Танцуй! - жестокость и властность в холодном голосе.
Танцуй! - взгляд палача и удары хлыста.
Ареллеат. Танец. Нет, не только, а намного больше...и глубже.
- Танцуй же, ирха!
Да, именно ирха. Пленница, невольница, подвластная чужой воле.
- Танцуй же, аэлеет"а, - мольба в любящих, агатовых глазах, - спасти хоть себя.
Аэлеет"а, та, чье призвание танец.
Настоящий ареллеат - это дикая пляска на грани безумья, холодная расчетливость смерти и пьянящая жажда жизни.
В нем есть почти все оттенки чувств: боль, отчаянье, ярость, вызов. И, конечно же, ненависть, любовь, безумие, жажда мести и крови, свобода и страх. Все и ничто.
Арреллеат танец обреченных.
"Танцуй, если хочешь спасти..." слова с ритмом барабанов отзываются в голове.
Ты гордо поднимаешь глаза, встречаясь взглядом с интересом в серых глазах.
И плечи опускаются, ты вступаешь на пол, чувствуя, как острые осколки впиваются в голые ступни. На запястьях громко звенят тяжелые браслеты, усеянные словно розы, шипами во внутренней стороне. И первые бусинки крови падают на белое кружево пола.
Свист, удары хлыста и пронзительная, ослепительная боль, а на спине ломаными линями расцветают полосы. И ты танцуешь, отдаваясь душой, забывая о боли, крутясь во вспышках музыки. Ты почти свободна и безумна. Жажда сушит горло, жажда крови и мести. Ярость горит в карих глазах и горькая, отчаянная улыбка на сомкнутых губах. Ты можешь только танцевать. Ты принимаешь вызов, танцуя с собой, с жизнью и смертью, порхая на грани..., боясь не за себя, за любимого.
Глаза невидящим взором блуждают..., манят и пугают. Губы плотно сомкнуты, ты боишься произнести хоть звук. Руки, переплетаясь, взлетают вверх и бессильно опадают вниз, а то змеями извиваясь, скользят по сторонам и вблизи тела, очерчивая странные фигуры.
Босые, изящные ноги рисуют багровые узоры на прозрачном крошеве хрусталя. Запястья ноют, а сзади слышен свист хлыста. Спина пылает, тело горит от нестерпимого жара.
Алые линии, тянущиеся с запястий, разводы красного на бархате бронзовой кожи.
Вихрем летит вверх пышная юбка. Плавность и резкость движений, чувственность рук, глубина карих глаз завораживает. И тонкая струйка крови слишком ярко блестит с бледной прокушенной губы.
Танцуй, глотая слезы, разрывая связки, терпя боль, не поддаваясь отчаянью.
Танцуй, гори в страшном огне ареллеата, роняя букеты крови на острые лезвия на полу.
Выгибайся, плавно и резко теки, под ударами хлыста и смотри..., смотри прямо в ненавистные серые глаза, слушай, как клинок погружается в тело любимого.
Ненавидь, борись, живи танцем. Сгори в огне! Этот танец, все, что ты можешь.
Танцуй, не ради себя, а для него... для врага, пытаясь спасти агатовые глаза, смотрящиеся с такой тоской и любовью. И сердце болит, ненавидя и любя.
Твой прощальный, истинный ареллеат. Ты мертва, почти..., ты надеешься спасти свою любовь, где-то в глубине души зная, что не сможешь, о том же твердит сталь внимательных глаз.
Душа переходит порог, готовясь сделать шаг за грань. Но танец еще не окончен.
И в подтверждение серые глаза насмешливо улыбаются.
Свист и песнь клинка и падает тело любимого, безжизненными агатами смотря на тебя.
Стон, не сорвавшийся с губ, но воплощенный в танце. Боль, отчаянье, неверие, крик сердца и ... безумие, как вихри тумана. Расширенные зрачки... все плывет, ты видишь только кровь, его труп и серые глаза.
Танцуй, гори! Это все что осталось у тебя..., заверши свой танец, аэллет"а.
И с могильным холодом приходит понимание, каков должен быть конец.
Резкий поворот, выгиб спиной, руки, сведенные судорогой до ломоты, сгибаются в жестокой красоте, опускаются вниз, дыхание ровно, хотя сердце рвется и бешено мчится. Ты опускаешься, нет, падаешь, словно марионетка с отрезанными нитками. И замираешь, всем тело, ожидая единственного слова.
И оно прозвучало серым пеплом и запахом костра, оседая в пугающей пустоте твоих карих глаз.
- Казнить.
А ведь этот же голос обещал помилование ей и любимому, если она исполнит истинный ареллеат.
И понимание, с ужасом и болью. Истинен только танец на грани, когда нечего и не кого терять. Она исполнила все прекрасно...
Карие глаза закрываются, прося у неба только смерти, ибо душа ее слишком устала, почти дотла выжженная огнем.