Поветлужье (Волжане 1). 2ая редакция
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
 | Читать полностью тут или тут.
Комментарии только для залогиненных. Смотрите ниже файлы с картами, фото и технологиями, а также не стесняйтесь ставить оценки.
Волею судьбы горстка наших соотечественников вместе с детьми затерялась в ветлужских лесах. Но заблудилась не только в пространстве, а и во времени, очутившись в Киевской Руси XII века, за полтора десятка лет до начала ее распада на отдельные княжества. Первая задача - выжить, что не так-то просто, потому что упомянутая судьба приносит одно испытание за другим. А затем? Плыть, куда вынесет течение или все-таки попытаться изменить окружающий мир вокруг себя? И что для этого нужно? Власть, сила, деньги, друзья... враги? Или необходимо еще огромное желание жить и получать радость от каждого прожитого дня в этом мире? Ибо без радости - что это за жизнь и зачем что-то менять... |
|
Андрей Архипов
Поветлужье
Глава 1
Пропажа
Вовка приоткрыл глаза, выплюнул горький стебелек травы, уже набивший оскомину, и приподнялся на локте. Тень от полупрозрачного облака медленно сбежала с лица, и яркие лучи заставили его опять зажмуриться -- солнце было почти в зените и пекло, несмотря на еще не наступившее лето, немилосердно. Картинка окружающего пейзажа отпечаталась на закрытых веках яркими зелеными пятнами -- первое разнотравье луга за небольшой извилистой речкой и сосновый бор, взбирающийся на пологий холм у горизонта неровными, рваными уступами.
"И сколько можно тут сидеть? -- Долгое ожидание отца все-таки выплеснулось наружу мысленным ворчанием. -- Задержится на часик, называется. Я уже давно прибежал бы на место. А если рвану сейчас, то можем разминуться... Интересно, Тимка еще плутает или уже дрыхнет по дороге домой? Может быть, не успевал засветло и переночевал где-нибудь на озере, в наспех сооруженном шалаше? Нет, тогда бы он уже явился в деревню! Разве что дядя Коля его перехватил по дороге и выдрал так, что Тимка не смог дальше идти... Эх, лучше бы так и было!"
Вовкин дружок пропал вчера, отправившись рыбалить утром на озеро, благо, в школу бегать уже не надо было. Точнее, его пропажа обнаружилась вечером, когда после заката солнца Тимка не пришел с рыбалки, а Николай Степанович прибежал к ним домой выспрашивать про замыслы своего отпрыска. Вопросы в основном были о том, что сынок говорил, куда собирался пойти и когда обещал вернуться.
Ответы были даны незамедлительно, с честными глазами и заскребшей где-то в дальнем уголке совестью. Якобы пойти тот собирался на ближнее озеро -- оно находилось недалеко, километрах в семи за сосняком, а вернуться обещался вечером, с уловом.
На самом деле Тимка подбивал Вовку, кроме рыбалки, смотаться еще в сторону далекой лесной поляны, украшенной двумя мощными дубами.
Деревья были очень старыми, поросшими покрывалом светло-зеленого лишайника от корней до начала веток. Толщины они были невероятной -- такие гиганты даже несколько человек не могли обхватить зараз. Если сильно вытягивать ногу, то требовалось двенадцать ребячьих шагов чтобы обойти вокруг каждого великана, а уж такого красивого мха на других деревьях Вовка никогда не видел.
Стояли лесные красавцы на опушке леса, за многие годы разогнав всю древесную мелочь в стороны от себя. Рядом с ними бил родник, крутым зигзагом сворачивая от поляны к одной из многих лесных речушек. Вода была очень холодная, а ветки деревьев так густо закрывали пространство над источником, что там спокойно можно было переждать дождь. Именно поэтому местные любители охоты, изредка забредавшие в лесную глухомань, сворачивали сюда.
Самим дубам, наверное, было более тысячи лет, по крайней мере, так болтали старики на завалинках. Как-то раз в деревню даже приезжали какие-то ученые. Якобы чтобы измерить возраст великанов и взять под охрану.
