Но, собственно, никто из тех, кто встречал его на своей дороге, особенно не интересовался этим. И в самом деле, когда в самую паршивую погоду, которую только может подкинуть судьба на трассе: в мелкий ли холоднющий дождь, в как назло сгущающиеся сумерки, в непроглядный ли туман, короче, в самую паршивейшую погоду, да еще и часто после кошмарного количества часов безнадежного зависания, из всех этих неблагоприятных погодных условий появляется, добродушно подмигивая фарами, фура, наконец-то снизошедшая до вышеописанных твоих несчастий и остановившаяся, вряд ли ты будешь обращать внимание на некоторые странности в ее появлении. Даже если толкнул бы тебя под бок какой-нибудь, неожиданно взявшийся виртуальный ангел-хранитель, утверждая, что только вон за тем поворотом, - который ты одолевал час назад, вспоминая все матерные слова, какие знал, и какие не знал, - этой фуры не было и не предвиделось, скорее всего, этими самыми словами ты бы и воспользовался, чтобы послать этого непрошеного доброжелателя куда-нибудь туда, куда дороги не доходят.
Погодка была как раз подходящей. Смеркалось. Поднимался туман. Накрапывал дождь - а дожди в этих горах отличались такой надоедливостью и нескончаемостью, что жители соседней области давно сложили поговорку, смысл которой сводился примерно к тому, что, чтобы доподлинно представить себе эти горы, достаточно сесть в лужу и поболтать ногами, - и мрякоть, царящая над горами уже с неделю, собиралась, похоже, эту поговорку оправдывать... Так что парень в старой зеленой ветровке, бредущий под очень тяжелым рюкзаком, несказанно обрадовался притормозившей фуре - настолько, что сообразить, что на подъемах они еще и двигателями ревут, для него оказалось непосильной задачей.
- Докуда тебе, земляк? - поинтересовались из-за приоткрытой дверцы сочным мужским говорком, который, впрочем, ни одна область не признала бы своим...
Парень замялся, называя какой-то, довольно близко расположенный населенный пункт. После чего - дверца распахнулась шире:
- Забирайся!
Впрочем, вероятно, что ни у какого виртуального ангела-хранителя водитель этой фуры нареканий все-таки не вызвал бы. Приветливо улыбающийся, вроде бы молодой, донельзя загорелый - он был похож на традиционный типаж положительного героя из старого фильма всем, вплоть до белизны выгоревших светлых, слегка вьющихся волос, на которые разве что кепки не хватало (как потом выяснилось, была и кепка, но не одевать же ее в сумерки). Впрочем, киношный типаж вспоминался нескоро: просто выглядел водитель весьма естественно.
Он всмотрелся в своего попутчика, который явно обрадовался возможности снять рюкзак такого веса, точно грузили его, по меньшей мере, кирпичами, и наконец-то сесть; после чего водитель вопрошающим тоном повторил сказанное название населенного пункта, парень замялся, не собираются ли его, чего доброго, спрашивать о деньгах - а поговаривали, здесь и при оных уехать не могли. Но вроде поздно: в машину пустили. Да и делать это явно было бесполезно: весь вид парня говорил, что денег у него нет, и говорил очень громко. Но водитель выдал другой комментарий:
- До города небось едешь?
- До города, - сознался парень, устраиваясь поудобнее. Надо сказать, до города было на много километров дальше, чем до названного парнем пункта.
- Так бы и говорил, - фура, точно поддерживая хозяина, рыкнула мотором. - Ну так считай - доехал...
- Да неудобно... - что-то в этом роде промямлил парень.
- Неудобно, знаешь, штаны через голову одевать! - отозвался водитель. Фура карабкалась на новый подъем.
Минут через десять выяснилось, что попутчик оказался разговорчивым. Через пятнадцать - что разговорчив он был даже слишком: несмотря на позднее время и явную усталость, он извергал неукротимый словесный поток, грозящий вскоре перерасти в словесный понос.
Как выяснилось, хотя никто у него это не выяснял, парень был из столицы (до которой было о-го-го сколько), столицу, впрочем, материл, здешние места, соответственно восхвалял за их высокие просветляющие способности и чего-то там еще такое... Впрочем, подобные речи были здесь не в новинку. Дальше извергаемая парнем телега катилась по гладко накатанным (парню явно нравилось это дело) рельсам в сторону всевозможной духовности и просветленности. Изредка - очень изредка - он предпринимал попытку остановиться и поинтересоваться мнением собеседника. Водитель реагировал "Угу" или "Хм", ибо явно слушал собеседника в пол-уха (если вообще слушал), поскольку следил за дорогой: туман, темнота, дождь и горные дороги, ремонтировавшиеся в последний раз во времена незапамятные - коктейль нешуточный.
Время шло. Мотор рычал. Километры летели. Сгущалась темнота. Наползал туман. Дождь не прекращался. Парень нес пургу... Впрочем, часа через полтора он все-таки решил, что разумнее - уснуть.
