Пересечь мексиканскую границу и в самом деле оказалось на удивление легко. Не пришлось ни лезть через забор, ни устраивать переход через пустыню, к чему я была уже морально готова. Самое простое решение нередко оказывается самым верным. Тело слегка затекло, я сменила позу и поморщилась. Я надолго запомню эту канистру с бензином, упиравшуюся мне в пятую точку. Конечно, путешествие скрючившись в чужом багажнике в течение нескольких часов нельзя было назвать самым приятным воспоминанием в моей жизни. Но где наша не пропадала! Главное - я на этой стороне.
Аэропорт в Канкуне, куда пребывали прямые рейсы из Москвы, я почти не запомнила - после шестнадцатичасового перелёта, всё, чего мне хотелось - это поскорее добраться до гостиницы и вытянуться на кровати. О благословенный интернет, позволяющий распланировать маршрут и заранее заказать номера! Я просто протянула одному из таксистов, что группировались у входа, бумажку с адресом. Утром на ресепшене я попросила у отлично понявшего и на английском работника вызвать такси, чтоб отвезти меня тот же аэропорт - и добро пожаловать на новый перелёт, на этот раз в Сьюдад-Хуарес, к счастью, куда более короткий. Так что вечером у меня даже образовалось свободное время, чтобы поразмять ноги и заодно сходить на разведку к Мосту Америк, посмотреть, как там и что.
Говорят, что снимать границу запрещено. И полицейских машин вокруг хватало. Но мне всё же удалось и в бинокль, и на экранчике довольно мощного фотоаппарата рассмотреть, как происходит досмотр проезжающих на ту сторону автомобилей. Да почти никак он не происходит. Документы проверяли у всех, но за всё время моих наблюдений в багажник заглянули только один раз - у двоих парней-мексиканцев на одной машине. А значит, риск был минимален.
Я откинулась на спинку вагонного кресла и расстегнула молнию ветровки. В поезде было тепло, но на дворе всё-таки зима. Пусть Аризона - это не Россия, однако уже и не Мексика.
Следующим утром после прилёта в Сьюдад-Хуарес я действовала по наработанному как раз для таких случаев алгоритму. Где-нибудь в месте скопления народа, а конкретно, в точке общепита торгового центра, высмотреть англоговорящую компанию. Сесть на хвост, словно невзначай заговорить с кем-нибудь из них. Повыспросить, откуда и когда собираются возвращаться в Штаты. Проследить, где оставили машины. Одна семейная пара с детьми, живущая в Эль-Пасо, что как раз через реку отсюда, показалась мне самой подходящей.
Надеюсь, у них не было неприятностей, если кто-то заметил, как я вылезла из их машины.
За окном темнело. Я откинула голову назад и прикрыла глаза. Надо подремать. Всё равно мне ещё большую часть ночи ехать.
До Беркли, где жила сестра Макса с мужем, проще всего было бы добраться самолётом, но снова связываться с аэропортами я побоялась. Так что, поплутав по однообразным прямым улицам с одноэтажными домами в Эль-Пасо и несколько раз переспросив дорогу, я всё-таки добралась вокзала, и даже вовремя. Без четверти два пополудни поезд отбыл, держа путь в Калифорнию.
Когда приеду в Беркли, всю ту неделю, что понадобится Максу с Женей, чтобы получить по почте женин паспорт, буду отсыпаться. Третий день в пути, в голову словно мыльной воды налили, а уж задницу почти совсем не чувствую, даром, что в основном она утопала в креслах. И шея сейчас отвалится... Я поймала себя на том, что снова бездумно таращусь в окно. Хотя ничего интересного там не было - всё та же полупустыня, плавно переходящая в совсем пустыню и обратно. Даже гор на горизонте уже не видно, то ли потому что кончились, то ли потому что слишком темно. И железнодорожная колея прямая, как палка. Лишь иногда по сторонам мелькают огоньки, намекая, что до цивилизации не так уж и далеко.
