Внутри церковь выглядела просторнее, чем снаружи, и всё же все желающие не смогли разместиться на скамьях из тёмного дерева. Мужчины толпились в проходах, и Даниэлю пришлось потрудиться, прежде чем он протиснулся внутрь и сумел встать сбоку, там, откуда был виден алтарь и гроб. Сначала он не собирался идти на похороны, но, увидев идущих в одну сторону одетых с чёрное людей с подобающе скорбными лицами, вдруг почувствовал любопытство. Интересно, удостоилась ли бы фрау Кауфман такого посмертного внимания всех горожан, если бы умерла своей смертью?
Светлый полированный гроб с бронзового цвета гирляндой был закрыт, и Даниэль вспомнил, что "Вервольф", по сообщениям, оставлял своих жертв в довольно неприглядном виде. Оглядывая собравшихся, писатель заметил сидевшую в первом ряду фройляйн Хайнце в элегантной шляпке с чёрной вуалькой. Её руки в чёрных перчатках были сложены на лежащей на коленях сумочке, как у примерной школьницы. Двумя рядами дальше сидела фрау Петерс. Кристины Даниэль не увидел. Священник, ведший службу, был пожилым лысеющим человеком, лысину окружали совсем белые волосы, а голос уже слегка дребезжал. Возможно, он принял этот приход сразу же после смерти убитого "Вервольфом" коллеги. Зазвучал орган, и мысли Даниэля уплыли куда-то вдаль от скорбного собрания. Он никогда не был особо религиозен, хотя и к атеистам себя причислить не мог, но в церкви бывал от случая к случаю.
Вставить в свой роман описание похорон, или это будет уже лишним?
Он пропустил момент, когда служба закончилась, и очнулся, только когда четверо мужчин подняли гроб и понесли его по проходу между скамьями. Одним из них был герр Рихтер. У выхода из церкви возникло некоторое замешательство - дальний конец был забит народом, и теперь люди раздавались в стороны или старались выйти наружу, чтобы пропустить гроб. И всё же носильщикам пришлось несколько задержаться. Остальные вставали со скамей и тянулись следом за ними, и Даниэль отступил к самой стене. Через некоторое время церковь опустела, но всё же Фёрстнер остался в ней не в одиночестве. Фройляйн Хайнце так и осталась сидеть на скамье, задумчиво глядя на алтарное распятие.
Поколебавшись, Даниэль подошёл к ней и сел рядом. При звуке его шагов женщина обернулась, но ничего не сказала.
- Вы не пошли на кладбище.
- Так же, как и вы.
- Я покойную совсем не знал.
- Да и я, признаться, не была с ней близко знакома. Но должен же кто-то похоронить несчастную, коль скоро родни у неё не осталось.
- Совсем?
- Разве что очень дальняя, - Грета Хайнце нахмурилась. - Теперь придётся что-то решать с домом.
- А разве закон в этом случае не помощник? Если не объявится наследник, будут торги...
- Трудность в том, что любой новосел, прежде чем поселится здесь, должен получить одобрение горожан. Таковы правила Вольфена.
- Хм... А я думал, такие правила только в элитных городских домах бывают.
- Жители Вольфена считают свой городишко элитным. Как, впрочем, и любые другие жители провинции.
- А вы их мнения не разделяете?
- Меня всегда раздражало их самодовольство, - фройляйн Хайнце вздохнула и поднялась. - Что ж, свой гражданский и административный долг я выполнила и могу идти. Полагаю, тело зароют и без моего участия.
Даниэль мог бы напомнить ей, что она и сама уроженка этого провинциального городишки, но это бы означало расписаться в том, что он интересовался её биографией, по сути - совал нос не в своё дело. Даже если она уже знает от Штеймана, всё равно неловко.
- Но дом-то хоть хорош? - вместо этого спросил он.
- Да в том-то и дело, что не слишком. Так что трудности с продажей будут изрядные, боюсь, он ещё долго будет стоять и разрушаться. Да вы его, наверное, видели, маленький такой, почти за вашей гостиницей.
- Что ж, желаю вам удачи.
- Спасибо.
Она ушла, а Даниэль ещё некоторое время посидел на скамье, потом поднялся и пошёл к выходу.
