. Впрочем, Кэти была уверена, что ничего такого она не услышит про свою госпожу, и потому ей была не понятна такая таинственность Дэвида.
  Прислуга не заставила себя долго ждать. Возиться с завтраком некогда, когда впереди столько работы. И постепенно кухня опустела. Осталась лишь Хезер, помогавшая миссис Питерс на кухне. Собрав всю грязную посуду, она принялась наливать в таз горячую воду, чтобы помыть её. Кэти нетерпеливо покосилась на Хезер: мытьё посуды могло затянуться надолго. Наконец, не выдержав, Кэти обратилась к посудомойке:
  - Хезер, оставь, я за тебя помою.
  Та удивлённо взглянула на девушку: с чего это она вдруг? Однако возражать не стала. Если предлагают выполнить за тебя твою работу, глупо перечить. Вытерев мокрые руки о фартук, Хезер покинула кухню. Теперь на кухне из всей прислуги осталась только миссис Питерс. Но Дэвид знал, что рассказать что-либо Кэти, всё равно что рассказать и миссис Питерс, потому что Кэти всем делилась со своей матерью.
  - Ну, так с кем же леди Луиза была в парке? - спросила девушка, тут же забыв про грязную посуду, которую обещалась помыть.
  - С мистером Джереми Уормишемом, - ответил Дэвид.
  - И что здесь такого? - пожала плечами Кэти.
  - Но репутация Джереми Уормишема всем известна. Негласно его не принимают ни в одном доме, кроме Брайтвуд-холла, и то только из-за уважения к его отцу.
  - Это нам известна его репутация, Дэйв, - вмешалась в разговор миссис Питерс. - А леди Луизе откуда знать, кто такой этот Уормишем, если она впервые увидела его только вчера?
  - Всё равно, миссис Питерс, я считаю, что девушка после первой брачной ночи со своим мужем не должна проводить следующее утро в обществе малознакомого ей мужчины, тем более с тем, кто её домогается.
  - Мистер Уормишем домогался леди Луизы? - настороженно спросила кухарка.
  - Я не слышал их разговора, так как они находились слишком далеко, но я видел, как мистер Уормишем хватал её за руки и пытался удержать её подле себя. Надо, конечно, отдать должное леди Луизе, она не поддалась его чарам и после ушла, даже убежала. Однако я считаю, что ей следовало сделать это гораздо раньше, а не выслушивать его обольстительные речи.
  - Ах, Дэйв, с твоей моралью тебе следовало бы податься в священники, - вздохнула Кэти.
  - Ты меня не понимаешь, Кэт. Если бы речь шла о чьей-нибудь чужой жене, то мне не было бы дела до того, с кем она проводит следующее утро после свадьбы. Но леди Луиза - жена нашего милорда. И мне за него обидно.
  - Да, боже, ну что здесь такого! - продолжала не соглашаться Кэти с Дэвидом. - Все мы, девушки, любим выслушивать комплименты. Вот увидишь, что леди Луиза вовсе не такая, как ты о ней думаешь. Да знаешь ли ты, что когда я стала её расспрашивать о танцах: какой ей больше нравится, то она ответила, что ей тоже по душе деревенские танцы.
  - Кэти, но ведь это не делает её менее корыстной или ветреной, - упрямо возразил ей Дэвид. - Что касается танцев, то я сам смог убедиться, что до них она большая охотница. Когда я ходил за стульями в бальный зал, то как раз застал там леди Луизу. И знаешь, что она делала? Танцевала. Одна. Она кружилась по залу и выкрикивала: "Теперь это всё моё, моё!". Имея в виду, конечно же, дом и состояние лорда Рэндольфа.
  Девушка с сомнением посмотрела на Дэвида: не привирает ли он. Впрочем, Кэти знала, что молодому человеку это не свойственно. Но и тут служанка нашла миледи оправдание.
  - А я её вполне понимаю. Да если бы я стала хозяйкой такого дома, как Брайтвуд-холл, - мечтательно произнесла Кэти, - то тоже целый день только и делала бы, что пела и танцевала.
  - И тебе неважно, кто был бы твоим мужем, хоть уродливый старик?
  - Ну нет, за уродливого старика я бы не пошла. Но вот за такого, как наш лорд Рэндольф, с большим удовольствием.
  - И вправду, вы, женщины, все одинаковы, - разочарованно произнёс Дэвид, и он вернулся к своей давно остывшей чашке чаю.
  Кэти задели слова Дэвида: его упрёк в её адрес, что она тоже корыстна. И она понимала, что теперь её шансы завоевать его сердце, стали, наверное, ещё меньше. Дэвид был невероятным идеалистом. Любовь для него существовала только в чистом виде. И между двумя влюблёнными в его мире не могло стоять ничего: ни деньги, ни разность в социальном положении. И Кэти, конечно, следовало бы, пока не поздно, отказаться от своих слов. Только вот поверит ли ей теперь Дэвид, да и сможет ли она придать своим словам достаточную убедительность? И вправду, как бы она поступила, если бы какой-нибудь богатый, но достойный джентльмен сделал бы ей предложение? Ведь если она согласилась бы на брак с другим мужчиной, то это значило бы для неё навсегда отказаться от Дэвида. С другой стороны, Дэвид был всегда такой холодный и неприступный, и Кэти понимала, что, в любом случае, у неё мало шансов завоевать место в его сердце. И поэтому служанка, как бы в оправдание самой себе, сказала:
  - Но ты ведь всё равно на мне никогда не женишься.
  Вместо ответа молодой человек лишь согласно опустил голову, отводя взгляд.
  - И правильно, Кэти, с чего это вдруг ты должна выходить за него замуж, - обратилась миссис Питерс к дочери. - Найдёшь себе другого, получше, работящего. Тот человек, который не боится никакой работы, всегда заработает себе на хлеб, да и жене подарочек прикупит. Не так ли?
  Но девушка ничего не ответила матери, а только лишь насупилась.
  - Ну ладно, довольно болтать, дочь, - строго произнесла миссис Питерс, - тебя ждёт немытая посуда, раз уж ты пообещалась. Скоро завтрак господам подавать.
  
   Хозяин дома отдал распоряжение накрыть столы для завтрака во дворе по причине хорошей погоды, ведь ничто не могло так вернуть бодрость после вчерашнего бурного вечера, как свежий утренний воздух и чаепитие на природе.
  Когда Луиза вышла во двор, то большинство из тех, что вчера остались ночевать в Брайтвуд-холле - а их было человек десять от силы, - уже заняли свои места за столом. Мадам д'Этрэ, увидев свою дочь, тут же направилась к ней навстречу.
  - Дорогая моя, как ты прекрасно выглядишь! - воскликнула она, рассматривая Луизу и её наряд. - И это платье, оно очень тебе идёт. У тебя такой свежий вид, словно ты и не танцевала вчера весь вечер.
  - Спасибо, маменька, - скромно ответила девушка.
  Но на самом деле Луиза испытывала смущение, выходя к гостям. Ей почему-то казалось, что всем известно о том, что эту ночь она провела отдельно от мужа. И она готова была уже ловить косые или даже насмешливые взгляды присутствующих. Теперь-то Луизе стали понятны слова Джереми Уормишема о том, что невесты предпочитают появляться лишь к ланчу после первой брачной ночи, потому что невольно они вызывают интерес, вне зависимости от того, преподнёс ли им их муж "первый урок любви" или они провели ночь в разных спальнях. Но больше всего Луиза боялась своего мужа, на лице которого она готова была прочесть всё что угодно: упрёк, досаду, сожаление, расстройство или даже неловкость.
  Однако, вопреки всем её ожиданиям, лорд Рэндольф как ни в чём не бывало встретил свою жену самой благодушной улыбкой. Поцеловав ей руку, он проводил её к столу. Сев рядом с мужем, Луиза принялась краем глаза поглядывать на присутствующих. Но, похоже, никто не и не думал смотреть на неё с усмешкой или с излишним любопытством. Всех, казалось, больше интересовал завтрак, который начали подавать лакеи. И Луиза сразу же почувствовала облегчение. Ей даже начало казаться, а не были ли сегодняшняя ночь и странный разговор с Джереми Уормишемом этим утром лишь неприятным, сумбурным сном.
  Тем временем завтракающие принялись вспоминать вчерашний бал, кто как танцевал, какие были прекрасные музыканты, чудесные блюда и шампанское, хвалили хозяина и хозяйку.
  Однако лорд Уилдсорд, тем временем оглядев присутствующих, заметил:
  - Мне кажется, что кого-то не хватает. Джереми Уормишема. Я помню, что вчера он оставался на ночь. - И мужчина обратился к лакею: - Неужели его забыли позвать к завтраку?
  - Насколько мне известно, ваша милость, мистер Уормишем уехал ранним утром, одолжив ваш фаэтон, - сообщил Тоби.
  - Этот младший Уормишем всегда был себе на уме, - нелюбезно заметила одна из дам.
  Далее все принялись обсуждать этого молодого человека. И едва кто-либо мог сказать о нём и пару хороших слов: вероятно, Уормишем успел всем немного насолить. В основном говорили о том, что Джереми Уормишем бывает слишком дерзок и бесцеремонен, он безо всякого почтения относится к старшим и подчас бывает слишком прямолинеен и бестактен в разговорах. Короче, ведёт себя ни как джентльмен. За ним признали только одно - он довольно умён и хитёр. И если бы его ум развивался в нужном направлении, то из него вышел бы толк. Впрочем, все сошлись во мнении, что его характер, несомненно, испортила служба в армии, тем более что служил Уормишем далеко от британских берегов, в одной из колоний Индии, где, вдали от короны, дисциплина сильно хромает, и генералы на многое закрывают глаза, в том числе и на моральную распущенность младших офицеров.
  - Как жаль, что он полная противоположность своему отцу и старшему брату, - покачала головой миссис Годдард. - Впрочем, в присутствии отца он ведёт себя всё-таки прилично и не позволяет себе много.
  - В армии многие молодые люди поддаются дурному влиянию своего окружения, и их характер ужасно портится, - высказался мистер Годдард.
  - Я думаю, что вся причина - в молодости Джереми Уормишема. Ему всего двадцать пять, - возразил лорд Уилдсорд. - Кто из нас не был смел и самоуверен в этом возрасте?
  Тут все начали несогласно качать головой, а мистер Годдард, самый старший из присутствующих, возразил:
  - Во-первых, двадцать пять лет - это тот возраст, когда молодому человеку уже пора остепениться и задуматься о женитьбе. Во-вторых, навряд ли кто-либо из нас в молодости позволял себе то, что позволяет себе Джереми Уормишем.
  Это рассуждение вызвало улыбку лорда Уилдсорда. Уж сам-то он помнил, каким был мистер Годдард в студенческие годы сорок лет назад и какие выходки он позволял себе, особенно во времена студенческих кутежей. Но сейчас, конечно, мистер Годдард предпочитал не вспоминать об этом и очень надеялся, что по давности лет об этом все забыли.
  Луизе было удивительно слышать, что её муж защищает Джереми Уормишема. Хотя, безусловно, он не стал бы делать этого, если бы знал, что не иначе как сегодня утром этот молодой человек пытался соблазнить его жену. Да и вообще, как только разговор повёлся об этом Уормишеме, Луиза вновь стала чувствовать себя не в свой тарелке и ей потребовалась приложить немало усилий, чтобы не показывать этого. Она единственная не принимала участия в разговоре, хотя тоже могла высказать свои претензии в адрес Джереми Уормишема. Но ведь если бы девушка сделала это, то тогда она поставила бы в неловкое положение не только себя, но и своего мужа, который вовсе того не заслуживал. Лорда Рэндольфа упрекнуть можно было только в том, что он был, пожалуй, слишком добр, ко всем без исключения.
  Ещё Луиза заметила, что за столом не было и того молодого человека, с которым повстречалась сегодня утром в бальном зале, но никто и не думал вспоминать про него. "Неужели он всего лишь слуга? Как должно быть глупо выглядела я, раскланиваясь с ним", - с сожалением подумала про себя Луиза.
  После завтрака гости постепенно стали разъезжаться по домам. Последней засобиралась в дорогу мадам д'Этрэ. Мать и дочь, стоя во дворе возле экипажа, прощались друг с другом.
  - Ах, дорогая моя, как мне жаль покидать тебя и этот прекрасный дом, - вздыхала мадам д'Этрэ, держа дочку за руки. - Но, сама знаешь, мне нужно уладить кое-какие дела. Не забывай свою мать, приезжай ко мне почаще, ведь я буду по тебе скучать. Хотя, конечно, теперь тебе не захочется возвращаться в нашу скромную квартирку в Сити, ведь теперь она покажется тебе ещё более убогой.
  - Матушка, ну о чём вы говорите, конечно же, я буду навещать вас.
  - Слушайся во всём своего мужа, он прекрасный человек. Я уверена, что он тебя не обидит. Будь ему достойной женой, - давала последние наставления мадам д'Этрэ.
  - Уверяю вас, матушка, вам не придётся за меня краснеть, - ответила Луиза.
  - Дитя моё, - произнесла женщина, смахнув с щеки покатившуюся слезинку. - Что же, давай прощаться.
  И они обнялись, расцеловались в щёки, затем мадам д'Этрэ села в коляску, и лошади тронулись. Луиза стала прощально махать рукой вслед матери, которая сидела, обернувшись к ней. Девушке немного взгрустнулось, глядя на удалявшуюся коляску, и она пошла в дом только тогда, когда экипаж скрылся из виду. Но на самом деле у Луизы не было никакого повода для грусти, ведь в любой момент, когда ей захочется повидаться с матушкой, она может съездить в Лондон, благо, до него было рукой подать.
  Вернувшись в дом, Луиза позвала к себе Кэти и поручила ей принести в комнату все подарки, которые преподнесли ей вчера гости. Вскоре Кэти вернулась в сопровождении Тоби, и оба они несли груду коробок в своих руках. Когда их все разместили на полу, ставя друг на друга, то получилась пирамида, доходившая девушкам по пояс. Кэти и Луиза, подзадориваемые любопытством, принялись поочередно вскрывать каждую из них, вытаскивая из их нутра подарки. Там они находили шали, шляпки, шкатулки, веера, в общем, всё то, что могло понравиться любой молодой девушке. Каждый подарок Кэти тщательно осматривала и комментировала, куда и с чем его могла бы надеть или использовать её госпожа. И Луиза, чтобы порадовать служанку, так восхищавшуюся всем тем, что они доставали из коробок, решила подарить Кэти одну из шляпок. Горничная, придя в восторг от такой щедрости, немедленно водрузила на свою голову шляпку и принялась вертеться в ней перед зеркалом.
  Затем девушки приступили к подаркам лорда Рэндольфа, преподнесённым им молодой жене. И, открывая каждую из коробочек, Луиза и служанка восхищённо ахали, так как в них они находили изумительные ювелирные украшения. Кэти принялась умолять свою госпожу примерить их всех. И Луиза стала по очереди надевать на себя то золотой браслет в виде змейки, то серьги с аметистами, потом она приложила к платью брошь с камеей из агата. Затем в одной из маленьких квадратных коробочек они обнаружили часы на цепочке. Напоследок девушки оставили самую большую коробку. Предвкушая, что они найдут в ней, девушки сняли крышку. Внутри оказался футляр, отделанный бархатом. Не стоило и сомневаться, что открыв его, они обнаружат там нечто восхитительное. И действительно, когда они подняли крышку, то увидели диадему, сверкавшую бриллиантами и топазами.
  - Вам непременно следовало бы надеть её на вчерашний бал, - сказала Кэти. - И почему вчера милорд не упомянул о ней?
  - Кэти, я думаю, что подобное украшение будет более уместно на приёме в Букингемском дворце, ведь это - графская корона.
  - Прошу вас, примерьте её прямо сейчас.
  Луиза послушно водрузила ювелирное изделие себе на голову и посмотрелась в зеркало. Кэти издала безмолвный возглас восхищения: безусловно, и она хотела бы иметь нечто подобное.
  В общем, рассматривание подарков отняло у девушек всё утро и незаметно подобралось время позднего ланча.
  Когда Луиза вошла в обеденную комнату, то кроме Тоби, собиравшегося подавать ланч, там никого ещё не было. Однако её муж не заставил себя долго ждать: не успела девушка присесть на отодвинутый слугой стул, как вошёл лорд Рэндольф. Однако подойдя к столу и окинув его взглядом, мужчина нахмурился.
  - Тоби, почему стол накрыт только на две персоны? И где Дэвид? - поинтересовался лорд Уилдсорд у слуги. - Я не видел его со вчерашнего утра.
  - Насколько мне известно, милорд, Дэвид уже отобедал. А сейчас, наверное, как всегда в это время, ушёл в конюшню, - доложил Тоби.
  - Как так, отобедал один, не дождавшись меня, то есть нас? - недоумевал лорд Рэндольф. - Ведь он, должно быть, знает, что все гости уже разъехались?
  - Но от вас ведь не поступало никаких особых распоряжений, милорд, - и Тоби покосился на леди Луизу, давая тем самым понять, что даже Дэвид понимал, что прихоти лорда Уилдсорда прихотями, но миледи не должна есть в обществе какого-то там секретаря.
  Но лорд Рэндольф как будто бы и не заметил никаких намёков.
  - В том то и дело, что я не давал никаких особых распоряжений. Тоби, будь добр, пусть разыщут Дэвида и скажут ему, чтобы он явился сюда, немедленно.
  - Слушаюсь, милорд, - и, закончив подавать ланч, Тоби вышел, чтобы передать указание милорда.
  - Дэвид - мой секретарь, - пояснил лорд Рэндольф жене. - Вы уже успели познакомиться?
  - Нет, - отрицательно качнула головой Луиза. - Но о нём, кажется, упоминала моя горничная.
  - Дэвид живёт здесь с десяти лет, с тех пор как умерла его мать, и он не просто мой секретарь: я воспитал его практически, как собственного сына. И за долгое время своей холостяцкой жизни я привык обедать в его обществе, он разбавлял моё одиночество во время ланча и ужина, когда у меня не бывало гостей. И я посчитал, что было бы несправедливым по отношению к нему отказать ему и впредь присутствовать за этим столом только из-за того, что я женился. Дэвид - прекрасно воспитанный молодой человек, образованный, начитанный, и отличный собеседник. Надеюсь, для тебя не будет унизительным сидеть за одним столом с секретарём. Что ты на это скажешь?
  И мужчина вопросительно посмотрел на Луизу.
  - Я? - растерянно произнесла девушка. Ей было странно, что её муж, хозяин дома, спрашивает у неё дозволения, с кем ему обедать, ведь она навряд ли ещё заслужила право устанавливать свои порядки в доме. К тому же по той интонации, с которой её лорд Рэндольф говорил об этом молодом человеке, Луиза поняла, что он очень привязан к нему и ему будет досадно, если она вдруг откажет. - Если всё так, как вы говорите, то, конечно же, будет несправедливо, если из-за меня вы лишитесь общества человека, которого так цените, - ответила она.
  Луиза решила довериться своему мужу, и если он говорит, что его секретарь обладает всеми теми качествами, значит, так оно и было.
  Лорд Рэндольф удовлетворённо кивнул, и приступили к ланчу. Прошло минут пятнадцать, когда дверь в обеденную комнату вновь отворилась и кто-то вошёл. Когда Луиза подняла глаза, то она, к своему изумлению, увидела, что вошедшим был тот самый молодой человек, с которым она столкнулась в бальном зале, когда тот приходил туда за стульями.
  - Добрый день, милорд, - поклонился он её мужу. - Вы меня звали?
  - А-а, Дэйв! Наконец-то! - тут же оживлённо воскликнул лорд Рэндольф, откладывая столовые приборы. - Куда ты запропастился? Я не видел тебя со вчерашнего утра.
  - В эти дни у вас было столько хлопот, милорд, и я благоразумно решил не попадаться вам под ноги.
  - Что за ерунда! Конечно, вчера был важный день для меня и у меня вправду было много хлопот, но ты хотя бы мог явиться поздравить меня и мою жену - новую хозяйку этого дома.
  - Простите, милорд, что не сделал этого.
  - Тоби сказал, что ты уже пообедал. Почему поспешил и не дождался нас?
  Дэвид, как и Тоби до этого, покосился на Луизу (в первый раз за всё время своего разговора с лордом Рэндольфом, до этого же момента он просто игнорировал её). Молодой человек, надеялся, что милорду самому станет очевидна причина того, что отныне он будет есть вместе с прислугой на кухне, и ему не придётся ничего объяснять. Но лорд Рэндольф продолжал вопросительно взирать на своего секретаря.
  - Я решил, что теперь мне не найдётся место за вашим столом. И вашей милости будет гораздо приятней делить трапезу наедине с вашей супругой. Тем более что для миледи, новой хозяйки этого дома, я являюсь совершенно посторонним человеком.
  - Ты не посторонний, Дэйв, - возразил лорд Рэндольф. - Что касается леди Луизы, то я уже успел обсудить с ней это. И она вовсе не возражает, чтобы ты присутствовал за столом. Поэтому прошу тебя впредь не есть на кухне вместе с прислугой.
  - Как скажите, милорд, - покорно произнёс Дэвид, однако судя по выражению его лица, это покорность была лишь видимостью.
  - Кстати, мне сказали, что ты до сих пор не был представлен моей жене. Луиза, - и мужчина повернулся к девушке, - это мой секретарь - Дэвид Флориани.
  Молодой человек поклонился девушке, но как-то небрежно и даже не глядя на неё саму.
  - Но вы ошибаетесь, милорд, мы уже успели познакомиться с миледи сегодня утром, - поправил Дэвид.
  - Странно, но мне сказали, что "нет", - и лорд Рэндольф растерянно взглянул на свою жену.
  - Мы виделись друг с другом, но не были представлены, - пояснил молодой человек.
  Луиза испуганно взглянула на секретаря: в его тоне ей послышалась усмешка. Неужели он сейчас расскажет её мужу об обстоятельствах, сопутствовавших их знакомству: как он застал её кружившейся по залу и восклицавшей от восторга? Но Дэвид всё же решил проявить деликатность и не говорить лишнего.
  - Ну хорошо, хорошо, - произнёс лорд Уилдсорд. - Дэйв, ты можешь быть свободен, но только до ужина, за которым ты непременно должен присутствовать.
  Молодой человек вновь поклонился и вышел.
  - Не понимаю, что с ним сегодня такое, - недовольно пробурчал лорд Рэндольф. - Откуда у него взялась эта манера кривляться?
  Луизе тоже показалось, что её муж чересчур уж расхвалил ей своего секретаря до этого. То, как он разговаривал со своим господином, было недопустимо: несмотря на всю внешнюю учтивость, Луиза уловила в интонации Дэвида Флориани какую-то насмешку и даже дерзость. В её же сторону он и вовсе предпочитал не смотреть, а те взгляды, которые он всё же изредка бросал на неё, девушка отнюдь не могла назвать дружелюбными. Поэтому уж она никак не могла отозваться о секретаре, как о прекрасно воспитанном молодом человеке. Но, похоже, что лорду Рэндольфу все люди казались хорошими и он просто не замечал их изъянов. Луиза же уже начала жалеть, что так легкомысленно одобрила присутствие секретаря за их столом. Что же будет за ужином?
  Впрочем, как только ланч закончился, Луиза тут же позабыла о дерзком секретаре. Стоило ли ей, миледи, забивать себе голову людьми, которые служат у её мужа, когда у неё полно своих забот. И она не вспоминала о Дэвиде Флориани вплоть до самого ужина, благо он ни разу за всё это время не напомнил о своём существовании.
  Однако вечером, когда она опять первой пришла в обеденный зал и, сев за стол, увидела, что тот был накрыт на троих, то невольно ей пришлось вспомнить о том, кто будет ещё, помимо её мужа, присутствовать за столом. И Луиза сразу решила, что если этот избалованный Дэвид Флориани и впредь будет позволять себе такое пренебрежительное отношение к ней или, не дай бог, будет разговаривать как-то высокомерно, то она тут же поставит его на место. Пусть он не думает, что если ей всего семнадцать лет и она ещё похожа на подростка, то позволит относиться к ней без должного уважения. В конце концов она всегда сможет переменить своё решение, и Дэвид Флориани отправится есть на кухню вместе с прислугой, тем более что, судя по всему, он и не стремится сидеть с ней за одним столом во время трапезы. И девушка даже не посмотрит на особое расположение к нему её мужа.
  В обеденной комнате лорд Рэндольф появился вместе со своим секретарём и, судя по всему, по дороге они о чём-то оживлённо беседовали. Впрочем, войдя в комнату, лорд Рэндольф прервал свой разговор с молодым человеком и переключил внимание на жену. Он принялся расспрашивать её о том, как она провела свой день, понравились ли подарки, которые преподнесли ей он и гости. Однако, убедившись в том, что Луиза всем довольна, вновь обратился к своему секретарю, и они продолжили прерванный разговор. Говорили об Итальянской кампании первого консула Франции Наполеона Бонапарта, об его успехах против австрийцев и принялись делать предположения, как долго ему ещё будет сопутствовать удача и как далеко он зайдёт. По совершенно понятным причинам Луиза не могла поддержать их беседу да и не хотела: она не интересовалась политикой и не читала в газетах политические новости, даже если они касались её родины. Луиза сама была жертвой политики и стала вынужденной эмигранткой именно по причине того, что такие люди, как Бонапарт, некогда захватили власть в её стране и свергли тех, кто обладал ею по праву. И ей было неинтересно следить за судьбой этих прохвостов, ставших виновными во всех бедах её семьи.
  Мужчины же, так увлёкшиеся своей беседой, казалось, совсем позабыли о том, что за столом, помимо них, присутствует кто-то ещё. И чем дольше длилась их беседа, тем более уязвленной чувствовала себя Луиза. Впрочем, девушка понимала, что мужчины ведут себя вполне привычно для самих себя, ведь на протяжении нескольких лет большую часть времени они провели за этим столом только вдвоём, не имея других собеседников. И, безусловно, им и в голову не приходило поинтересоваться мнением Луизы, тем более о наполеоновской кампании. Однако в конце концов не она ли дала себе слово, что не потерпит пренебрежительного отношения к себе? И теперь ей стоило напомнить им, что за столом они не одни.
  Луиза посмотрела на Дэвида. За всё время ужина он соизволил взглянуть на неё лишь однажды и то лишь в самом начале, когда появился в зале вместе с её мужем, еле заметно поприветствовав её кивком головы, чтобы не быть уж совсем неучтивым. Далее он предпочитал делать вид, что жены лорда Рэндольфа здесь нет: впрочем, действительно, стоило ли ему обращать внимания на эту девчонку, когда они говорят с милордом о таких серьёзных вещах? Для Луизы было совершенно очевидно, что секретарь её мужа за что-то невзлюбил её, даже ещё не будучи толком с ней знаком, и своим поведением показывал ей, что он не собирается с ней считаться.
  Луиза взяла с блюда ножку цыплёнка и совершенно некстати перебила мужчин:
  - Мистер Флориани, вы не могли бы подать мне соусник? - достаточно громко, но вежливо попросила она.
  Дэвид умолк и с некоторым удивлением, словно только сейчас обнаружил присутствие леди Луизы, взглянул на неё. Больше машинально, чем осознанно, он передал соусник девушке. Это напоминание Луизы о себе заставило опомниться лорда Рэндольфа.
  - Прости, Луиза, мы с Дэвидом завели разговор, который тебе, должно быть, ничуть не интересен. Просто Дэвида очень сильно волнует судьба его родины, ведь он родился в Италии.
  Так значит, Дэвид Флориани - итальянец! Впрочем, Луизе следовало догадаться об этом по его фамилии. Девушке очень хотелось спросить, какими же судьбами он оказался в Британии, но раз молодой человек проявлял к ней полное равнодушие, то она решила платить ему тем же. Лучше она расспросит об этом кого-нибудь другого.
  Больше разговор о политике не возобновлялся, Луиза и лорд Рэндольф обсудили завтрашний день, и девушка сообщила, что она продолжит знакомство с Брайтвуд-холлом.
  Вечером же, подготавливаясь ко сну, Луиза не удержалась, чтобы не расспросить горничную о секретаре её мужа. По крайней мере, ей стоило узнать о причинах такого пренебрежительного отношения молодого человека к ней. И если уж ей суждено по три раза в день сидеть с ним за одним столом, необходимо было выяснить, как ей вести себя с мистером Флориани. Но решила она начать издалека: её горничной пока не следовало знать о том, что кто-то в этом доме относится недостаточно почтительно к леди Луизе Уилдсорд.
  - Кэти, мой муж сказал, что его секретарь, мистер Флориани, родом из Италии, но как он здесь оказался? - спросила девушка, сев на стул перед зеркалом, чтобы служанка могла привести её голову в порядок перед сном.
  - Дэйв? - переспросила Кэт, вытаскивая шпильки из причёски миледи. - Его мать приехала сюда, когда Дэйв был ещё ребёнком. Она... она была... - но тут горничная смущённо запнулась, не решаясь рассказать своей госпоже, кем же была мать Дэвида.
  - Ну же, Кэти, продолжай. Почему ты замолчала? Кем она была? - вопросительно смотрела Луиза на служанку через зеркало.
  Но Кэти нерешительно мялась: нелёгкие вопросы задавала ей госпожа. Как рассказать жене лорда Уилдсорда, что синьора Флориани некогда была любовницей её мужа, хоть это и было давным-давно, и та уже умерла.
  - Вам лучше спросить об этом у кого-нибудь другого, - сказала девушка.
  - Почему же?
  Но горничная продолжала молчать, теребя в руках шпильки.
  - Ну хорошо, Кэти, если ты не хочешь говорить, я расспрошу об этом своего мужа.
  Спросит у мужа? И поставит тем самым себя и лорда Уилдсорда в неловкое положение? Нет уж, лучше тогда пусть леди Луиза узнает всё от неё, Кэти.
  - Ну, хорошо, я расскажу. Всё равно рано или поздно вы всё узнаете, - смирилась с неизбежным горничная. - Когда лорду Рэндольфу было около сорока лет, он был в путешествии по Италии и там повстречал миссис Паолу Флориани. Как рассказывал Дэйв со слов матери, лорд Рэндольф увидел её на каком-то местном празднике, где она пела и танцевала. У неё был очень красивый голос (сама я не слышала, так говорил Дэйв), да и сама она была очень красивой. У неё были длинные, чёрные, как вороное крыло, волосы, большие тёмные глаза. Лорд Рэндольф влюбился в неё с первого взгляда. Он стал каждый день прогуливаться возле той деревни, где она жила. Конечно же, ей, дочери бедного рыбака, льстило внимание богатого и знатного английского лорда. Поэтому, когда он предложил ей бежать с ним в Британию от её мужа, такого же нищего рыбака, как и её отец, она, не раздумывая, согласилась. Вот насколько лорд Рэндольф полюбил её, и даже не посмотрел на то, что она была замужней женщиной с пятилетним ребёнком на руках, да и к тому же простолюдинкой. После здесь лорд Рэндольф в соседней деревне купил ей целый дом, где она жила с Дэйвом до тех пор, пока не умерла, когда тому было десять лет.
  - Что с ней случилось?
  - У неё была опухоль в груди. Миссис Флориани была очень набожной католичкой и считала, что это наказание послал ей Господь за то, что она некогда бросила своего мужа и жила в грехе с англиканином. Несмотря на то, что она очень страдала последние месяцы (а я сама это видела, ведь последние несколько недель она жила в Брайтвуд-холле), она очень смиренно всё сносила. Какие это были тяжёлые времена для всех нас. Лорд Рэндольф дни и ночи проводил у её постели. Когда же миссис Флориани скончалась, Дэйв плакал несколько дней. Разумеется, и речи не могло вестись о том, чтобы отправить его обратно в деревню. И милорд решил оставить Дэйва здесь, в Брайтвуд-холле. После он нанял для него учителя, потому что Дэйв плохо говорил по-английски, хотя он уже как пять лет жил в Британии. Просто его мать разговаривала с ним только на итальянском, она даже звала его только на итальянский манер - Давиде, и у Дэйва был чудовищный акцент, над которым все смеялись. Мальчиком он был очень стеснительным, ни с кем не разговаривал, поэтому откуда же ему было выучиться английскому языку.
  - Но я не заметила в его речи никакого акцента, - возразила Луиза.
  - О да, конечно. Дэйв очень старался, чтобы избавиться от него, так как очень его стеснялся. Теперь от него и слова по-итальянски не услышишь. А мне так жаль. Итальянский язык такой красивый, очень певучий. И я часто прошу Дэйва, чтобы он почитал мне стихи на итальянском. Он их много знает наизусть. Особенно этого... итальянского поэта, который был влюблён в Лауру.
  - Петрарка?
  - Ну да. Это его любимый поэт, - кивнула Кэти. - Хоть я и ни слова не понимаю, но всё рано прошу его читать. А потом спрашиваю, о чём был стих. Но они всегда об одном и том же: о безответной любви к Лауре. И мне всегда так жаль этого Петрарку, что хочется плакать. Нет на свете ничего хуже безответной любви.
  Но Кэти отвлеклась, и потому Луиза решила вернуть разговор в прежнее русло, поделившись своим мнением:
  - Мне, кажется, что мой муж очень привязан к Дэвиду.
  - Да, это так, - согласилась Кэти. - Ведь у лорда Рэндольфа нет детей. А Дэйв заменил ему сына, о котором он всегда мечтал. К тому же Дэйв очень похож на свою мать.
  Что же, если всё так, как говорила Кэти, то Луизе придётся смириться с тем, что она навряд ли когда-нибудь сможет на равных конкурировать с Дэвидом Флориани. Он был сыном женщины, которую лорд Рэндольф некогда очень сильно любил и, возможно, любит до сих пор, несмотря на то, что прошло уже столько лет после её смерти. Ведь как же иначе можно было объяснить то, что вчера лорд Рэндольф отказался от брачной ночи со своей новой женой, то есть Луизой. Вероятно, он собирался хранить верность матери Дэвида даже после её смерти.
  Понятно, что молодой человек, так похожий на свою мать, напоминал лорду Рэндольфу о ней. Он сделал его своим секретарём, чтобы тот всегда был у него под рукой, определил ему комнату рядом со своей, он не может обедать без него и, ясное дело, души в нём не чает. Такое особое внимание к его персоне, должно быть, очень избаловали молодого человека, иначе он не позволил бы вести себя так, как вёл сегодня за ланчем и ужином. Дэвид прекрасно понимал, что какой бы проступок он не совершил, ему всё простят, чем успешно и пользовался.
  Что же касалось того, почему он невзлюбил новую жену своего господина, то и тут для Луизы стало всё очевидно. Известие о том, что лорд Рэндольф вновь женится, должно быть не сильно обрадовало Дэвида. Ведь, во-первых, не было ни для кого секретом, что лорд Рэндольф сделал это ради того, чтобы у него появился наследник. Дэвид же наверняка рассчитывал получить какую-то долю наследства, однако с появлением законного наследника, доля секретаря должна будет существенно уменьшиться. Во-вторых, навряд ли он ожидает, что новая жена лорда Уилдсорда станет относиться к нему, сыну любовницы её мужа, с тем же пиететом, что и лорд Рэндольф. В-третьих, леди Луизу он воспринимал, как соперницу своей матери, хоть та давно и умерла, и, должно быть, ревнует её к лорду Рэндольфу. Дэвиду стоило опасаться того, что если новая жена вытеснит то место в сердце хозяина Брайтвуд-холла, которое прежде занимала миссис Флориани, то на Дэвида больше уже не будут смотреть с тем же трепетом, как раньше, и его позиции в этом доме могут пошатнуться.
  Впрочем, похоже, Дэвид не собирался вступать в открытое противостояние с леди Луизой, иначе он явился бы к обеду, как обычно. Хотя, возможно, он знал, что лорд Рэндольф поступит так, как поступил, то есть позовёт за ним и будет настаивать на том, чтобы его секретарь, как и прежде, разделял с ними трапезу за одним столом. Но всё-таки Луиза чувствовала, что молодой человек предпочёл бы и вовсе не сталкиваться с ней, новой женой милорда; присутствовать же за столом он будет не по своей воле, а только потому, что на этом настаивает её муж.
  Что же, в таком случае задача Луизы не так уж и сложна. Её не интересовала доля наследства Дэвида Флориани: её мужу виднее, сколько отписать его секретарю. И даже если бы он оставил ему большую часть наследства, Луиза не стала бы оспаривать это. Всеми силами вытеснять из сердца лорда Рэндольфа образ матери Дэвида тоже не входило в её планы. Но вот дать понять секретарю, что она, леди Луиза - теперь новая хозяйка Брайтвуд-холла и с ней нужно будет считаться, следовало бы.
  Но, как бы там ни было, мать Дэвида - синьора Флориани вызвала любопытство у Луизы. Ей захотелось взглянуть на женщину, которую её муж не может забыть до сих пор. Впрочем, если верить словам горничной, что её сын очень похож на мать, то, должно быть, она была невероятной красавицей.
  - Кэти, а нет ли портрета этой синьоры Флориани? - спросила Луиза.
  - Да, есть небольшой медальон. Дэйв хранит его в своей комнате, в комоде. На него можно будет взглянуть, когда Дэйва не будет в доме. Это легко устроить, потому что почти каждое утро он проводит в конюшне среди своих ненаглядных лошадей, - под конец немного ревниво добавила Кэти.
  И девушки договорились, что на следующий же день, как только они будут уверены, что Дэвида нет в доме, они проникнут в его комнату, чтобы Луиза могла взглянуть на медальон.
  