Всё-таки надо попытаться заснуть.
Мысли снова вернулись назад, в заснеженное Подмосковье. Интересно, знают ли женины родители, что их дочь вместе с почти зятем рванули встречать Новый Год в Америку? До него осталась всего несколько дней, местное Рождество уже минуло. Откровенно говоря, я была этому только рада. Не будет этой праздничной сутолоки, вернее, будет, но в куда меньших масштабах. Здешний главный праздник уже остался позади.
Зря я тогда полезла к Максу. Мы с ним не слишком хорошо расстались, и винить в этом, кроме себя, было некого. Нужно уже смириться, что раз не любит, значит не любит.
Я зашла к нему перед самым отъездом, когда всё уже было договорено, билеты куплены, номера заказаны. Вошла - и остановилась в изумлении. Оказывается, Макс из своей поездки в Москву привёз не только одежду. Ещё он захватил с собой кисти, краски и холст. И теперь с поставленной на небольшой настольный мольберт картины на меня смотрело лицо.
На первый взгляд - моё. А если приглядеться - то совсем не моё, при всём сходстве чёрт.
Картина была ещё не дописана - фона нет, фигура сидящей женщины набросала лишь в самых общих чертах. Но голова и плечи уже были выписаны во всех подробностях. Женя лукаво улыбалась, наклонив голову к плечу, в её глазах горел тёплый огонёк. Короткие волосы были слегка взлохмачены, и это придавало изображению впечатление естественности и какой-то уютности, что ли. Словно её, проходящую куда-то, только что поймали за руку и усадили позировать, даже не дав причесаться как следует. И от того она выглядела очень милой и по настоящему очаровательной.
Такой портрет мог написать лишь действительно любящий мужчина.
- Вот, - глядя, как я застыла перед картиной, сказал Макс. - Решил всё-таки дописать, пока ещё есть возможность.
Его руки были испачканы в краске, а рядом на столе лежали тюбики, несколько кистей и палитра. Я сглотнула. Это было глупо, нелогично, но в этот момент мне показалось, будто у меня что-то отняли. Ведь Макс начинал рисовать мой портрет! Ну да, он не знал, что его Женя - уже не совсем Женя, но ведь это был мой портрет! И вот теперь он заброшен, так и не законченный, а он рисуёт... её.
Нет, я уже поняла, что свою картину мне получить не суждено. Но не возьмись он писать сейчас, и она бы её не получила! Я не сомневалась, что утратив талант, Макс снова забросит рисование, как когда-то в юности.
- Макс, - сказала я. - Она ведь тебя не любит.
- Что? - он посмотрел на меня затуманенным взглядом. Похоже, успел мысленно перенестись туда, в горние выси, где перед его внутренним взором пылала уже законченная работа.
- Она тебя не любит. Ты это знаешь?
- А ты лезешь не в своё дело. Ты это знаешь?
- Не моё? Ты мне не чужой человек, Макс, и мне не безразлично, что с тобой происходит.
- Ты вообще не человек, если уж на то пошло. Вы лишь крадёте человеческие облики. И ведь женин провал в памяти именно с этим и связан, не так ли?
- Копируем, - спокойно поправила я. - И потерять память о сутках-двух - не самая высокая цена.
- Угу, вот только вы никого не спрашиваете, согласен ли человек платить.
- Не я выбирала, в чём облике мне придти в этот мир. И скажи спасибо, что пришла именно я, кто-то другой просто пристрелил бы вас обоих.
- Спасибо, - Макс слегка поклонился. - За это я тебе действительно благодарен. Но моя личная жизнь тебя ни в коей мере не касается.
- И ты согласен создавать семью, зная, что с тобой живут лишь потому, что ты удобен?
- Напомни-ка мне, когда это я давал тебе право требовать у меня отчёта?
Я сжала кулаки. Да, никогда не давал. Тут возразить было нечего.