"С ружжом кого-нить поставят", -- чесали языком местные бабоньки, однако проводить заезжих гостей на место никто не взялся, а сунувшийся было в разговор Вовка, получил легонько по губам.
Потом уж отец ему объяснил, что никто из местных не хочет устраивать в окрестностях экскурсионную тропу. Места здесь тихие и спокойные. Лишних людей, туристов и другого такого добра тут даром не нать.
Излишне любознательным приезжим всегда объясняли, что леса здесь обыкновенные, в основном смешанные. Частенько встречаются, конечно, сосновые боры и дубовые рощицы, но чтобы деревья по несколько метров в обхвате -- это явно досужие сплетни. Так и отваживали редких любопытствующих.
А для мальчишек на этой лесной поляне самым захватывающим были не огромные дубы и даже не чистейший родник с холоднющей вкусной водой.
Хотя, чего греха таить, полазить по веткам толщиной в обхват, а то и полежать на них было одно удовольствие. Можно представить себя этаким Соколиным Глазом и высматривать что-нибудь с верхушки дерева, оглядывая расстилающийся вокруг нехоженый лес. Обитаемые места при этом были прикрыты на юге холмами и ничуть не резали глаз рукотворными сооружениями.
Мальчишек манила противоположная сторона -- чуть дальше в лесу расстилалась небольшая россыпь болот, и там можно было пострелять уток, если выпросить на минутку ружье у надзирающих взрослых. Пусть даже дичи на болоте было совсем немного, иначе бы охотники протоптали более широкие дорожки через лес, возможность стрельнуть лишний раз из настоящего ружья...
Вот это был искус, так искус.
Поэтому в том, что Тимка намылился посетить эти места, ничего странного не было. Однако то, что он не вернулся к десяти часам вечера, заставило Вовку от своего вранья испытать некоторые угрызения, а еще через час его совесть и вовсе перешла от царапанья к покусыванию.
Можно было, конечно, воспользоваться поговоркой отца.
Тот иногда после ссор с Вовкиной матерью приговаривал, что "своей совести надо выбить зубы, тогда она будет тебя облизывать всю оставшуюся жизнь". Сам он, правда, при этом всякий раз шел на примирение первым, однако такая позиция в итоге не помогла, и дело закончилось семейным разладом и разводом.
Тем не менее, с малых лет Вовка поговорку запомнил и теперь пытался крепиться в соответствии с нею, не выдавая конечной цели Тимкиного путешествия.
Собственно, Вовка и приехал к отцу на летние каникулы из города, где жил теперь с матерью и отчимом, ради таких вот походов. Они были огромной отдушиной в его обыденной и пыльной городской жизни, тем более что в этих местах он родился и жил до девяти лет и уже не представлял себе отдыха без леса и рыбалки.
И вот на тебе, такое из себя начало лета!
Причем он собирался идти с Тимкой вместе, но отец перед этим как раз попросил его помочь по хозяйству, так что Вовке пришлось остаться, смолчав о своем желании. Если бы взрослые узнали, что они собрались на поляну... О-о-о, тут был бы весьма вероятен исход с многочисленными телесными повреждениями где-то в районе пониже спины.
Проблема была в том, что стояли великаны в глубине таежного леса -- взрослые, кстати, и называли его тайгой, хотя в разговоре иногда путались. Мол, "не в тайге живем, а в людях, а настоящая где-то в Сибири находится".
Однако местный лес ничем от нее не отличался, и что ни лето -- в близлежащих селах снаряжались экспедиции за плутающими приезжими грибниками. Да что там говорить про городских, если местные тоже терялись и не всегда такие поиски заканчивались успехом. Даже здешний егерь Иван Михалыч, исходивший все тропки в окрестностях села и не такого уж далекого заповедника, признавался, что иногда застывает в ступоре, потому как ему кажется, что попал он в совершенно незнакомую местность.