  - Леди Луиза, леди Луиза! - с такими криками вбежала горничная в комнату своей госпожи около десяти утра. - Дэйв ушёл в конюшню, и теперь мы может пойти в его комнату взглянуть на медальон.
  - Ты уверена, что он внезапно не вернётся в дом? - спросила у неё Луиза.
  - О, совершенно не о чем беспокоиться, - сказала Кэти с уверенностью. - Если уж он ушёл к своим лошадям, то пару часов в доме его точно никто не увидит. Я сама видела из окна, как он шёл к конюшне.
  И девушки с заговорщическим видом вышли в коридор. Осторожно, озираясь по сторонам, словно воровки, они пробирались по коридору в сторону комнаты секретаря. Добравшись до двери его комнаты, они на всякий случай ещё раз осмотрелись: нет ли у них ненужных свидетелей, а затем вошли в комнату.
  Однако Луиза не сделала и пару шагов по комнате Дэвида, как ахнула от неожиданности, потому что эта комната никак не походила на скромную комнату слуги. Стены её были обиты светло-зелёным штофом, резная мебель сделана из дорогих сортов дерева, на мраморном камине стояли позолоченные часы, а кровать была застелена шёлковым покрывалом. На стенах висели картины с изображением охоты или просто пейзажи с лошадьми. Также и на письменном столе Луиза заметила бронзовую статуэтку лошади, несущуюся в галопе. В общем, скорее, можно было бы сказать, что эта комната больше походила на комнату сына лорда, но никак не секретаря. Луиза даже подумала: уж не перепутала ли Кэти двери.
  - Ах, миледи, ну идите же сюда, - нетерпеливо обратилась горничная к девушке, которая, поражённая, застыла на месте, рассматривая роскошное убранство комнаты, забыв, зачем она пришла сюда.
  Конечно же, для Кэти, бывавшей в этой комнате ни один раз, здесь не было ничего удивительного, и она не понимала, отчего это миледи с таким изумлением рассматривает её интерьер.
  Но наконец Луиза подошла к Кэти, стоявшей возле комода. Служанка выдвинула один из его ящичков и достала серебряный медальон на цепочке. Луиза взяла его в руки и открыла крышечку. Изнутри на неё взглянул портрет действительно очень красивой, знойной молодой женщины. Её густые смоляные кудри отливали синевой, так, по крайней мере, изобразил художник, чёрные глаза под густыми бровями были очень живыми и выразительными. Единственным изъяном во всём лице женщины был нос с небольшой горбинкой, но он ничуть не портил синьору Флориани, а наоборот, придавал ей ещё больше темперамента и энергичности.
  - Даже не верится, что этой женщины уже нет в живых, - промолвила Луиза, не отрывая взгляда от портрета, который её просто притягивал. - Бедняжка.
  Конечно, такую красавицу невозможно было не полюбить.
  - Правда, она очень красивая? - спросила Кэти, глядя на медальон из-за плеча своей госпожи.
  - Да, - согласно кивнула Луиза, признавая очевидное.
  - И очень похожа на Дэйва.
  Это тоже было правдой. Разве что волосы Дэвида не были столь иссиня-чёрными, а, скорее, с каштановым оттенком, и не так сильно завивались. Да и нос у него - прямой, без горбинки.
  Положив медальон на место, девушки покинули комнату с теми же предосторожностями. Однако едва успела Луиза вернуться к себе, как к ней постучался камердинер её мужа.
  - Миледи, - обратился к ней Майкл. - Его милость просит вас зайти к нему в его кабинет.
  - Хорошо, Майкл, я сейчас приду, - ответила Луиза.
  Девушка застала своего мужа в кабинете стоящим у окна и высматривающим что-то во дворе. Однако, как только она вошла, лорд Рэндольф тут же обернулся к ней.
  - Луиза, - обратился он к своей жене, - я знаю, что к свадьбе тебе преподнесли много подарков, в том числе и я, но я хочу сделать ещё один.
  Ещё один подарок? Не слишком уж её балует муж? Девушка смутилась: ей казалась, что она совсем не заслуживает такой щедрости.
  - Но прежде я хочу спросить у тебя, ездишь ли ты верхом? - поинтересовался лорд Рэндольф.
  - В последний раз я сидела в седле, когда жила во Франции, тогда я была ещё маленькой девочкой. Но думаю, что этот навык легко может ко мне вернуться.
  - Что же, хорошо, - улыбнулся мужчина. - Тогда надеюсь, что этот мой подарок тебе понравится не меньше, чем украшения. Но, чтобы взглянуть на него, нам нужно выйти во двор.
  Не нужно было долго ломать голову, чтобы догадаться о том, что этим подарком должна была быть лошадь или, как минимум, пони, так как супруги в сопровождении Майкла, выйдя из дома, направились в сторону конюшни. Но они не дошли до конюшни, а остановились в ярдах сорока на лужайке, служившей разминочным кругом для лошадей.
  - Майкл, сходи за Дэвидом, пусть он приведёт подарок, - обратился лорд Рэндольф к слуге.
  Мужчина кивнул и направился в сторону конюшни. И вскоре Луиза увидела, как из конюшни выходит Дэвид, ведя на поводу лошадь очень светлой масти. Следом их сопровождали несколько биглей.
  - Ну, как тебе мой подарок? - спросил лорд Рэндольф свою жену, когда Дэвид вместе с лошадью остановился перед ними.
  Луиза принялась рассматривать коня и не могла не прийти в восхищение: перед ней стояло великолепное животное - ослепительной белизны, тонконогий, изящный, с шелковистым хвостом арабский жеребец.
  - Он прекрасен, - сказала Луиза. - Благодарю вас за столь чудесный подарок.
  - Теперь он принадлежит тебе. Я думаю, тебе будет приятно совершать на нём прогулки. И если тебя посетит подобное желание, то можешь не сомневаться, что лучшего сопровождающего, чем Дэвид тебе не найти. Он изъездил все окрестности вдоль и поперёк и знает самые живописные места в округе, - сказал лорд Рэндольф. - Дэйв, надеюсь, ты не откажешь леди Луизе быть её гидом?
  - Конечно, милорд, - покорно ответил молодой человек.
  Но что же это такое? Лорд Рэндольф выражает пожелание, чтобы секретарь был её сопровождающим, вместо того, чтобы приказать ему это. Определённо этот молодой человек имеет над своим господином власть. И, хоть Дэвид и ответил, что готов выполнить просьбу её мужа, однако, судя по выражению его лица, было ясно, что это отнюдь не доставит ему большого удовольствия. И Луиза решила, что секретарь её мужа будет последним человеком, к которому она обратится, если ей вздумается покататься верхом и ей понадобится сопровождающий.
  - Жеребца зовут Мускат, но ты можешь дать ему любое другое имя, какое тебе придётся по душе, - сказал лорд Рэндольф.
  - Нет, думаю, что это имя вполне ему подходит, - ответила Луиза.
  - Не хочешь ли прокатиться верхом прямо сейчас? Дэвид оседлает его для тебя.
  Прокатится верхом, когда она уже лет десять не сидела в седле? Луиза окинула взглядом жеребца и, хоть тот был и невысокого роста, она боялась, что не сможет взобраться в седло без посторонней помощи. Но кто же ей будет помогать, как не Дэвид. А Луизе не хотелось, чтобы этот молодой человек дотрагивался до неё хоть пальцем.
  - Но, я думаю, что для этого нужен какой-то другой наряд, более подходящий для верховой езды, - нашла предлог отказаться девушка, красноречиво бросив взгляд на своё длинное, из дорогой ткани платье.
  - Разумеется, как же я не подумал! - с досадой воскликнул лорд Рэндольф. - Завтра же я пошлю в Лондон за портнихой, чтобы она сняла с тебя мерки и сшила амазонку.
  Тем временем Луизе показалось, что в глазах Дэвида проскользнула некая насмешливость: вероятно, он решил, что леди Луиза испугалась животного, и это позабавило его. Девушку задело это.
  - Но я думаю, что Мускат должен уже сейчас начать привыкать ко мне, - и она подошла к коню, чтобы потрепать его по шее.
  Осторожно положив руку на его шею (кто знает, каким нравом обладал этот конь, лошади бывают разные - задиристыми и пугливыми, но и те и другие могут укусить), девушка принялась слегка поглаживать его. Но жеребец оставался спокойным и только косил на неё своим выразительным глазом, Дэвид же довольно крепко держал его под уздцы, не давая животному изогнуть свою шею. Это придало смелости Луизе, и она более уверенно принялась ласкать коня по его шелковистой шёрстки.
  - Я думаю, что как только моя амазонка будет готова, то я обязательно прокачусь на Мускате, - наконец сказала Луиза, улыбнувшись.
  
  Первую половину следующего дня Луиза провела в обществе портнихи, обсуждая с ней фасон будущей амазонки, её ткань и цвет. Затем швея принялась снимать с девушки мерки, в конце пообещав, что через три-четыре дня она приедет для примерки. Тем временем подобралось время ланча.
  - Луиза, дорогая, - обратился лорд Уилдсорд к своей жене за ланчем, - я слышал про твою матушку, что она великолепная пианистка. Наверняка свой талант она передала и тебе. Но, увы, я до сих пор так и не имел возможности послушать твою игру.
  - Ах, ну что вы, Рэндольф, мне очень далеко до матушкиных талантов. К своему стыду, признаюсь: я была не очень прилежной ученицей и давно уже не практиковалась, - виновато улыбнулась девушка.
   - И всё же мне хотелось бы послушать. Не могла бы ты сыграть для нас сегодня вечером?
  "Для нас"? Неужели её муж специально пригласил сегодня гостей и ей придётся выступать перед публикой?
  - Вечером у нас будут гости? - обеспокоенно спросила девушка.
  - Нет, никаких гостей, только я и Дэвид, - ответил лорд Уилдсорд.
  Ах, ну да, конечно же, Дэвид! Как же Луиза могла позабыть о нём? Безусловно, секретарю её мужа тоже "не терпелось" оценить её игру. Что ж, раз так, то сегодня вечером она покажет, на что способна, и заставит себя уважать, и не только, как пианистка.
  Сразу же после ланча Луиза сначала отправилась в музыкальный салон, чтобы восстановить свои навыки игры на фортепьяно. Там она провела более двух часов, после же отправилась в библиотеку. Девушка знала, что там есть шкафчик, в который складывались все прочитанные газеты. Достав целую кипу за последние пару месяцев, Луиза, разместившись поудобнее в кресле, принялась пролистывать их. Прежде всего её интересовала политика Франции, а также Наполеон Бонапарт, которым, похоже, Дэвид Флориани восхищался, и тот служил для него кумиром. Луизе хотелось поспорить с секретарём о том, что люди, приходящие к власти через реки крови и страдания народа, несущие завоевательные войны, в которых гибнут люди, не достойны восхищения, какими бы талантами они не обладали. Луизе, испытавшей все тяготы французской революции, было что рассказать. Но, чтобы спорить с Дэвидом, ей нужно было знать обо всём, что творилось сейчас на территории Франции и Италии. И Луиза погрузилась в чтение газет. Впрочем, девушка и так уже была в курсе событий благодаря бесконечным разговорам её мужа со своим секретарём. Итальянский поход Бонапарта и его головокружительные успехи были главной темой во время ланчей и ужинов. Но Луиза могла даже и не пытаться вставить хоть слово в их увлечённый разговор, так как её всё равно просто бы не услышали. И это задевало её. Но у неё ведь тоже есть своё мнение, которое ей хотелось высказать. И сегодня девушка наконец сделает это.
  Когда вечером после ужина Луиза вошла в музыкальный салон, то её муж и Дэвид уже были там и о чём-то беседовали. Увидев жену с нотами, лорд Рэндольф обрадовался и подвёл Луизу к инструменту.
  - Прошу тебя, порадуй нас своей игрой. Только у меня к тебе небольшая просьба: сыграй нам французских авторов, английских композиторов, которые не так хороши, как французские, мы и так слышим довольно часто.
  - Я могу сыграть несколько произведений Адана и Куперена.
  - Прекрасно, - и мужчина сел на софу рядом с Дэвидом.
  Луиза пролистала ноты, нашла нужное произведение и только приготовилась играть, как краем глаза заметила, что секретарь её мужа в упор уставился на неё, да ещё с таким видом, словно профессор, собирающийся принимать у неё экзамен. Девушку это немного смутило, и первые удары по клавишам оказались не совсем уверенными.
  - Простите, мне нужно немного размять руки, - сказала Луиза извиняющимся тоном.
  - Конечно, дорогая, мы всё понимаем. Пожалуйста, разминайся столько, сколько понадобится, - великодушно произнёс лорд Рэндольф.
  Луиза принялась наигрывать гаммы, однако не столько для того, чтобы размять руки, сколько чтобы успокоиться и перестать волноваться. Боже, но почему она в присутствии этого Дэвида Флориани чувствует себя всегда так, словно она находится не в своей тарелке. Особенно когда он начинает смотреть на неё вот так, насмешливо. И как назло руки её сегодня плохо слушаются. Нет, нужно собраться, иначе этот нагловатый секретарь совсем перестанет её уважать. Наконец, когда девушка почувствовала, что немного успокоилась, она сказала, что готова, и вновь объявила название произведение Адана, которое собралась играть. И на этот раз всё пошло намного лучше. Потом она сыграла несколько популярных произведений Куперена и Рамо, и с каждым разом у неё выходило всё увереннее.
  Когда Луиза закончила, то лорд Рэндольф принялся хвалить девушку и её игру, сказав, что она напрасно сомневалась в своих способностях. Потом он спросил её, поёт ли она, и девушка ответила, что поёт, но голос её не очень громкий. И, конечно же, наверняка он не сравнится с голосом синьоры Паолы Флориани - подумала про себя Луиза, но, разумеется, вслух она этого не произнесла.
  Девушка была довольна собой, она чувствовала, что справилась с этим испытанием. Но не похвала мужа ей была важна. Она взглянула на Дэвида: неужели он и сейчас будет смотреть на неё всё с той же насмешкой. Однако, похоже, музыка и на него произвела впечатление и, пожалуй, впервые за всё время она увидела его спокойное, расслабленное лицо. Что ж, для Луизы - это маленькая победа. Посмотрим, что будет дальше.
  - Ты должна почаще нам играть, - высказал пожелание лорд Рэндольф.
  - Я с удовольствием буду делать это. Только мне необходимо больше упражняться: пока моя игра не очень уверенна.
  - Этот салон всегда в твоём распоряжении.
  - Я могу попробовать прямо сейчас наиграть какое-нибудь новое произведение.
  - Как тебе будет угодно.
  - Надеюсь, я не буду отвлекать вас от вашего досуга?
  - Конечно же, нет. Ты можешь делать всё, что твоей душе угодно.
  Но Луиза осталась в комнате не ради того, чтобы разучивать новое произведение, она ждала, когда мужчины заведут разговор о политике.
  Но поначалу они принялись обсуждать дела и, Луизе пришлось терпеливо ждать, перебирая клавиши пианино. Но вот наконец речь вновь зашла о Наполеоне Бонапарте и его недавней битве при Маренго. Лорд Рэндольф принялся пересказывать мнение своего друга - Эдварда Уормишема об этом политике. Впрочем, взгляды мистера Уормишема не отличались от взглядов большинства англичан: "Бони", как называли его англичане, считался наглым, циничным, хитрым, не имеющим ничего святого человеком, выскочкой, пробравшимся к власти через кровь. И его итальянская кампания была тому подтверждением. Однако Дэвид оставался при своём мнении, что для Италии лучше находиться под властью Бонапарта, чем австрийцев. Австро-Венгерская империя, как государство, никуда не развивается, её не волнует итальянский народ и потому она ничего не может дать и Италии, Наполеон же несёт за собой прогресс и освобождение крестьян от рабского труда и повинностей.
  - Дэйв, ты и вправду думаешь, что Бонапарт думает о народе Италии? - возразил ему лорд Рэндольф. - Я считаю, что он печётся только о своей успешности. Если же Бонапарт и принимает решения популярные у народа, то этого только для того, чтобы этот самый народ, который он завоевал, оказывал ему поддержку и не бунтовал. И если ситуация потребует от него более жёстких решений, то, я не сомневаюсь, что он, не раздумывая, примет их, и подомнёт своим сапогом тот же самый народ. Для Бонапарта все средства хороши, лишь бы удержать власть в своих руках и преумножить себе славу великого полководца.
  - Но, в первую очередь, он заботится о благополучии своей страны, - высказал своё мнение Дэвид. - Посмотрите, сколько он сделал всего за полгода своего консульства для Франции! Столько Бурбонам не удалось совершить за две сотни лет своего правления!
  Тут Луиза не выдержала и решила вмешаться в разговор.
  - Могу ли я высказать своё мнение? - робко спросила она, прервав свою игру.
  Её голос настолько неожиданно вмешался в спор, что двое мужчин тут же разом удивлённо повернули к ней головы и уставились на девушку, словно раньше она была немой.
  - Разумеется, Луиза, ты можешь высказывать своё мнение. Мы тебя внимательно слушаем, - поддержал её лорд Рэндольф.
  - Хорошо рассуждать о том, что происходит в других землях, - начала Луиза уже более уверенно, - но что бы вы сказали, мистер Дэвид, если бы такой человек, как Бонапарт пришёл бы к власти в Британии?
  - Хороший вопрос! - привёл он в восторг лорда Рэндольфа. - Дэйв, отвечай.
  - Но в Британии совершенно иная ситуация, чем во Франции! Соединённое королевство сейчас намного более благополучно, чем Франция. Оно не нуждается в революциях. И, безусловно, на данный момент подобные перевороты принесли бы ей только вред и нестабильность.
  - Но если бы было не всё благополучно, если бы народ роптал и кое-кто из беспринципных политиков воспользовался бы этим? - продолжала расспрашивать Луиза.
  - Но Британия уже переживала это сто пятьдесят лет назад. Если вы помните, подобные события уже происходили, когда к власти пришёл Оливер Кромвель.
  - Ну и так как же вы ко всему этому относитесь?
  - Прежде всего, хочу вам напомнить, что тогда был конфликт между королём Карлом I и Парламентом, который хотел, чтобы король прислушивался к его мнению. Здесь было больше политики. Что касается Кромвеля, то он принёс Великобритании тоже немало пользы.
  - Принёс пользы через кровь, войны! Гибли невинные люди только потому, что кому-то захотелось возвеличиться за счёт других. Неужели вы одобряете это?
  - Вы ошибаетесь, если думаете, что мне нравится Бонапарт потому, что он ведёт завоевательные войны или рубит чьи-то головы на гильотине. Нет, я симпатизирую ему как личности, я симпатизирую его таланту, его уму и смелости. Это человек необычайной храбрости и ума. Он многого добился, а ведь его происхождение не сулило ему ничего подобного.
  - Если вы симпатизируете ему, то должно быть, вам импонируют и такие личности, как Робеспьер и Марат?
  - Отнюдь, потому что они действовали слишком бездумно и слишком кроваво. Что они сделали для Франции? Только изгнали дворян и ввергли страну в ещё большую нищету и хаос.
  - Но вы не думаете, что если бы Бонапарт оказался у власти в первые годы революции, то он действовал бы точно таким же образом, как и якобинцы?
  - Нет, не думаю. Наполеон Бонапарт намного дальновиднее и умнее.
  - Но разве при осаде Тулона он не доказал обратное?
  - Того требовала ситуация. Тулон был оплотом роялистов, если бы его не взяли, то все революционные события были бы бессмысленны.
  - И всё же, вы не ответили на мой вопрос, мистер Дэвид. Если бы сейчас в Британии к власти пришёл бы такой человек, как Бонапарт, вы бы одобряли его действия?
  - Нет, потому что, как я уже сказал, Британия сейчас в этом не нуждается.
  - Конечно, вы не одобрили бы, но, я думаю, не по этой причине. Просто, тогда власти дворянства пришёл бы конец. Земли лордов Уилдсордов наверняка были бы конфискованы. И мой муж больше не смог бы вам покровительствовать. Вы оказались бы на обочине жизни.
  Это был первый укол Луизы в сторону Дэвида Флориани, которого, конечно же, никто не ожидал. Лицо молодого человека тут же вспыхнуло, он желал сказать что-то в своё оправдание:
  - Вы ошибаетесь, думая, что... - начал он было, но тут его прервал лорд Рэндольф, подняв обе руки вверх, словно судья на боксёрском ринге.
  - Ну всё, всё, довольно, прошу вас прекратить этот бессмысленный спор, - примирительно произнёс мужчина, сам испугавшись того, что этот разговор зашёл слишком далеко. - Дэйв, ты должен быть более снисходителен к моей жене. Должен тебе напомнить, что эта тема для неё болезненна, ведь она потеряла своего отца именно в годы революции по вине тех же якобинцев, которые казнили его без суда и следствия только потому, что он носил приставку "де" к своей фамилии. А после она и её мать и вовсе вынуждены были покинуть родину, чтобы их не постигла та же участь. Поэтому, понятное дело, что моя жена не может одобрять действия революционеров и всех тех, кто к этой революции как-то причастен. Тебя же, Луиза, я хочу заверить в том, что Дэвид прекрасно осознаёт, что из себя представляет личность Бонапарта. Если всё же он иногда и судит о нём субъективно, то только потому, что считает его освободителем его родной страны Италии от австрийцев.
  Но это примирительная речь не очень остудила пыл спорящих. У них по-прежнему горели глаза, и если бы не лорд Рэндольф, то они заново сошлись бы в словесном поединке. Дэвида, очевидно, задело то, что леди Луиза считает, что без лорда Рэндольфа он бы пропал. Луиза же думала, что секретарь был неискренним и все его высказывания - лишь громкие слова.
  Впрочем, в тот вечер речь о политике больше не заводилась. Да и в дальнейшем в присутствии Луизы, даже во время трапезы, лорд Рэндольф с большой осторожностью поднимал вопросы, которые могли бы показаться спорными его жене.
  
  Сегодня у Кэти был выходной, так как ещё с утра супруги Уилдсорды уехали наносить визиты своим соседям. Безусловно, девушка была рада тому, что у неё появилось свободное время, ведь она может провести его рядом с Дэвидом.
  Но вот беда, как только господа уехали, молодой человек тут же, впрочем, как и всегда, отправился в конюшню. С досадой и обидой в сердце девушка следила за ним, шедшим в сторону конюшни, из окна и никак не могла взять в толк, что же в этих лошадях было такого, что молодой человек отдавал предпочтение им перед ней, Кэти, да и вообще обществу любых других девушек. Обычно парни в его возрасте, наоборот, только о девушках и думают, подыскивают себе невесту. Дэвида же женщины, похоже, не интересовали вовсе.
  Когда они бывали в городе или на сельских праздниках, где по обыкновению им встречалось много девушек, Кэти всегда украдкой, и немного ревниво, следила за Дэвидом. Безусловно, внешность итальянца привлекала внимание молодых особ, и на него заглядывались не только служанки и крестьянки, но даже и благородные барышни. И если же с кем-то из них молодой человек случайно сталкивался взглядом, то девушки неизменно тут же начинали краснеть и глупо улыбаться. Ах, что же творилось в эти моменты в душе у Кэти! Её просто пожирала ревность, она готова была вцепиться сопернице в волосы, вздумай той проявить хоть немного больше внимания. Кэти тут же подходила к Дэвиду и начинала о чём-то расспрашивать его или брала его под руку, с удовольствием ловя завистливые взгляды неудачливых соперниц, которые вынуждены были проходить мимо, с досады поджимая губы.
  Но Дэвид на всех девушек смотрел равнодушно и не пытался ни с кем из них завести знакомство, кто бы они ни были. И Кэти, видя это, успокаивалась. Но чем же можно было объяснить его такое равнодушие? Холодным сердцем, не способным никого полюбить, или всё же там было место для неё, Кэти? Ведь, по сути, она была единственной из всех девушек, кого Дэвид не отталкивал от себя и даже, более того, дружил с ней. Значит, у неё, в отличии ото всех остальных, имелись шансы покорить в конце концов его сердце - такою надеждой тешила себя Кэти.
  Но пока что, увы, Дэвид предпочитал лошадей. И тут девушке пришла в голову отчаянная мысль: пойти следом за молодым человеком в конюшню, может быть, там она сможет понять, что же привлекает его в этих животных. Но для Кэти это было определённым подвигом: девушка всегда побаивалась лошадей, а с тех пор, как Дэвид стал пропадать в конюшне целыми днями, она их просто возненавидела. Но любовь горничной к молодому человеку была сильнее её страха и отвращения. И ей нужно попытаться полюбить этих животных, и, возможно, тогда Дэвид оценит её поступок. И, сердито топнув ногой, Кэти решительно отправилась следом за Дэвидом.
  Однако чем ближе девушка подходила к конюшне, тем стремительней улетучивалась её решительность. Возле конюшни Дэвида не было видно, значит, он либо уже уехал кататься верхом, либо всё ещё в самой конюшне. Кэти остановилась у её открытых дверей, чтобы подумать, что ей делать дальше, и тут на неё пахнуло из конюшни резким запахом лошадиного пота, навоза и сыромятной кожи. Боже, да как можно было выносить этот омерзительный запах целый день! Девушку от первого же вздоха чуть не стошнило! Недаром Дэвид, вернувшись с конюшни, шёл купаться на озерцо, находившееся неподалёку, или тщательно отмывался в ванне, иначе он с ног до головы пропах бы этой мерзостью, и тогда Кэти, как бы она не любила молодого человека, навряд ли смогла бы даже подойти к нему. Но, слава богу, Дэвид был достаточно чистоплотен и смывал с себя все эти зловония.
  Постояв несколько минут у порога, девушка всё же нашла в себе силы преодолеть чувство омерзения и заглушить в себе тошноту, и она проделала несколько шагов внутрь конюшни - чего не сделаешь ради любви! Осторожно ступая по сену и внимательно следя за тем, чтобы не вляпаться в какую-нибудь грязь (зря она сегодня надела своё лучшее платье), Кэти шла к деннику, где, как ей казалось, кто-то был. И тут из полумрака вынырнула голова лошади, высунувшаяся из денника; Кэти взвизгнула от неожиданности и уже готова была кинуться бежать вон из этого ужасного места, как увидела Дэвида, выглянувшего в коридор. Он, раздетый по пояс, так как в конюшне было душно, в ореоле кружившихся вокруг него навозных мух и слепней, стоял перед ней, держа в руках щётку, которой чистил лошадь. Увидев девушку, которая здесь прежде никогда не бывала, Дэвид спросил её с крайним удивлением и беспокойством в голосе:
  - Кэти, что ты здесь делаешь? Что-то случилось?
  - Да вот пришла узнать, что же в этих лошадях такого, что ты пропадаешь с ними целыми днями.
  - Тебе это вряд ли понять.
  - Почему же? Что же я такая глупая, что не смогу понять?
  Однако, тут же сообразив, что вызывающий тон навряд ли поможет ей в её планах, Кэти переменила его на более доброжелательный.
  - Ну, если бы ты мне объяснил, то, может быть, и я смогла бы полюбить их.
  Но Дэвид с сомнением посмотрел на девушку. Да и как можно объяснить очевидные для него вещи: страсть к этим животным была у него с детства. Он пожал плечами.
  - Лошади - это красивые, сильные, благородные животные. Мне нравится ухаживать за ними и ездить верхом.
  Но для Кэти этого было мало. Она могла бы ещё добавить, что лошади воняют и подчас бывают довольно строптивы, к тому же некоторые из них больно кусаются своими огромными жёлтыми зубами, а то могут и лягнуть.
  Тем временем Дэвид вернулся в денник и, взяв лошадь под уздцы, принялся выводить её из конюшни. Кэти пришлось посторониться, чтобы дать возможность пройти молодому человеку и животному. С ужасом девушка смотрела себе под ноги, опасаясь, как бы лошадь, проходившая мимо, не наступила на неё своими копытами. Когда же лошадь покосилась на неё своим огромным чёрным глазом, то девушке показалось, что сейчас животное вырвется из рук Дэвида и набросится на неё, что затоптать. Ужас обуял девушку, и она просто прилипла к деревянному столбу, возле которого стояла. Нет, никогда она не сможет полюбить этих животных, даже ради Дэвида.
  Выйдя на свежий воздух вслед за молодым человеком, Кэти выдохнула с облегчением и принялась наблюдать за Дэвидом, осматривавшего лошадь. Заметив на боку у задней ноги грязное пятнышко на белоснежной шерсти животного, молодой человек принялся тщательно счищать его щёткой, которую прихватил с собой.
  - Это ведь тот самый конь, которого милорд подарил леди Луизе? - узнала Кэти по описанию своей госпожи животное.
  Несколько дней назад леди Луиза рассказала своей служанке о преподнесённом ей её мужем подарке: о белоснежном изящном жеребце по кличке Мускат, ради которого и шьётся девушке амазонка.
  - Да, тот самый, - кивнул Дэвид.
  - Ты так за ним ухаживаешь, - сказала Кэти, намекая на то, что это ведь конь леди Луизы, которую молодой человек, а для горничной это было вовсе не секретом, недолюбливал; и девушка предполагала, что неприязнь Дэвида к госпоже перенесётся и на животное, принадлежащее ей.
  - Это такой же конь, как и все остальные, и он тоже требует ухода, - ответил молодой человек.
  - Но для этого есть конюх - мистер Руфус, - напомнила Кэти.
  - Мистер Руфус никогда не вычистит лошадь так же тщательно, как я.
  Ну что было поделать с Дэвидом? И Кэти незаметно вздохнула, с досадой наблюдая за тем, как Дэвид ласково проводит рукой по шее и спине животного. Вот так бы, с такой же нежностью он ласкал бы и её, Кэти, проводил бы рукой по её волосам, шее, груди. Ну неужели и впрямь Дэвиду доставляет больше удовольствия ласкать грубое животное, чем женщину. Ведь у женщин гладкая, нежная кожа, мягкое тело. Впрочем, откуда Дэвиду было знать это, он ведь был девственником, и ни одна женщина, кроме его матери, никогда не ласкала его.
  Наблюдение за Дэвидом, за его полуобнажённым телом, для Кэти превратилось в пытку. Воспользовавшись тем, что молодой человек теперь стоял к ней спиной, она подошла к нему и обвила его руками. Боже, сколько она об этом мечтала: прикоснуться к его телу, сжать крепко-крепко его в своих объятьях!
  - Кэти, ну что ты делаешь? - без какой-либо неприязни или досады, а словно пожурив маленькую девочку, позволившей себе недозволенное, произнёс Дэвид, боясь обидеть Кэти.
  - Ты же знаешь, что я люблю тебя, - и девушка прижалась щекой к спине Дэвида.
  Молодой человек, видя, что Кэти и не собирается отпускать его, принялся мягко расцеплять кольцо рук, обвившее его торс. Освободившись, он отступил от девушки на пару шагов.
  - Больше не делай так, никогда.
  - Но почему? Почему ты шарахаешься от меня, словно от прокажённой? - в сердцах выкрикнула Кэти. - Что во мне не так?! Почему ты не можешь просто принять мою любовь? Я ведь ничего от тебя не требую!
  - Кэти, но я ведь не люблю тебя.
  - А кого ты любишь?! Своих лошадей?! - и девушка указала рукой на Муската. - Что ж, я не удивлюсь, если скоро узнаю, что ты собираешься под венец с одной из своих кобыл!
  И, обливая слезами, девушка побежала прочь. Дэвид лишь с сочувствием посмотрел ей вслед. Ну что ему было делать с этой девчонкой, как вразумит её, что бы она оставила все свои попытки соблазнить его? Сердцу ведь не прикажешь. Вздохнув, Дэвид направился в сторону конюшни за седлом для Муската: он собирался прокатиться на жеребце. Ведь с тех пор, как его подарили леди Луизе, его хозяйка ещё ни разу не вызволила желания прокатиться на нем, конь же не должен застаиваться.
  