- Что ж, желаю счастья в семейной жизни, - со всем доступным мне сарказмом произнесла я и вышла.
Спустя полчаса такси увезло меня в аэропорт. Макс проводить меня не вышел.
Интересно, что он сейчас делает? Сейчас здесь ночь, значит там, на другом конце Земли - день. Возможно, как раз рисует. Стоит перед своим мольбертом, сосредоточенно щурясь, и время от времени чуть касается кистью полотна, чтобы добавить очередной малозаметный, но такой важный штрих. И он нарисует этот портрет, можно не сомневаться, и тот станет настоящим шедевром.
Мне вдруг ясно представилась эта картина, вплоть до мелочей, до случайного мазка краски у Макса на щеке, словно я действительно перенеслась сейчас туда, в ту гостиницу, названия которой я не запомнила. И так, держа перед мысленным взором образ Макса, я наконец задремала, уткнувшись лбом в холодное стекло, под негромкий перестук колёс.
Примерно в полшестого утра я, отчаянно зевая, вылезла на вокзале Юнион-стейшн в Лос-Анджелесе. Было темно и холодно, так что я порадовалась, что заблаговременно натянула под куртку свитер. От вокзала до автобусной станции было идти всего ничего, и я без труда прошагала это расстояние, ориентируясь по карте в смартфоне. Прогулка разогнала сон, и к кассе я подошла уже вполне бодрая и голодная. Увы, ещё ничего не работало, и мне пришлось довольствоваться пакетиком чипсов и "Марсом" из одного автомата и стаканчиком кофе из другого. А потом ещё около часа болтаться по окрестностям в ожидании своего автобуса. Можно было, конечно, вернуться в зал ожидания, но мне хотелось максимально размяться перед новым несколькочасовым перегоном.
Но кажется, Лос-Анджелес - красивый город. Я даже пожалела, что вряд ли попаду сюда ещё когда-нибудь.
Тем не менее холод мне успел несколько надоесть, так что я охотно погрузилась в автобус, и вскоре он уже катил по оживающим после ночного сна улицам. Миновал мост над удивившим меня совершенно сухим бетонным руслом - по карте, это должна была быть река Лос-Анджелес - и бодро двинулся дальше между заборов и линий электропередач. В конце концов неширокие улицы вывели его на многорядное шоссе, и автобус на приличной скорости поехал по нему на северо-запад.
Постепенно светлело. Пейзаж за окном ничем не отличался от техасского или аризонского - всё та же серо-коричневая земля с пучками жухлой травы, разве что похолмистее. Потом холмы уступили место невысоким, но вполне себе горам, однако скоро они закончились, исчезнув даже с горизонта, и мы вновь покатили по плоской как стол земле. Земля была расчерчена полями, виноградниками и порой - рядами каких-то низкорослых, похожих на кусты, деревьев, которых я не опознала. Оливы, что ли? Но всё равно вид был здорово унылый, не смотря на совершенно ясное небо над головой. Обычные высокие деревья и иногда пальмы росли только в местах, носивших следы человеческого присутствия - у придорожных строений и мостов, где шоссе пересекали другие дороги. Судя по карте, по сторонам то и дело должны были встречаться пруды, но с дороги я ни одного не разглядела. Так что когда мы однажды пересекли реку, я обрадовалась ей, как родной. Водичка! Настоящая!
Ещё парочка речек встретилась нам дальше к северу, тогда же вернулись холмы, а потом, когда мы проехали через череду городов, в их окрестностях появилась и зелень. Поездка кончилась вскоре после полудня. Ещё одна прогулка пешком, поездка в местном городском автобусе - и я наконец добралась до отеля, получив возможность рухнуть на постель, о чём мечтала последние двое суток.
Однако уже на следующий день я начала скучать и задумалась о том, что нет смысла сидеть без дела всё то время, что Максу с Женей понадобиться, чтобы прилететь.