Проснулся он, когда уже серый дождливый рассвет неохотно выползал на небо (благо, светлело рано) и до города оставалось совсем немного. Проснулся, потянулся, покосился на рюкзак и поезд пурги по накатанным рельсам.
- Наконец-то, - произнес парень, вглядываясь в окно, где уже появлялись первые дома пригорода. - Это уже настоящие эти горы. - Далее он упомянул несколько близлежащих городов и мест, которые, с его точки зрения таковыми не были. - А вот переедешь границу, - мечтательно сказал он, - буквально шаг шагнешь, так и понимаешь, что то самое, прямо и небо другое, и трава другая...
- А по мне - так небо как небо, трава как трава, - хмыкнул водитель, заворачивая фуру на мост; он явно нисколько не заботился сложившимся у попутчика мнении о нем, как о человеке приземленном и непросветленном совершенно. Но, когда фура уже мирно катилась по мосту - обычная для здешних дорог гравийка сменилась асфальтом, - он изрек следующую фразу, которой парень, мягко говоря, не ожидал. - А все-таки, дурак ты, парень: настоящих границ столбами не отмечают. - После чего тем же тоном поинтересовался. - Где тебя высадить?
- Ну, там, у вокзала, у банка...
Пока доехали - рассвело уже совсем. Доехали быстро. Попрощались. "Удачи тебе!" - брошенное сочным говорком водителя, растаяло на рассветной вокзальной площади.
Что ж, при дневном свете, фура была как фура: обыкновенный грязный, до дождя, видимо, бывший пыльным, трудяга СуперМАЗ, явно много уже поработавший на своем веку. Правда, заднюю дверцу фуры, вместо знака автопоезда, украшала собой такса о шести ногах, с комментарием: "Хоть и шесть ног, а заносит!"
А еще одна надпись красовалась на дверце, которой хлопнул парень. Он бы даже ее заметил, если бы возжелал обратить на нее внимание. Выведенная пальцем по грязи, довольно большими и косыми буквами, надпись гласила: "Домой. Голосовать!" (что имелось в виду? место назначения?). Может быть, надпись оставил кто-то из прежних попутчиков, может быть, и не так... Одно было доподлинно: она не стиралась.
Впрочем, своего любителя замечать - в том числе, и надписи - она все-таки нашла.
День заканчивался. Темнело. Из близкорасположенного привокзального туалета, типа очень загаженный сортир, воняло. Было очень тепло и пыльно.
Они столкнулись у фуры: возвратившийся откуда-то водитель и любитель замечать надписи, вернее, любительница, столкнулись и уставились друг на друга. Он улыбнулся - во всю свою типажную положительность, - поправляя - вполне антуражно замасленную - кепку.
Объект его внимания, а так же любительница замечать надписи - рыжеволосая, довольно молодая особа в черно-пестрой рубашке, похоже, времен молодости ее мамы, и ношеных джинсах - изучила его слегка настороженно, явно подумывая, не лучше ли удрать, потом настороженность сменилась задумчивой внимательностью, и, наконец, - ответной улыбкой:
- Уверена, что я тебя знаю! - и прибавляя в улыбку какого-то задумчивого ехидства, - А ты и впрямь дотуда довезешь?
В голубых глазах водителя явно прибавилось веселых чертиков:
- Ну, Таксик! - он ласково похлопал рукой по борту грузовика, уясняя адресата данного обращения, - Есть и на нашей улице праздник: наконец-то нас угадали... Ты кто будешь-то, сестрица?
- Рыжая, - чуть пожав плечами, представилась она.
- А... - загадочное прозвище девушки явно много что объяснило водителю. - Ну так: тебя добросить?
- Пожалуй, - согласилась она.
Дорога повторялась. Темнело. Надвигался туман. Фура, рыча, взбиралась на очередной подъем. Правда, на сей раз, разговор в кабине являлся не сольным номером попутчика, а весьма дружеским трепом:
- А ты смелая, - оценил водитель. - Одна, на ночь глядя, с незнакомцем...
- Шутишь? - улыбнулась она в ответ. - Не, трусохвостов таких, как я, поискать - и не найти... Между прочим, я вообще голосовать боюсь и понятия не имею, с какой стороны к КАМАЗу подходить...
- Ну так подошла же...
- Наверное, я просто тебя угадала... Как тебя, кстати, называть?
- Водила я, - отозвался он, снова отвлекаясь на дорогу. За окнами сгущалась темнота, было уже непонятно, где они едут. - А он - Таксик, - он ласково погладил приборную доску. - А тебя я знаю, от братца слышал...
- А братец-то твой кто?
- Да этот, раздолбай в зеленой куртке с флейтой, кто ж его не знает? - хмыкнул Водила в ответ, круто заворачивая руль.
- Флейтист? - вопросила Рыжая, явно радуясь общему знакомству.