  Следующая неделя выдалась дождливой, но сегодня наконец тучи расступились, ветер утих, и уже с утра выглянуло тёплое, весёлое солнце, принявшиеся с усердием испарять воду из луж. Луиза, вынужденно запертая все эти дни в доме, тут же почувствовала себя словно освобождённой из-под ареста и поэтому решила устроить пикничок на траве. Однако у лорда Рэндольфа оказались какие-то дела и он уехал в город. Но это не сильно расстроило девушку, она позвала свою горничную и Хезер, чтобы те помогли ей вынести снедь в корзинах, плетёные стулья и столик, а затем пригласила их в свою компанию.
  Служанкам очень польстило то, что их госпожа не пренебрегла ими, а позволила им, как равным, расположиться рядом с нею. И поэтому горделиво и достаточно непринуждённо они развалились в креслах, подобно свой госпоже, и неторопливо пили чай с тостами и джемом, подставляя свои веснушчатые носики солнцу и рассматривая движущиеся облачка, угадывая в них то черепаху, то замок, то контуры Британии. Луизу мало волновало то, что она, минуя всякие сословные условности, чаёвничает в компании служанок. В этом доме, где одному из слуг было позволено решительно всё, разве посмел бы кто-нибудь осудить её? Хотя, конечно, Дэвида никак нельзя было назвать слугой, Луиза уже поняла, что его обязанности секретаря носили формальный характер, и, скорее, он считался воспитанником лорда Рэндольфа.
  А вот и он, лёгок на помине - секретарь её мужа, баловень судьбы! В рубашке на выпуск, бриджах и сапогах для верховой езды он показался на лужайке. Скользнув небрежным взглядом по троице девушек, греющихся под солнцем, Дэвид прошёл мимо них в сторону конюшни. Проводив его взглядом, Луиза вдруг решила разоткровенничаться со своими служанками:
  - Мне кажется, что Дэвид почему-то меня недолюбливает, - сказала она, наливая себе вторую чашку чая.
  Хезер и Кэти переглянулись между собой. Об этом, конечно, было известно, но они никак не ожидали, что сама госпожа решится открыто признаться в этом, да ещё кому - своим служанкам!
  - Ах, миледи, не обращайте на него внимания, - как можно более беззаботным тон сказала Хезер. - Он со всеми такой. Дэйв решил, что раз его милость приблизил его к себе, то и он сам может вести себя, как лорд.
  Но это, конечно, был уже наговор со стороны Хезер, с которым Кэти никак не могла согласиться, и она с негодованием взглянула на свою товарку. Кэти знала, что Дэвид был вовсе не такой, и если он и был с кем-то не очень любезен, так это только потому, что в этом доме его недолюбливали именно из-за его привилегированного положения. Что же касалось леди Луизы, то горничная была уверена, что молодой человек вскоре изменит к ней своё отношение, как только получше узнает её. Сейчас он полон предубеждений по отношению к ней, но рано или поздно Дэвид поймёт, что на самом деле миледи самая лучшая госпожа на свете.
  - Ему давно следовало бы указать его место, просто наш милорд слишком добр к нему, - не унималась Хезер, которая, как и большинство в доме, завидовала секретарю милорда. - А ведь вспомнить его лет десять назад, когда он только здесь появился: испуганный мальчонка, боявшийся и лишнее словечко проронить.
  - Это потому, что он плохо говорил по-английски и над ним все смеялись, - встала на защиту своего любимого Кэти.
  - Да кто над ним смеялся? - пожала плечами Хезер. - Все жалели его и носились как курица с яйцом, потому что его мать умерла.
  - Над ним смеялись в деревни мальчишки, когда он ещё жил там со своей матерью. Его обзывали макаронником.
  - Но так то было в деревне. Здесь же, в Брайтвуд-холле, его никто не обижал. Дэйв вообразил о себе невесть что, когда милорд принялся опекать его, словно своего родного сына. Я так думаю, что Дэйв просто очень стыдится того, что он итальянец, и больше всего на свете он желал бы быть англичанином. Поэтому порой в нём чопорности бывает больше, чем в любом лорде.
  - Почём мы знаем. Я вот слышала, что некоторые считают, что Дэйв - и вправду сын лорда Рэндольфа.
  - Ну что ты несёшь! - осуждающе взглянула Хезер на Кэти: разве можно было подобное говорить при жене хозяина. - Всем известно, что Дэйв родился в Италии и его отец - муж синьоры Флориани. Да если бы он был сыном милорда, Дэйв давно бы растрезвонил об этом по всей округе!
  Но Кэти не унималась:
  - Но лорд Рэндольф бывал в Италии не единожды. И до того, как он вернулся в Британию с синьорой Паолой, он уже бывал там лет эдак шесть назад до этого - я слыхала это от мистера Эдвардса. К тому же кожа Дэйва намного светлей, чем у его матери, а зимой, когда с него сходит загар, она у него почти такая же светлая, как у любого англичанина.
  - Ах, да не слушайте вы её, миледи, - обратилась Хезер к Луизе, махнув рукой, словно горничная несла несусветную чушь. - Кэти всё это выдумала, потому что ей это выгодно. Ещё бы, какая честь - стать женой сына лорда!
  - Я люблю его вовсе не из-за этого! - с обидой произнесла Кэти.
  - Как, Кэти, ты любишь Дэвида? - изумилась Луиза, взглянув на горничную.
  Луизе казалось невозможным, что такого человека, как Дэвид Флориани, можно полюбить, именно из-за его характера. Девушка была убеждена, что здесь его недолюбливают все, и достаточно справедливо, по её мнению. И потому признание горничной стало для неё неожиданностью.
  - За что же ты его любишь? - пожелала узнать Луиза.
  - Ах, миледи, как же можно не любить его! Он же такой красивый, - прикрыв глаза, произнесла Кэти. Но потом, решив, что для госпожи это недостаточный аргумент, добавила: - И такой умный.
  - И когда же свадьба? - поинтересовалась Луиза.
  - А свадьбы не будет, - заявил "добрая" Хезер. - Потому что Дэйв нос от неё воротит. Он, видите ли, считает, что Кэти не слишком хороша для него. Не знаю уж, какую девушку ему надо. Вероятно, он вообразил, что сама принцесса посчитает за честь пойти за него, раз он такой образованный, знает три языка и пишет милорду речи для выступления в Парламенте.
  - Дэвид пишет речи для выступления в Парламенте?! - опять изумилась Луиза.
  - Ну, может, он и привирает, - пожала плечами Хезер.
  - Нет, это правда! - горячо воскликнула Кэти. - Дэйв - очень умный, миледи. За это милорд его и ценит и всегда прислушивается к его мнению.
  - Потому-то он на тебя и не глядит, что слишком умный, - поддела её Хезер.
  - Не только на меня! Помнишь прошлым летом к нам всё езжала мисс Бетани Хаксли?
  - Ах, как же, ну конечно, я её помню! Бедняжка, сохла по Дэйву так же, как и ты. Но позволь, я сама расскажу про неё леди Луизе, - и у Хезер вновь загорелись глаза. - Так вот, эта Бетани Хаксли - дочь дворянина, и за неё давали хорошее приданое. Но её угораздило влюбиться в нашего Дэйва. Как-то, будучи здесь в гостях, она увидала его и с тех пор стала наезжать к нам частенько, хотя до этого её здесь и не видали. И под любым предлогом просила, чтобы к ней вызвали Дэйва: то ей верхом вздумалось покататься и она желает, чтобы тот сопровождал её, то она срочно решила писать письмо подруге, да боится запачкать свои пальчики чернилами, а у Дэйва ровный почерк, пусть он за неё напишет под диктовку. Ездила она вот так вот к нам чуть ли не каждую неделю. Пока в конце концов её папенька не прознал про истинные причины частых посещений ею Брайтвуд-холла. Больше её ноги здесь не было.
  - А что же Дэвид? Наверняка ему льстило внимание знатной мисс, - предположила Луиза.
  - Да что вы, миледи! Она так замучила его своими прихотями, что он уж и не знал куда ему деться, когда она приезжала. Когда же она покидала Брайтвуд-холл, то только высмеивал её.
  - Как? Он смел смеяться над благородной девушкой? - возмутилась Луиза.
  - Так она же глупенькая была. Да и как можно относиться к молодой благородной особе, которая, потеряв всякий разум, волочится за секретарём, чья мать простолюдинка, прекрасно зная, что их браку никогда не бывать! Всем было ясно как белый день, что её папенька костьми бы лёг, но этого брака с секретарём не допустил бы. Дэйву же, как бы, может, это ему и не льстило, лучше всех было понятно, что с этой благородной особой у него ничего не вышло бы. А этой весной, всего месяц до вас, её выдали замуж за девонширского помещика. Должно быть, долго она, бедняжка, рыдала перед венчанием, - закончила служанка без малейшего сочувствия в голосе.
  Тем временем чай и тосты закончились, и Хезер, сложив в корзины грязную посуду, ушла.
  - Кэти, ты и вправду так сильно любишь Дэвида? - поинтересовалась Луиза у горничной, оставшись с ней наедине.
  - Ох, миледи, да стать его женой - моя самая большая мечта. Стать миссис Флориани! Как это красиво бы звучало - Кэтрин Флориани, - и девушка мечтательно прикрыла глаза.
  - А что же Дэвид? Он и впрямь к тебе равнодушен?
  Тут служанка понуро повесила голову.
  - Он любит только своих ненаглядных лошадей и больше никого, - с обидой проговорила Кэти.
  - Мне в это трудно поверить, - Луизе показалось, что служанка слишком уж преувеличивает. - Ты симпатичная девушка, с веселым, добрым нравом. Любой молодой человек был бы рад взять тебя в жёны.
  - Вы вправду так думаете? - просияла Кэти.
  - Ну конечно! Дэвид знает, что ты в него влюблена?
  - Да. Мне трудно вести себя сдержанно в его присутствии. Когда я его вижу, мне хочется обнять его, поцеловать в губы, - слегка смутившись, призналась Кэти. - Я постоянно говорю ему о том, что люблю его.
  - А что же он?
  - Он чурается меня, словно я прокажённая! Как-то на днях я пошла к нему в конюшню. Хотела посмотреть, что же такого в этих его ненаглядных лошадях, что он постоянно возится с ними. Было жарко, он был без рубашки, ну я и не удержалась, подошла и обняла его. Так он от меня отпрянул, словно я ведьма! И сказал, чтобы я больше никогда так не делала.
  - Кэти, но ты и вправду не должна так вести себя с молодым человеком, с которым не состоишь в браке и даже не помолвлена! Мужчины любят скромных девушек, но которые держат себя достойно, иначе он просто не будет уважать тебя.
  - Моя матушка тоже так говорит, - вздохнула горничная. - Но что я могу поделать? Когда он рядом, я по-другому вести себя не могу. Мне кажется, что если я буду всего лишь молча вздыхать по нему, то он вообще перестанет обращать на меня внимание.
  - Нет, Кэти, он ведь уже знает о твоих чувствах. Но, вероятно, Дэвид желает видеть рядом с собой девушку с хорошими манерами и воспитанием. К тому же в таком возрасте молодые люди часто бывают застенчивы и им трудно говорить о своих чувствах, даже если они у них есть, - поделилась своим мнением Луиза, вспомнив одного из своих воздыхателей - оксфордского студента, о чувствах которого она узнала спустя несколько месяцев из его письма, когда он уехал, в присутствии самой же Луизы этот молодой человек вёл себя очень сдержанно.
  - Правда? - с надеждой спросила Кэти, но потом всё же с сомнением покачала головой. - Нет, Дэйв не такой, он не стал бы скрывать. Дэйв всегда говорит то, что думает.
  - Ты спрашивала его, почему он к тебе равнодушен?
  - Спрашивала и ни раз.
  - И что же он отвечает?
  - В том-то и дело, что толком ничего и не говорит, просто не любит, говорит, и всё.
  - Хочешь, я поговорю с ним? Может, он мне скажет то, в чём тебе не решается признаться.
  - Вы вправду с ним поговорите? - с надеждой спросила Кэти, словно от леди Луизы могло что-то зависеть, словно Дэвид должен был повиноваться приказу госпожи полюбить её горничную.
  - Конечно, Кэти, я ведь тебя люблю, и хочу, чтобы ты была счастлива, - улыбнувшись, сказала девушка.
  - О, благодарю вас, миледи. Вы так добры ко мне!
  
  Конечно, поговорить с Дэвидом для Луизы было определённым поступком, если учесть, что их взаимоотношения были не самыми лучшими. Могло так случиться, что молодой человек вовсе не захочет делиться с девушкой своими сердечными делами. Однако всё-таки следовало попытаться, раз уж Луиза пообещалась. Конечно же, Дэвид сразу ничего не скажет ей, однако девушке подумалось, что если она покажет ему, что готова быть с ним откровенной, то в конце концов и молодой человек отплатит ей тем же.
  Луиза несколько дней думала о том, как ей завести разговор о Кэти с секретарём мужа. Однако вскоре повод был легко найден, когда в Брайтвуд-холл приехала портниха с готовой амазонкой. Когда девушка примерила костюм, то тот идеально сел на её фигуру и больше не требовал никакой подгонки. Амазонка была великолепна - шитая из атласа цвета бордо и отделанная кружевом. И Луиза с удовольствием вертелась в ней перед зеркалом под восхищённые восклицания Кэти и модистки. Конечно же, этот костюм требовал того, чтобы в нём немедленно появиться на публике.
  Помнится, муж говорил ей, что Луиза может в любое время располагать Дэвидом, если той захочется прокатиться верхом и осмотреть окрестности. Вот она и скажет ему, что решила наконец покататься на недавно подаренном ей коне и желает, чтобы молодой человек стал её гидом. И пусть он только посмеет отказать ей в её просьбе.
  Луиза позвала Тоби и попросила его разыскать секретаря её мужа и сообщить тому о её намерении. Но на самом деле девушка была готова к тому, что услышит от Дэвида отказ сопровождать её на прогулке под каким-нибудь вымышленным предлогом. Поэтому, когда минут через двадцать Тоби вернулся и доложил о том, что конь готов и секретарь ждёт её во дворе, она немного удивилась.
  Дэвид поджидал её у парадного выезда, держа за повод двух жеребцов - белоснежного Муската и великолепного каракового коня, шерсть которого лоснилась от тщательного ухода, и Луиза могла воочию убедиться, что слова Кэти о любви молодого человека к лошадям не были преувеличением. Сам Дэвид был одет в чёрный, элегантный костюм для верховой езды, а его сапоги были начищены до такого же блеска, что и шерсть его скакуна.
  - Благодарю, что отозвались на мою просьбу, - решила Луиза с самого начала установить дружественный тон их будущей беседы.
  - Вы можете располагать мной в любое время, миледи,- отозвался молодой человек.
  Что же, теперь, вероятно, Луизе следует сесть в седло. Как давно она уже не делала этого! Конечно, ей следовало ещё до того, как она решилась на эту прогулку, поближе познакомиться со своим конём и хотя бы посидеть немного в его седле. Кто знает, что на уме у этого жеребца и как он поведёт себя, когда Луиза возьмёт поводья его уздечки в свои руки. Если тому вздумается капризничать, то девушка, вероятно, свалится с седла на потеху секретаря. Однако пути назад уже не было, и Луиза, подойдя к Мускату, принялась гладить коня по шее, чтобы тот вспомнил её.
  - Вам помочь взобраться в седло? - услышала она у себя за спиной вопрос молодого человека.
  - Нет, просто держите коня покрепче, - храбро сказала Луиза.
   И девушка, подняв ногу, вставила её в стремя, при этом намертво вцепившись пальцами в гриву жеребца. Однако тут её нога в стремени закачалась, и Луизе никак не удавалось сесть в седло. И тут девушка почувствовала, что Дэвид подхватил её за второй башмак, а затем толкнул её в седло.
  - Благодарю вас, - слегка волнуясь, сказала Луиза.
  Молодой человек посмотрел на девушку и понял по её неуверенному взгляду, что она ещё не готова к самостоятельным прогулкам верхом, и потому не спешил отдавать ей поводья уздечки.
  - Вам следует проехаться для начала хотя бы вокруг клумбы для того, чтобы почувствовать уверенность и привыкнуть к коню, я же пока буду держать его под уздцы.
  Луиза согласно кивнула головой: да, пожалуй, так будет лучше. Когда же они проделали круг, девушка поняла, что Мускат достаточно спокойный и послушный конь и опасаться ей нечего.
  - Прошу вас, дайте мне поводья, я попробую сама, - обратилась она к Дэвиду.
  Затем Луиза проехалась ещё раз вокруг клумбы, на этот раз одна. Конь беспрекословно повиновался ей, а её навыки, которые она получила в шестилетнем возрасте, когда отец учил её держаться в седле пони, быстро к ней возвращались. И поэтому девушка решила, что она может смело отправляться на прогулку.
  - Мой муж уверил меня, что вы прекрасно знаете все окрестности. Мне бы хотелось осмотреть их немного. Не могли бы вы показать их мне? - вопросительно посмотрела Луиза на Дэвида.
  - Конечно, миледи, - согласился молодой человек, - если вы готовы совершить длительную прогулку.
  - Я готова.
  Дэвид с лёгкостью заправского наездника вскочил в седло и направил своего жеребца к выезду из парка. И так как он ехал немного впереди девушки, то та могла спокойно разглядывать его со спины. Надо ли говорить, что молодой человек очень уверенно держался в седле, уверенно и элегантно. И, будучи верхом на этом великолепном караковом жеребце в своём чёрном костюме для верховой езды, Дэвид меньше всего сейчас походил на сына бедняка-рыбака из итальянской деревни. И тут Луизе пришло на ум, что, быть может, слова Кэти о том, что Дэвид - сын лорда Рэндольфа отнюдь не её пустая фантазия. И дело было не столько в костюме, в который в данную минуту был одет секретарь, сколько в его поведении, манере держаться и вообще его внутренней уверенности. Безусловно, тут имело влияние и то воспитание, которое дал ему лорд Рэндольф, и подражание молодого человека во всём своему патрону. Однако можно ли было приобрести то внутреннее благородство, которым Дэвид, безусловно, обладал. Этому нельзя было научиться, если оно не впиталось с молоком матери.
  - Это ваш личный конь? - поинтересовалась Луиза у молодого человека, поравнявшись с ним.
  - Да, милорд подарил мне его на шестнадцатилетие.
  - Это роскошный подарок для секретаря.
  - Милорд знает, как я люблю лошадей. Лучшего подарка мне сделать было невозможно, - ответил Дэвид, не поведя и бровью.
  После этого ответа Луиза должна была призадуматься. Стал ли бы её муж дарить лошадь своему секретарю, если бы тот не был его сыном? Или любовь лорда Рэндольфа к Паоле Флориани была когда-то столь велика, что молодой человек и поныне пожинает её плоды? Ведь слова Хезер о том, что если бы Дэвид был сыном лорда Рэндольфа, то молодой человек навряд ли скрывал бы это, тоже были справедливы. Впрочем, Дэвид мог быть и не уверен в этом наверняка, а лишь догадываться. Настоящую же правду, вероятно, знает лишь её муж. Но Луиза, наверное, никогда не решится расспросить его об этом, так как лорд Рэндольф и намёком ни разу при ней не упомянул о Паоле Флориани. Эта история двадцатилетней давности тщательно скрывалась им от Луизы, и если бы не болтливость служанок, то она, вероятно, никогда и не узнала бы о ней.
  Но если Дэвид и вправду был сыном лорда Рэндольфа, то Луизе придётся с ним считаться. Конечно, он был незаконным сыном, так как родился, когда его мать состояла в браке с другим мужчиной, и наверняка в метриках Дэвида его отцом значится некий синьор Флориани. Но ведь так легко всё было исправить одним росчерком пера, была бы на то воля её мужа! И, конечно, раз у лорда Рэндольфа уже имелся наследник, пусть и незаконный, то другого ему уже и не надо было - вот почему, вероятно, за эти десять дней со дня свадьбы мужчина так и не удосужился ни разу посетить альков своей жены! Но зачем же тогда лорд Рэндольф женился на ней?
  Размышляя над всем этим, Луиза и не заметила, как они выехали к небольшому озерцу, окружённому купой деревьев и кустарников.
  - Как здесь красиво! - воскликнула девушка с восхищением, заметив наконец озеро.
  - Это самое живописное место в округе, - подтвердил Дэвид.
  - Давайте подъедем к нему поближе.
   По тропинке они подъехали к самой воде, в глади которой отражались склонённые ветви ив, а поверхность бороздили утки и лысухи со своими выводками. Луиза решила спешиться, чтобы неторопливо пройтись по кромке озера, которое таило безмятежность. Медленно она шла вдоль воды, следя то за птицами, копошившимися в ряске, то за стрекозами-красавками, гоняющимися за мошкарой. Девушка направлялась к наклонённому стволу ивы, другой конец которого прятался в воде.
  - Часто вы здесь бываете? - спросила Луиза у Дэвида, обернувшись к нему.
  - В тёплые деньки я люблю искупаться в воде, - ответил он.
  - Это действительно завораживающее место. Не хочется покидать его.
  Дойдя до ивы, Луиза присела на шершавый ствол дерева и принялась задумчиво смотреть куда-то вдаль. А задумалась она о том, как бы ей начать разговор с секретарём. Дэвид стоял подле неё, в шагах пяти, держа лошадей за поводья.
  - Вы и вправду так любите лошадей? - наконец решилась начать разговор Луиза.
  - Это красивые и благородные животные, - уже заученной фразой ответил Дэвид.
  - А знаете ли вы, что кое-кто ревнует вас к ним?
  - Вы имеете в виду Кэти? Об этом трудно не догадаться.
  - Она призналась мне, что очень симпатизирует вам и пожаловалась на то, что вы совсем не цените её чувств. Неужели вы действительно к ней равнодушны? Или, может, вы просто боитесь проявлять свои чувства?
  - Если бы они были, к чему мне их скрывать? - пожал Дэвид плечами.
  - Просто многие молодые люди в вашем возрасте часто бывают застенчивы и им трудно проявлять свои чувства.
  - Дело вовсе не в том: застенчив я или нет. Я не люблю Кэти, вот и всё, - как само разумеющееся ответил секретарь.
  - Но почему? Кэти добрая, весёлая, симпатичная девушка. Я думаю, что она достойная невеста.
  - Да, всё это так. Я не отрицаю достоинств Кэт. Но для меня, вероятно, всего этого мало.
  - Чего же вы хотите? Безупречную красавицу благородного происхождения и с изысканными манерами? Но простите, ваше происхождение не позволит вам составить партию с такой девушкой, какое бы воспитание вы не получили.
  - Я никогда такого не говорил. Если вы и слышали от кого-нибудь подобное, то уверяю вас, что всё это придумали злые языки, которые меня недолюбливают.
  - Почему же вас недолюбливают, как вы думаете? - задала Луиза наболевший вопрос, отойдя от основной канвы разговора.
  - Потому что некоторые считают, что я от жизни получил, может быть, больше привилегий, чем того заслуживаю.
  - Да, мне рассказали, кем была ваша матушка.
  - Милорд рассказывал вам о моей матери? - сузил глаза молодой человек.
  - Нет, мой муж никогда бы не позволил при мне говорить о ней. Я всё узнала от прислуги...
  - Ну разумеется. Кэт - первая болтушка королевства, - досадливо произнёс Дэвид.
  - Вы к ней несправедливы. Это я настояла. Кэт - очень хорошая девушка и она вас так любит. Я уверена, что она была бы вам прекрасной женой. И потому мне очень обидно и непонятно, почему вы отвергаете её чувства.
  - Да разве можно объяснить, почему человек кого-то любит, а кого-то нет. Это чувства. Несколько дней назад... - тут Дэвид замялся в нерешительности. - Не знаю, вправе ли я говорить об этом, но мне хотелось бы, чтобы вы меня поняли. В общем, несколько дней назад я столкнулся с Кэти в конюшне. Она пришла посмотреть на лошадей, к которым меня так ревнует. Я не ожидал, что она придёт (обычно она к конюшне и близко не подходит), был жаркий день, и поэтому я был раздет по пояс. Я как раз в это время занимался вашим жеребцом и стоял к Кэти спиной, не видя её. И вдруг она подошла ко мне и обняла меня, крепко прижавшись. Но моё тело не отозвалось на эти объятья, я ничего не почувствовал. Понимаете? Может быть, всё дело в том, что я знаю её с детства. Она мне как сестра, и я не могу воспринимать её как женщину. На самом деле я люблю её, но как брат любит свою сестру, не более.
  - Кэти будет досадно это слышать, - посочувствовала Луиза своей горничной. - Но не могли бы вы быть с ней хоть немножко поласковее? Она очень страдает от вашего равнодушия к ней.
  - Но неужели вы не понимаете, что если я буду с ней чуть более ласков, то она тут же вообразит себе невесть что? Она решит, что я в неё влюблён, и тогда я вообще и шагу не смогу ступить, не преследуемый ею.
  Но Луизе показались неубедительными доводы молодого человека, что раз он знает Кэти с самого детства, то способен воспринимать её лишь как сестру. Ведь Кэти тоже знала Дэвида с детства, но это вовсе не помешало ей воспылать к нему чувствами. И Луиза решила, что секретарь просто слишком высокого о себе мнения и считает, что достоин большего, чем простушка Кэт. Хоть он и отрицает, что желает видеть своей женой девушку более высокого происхождения, чем служанка, но всё-таки понимает, что, наверное, может рассчитывать и на большее, раз сама дочка благородного джентльмена некогда потеряла от него голову. Или, может, он просто не способен никого любить, кроме самого себя.
  - И всё-таки, какой вы видите свою жену? - спросила Луиза. - Ведь когда-нибудь в будущем вы намереваетесь обзавестись семьёй?
  - Я могу сколько угодно рассуждать о том, какие девушки мне по вкусу, и тем не менее влюбиться в совершенно противоположное тому образу.
  - А вам доводилось влюбляться когда-нибудь?
  - Не знаю, можно ли это назвать любовью: мне было тогда всего девять лет. Я жил ещё в деревне и мне нравилась моя соседка из дома напротив, маленькая девочка, моя ровесница. Не знаю, что в ней было такого. Она была обыкновенной крестьянской девчонкой, из-под чепца которой выбивались русые волосы. Но мне нравилось следить за ней из окна, как она играет во дворе со своими братьями. Мне нравилось видеть её нарядной, когда мать принаряжала её в воскресный день, чтобы пойти в церковь. И мне тоже хотелось пойти вместе с ней. Но моя мать была католичкой, и сам я крещён в католической вере, и потому мы в церковь никогда не ходили. А потом я стал жить в Брайтвуд-холле и поначалу очень скучал по той девочке. Несколько раз я даже бегал в деревню, для того, чтобы пройтись по той самой улице, где она жила. Проходя мимо её дома, я украдкой заглядывал через ограду во двор, надеясь, что она там играет. Но даже если я и заставал там её, то она не замечала меня. Никогда я от неё не слышал в свой адрес ничего, кроме слова "привет". А если же она и бросала на меня взгляд, то он всегда был какой-то испуганный. Всё дело было в том, что моя мать была иностранкой, католичкой, к тому же жившей в грехе. Поэтому от нас все старались держаться подальше. Однако время шло, я всё реже бегал в деревню и стал забывать эту девочку. А потом и вовсе забыл. Когда несколько лет спустя я случайно столкнулся с ней на каком-то деревенском празднике, с повзрослевшей, изменившейся, я вдруг удивился тому, что она мне когда-то нравилась. Теперь она была для меня чужим человеком. Вот и сами считайте, была ли это любовь. Наверное, просто тогда мне хотелось, чтобы хоть кто-то относился ко мне по-другому, чем все остальные, и мне думалась, что у этой девочки доброе сердце и она сможет полюбить меня.
  - И что же, с тех пор вы больше не влюблялись?
  - Нет, - ответил Дэвид.
  - И неужели же у Кэти нет никаких шансов? Может, если бы она вела себя как-то по-иному, была более образованной...
  - Не думаю, - уверенно закачал головой молодой человек.
  - И всё же мне кажется несправедливым, что двое молодых людей, которые могли бы быть счастливы друг с другом, не вместе.
  - Вы думаете, что так легко полюбить?! А вы сами любили когда-нибудь? - спросил Дэвид.
  - Я? - немного опешила Луиза от неожиданного вопроса в свою сторону.
  - Простите, наверно, я не вправе задавать вам подобный вопрос, - сказал молодой человек, заметив замешательство девушки. - Но сегодня я был откровенен с вами, и поэтому, думаю, что вправе рассчитывать на то, что вы отплатите мне тем же.
  - Да, конечно, я оценила вашу откровенность и благодарю вас за неё. Конечно, я понимаю, почему вы задали мне этот вопрос, - говорила Луиза, невольно отведя взгляд в сторону. - Вы хотите знать, люблю ли я своего мужа. Но было бы обманом с моей стороны, если бы я ответила "да". Наверняка вы знаете мою историю, и притворяться нет никакого смысла. Я вышла замуж не по любви. И не могу сказать, что была когда-либо влюблена. Но поверьте, я очень, очень хотела любить своего будущего мужа и никогда не думала о выгоде. Но, увы, моя участь решилась по-другому.
  - Но ведь вам всего семнадцать лет, - возразил Дэвид. - Стоило ли так спешить? С какой лёгкостью вы променяли возможность жить счастливо в браке на выгоду, когда, подожди вы ещё пару лет, возможно, вы встретили бы того, кого смогли бы полюбить! Но вместо этого вы приняли предложение человека, который старше вас на сорок лет, годящегося вам в отцы, и которого вы совершенно не любите.
  - В том-то и дело, мистер Дэвид, что ждать было уже нельзя. У меня не было такой роскоши, как возможность ждать и выбирать. Наши долги были так велики, что ещё немного и мою матушку упекли бы в Ньюгейтскую тюрьму. А те самые молодые люди, которых я, возможно, и могла бы полюбить, не желали обременять себя женитьбой с таким "приданым", которое значительно уменьшил бы их собственное состояние. Одно могу сказать: моя совесть чиста, - приложила девушка руку к своему сердцу, - потому что, когда я принимала предложение лорда Рэндольфа, я не предавала своих чувств к какому-либо молодому человеку. И видит Бог, я старалась полюбить своего мужа, но, увы, этого не случилось. Да, наверное, вы правы, полюбить кого-то не так уж и просто. Но уверяю вас, я отношусь к своему мужу со всем уважением и никогда не сделаю того, что заставило бы его краснеть за меня.
  - И вы искренне полагаете, что ему этого достаточно? Какая причина ему жениться на вас, если вы, как сами только что сказали, ничего не могли предложить за себя, кроме долгов. Лорду Рэндольфу не нужны ваши уважение и благочестие, не за этим он женился на вас.
  - Вы хотите уверить меня, что мой муж меня любит? Но что вы скажите, если я отвечу на это, что не вижу тому доказательств.
  - Я могу вас заверить в этом, леди Луиза, - уверенно проговорил молодой человек.
  Эти слова задели девушку. Она так долго пыталась убедить саму себя, что лорд Рэндольф её не любит, чтобы успокоить свою совесть. И сейчас ей было неприятно слышать обвинения в том, что она холодна к мужу, когда он вовсе того не заслуживает. Ей хотелось возразить, чтобы оправдать себя. И, подумав немного, она сказала:
  - Когда я принимала предложение руки и сердца, меня уверили, что Брайтвуд-холлу нужен наследник - вот почему лорд Рэндольфа решил жениться на мне.
  - И вы пошли на эту сделку: родить вдовцу наследника взамен на вечную беззаботную жизнь в довольстве и покое.
  Луиза слушала Дэвида и ей казалось, что она слышит Джереми Уормишема. Разными словами, но говорили они об одном и том же.
  - Да, мистер Дэвид, наверное, вы правы, - произнесла девушка поникшим голосом. - Я совершила ошибку, выйдя замуж за лорда Рэндольфа. Но ведь переменить уже ничего нельзя. Я его жена и останусь ею, и всем придётся с этим смириться. И я покривлю душой, если скажу, что я жалею о своём замужестве, как сожалеете об этом вы. Здесь я счастлива, потому что после долгих одиннадцати лет тягот я наконец обрела покой и мне больше не нужно тревожиться за завтрашний день. Лорд Рэндольф - этот тот муж, о котором может мечтать любая женщина; Брайтвуд-холл - этот тот дом, в котором желал бы жить каждый. Наверное, я эгоистична, и заслужила пользоваться благами Брайтвуд-холла ещё в меньшей степени, чем вы. Но скажите мне честно, много ли вы знаете девушек, которые согласились бы легко пожертвовать всем этим ради искренних чувств, но при этом оставаясь в бедности.
  - Я верю, что есть такие. Но вы правы в том, что большинство поступило бы точно так же, как и вы.
  - А вы, как поступили бы вы? - внимательно посмотрела девушка на Дэвида. - Готовы ли вы распрощаться с Брайтвуд-холлом ради того, чтобы жить с женой из бедной семьи в какой-нибудь деревни и жить свои трудом?
  - Не сомневайтесь, если я пойму, что эта та девушка, с которой я готов провести всю свою жизнь бок о бок, разделяя с ней все её горести и радости, то, если в том будет необходимость, я покину Брайтвуд-холл.
  Но Луиза с сомнением смотрела на Дэвида. Ей верилось с трудом, что этот избалованный, холёный юноша, привыкший жить в своё удовольствие, с такой лёгкостью откажется от всего этого. Молодой человек видел, что девушка не верит ему, но не стал пытаться переубедить её в обратном. Он лишь отвернулся от неё и, поджав губы, принялся смотреть на озеро. Наступила долгая пауза, в которой каждый, должно быть, чувствовал себя неловко. Неловкость же была из-за того, что они перешли ту грань откровенности, которую могли бы себе позволить в разговоре между собой жена лорда и секретарь. И сейчас каждый жалел о том, что в пылу спора, позволил сказать слишком многое.
  Тем временем застоявшиеся лошади, которым хотелось, чтобы их отпустили пастись, принялись недовольно мотать головами, дергая поводьями.
  - Я думаю, что пора вернуться домой, - сказала Луиза, вставая со ствола ивы, и, не глядя на Дэвида, она самостоятельно взобралась на Муската.
  Больше они не проронили ни слова до самого дома.
  