Отель, где я остановилась, находился на улице с символичным названием Юнивёрсити-авеню. Несмотря на то, что он оценивался в две звезды - если уж пользуешься чужими деньгами, лучше не обременять их владельцев сверх необходимого, - по российским, да и по европейским меркам, он тянул на три, а то и все четыре. Номера в двухэтажном здании выходили в прямоугольный двор - либо прямо на асфальт, либо на балкон. Просторные комнаты со всеми удобствами, телевизором и мягким матрасом на двуспальной кровати, включённый завтрак и ежедневная уборка. Разве что бара не было. На ресепшене и в комнате, где подавали завтрак, висели ещё не убранные рождественские гирлянды и венки. В первый же день, поскольку я не сообразила вывесить запрещающий знак, смуглая уборщица заглянула в мою комнату утром, как раз когда я, выйдя из душа, стояла совершенно голая, собираясь одеваться. Я по-русски взвизгнула "Не входите!", горничная тут же захлопнула дверь, а после, когда я вышла, догнала меня во дворе и на ломанном английском попросила прощения, тыча пальцем в расписание уборок: дескать, она не по прихоти вломилась в мой номер, а исключительно во исполнение служебных обязанностей. Я, разумеется, с готовностью её простила, улыбками и жестами дав понять, что никаких претензий не имею. Тем не менее отныне мою комнату убирали исключительно во второй половине дня.
Проблему с прочим обедами и ужинами решить было легче лёгкого - чего-чего, а точек общепита в любом американском городе хватает, и ближайшая была на углу. Не сказать, чтобы я любила традиционную американскую кухню, но чтобы набить живот, и она сгодится. На другом углу был бар. Не то, чтобы я жить не могла без пропущенного стаканчика, но всё же как-нибудь скоротать в нём вечерок можно.
Однако же нельзя всё время только гулять да шляться по барам! Да, я обещала сидеть тихо, и сама понимала необходимость не привлекать к себе внимания, но "сидеть тихо" и "бездельничать" - вещи разные, верно? Да и неплохо был бы предъявить компаньонам, когда они появятся, какой-нибудь конкретный результат, не заставляя Макса сидеть и ждать, пока мы с Женей начнём с нуля.
А потому я заперлась в номере и целый день шерстила всё, что могла найти про известных мне сотрудников университета, с которым Бошняк точно пересекался. В том числе и про Любовь Брайс, в девичестве - Меркушеву. Саму её с мужем мы решили не тревожить: мало ли, ещё распустят язык, можно и спугнуть добычу. Но вдруг Пётр Викторович выйдет с ней на контакт, мелькнёт на какой-нибудь фотографии, напишет что-нибудь в социальной сети.
Однако и день, и другой поисков ничего не дал. Глухо! Либо его тут нет, либо затаился, что для него было более чем разумно. И если он всё же здесь...
Я отбросила пока бесполезный смартфон, мягко шлёпнувшийся на подушку в изголовье кровати рядом со мной, и задумалась, глядя в потолок. Если Бошняк здесь, то по старому адресу, где он жил ещё как Шишкофф, его искать бесполезно. Он купил или снял новое жильё и, раз он уж он прячется, то сделать это ему нужно было под другим именем. Но в Америке найти себе пристанище, если это не гостиница, не так-то просто. Нужно удостоверение личности, номер социального страхования и хорошая кредитная история, либо поручитель с таковой. Конечно, при должной ловкости все эти ограничения можно обойти, если снять квартиру или комнату у частника и не нарваться при этом на развод. Но наш Пётр Викторович - человек немолодой и, что немаловажно, уже привыкший к большим деньгам и комфорту. И если я хоть немножко разбираюсь в его характере - такой не станет тесниться в комнатке на окраине, как какой-нибудь мигрант, разве что речь пойдёт о совсем уже крайних обстоятельствах. Пути отступления он продумал уже давно, значит и о достойном его жилье позаботился. Или о жилье для него позаботился кто-то другой.