- Ну да... Вот так по свету и мотаемся. Не везде ж своим ходом, да с флейтой можно, кое-где и нам с Таксиком работка найдется, верно говорю? - мотор рыкнул, точно соглашаясь с ним. - Братишке-то тут не по себе, а нам - в самый раз...
- А ведь кое-где и на Таксике не проехать...- задумчиво произнесла Рыжая.
- Ты об этих, с лазерами-бластерами всякими? И такие водятся, куда они денутся... Я к ним туда пока не забредал, да и не жалуюсь... Ох, не люблю я этих, со звездолетами: нервные они!..
Фуру ощутимо тряхнуло, Водила ругнулся:
- Начинается! Ну, Таксик, не капризничай!.. Главное, угадать, куда свернуть, - объяснил он Рыжей свое напряженное внимание к непроглядной темноте за окнами. - Тут-то как раз своим ходом проще, а всякие Таксики о шести ногах, десяти колесах - редко мотаются... Тут, считай, все полосы - встречные, и при ха-а-рошем движении... А ну как вынесет в какую-нибудь глубокую жопу, типа Города Убитой Травы - выбирайся потом, и хрен выберешься!.. Но у меня опыт есть, - самодовольно добавил он, когда трясти перестало: под колесами явно была не пресловутая гравийка, а что-то гораздо более удобное и гладкое... Если, конечно, там вообще что-нибудь было...
- И часто ты так гоняешь? - поинтересовалась Рыжая, даже не стараясь вглядываться в кромешную тьму за окнами.
- Реже, чем хотелось бы, - отозвался Водила.
- Чего ж так?
- Да, видать, не везет мне... А потом - так не силком же запихивать буду, попросят - подвезу. А так - кого подвожу? Ну, знаешь, им же про Дорогу рассказывали, - Водила хмыкнул. - Старшие... А видать, у тех, кого я в свое время подвозил, дела поинтереснее нашлись, чем Старшими становиться... Так про меня и не рассказывают. Хотя - было тут, давненько, подвозил я как-то одного - белесый, глаза такие, точно месяц не кормили... Ну и, сидит он здесь, и рассказывает мне, что мол вот, один Старший - имя вот не запомнил - говорит, есть дескать такой - или даже сказка такая, сказал - подвозит народ, ну, соответственно... Так еще высказал, ну понятно, на, как там это у них называется, цивила, впечатление произвести надо... Ну, я ему сдуру возьми, да и скажи, что это я... Отвез. А теперь вот думаю - а ну, как не я? Ты, случайно, не знаешь, а то - и привет коллеге передать?
- А ты думаешь, мне кто про Дорогу - рассказывал? - поинтересовалась Рыжая.
- Знаю, что нет, - улыбнулся Водила.
- А что поделать, - философски заметила она, - рылом я моим плебейским не вышла просветленно так ресничками хлопать: "А расскажи мне о сущности Дороги..." Не люблю я их, Старших - так на своем старшинстве зависли, что скушно с ними... Да и вообще, я не "дорожник", я - внедорожник. Вот и приходилось - все знать самой.
Водила улыбнулся:
- Ну, знаешь, чтобы все - самой, это не внедорожником, это танком надо быть, а то где и расшибешься...
- На всякий танк своя граната найдется, - хмыкнула Рыжая.
Водила снова улыбнулся, вновь переключая все свое внимание на дорогу. Непроглядная темнота за окнами не давала никаких основания к его следующей фразе:
- Скоро приедем... Братца встретишь - привет передавай!
- Охотно.
- Ты на братца-то не злись, в случае чего, - неожиданно произнес он следом. - Он, в общем, парень хороший, это работка у него нервная... С этой серебряной дудкой вандалаться - это тебе не на Таксике гонять.
- Пробовали - знаем, - отозвалась Рыжая.
- И это пробовали? - Водила явно удивился. - Танком тебе, сестрица, надо быть, и каким-нибудь там Т-90. Или помирать не надоело?
Ответ Рыжей - который был, и был: "Надоело!", - заглушил прорвавшийся снаружи - громче даже куда-то отдалившегося рева мотора - непонятный шелест, который Водила наградил проклятием и резким визгом тормозов.
- Устал видать, - прокомментировал он вслед. - Промахнулся малость, не на дорогу выехал. А Таксик-то он, конечно, Таксик, только не одну тонну весит... Травку жалко, - наигранно-слезливым тоном произнес он, и, уже обычным, добавил, - Да тут до Дома недалеко, вниз с холма - и Дом, доберешься?
- Доберусь...
В приоткрытую дверь ласкались травы... Неведомых ароматов полная, осененная всеми звездами ночь над Домом у Дороги...
- Не забудь привет передать! - донеслось из-за дверцы. - Счастливо, сестричка, рад был познакомиться!.. Поди, свидимся...
- Счастливо и вам, - махнула рукой Рыжая, и замахали вслед и травы под рукой - руке вровень и выше, - и тебе и Таксику... Доброй Дороги!
Фура подмигнула габаритками и растаяла в окружающей все-звездной ночи над Домом у Дороги...