Местное кладбище, вопреки обыкновению, находилось не прямо рядом с церковью, а чуть подальше. Там, где стояла церковь, городская стена слишком близко подходила к скале, не оставляя достаточно места для захоронений, и потому погост разместился ниже по склону, будучи с одной стороны ограничен решёткой замкового парка. С трёх других сторон тянулась невысокая каменная оградка, рядом со входом стояла крошечная часовенка. Земля тут, как на детской площадке, была посыпана песком, кладбище, как и весь городок, выглядело чистеньким и ухоженным, почти игрушечным. Когда Даниэль вошёл в калитку, гроб в вырытую в центре кладбища яму ещё не опустили. Люди столпились вокруг, и Фёрстнер наконец увидел Кристину, но подходить к ней не стал. Вместо этого он присел на ограду рядом с флегматичного вида мужчиной средних лет, в испачканном землёй комбинезоне и в толстых перчатках. Судя по прислонённой рядом лопате, могилу предстояло зарывать именно ему, но сейчас землекоп спокойной курил, глядя на траурную толпу с видом философского равнодушия. От него заметно попахивало пивком.
- Они ещё не скоро разойдутся, да? - Даниэль кивнул в сторону могилы.
- Точно, - кивнул могильщик. - Сперва речи говорить будут, потом в очередь выстроятся, чтобы земли на гроб накидать... Дай бог до темноты управятся.
Даниэль тоже кивнул. Говорить больше не хотелось, и он молча наблюдал, как вперёд выступил полный представительный мужчина, видимо, мэр Вольфена, или кто тут у них возглавляет администрацию, и действительно завёл речь. Однако могильщик рядом видимо решил, что Даниэль, обратившись к нему, дал понять, что нуждается в собеседнике.
- А всё потому, - наставительно произнёс он, - что незачем лезть, куда не просят!
- Простите?
- Покойница-то наша, - могильщик кивнул на гроб, - обожала совать нос в чужие дела.
- Насколько я понял, она была сумасшедшая.
- Не безумнее нас с вами. Просто любопытная - страсть! - он достал сигаретную пачку, вытряхнул на ладонь ещё одну сигарету и прикурил от предыдущей. - Хотите?
Даниэль качнул головой.
- Ну, как хотите. Вот, казалось бы, живи и дай жить другим. Мало ли, кто что скрывает, у каждого в бельишке-то хоть что-то грязное да попадётся. Тем более, если бельишко не чьё-нибудь, а хозяйское, - могильщик указал на замок. - Нет, всё хотелось ей кого-нибудь на чистую воду вывести. Она уж и полицию допекла, комиссар-то наш на неё ругался.
- Постойте, вы хотите сказать, что фрау Кауфман интересовалась герром Штейманом?
- А то ж, - охотно согласился землекоп. - И им, и помощницей егойной. Но помощница-то хоть как-то тут крутится, ну, не знаю, может чего и не то сделает по мелочи - налоговую там проведёт, или ещё чего... А хозяин-то сидит у себя в Эйкендорфе и к нам носу не кажет. Так нет, Кауфман вбила себе в голову, что он тайком тут бывает, и что от него все беды.
- Какие беды?
- Ну дык мужа-то её убили. А вот теперь и её саму. Допрыгалась.
- Но вы же не хотите сказать, что её убил Штейман?
- Э, зачем ему? Я ж говорю, он тут и не бывает. Но всё равно не к добру это, высовываться зазря. Вон, о прошлом годе её поймали, когда она тайком пыталась в замок пролезть. Эта... сигнализация сработала. Казалось бы, дождись лета, когда экскурсии, и ходи хоть каждый день, если денег не жалко. Но нет, ей мало показалось. И всё ходит, бормочет... То она чего-то видела, то она чего-то слышала... А если и слышала - промолчи!
Даниэль машинально кивнул. Впрочем, не похоже было, чтоб его собеседник нуждался в ответах.
- Если уж сил сдержаться не хватает, так хоть помалкивай. Нет, надо всему городу по секрету рассказать, какая ты самая умная, да самая знающая. Странно, что до своих-то годков дожила. Но, видать, всё ж допекла кого-то.
- Значит, и впрямь раскопала что-то... опасное?
- Лезть без спросу вообще опасно. Особливо, когда о том известно всем вокруг. Вон, даже воронам, - могильщик кивнул на кладбищенскую часовенку. И в самом деле, на кресте сидели сразу две чёрные птицы, и ещё одна - пониже, на коньке крыши.
- Да-а, - задумчиво протянул могильщик. - Вороны, они всё видят.