Ну-ка, ну-ка, как там поживает известный филантроп мистер Пейдж?
Судя по всему, неплохо он поживал. Я полюбовалась на несколько новых фото Джона Пейджа - на яхте, в зале с колоннами, на пробежке в парке. Прочитала заметку об его участии в благотворительном вечере. В костюме с галстуком он выглядел весьма представительно, но явно предпочитал менее формальный стиль.
Выяснить, где он живёт, оказалось сложнее, но всё же небезнадёжно. Для этого пришлось проломать себе над экраном глаза ещё часть следующего дня, но наконец я наткнулась на упоминание о некоем мероприятии, которое мистер Пейдж проводил у себя дома. В городе Сан-Франциско, на Авила-стрит. В двух шагах, можно сказать.
Местный автобус пронес меня по зелёным улицам - точнее, конечно, они были бы зелёными, будь сейчас более подходящее время года. А ведь сегодня первое января, вдруг вспомнила я, календарь завершил очередной оборот. Но я никак не отпраздновала это событие. Женя с Максом, наверное, пили шампанское, запершись в номере, а может, пошли в шумный клуб... Но как бы они ни праздновали, ночь они, безусловно, закончили одним... Перед мысленным взором вопреки моей воли замелькали пикантные картинки, я так погрузилась в них, что едва не пропустила свою остановку.
Прямая линия метро провезла меня под заливом. Эскалатор со станции поднял прямо на мощёную плиткой площадку между домами. Вокруг ограждавшего вход в метро весёленького разноцветного заборчика кучковались люди, седобородый дядя играл на аккордеоне. Я, проходя мимо, бросила в чехол перед ним немного оставшейся у меня мелочи, и он с достоинством поклонился. За то время, что я провела под землёй, прошёл дождь, и небо над головой всё ещё было скрыто серыми тучами, отражавшимися в таких же серых лужах. Не дать ни взять наш сентябрь. Наш... Я сунула руки в карманы. Если подумать, Сан-Франциско должен быть мне так же чужд, как и Москва, но всё равно я невольно всё сравниваю с Жениной родиной. А ведь это был не первый мой визит в этот мир. Но всё, что было до него, как-то уже стёрлось. И мне не хотелось возвращаться в мой настоящий дом - сейчас я поняла это со всей отчётливостью.
Видимо, стоит уже смириться с мыслью, что я - паршивая отщепенка.
Новый автобус, длинная прямая улица то в гору, то под гору, частные красивые дома в три этажа сменились внушительными высотными зданиями. Потом небольшими, но изысканными особняками. Замелькали витрины бутиков и вывески баров фешенебельной Марины. И вот я вылезла из автобуса и пошла пешком.
Авила-стрит оказалась маленькой улочкой, выходившей прямо к набережной. Дом мистера Пейджа стоял в самом конце, одним кремовым боком глядя на газон, отделявший бульвар Марина от залива. Вход располагался со стороны улицы, к высокому крыльцу вели ступеньки за калиткой в узорчатой решётке. Двери в гараж располагались отдельно. В небольшом садике между крыльями дома торчал флагшток с полосатым полотнищем на вершине.
Итак, дом покровителя Бошняка-Шишкоффа я нашла. Что дальше?
Я неторопливо обошла квартал по периметру, убедившись, что все дома и окружающие их небольшие участки плотно прилегают друг к другу, и без нарушения границ частной собственности к жилищу никак не подойдёшь. А учитывая, насколько состоятельные люди тут живут, наверняка и сигнализация имеется. Всё тем же прогулочным шагом я вышла на бульвар, обошла газон и поглядела на водную гладь. Слева, не так уж и далеко, просматривались знаменитые Золотые Ворота, но над морем висела серая дымка, и мост тонул в ней, сливаясь с горизонтом. Я прислонилась к балюстраде и окинула взглядом ряд выстроившихся передо мной вилл.