  Ах, как же не хотелось Луизе огорчать Кэти. Девушка не представляла, как она передаст горничной слова Дэвида о том, что он относится к ней лишь как к сестре и других чувств испытывать не способен, ведь Кэти, услышав это, наверняка, расплачется. Поэтому Луиза не спешила передавать ей суть своей беседы с секретарём. Она принялась размышлять о том, как ей помочь горничной и возможно ли изменить хоть что-то. Цепляясь за любую соломинку, девушке подумалось, что если бы всё же Кэти вела себя как-то по-другому, более сдержанно и с большим достоинством, то у неё было бы больше шансов. В конце концов сердце Дэвида было свободно, у него не было особых предпочтений во вкусах, и он просто ждал, когда к нему придёт это чувство влюблённости, но это чувство могло когда-нибудь пробудиться у него и к Кэти. Просто служанке следовало объяснить, как ей вести себя с молодыми людьми, преподать ей пару уроков этикета и посоветовать читать ей больше умных книг. Когда Дэвид увидит, что девушка способна меняться ради него, то, безусловно, оценит это.
  Но и Дэвида тоже следовало опустить с небес на землю. Замечтавшись о каком-то непостижимом идеале, он рисковал остаться в одиночестве. И достойнее, чем Кэти, ему будет трудно найти. Поэтому было бы не плохо, если кто-нибудь объяснил бы ему это. И раз единственным человеком, который обладал для него авторитетом, был её муж, то Луиза решила поговорить с ним. Может быть, молодой человек прислушается к нему, к его жизненному опыту.
  На следующий день утром девушка отправилась в кабинет лорда Рэндольфа, где и застала его за чтением газет. Луиза начала издалека, а именно с того, что принялась нахваливать свою горничную, какая она добрая и исполнительная. И так как теперь та - девушка на выданье, то достойна самого лучшего жениха. Но вот беда - влюбилась служанка без взаимности и теперь страдает, бедняжка.
  - Я думаю, вы догадываетесь, кто причина её вздохов? - наконец спросила Луиза.
  Но к её удивлению, лорд Рэндольф пожал плечами, хотя девушка полагала, что о чувствах Кэти к секретарю знают в доме все, ведь служанка и не пыталась скрывать этого.
  - Дорогая, но откуда мне знать? Ведь горничная тебе поверяет все свои девичьи тайны, а не мне.
  Ответ мужа оказался настолько неожиданным, что Луиза воскликнула:
  - Но ведь это же ваш секретарь, Дэвид! Неужели вы не догадывались?
  - Дэйв?! Я никогда не слышал от него об этом. А что, разве он влюблён в горничную? - спросил мужчина, нахмурившись.
  - В том то и дело, что нет! Оттого Кэти и страдает.
  - Это всё девичьи капризы! - беззаботно произнёс лорд Рэндольф. - Может быть, она немного и увлечена им, но кому из нас не случалось в молодости быть безответно влюблённым. Со временем это пройдёт.
  - Нет, уверяю вас, чувства Кэти к нему очень серьёзны, она уже давно его любит.
  - Ну хорошо, если ты так близко к сердцу принимаешь переживания своей горничной, то я поговорю с ней.
  - Поговорите с горничной? Но ведь разговаривать надо не с ней, а с Дэвидом!
  - О чём ты хочешь, чтобы я поговорил с Дэйвом? - не понял лорд Рэндольф.
  - О том, что ему стоит присмотреться к Кэти. Я уверена, что они будут счастливы друг с другом!
  - То есть ты хочешь, чтобы Дэйв взял в жёны горничную? - спросил мужчина, снимая со своего носа очки. И потом решительно заявил: - Нет, этому не бывать!
  - Но почему? - опешила Луиза.
  - Потому... потому что Кэти - служанка. Нет, об этом не может быть и речи, чтобы Дэйв женился на ней, - отрицательно покачал головой лорд Рэндольф.
  - Ну так и что же? Разве Дэвид выше её происхождением? Он ведь всего лишь секретарь.
  - Дэйв образованный, хорошо воспитанный молодой человек. Я нанимал для него лучших учителей. И для чего же? Чтобы он женился на служанке?!
  - Боже, ну неужели вы тоже считаете, что какая-нибудь благородная девушка, пусть даже мещанка, позарится на Дэвида, будь у него за плечами даже образование в Оксфорде? - с отчаянием воскликнула Луиза. - Он ведь не дворянин, у него нет ничего, кроме того, что вы ему даёте! С такими убеждениями, уверяю вас, Дэвид рискует остаться на всю жизнь холостяком.
  - Что же, тем лучше, - ничуть не расстроился мужчина. - Он останется при мне, и мне не нужно будет хлопотать о его свадьбе.
  Ах, вот как, значит, её мужа заботило только то, что Дэвид из-за женитьбы может когда-нибудь покинуть этот дом, а вовсе не устройство его личного счастья.
  - Но ведь если Дэвид и Кэти поженятся, то они могут никуда и не уезжать отсюда, они могут остаться здесь, в Брайтвуд-холле, - решила применить девушка последнюю хитрость.
  - Нет, Луиза, о том, чтобы Дэйв женился на Кэти не может быть и речи, - твёрдо заявил лорд Рэндольф. - Ни на Кэти, ни на какой другой служанке он не женится, никогда, я сам этого не допущу. И я больше не желаю слышать подобных разговоров, - отрезал мужчина, снова водрузив на свой нос очки.
  Луиза покинула комнату в расстройстве чувств: если сам лорд Рэндольф был против женитьбы его секретаря на служанке, то Кэти больше уже ничто не могло помочь. Возможно, что и Дэвид, чувствуя это, не позволял себе влюбляться в Кэти, да и вообще в какого бы то ни было. Было ясно, что её муж будет держать при себе Дэвида столько долго, сколько это будет возможно. Он не мог ни жить, ни дышать без своего секретаря. Молодому человеку грозило одиночество подле её мужа; однако, похоже, что самого Дэвида это не очень-то и расстраивало.
  Но ещё больше Луизу удивило то, что её муж, которого она до этого считала добрым и мягким человеком, вдруг проявил такую непоколебимую твёрдость, когда речь зашла о Дэвиде.
  
  После полудня с визитом в Брайтвуд-холл пожаловала миссис Эмили Бьютихилл. Молодые женщины расположились за столиком на лужайке в парке и неторопливо пили чай с черничным пирогом. Миссис Эмили, расспросив хозяйку дома о её новой жизни в замужестве, после принялась делиться новостями о соседях, которые она узнала за последнее время. Но Луиза слушала её в пол уха: какое ей дело было до соседей, с которыми она едва была знакома, и чьи радости и переживания её мало волновали, тогда, когда её служанка Кэти была ей гораздо ближе и чьи страдания от неразделённой любви действительно заставляли переживать её. Луиза так и не смогла решиться передать ей свой разговор с Дэвидом и ей приходилось обманывать служанку, говоря ей, что у неё никак не находится подходящего повода заговорить с ним о его чувствах к ней.
  Спустя какое-то время Эмили Бьютихилл наконец заметила, что собеседница почти не слушает её и отвечает что-то невпопад. Поставив свою чашку на блюдечко, она наклонилась к девушке и спросила:
  - Луиза, что с вами? Мне кажется, что вы чем-то сильно обеспокоены. Вы меня совсем не слушаете.
  - Ах, простите, - извинилась девушка. - Всё дело в моей горничной. У меня просто сердце разрывается, когда я думаю о ней. Бедняжка, влюбилась в одного молодого человека, но тот равнодушен к ней. Кэти же всё питает надежду, что когда-нибудь он ответит ей взаимностью. Но я говорила с ним, и он меня твёрдо заверил, что никогда не сможет полюбить её. И теперь я не знаю, как мне сказать ей об этом, о том, что все её надежды напрасны, ведь это её сильно расстроит.
  - Ах, Луиза, дорогая, я думаю, вам не стоит переживать из-за этой молоденькой девушки. Это её первая любовь, и в её возрасте чувства всегда так сильны, что кажется, если ты не будешь с предметом своего обожания вместе, то умрёшь. Но, уверяю вас, пройдёт время, она успокоится, чувства пройдут, и после она будет только с удивлением вспоминать о своих страданиях и не понимать, как же её угораздило в него влюбиться.
  - Вы думаете, что её чувства пройдут? - с сомнением спросила Луиза.
  - Конечно. Тем более, как вы говорите, он её не любит. Поверьте, скоро в ней зародятся чувства совсем иного рода - обида, уязвлённость собственного самолюбия, и она начнёт ненавидеть его.
  Но Луиза всё же засомневалась в словах молодой женщины: ей казалось невероятным, что Кэти сможет когда-нибудь возненавидеть Дэвида.
  - Луиза, - и миссис Эмили дружески положила свою руку на руку девушки, - вам не следует так переживать из-за вашей горничной, потому что заниматься личной жизнью слуг это - моветон, как говорят у вас на родине. Это недостойно леди.
  - Но я не могу иначе. Я уже так успела полюбить Кэти, что она мне почти как сестра, - попыталась оправдаться Луиза.
  - Боже, ну что вы говорите! Служанка вам - сестра! Что за чушь! Вы леди Уилдсорд, вам не пристало панибратствовать со слугами, - наставительно говорила молодая женщина. - Ваша служанка должна разбираться в своих чувствах сама, без вас, а вам же до этого не должно быть никакого дела. Или уж, по крайней мере, вы должны делать вид, что нет дела. Иначе в скором времени, поверьте мне, прислуга перестанет относиться к вам с должным уважением. Это никогда ни к чему хорошему не приводило. Я имею в виду те случаи, когда господа настолько привязываются к слугам, что считают их чуть ли ни членами своей семьи, и тогда те просто садятся им на шею. Впрочем, один пример уже есть перед вашими же глазами. Я имею в виду секретаря вашего мужа, этого мальчишку Флориани, так ловко воспользовавшегося предоставленным ему судьбой случаем и втёршегося в доверие вашего мужа. Я думаю, что вы уже заметили, насколько сильно ваш муж привязан к этому молодому человеку.
  То, что особое отношение её мужа к секретарю, оказывается, было очевидно и для посторонних людей, смутило Луизу. И, желая оправдать супруга, она сказала:
  - Но ведь для вас, Эмили, наверняка не является секретом, что тому причина. Думаю, вы знаете, кем была его мать.
  - Да, я слышала о ней от своего мужа. Он видел её, будучи ещё мальчиком, - с неохотой призналась молодая женщина: ей вовсе не хотелось обсуждать эту ловкую нищенку-авантюристку, каковой она её считала, и из-за которой лорд Уилдсорд не желал двадцать лет связывать себя узами брака с какой-либо другой женщиной.
  - Говорят, что мистер Флориани очень похож на неё. Впрочем, я и сама смогла в этом убедиться, я видела её портрет. Она была очень красивой.
  - Луиза, вам не стоит ревновать к этой женщине, ведь она давно уже тлеет в могиле. Что касается красоты, то не думаю, что вы хоть в чём-то уступаете этой итальянке. Я уверена, что лорд Рэндольф любит вас ничуть не меньше. Привязанности же вашего мужа к этому мальчишке вам пора положить конец. Вы должны показать этому прохвосту, что истинными хозяевами дома являетесь вы и ваш муж, а Флориани - всего лишь секретарь, он должен знать своё место.
  Но Луизе, конечно, казалось невероятным, что она сможет когда-нибудь на равных тягаться с Дэвидом за влияние на своего мужа. Вот если бы лорд Рэндольф действительно любил бы её так, как в этом все пытаются её уверить.
  - В том-то всё и дело, что у меня нет уверенности, что мой муж так сильно меня любит, - разоткровенничалась Луиза.
  - Почему вы так решили? - с деланной беззаботностью спросила миссис Эмили.
  - Просто я этого не вижу. Вы, конечно, опытнее меня, так подскажите, как можно определить, что мужчина влюблён в женщину.
  - Мне, конечно, немного странно слышать такое от вас. Когда мужчина влюблён, мне кажется, что любая женщина всегда чувствует это своим сердцем. Впрочем, я могу объяснить это вашей молодостью и неопытностью. Поэтому постараюсь указать вам на эти признаки. Во-первых, взгляд. Взгляд мужчины на женщину. Влюблённый мужчина смотрит на предмет своего обожания так, словно та - ангел чистой красоты, глаза не мигают, полны особого блеска и устремлены только на неё; он никого не замечает вокруг, кроме неё. Мужчина стремится быть с ней каждую минуту, при любом удобном случае старается прикоснуться к ней. Он готов выполнить любую её просьбу немедленно, даже ту, которую, если бы она исходила бы от другой женщины, он признал бы нелепой.
  Луиза призадумалась. Подобный взгляд своего мужа, обращённый на неё, она видела, пожалуй, только в первый день их знакомства на балу. Что касается "быть с ней каждую минуту, при любом удобном случае старается прикоснуться к ней", - нет, эти слова были не про её мужа. Со своим секретарём он проводит гораздо больше времени, чем с ней. Нет, лорд Рэндольф не любит её. И миссис Эмили прочитала всё это по грустному взгляду Луизы.
  - Но, милочка, вам не стоит забывать, сколько лет вашему мужу, - приободряюще сказала она. - В таком возрасте от мужчины не стоит ожидать юношеского пыла, но это вовсе не значит, что он вас не любит. Его истинное отношение к вам, насколько он вас ценит, вы поймёте, когда родите ему ребёнка. А с этим вам не стоит медлить: чем быстрее у Брайтвуд-холла появится наследник, тем лучше будет для всех. Впрочем, может, мои слова уже напрасны, возможно, вы уже носите в чреве маленького будущего лорда Уилдсорда, - улыбнулась миссис Эмили.
  - Маленького лорда? - неосознанно спросила Луиза, сразу и не поняв, о чём ей толкует миссис Эмили, ведь это так мало относилось к ней.
  - Ну да, сына лорда Уилдсорда. Сколько времени уже прошло после вашей свадьбы - три недели? Конечно, это очень малый срок. Но бывает, получается и с первых дней. Вы случайно не замечали у себя признаков беременности?
  Нет, конечно же, Луиза не замечала у себя никаких признаков, потому что это было невозможно. Ведь её муж так ни разу и не посетил её спальни. И всё же из любопытства она спросила, немного смутившись:
  - А каковы эти признаки?
  - На второй неделе некоторые женщины испытывают тошноту, словно бы съели подпорченную рыбу. А после исчезают те явления, которые случаются у женщины каждый месяц.
  Луиза отрицательно закачала головой: никаких признаков беременности у неё, разумеется, нет, и, вероятно, никогда не будет. От Эмили, конечно же, не ускользнул и этот опечаленный взгляд девушки.
  - Луиза, я надеюсь, что вы не находитесь всё ещё в убеждении, что детей находят в капусте или их приносит аист.
  Девушка вновь мотнула головой, и её щёки заалели ещё сильней. Но не оттого, что она познала эту тайну, как могла бы подумать Эмили, а оттого, что как раз она узнала это не от своего мужа, а догадалась сама путём размышлений.
  - Итак, значит, проблема состоит только в том, что ваш муж уделяет вам мало внимания, - подытожила миссис Бьютихилл. - Позвольте дать вам совет. Совет женщины, у которой есть немного больший опыт супружеской жизни, чем у вас. Если вы и вправду хотите родить наследника... Вы ведь хотите?
  И миссис Эмили вопрошающе взглянула на свою собеседницу. Луиза неуверенно, но всё же утвердительно кивнула, потому что дать другой ответ она не осмелилась бы.
  - В таком случае, вам нужно добиться того, чтобы муж уделял вам внимания гораздо чаще. Сделать это, поверьте, совсем нетрудно. Нужно лишь дать знать ему, что вы этого жаждите. Во-первых, опять же взгляд. Он должен быть таинственный, интригующий и призывающий одновременно, с томностью и поволокой. Если же муж не замечает его, то вы изображаете тоску и огорчение и бесконечно вздыхаете. Потом - наряд. Носите платья, максимально подчёркивающие достоинства вашей фигуры, из полупрозрачных тканей, и не вздумайте надевать корсет. Да, да, перед мужем вы имеете право появляться и в таком виде. И почаще заводите с ним разговор о детях. Хотя бы о моём Альфреде. Рассказывайте ему о том, в каком вы восторге от моего сына, какой он милый, как вы хотите, чтобы и у вас в скором времени появился такой же. И вот увидите, через девять месяцев у вас самой появится такой же ангелочек, как мой Фредди.
  
  Действительно, казалось бы, что может быть легче, чем соблазнить собственного мужа? И, вероятно, Луизе не составило бы особого труда сделать это. Но так ли уж ей хотелось этого на самом деле? Ведь девушку вполне устраивали нынешние отношения её с мужем и она предпочла бы, чтобы всё оставалось так и в дальнейшем. Однако слова миссис Эмили Бьютихилл породили в Луизе азарт. Действительно, а что было бы, если бы вдруг она явилась в соблазнительном наряде перед лордом Рэндольфом и стала бы бросать на него те самые взгляды, о которых ей говорила её подруга? Неужели его спокойный и даже равнодушный взгляд мигом бы переменился и в его глазах зажглось бы вожделение?
  И потом, чем больше времени проходило со дня её венчания и чем больше ей твердили, что она должна, нет, просто обязана родить наследника Брайтвуд-холлу, тем чаще Луиза стала задумываться об этом. Она даже начинала испытывать некое чувство вины, что не оправдывала всеобщих надежд, словно бы её взяли в жёны авансом, а она всех обманула. Впрочем, что она могла поделать, когда её муж сам не предпринимает никаких попыток, чтобы ускорить это событие. Причину этому Луиза видела в Дэвиде. Вероятно, лорд Рэндольф почувствовал ревность своего секретаря и то, что тот после женитьбы своего патрона стал чувствовать себя в этом доме очень уязвимо. И девушке на миг представилось выражение лица молодого человека, когда он узнал бы, что она носит под сердцем ребёнка - его самого опасного соперника. Только ради этого ей стоило пойти на этот эксперимент.
  Впрочем, Луиза знала, она чувствовала, что рано или поздно она сама захочет родить этого ребёнка. Ведь в конце концов, если в течение года она не забеременеет, то вскоре поползут слухи о её бесплодности, или, хуже того, о не способности её мужа в силу его возраста исполнять свой супружеский долг. И, разумеется, что больше всех по этому поводу будет злорадствовать Джереми Уормишем. А девушке вовсе не хотелось доставлять ему такого удовольствия.
  И она стала думать о том, что могла бы и потерпеть несколько ночей, проведя их в постели рядом с мужем ради того, чтобы зачать ребёнка. Тем более, что лорд Рэндольф уже не был ей настолько уж чужим человеком, как в первые дни после замужества. Луиза уже привыкла к нему, и она была уверена, что теперь его ласки не будут ей столь уж противны.
  Но больше всего Луизе всё же хотелось узнать, какова сила её женского обаяния. Поэтому вечером перед сном она подошла к гардеробу и, раскрыв его створки, принялась перебирать свои платья. Когда её взгляд упал на платье цвета слоновой кости из полупрозрачной кисеи с глубоким декольте и кружевной вставкой, то Луиза решила, что уж в нём она не оставит своего мужа равнодушным. И девушка решила появиться в нём завтрашним утром к завтраку.
  
  На следующий день Луиза, наряжаясь к завтраку, одела то самое платье, перед которым остановила свой выбор накануне. Правда, надеть его на голое тело, как советовала ей Эмили Бьютихилл, она всё же не решилась, и потому надела его вместе с полупрозрачной сорочкой. Впрочем, это было всё равно что надеть его на голое тело, так как сквозь тончайшую ткань кисеи были видны все очертания её тела. К тому же Луиза повелела Кэти сделать ей причёску как можно тщательней, оставив на выпуск несколько завитков, обрамлявших виски и шею. Потом она надела на руки пару золотых браслетов. Однако, потом решив, что для завтрака явиться в таком виде, это уж чересчур, Луиза всё же сняла их.
  Затем, в последний раз взглянув на себя в зеркало, всё ли в ней идеально, Луиза отправилась в комнату для завтрака. Однако, прежде чем войти туда, девушка на несколько мгновений остановилась перед дверью: ею вдруг овладело непонятное волнение, словно она должна была впервые показаться перед своим мужем. Но, собравшись с духом, Луиза толкнула дверь.
  Лорд Рэндольф, сидевший за столом, встал, увидев вошедшую жену, и уже с привычной улыбкой поприветствовал её, пожелав доброго утра. Затем он всё так же, как обычно, принялся расспрашивать, как ей спалось и задавал другие вопросы, которые задавал ей каждый день. Луиза внимательно следила за выражением лица мужа, но не замечала на нём никаких перемен. Всё было как всегда; ни обожания, ни восхищения, ни тем более вожделения в его взгляде, когда он смотрел на неё, Луиза не увидела. Отчего? Может, из-за того, что зрение мужчины с возрастом ухудшилось и он просто не замечал, что на его жене одет столь откровенный наряд. Или Джереми Уормишем всё же прав, подозревая лорда Рэндольфа в том, что как мужчина он уже ни на что не годен?
  И тут Луиза обронила случайный взгляд на Дэвида Флориани, и увидела, что как раз он-то разглядывает её с расширенными от удивления глазами. Молодой человек совершенно беззастенчиво рассматривал её полуоголённое тело. Потом Луизе показалось, что в его взгляде проскользнула усмешка, и девушка была почти уверена, что Дэвид догадывается о причине, по которой она предстала сегодня за завтраком перед ними в таком виде, то есть предприняла попытку соблазнить своего собственного мужа. И как только Луиза подумала об этом, то тут же почувствовала ужасную неловкость: она готова была провалиться сквозь землю. О боже, ну зачем она послушалась свою подругу Эмили и, вырядившись в это платье, явилась в нём перед мужем и его секретарём! И как она могла, одеваясь утром в этот воздушный наряд, совсем позабыть о Дэвиде, который тоже неизбежно должен был увидеть её в таком виде!
  Осознание того, что секретарь догадался о её намерении, было унизительно для девушки, и ей хотелось покинуть комнату для завтрака как можно скорее, сейчас же, немедленно. Но сразу сделать этого, разумеется, Луиза не могла, ведь для этого нужна была причина. Не смея больше поднять глаз ни на молодого человека, ни на мужа, девушка сидела с приклеенным взглядом к своей чашке с чаем, не способная проглотить и кусочка. Прижав согнутые локти к телу, словно за ними она пыталась скрыть его, Луиза старалась справиться с волнением и взять себя в руки. Но всё было тщетно.
  Лорд Рэндольф, принявшийся было обсуждать с Дэвидом предстоящие на день дела, вскоре всё же заметил, что с его женой творится что-то неладное и поинтересовался у неё, всё ли в порядке. Сначала Луиза замялась, не зная, что ответить, но потом всё же выдавила из себя, что чувствует себя не очень хорошо - болит голова. По лицу лорда Рэндольфа проскользнуло удивление. И девушка поняла, что, вероятно, её утренний наряд весьма не вяжется с головной болью. Мужчина зачем-то взглянул на Дэвида, словно ожидая, что тот сможет что-то пояснить, однако и его лицо также выражало недоумение.
  - Луиза, если тебе нездоровится, то, может, лучше тебе пойти прилечь? - предложил лорд Рэндольф.
  - Да, я так и сделаю, - пролепетала девушка, неловко вставая из-за стола.
  И Луиза поспешно покинула комнату, потому что чувствовала, что щёки её начинают покрываться пунцовым румянцем. Когда же дверь за ней закрылась, девушка, проделав несколько шагов, остановилась в коридоре, прижавшись спиной к стене, и дотронулась пальцами до своих щёк. Ей показалось, что они просто пылали огнём. Боже, какой позор! Нет, никогда, никогда больше она не повторит этот эксперимент! Пусть её муж продолжает смотреть на неё равнодушным взглядом, пусть кто угодно шепчется у неё за спиной о том, что она не способна зачать ребёнка, пусть злорадствует Джереми Уормишем, но так выставлять себя на посмешище она больше не станет. Для неё должно быть важно лишь мнение её мужа, и раз он решил, что у них должны быть чистые, невинные отношения, то так тому и быть, тем более, что саму Луизу это вполне устраивало. Нет, быстрей, быстрей переодеваться. Девушке хотелось поскорее снять с себя это платье, так опозорившее её. И она больше никогда не наденет его, если только сам лорд Рэндольф не попросит её когда-нибудь об этом.
  Вернувшись в свою комнату, Луиза стала поспешно, порывистыми движениями освобождаться от своего платья. Девушка не стала звать Кэти, чтобы та помогла ей, так как Луизе не хотелось, чтобы горничная видела её в таком смятении, ведь ей тогда пришлось бы непременно объяснять причину. Сняв с себя платье и сорочку, чтобы переодеться в более плотную из батиста, Луиза направилась к гардеробу и вдруг случайно поймала отражение своего обнажённого тела в зеркале. Луиза остановилась и принялась рассматривать свою худую фигуру в зеркале, словно бы впервые увидела себя обнажённой. Впрочем, ведь на ней всегда было что-то надето, и раздевалась девушка полностью только тогда, когда принимала ванну, но и там её тело скрывала вода с обильной пеной.
  Итак, Луиза, остановившись перед зеркалом, принялась рассматривать своё тело так, словно оно принадлежало не ей, а какой-то незнакомке. И у этой незнакомой девушки была светлая кожа с несколькими родинками на поясе, тонкая талия, - пожалуй даже, слишком тонкая, - небольшая, но красивой формы грудь и изящная шея. Луиза залюбовалась сама собой. Интересно, если бы сейчас в комнату вошёл её муж и увидел бы её в таком виде, то есть полностью обнажённой, то он по-прежнему остался бы равнодушным к ней? Неужели у него не возникло бы желания приласкать её, поцеловать в губы, шею? И девушка, прикрыв глаза, представила в своём воображении мужа, стоящего перед ней и горящего от желания прикоснуться к её телу. Луиза провела ладонью по своему плоскому животу, затем подняла её до груди, воображая, что её рука - это рука мужа, ласкающая её. Правда, почему-то в воображении девушки лорд Рэндольф был гораздо моложе своих лет и более привлекательным. Потом она и вовсе перестала думать о муже: теперь рядом с ней стоял некий незнакомец, молодой и красивый, и чьи ласки были бы ей приятны.
  Луиза водила подушечками пальцев по своей груди, с удивлением обнаруживая, что та становилась более упругой, сосок же отвердевал прямо на глазах. Никогда ранее он не был таким. Девушка щупала его, перекатывала подушечками пальцев, сжимала его, затем она перешла к другому соску, и тот тоже принялся твердеть. И вдруг Луиза почувствовала, как по низу живота стала разливаться приятная теплота, а тело охватывать истома. И тут девушка решила открыть глаза, чтобы посмотреть, как она выглядит в этот момент, и увидела свою изогнутую фигуру с торчащими сосками, похожими на ягоды земляники. И это испугало её. А если они отвердели навсегда и теперь будут вот так торчать всё время? Ведь тогда ей придётся постоянно носить корсет, чтобы скрывать их. Что же она наделала? Луизу тут же отвернулась от зеркала и поспешила к гардеробу, чтобы наконец одеться, молясь о том, чтобы соски вернулись в прежнее состояние.
  Впрочем, уже спустя несколько минут, у девушки пропал повод для беспокойства, когда всё вернулось в норму.
  