При пасмурной погоде и в густой чащобе, где мох на деревьях растет чуть ли не со всех сторон, а компаса при себе нет, поди, определись, куда идти. А пару дней погуляет в лесу иной человек, переночует на холодной земле, закусив сырыми грибами, и все, сломался: кажется ему, что ни сам не выйдет, ни его не найдут.
Поэтому парни всегда помнили строгий наказ -- в тайгу без взрослых ни шагу!
Но помнить-то помнили, однако искус брал свое и по краешку таежной чащи к дубам смельчаки все-таки заглядывали.
"Вот и дозаглядывались", -- подумал Вовка к одиннадцати часам вечера, вздрогнув от скрипа вылезшей из гнезда старых ходиков кукушки. И отправился сечь повинную голову -- к отцу, который в свою очередь повез его к дому Тимки, без слов усадив на старенький мотоцикл "Урал".
Однако дом друга оказался пустым, даже щеколда на входе была откинута и дверная створка сиротливо хлопала о порог, влекомая ночным сквозняком. Судя по всему, Николай Степанович укатил в соседнюю деревеньку из пяти неказистых изб, мирно заканчивающую бренное существование на этом свете без связи и электричества, чтобы проверить наличие своего оторвы у своей же тещи.
Поэтому Вовка был препровожден обратно домой и силой уложен спать, а всю информацию (и пару подзатыльников) о поисках получил уже рано утром от хмурого отца, который забежал позавтракать. Ближний лесной массив они со Степанычем прочесали ночью, глуша двигатель на лесных дорогах и вслушиваясь в свои одинокие замирающие крики посреди темного леса. Но дальше в тайгу не сунулись, да и добром бы это не кончилось. С утра же на ноги были подняты остальные соседи, и те из них, кто смог отложить свои дела, ринулись в лес, поделив районы поиска на квадраты между собой.
Вовкин же батя сказал, что вернется часам к одиннадцати за обедом для всех, принимающих участие в поисках. Правда, оговорил, что может и задержаться на часок. Сына он оставил кашеварить, отдав наказ ждать его у моста через речку.
Вот Вовка и ждал. Уже часа два.
Хорошо еще, что соседка осталась командовать небольшим отцовским фермерским хозяйством. Она знала, что и где лежит, а также к кому обращаться, если со скотиной случится беда.
Хотя, собственно, к кому еще обращаться, кроме отца? Он единственный ветеринар в округе.
Был. До распада колхоза.
Дальше, как рассказывала та же соседка, все, что могли, поделили -- благо, народу было немного, а остальное хозяйство оказалось заброшенным и заросло травой.
"Ладно, прорвемся, -- продолжил рассуждать Вовка, откинувшись обратно на спину. -- Главное сейчас, чтобы санкции за Тимкино "гулянье" не испортили весь летний отдых. Вообще-то вряд ли что-то серьезное могло случиться, все-таки пацаны с взрослыми иногда туда хаживали. Дорога хоть и глухая, но достаточно известная..."
С другой стороны, лежала она далеко от дома, да и пробираться сквозь бурелом всегда очень муторно.
Опасных зверей в округе почти не попадалось, хотя медведи иногда и забредали. Но те с человеком предпочитали не связываться, так же, как и порядком выбитые волки, сытые в последние дни расплодившимися мышами.
Так что, скорее всего, Тимка просто подвернул ногу, а еще вероятнее -- решил пострелять уток из одолженного позавчера у Вовки самострела, да и задержался до темноты. В любом случае он не дурак. Если уж поймет, что заблудился, то биться в истерике и бежать непонятно куда не станет. Сядет и будет ждать криков или выстрелов. Если что на дерево залезет, посмотрит, в какую сторону надо идти.
"А кстати, самострел -- зверь... -- Мечтательная улыбка расплылась на Вовкином лице. -- Хотя сам-то я его и попробовать толком не успел. Все откладывал до приезда сюда, а Тимка как увидел его, так и прицепился -- дай пострелять, дай пострелять!.."