Входная дверь дома Пейджа отсюда ещё просматривалась, а вот гараж - уже нет. Чтобы видеть их оба, нужно быть на самой Авила-стрит, но как и где устроить наблюдательный пункт? В соседний дом не влезешь, а места для парковки на улице нет. Скорее всего, если не сам миллионер, то его респектабельные соседи, увидев, что незнакомый автомобиль стоит и стоит прямо под окнами, вызовут полицию - просто на всякий случай. Да и незнакомый человек, торчащий на этой сонной улочке, неизбежно привлечёт к себе внимание. Это вам не центр Москвы, где никому ни до кого нет дела. Состоятельные американцы хотят был уверенными, что их покой никто не потревожит. Даже со стороны бульвара не пристроишься - разве что на одной из покачивающихся за балюстрадой яхт.
Я вздохнула. Даже не в трудностях наблюдения, вполне преодолимых, было дело. А в катастрофической нехватке времени. Не будь у меня конкурентов, я могла бы спокойно следить, потихоньку выявлять все ниточки, проверять все контакты мистера Пейджа - и в конце концов нашла бы искомое. Но конкуренты у меня были - и не слабее меня самой. Соревнование, кто у кого перехватит добычу, было в самом разгаре, и для Макса с Женей оно в любой момент могло обернуться гонкой со смертью. Вопрос был лишь в том, как быстро другие Охотники выявят "американский след". Вполне возможно, что они уже летят сюда, чтобы в свою очередь поинтересоваться самочувствием Джона Пейджа. А может, уже прилетели.
Надо как-то форсировать события - но как?
Может, устроить провокацию?
Через полчаса план был готов. Не самый лучший, прямо скажем, но простой - и я ничего не теряла в случае неудачи. Если не выйдет, пойдём долгим проверенным путём, ничего не поделаешь.
Почтальон зимой приезжает ещё в темноте, так что я чуть не пропустила машину почты. Но всё же сумела зафиксировать, как он опускает в ящик целую кипу конвертов. Как бы мой в них не затерялся, тем более что лежит он на самом дне. Простой конверт, с адресом и маркой, всё как положено, но я не стала посылать его по почте, а бросила в ящик собственноручно за полчаса до приезда почтальона. Внутри конверта лежал лист бумаги с одной-единственной, карандашом нацарапанной фразой, навеянной небезызвестным фильмом ужасов:
"Я знаю, что вы его прячете".
Больше ничего. Никаких указаний, кого "его" и кто именно прячет, так что в случае чего всегда можно сказать, что это, мол, была неудачная шутка. Но если мои подозрения верны, то мистер Пейдж поймёт, что я имею в виду, и если мне повезёт, то задёргается.
Часа через два начало светлеть. Пока была темнота и сумерки, я просто прогуливалась по кварталу и окрестностям, время от времени отпивая кофе из взятого с собой термоса. Едва ли сейчас кто-то из обитателей этих роскошных домов сидит у окон, высматривая прохожих. Когда же наконец рассвело, настала пора заняться маскировкой. Предыдущий день был потрачен на походы по магазинам, и не зря. Правда, и выданная мне карточка оказалась изрядно опустошена, но, надеюсь, Женя мне это простит.
На углу улицы и бульвара встал мольберт. Я не зря некоторое время была подругой художника - кой-какие знания, слушая увлечённые рассказы Макса, я всё-таки почерпнула. Бумага, краски, кисточки, палитра, набор угля для рисования... Хочется надеяться, что художницу, решившую заняться живописью прямо на улице, не шуганут. Или хотя бы шуганут не сразу. К дому я сидела боком, решив сделать вид, будто рисую пейзаж с мачтами яхт. На моё счастье, сегодня по большей части светило солнце. И, хотя в рисовании я ноль без палочки, следующие несколько часов я честно малевала то углём, то красками на листах бумаги то, что видела перед собой. Во всяком случае, пыталась. Что сказал бы о моих потугах Макс, и думать не хотелось.