  Вскоре за обеденным столом в Брайтвуд-холле появилась ещё одна новая тема для обсуждения: несколько сук биглей лорда Рэндольфа ощенились, и теперь хозяин дома решал, каких щенков следует оставить, а каких раздать. Приплодом Уилдсордов заинтересовался и Эдвард Уормишем - такой же заядлый охотник, - приславший записку, в которой выражал желание приехать в Брайтвуд-холл, чтобы взглянуть на щенков.
  Луиза, узнав о том, что ожидается визит Уормишема-старшего, решила на всякий случай уточнить:
  - Мистер Эдвард Уормишем приедет один? - с надеждой в голосе спросила она у мужа.
  - Нет, Эдвард написал, что будет вместе с сыновьями. Они тоже пожелали взглянуть на наших щенков.
  Эта новость была неприятной для девушки: ей совершенно не хотелось лишний раз встречаться Джереми Уормишемом, который за их такое недолгое знакомство уже успел оставить о себе очень неприятное впечатление. Луиза даже стала подумывать о том, как бы сделать так, чтобы встречу с Уормишемами ей можно было бы избежать. Но потом девушка успокоилась: в конце концов мужчины приедут смотреть на щенков, и Луиза имела право вообще не выходить к ним.
  Однако её надежде не суждено было сбыться: гости подоспели как раз к пятичасовому чаю. И, разумеется, было немыслимо отправляться им сразу на псарню, не испив чая. И хозяйка дома должна была присутствовать за столом. Вновь сослаться на головную боль и не выйти к гостям у Луизы не хватило духа, ведь совсем недавно она уже прибегала к этой причине. И лорд Рэндольф, серьёзно обеспокоившись здоровьем жены, может вызвать в Брайтвуд-холл доктора. Поэтому Луизе оставалось только надеяться на то, что Джереми Уормишем в присутствии её мужа и своего отца не осмелиться вести себя как-то неподобающе.
  За чаем и вправду Джереми Уормишем вёл себя вполне пристойно. Разговор шёл об охотничьих собаках и самой охоте, и молодой человек с большим знанием дела участвовал в беседе. На Луизу же он едва бросил и пару взглядов. И это успокоило девушку. Возможно, тогда, месяц назад он пережил какое-то минутное увлечение ею, но теперь к нему пришло отрезвление, и он понял, что волочиться за замужней девушкой, которая к тому же совершенно не поощряет его попытки, - напрасный труд.
  После чаепития отправились смотреть щенков. Луиза, разумеется, не собиралась идти вместе с мужчинами на псарню: как бы там ни было, но инстинктивно ей всё же хотелось побыстрее исчезнуть с глаз Джереми Уормишема. Но совершенно неожиданно её стал уговаривать пойти с ними сам лорд Рэндольф: ведь Луизе ещё ни разу не доводилось бывать на псарне и она не видела щенят охотничьих собак, которыми он так гордился. Девушка не посмела отказать мужу, так как понимала, что её отказ может обидеть его. Но, прежде чем согласиться, Луиза всё же бросила мимолётный взгляд на Джереми Уормишема и увидела полное равнодушие на его лице. Казалось, ему было совершенно всё равно, пойдёт ли леди Луиза с ними или нет. И это окончательно успокоило девушку. Раз так, то почему бы ей и не взглянуть на мужнюю гордость?
  Оказалось, что три собаки с разницей в несколько недель принесли помёт из пяти-семи щенков. Сейчас щенкам было по два-три месяца и все они были, бесспорно, очаровательны. Их вынесли на лужайку, и Уормишемы принялись со знанием дела осматривать щенят: заглядывали им в пасть, щупали лапы, проверяли силу спины, заставляли их тявкать для того, чтобы проверить звонкость их голосов, брали на руки и отходили подальше, а затем выпускали на траву, чтобы проверить резвость, с которой те бросятся к матери. Луиза не могла остаться равнодушной к щенкам, которые были такими милыми и смешными, и ласково гладила их по шёрстке, терпя их заигрывания и лёгкие покусывания молочными зубками. Однако вскоре специфический разговор мужчин о собаках утомил девушку и она решила уйти, тем более, что мужчины были настолько увлечены щенками, что, как всегда, позабыли о присутствующей с ними даме. И, воспользовавшись этим, Луиза улизнула.
  Она направилась вглубь парка, но проходя по одной из аллей, вдруг заметила Дэвида, стоявшего под деревом. Который, впрочем, увидев, что его заметили, тут же скрылся. И Луизе почему-то подумалось, что секретарь её мужа не просто так оказался здесь, а он следит за ней. Только вот зачем? Девушке же хотелось спрятаться подальше от чьих-либо глаз и поэтому она зашла в самую дальнюю часть парка, где она могла бы побыть в уединении.
  Некоторое время Луиза бродила среди дубов, иногда вскидывая вверх голову, чтобы рассмотреть птичек, щебетавших на их ветвях. Но вдруг услышала голос, окликающий её:
  - Леди Луиза, наконец-то я вас нашёл. Вот куда вы убежали.
  Девушка вздрогнула, потому что этот голос принадлежал Джереми Уормишему. Она обернулась и досадливо взглянула на молодого человека, потревожившего её одиночество.
  - Вы меня искали? Зачем?
  - Я заметил, что вы ушли, а мне так хотелось побыть в вашем обществе ещё немного.
  - Мне показалось, что щенки вас занимают гораздо больше.
  - Щенки великолепны, но я уже довольно посмотрел их.
  - А мой муж, где он? Он не следует за вами? - с надеждой спросила Луиза, так как ей вовсе не хотелось оставаться наедине с Уормишемом.
  - Зачем ему следовать за мной? Чтобы искать вас? Вашего мужа-то как раз, напротив, собаки интересуют больше, чем его собственная жена. Разве не так? - И, переменив тон на более интимный, молодой человек спросил: - Скажите, с времён брачной ночи сколько раз он посещал вашу спальню?
  Луиза вспыхнула и с возмущением посмотрела на наглеца: как он смеет задавать ей такие вопросы?
  - Вам до этого не должно быть никакого дела, - дрожащим голосом и с упрёком произнесла девушка.
  Уормишем довольно усмехнулся.
  - Значит, так ничего и не переменилось с тех пор. Вы по-прежнему чисты, как Дева Мария. Ах, как это меня возбуждает: быть вашим первым мужчиной, чтобы вы со мной, в моих объятьях вкусили плод греха.
  - Замолчите сейчас же! Как вы смеете такое говорить?! - с возмущением воскликнула Луиза.
  - Да разве я похож на ханжу? Как вы, наверное, заметили, мне не свойственно притворяться святошей. Да и вам я не верю - вашему возмущению. Какая молодая, полная энергии девушка будет довольствоваться скучной, унылой жизнью монашки, на которую обрёк её муж-старик, боящийся дотронуться до своей жены и пальцем? И не надо мне вновь твердить о догмах брака и супружеской верности - это всего лишь глупые правила, придуманные обществом из-за страха быть осуждённым. Всё это ни к чему. Я считаю, если человек влюблён, то никто не имеет права осуждать его за то, что он возжелал кого-то. Ведь когда кто-то осуждает кого-то, то он не более чем завидует, что этот кто-то оказался смелее его в том, на что он сам никак не решится. Вы ещё не знали любви, и потому страх осуждения имеет над вами гораздо большую власть, чем любопытство и желание отдаться запретным для вас чувствам. Но если бы вы хоть немного представляли о том, о чём я вам говорю, я уверен, вы ни минуты не колебались бы, что вам предпочесть. Но вы ещё слишком юны и у вас не было возможности проверить и оценить мои слова в действительности. Как я понимаю, сейчас ни один мужчина не способен пробудить в вас то, что в вашем возрасте уже должно проявляться в полную силу. Но, возможно, вам в этом помогут книги. Читали ли вы "Декамерон", Шодерло де Лакло или маркиза де Сада?
  - Нет, - сделала Луиза отрицательное движение головой.
  - Ну, разумеется, в доме вашей матушки эти книги были под запретом. Поройтесь в библиотеке вашего мужа, уж Боккаччо вы точно найдёте на её полках. Не поленитесь прочесть его. И, возможно, что после знакомства с этой книгой вы поймёте, что то, что вы считаете грехом, на самом деле лишь величайшее наслаждение.
  Тут Уормишем обернулся, так как ему показалось, что под чьими-то ногами зашелестела трава, и посмотрел сквозь стволы деревьев, однако, никого не увидев, он вплотную подошёл к девушке и, наклонившись к ней, сказал:
  - И когда вы прочтёте эти книги, я встречусь с вами вновь. Надеюсь, что к тому времени вы будете уже более благосклонны ко мне, так как станете понимать, о чём я вам сейчас толкую. Я даже уверен, мы найдём с вами общий язык. Только прошу вас, - вкрадчивым тоном произнёс Уормишем, протянув руку к лицу Луизы и коснувшись её подбородка, - не затягивайте с изучением этих книг, чтобы не испытывать долго моего терпения.
  Но когда пальцы молодого человека коснулись лица девушки, она отпрянула от него и сказала, почти умоляя:
  - Прошу вас, оставьте меня в покое. Перестаньте преследовать меня. Испытывайте свои чары на какой-нибудь другой, незамужней девушке.
  Но, похоже, Уормишем вовсе не собирался внимать призыву леди Луизы.
  - Да как вы не понимаете, что я...
  Но молодому человеку не удалось завершить свою фразу, так как его окликнули.
  - Мистер Уормишем!
  Испытывая досаду от того, что ему помешали, молодой человек обернулся. Увидев, что к ним приближается секретарь лорда Уилдсорда, он спросил его с раздражением:
  - В чём дело?
  - Вас ищет ваш отец, мистер Уормишем.
  - Хорошо, передайте, что я сейчас приду. - И затем добавил полушёпотом, обращаясь к девушке: - Леди Луиза, прошу вас не оставлять моих слов без внимания, - и, откланявшись, молодой человек направился в сторону псарни.
  Девушка, смущённая от того, что её застали в такой щекотливой ситуации (да ещё кто - Дэвид Флориани!), стояла, опустив глаза и не смея взглянуть на секретаря своего мужа. Она надеялась, что молодой человек сейчас уйдёт, ведь он явился сюда только ради того, чтобы сообщить Уормишему, что его ищу. Но Дэвид не уходил, напротив, он подошёл к леди Луизе и сказал наставительно:
  - Вы не должны общаться с мистером Джереми Уормишемом, если вам это неприятно.
  - Но что я могу поделать, если он преследует меня повсюду, - попыталась оправдаться девушка.
  - Думаю, вам следует рассказать об этом милорду.
  - Что?! Рассказать об этом моему мужу?! Что сын его лучшего друга предпринимает попытки ухаживать за его женой? Какое же разочарование должно постичь его!
  - Но неужели вы не понимаете, что если вы не дадите ясно понять мистеру Джереми Уормишему, что он вам неприятен и вы не желаете общаться с ним, он продолжит преследовать вас. Он погубил репутацию уже не одной замужней женщины. По крайней мере, вы должны хотя бы пригрозить мистеру Уормишему, что расскажите всё милорду, если тот не оставит вас. Подумайте, что было бы, если бы на моём месте сейчас оказался не я, а лорд Рэндольф!
  - Дэвид, благодарю вас за ваше беспокойство обо мне и моём муже, - признательно произнесла Луиза. - Но прошу вас, ради всего святого, не рассказывайте ничего моему мужу: я не хочу огорчать его.
  - Вы поступаете неверно, - закачал головой Дэвид. А после добавил: - Вам следует уйти отсюда, миледи. Мне пришлось соврать, что мистера Уормишема ищет его отец, на самом деле это не так. Но я увидел, что общение с этим молодым человеком вам неприятно и решил вмешаться. Думаю, что мистер Уормишем вернётся сюда, поняв, что на самом деле отец его не ищет.
  - Да, вы правы, мне лучше вернуться в дом, - согласилась девушка.
  - Позвольте я провожу вас.
  Луиза согласно кивнула и спешными шагами направилась по тропинке к дому. Когда же они подошли к ступеням дома, девушка ещё раз выразила благодарность Дэвиду за то, что тот избавил её от навязчивого общества мистера Уормишема.
  - Я понимаю, что вы это сделали не ради меня. Вы прежде всего думали о моём муже, так как понимали, что подобная сцена была бы ему неприятна. Вы очень преданы ему... И всё-таки я благодарю вас от всего сердца.
  - Я всего лишь поступил так, как должен был поступить.
  Луиза кивнула и скрылась в доме.
  
  Поведение Джереми Уормишема возмущало Луизу и доставляло ей неудобство. Действительно, что было бы, если бы её муж застал её наедине с этим молодым человеком в тот самый момент, когда сын его лучшего друга самым наглым образом домогался её? Нет, нельзя было больше допускать, чтобы у Джереми Уормишема появлялась и впредь такая возможность. Дэвид был прав, она должна пресекать все попытки этого самоуверенного молодого человека заводить с ней подобные разговоры. Ей следует избегать общения с ним, а если по каким-то причинам ей невозможно будет избежать этого, то показывать её полное презрение к нему. Джереми Уормишем должен быть уверен, что она не из тех, кто способен на интрижку с посторонним мужчиной только из-за того, что её муж стар и не уделяет ей внимание. Луиза, несмотря ни на что, собиралась хранить верность своему мужу, хоть и ясно осознавала, на что тем самым обрекает себя: на жизнь без любви. Но, может, это и к лучшему. К чему терзания, сожаления и томление по запретному плоду?
  К тому же в тех книгах, которые Луиза читала, добродетель была главным достоинством девушек. Героини были преданы и терпеливы, и наградой за это им служила любовь. И неужели в каких-то других книгах могли писать по-другому? Какой писатель осмелился бы похвалить героиню за то, что она изменила своему мужу, пойдя на поводу своих страстей и низменных желаний? Тем не менее, по уверению Джереми Уормишема, такие книги существовали.
  И Луизу стало терзать любопытство. Действительно, о чём писалось в этих книгах? Поэтому как-то в один из дней после ланча девушка отправилась в библиотеку, чтобы поискать там "Декамерон" или какие-нибудь другие книги из тех, что называл ей Уормишем. Она прочтёт их и в другой раз, если молодому человеку вздумается обсудить их с ней, поделится с ним своим мнением, которое, девушка была уверена, будет негативным. Луиза была убеждена, что ничего, кроме отвращения, она не испытает, прочитав эти книги.
  Однако, когда Луиза вошла в библиотеку, она увидела там Дэвида, сидевшего за столом и пишущего что-то в тетради. Девушка была уверена, что молодой человек сейчас в конюшне, иначе она никогда не осмелилась бы прийти в библиотеку, зная, что он там, и искать в его присутствии книги, посоветованные ей Джереми Уормишемом. Столкновение с секретарём её мужа оказалось для Луизы настолько неожиданным, что она в замешательстве застыла в дверях.
  - Ох, простите, я, наверное, помешала вам, - принялась извиняться Луиза, хотя, безусловно, как хозяйка дома, она не обязана была делать этого. - Я, пожалуй, загляну попозже.
  Но Дэвид, вставший со стула, как только он увидел вошедшую девушку, тут же принялся убеждать её в том, что она ему совершенно не помешала.
  Наконец сообразив, что по своему статусу она имела полное право посещать библиотеку, когда ей заблагорассудиться, и уж тем более не извиняться перед секретарём своего мужа, Луиза, оправившись от смущения, подошла к стеллажам и принялась пробегать глазами по корешкам книг.
  - Какую книгу вы ищите? - спросил Дэвид, подойдя к девушке. - Я укажу, где она стоит.
  Луиза не посмела напрямую назвать книгу Боккаччо и потому начала издалека:
  - В библиотеке моего мужа наверняка много книг итальянских писателей.
  - Да, милорд был очень озабочен тем, чтобы я, насколько это возможно, был ознакомлен с культурой и литературой моей родины. Вот это полка полностью занята итальянскими авторами.
  Луиза бросила взгляд туда, куда ей указал рукой Дэвид, и увидела красочные фолианты книг, половина из которых была на итальянском языке.
  Девушка принялась читать их названия и наконец натолкнулась на "Декамерон".
  - Наверняка вы прочитали все книги, стоящие на этой полке, - предположила Луиза.
  - Да, это так.
  - И даже "Декамерон" Боккаччо?
  - И его тоже.
  - Но я слышала, что эта книга довольно фривольного содержания.
  - Да. Но прежде всего, эта книга - произведение величайшего итальянского писателя эпохи Возрождения, который описывал время и нравы эпохи, в которую он жил. Понимаете, в те времена Европа вымирала он чумы. Никто не мог поручиться, что он сможет прожить до старости, все жили сегодняшним днём, потому что думать о будущем было бессмысленно. И так как каждый осознавал, что, вероятно, проживёт он мало, то люди старались жить напропалую. Они много ели, много пили и много любили, стараясь в свою короткую жизнь в двадцать-тридцать лет вместить целый век. Европа веселилась, потому что ей не оставалось ничего другого. Все думали, что чуму победить невозможно, и, вероятно, предполагали, что вскоре всё человечество вымрет от этой безжалостной болезни. В те времена Италия и Франция были наводнены подобными книгами фривольного содержания, просто Боккаччо оказался самым талантливым из всех писателей.
  - И вы могли бы порекомендовать её мне? - спросила Луиза.
  - Если вы желаете ознакомиться с образцом литературы Италии эпохи Возрождения, то безусловно. Если вы хотите просто получить удовольствие от чтения, то тоже. Но если вы думаете найти там мораль и строгие правила, то - нет. Тогда, наверное, в некоторых местах эта книга возмутит вас и заставит вас краснеть.
  - Что же, тогда, наверно, мне стоит хорошенько подумать, прежде чем взяться за чтение подобной книги. Может, вы порекомендуете мне что-нибудь другое, - сказала Луиза, пробегая глазами корешки книг: вот - "Неистовый Роланд" Ариосто, вот - "Божественная комедия" Данте, а вот - сонеты Петрарки и Кавальканти.
  - Но я совершенно не знаю ваших вкусов и что вы уже читали.
  - Ах, я читаю всякую ерунду, - ответила Луиза, улыбнувшись. - Дамские любовные романы. Моей любимой книгой до шестнадцати лет была "Кларисса Гарлоу". Я перечитывала её, наверное, раз десять.
  - Матушка позволяла вам читать подобные книги? Или вы читали её по ночам со свечой под одеялом?
  - Не забывайте, что я француженка. Наши матери не столь щепетильны в нашем воспитании, как английские: нам позволяется немного больше, чем остальным. И я предполагаю, что французские мужчины не видят ничего дурного в том, что их невесты оказываются более приспособленными к семейной жизни. И, конечно же, я читала все французские книги, которые моя матушка могла отыскать здесь, в Британии. Нам было сладко любое упоминание о нашей родине. Так же, как и вам, наверное, о вашей. Кэти мне говорила, что вы поклонник Петрарки. И даже читаете ей наизусть его стихи на итальянском.
  - Да, Петрарка - мой любимый поэт, - подтвердил Дэвид с некоторым упоением в голосе.
  - А вы не могли бы прочитать что-нибудь и мне? - попросила Луиза, отходя от стеллажей к окну. - Но непременно на итальянском.
  - Если вы желаете, леди Луиза.
  - Будьте добры.
   Дэвид на некоторое время задумался, копаясь в своей памяти. Наконец его лицо приняло одухотворённое выражение и он, глядя мимо девушки куда-то в окно, принялся читать с большим выражением:
  - Padre del ciel; dopo i perduti giorni...
  И далее молодой человек процитировал всё стихотворение.
  - О чём этот сонет? - спросила Луиза, когда молодой человек закончил. - Хотя я поняла некоторые слова, схожие с французскими.
  - В нём поэт говорит о том, что идёт одиннадцатый год его неразделённой любви к Лауре и страданий. Он считает, что его чувства к ней вводят его в грехопадение и просит Господа избавить его от них.
  - А может, и вы сами сочиняете стихи?
  - Да, пишу, - подтвердил Дэвид.
  - И о чём же? Вы ведь не можете подражать своему любимому поэту Петрарке, так как не способны разделять его эмоций.
  - Я пишу о том, что меня вдохновляет.
  - Вы не могли прочесть мне какой-нибудь ваш стих, но только на английском языке, чтобы я смогла понять, о чём он.
  - Я давно уже не пишу на итальянском. С тех пор, как скончалась моя матушка, я, к своему стыду, стал забывать родной язык. Мне гораздо проще изъясняться на английском.
  - Ну, так я жду от вас стихотворения, - сказала Луиза, удобно усаживаясь в кресло, в котором пару минут назад сидел Дэвид, и приготовившись внимательно слушать.
  Лицо Дэвида опять приняло одухотворённое выражение и он принялся читать:
  
   Нет лучше ничего, чем в полдень в зной,
   Когда Тоскана ноет от жары,
   Когда одной пожухлою травой
   Стада овец довольствоваться должны,
  
   Спуститься к морю. Горною тропой
   Иду я вниз петляющей дорогой,
   Вдыхая воздух свежий и морской,
   Оставленный печалью и тревогой.
  
   Я вижу неба чистую лазурь,
   Я вижу море, ловящее небо,
   И волн пушистых белую глазурь,
   Об камни брега бьющуюся слепо.
  
   Всё ниже путь держу. Скрипит песок.
   И волны-озорницы, набегая,
   Пытаются лизнуть носки сапог.
   А в небе - чаек ненасытных стая.
  
   Кружат они, как зимняя позёмка,
   Горластые, над лодкой рыбака.
   Рыбак кричит на них, да всё без толку -
   Улов расхищен. Жалко бедняка.
  
   Однако, - что за чудо! - вдалеке,
   Как лебедь, медленно и величаво,
   Плывёт корабль в туманном молоке.
   Всё дальше держит путь он от причала.
  
   И как недвижны в небе облака,
   Готов и я застыть здесь на века.
  
  - Вы бывали в Италии? - поинтересовалась Луиза.
  - Да. Когда моя матушка скончалась, милорд посчитал нужным сообщить об этом её семье. И он отправился в Италию, взяв меня с собой, чтобы мои бабушка и дедушка увидели, как я вырос. Но, увы, когда мы навестили их, они не пожелали общаться со мной. Они, фанатичные католики, считали свою дочь страшной грешницей, которая не только была блудницей, но и предательницей, связавшей свою жизнь с англиканином. Они давно отреклись от неё, и с такой же лёгкостью отреклись и от меня, как от сына грешницы, - с горечью проговорил Дэвид.
  - А ваш отец?
  - Мой отец? - спросил молодой человек, словно удивившись, что леди Луиза вспомнила о нём.
  - Да, ваш отец. Вы виделись с ним? Неужели он тоже от вас отрёкся?
  - Ах, он... Нет, я не видел его. Ему нет до меня никакого дела, - равнодушно произнёс секретарь, словно бы то, что его бабушка и дедушка не пожелали признавать его, расстраивало его гораздо сильнее, чем то, что ему не удалось увидеть родного отца.
  Луиза уже пожалела, что заговорила о родных Дэвида. Было очевидно, что ему очень обидно, что родственники не желали признавать его, и девушка задала отвлечённый вопрос:
  - Вероятно, родина вашей матушки произвела на вас очень сильное впечатление, раз вы пишете о ней стихи.
  - Да, Италия необыкновенно красивая страна. И не хватит никаких слов, чтобы смочь описать её, ни её ярких красок, ни сочность фруктов, созревающих под лучами жаркого солнца, ни весёлость характера итальянцев, ни быстроту танца тарантеллы.
  - Но неужели в Британии ничто не радует ваш глаз и не вдохновляет на стихи?
  - Нет, почему же. Но я не смею соревноваться с нашими прославленными поэтами - Купером, Вордсвортом, Саути. Навряд ли лучше, чем они, кто-либо сможет описать гармоничную, умиротворенную природу Британии.
  - Мне кажется, ваши сомнения напрасны. Ваш стих не так уж плох, и я просто уверена, что и местные красоты вы сможете описать ничуть не хуже.
  - Благодарю за похвалу, миледи.
  - Что же, Дэвид, я не смею больше отвлекать вас от вашего занятия, - сказала девушка, поднимаясь с кресла.
  - Но вы так и не выбрали себе книгу.
  - В другой раз как-нибудь, - ответила Луиза.
  Девушка так и не решилась взять "Декамерона" при Дэвиде, но решила, что ей всё же следует обязательно прочесть эту книгу. Но она придёт за ней позже, когда её никто не будет видеть.
  
  В это утро Луиза проснулась в самом лучшем расположении духа: ей приснился хороший сон. В этом сне она танцевала на балу с каким-то мужчиной, лица которого, однако, так и не смогла разглядеть, но понимала, что он всё-таки достаточно молод. Девушка только помнила, что он очень долго подсматривал за ней из-за портьеры, но никак не решался пригласить её на танец, потому что до этого леди Луиза все танцы танцевала только с мужем. Когда же наконец он всё же решился пригласить её, то девушка этому сильно удивилась. Они закружились по залу, и Луиза видела, что повсюду вокруг были расставлены вазы с букетами белых роз, играла какая-то приятная музыка. И молодой человек так быстро вёл её, что у девушки в конце концов закружилась голова, но это заставляло её только смеяться, так как всё это ей казалось забавным.
  Луиза сладко потянулась, приподнялась на подушках и взглянула в сторону окна. Сквозь щель штор пробивался какой-то необычайный, мягкий серовато-золотистый свет. Девушке стало любопытно, отчего он сегодня такой и ей не терпелось выяснить причину. Поэтому она выскользнула из постели, подошла к окну и раздвинула шторы. За окном стоял туман, но не тот густой, покрывающий всё плотным занавесом, а лёгкий, уже рассеивающийся. По крайней мере, Луизе хорошо был виден парк, и только верхушки деревьев, стоявшие в отдалении, кутались в туман.
  Девушка стояла у окна, любуясь безмятежной картиной. Но тут она увидела Дэвида, шедшего к конюшне медленной, расслабленной походкой. "С утра уже спешит к своим лошадям. Всё-таки недаром Кэти ревнует его к ним", - подумала Луиза.
  Отойдя от окна, девушка принялась одеваться. Она накинула на себя лёгкое кисейное платье, затем села за туалетный столик и стала расчесываться. Скрутив волос в узел на затылке, девушка открыла коробочку, в которую складывала на ночь шпильки, и стала пытаться укрепить ими волосы. Но у неё ничего не получалось: шпильки торчали вкривь и вкось, а непослушные пряди волос выбивались наружу. Нет, не получится у неё без помощи Кэти уложить себе волосы. Хоть девушке и не хотелось прерывать своего уединения, так как шлейф приятного утреннего сна, в котором она танцевала с молодым мужчиной, всё ещё преследовал её, и ей не хотелось, чтобы кто-то разрушал его. Но что было делать, без горничной она не справится.
  Девушка поднялась со стула, чтобы позвать к себе Кэти, но тут услышав стук копыт лошади, ехавшей по посыпанной гравием дорожке парка. Больше машинально, чем осознанно, Луиза взглянула в окно и увидела Дэвида верхом на своём караковом жеребце, направлявшегося к воротам парка. Интересно, куда это в столь ранний час, наверняка ещё не успев позавтракать, мог отправиться секретарь её мужа? Впрочем, какое ей, леди Луизе, должно быть до этого дело. Если это что-нибудь важное, то лорд Рэндольф сам сообщит ей об этом. И Луиза вернулась к столику и расчёске.
  Ах да, она ведь хотела позвать служанку. Впрочем, Луиза уже передумала. Лучше она пойдёт и прогуляется по парку, наслаждаясь одиночеством и утренней безмятежностью. И, накинув на голову кружевной капор, чтобы скрыть распущенные волосы, девушка покинула комнату.
  Выйдя из дома, Луиза направилась к своей самой любимой скамейке, возле которой росли необыкновенно пышные кусты роз. Однако, подходя к ней, она услышала звук щёлкающих ножниц. Это Долли, одна из служанок, нарезала стебли роз для того, чтобы с утра в вазах стояли свежие цветы. Заметив свою госпожу, служанка сделала книксен, но Луиза лишь досадливо взглянула на неё и прошла мимо. Сейчас девушка не желала ничьего общества, поэтому она направилась в сторону ворот, чтобы побродить по окрестностям лишь в сопровождении птиц и бабочек.
  Покинув пределы парка Брайтвуд-холла, Луиза принялась бесцельно бродить по лугу, по его узким тропинкам, проложенным крестьянами. Она была задумчива и думала о том сне, что приснился ей сегодня утром. Вернее, о том молодом человеке, с которым кружила в танце. Почему он ей приснился и кто это был? Неужели все эти разговоры с Джереми Уормишемом так повлияли на неё? Но Луиза была уверена, что во сне она танцевала не с ним, так как, без сомненья, и во сне Уормишем вызвал бы у неё неприязнь. Нет, это был кто-то другой.
  Пребывая в раздумьях, Луиза сама не заметила, как уже довольно далеко ушла от Брайтвуд-холла и взобралась на холм, с которого открывался чудесный вид на луга, лесок, виднеющийся вдали и подёрнутый остатками тумана, и озерцо, вокруг которого, словно корона, росли старые разросшиеся ивы. И девушка вспомнила, что уже бывала здесь недавно с Дэвидом во время их верховой прогулки и что тогда это озеро привело её в восторг. А ещё там была наклонённая к воде ива, на которой очень удобно сидеть и наблюдать за птицами.
  Луиза быстрыми шагами стала спускаться по тропинке к озерцу, напевая себе под нос весёлую детскую французскую песенку и временами даже подпрыгивая ей в такт:
  
  Ослик мой быстрей шагай,
  Едим мы в далекий край.
  Что оттуда привезём?
  Привезём в родимый дом
  Ломтик солнечный в мешке,
  Ломтик лунный в узелке!
  