И не удивительно: выглядел самострел действительно классно. Стальная пластина, выточенная из рессоры (по крайней мере, так ее рекламировали во дворе, в один прекрасный момент сошедшем с ума на изготовлении стреляющих изделий), резной деревянный приклад, спусковой механизм и капроновый шнур. Вот за него как раз было боязно -- вдруг лопнет, да по глазам...
"Хотя нет, не достанет, приклад вроде длинный получился. Со спусковым механизмом только пришлось повозиться".
Так называемый орех, удерживающий тетиву в заряженном состоянии, был выточен из твердого дерева и посажен на шпиндель. Сам спуск сначала получался неудобный, потому что хотелось иметь настоящий средневековый, с предохранителем, а там мороки по соединению всех деталей!..
В итоге он был сделан пистолетным в виде угольника под девяносто градусов, с одной стороны упирался прямо в зарубку на орехе, с другой -- сидел на жесткой утопленной пружине. Кроме того, поверх спускового крючка была поставлена предохранительная скоба. А вот рычаг типа "козьей ножки" не получилось приспособить, времени не хватило до каникул.
"Ничего, -- подумал Вовка, -- в следующем экземпляре обязательно будет".
Только заряжать самострел приходилось с помощью ног -- нагибаешься, берешься за тетиву, ногами в плечи лука, рывок и... оказываешься на земле, а может, и в луже. Ну да, первый раз так и было, тетива лопнула. Потом он нормальный шнур нашел и приноровился.
"Но тяжело идет, зараза такая..."
А в тот раз Вовка пришел домой с грязной мокрой спиной и получил втык и нотацию, что подрастающее поколение совсем не бережет своих родителей. Промолчал, конечно, но никто же не виноват, что тетива порвалась!
Пока он рассуждал, вдалеке показалось неспешно продвигающееся облако пыли.
"Ага, вот только не с той стороны, -- подумал Вовка. -- Батя, видать, через другой мосток проехал, и зашел сначала домой. О-го-го, а в коляске-то вертикалка лежит -- старенький ИЖ-12. Это куда же это мы собрались?"
-- Давай залезай, Володька, сейчас расскажу все по пути.
Отец устало нагнулся за котелком с картошкой и пакетом с бутербродами, заботливо завернутыми в бумагу, и забросил все вместе с пластиковыми флягами в коляску.
-- Нашли твоего дружка, -- начал рассказывать он на ходу, тихонько тронувшись через мостки. -- Народ уже по домам расходиться стал, я как раз подвозил кое-кого. Только вот что-то Тимка сам не свой -- истерика с ним, что ли... А может, просто перенервничал -- ерунду какую-то мелет про огромное озеро, про стаи гусей на нем. Где там озеро-то? Болото дальше есть мелкое -- не утонешь, только вываляешься в грязи.
-- Это, какое?
-- Да ты должен знать то место, мы туда иногда уток с тобой ходили стрелять. Так что, скорее всего, врет он, как сивый мерин. Однако проверить надо, мы со Степанычем решили -- пусть ведет, а выпороть никогда не поздно. Может быть, за болотом что-то и есть не очень большое, туда давно никто не совался напрямик, а в обход -- все ноги стопчешь, если не переломаешь. Вот поэтому я ружье и прихватил. Взял еще десяток патронов с дробью, вдруг придется утку на ужин стрельнуть...
И уже под нос отец пробурчал.
-- Да картечи на всякий случай... Небось, егерь не замает за весеннюю охоту без разрешения.
-- Это Тимка-то? -- вдруг спохватился Вовка, осознав, что его друга поймали на обмане. -- Ты чё, пап? Это я могу... э-э-э... сболтнуть что-то ради красного словца. А Тимка и раньше всегда правду в глаза любому мог сказануть, а уж после смерти матери зарок дал. Сказал, что с этого момента врать больше никому не будет, даже если за правду накажут сильно. Хуже, мол, чем сейчас, точно не будет. Он, по-моему, даже специально нарывается...
Тимка действительно нарывался. К примеру, в школе, если учителя замечали любой непорядок в классе, то знали, что могли обратиться к нему.