Он наконец замолчал, перестав отвлекать Даниэля от его мыслей. Так что же, выходит, фрау Кауфман винила в смерти мужа герра Штеймана? И его помощницу? Уж не они ли "чудовища"? И, кстати, хозяин в замке действительно тайком бывает, в этом покойная была совершенно права. Да нет, чушь всё это, мало ли что там наговорил этот совершенно незнакомый Даниэлю человек. И всё же - фрау Кауфман интересовалась Штейманом, фрау Кауфман бормотала о каких-то чудовищах, и её муж, служивший в замке, тоже говорил о чудовищах... И вот они мертвы.
- А муж покойной - он тоже интересовался Штейманами?
Могильщик молча пожал плечами. Похоже, он уже выговорился, и интерес к разговору потерял. Даниэль некоторое время рассеянно наблюдал, как место мэра занял какой-то старик, но смысл надгробных речей проходил мимо него. Наконец писатель поднялся:
- Пойду я, пожалуй...
- Бывайте, - кивнул могильщик.
День клонился к вечеру. Оказавшись в своём номере, Даниэль засел за ноутбук, но работа не шла. Промучившись часа два и стерев всё написанное, он решительно выключил компьютер и направился в библиотеку, намериваясь поискать какую-нибудь информацию о Ральфе Штеймане. Чем вообще занимается его фирма? Но библиотека оказалась закрыта, видимо, все сотрудники тоже были на кладбище. Или уже разошлись по домам. С досадой глянув на начавшее темневшее небо, Даниэль направился к калитке во внешней стене.
Прогулка до шоссе и обратно развеяла раздражение, а сгустившаяся темнота напомнила, что Даниэль, вообще-то, собирался больше не гулять по ночам. Не то чтобы он боялся, но в прошлый раз всеми жертвами "Вервольфа" были мужчины, и это никого из них не спасло. До гостиницы Даниэль добрался благополучно, но всё же не удержался от искушения пройти чуть дальше за угол, на улицу, на которой он до сих пор не бывал. "Маленький такой дом, почти за вашей гостиницей", - сказала Грета Хайнце. И правда, среди двух-трёх этажных зданий стоял один одноэтажный домик. Фасад, впрочем, у него был относительно широкий, целых четыре окна, так что рядом с более высокими и узкими соседями, он выглядел приземистым. К входной двери вели две ступеньки. Даниэль подошёл к ним вплотную - и увидел, что дверь приоткрыта.
Должно быть, когда утром выносили тело, её просто забыли закрыть - покойникам воровство уже не страшно, да и вряд ли тут много воров. Когда придут описывать имущество, дверь, конечно, запрут, но пока сюда мог войти любой желающий. Даниэль оглянулся, но улица была пуста. Даже окна соседних домов почти не горели. Искушение оказалось слишком велико, и, хотя Даниэль сам не знал, что он хочет найти, однако он поднялся по ступенькам и зашёл внутрь, аккуратно прикрыв дверь за собой.
Окна были не занавешены, и глаза привыкли к темноте довольно быстро. Дверь вела в небольшую прихожую, оклеенную светлыми обоями. Оглянувшись, Даниэль увидел на стене сбоку от входа выключатель, щёлкнул им, и зажмурился, теперь привыкая к свету. Потом огляделся ещё раз. В прихожей были две двери, одна, двустворчатая, распахнутая во всю ширь, вела в просторную гостиную. Здесь, должно быть, стоял гроб - середину комнаты занимал раздвинутый стол, который, судя по расположению остальной мебели, должен был стоять у окна. Скатерть кто-то аккуратно сложил и повесил на кресло. Под ногами скрипнул потёртый пакет. В основном всё выглядело очень чисто и опрятно: то ли соседи сделали уборку, то ли покойная при жизни была большой аккуратисткой. Всё на своём месте - вышитые подушки лежат строго по углам дивана, старый телевизор покрыт вязаной салфеткой, столик для рукоделия в углу пуст, хотя, выдвинув ящичек, Даниэль увидел множество мотков разноцветных ниток.
Короткий коридорчик вёл в заднюю часть дома. Спальня, кухня, ванная - всё так же чисто и прибрано, словно живой человек и не жил здесь ещё несколько дней назад. Даниэль толкнул дверь последней комнаты, судя по расположению, сообщавшейся с прихожей. И нахмурился - эта дверь, единственная из всех, оказалась заперта. Пройдя в прихожую, он подёргал ручку второй двери, и убедился, что она тоже не откроется. Разве что... Даниэль постучал по ней костяшками пальцев. Дверь была явно хлипче той, в коридоре - на неё, пожалуй, хватит одного хорошего толчка.