   Где-то в небе ей вторил жаворонок, а солнце, встававшее над лугами, начинало светить всё ярче, отражая свои лучи в мириадах капелек росы, усыпавших траву. Утро было чудесное!
  Однако, обогнув купу кустарников, росших по склону холма, Луиза вдруг увидела одинокую осёдланную лошадь, пасшуюся здесь. Девушка сразу же её узнала - это был караковый жеребец Дэвида. Так вот, значит, куда спозаранку отправился секретарь её мужа: прогуляться в окрестностях озера.
  Луиза остановилась и принялась оглядываться в поисках молодого человека. Но его нигде не было видно. Нет, не то чтобы она хотела найти его, напротив, ей хотелось первой обнаружить секретаря, чтобы скрыться от его внимания. Однако, похоже, Дэвида поблизости не было. Первым порывом девушки было уйти, пока её не заметили. Но, с другой стороны, она продела такой путь в желании понежиться в утренних лучах солнца, слушая мерный плеск воды озера и копошащихся в ряске уток, что ей было бы обидно уйти, не исполнив своего намеренья. И Луиза решила скрыться пока где-нибудь за деревьями, чтобы повременить, пока Дэвид не уедет. И она стала осторожно пробираться мимо толстых стволов ив и зарослей орешника, постоянно озираясь, так как каждое мгновенье опасалась натолкнуться на молодого человека. Когда же Луиза совсем близко подошла к озеру, то услышала плеск воды. Осторожно раздвинув густые ветви орешника, девушка взглянула на озеро и увидела голову Дэвида, которая, волнуя поверхность глади воды, медленно плыла от берега к середине озера. Так как Дэвид был отвёрнут лицом от Луизы и не мог её видеть, девушка осмелела и ещё шире раздвинула ветки, просунув сквозь них голову. Она увидела берег, поросший травой, и два пятна - чёрное и белое. Нетрудно было догадаться, что белым пятном была рубашка и кальсоны Дэвида, а чёрным - его сапоги. Значит, молодой человек купался раздетым догола.
  Тем временем Дэвид, достигнув середины озера, стал разворачиваться, чтобы плыть обратно к берегу. Луиза, заметив это, тут же отпрянула назад, однако оставаясь на месте, боясь, что шелест и движение ветвей привлекут внимание молодого человека. Девушка наблюдала за Дэвидом сквозь маленькие щёлочки, образуемые листвой, за тем, как он неторопливо, рассекая руками воду, приближается к берегу. Но вот наконец ноги молодого человека достигли дна озера, и он выпрямился. Луиза видела, как постепенно стали обнажаться части тела Дэвида, до этого скрытые водой, сначала его грудь, по которой струями стекала вода, потом живот и бёдра. А затем Луиза увидела то, что раньше ей доводилось лицезреть лишь у мраморных статуй, изображавших обнажённых атлетов. Это стало для Луизы такой неожиданностью, что поначалу она даже крепко зажмурилась, как будто кто-то мог осудить её за то, что она подглядывает. Но потом всё равно, терзаемая любопытством, девушка широко раскрыла глаза, не в силах оторвать своего взгляда от мужского чресла Дэвида. Она видела, как молодой человек, совершенно обнажённый, выйдя на берег и повернувшись к девушке спиной, присел на корточки рядом со своей одеждой и принялся рукой проводить по волосам, стряхивая с них капли воды.
  Луиза чувствовала, что её щёки, начавшие краснеть, ещё только Дэвид показался из воды, теперь же просто полыхали огнём. Девушка понимала, что, наверное, поступает неправильно, не как леди, украдкой подглядывая за молодым человеком, который был совершенно нагим и не подозревал, что за ним наблюдают. Однако она не могла заставить себя отвернуть взгляда от молодого человека, не познав все тайны мужского тела, которые должна была постигнуть ещё в свою первую брачную ночь. И не она была виновата в том, что по-прежнему оставалась в этой области всё ещё невежей. Кто знает, когда ещё ей доведётся лицезреть обнажённое мужское тело не в виде статуи, а живое, и поэтому девушка решила не упускать свой шанс.
  Но вот наконец, обсохнув немного, Дэвид выпрямился и принялся одеваться, а затем по тропинке стал подниматься по склону наверх. Луизе пришлось почти припасть к земле, чтобы молодой человек не смог заметить её. Девушка даже отвернулась и закрыла лицо руками, чтобы Дэвид не смог узнать её, если он всё же её заметит. Вот будет позор, если секретарь её мужа обнаружит её, подсматривающей за ним! Да Луиза тут же сгорит со стыда. Если же вдруг он окликнет её, то она без оглядки бросится наутёк. Но благо молодой человек и не думал смотреть в ту сторону, где пряталась Луиза, и прошёл мимо неё.
  Прошло не менее пятнадцати минут, прежде чем девушка поняла, что Дэвид, вероятно, уже уехал и больше не вернётся, так как не было слышно ни чьих-то шагов, ни шелеста травы. И всё равно медленно, на шатких ногах, девушка принялась выбираться из кустарниковых зарослей, постоянно прислушиваясь: а вдруг секретарь не ушёл, а затаился где-нибудь неподалёку и поджидает её с ехидной усмешкой. Однако было похоже, что Дэвид всё же уехал. Выйдя на тропинку, Луиза поплелась к тому самому наклонённому стволу ивы: ей следовало перевести дух.
  Когда Луиза спустя час вернулась домой и вышла к завтраку, то, увидев за столом Дэвида, который поднял на неё глаза, когда она вошла, девушка невольно смутилась. Так как, несмотря на то, что молодой человек сейчас был, разумеется, одетым, теперь для Луизы это было всё равно. Ей казалось, что вся его одежда прозрачна, и она видит сквозь неё его обнажённое тело. И отделаться от этой мысли девушка была не в состоянии во время всего завтрака. Поэтому Луиза старалась избегать смотреть на молодого человека, благо, что этикет не требовал, чтобы она вступала в разговор с секретарём своего мужа. Дэвид же первым никогда не обращался к Луизе, и если уж за столом между ними когда и завязывалась беседа, то только благодаря инициативе лорда Рэндольфа.
  Луиза старалась как можно поспешней проглотить свои тосты с маслом и выпить чай, несмотря на чувство скованности, владевшее ею. Однако вдруг лорд Рэндольф нежно положил свою руку на её запястье и обратился к ней:
  - Луиза, дорогая, как ты смотришь на то, чтобы нам отправиться в свадебное путешествие? - спросил мужчина.
  Это предложение оказалось для девушки настолько неожиданным, что она даже не смогла скрыть своего удивления. Ведь прошло уже больше месяца со дня свадьбы, их медовый месяц закончился, и за всё это время никому и в голову не приходило заговорить о свадебном путешествии.
  - Все молодожёны, если они располагают средствами, как правило, после венчания отправляются в свадебное путешествие. И я подумал, что несправедливо лишил тебя этого удовольствия, - пояснил лорд Рэндольф. - Но ведь ещё не поздно всё поправить. Тем более, что сейчас самый разгар лета, которое у нас недолговечно. Я думаю, ты будешь только рада, если мы отправимся куда-нибудь на морское побережье, например, в Брайтон.
  Отправиться на море, в Брайтон? Да разве было что-нибудь чудесней этого? Луиза сразу оживилась и, восклицая, сказала:
  - О да, конечно же, я бы очень хотела побывать в Брайтоне!
  - В таком случае, после завтрака я дам распоряжение слугам, чтобы они начали подготовку к поездке. Хотя, безусловно, было бы намного лучше, если бы мы отправились в наше свадебное путешествие в Италию. Но, увы, из-за войны с Францией сейчас это невозможно. Надеюсь всё же, когда-нибудь конфликт между нашими странами кончится, и я смогу вместе с тобой побывать там. Италия - необыкновенно красивая страна.
  - Да, я уже успела заочно полюбить её, благодаря восторженным рассказам о ней Дэвида.
  - Дэйв больше всех нас огорчён тем, что не имеет возможности вновь посетить свою родину.
  - Он так вдохновенно рассказывал мне о ней, что мне хотелось бы спросить у него: не возникало ли у него когда-нибудь желания вернуться туда и остаться там навсегда, - и Луиза вопросительно взглянула на молодого человека, совсем уже успев позабыть, что всего несколько минут назад его присутствие её сильно смущало.
  - Мой дом там, где дом лорда Рэндольфа. Какой бы Италия не была прекрасной страной, как бы я не мечтал о ней, но жить там в полном одиночестве, думаю, мне не доставило бы удовольствия, - ответил Дэвид.
  - Даже если бы мой муж купил бы вам там собственную виллу и вы нашли бы себе подходящую жену? - поинтересовалась девушка, испытующе взглянув на секретаря.
  - Ничего не делается по волшебству, - возразил на это молодой человек. - Сначала Франция должна снять блокаду с Британии. Потом уже я буду рассуждать о том, как хорошо бы мне жилось в Италии.
  Тут лорд Рэндольф, испугавшись, что речь за столом опять зайдёт о политике и Бонапарте и это непременно перерастёт в спор между его женой и секретарём, решил вмешаться:
  - Летом в Брайтоне не менее прекрасно, чем в Италии, к тому же там не будет одуряющей жары, которую мы нашли бы в Тоскане. Так будем же наслаждаться теми удовольствиями, которые дарует нам Господь сегодня.
  Эти слова лорда Рэндольфа исчерпали разговор за столом, и после каждый отправился готовиться к поездке. При этом Луиза даже не стала интересоваться у своего мужа, поедет ли Дэвид вместе с ними. Это было само собой разумеющимся: девушка даже представить себе не могла, чтобы её муж смог бы отправиться куда-либо без своего секретаря.
  
  Спустя несколько дней Луиза уже любовалась просторами Ла-Манша из окна коттеджа, снятого лордом Рэндольфом на побережье. Поэтому Луиза могла каждый день наслаждаться умиротворяющим звуком шелеста морских волн, лениво накатывающих на берег, усыпанного мелкой галькой, слушать крики горластых чаек и вдыхать морские запахи через открытое окно.
  Каждое утро она одна или под руку вместе с мужем во время отлива совершала прогулки по берегу залива. После ланча они ездили в город или посещали знакомых лорда Рэндольфа, которые на лето также предпочли оправиться в Брайтон. Вечера же они проводили в местном провинциальном театре, где давались незатейливые пьески заезжих актёров или пели певицы. А поздним вечером, когда Луиза наконец оставалась одна, она садилась у окна и любовалась фантастическими закатами, которые никогда не повторялись в своих красках. Луиза была счастлива и её удивляло, что это счастье она находила в таких простых вещах, как любование рассветами и закатами, обед на свежем воздухе, поедание свежайшего краба, в непринуждённой беседе с малознакомыми людьми, приехавшими сюда из северных графств, и с которыми она, возможно, после никогда не увидится.
  Их соседями по коттеджу оказалась супружеская чета Спрингфилдов, приехавшая в Брайтон из Лестершира. Мистеру Спрингфилду было около тридцати лет, его супруге - двадцать шесть-двадцать семь, тем не менее, у них было уже трое детей. Старшей дочери - семь лет, младшей - три, сыну - пять. Уилдсорды и Спрингфилды достаточно быстро подружились, в основном благодаря тому, что у миссис Розмари Спрингфилд и Луизы были лёгкие, весёлые характеры. Но Луиза сдружилась не только со своими соседями, но также и с их детьми. Они довольно часто совершали совместные прогулки по побережью или гостили друг у друга, и казалось, что Луизе доставляло истинное удовольствие возиться с непоседливыми отпрысками четы Спрингфилдов. Она играла с ними в салочки, вовсе не обращая внимания на то, что подол её платья забрызгивался морской водой, когда приливная вода с особой силой накатывала на берег. Швыряла плоские камушки в волны и радовалась за старшую девочку Шарлотту, у которой камень чаще всего подпрыгивал на плоскости воды большее количество раз. С вниманием выслушивала их фантастические истории, которые дети сочиняли на ходу и делала вид, что верит, что именно так всё и было. Когда же Спрингфилды бывали в доме Уилдсордов, то Луиза садилась за пианино и играла детские французские песенки, с удовольствием глядя, как дети резвятся под веселую музыку и водят хороводы. Девушка играла даже с их собакой рыже-белым кинг-чарльз-спаниелем, который с не меньшей неутомимостью, чем дети, бегал по берегу, забегая в воду, чтобы поймать пастью волны, и охотился на чаек. Луизе было так легко проделывать всё это, потому что не так давно она сама была ещё ребёнком. Но тяжёлая жизнь на чужбине заставила её повзрослеть раньше своих сверстниц и стать серьёзной и рассудительной. Теперь же, проводя время с детьми, она наконец смогла восполнить с лихвой то упущенное время и самой стать ребёнком.
  Иногда, веселясь и дурачась с детьми Спрингфилдов, но вдруг бросая случайный взгляд на коттедж, в котором они жили, Луиза натыкалась на взгляд Дэвида, как будто бы словно следившего за ними. Молодой человек часто проводил время на террасе дома, читая книги. Когда же Уилдсорды и Спрингфилды выходили на прогулку, он, казалось, забывал о своём занятии и принимался наблюдать за играми детей. И всякий раз, когда Луиза ловила взгляд секретаря, то приободряюще улыбалась ему, так как ей казалось, что он завидует им и что он с большим удовольствием присоседился бы к их развлечениям, но только вот никому и в голову не приходило позвать его с собой. И поэтому Дэвид был вынужден проводить время скучно за чтением книг. Об этом говорил и его взгляд, в котором появлялась какая-то тоска, когда Луиза принималась улыбаться ему, словно дразня его.
  По утрам же девушка часто видела молодого человека из своего окна, неторопливо прогуливающимся в полном одиночестве по отмели, оголённой отливом. Иногда он разувался и, сняв чулки, заходил в морскую воду. Вероятно, прохладная вода, накатывавшая на него волнами, бодрила его. Вечерами же Дэвид нанимал лошадь и катался верхом. Однако вынужденная праздность, вероятно, томила молодого человека, и с каждым днём он становился всё более молчаливым. И всё чаще он проводил время где-то допоздна вне дома, не успевая вернуться даже к ужину.
  Но Луиза чувствовала себя слишком счастливой, чтобы её заботило настроение Дэвида. Она не понимала его. Как можно было томиться в курортном городе, где сама атмосфера располагала к тому, чтобы оставить все свои заботы и наслаждаться каждым мигом, проведённым здесь. В Брайтоне было довольно много молодожёнов, решивших также провести свой медовый месяц именно на этом курорте. Луиза достаточно встречала их в городе. Счастливые, они неторопливо бродили по улицам городка, взяв друг друга под руку, или катались в колясках. Девушки, как правило, были одеты в светлые наряды, словно это были их свадебные платья, которые им никак не хотелось снимать. От яркого солнца они прятались под кружевными зонтами. Их молодые мужья с готовностью выполняли все их капризы, без конца угощая водой с сиропом, пирожными, покупая им многочисленные шляпки, для которых уже не было место в гардеробе. Но отказать ни в чём они не смели. Ведь ещё совсем недавно, может, два-три месяца назад, они переживали, волновались, отправляясь в дом к родителям своих возлюбленных просить руки их дочерей. А вдруг они услышат категорический отказ. Тогда всё, крах всех надежд! Но, нет, всё закончилось благополучно, и теперь они счастливы. Некоторых из них Луиза видела поздними вечерами. Проводив солнце, которое садилось в воду, молодожёны, думая, что их никто не видит, принимались целоваться.
  Луиза, поддаваясь всеобщему настроению городка, сама верила тому, что она не менее счастлива, чем все остальные. Ведь она также недавно вышла замуж, также прогуливалась с супругом под руку или каталась с ним в коляске и не знала ни в чём отказа. И только вечерами, когда девушка оставалась одна и из окна наблюдала за влюблёнными, слившимися в страстном поцелуе, то понимала, что между нею и всеми остальными есть существенная разница: ночи она неизменно проводила одна и никогда не желала от мужа ничего большего, кроме как невинного поцелуя в лоб.
  Луиза, прижавшись к окну, заворожённо наблюдала за влюблёнными, завидуя им в том, чего она была лишена. Когда же пляж становился совершенно пустым, девушка, вздохнув, отходила от окна. А затем, ложась в постель, она, закрыв глаза, вспоминала влюблённых, представляя себя на месте невест.
  
  Однажды, в одно из утр, когда морские воды казались особенно ласковыми и волны почти небрежно, с мягким шелестом накатывали на берег, Луиза неторопливо прогуливалась вдоль кромки воды отступившего пролива. Со стороны Атлантического океана на неё дул лёгкий бриз, и она шла навстречу этому свежему потоку морского воздуха, наслаждаясь тем, как он мягко щекотал её щёки. Весь пляж был в рытвинах от следов обуви, прогуливавшихся здесь вчера людей. А вот тут, кажется, шла та самая влюблённая пара, за которой Луиза наблюдала вчера из окна. Было очевидно, что они совсем недавно поженились, так как, когда молодой человек наклонялся к своей возлюбленной, чтобы поцеловать её, то она, ещё не привыкшая к его ласкам, шутливо отстранялась от него и позволяла поцеловать себя только после того, когда молодой человек проявлял некоторую настойчивость. После же она счастливо улыбалась, и они шли дальше. Вот, кажется, именно в этом месте они остановились, чтобы слиться в поцелуе: на мелкой гальке сохранились следы от их обуви в виде воронок. Луиза остановилась возле этих вмятин и принялась задумчиво смотреть на них. Ей почему-то хотелось встать ногами на то место, где вчера стояла та девушка, но всё же Луиза не сделала этого, а, поёжившись от свежего морского ветерка, побрела к одной из скамеек, стоявших на пляже. Присев на неё, Луиза принялась наблюдать за морской водой, наслаждаясь одиночеством, так как пляж был ещё пустынным, и только на воде в отдалении покачивались рыбацкие лодки.
   Однако недолго ей удалось побыть в одиночестве. Вскоре на пляже появился молодой человек с тёмными волосами, одетый в одну рубашку и молочного цвета бриджи. И, несмотря на то, что он стоял спиной к девушке, она сразу же его узнала по одному лишь силуэту - высокому и стройному и какой-то особой грации, присущей всем его движениям. Это был Дэвид. Подойдя к кромке воды, он какое-то время наблюдал за тихими волнами, лениво накатывавшими на берег, а затем, сняв туфли и чулки и закатав бриджи, вошёл в воду, как он обычно делал это каждое утро. Побродив немного в воде, мягко обволакивавшей его лодыжки, молодой человек вышел на пляж и стянул с себя рубашку, вероятно, решив искупаться. Однако тут краем глаза Дэвид заметил, что на пляже он не один и что за ним наблюдает сидевшая на скамейке в ярдах пятидесяти-пятидесяти пяти девушка. Молодой человек прищурился, чтобы разглядеть её и, вероятно, угадав в ней леди Луизу, несколько смутился и вновь надел на себя рубашку. Затем, помешкав несколько мгновений, он направился к девушке.
  - Простите, что смутила вас, Дэвид. Но я сейчас уйду, и вы можете смело идти купаться, - крикнула ему Луиза, когда молодой человек был в шагах тридцати от неё.
  - Нет, не беспокойтесь, я уже передумал, - ответил на это секретарь.
  - Сегодня, должно быть, будет жарко: на небе ни облачка, - предположила девушка, когда молодой человек подошёл к скамейке.
  - Да, вероятно, - ответил на это Дэвид.
  - И всё же, почему вы передумали купаться? - вопросительно взглянула на него Луиза. - Неужели из-за меня? Не думала, что вам свойственно смущаться.
  - Я такой же смертный, как и все. И мною тоже могут владеть самые разнообразные чувства.
  - Ах, пожалуйста, не разочаровывайте меня, - шутливо произнесла Луиза. - Знаете ли, я всегда вам немного завидовала.
  - Завидовали, мне? - удивился секретарь.
  - Да, вашей внутренней свободе. Вы всегда говорите и делаете, что считаете нужным, не оглядываясь на то, что о вас подумают другие. У меня же нет такого счастливого права.
  - Может быть, вы путаете право и смелость? Кто посмеет отнять у вас, у леди Уилдсорд, какие-то права? И неужели для вас так важно, что подумает о вас несколько пожилых дам, весь смысл жизни которых только и заключается в том, чтобы сплетничать о ком-то.
  - В том то и дело, что я не совсем себе принадлежу. Я замужняя женщина: и прежде чем я совершу какой-то поступок, то должна подумать не только о своей репутации, но и о репутации своего мужа. Мне бы вовсе не хотелось, чтобы ему пришлось стыдиться за меня хотя бы одно мгновенье. Будь я незамужней девушкой, мне бы ничего не стоило, наверное, как и вам, снять туфли, подвернуть платье и пойти плескаться в воду, не беспокоясь о том, что кто-то может увидеть меня в таком виде. Но теперь я не могу себе этого позволить. Потому что потом не оберёшься пересудов в гостиных приличных домов о том, что жена лорда Рэндольфа, как какая-то простая девчонка, бегает босиком по воде, задрав юбку до самых колен. Многим покажется это недопустимым. Став замужней женщиной, я словно надела на себя невидимые кандалы. И эти кандалы - репутация моего мужа.
  После этих слов лицо Дэвида приняло задумчивое выражение и появился какой-то налёт грусти. Было видно, что молодой человек хотел что-то сказать, но сомневался, стоит ли делать это.
  - Не желаете ли присесть? - дружелюбно поинтересовалась у него девушка, и секретарь охотно сел с ней рядом на скамейку. - Удивляюсь я вам, Дэвид. Мы уже больше недели в Брайтоне, на чудесном курорте, нам благоприятствует погода, к нам доброжелательны окружающие нас люди - вы же умудряетесь грустить. Неужели вы настолько расстроены тем, что вынуждены смотреть на волны Ла-Манша, а не Тирренское моря?
  - Дело вовсе не в этом, леди Луиза. - И после некоторой паузы молодой человек, тяжело вздохнув, продолжил: - Вы сказали, что на вас - кандалы, но, видите ли, на мне тоже есть кандалы, и, может, они ещё тяжелее ваших.
  - Что, на вас - кандалы?! - изумилась девушка. - Но что же это может быть такое?
  Но молодой человек не спешил с ответом, какое-то время он смотрел на пролив, а потом, опустив голову, сказал тихо, словно поверяя тайну:
  - Вы, наверное, мне не поверите, но я... я влюбился... в одну девушку.
  - Влюбились! Но это же прекрасно! Какие же это могут быть кандалы?
  - Вся беда в том, что она замужем, более того, она аристократка. И у меня нет никаких шансов, я даже не могу признаться ей в своих чувствах.
  Сочувствие сразу же появилось на лице Луизе: надо же было такому случиться, секретарь её мужа наконец-то влюбился, впервые, может быть, по-настоящему, но в женщину, которая была для него недоступна. Теперь Луизе стала понятна та меланхолия, которая налетела на Дэвида вскоре по приезду в Брайтон. Буквально ещё вчера он был весел и шутил за столом вместе с лордом Рэндольфом, а на следующее утро вдруг стал каким-то задумчивым и отстранённым. Так вот в чём была причина.
   - Кто же она, я её знаю? - спросила Луиза.
  - Я не могу вам назвать её имени. Потому что да, вы её знаете.
  - Но неужели вы предполагаете, что я могу разболтать кому-то ваш секрет? - спросила Луиза несколько обиженным тоном.
  - К чему всё это? - пожал плечами Дэвид. - Всё равно у меня нет никаких шансов. Всё, что мне остаётся, это молча страдать и пытаться перебороть свои чувства.
  - Но как это случилось, где вы с ней видитесь, она бывает в нашем доме?
  - Прошу вас, миледи, не спрашивайте у меня ничего более. Я и так сказал вам слишком много, хотя не должен был говорить и этого.
  - Но бедная Кэти. Что с ней будет, когда она узнает, что вы полюбили другую!
  - Участь Кэти не перемениться от того, буду я любить какую-то другую девушку или нет.
  - И всё же, я думаю, что не стоит её расстраивать. Прошу вас, не поверяйте ей своего сердца, чтобы не разбить её собственное.
  Но на эти слова Дэвид лишь ухмыльнулся.
  - Поверьте мне, леди Луиза, что не пройдёт и года, как Кэти выйдет замуж за Тоби Бранча.
  - Разве она интересуется им? - изумилась девушка.
  - Достаточно того, что Тоби интересуется ею. Кэти из тех девушек, для которых более важно, чтоб любили её, чем она сама бы любила. Что же касается меня, леди Луиза, то забудьте всё, что я сейчас вам рассказал о своей любви к замужней женщине. Всё это пустое.
  Тут Дэвид резко встал со скамейки и пошёл прочь.
  
  Однако вскоре задумчивое настроение Дэвида стало заметно и лорду Рэндольфу. Решив, что причиной тому - скука, одолевшая молодого человека от праздности, лорд Рэндольф стал настаивать, чтобы его секретарь сопровождал его выезды с женой в город, чтобы и тот мог развеяться.
  Эта была странная компания, когда они втроём - молодая леди, молодой человек и престарелый джентльмен - появлялись где-нибудь в кафе или в театре. Те, кто ещё не был знаком с супругами Уилдсорд, неизменно принимали Дэвида за мужа леди Луизы, а самого лорда Рэндольфа - за её престарелого отца. И девушке смущённо всё время приходилось поправлять ошибившихся, говоря,кто же на самом деле является её мужем. И было видно, что это всех удивляло: как же так, неужели этот привлекательный молодой человек, так элегантно одетый, всего лишь секретарь? Но на некоторых лицах читался и другой вопрос: если этот молодой человек - всего лишь секретарь, то зачем его таскают с собой повсюду? Особенно этим были недоуменны дамы, и чем старше был возраст этих дам, тем сильнее было их недоумение. Они задавались вопросом: как же лорд Уилдсорд, давно уже немолодой мужчина, не боится держать при себе и своей юной жене такого привлекательного секретаря, ведь каждую минуту муж должен был подозревать свою супругу в неверности. Несколько раз даже Луиза видела, как некоторые почтенные дамы, наиболее сильно обеспокоенные сохранностью чистоты нравственности в обществе, беря её мужа под руку и отведя в сторону, принимались что-то наставительно шептать ему на ухо, осуждающе покачивая головой и косясь на неё и секретаря. А однажды супруги Уилдсорд, приглашённые на вечернее чаепитие к миссис Эверет, вдове лет семидесяти, вдруг стали свидетелями странных разговоров. Гости, собравшиеся у миссис Эверет, принялись наперебой рассказывать истории о том, как они знали какие-то семьи, где весьма неосмотрительный и беззаботный муж, нанимал в дом гувернёра, секретаря или дворецкого весьма смазливой внешности, и вскоре жёны этих мужей, не устояв перед соблазном, совершали адюльтер с прислугой. Луизе, которая достаточно быстро поняла, к чему велись все эти разговоры, приходилось призывать всё своё хладнокровие, чтобы делать вид, что все эти намёки не имеют к ней никакого отношения.
   Но вскоре об Уилдсордах и их секретаре-итальянце начал шушукаться весь Брайтон. Но что же лорд Рэндольф? Однако, казалось, что его самого эти намёки беспокоили меньше всего, и он пропускал их мимо ушей. Что в некоторой степени удивляло даже саму Луизу. Неужели же её муж был настолько в ней уверен, что ему и в голову не приходило, что его жена способна на измену? Впрочем, ему, как никому другому, было известно, что между ней и его секретарём были весьма натянутые отношения (хотя за последнее время, узнав друг друга лучше, молодые люди всё-таки изменили в лучшую сторону своё мнение друг о друге). Или лорд Рэндольф просто в силу своих добродушия и веры в людей даже и помыслить не мог, что двое самых дорогих ему людей способны на предательство. Ведь даже коварный Джереми Уормишем не вызывал у него подозрений, что уж было говорить про Дэвида, самого преданного ему человека!
  Луизе же все эти разговоры и слухи были неприятны, и именно потому, что в них не было ни капли правды. Она считала оскорбительным для себя, что её могут подозревать в измене мужу с кем бы то ни было, тем более с Дэвидом Флориани, который, как девушка считала, наверное, был последним мужчиной на земле, которым она могла бы увлечься. И не потому, что он был секретарём её мужа и завести интрижку с прислугой - это аморально и унизительно. Нет, тому были иные причины. Луиза была уверена, что даже если бы она не была обременена узами брака, а Дэвид был бы равен ей по положению в обществе, то и тогда она не увлеклась бы им, так как считала, что у молодого человека слишком много недостатков. И, как бы он ни был привлекателен внешне, а девушка никогда не отказывала ему в этом, некоторые отрицательные черты его характера перечёркивали всё положительное, что в нём было. К тому же, полюбить мужчину только из-за одной внешности, она считала глупым и простительным разве что служанке.
  Когда Луиза была ещё совсем молоденькой девушкой и её матушка только-только начала выводить её в свет, не скрывая от неё истинных целей, - а цель у неё была только одна, как можно быстрей выдать дочь замуж за состоятельного аристократа, - Луиза, безусловно, задумывалась о том, каким должен был быть её супруг, какими качествами он должен обладать, чтобы она всем сердцем смогла бы полюбить его. И ей рисовался в её воображении прежде всего добрый, благородный джентльмен, пламенно любящий её. Что же касалось его внешности, тут у Луизы не было никаких предпочтений, ей было не важно, какого цвета у него будут глаза, какой формы нос, и какое у него будет телосложение. Луиза допускала, что она смогла бы полюбить даже калеку, лишь бы его глаза лучились искренностью, любовью и добротой.
  Дэвида же Луиза не считала добрым. Да, он хорошо воспитан, честен, всецело предан её мужу. Однако все эти положительные качества служили на благо только лорду Рэндольфу, по отношению же к другим людям Дэвид казался мизантропом. Чувств Кэти к нему он не ценил, не стремился к дружбе с остальной прислугой, да и вообще не искал ничьего общества, предпочитая, как Лемюэль Гулливер, проводить время с лошадьми. И здесь, в Брайтоне, ничего не переменилось: молодой человек не завёл на курорте ни одного знакомства, предпочитая совершать прогулки в полном одиночестве. И всё же Дэвида угораздило влюбиться! Да ещё в кого? В благородную, замужнюю особу! Что ж, так ему и надо! Не всё же страдать одной Кэти, пусть и он поймёт, что значит мучиться от неразделённой любви. Может быть, эта несчастная любовь изменит молодого человека, и он станет больше ценить чувства горничной к нему. И, спустившись с небес на землю, посмотрит на Кэти более благосклонным взглядом.
  Однако всё же, кто была та таинственная девушка, сумевшая растопить ледяное сердце Дэвида Флориани? Наверняка она должна быть необыкновенной, ведь вряд ли какая-нибудь заурядная особа могла бы заинтересовать его, так как сам молодой человек был достаточно высокого о себе мнения. Этот вопрос очень заинтересовал Луизу, и как-то на досуге она принялась перебирать в памяти всех молодых замужних девушек, с которыми она успела познакомиться в Брайтоне и которых мог достаточно хорошо знать Дэвид. Однако, вспомнив их с десятка два, Луизе казалось сомнительным, что секретарь мог бы увлечься кем-нибудь настолько серьёзно, чтобы теперь ходить со страдальческим видом и уверять Луизу в том, что на нём висят кандалы. Нет, те девушки не были настолько плохи и, несомненно, у каждой из них были свои достоинства, но всё же Дэвиду наверняка было нужно нечто большее. И единственной претенденткой, которая действительно могла бы вызвать симпатию Дэвида, Луиза посчитала миссис Розмари Спрингфилд. Хотя она и была старше молодого человека на восемь лет, но в неё невозможно было не влюбиться - очаровательная, весёлая, дружелюбная, образованная, умная, обладающая всеми теми талантами, которым учат в пансионе девушек из благородных семейств, прекрасная, мудрая мать. К тому же именно её Дэвид видел чаще всего в их доме. Потом Луизе припомнилось, что она не раз ловила его взгляд, когда прогуливалась по побережью в компании Спрингфилдов, и как молодой человек, позабыв о книге, следил за ними с террасы. Да, наверняка, это миссис Розмари. Несчастный Дэвид! Конечно же, у него не было никаких шансов.
  