И он, если принимал малейшее участие в шалостях, всегда сознавался, не закладывая при этом остальных. А потом шел беспрекословно убирать битые цветочные горшки и стекла, оставляя дневник на столе учителя.
Если же не участвовал, но страдали при этом невиновные, то подстерегал зачинщиков на улице и пытался заставить их принять наказание.
Обычно это продолжалось до чьих-нибудь кровавых соплей. Либо Тимкин соперник был бит и соглашался с его доводами, либо тому надоедало размазывать юшку по всклоченной физиономии правдолюба, и он шел в учительскую, только чтобы отделаться от него.
Организованную один раз "темную" Тимка стоически перенес и только с большим ожесточением стал отстаивать свои убеждения. Всеми вокруг это называлось обостренным чувством справедливости, а сам Тимка говорил, что ему так легче. В последнее время стоило ему только заявить, что он не возражал бы против признания виновных и те просто молча поднимались, чтобы принять наказание.
-- Кстати, а что ты еще в коляску набросал, бать? Домой заезжал, что ли?
-- Угу, наведался. Картошки еще взял, в золе ее напечем. Ну и набор для ушицы: лук, чеснок, морковь, соль... В любом случае супчика похлебаем, что бы там Тимка ни обнаружил.
-- А зажигалку взял? -- прокричал Вовка ему на ухо. -- А снасти? Лески, крючки?
-- Даже лучше, вон сеточка капроновая лежит, бреднем пройдемся! А "энзэ" -- топор, одеяло, зажигалка, ложки, кружки, буты... словом все нужное всегда в коляске валяется! Блин... ядрена Матрена!
Как только они съехали с наезженной грунтовки на заросшую тропинку, несовершенное транспортное средство стало сильно подбрасывать на лесных колдобинах, и отец вынужденно замолчал.
Наконец семейный "тарантас" выполз к небольшому оврагу, за которым расстилался густой смешанный лес.
Пахнуло свежестью, еловыми ветками, терпким настоем прошлогодних прелых листьев... и вонючей гарью, облако которой медленно догнало ездоков и накрыло удушливым покрывалом.
-- Собирай все вещи в мешок, -- прокашлялся отец. -- Да привяжи крышку к котелку и сунь его в пакет, а то будешь потом свои припасы со стенок рюкзака собирать... Ага, давай его сюда. Одеяло сверху накидывай. Тебе вон ту сумку. Всё, потопали...
Пробирались к месту Вовка с отцом около двух часов. Шли тяжело. Упавшие деревья перемежались крутыми овражками, склоны которых были покрыты прелыми почерневшими листьями, скрывавшими мокрую глинистую почву. Ноги разъезжались, теряя опору, и Вовка пару раз соскользнул в ручей на дне одной из промоин.
Ботинки были уже покрыты толстым слоем грязи, не желающей отчищаться на трухлявых сучьях, разбросанных по краям незаметной тропинки. Да и та начала понемногу исчезать и скоро совсем потерялась в пробивающейся сквозь старую осеннюю подстилку траве, зеленые ростки которой почти полностью скрыли следы побывавших тут людей.
Только по кое-где обломанным веткам, сломанным стеблям папоротника и не до конца истлевшей пачке из-под сигарет можно было угадать, что человек когда-то ставил свою ногу в этом мрачном месте.
Лес был похож на нетронутые заросли старого валежника, собранного неведомыми силами в одном месте. Помимо прочего, сухостой был приправлен сочащимися влагой мхами, которыми поросли сгнившие на корню деревья.
А еще он пугал царящей вокруг тишиной.
Даже обычной живности почти не было, словно звери избегали давящей мрачности бурелома. Только неугомонные сороки стрекотали где-то по верхушкам деревьев, да мелькнула раз заячья спина в кустах.