Некоторое время Фёрстнер колебался. Одно дело - когда он просто зашёл в открытую дверь, а совсем другое - что ни говори, взлом. Самое разумное, что можно сделать, это повернуться и уйти, тем более что, скорее всего, ничего он за этой дверью не найдёт. Но, быть может, никто ничего и не заметит? Ведь Даниэль ничего не собирается красть, он просто посмотрит и уйдёт. А если и заметят - какое отношение это имеет к нему? Завтра он заберёт свой мотоцикл и уедет из Вольфена уже окончательно. Даниэль глянул на себя: кожаная куртка, перчатки, следов на полу он, вроде тоже не оставил... Раз он уже забрался в чужой дом, глупо уходить, так и не осмотрев его как следует. Чувствуя себя подростком, распивающим свою первую бутылку спиртного на заднем дворе школы, Даниэль примерился и ударил в дверь плечом.
Одного удара не хватило, понадобилось два, но дверь всё же распахнулась. Как Даниэль и думал, здесь был кабинет. Шкаф с книгами, письменный стол, явно старинный металлический сейф в углу, уже несколько облупившийся. Камин в наружной стене, на нём остановленные бронзовые часы и пара подсвечников без свечей. Стол был пуст, но в ящиках лежали письменные принадлежности и бумаги. В основном счета, пачка старых писем, какие-то бланки. Подобного бумажного хлама в любом доме навалом.
Нижний ящик оказался заперт, но, когда Даниэль дёрнул посильнее - сказавши "а", какой смысл смущаться на "б"? - с треском уступил. В отличие от остальных своих собратьев, он оказался забит под завязку. Наверху лежала папка с газетными вырезками - от очень старых, жёлтых и ломких, до достаточно свежих. Развязав тесёмки и бегло просмотрев добычу, Даниэль убедился, что все статьи вырезаны из уголовной хроники. Убийства, фрау Кауфман интересовали только убийства, причём как в стране, так и за её пределами. Были, впрочем, и несколько сообщений о гибели в огне или утоплениях, но общая направленность была понятна. Под папкой лежала старинная книга на неизвестном Даниэлю языке, кажется, на латыни. Явно что-то магически-демонологическое, судя по иллюстрациям. Ещё какие-то бумаги - страницы, выдранные из журналов и книг, заполненная от руки тетрадь с какими-то выписками, несколько мутных фотографий...
Внимание Даниэля привлёк лежащий на самом дне ящика большой сложенный лист плотной бумаги. Когда Фёрстнер вынул его и развернул под светом настольной лампы, оказалось, что это красиво отпечатанное родословное древо, в окружении завитушек и рисунков. "Клаус Штейман - Анке Ингрид Беккер" было написано в самом низу. От этого союза, согласно древу, родились двое сыновей, и один из них, судя по датам, умер совсем молодым, не оставив потомства - в этом рассказанная Кристиной легенда не соврала. Его имя было обведено синей шариковой ручкой. Старший же благополучно женился, обзавёлся потомством и дал начало довольно большой семье, которая, впрочем, полтора века спустя подсократилась до двух ветвей. Несмотря на стилизацию под старину, отпечатано древо, видимо, было не так уж и давно: во всяком случае, Даниэль нашёл на нём не только Йозефа Штеймана, но и Грету Штейман на самом верху листа. А вот жены у предпоследнего владельца замка, похоже, не было, во всяком случае, в древо её не вписали. В стороне стояло имя последнего представителя второй ветви, того самого двоюродного брата из Америки, Андреаса Штеймана. Этот как раз успел жениться на некой Эмме Чемберс, но их сын на древе не фигурировал.
Даниэль нахмурился. Если родословную составляли в то время, когда Грету уже удочерили, то уж Ральф-то Штейман давно должен был появиться на свет. Первой мыслью было, что кузены просто не общались и Йозеф о племяннике не знал. Или не хотел знать. Но как тогда быть с завещанием на его имя?
Для чего вообще фрау Кауфман понадобилось родословная Штейманов? Всё тот же поиск чудовищ, которому она посвятила жизнь? Взгляд писателя вернулся к началу листа, к обведённому ручкой имени. Ральф Бертольд Штейман, герой легенды об оборотнях...
Ральф. Штейман.
Никакой связной мысли в голове у Даниэля сформироваться не успело. Уже испытанное в библиотеке чувство, что позади находится что-то страшное, пронзило его с удвоенной силой. Страх порализовывал, волосы на затылке шевельнулись, и Даниэль застыл, будучи не в силах совладать с собой...
- Вы очень любопытны, герр Фёрстнер, - шепнул позади мягкий голос. - Но за любопытство приходится платить.