   К разочарованию лорда Рэндольфа, их совместные прогулки мало изменили настроение его секретаря. Не зная в чём искать причину меланхолии молодого человека, лорд Рэндольф наконец решил выяснить всё у самого Дэвида. Однако тот, не решившись, разумеется, признаться милорду в том, что он воспылал чувствами к благородной миссис, не нашёл ничего лучше, как ответить, что он просто скучает по своему любимчику Чезаре. Безусловно, этот ответ показался малоубедительным мужчине, однако он не стал больше ни о чём расспрашивать секретаря, поняв, что истинной причины тот не желает раскрывать. И лорд Рэндольф, переведя разговор в другое русло, принялся расспрашивать Дэвида о его прогулках по окрестностям Брайтона и какие интересные места ему удалось увидеть. Молодой человек принялся расхваливать весь Южный Суссекс с его пышной природой, старинными замками и аббатствами. Однако он отметил, что если от Брайтона поехать на восток, в сторону Роттингдена, где местность становится достаточно холмистой, то можно увидеть меловые скалы, с которых открывается прекрасный вид на пролив. И лорд Рэндольф решил, что и они вместе с женой должны непременно увидеть те места. Поэтому было решено, что завтра же они втроём отправятся в Роттингден.
  Следующим утром лорд Рэндольф нанял трёх лошадей, и после ланча супруги Уилдсорд в сопровождении секретаря отправились в сторону Роттингдена. В этот день уже с утра стояла необыкновенно жаркая погода, и все сошлись во мнении, что этот июльский день наверняка будет самым жарким в это лето. И поэтому ничего удивительного было в том, что спустя полчаса езды, лошадь лорда Рэндольфа, уже достаточно старая кобыла (лучшей лошади ему найти не удалось), начала отставать, а её шерсть вся блестела от пота. Луизе и Дэвиду приходилось придерживать своих молодых и более выносливых лошадей, чтобы лорд Рэндольф поспевал за ними. Однако в конце концов мужчина остановился и, вытирая платком пот со своего лба, стекавший по нему из-под соломенной шляпы, сказал, что мучить старое животное в такую духоту бесчеловечно, и пока та не заупрямилась и не отказалась идти дальше, будет лучше ему повернуть назад. При этом лорд Рэндольф принялся настаивать на том, чтобы молодые люди продолжили свою прогулку без него, так как он будет расстроен, если из-за него Луизе не доведётся увидеть те места, которые так расхваливал Дэвид.
  Девушка принялась было сначала возражать, ведь не случится ничего страшного, если она увидит те пейзажи в другой день. Но лорд Рэндольф был настойчив и, пожелав путешественникам приятной поездки, пустил свою лошадь обратно к Брайтону.
  Молодые люди, немного обескураженные тем, что они так внезапно остались наедине друг с другом, растерянно смотрели вслед удаляющемуся от них мужчине, не зная как им поступить: то ли последовать за лордом Рэндольфом, то ли продолжить свою поездку в Роттингден.
  Луиза чувствовала себя неловко в обществе Дэвида, и не потому, что тот вызывал в ней какие-то негативные чувства (этого давно уже не было), а потому, что в Брайтоне о них и так слишком много судачили. Девушке уже давно хотела намекнуть своему мужу, что, пожалуй, Дэвиду не стоит сопровождать их повсюду, так как это порождает всякие кривотолки. Однако Луиза не знала, как сказать ему об этом, ведь она и заикнуться не могла о том, что её могут подозревать в неверности. И девушке лишь оставалось надеяться, что рано или поздно её муж сам поймёт это, когда косых взглядов в сторону его молодой привлекательной жены и смазливого секретаря станет слишком много. Однако, к досаде Луизы, лорд Рэндольф, по своему обыкновению, ничего не замечал. И вот теперь он и вовсе оставил её наедине со своим секретарём, словно желая искусить её. И девушка представить себе не могла, что же будет, когда она вернётся в Брайтон одна, без мужа, но в сопровождении Дэвида.
  Тем временем молодой человек терпеливо ждал распоряжений леди Луизы. И тут девушка подумала, что здесь, в окрестностях Роттингдена они вряд ли повстречают какого-нибудь из своих знакомых, когда же они въедут в Брайтон, то Луиза может сказать, что желает навестить одну свою знакомую, и свернёт на какую-нибудь улицу, отправив секретаря домой в одиночестве. Приняв такое решение, Луиза смущённо улыбнулась и сказала Дэвиду, что они продолжают свой путь в Роттингден, тем более, что ехать осталось совсем немного. И молодые люди отправились дальше.
  И, чем дальше они ехали, тем каменистей становилась дорога, а берег обрывистей, открывая тем не менее перед путниками завораживающие виды на пролив. Впереди же перед ними маячил утёс - самая высокая точка этой местности. Луиза, предположив, что с него, должно быть, открывается захватывающий вид на Ла-Манш, нетерпеливо подстегнула свою лошадь, заставив её ускорить бег, и обогнала Дэвида, ехавшего всё это время впереди.
  - Леди Луиза, осторожно! Здесь слишком опасная дорога! - крикнул ей вслед Дэвид.
  Но эти слова были напрасны, девушка не слышала его. Она была полна азарта, и единственное желание, которое сейчас владело ею, это как можно быстрей добраться до утёса, чтобы увидеть открывавшийся с него вид. К тому же с той стороны веял спасительный, освежающий бриз, который так давно хотелось вдохнуть Луизе. Поэтому даже когда вдруг камни заскользили под копытами её лошади, девушка не обратила на это внимания, а продолжала подгонять свой животное. Но тут нога кобылы попала в расщелину между двух камней, животное споткнулось, резко остановилось и с громким ржанием сбросила с себя седока.
  Луиза не помнила, как оказалась на земле, она лишь почувствовала сильный удар спиной об камни, а затем невыносимую боль в лодыжке одной из ног. При этом девушка продолжала удерживать свою лошадь за поводья, словно боялась, что если она сейчас её отпустит, то упадёт куда-нибудь в пропасть. Дэвид, ставший свидетелем этого ужасного падения, почти на ходу спрыгнул со своего жеребца и, подскочив к Луизе, принялся разжимать её пальцы, намертво вцепившиеся в поводья. Прежде всего молодой человек опасался, что лошадь, поддавшись панике и пытаясь освободиться, может раздавить девушку копытами.
  - Миледи, разожмите пальцы! Разожмите пальцы, миледи! - кричал, умолял Дэвид.
  Но, похоже, что Луиза, словно оглушённая, не слышала его. Она только чувствовала, что кто-то выдирает из её рук ремни, и, поддавшись этой чужой воле, наконец разомкнула ладони.
  - Уйди, проклятая, - с силой оттолкнул молодой человек от девушки виноватую кобылу, вздумавшей убедиться в том, что всадницу, которую она сбросила с себя, осталась в живых.
  Затем Дэвид, наклонившись над Луизой, принялся спрашивать у неё, всё ли с ней в порядке.
  - Нога, нога, - только и смогла пролепетать девушка, морщась от невыносимой боли.
  Дэвид тут же, не раздумывая, задрал порванный подол платья Луизы и принялся осматривать ноги девушки. Но ничего, кроме ушибов и царапин, он не обнаружил.
   - Похоже, ничего страшного, - выдохнул с облегчением молодой человек. - Пошевелите ступнями. Хорошо вы их чувствуете?
  Луиза попыталась шевельнуть ногами, но тут же вскрикнула от боли.
  - Правая нога, кажется, она сломана, - пожаловалась девушка, указав на лодыжку.
  Дэвид ещё раз более внимательно осмотрел ногу Луизы, но было видно, что конечность цела.
  - Навряд ли у вас перелом. Скорее всего, это просто вывих или растяжение, - попытался успокоить девушку молодой человек. - Больше нигде не болит?
  - Спина, я ударилась ею об камни.
  - Если вы чувствуете ноги, то ничего страшного. Вы сможете подняться?
  - Я попробую, - мужественно ответила Луиза и, вцепившись в молодого человека, который поддерживал её за предплечья, она попыталась встать.
  С большим трудом девушка поднялась с земли, однако опираться она могла только на одну ногу, вторую ей приходилось держать на весу, так как при попытке выпрямить её, Луиза чувствовала острую боль в лодыжке.
  - Я не смогу ступить и шага, - сказала девушка, покачав головой, и на её глазах навернулись слёзы. - Мне лучше снова сесть.
  - Я сейчас что-нибудь придумаю, - проговорил молодой человек, продолжая удерживать Луизу.
  И он принялся оглядываться, словно здесь, на этом отдалённом безлюдном утёсе мог кто-то появиться. Но, разумеется, Дэвид никого не увидел. Однако в его поле зрения попали лошади.
  - Вы сможете сесть в седло? - спросил он.
  - Не знаю, наверное, - пролепетала девушка.
  Дэвид осторожно опустил Луизу вновь на камни и подошёл к лошади девушки. Однако, когда он подвёл её к Луизе и попытался усадить её в седло, девушка опять застонала, так как малейшее движение правой ногой причиняло ей сильнейшую боль.
  - Нет, я не смогу, не смогу, - виновато лепетала девушка сквозь слёзы и корчась от боли. - Нога горит, словно опущенная в кипяток. Мне нужно передохнуть. Отпустите меня вновь на землю, - попросила Луиза, при этом крепко держась за молодого человека, так же как несколько минут назад она удерживала подле себя за поводья лошадь.
  - Нам нужно добраться хотя бы до дороги, оставаться здесь нет смысла, - сказал Дэвид и, осторожно подхватив девушку на руки, направился в сторону просёлочной дороги, пролегавшей в сотне футах от них.
  Тем временем кобыла, сбросившая всадницу, увидев, что люди собираются уходить, понуро последовала за ними, так как ей нечего было делать в местности, где среди камней она едва ли найдёт и пару травинок. И вскоре следом за ней потянулся и жеребец Дэвида.
  Так они и шли гуськом друг за другом и вскоре вышли к дороге. Дэвид огляделся, надеясь увидеть хоть кого-нибудь, а ещё лучше конную повозку, которая смогла бы довезти их до Брайтона. Но пейзаж был пуст, и молодой человек с девушкой на руках поплёлся дальше в сторону города. Луиза, поначалу безучастно относившаяся ко всему, что происходит, так как боль в ноге затмевала всё, и одновременно внутренне успокоенная присутствием Дэвида, не бросавшего её, тем не менее вскоре стала замечать, что пот градом так и катиться с секретаря, стекая вниз по шее и затекая за ворот его влажной сорочки. Девушка подняла глаза на молодого человека и увидела его раскрасневшееся, натуженное лицо. Было видно, что нести её на руках требовало от него больших усилий. И Луизе стало жалко его.
  - Постойте, остановитесь. Вам следует передохнуть, - сказала она. - Может, будет всё-таки лучше, если мы останемся здесь. Ведь рано или поздно кто-нибудь обязательно проявится на этой на дороге.
  - Но нам наверняка придётся ждать до вечера, ведь вряд ли кто-нибудь в такую духоту решится совершить поездку, - возразил Дэвид.
  - Тогда оставьте меня здесь и поезжайте в Брайтон.
  - Как, оставить вас здесь, одну?!
  - Ну и что же? - с деланной беззаботностью пожала плечами девушка. - Худшее, что могло со мной произойти, уже произошло. Что ещё со мной может приключиться? Будет хуже, если нам и вправду придётся ждать здесь до самого вечера. Но, может статься, пока вы будете ехать до Брайтона, кто-нибудь появится на дороге, и я смогу привлечь внимание путника.
  Дэвид внимательно посмотрел на девушку: уверена ли она в своих словах? Но Луизе удалось взять себя в руки и притвориться, что её совершенно не беспокоит то, что ей придётся остаться одной (хотя на самом деле ей вовсе этого не хотелось). И молодой человек направился к самому раскидистому дереву, чтобы его густая тень оберегала миледи от палящих лучей солнца всё то время, что ей придётся провести здесь.
  - Это я во всём виноват, - сокрушённо произнёс Дэвид, усадив девушку под деревом. - Я изначально видел, что милорду подсунули самых дрянных лошадей, которых только можно было отыскать в Брайтоне, и не настоял, чтобы их заменили на других.
  - Нет, не корите себя понапрасну. Это целиком только моя вина, - принялась уверять его девушка. - Это я, несмотря на ваше предупреждение, погнала лошадь. Однако, прошу вас, не мешкаете, поезжайте в Брайтон, - сказала она, развязывая ленты своей шляпки, давно уже съехавшей на её затылок.
  - Да, конечно, я постараюсь вернуться как можно скорее.
  И, поймав лошадей, и не думавших убегать куда-то, он, сев в седло своего жеребца, а кобылу Луизы удерживая за повод, что есть мочи помчался в сторону Брайтона. Спустя полчаса девушка уже лежала в своей постели, терпя боль в ноге и ожидая визита доктора.
  
  - Вероятнее всего, имеется трещина в кости, - заключил доктор, осмотрев ногу леди Уилдсорд, которая к тому времени успела уже значительно припухнуть.
  И прописал больной полный покой и спиртовые примочки на ногу как минимум неделю.
  Эта новость расстроила всех, так как теперь Луиза вместо прогулок вынуждена была проводить всё своё время в постели, с тоской глядя из окна на пролив. Пребывание в Брайтоне для Уилдсордов потеряло всякий смысл, и поэтому было решено, что, как только это станет возможным, то есть когда боль в ноге девушки утихнет, а припухлость немного спадёт, они вернуться в Брайтвуд-холл.
  Однако ещё более, чем саму Луизу, её травма расстроила лорда Рэндольфа. Он корил себя за то, что в тот злополучный день оставил свою жену и секретаря одних, настояв на том, чтобы те продолжили свою поездку, несмотря на жару и плохих лошадей. И напрасно Луиза пыталась уверить его в том, что в этом целиком только её вина, так как она не послушалась молодого человека и, несмотря на крутой, каменистый подъём, пустила свою лошадь вскачь.
  Настроение Дэвида было ничуть не лучше. К удивлению девушки, тот казался ещё более расстроенным, чем кто-либо, хотя ранее Луиза и предположить не могла, что секретарь способен настолько сильно переживать за неё. Впрочем, наверняка к этому подмешивалось и его чувство вины. Поэтому Луизе постоянно приходилось бодриться и улыбаться, когда мужчины, то один, то другой заходили к ней в комнату с обеспокоенными, виноватыми лицами справляться о её самочувствии и не нужно ли ей чего-нибудь. Девушка уверяла их, что уже почти не чувствует боли и быстро идёт на поправку.
  Однако Дэвид, слушая заверения Луизы, что сегодня она чувствует себя гораздо лучше, чем вчера, казалось, не верил ей. Он с сомнением смотрел на ногу девушки, скрытую под пледом, и, если б то было возможным, наверное, сдёрнул бы и покрывало, и компресс с её ноги, чтобы своими собственными глазами убедиться, что с ней всё в порядке. Молодой человек, в связи с отсутствием Кэти, которую лорд Рэндольф по каким-то причинам отказался взять в Брайтон, с готовностью помогал Луизе пересаживаться с кровати в кресло к открытому окну, чтобы девушка могла видеть пролив, читал ей книги, а когда она просила о чём-то, тут же исполнял все её поручения. И если Луиза вдруг говорила, что она с удовольствием отведала бы сейчас земляники или малины, или ещё чего-нибудь, то Дэвид немедленно отправлялся на рынок и приносил ей ягоды и всё прочее, чего ей хотелось.
  А однажды, сидя в кресле у раскрытого окна, с которого дул ласковый, освежающий ветерок, девушка вдруг немного задремала под мерный шум плескавшихся волн Ла-Манша и красивый, но немного приглушённый голос Дэвида, читавшего ей книгу какого-то малоизвестного французского автора.
  Луиза несколько минут сидела в кресле с закрытыми глазами и безмятежным выражением лица, склонив голову к плечу, и пробудилась от дрёмы только тогда, когда совсем близко мимо окна пролетела пара чаек, одна из которых пыталась отнять пойманную добычу у другой, при этом громко горланя. Очнувшись, девушка резко открыла глаза и увидела, что Дэвид, сидевший напротив неё с перевернутой книгой, лежавшей на его коленях, внимательно смотрит на неё, словно только сейчас впервые видит её так близко от себя. Однако, заметив, что девушка проснулась, он снова взялся за книгу, чтобы продолжить как ни в чём не бывало.
  - Простите, я немного задремала, - смущённо сказала Луиза, удивившись сама себе, что уснула. - Но почему вы не ушли, увидев, что я сплю?
  - Мне показалось, что это ненадолго. И я подумал, что, когда вы проснётесь, то захотите, чтобы я продолжил читать вам.
  - Ах, нет, на самом деле эта книга не такая уж и интересная. Оставьте её.
  - Подыскать вам другую?
  - Да, какую-нибудь более весёлую.
  Дэвид встал и покинул комнату, чтобы сходить в книжную лавку, находившуюся неподалёку от их коттеджа. Луиза же улыбнулась, подумав, что, пожалуй, ей стоило сломать ногу, чтобы увидеть, как секретарь, мучаемый чувством вины, нынче заботится о ней. За ту пару недель, что они пробыли в Брайтоне, Дэвид переменился до неузнаваемости, и теперь постоянно удивлял девушку, ломая о себе все представления, которые она о нём воображала ранее. Ведь Луиза считала, что он не способен влюбиться - и вот он влюбился; не способен проявлять к ней доброту и заботу - а теперь он не отходит от её постели. Более того, он позабыл про свои ежедневные прогулки, которые совершал каждый вечер, словно проводить всё своё время у постели больной, исполняя роль сиделки, и читать ей книги, теперь доставляло молодому человек гораздо большее удовольствие. Неужели влюблённость в ту таинственную даму настолько переменила его характер? Конечно же, Дэвид с большей охотой предпочёл бы проявлять всё своё внимание и заботу по отношению к той незнакомке, но не мог делать этого, поэтому что она бы замужем. И, возможно, что теперь часть своих нерастраченных чувств к ней, требовавших выплеска, он перенёс на Луизу, как раз очень нуждавшуюся в заботе.
  Ещё то, что Дэвид отказался от своих прогулок, можно было объяснить тем, что он пытался бороться со своими чувствами к той девушке. Кто знает, куда он ездил вечерами? Возможно, он бывал в тех местах, где мог повстречать ту миссис. Но, решив, что эта любовь не приносит ему ничего, кроме терзаний, молодой человек решил отказаться от своих чувств, и самое лучшее, что он мог сделать - это избегать встреч с ней, чтобы как можно быстрее забыть её.
  Луиза так и не смогла узнать, кто же эта девушка. Поначалу она думала, что это Розмари Спрингфилд, но теперь сильно сомневалась в этом. И причиной таких выводов стало поведение Дэвида в присутствии их соседки. В тот же самый вечер, когда Луиза упала с лошади, миссис Спрингфилд навестила свою приятельницу, чтобы справиться о её здоровье. Наудачу как раз в это время, когда служанка доложила о визите миссис Спрингфилд, Дэвид был подле девушки и читал ей книгу. Луиза не разрешила молодому человеку покинуть её комнату, сославшись на то, что она ещё будет в нём нуждаться. Но главной причиной этому было, конечно же, то, что девушка просто хотела посмотреть, как будет вести себя Дэвид в присутствии молодой женщины, в которую он, возможно, влюблён. И поэтому во время всего визита Розмари Спрингфилд Луиза украдкой следила за молодым человеком. Однако, к удивлению девушки, присутствие их соседки ничуть не переменило поведение секретаря. Когда молодая женщина вошла в комнату, он не смутился, не покраснел, не бросал на неё влюблённые взгляды, а был лишь вежлив, как должен был быть вежливым по отношению к любой женщине, стоявшей выше его по положению в обществе. И из этого можно было сделать лишь два вывода - или Дэвид совершенно равнодушен к миссис Розмари Спрингфилд, или он настолько владеет собой, своими чувствами, умело скрывая их, что способен не проявлять их даже в присутствии любимой им женщины. Однако Луиза склонялась всё же больше к первому.
  
  Спустя неделю, когда припухлость в ноге Луизы почти совсем спала и боль, если только ей не приходилось много двигаться, уже не беспокоила девушку, было решено, что через пару дней Уилдсорды покинут Брайтон и вернуться домой. Луиза гадала, огорчит ли эта новость Дэвида, ведь его возлюбленная оставалась в Брайтоне, и он разлучался с ней, возможно, что навсегда. Однако не было похоже, что это как-то расстроило молодого человека. И Луиза предположила, что Дэвиду просто удалось справиться со своими чувствами к той девушке, или, возможно, что они и вовсе не были столь сильны. И когда секретарь сравнивал свою влюблённость с кандалами, то, безусловно, как поэт, просто преувеличил свои чувства, прибегнув к метафоре. Да и вообще девушке трудно было представить, чтобы Дэвид мог полюбить кого-нибудь сильнее, чем своих "ненаглядных лошадей", как выражалась Кэти, всякий раз произнося это словосочетание с неприязнью и кривя рот.
  
  - Вам, должно быть, было очень больно, когда вы упали с лошади на эти камни, - с сочувствием проговорила Кэти, выслушав рассказ леди Луизы о её злоключениях в Брайтоне.
  Горничная даже и представить себе не могла, что было бы с ней, если бы подобное падение пришлось пережить ей. Ведь даже одна мысль об этом вызывала у неё мурашки по коже, поэтому во время всего рассказа своей госпожи она слушала её с расширенными от ужаса глазами.
  - У меня всего лишь трещина в лодыжке и синяки, но я ничего себе не сломала, хотя всё могло быть гораздо хуже, - ответила Луиза.
  - Да, бывает, что люди бьются на смерть, падая с лошадей. Не понимаю, за что Дэйв их так любит, - покачала служанка головой, - ведь они способны одним ударом копыта размозжить человеку голову.
  - Лошади ни в чём не виноваты, Кэти. Это человеку однажды взбрело в голову, что их можно использовать себе на благо: ездить на их спинах, впрягать в повозки и распахивать с их помощью поля. И мы должны быть благодарны им за то, что они помогают нам.
  Но горничной казалось нелепым, что можно возносить похвалы лошадям: по ней бы, пусть они хоть вообще бы сгинули с лица земли. Увидев непримиримость девушки, Луиза сказала, улыбнувшись:
  - Ах, Кэти, ты бы видела, как Дэвид отпихнул от меня ту кобылу, что сбросила меня, когда та подошла ко мне, чтобы посмотреть, что со мной случилось. Он обозвал её "проклятой" и с силой оттолкнул её от меня.
  Услышав подобное, Кэти округлила глаза. Ей казалось невероятным, что Дэвид способен поступить подобным образом с лошадьми, в которых он души не чаял.
  - Неужели прям так взял и отпихнул? - с сомнением спросила горничная.
  - Да, и ещё назвал её "проклятой", - сказала Луиза, смеясь.
  Тут обе девушки принялись хохотать, при этом выражение лица Кэти стало невероятно довольным.
  - И что же, потом Дэйв нёс вас на руках почти до самого Брайтона? - спросила горничная для того, чтобы услышать ещё раз о благородном поступке молодого человека.
  - Нет, ведь до Брайтона было ещё три мили. Но я думаю, если бы понадобилось, то, возможно, он нёс бы меня и до самого Брайтона, - предположила Луиза.
  Кэти улыбнулась ещё раз: было видно, что она очень гордилась Дэвидом. И, одновременно, она немного завидовала своей госпоже. Девушка даже подумала, что, пожалуй, и она готова была бы подвернуть ногу или даже сломать её, лишь бы молодой человек, которого она так любила, нёс и её куда-нибудь на руках.
  - Теперь, Кэти, я понимаю, за что ты так полюбила Дэвида, - сказала Луиза. - Поначалу я думала о нём превратно. Он мне казался избалованным и возомнившим о себе невесть что юношей, воображающим, что единственным достойным его собеседником может быть только мой муж. Но теперь я переменила о нём своё мнение. Наверное, потому что он доказал, что может быть и другим. Знаешь ли, там, в Брайтоне Дэвид очень изменился.
  - Изменился? - настороженно спросила Кэти: её-то как раз вовсе не обрадовала новость, что молодой человек каким-то образом переменился, ведь она любила его таким, каким он был, и её в нём всё устраивало.
  - В лучшую сторону, - пояснила Луиза, однако не раскрывая, что послужило тому причиной. - Я увидела, что он может быть сочувствующим. Я наконец увидела, что и у него есть сердце. Он достоин того, чтобы его любили.
  Кэти была очень польщена словами своей госпожи о Дэвиде. Но вдруг девушка внезапно погрустнела и понурила голову.
  - Ах, миледи, мне, наверное, больше не стоит думать о Дэйве, - сказала она, тяжело вздохнув. - Пока вы были в Брайтоне, Тоби Бранч сделал мне предложение руки и сердца. И теперь я думаю о том: не ответить ли мне ему согласием.
  - Тоби сделал тебе предложение? - изумилась Луиза.
  Но тут она вспомнила, как Дэвид говорил ей о том, что Кэти выйдет за Тоби замуж в течение года. И ей оставалось только удивляться прозорливости секретаря. Что ж, слуга её мужа не терял времени даром эти три недели, пока Дэвид отсутствовал в Брайтвуд-холле. А Кэти? Стоило ей разлучиться с молодым человеком, которого, как она уверяла, любит без ума, как тут же стала принимать ухаживания другого!
  - Тоби любит меня, и уже давно, - словно оправдываясь, сказала Кэти.
  - А ты, Кэти? Разве ты его любишь?
  - Я не знаю, - пожала плечами служанка. - Но он говорит мне такие красивые слова, которые от Дэйва, я знаю, я никогда не услышу. Дэйв никогда не станет моим, я это уже поняла. А Тоби, он хороший. Может, когда-нибудь я смогу полюбить его.
  - Нет, Кэти, ты не сможешь полюбить Тоби, пока ты любишь Дэвида.
  - Я никогда не разлюблю Дэйва, я буду любить его всегда. Но, леди Луиза, я не хочу сгореть в этом огне. В конце концов я хочу всего того, о чём мечтает любая девушка: чтобы был любящий муж, тёплый дом и куча маленьких ребятишек. Дэйв же, даже если бы он вдруг и женился на мне, всегда останется принадлежать только самому себе. Мне никогда не понять, что у него в голове, и, наверное, моя матушка права, когда говорит, что я ему не пара, я не достойна его.
  - Но и выходить замуж без любви за первого, кто сделал тебе предложение, только потому, что тебе захотелось семьи, тоже нельзя. В браке, где нет любви, не будет и счастья. Ты обманешь Тоби, приняв его предложение, внушив ему напрасные надежды. Но рано или поздно он всё равно поймёт, что в твоём сердце нет места другому человеку, кроме Дэвида. И Тоби будет мучить ревность. Ты сделаешь несчастными и себя и его.
  - Но так что же мне делать, леди Луиза? - растерянно спросила служанка.
  - Кэти, дорогая, - и девушка взяла за руку служанку, - пообещай мне, что ты не будешь торопиться с предложением Тоби. Тебе нужно сначала всё хорошенько обдумать.
  - Хорошо, леди Луиза, я обещаю, - сказала горничная, однако было видно, что она расстроена.
  
  По возвращении в Брайтвуд-холл традиция чтения Дэвидом книг леди Луизе продолжилась. Это изумляло всех, особенно Кэти. Нет, молодой человек не забыл про своих лошадей и по-прежнему каждое утро проводил в конюшне, однако теперь после ланча он не уединялся в библиотеке, как бывало ранее, а вплоть до вечернего чаепития проводил время в комнате Луизы. Это необыкновенно радовало Кэти, так как теперь у неё появилась возможность проводить в обществе Дэвида больше времени. Она брала какое-нибудь шитьё и, спросив дозволения у леди Луизы (которая, разумеется, никогда не отказывала ей), во время этих чтений садилась в её комнате куда-нибудь в уголок и старательно делала вид, что внимательно слушает то, что читал им секретарь. Но на самом деле девушку интересовало не столько содержание книги, сколько сам Дэвид. Временами, отрываясь от нитки с иголкой, она бросала на молодого человека, склонённого над книгой, влюблённые взгляды и наслаждалась своим тихим счастьем.
  Однако, к досаде горничной, их уединение часто прерывали многочисленные гости. Ведь ещё в Брайтоне леди Луиза написала письмо миссис Эмили Бьютихилл, где рассказала о случившимся с ней несчастном случае на курорте. Поэтому в скором времени эта новость облетела всю округу, и, как только супруги Уилдсорд вернулись в Брайтвуд-холл, то их соседи по очереди принялись навещать леди Луизу, чтобы выразить ей свою поддержку и надежду на её скорое выздоровление.
  Но однажды, спустя две недели, когда поток гостей иссяк, в один воскресный день Луиза осталась с Дэвидом совершенно одна в своей комнате. Кэти вместе со всеми остальными обитателями Брайтвуд-холла ушла в церковь, а после она собиралась отправиться с Тоби на прогулку в Райгейт. Дэвид, крещёный своей матерью-католичкой ещё в Италии, и наотрез отказывавшийся меня своё вероисповедание, посещал церковь только в дни больших праздников. Луиза, будучи также католичкой, ходила в церковь только в угоду мужу. Но теперь из-за травмированной ноги и она оставалась дома в воскресные дни.
  И в это утро Дэвид, вопреки ожиданию девушки, не пошёл в конюшню, как обычно, а явился к ней в комнату, держа под мышкой огромный фолиант. Им оказалась роскошная энциклопедия всех рыб, которых на тот момент удалось открыть и изучить зоологам, отправлявшимся в кругосветные экспедиции на кораблях. Дэвид купил эту книгу ещё в Брайтоне перед самым отъездом, однако только сейчас решил показать её Луизе. Усадив девушку за стол и положив перед ней книгу, молодой человек сел рядом с ней и принялся переворачивать страницу за страницей книги, снабжённую роскошными иллюстрациями, изображавших рыб всех морей и океанов. Некоторые рыбы, особенно те, что обитали в коралловых рифах южных морей, выглядели настолько причудливо, что Луизе трудно было поверить, что они существуют на самом деле и что это не плод фантазии художника. Однако каждой иллюстрации сопутствовал текст, где рассказывалось об этой рыбе. Поначалу Луиза была очень увлечена этой книгой, однако когда они дошли до северных морей, где стали попадаться самые обыкновенные рыбы, которые можно увидеть на рынке в корзине любой торговки, девушка заскучала. Она уже вполуха слушала Дэвида и только следила за его шевелящимися губами, читавшими ей текст к картинкам. Девушка видела щеку молодого человека, покрытую тёмным загаром, находившуюся так близко к ней, что ей, казалось, что она даже чувствует тепло, идущее от его тела. И впервые Луиза ощутила некое волнение оттого, что Дэвид сейчас находится совсем рядом с ней. Нет, это было не то волнение, которое она испытывала раньше в его присутствии - чувство неловкости от того, что она повела себя как-то не так или от его насмешливого взгляда, - это было волнение другого рода. И Луиза вспомнила, что подобное ей уже приходилось испытывать, когда её матушка только стала выводить её в свет, и девушке приходилось танцевать с незнакомыми молодыми людьми, некоторые из которых были привлекательными. И когда кто-нибудь из этих юношей проявлял к ней особое внимание, то тогда в ней и появлялось это чувство приятного волнения. Но почему же вдруг Луиза стала испытывать это волнение сейчас, ведь она хорошо знает Дэвида, тем более что молодой человек даже и не смотрит на неё, а полностью увлечён книгой? Девушка задавалась этим вопросом, и не могла понять. Неужели только оттого, что он находится подле неё вот так близко, плечом к плечу?
  И тут Луизе почему-то вспомнилась та замужняя девушка из Брайтона, в которую Дэвид был влюблён. Интересно, что испытывала она, когда, гуляя по улочкам городка или променаду в обществе мужа или своих знакомых, неизменно каждый день натыкалась взглядом на одного и того же чрезвычайно привлекательного молодого человека, который прогуливался в тех же самых местах, зная, что и она там бывает. Не заметить Дэвида эта девушка не могла, потому что, где бы молодой человек ни появлялся, он всегда привлекал к себе внимание своей южной внешностью, и, прежде всего, женщин. И о чём думала та девушка? Ведь наверняка ей льстило внимание к ней молодого человека, в сторону которого сворачивали голову многие женщины. Пыталась ли она выяснить, кем является её тайный преследователь, бросавший на неё восхищённые взгляды? Впрочем, раз Дэвид уверял её, что она, Луиза, знакома с ней, то та девушка должна была знать, что её поклонник - всего лишь секретарь лорда Уилдсорда. Но тут Луиза вспомнила Бетани Хаксли, которая, если верить Хезер, была безнадёжно влюблена в Дэвида и ездила в Брайтвуд-холл ради того, чтобы лишь бы одним глазком взглянуть на секретаря лорда Уилдсорда. Она ведь тоже была девушкой из благородной семьи, правда, совсем молоденькой и незамужней.
  И интересно, вспоминает ли сейчас Дэвид, покинув Брайтон, предмет своего обожания? По крайней мере, молодой человек после того признания Луизе больше ни разу не заикнулся о том, что его сердце было всколыхнуто какой-то женщиной. Его грусть как будто бы прошла.
  Но наконец Дэвид, поднимавший время от времени голову, когда переворачивал страницы, заметил, что Луиза, подперев рукой подбородок, смотрит задумчивым взглядом куда-то мимо книги.
  - Простите, это книга, должно быть, вам не очень интересна. Я не подумал о том, что рыбы могут вас мало заинтересовать, - несколько разочарованно произнёс молодой человек.
  - Нет, нет, книга вправду очень интересная, - принялась уверять его в обратном Луиза. - Просто она такая толстая, что я немного утомилась. И потом сельдь и скумбрия - всё это так знакомо. Я думаю, что нам стоит отложить назавтра ознакомление со второй половиной этой книги. А сейчас, как насчёт того, чтобы выпить кофе? - и девушка взялась за колокольчик, чтобы вызвать Кэти, но тут же выпустила его. - Ах, я совсем забыла, что все ушли в церковь. Что-то сегодня я такая рассеянная.
  - Думаю, что я способен сварить кофе не хуже Кэти, - сказал Дэвид.
  - Да, прошу вас, будьте так любезны.
  Молодой человек заложил закладку между страницами книги и вышел. Он вернулся через пятнадцать минут, держа в руках серебряный поднос, на котором стояли две дымящиеся кофейные чашки, две ложечки, сахарница и тарелка с аккуратно нарезанными кусочками кекса с изюмом и сливочной помадкой.
  Девушка опустила в свою чашку кубик сахара и, неторопливо размешивая кофе ложечкой, чтобы она не стучала об фарфор, внимательно посмотрела на секретаря.
  - Скажите, вам и вправду нравится проводить всё своё свободное время подле меня, развлекая меня чтением?
  - Я подумал, что вам наверняка невероятно скучно проводить все дни одной в этой комнате, не имея возможности покинуть её без посторонней помощи.
  - Да, но ранее, до поездки в Брайтон, вас мало занимал мой досуг. Вы предпочитали проводить своё время в одиночестве в библиотеке. Неужели вы по-прежнему испытываете чувство вины за то, что не настояли на том, чтобы мой муж переменил лошадей? Хотя я уже говорила вам, что в моём падении с лошади никто не виноват, кроме меня самой.
  - Вам трудно поверить в то, что я могу просто сочувствовать вам, не испытывая при этом чувства вины? Впрочем, я понимаю вашу недоверчивость. Ранее я вёл себя по отношению к вам несколько непозволительно. И я давно хотел попросить у вас за это прощения.
  - Вы ошибаетесь, думая, что я сержусь на вас за что-то. Я вижу, что за последнее время вы сильно переменились в лучшую сторону. И я не могла не оценить этого. Но, когда человек совершает какие-то поступки, я всегда пытаюсь понять, что побудило его к этому. Что касается вас, то я думаю, что на вас оказала влияние та девушка.
  - Какая девушка? - и лицо Дэвида приняло недоумённое выражение.
  - Та, что вскружила вам голову в Брайтоне. Ну, помните, вы же сами признались мне тогда на пляже? Или вы уже успели позабыть её так скоро?
  Поняв, о чём говорит Луиза, молодой человек мгновенно помрачнел.
  - Я ведь тогда просил вас забыть о моих словах, леди Луиза, - сказал Дэвид, глядя на свою чашку.
  - Простите, что я напомнила вам о ней. Но мне казалось, что сейчас вы вовсе не страдаете из-за неё. И я подумала, что ваши чувства к ней оказались не столь глубоки. По крайней мере, вы не выглядите несчастным человеком.
  - Просто я стараюсь больше не думать о ней. Что же касается моих чувств, то сейчас я люблю её с не меньшей силой, чем прежде.
  - А стихи? Пишите ли вы стихи, посвящённые ей, в духе Петрарки? Впрочем, наверное, вам сейчас совсем некогда сочинять их, ведь всё свободное время вы проводите или со мной, или с лошадьми.
  Тут Дэвид посмотрел на девушку таким взглядом, каким не смотрел на неё ещё никогда: его глаза пылали огнём недовольства. Вероятно, молодой человек был очень раздражён тем, что Луиза пытается выведать самые сокровенные тайны его сердца.
  - Слава богу, у меня есть ещё ночные часы, которое я могу отдавать поэзии, - ответил секретарь тем самым тоном, каким он обычно разговаривал с Луизой до их поездки в Брайтон.
  И тут девушка поняла, что она чем-то не на шутку разозлила молодого человека. Не зная, как помириться с ним, она сказала первое, что пришло ей в голову:
  - Вы говорили мне, что я её знаю, значит, я могу пригласить её в Брайтвуд-холл, если вы, конечно, того желаете. И вы могли бы увидеться с ней. Только для этого вам придётся назвать мне её имя.
  Услышав это, Дэвид побледнел.
  - Леди Луиза, позвольте узнать, чем руководствовались вы, решив пригласить к себе в дом замужнюю женщину, в которую влюблён секретарь вашего мужа? Вы хотите, чтобы я, увидев её вновь, испытал все муки ада, зная, что она никогда не будет принадлежать мне?
  - Простите, я вовсе не подумала об этом, - принялась извиняться Луиза.
  - Не подумали, потому что никогда не были влюблены, иначе подобное никогда не пришло бы вам в голову!
  - Что ж, я рада, что наконец-то вы поняли, что значит любить. Любить безответно, как любит вас Кэти все эти годы.
  - Да, я теперь понимаю Кэти лучше, но ведь это не идёт на пользу ни мне, ни ей.
  - Я ещё раз прошу вас простить меня. Поверьте, мною двигали самые лучшие побуждения!
  - А может, просто праздное любопытство? Признайтесь, что всё это время вы гадали, кто же та таинственная девушка, умудрившаяся растопить ледяное сердце Дэвида Флориани.
  - Да, я любопытна, но я не вижу в том ничего дурного, - пожала плечами девушка.
  - И вы ещё говорите о лучших побуждениях, - разочарованно произнёс молодой человек, вставая со стула. - Простите, миледи, что я всё это время навязывал вам своё общество. Обещаю, что впредь я не посмею злоупотреблять вашим досугом.
  И Дэвид поспешными шагами покинул комнату Луизы, оставив девушку в полном недоумении. Что нашло на молодого человека и за что он на неё обиделся? Луиза допила свой кофе и стала думать о том, как же ей теперь перебраться в кресло, так как сидеть на стуле ей было не очень удобно. Она огляделась и увидела, что её костыли стоят, прислонёнными к кровати. Тогда девушка решила попробовать добраться до кресла без них и, встав, опираясь руками об стол, она попыталась сделать один шаг. Однако как только Луиза перенесла свой вес на правую ногу, то тут же почувствовала в ней боль и поняла, что не сможет дойти до кресла. Девушка вновь опустилась на стул в надежде, что Дэвид всё-таки вспомнит о ней, о том, что он бросил её за столом и что самостоятельно она не сможет добраться до кресла, и вернётся. Но Луиза напрасно ждала молодого человека, он так и не пришёл. И всё, что ей оставалось - это ожидать прихода кого-нибудь из слуг из церкви.
  Так и её застал лорд Рэндольф, сидящей за столом и листающей от нечего делать энциклопедию.
  - У тебя были гости? - спросил мужчина, увидев две чашки кофе на подносе.
  - Нет, это я попросила приготовить для себя две чашки, так как плохо выспалась сегодня, - и Луиза, взявшись за ручку чашки Дэвида, принялась пить давно остывший кофе.
  Девушка не посмела признаться своему мужу в том, что Дэвид бросил её, не позаботившись о том, как она будет добираться до своего кресла. Тем более, что ей пришлось бы тогда объяснять причину такого поведения молодого человека. Но Дэвид скрывал от всех то, что его угораздило влюбиться в замужнюю женщину, и доверился только Луизе, и поэтому, как бы там ни было, она не могла раскрыть его тайну.
  
