На четвертый год службы с ними бок о бок 
я научился понимать, 
когда Присягнувшие шутят. 
"И руку продезинфицируй. 
Убиваешь тут вручную всякую... плесень". 
"Нет, - 
сероглазая... ящерица вынырнет из брони. И улыбнется. - 
Это был враг. 
Достойный враг".

"Эти не умеют - оставаться, чтобы дать отойти оставшимся своим. 
И сражаться, потому что так должно - эти не умеют тоже. 
Но он остался. 
Последние круги выдохов, подозреваю, нас здесь сдерживал один человек. Или очень мало. 
Да, мы поняли потом. 
Да, - 
и она улыбается снова, говоря немыслимое, - 
я готова снять с себя все нашивки, вплоть по голову: 
были уверены - 
что это сейчас додышит свои последние выдохи. Долго и трудно. 
А шевельнуться точно не сможет. 
Только он шевельнулся. 
И даже сумел выстрелить. 
Попасть уже - не сумел". 
Пережидает - долгую и витеватую реплику второго, начинающуюся с "жаль": 
записать там можно только предлоги. 
И говорит - неожиданным высоким языком: 
"А еще он сумел сказать на нашем - 
ну, на общепринятом нашем - 
назовись, кто ты - чтоб я знал, кого встречать за Порогом. 
Я даже успела испугаться: вдруг свой. 
Да - 
я ему назвалась" - и выпрямляет пальцы. С когтями. 
Они как раз с этим приятелем перед нынешним рейдом спорили: 
как борт здешних гражданских грузовиков - 
поддается с одного удара? 
Выиграла. 
И бить особо не пришлось.

Потом она молчит. Долго. Пока поднимается наш транспорт. 
"Ничего особенного - я счастлива. 
Ты мягкий, ты не очень поймешь. 
Я взрослая - 
я теперь совсем взрослая: 
когда мне придется дойти до Порога - меня там будет ждать достойный враг.

Такое счастье нам сейчас редко достается".