Обернуться Даниэль так и не успел. Чьи-то чудовищно сильные руки схватили его поперёк туловища и за челюсть, до боли отгибая голову назад, и что-то острое с хрустом проткнуло кожу на шее сбоку от кадыка. Вспышка боли подстегнула его, Даниэль запоздало забился, но с таким же успехом можно было пытаться разжать объятия каменной статуи. Стол содрогнулся от пинков, даже немного проехался по паркету назад, но он был слишком массивным, чтобы опрокинуться. И лампа всё так же горела на нём, но её свет для Даниэля начал меркнуть, и вскоре погас совсем, а вместе с ним исчезли и остальные чувства.
...Очнувшись, Даниэль далеко не сразу смог сообразить, где находится. Вокруг стояла кромешная тьма, и воспоминания некоторое время помедлили, прежде чем вернуться. Болели дёсны, вернее, верхняя десна, и ещё он чувствовал голод. Потом память всё же соблаговолила проясниться, и Даниэль попытался рывком подняться... Чтобы тут же выяснить две вещи: во-первых, он ослаб настолько, что буквально головы не может оторвать от подушки, а во-вторых - да, под головой у него подушка, и сам он, абсолютно обнажённый, лежит на кровати и укрыт одеялом в пододеяльнике.
Поднять руку удалось с трудом. Пальцы подрагивали, но он всё же ощупал шею. Никаких повреждений на ней не было.
Дьявол...
- Дьявол тут совершенно не причём.
Щёлкнул выключатель, и Даниэль зажмурился, хотя загорелся всего лишь неяркий ночник. Ральф Штейман неторопливо подошёл к кровати. Он словно собрался на деловую встречу - безупречного кроя пиджак, неброский, но элегантный галстук с булавкой...
- Скоро твои глаза перестроятся, и ты сможешь видеть в темноте.
- Так вот почему ты любишь ночные прогулки... - пробормотал Даниэль. Слова приходилось выталкивать из горла, они выходили невнятными, но Ральф его отлично расслышал и понял. Он улыбнулся, на сей раз не пряча зубов, и Даниэль заворожено уставился на длинные острые клыки.
- Одно из немногих поверий о вампирах, являющееся правдой.
- Но ведь вампиров не бывает!
Штейман рассмеялся и присел на край кровати. Даниэль попытался отодвинуться, но ему это не слишком удалось.
- Ты скоро привыкнешь, - мягко произнёс Ральф.
- Вампиров не бывает... - повторил Даниэль. Господи, он ведь никогда не верил в сверхъестественное. Вернее, не то чтобы совсем не верил, он признавал, что есть на свете вещи, пока ещё недоступные человеческому пониманию... Но плоды воображения, которыми он заполнял страницы своих книг, нравились ему именно потому, что он отлично сознавал - это именно воображение, не более того. Он не верил ни в призраков, ни в магию вуду, ни в НЛО, ни в древние цивилизации, превосходящие нашу наукой или магией. Тем более он не верил в вампиров, и ни разу не попытался о них написать - уж слишком затасканной стала в последнее время эта модная тема. И вот то, возможность чего он и не предполагал, само явилось к нему и властно вторглось в его жизнь, перевернув её с ног на голову.
Уже всё понявший разум упорно сопротивлялся происходящему. Даниэль всё ещё не верил, это всё бред помрачённого рассудка, жестокий розыгрыш... да что угодно! Рано или поздно всё выясниться, и он поймёт, что всё это значит. Но тут с усмешкой наблюдавший за ним Ральф расстегнул и скинул пиджак, неторопливо расстегнул манжету, высоко, выше локтя, засучил рукав рубашки - и впился зубами в собственное запястье.
Запах крови мгновенно поплыл в воздухе - и все мысли тут же вышибло у Даниэля из головы. Этот запах не слишком походил на обычную кровь, но произвёл волшебное действие. И без того голодный, Фёрстнер вдруг почувствовал себя так, словно проголодал по меньшей мере месяц. Он словно превратился в один большой желудок с глазами, неотрывно следящими, как Ральф отнимает руку ото рта, и по ней стекают тёмные, почти чёрные струйки. Но броситься к нему и впиться зубами в ранку не давала даже не столько слабость, сколько осознание неправильности происходящего. Он не должен терять голову от вида крови. Люди так себя не ведут. Но вампир не дал ему времени на раздумья. Аккуратно приложив к руке ладонь, чтобы кровь не закапала постель, он поднёс запястье к губам Даниэля.