  Однако с тех пор чтение книг Дэвидом леди Луизе прекратилось. Девушка вообще перестала видеть молодого человека, ведь она почти не покидала своей комнаты, и лишь иногда, когда была хорошая погода, её выводили на террасу. И только тогда, сидя в кресле и глядя на парк, Луиза иногда видела секретаря, шедшего в сторону конюшни или выезжающим на своём Чезаре. И ни разу Дэвид не поднял головы, чтобы взглянуть в сторону девушки, хотя наверняка знал, что она находится сейчас на террасе. Похоже, что секретарь затаил на леди Луизу смертельную обиду и не собирался прощать её. Сначала девушка злилась на него: ей было обидно, что он оставил её в комнате одну, зная, что она не сможет без костылей встать со стула. Однако чем больше проходило времени, тем больше Луиза жалела, что эта ссора случилась. Дэвид своим присутствием хоть как-то скрашивал те часы, которые она вынуждена была проводить в одиночестве. Теперь же она подолгу оставалась одна. Кэти, также лишённая общества Дэвида, всё чаще стала где-то пропадать. И лишь миссис Эмили Бьютихилл, навещавшая теперь свою подругу довольно часто вместе со своим сыном Фредди, разбавляла её часы досуга.
  Кэти, не знавшая о ссоре молодого человека и своей госпожи, поначалу была очень огорчена тем, что Дэвид больше не находит времени почитать им книги, а, как в прежние дни, опять то уединяется в библиотеке, то уходит в конюшню. Горничная пыталась выяснить, что стало тому причиной, на что Луиза ответила ей, что хоть Дэвид и является секретарём её мужа, в его обязанности вовсе не входит читать им книги, но если Кэти очень сожалеет об этом, то она сама готова читать ей их вслух.
  - Вы будете читать мне книги? - испуганно спросила горничная, ведь на самом деле она едва ли могла пересказать содержание хотя бы одного романа, прочитанного им Дэвидом, ведь её интересовали отнюдь не книги.
  - Ах, Кэти, - улыбнувшись, сказала Луиза, - если бы я была феей Мелюзиной, то, дотронувшись до Дэвида волшебной палочкой, я бы заставила его влюбиться в тебя. Но, увы, я не волшебница и палочки у меня нет.
  Однако Кэти недолго ходила в расстроенных чувствах, так как Тоби день ото дня всё больше проявлял напора в попытках завоевать сердце горничной. И всё чаще до Луизы стали долетать из коридора кокетливый смех Кэти и голос Тоби, беседовавшего с ней, когда он подлавливал служанку у дверей комнаты хозяйки дома.
  Но однажды по тону разговора горничной и Тоби Луиза поняла, что они ведут отнюдь не любезный разговор, а ссорятся. Взяв клюку, девушка заковыляла к двери на тот случай, если вдруг молодой человек зайдёт слишком далеко и попытается обидеть её служанку, и Кэти понадобится её защита. Но сначала Луиза прислонилась ухом к двери, чтобы убедиться, что она не ошиблась и что молодые люди действительно ссорятся.
  - Это всё из-за него, из-за него? Ты из-за него мне отказываешь? Будь он проклят! - услышала Луиза гневный голос Тоби. - Да чем он лучше меня, Кэти, скажи? Он просто смазливый лентяй. Думаешь, выйдешь за него, будешь как сыр в масле кататься! Да пойми, он тебя не уважает! А я... я люблю тебя. Я буду работать до седьмого пота, я всё до последнего пенни буду отдавать тебе. Будешь одеваться не хуже, чем госпожа.
  Но девушка молчала.
  - Ну же, Кэти, - напирал молодой человек.
  - Мне нужно подумать, Тоби, - уклончиво ответила горничная.
  И тут молодой человек с силой ударил кулаком по стене, чтобы хоть как-то выпустить пар. Затем Луиза услышала какую-то возню и, решив, что Тоби распускает руки, выглянула в коридор, чтобы заступиться за горничную. Но девушка увидела отнюдь не то, что ожидала: Тоби, прижав горничную к стене, страстно целовал её в губы. При этом, к удивлению Луизы, Кэти и не думала сопротивляться, и даже когда молодой человек закончил, она не влепила ему пощёчину, возмущённая его наглостью, а, разомлев, стояла, опираясь об стену. Вероятно, это был первый поцелуй девушки в губы или, по крайней мере, настолько страстный, и он её просто ошеломил.
  - Ну что? - спросил Тоби, глубоко дыша и глядя на горничную горящими глазами. - Уж такого-то ты от него точно никогда не получала.
  Кэти же, наконец придя в себя и осознав, что позволила прикоснуться к себе другому мужчине, не Дэвиду, вытерла рукавом губы и сказала со смущением, не глядя на слугу:
  - Я подумаю, Тоби, обещаю, я обязательно подумаю.
  - Даю тебе срок неделю. И не смей больше тереться рядом с ним! - строго наказал молодой человек напоследок и ушёл.
  Луиза, поняв, что её вмешательство не требуется, прикрыла дверь и вернулась в кресло, чтобы дождаться возвращения служанки.
   Несмотря на то, что разговор Кэти и слуги случился всего в десяти шагах от комнаты Луизы, горничная вошла в комнату лишь через минуту. Вероятно, ей понадобилось время, чтобы прийти в себя и отдышаться после поцелуя Тоби. Однако она всё же не сумела спрятать лёгкий румянец на своих щеках и блуждающую улыбку. И, думая о чём-то своём, она принялась рассеянно собирать посуду со стола на поднос и чуть не уронила чайник.
  - Кэти, что с тобой? - спросила Луиза, словно ни о чём и не догадываясь. - В тебе случилась какая-то перемена.
  - Со мной? Да нет, миледи, ничего, - ответила девушка, пряча смущённый взгляд.
  - Что же тогда заставляет тебя светиться, как начищенный пятак?
  - Ах, это всё из-за Тоби, - вздохнула горничная, не в силах больше сдерживать свои эмоции. - Я ведь говорила вам, что он хочет жениться на мне, и требует, чтобы я дала ему ответ уже через неделю. Но вы ведь посоветовали мне не спешить с ответом.
  - Кэти, тебе нравится Тоби, хоть немного?
  - Да, наверное, - тихо ответила горничная, всё ещё ощущая вкус поцелуя молодого человека на своих губах.
  - И если бы не Дэвид, то ты приняла бы его предложение?
  Поразмыслив немного, Кэти утвердительно закивала головой. Но потом добавила:
  - Но Тоби хочет, чтобы мы покинули Брайтвуд-холл. Он сказал: я не позволю, чтобы ты всё время крутилась подле Дэйва. Он меня очень к нему ревнует. Но как же я смогу покинуть Брайтвуд-холл, я ведь выросла здесь, и как я могу расстаться с вами, леди Луиза?
  - Кэти, ты должна признаться честно самой себе, по ком ты будешь больше скучать, покинув Брайтвуд-холл, по мне или по Дэвиду. Если ты понимаешь, что никогда не забудешь его и никогда не сможешь разлюбить, то тогда тебе не стоит принимать предложение Тоби.
  - Ах, леди Луиза, я уже ничего не знаю. Ничего, - растерянно проговорила девушка и взглянула на свою госпожу так, словно вопрошала у неё совета, как ей поступить.
  - Слушай своё сердце, Кэти, что оно тебе говорит.
  - А как поступили бы вы на моём месте? - спросила горничная.
  - Я? - растерянно произнесла Луиза. Ей, конечно же, хотелось бы ответить, что она никогда не вышла бы замуж за человека, которого не любит, но, разумеется, она не могла так сказать, ведь как раз-то сама и вышла замуж за лорда Уилдсорда, не испытывая к нему никаких чувств. - Я не считаю, что могу давать здесь какие-то советы.
  То, что миледи так и не смогла толком ей ничего ответить, немного огорчило Кэти. Однако Тоби не позволил ей долго находиться в растерянных чувствах, и Луиза всё чаще и чаще стала слышать, как Тоби флиртует со служанкой в коридоре. Молодой человек, вероятно, чувствовавший неуверенное настроение Кэти, понимал, что, если её постоянно подталкивать к верному для него решению, то она рано или поздно сдаться под его напором. Он не хуже Джереми Уормишема осознавал, что молодая восемнадцатилетняя девушка, у которой играет кровь, жаждет любви всем сердцем. И если она не может заполучить её от одного мужчины, то, возможно, вскоре взглянет в сторону другого. Нужно было только как можно быстрей выбить из головы Кэти мысли о секретаре лорда Рэндольфа. И Дэвид, сам того не зная, невольно способствовал этому, избегая встреч с горничной.
  Ухаживания же Тоби льстили девушке, и поэтому всякий раз, после разговора с молодым человеком, она входила в комнату леди Луизы раскрасневшаяся и с загадочной улыбкой на губах. Но так было до тех пор, пока она случайным образом не сталкивалась с Дэвидом. И всякий раз, завидев его, она тут же забывала о Тоби и его ухаживаниях, и её чувства к секретарю вспыхивали в ней вновь. И девушка тут же грустнела и принималась вздыхать. И она ничего не могла с собой поделать: Дэвид имел над ней слишком большую власть.
  Поэтому, спустя неделю, когда Тоби потребовал от Кэти определённости, она сказала, что ей нужно ещё время. Это злило молодого человека и заставляло его ухаживать за горничной с удвоенной энергией. И Луиза, не хуже слуги понимала, что рано или поздно он добьётся своего, ведь в конце концов Кэти мечтала о семье и детях. И как бы и вправду им не пришлось в конце осени играть свадьбу.
  
  К исходу лета Луиза поправилась настолько, что решила, что пора ей уже перестать быть затворницей и она вполне может передвигаться по дому без помощи клюки: нога её уже почти не беспокоила. Поэтому в одно из утр девушка отдала распоряжение, чтобы ей накрыли завтрак не в комнате, а в столовой.
  Лорд Рэндольф очень обрадовался, увидев свою жену, вышедшую к завтраку, и сам отодвинул ей стул, чтобы она смогла сесть за стол. Дэвид вошёл в столовую последним. И Луиза, увидев его, изумилась, так как ей показалось, что за эти пару недель, что она не видела молодого человека, его внешность сильно переменилась: он сильно похудел, под глазами появились тёмные круги, словно ему приходилось не спать ночами. Неужели он был чем-то болен? Луиза перевела вопросительный взгляд на своего мужа, надеясь, что он пояснит, что же такого неладного происходит с его секретарём. Однако было похоже, что для лорда Рэндольфа, видевшего молодого человека каждый день, перемены в его внешности были не столь очевидны, как для Луизы.
  Но что могло случиться с Дэвидом? Неужели неразделённая любовь по-прежнему настолько сильно гложила его, и он не спал ночами, исписывая листок за листком строками стихов? Настроение молодого человека тоже оказалось неважным: на вопросы лорда Рэндольфа он отвечал односложно, а тост с беконом с трудом лез ему в горло, так как к концу завтрака Дэвид с трудом осилил съесть и половину его. И было очевидно, что он ест его только потому, чтобы лорд Рэндольф не задавал ему никаких вопросов.
  То же самое повторилось и во время ланча: Дэвид всё также был молчалив и едва притрагивался к тому, что лежало перед ним на тарелке. Но неужели лорд Рэндольф не замечает ничего этого?
  Чтобы хоть как-то оживить атмосферу за столом, Луиза решила сообщить о том, что, возможно, вскоре в их доме будет сыграна свадьба. Но, прежде всего, девушке хотелось проследить за реакцией Дэвида: как он отнесётся к тому, что Кэти, так долго сохшая по нему, вдруг в совсем скором времени станет женой другого.
  - Рэндольф, - обратилась Луиза к своему мужу, не глядя на секретаря, словно бы то, что она собиралась сообщить, вовсе не окажется ему интересным, - как бы через несколько месяцев мне не пришлось искать себе новую горничную.
  - Что-то случилось? Мисс Кэт желает подыскать себе новое место? - спросил мужчина.
  - Нет, просто, возможно, что вскоре мисс Кэт станет миссис.
  Услышав эту новость, лорд Рэндольф не на шутку перепугался и вопросительно взглянул на Дэвида, памятуя о словах своей жены о том, что Кэти совсем ещё до недавней поры была влюблена в секретаря.
  - Тоби Бранч сделал ей предложение, - поспешила пояснить Луиза. - И, возможно, что Кэти ответит на него согласием. Хотя пока ещё трудно утверждать что-то наверняка, ведь любой девушке, безусловно, требуется время для того, чтобы всё хорошенько обдумать, прежде чем решиться на столь серьёзный шаг. Но если всё же Кэти примет его предложение и их свадьба состоится, то, с большой долей вероятности можно сказать, что они покинут Брайтвуд-холл. Тоби хочет наслаждаться семейным счастьем в уединении.
  Услышав, что женихом служанки собирался стать вовсе не Дэвид, казалось, что лорд Рэндольф облегчённо выдохнул.
  - Что ж, если Кэт соберётся под венец, то ты можешь смело обещать ей, Луиза, неплохое приданое с моей стороны. Девушка осталась без отца, поэтому, я думаю, что будет справедливым, если мы дадим за неё пятьдесят фунтов стерлингов.
  Похоже, что лорд Рэндольф был только рад тому, что горничная покинет Брайтвуд-холл.
  - Но ведь она его совсем не любит, - вдруг вставил своё слово Дэвид.
  - Да разве не вы сами говорили мне, что для Кэти достаточно того, что любят её, - напомнила Луиза. - А Тоби её любит, в этом нет никаких сомнений. И я уверена, что в скором времени Кэти, сумев по достоинству оценить все те качества, которыми обладает этот молодой человек, в конце концов сможет ответить ему взаимностью.
  - Но ведь пока этого не случилось, - возразил Дэвид. - Выходить же замуж за кого попало, только по тому, что тебе сделали предложение, большая ошибка.
  - За кого попало?! - возмутилась Луиза пренебрежительной оценкой Дэвида Тоби: да что это секретарь возомнил о себе? Неужели он считает, что только он один достоин того, чтобы его любили. Пусть же знает, что и ему можно найти замену. - Тоби ни "кто попало", он достойный, порядочный, далеко не глупый молодой человек. А если кто-то считает, что Кэти будет всю жизнь предана тому, в которого она, возможно, и влюблена сейчас, но который ею совершенно пренебрегает, и будет взирать на него, как на Бога, то он сильно ошибается. Кэти, как всякая девушка, мечтает о крепкой семье, любящем муже и детях, и Тоби способен дать ей всё это. И потом, что ещё ей остаётся? - и Луиза многозначительно посмотрела на секретаря.
  - Значит, вы поддерживаете Кэти? - спросил Дэвид.
  - Кэти, безусловно, будет сама принимать решение о своём будущем. Клянусь, я никоим образом не попытаюсь повлиять на неё. Однако я не понимаю, мистер Дэвид, - приняла Луиза официальный тон, - почему это новость вас так расстроила?
  - Потому что, увы, я в очередной раз убедился в том, насколько женщины легкомысленны.
  - Но не всем же дано грезить о чистой и непорочной любви. Кэти девушка волне земная и ей нужны земные чувства. Она желает, чтобы её муж не восхвалял её в стихах, а дарил ей вполне осязаемые, страстные поцелуи.
  - Луиза, Дэйв, прошу вас, прекратите ваш спор. Что опять у вас за сыр-бор из-за пустяка? - наконец вмешался в разговор лорд Рэндольф. - Я думаю, что Кэти способна сама разобраться в своих чувствах, без посторонней помощи. В конце концов, это только её дело.
  Больше за столом молодой человек и девушка не проронили друг другу ни слова.
  
  Однако на следующий день, когда Кэти пришла в комнату Луизы, чтобы переменить постельное бельё, девушка заметила, что её горничная как будто бы была чем-то расстроена. Отложив перо, которым она писала письмо матери, Луиза спросила служанку:
  - Кэти, что-то случилось, почему ты так мрачна сегодня?
  - Ах, леди Луиза, - вздохнула девушка и, забыв про бельё, она уселась на кровать, сложа руки и поникнув головой. - Дэйв узнал, что Тоби сделал мне предложение и что он требует от меня скорого ответа, и сказал, что я не должна выходить за Тоби, раз я его не люблю. И теперь я совсем не знаю, что мне делать.
  Поступок Дэвида возмутил Луизу: молодой человек вёл себя как собака на сене. Он не любил Кэти, но и одновременно отговаривал её выходить замуж за другого.
  - Но как он смеет решать за тебя, вмешиваться в твою судьбу!
  - Как вы считаете, леди Луиза, что это значит? Почему он не хочет, чтобы я выходила за Тоби. Может, всё-таки Дэйв испытывает ко мне какие-то чувства? - и горничная взглянула на свою госпожу глазами, полными надежды.
  Но Луиза вынуждена была огорчить девушку:
  - Нет, Кэти, - отрицательно закачала Луиза головой, с сочувствием глядя на горничную. - Увы, он тебя не любит. Тебе нужно перестать питать себя обманчивыми надеждами и грезить о нём. - И после паузы она добавила: - Я думаю, что он любит какую-то другую девушку.
  - Другую девушку? - опешила Кэти: ей показалось это невероятным, ведь если Дэвид не мог полюбить её, то и какой-то другой девушкой он тоже не мог увлечься.
  - Он сам признался мне в этом в Брайтоне. Там он увидел какую-то девушку, не знаю, кто она, и полюбил её. И я думаю, что чувства к ней у него до сих пор не прошли. По крайней мере, мне так кажется.
  Услышав, что Дэвид увлёкся другой девушкой, Кэти расстроилась, в её глазах было отчаяние, её лицо скривилось, и она готова была разрыдаться.
  - Полюбил другую! Как это ужасно! Но почему он не может полюбить меня, леди Луиза? - восклицала Кэти.
  Но что могла на это ответить девушка своей служанке, она лишь пожала плечами.
  - Если бы могли знать, за что мы любим одних, а других нет, - перефразировала Луиза слова секретаря. Затем она подошла к горничной и, присев рядом с ней, положила свою руку на её плечо. - Кэти, я могу сказать тебе в утешение только одно, что очевидно, что и у него эта любовь невзаимная. Эта девушка - благородная миссис, и она никогда не ответит на его чувства. Вполне возможно даже, что они никогда больше и не увидятся вовсе. И рано или поздно его чувства к ней, ничем не подпитываемые, улетучатся. - Однако после долгой паузы она добавила: - Но, Кэти, наверное, Дэвид всё-таки прав в том, что ты не должна принимать предложение Тоби, раз твои чувства к Дэвиду столь сильны. Ты сделаешь только несчастными и себя и Тоби.
  - Как вы думаете, леди Луиза, как быстро Дэйв сможет забыть ту, другую?
  - Как же я могу это знать?
  - Но почему вы думаете, что он до сих пор её любит, раз вы говорите, что он никогда больше её не увидит?
  - Да разве ты сама не видишь, что с Дэвидом творится что-то неладное? Неужели никто из вас не замечает, что с ним происходит? Когда я вчера увидела его за завтраком, то ужаснулась. Он так исхудал, осунулся.
  - Вы думаете, что это из-за неё?
  - Какие ещё причины могли бы заставить его так печалиться?
  - Да, я сама заметила, что Дэйв в последнее время стал каким-то грустным, - закивала девушка согласно головой. - Он совсем перестал шутить и почти не разговаривает со мной. Я спрашивала его, почему он такой. Но он ответил, что просто хочет в Лондон, потому что здесь ему, видите ли, скучно.
  - В Лондон? Вот как? - удивилась Луиза. - Но когда мы были в Брайтоне, Дэвид говорил, что хочет поскорее вернуться в Брайтвуд-холл, потому что скучает по своему Чезаре. Теперь же он хочет уехать в Лондон. Похоже, он сам не знает, чего хочет.
  - Хотел вернуться в Брайтвуд-холл, потому что скучал по Чезаре, по коню? Скучал по коню, и только-то?! - с обидой восклицала горничная, глотая слёзы. - А про меня, неужели он не вспоминал про меня там, в этом Брайтоне, ни разу?
  - Кэти, да слышишь ли ты меня? Я ведь тебе уже сказала, что он там влюбился в другую девушку. И я думаю, что, может быть, причина того, что Дэвиду вдруг захотелось уехать в Лондон в том, что он каким-то образом узнал, что та девушка теперь в столице.
  - Та девушка - в Лондоне? - спросила Кэти так, словно бы её госпожа могла знать ответ наверняка.
  - Я лишь могу предполагать, Кэти. Впрочем, откуда и Дэвиду знать это. Ведь он не видится с ней и наверняка не ведёт переписки. Если только он не узнал о том, что она вернётся в Лондон, случайным образом ещё в Брайтоне.
  - Я тоже раньше хотела, чтобы мы побыстрее уехали в Лондон. Там Дэйв не сможет пропадать все дни в конюшне. Я думала, что мы вместе будем ходить в театр, гулять в парках, как бывало ранее. Но теперь я не хочу, чтобы мы уезжали в Лондон, раз там будет она, другая. Потому что, только попадись она мне на глаза, я повыдираю ей все волосы и не посмотрю на то, что она благородная миссис, - зло проговорила Кэти, вероятно, представляя в своём воображении, как она пальцами вцепляется в кудри соперницы. - Нет, пусть она держится от меня подальше, иначе ей несдобровать!
  - Кэти, я думаю, что было бы лучше для всех, если бы Дэвид уехал из Брайтвуд-холла, например, для того, чтобы учиться. Он умный, талантливый молодой человек. Из него мог бы получиться хороший политик или юрист. Но для этого ему нужно закончить Кембридж или Оксфорд. А он прозябает здесь, оставляя в туне свои способности и таланты, так как, увы, мой муж держит его подле себя, как преданного пса. Ему и в голову не приходит то, что Дэвиду следует учиться.
  - Так, значит, вы считаете, что Дэйву будет лучше уехать отсюда? - спросила Кэти, готовая вновь расплакаться. - Но если он уедет учиться, то тогда я почти совсем перестану его видеть.
  - Кэти, но что толку в том, что сейчас ты видишь его каждый день и страдаешь от его холодности? Поверь, будет лучше, если он уедет, и тогда ты перестанешь терзаться.
  Но, похоже, что служанка никак не могла согласиться с этим. Её выражение лица продолжало оставаться страдальческим.
  - Нет, всё равно, я не хочу, чтобы он уезжал, - отрицательно качала она головой.
  - Ах, вы бедняжки, - с сочувствием сказала Луиза, обняв служанку. - Тоби любит тебя, ты любишь Дэвида, Дэвид - какую-то незнакомку. И почему не может быть всё просто? Чтобы те, кого мы любим, любили бы и нас.
  Давно уже никто не помнил про постельное бельё, так девушки и сидели, обнявшись, на смятой постели.
  
  Наступление осени принесло с собой дожди, и это, казалось, только ещё больше омрачило настроение всех обитателей Брайтвуд-холла. Луиза, которая могла бы теперь совершать короткие прогулки по парку, опять вынужденно была лишена этой возможности и вновь проводила всё своё время в заточении в комнате. Визиты миссис Эмили Бьютихилл по причине плохой погоды стала редки, и Луиза заскучала ещё более, чем летом. Она давно уже жалела о ссоре с секретарём и думала о том, как бы ей с ним помириться. Однако настроение Дэвида по-прежнему оставалось таким же мрачным, и Луиза понимала, что молодому человеку, предпочитавшему сейчас пребывать в одиночестве, вряд ли доставит удовольствие чтение книг хозяйке дома.
  У Кэти тоже было мало поводов для веселья. Послушав Дэвида, она сказала Тоби, что ей нужно ещё время и не стоит торопиться со свадьбой. Тоби же, каким-то образом прознав, что девушка артачится "благодаря" совету секретаря, возненавидел того ещё сильнее и не упускал любого случая, чтобы задеть его, сказать ему какую-нибудь колкость и выместить на нём свою злобу. Вся остальная прислуга, считавшая, что Дэвидом руководит лишь самолюбие, также ополчилась против секретаря. Его и так недолюбливали до этого, теперь же у них появился лишний повод оправдывать свою неприязнь к нему. Атмосфера в доме начала накаляться, и уже для всех было очевидным, что, чем раньше лорд Рэндольф и его секретарь уедут в Лондон, тем будет лучше.
  Тем временем мать Луизы мадам д'Этре, заскучавшая в Лондоне, стала закидывать свою дочь письмами, в которых выражала своё желание провести в Брайтвуд-холле хотя бы недельку, а ещё лучше две или три. И Луиза стала подумывать о том, что было бы неплохо, если бы её матушка приехала в Брайтвуд-холл и своим живым, неунывающим характером разбавила мрачное настроение его обитателей.
  Следовало лишь согласовать это с лордом Рэндольфом, и Луиза сообщила о письмах матери и её желании навестить дочь в Брайтвуд-холле своему мужу. Хозяин дома, услышав, что мадам д'Этре желает пожить под одной крышей со своей дочерью какое-то время, немного огорчился. Нет, не потому, что не желал видеть тёщи, а потому, что им уже было принято решение, что в этом году они уедут в Лондон немного раньше обычного (об этом лорд Рэндольф как раз и собирался поговорить со своей женой, но не успел), присутствие же мадам д'Этре в Брайтвуд-холле могло отложить их отъезд на неопределённое время.
  Луиза же, услышав новость о том, что её муж решил уехать в Лондон раньше, чем предполагалось, не удивилась, хотя её самолюбие и было немного задето тем, что её мнением не поинтересовались. Впрочем, девушке давно уже было пора привыкнуть, что в этом доме прежде всего исполнялись желания Дэвида Флориани. Её же могли лишь спросить: не имеет ли она какие-то возражения против этого. Но, как правило, Луиза не имела никаких возражений, так как, на самом деле, её интересы ни в чём не ущемлялись. Что ж, раз её муж решил в этом году уехать в Лондон раньше, чем обычно, то пусть отправляется туда, но один, то есть без неё, Луизы.
  - Я хотела пригласить матушку в Брайтвуд-холл на следующей неделе, но если вы решили уехать в Лондон в этом году так рано, то думаю, что самым лучшим решением будет, если вы, как и задумали, поедите в столицу, а я же останусь здесь, в Брайтвуд-холле вместе с матушкой, - высказала своё мнение Луиза. - Я думаю, что ей захочется пробыть здесь гораздо дольше, чем неделю. Да и если честно, то и мне пока не хочется перебираться в Лондон. Ну что я буду делать там, когда моя нога ещё не совсем здорова? - пожала плечами Луиза. - Я не смогу разъезжать по гостям и театрам. Поэтому лучше мне остаться здесь, пока я совсем не поправлюсь.
  - Прости, дорогая, я совсем не подумал о тебе, когда собирался уезжать в Лондон, - принялся с виноватым видом извиняться лорд Рэндольф. - Конечно же, ни о каком отъезде не может идти и речи, пока твоя нога не станет совсем здоровой. Мы останемся в Брайтвуд-холле столько долго, сколько понадобиться.
  - Нет, нет, вы не должны откладывать свой отъезд в столицу из-за меня. Если вам необходимо уехать так рано, то поезжайте. Уверяю вас, меня это нисколько не обидит.
  - Ты уверена? - спросил мужчина, однако в его голосе слышалось облегчение: вероятно, он был доволен тем, что Луиз не стала настаивать на том, чтобы и он тоже непременно оставался в Брайтвуд-холле.
  - Совершенно уверена. Я думаю, что присутствие моей матушки не позволит мне скучать здесь. К тому же Бьютихиллы не планируют покидать своё имение раньше ноября, и я не останусь в одиночестве.
  - Что же, выходит всё удачно, так как я намереваюсь в начале ноября вернуться в Брайтвуд-холл на неделю, чтобы поохотиться. Присутствие же здесь твоей матушки даст мне уверенность в том, что с тобой будет всё благополучно.
  Это решение удовлетворило всех, поэтому в конце сентября все сундуки и саквояжи лорда Рэндольфа были собраны, и коляска его милости вместе с Дэвидом укатила в Лондон. И на следующий же день Луиза написала письмо матери, в котором приглашала её приехать в Брайтвуд-холл.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"