Немногочисленные прохожие обходили меня, то равнодушно, то поглядывая с любопытством. Но погнать так никто и не погнал. Только однажды, когда я сделала перерыв, чтобы перекусить чем бог послал, то есть прихваченными бутербродами, какая-то пожилая мадам очень доброжелательно посоветовала мне пройти к западу, где открывается потрясающий вид на мост. Я с улыбкой поблагодарила, и объяснила, что мост я уже рисовала, а сейчас хочу сделать серию рисунков разных видов Сан-Франциско при разной погоде. Она понимающе покивала, и мы ещё некоторое время поболтали о том, какой красивый это город и что ещё в нём можно нарисовать, чтобы в полной мере передать его красоту.
Дом особых признаков жизни не проявлял. Часов в девять утра из гаража выехала машина, чтобы вернуться примерно к полудню. К окнам никто не подходил, во всяком случае к тем, что были мне видны. Посетители тоже внутрь не рвались. Что ж, даже если моя провокация и сработала, то с телефоном и интернетом хозяин может развить бурную деятельность и сидя в одной комнате. Я ведь и затеяла всё это чтобы не сидеть совсем уж без дела. Как раз сейчас Пейдж может беседовать с Бошняком, но, не имея специальной аппаратуры, я никогда об этом не узнаю.
Посетитель появился уже во второй половине дня, когда я решила, что, пожалуй, пора сворачиваться. Иначе моё упорное сидение в одном месте может начать выглядеть подозрительно. Я как раз упаковывала своё снаряжение, когда у дома затормозила машина. В гараж не въехала, а остановилась у крыльца. Из машины вышел пожилой мужчина, примерно ровесник Пейджа по виду, легко взбежал по ступенькам и толкнул незапертую калитку. Дверь ему открыли изнутри, сразу же, как он подошёл, и гость скрылся в доме. Я наклонилась к стоявшей на асфальте сумке, искоса разглядывая оставленный автомобиль. Синий "Бугатти", такой не каждый может себе позволить. Это не рассыльный какой-нибудь, это именно что гость. А раз не пустили в гараж, значит, приехал ненадолго. Я вытащила смартфон и, почти не скрываясь, сфотографировала номер. А когда минут через десять мужчина вышел из дома, я, сделав вид, что вожусь с заклинившим складным механизмом ножек мольберта, сфотографировала и его тоже.
Оттащив сумки в гостиницу, я переоделась, сменив куртку и шапку, и вернулась на бульвар Марина, снова начав прохаживаться туда-сюда. Сделала несколько кругов по набережной и ближайшим улицам, поужинала в кафе и снова прогуляла до темноты. Около девяти часов вечера я вернулась к дому и, в последний раз пройдя мимо, вытащила камеру, которую ещё рано утром спрятала в ветках живой изгороди дома напротив особняка Пейджа. Она была не такой уж маленькой, и я всё боялась, что её кто-нибудь заметит, потому и слонялась вокруг, время от времени, проверяя, на месте ли она. Но камера спокойно дождалась вечера, и теперь я поехала разбираться, что она там наснимала.
Как оказалось - ничего интересного. Просмотрев на перемотке кадры, запечатлевшие вид на крыльцо и немного хуже - на гараж, я убедилась, что никаких иных гостей, кроме того, что я и сама видела, в дом не заходило, и сам хозяин дома тоже не покидал. Так что мне предстояло заняться его единственным посетителем. У меня были довольно чёткие кадры его лица и машины - вполне достаточно для поиска.
Ещё пара часов ночного сидения в интернете - и у меня было имя. Конор Монаган, ещё один бизнесмен, куда менее известный, мало принимающий участие в благотворительных акциях. Но, видимо, с Пейджем они приятельствовали, во всяком случае, на общих фото появлялись несколько раз.
Что ж, коль скоро других зацепок у меня нет, займёмся мистером Монаганом.