-- Ну, все, скоро выйдем, просвет уже виден... вон и Николай, уф-ф... -- шумно перевел дух Вовкин батя, одновременно перелезая через очередное препятствие, перегородившее путь на опушку. -- Эх, твою дивизию... Михалыча нам только не хватало! Он, конечно, мужик правильный, договориться с ним можно почти завсегда, однако если упрется на своем, то грузовиком не сдвинешь... Ладно, давай двигай, Володька, вон твой кореш сидит, голову повесив! Отвлеки пока парня от неминуемой порки.
Михалычем Вовкин отец называл егеря, который был лишь чуть-чуть его старше. За свою жизнь прошел тот, что называется, воду, огонь и медные трубы. Жил изначально в каком-то большом городе, воевал всю первую чеченскую сразу после военного училища, был в самом конце ранен и капитаном ушел в запас. А дальше, по слухам, пребывал в таком подавленном настроении, что чуть ли не в монастырь собрался податься. Однако потом одумался и уехал в глухое село к дальней родне, где немного потоптался и пошел в егеря.
Жил Михалыч большую часть года один в своей лесной избушке, только на зиму перебираясь в селение к родственникам. Поначалу попытался держать марку в лесном хозяйстве, но потом обнаружил, что семьи в деревне хотя и не голодают (кто ж на земле с руками из правильного места себя до такого доведет?), но сидят в полном безденежье. Стал иногда подкидывать им мяса на продажу по городским родственникам.
Однако подчистую выбивать живность в округе все равно не давал.
Весной же вообще всех, пришедших в лес с оружием, гнал домой под угрозой его отнятия, хотя и делать это без участкового права не имел. Если, говорил, дать тебе селезней на отстрел, то ты ведь не остановишься, пока все патроны не изведешь, а я один и за вами всеми уследить не могу.
Мужики ругались, но слушались. А уж про их уважение к егерю сказал случай, когда приезжие охотники (их называли потом в деревне "краснопиджачниками") подстрелили без лицензии лося и послали Михалыча "куда Макар телят не гонял", пытаясь продолжить отстрел небольшого лосиного стада. Тогда он поднял всех боеспособных мужиков в округе (никто не отказался!) и грамотно обложил стоянку охотников.
Ружья те, конечно, не отдали (да и не стал на этот раз егерь нарушать нелепого закона), а доводить пререкания с ними до крайности с порчей машин и имущества никто не стал (пулю в спину от новых хозяев жизни получить никому не хочется).
Однако лося и настрелянную дичь мужики отняли и пообещали прострелить колеса, если те тут же не уберутся. Полтора десятка человек с оружием наперевес могут в этом убедить кого угодно, особенно если не ведутся на матерки и крик, а попытки пойти врукопашную пресекают выстрелами под ноги.
Так что своим Михалыч небольшие послабления давал, а чужих, приходящих без разрешения, всем миром спроваживали. Как везде, в любом замкнутом сообществе. Да еще дополнительно огородились от лихих джипперов перекопанными лесными дорогами. А с разрешением -- что ж, только плати деньги и пали с удобных насестов в прикормленных заранее кабанчиков.
Поскольку местность стояла на отшибе и дороги были не ахти какие, то подобных столкновений было мало и живности более-менее хватало на всех. Прямых же конкурентов человека -- волков, единственно опасных зверей, водившихся в близлежащей местности, повыбили почти начисто. Остались только особи, забредавшие из заповедника. Поэтому-то, несмотря на активные Тимкины поиски, особой опасности от зверья никто не ожидал.
-- Привет, Тимка! Как же тебя угораздило-то? -- Пожав руку, Вовка устало уселся рядом на травяную кочку. -- Пострелял хоть?
-- Ага. Вон добыча, -- Тимка кивнул на пару довольно больших тушек гусей. -- Из-за нее и поверили, что я на озеро вышел. Только я почти все болты твои расстрелял, Вовк... Пару в озере утопил, не рассчитал, а еще три штуки в кусты засандалил, не нашел потом. Вот, чуток всего осталось, с наконечниками из толстых гвоздей.
-- Слушай, здорово! А те болты... да ну их. Тем более что большую часть я из тонкой оцинковки наклепал, они все равно дюймовую доску не прошибают -- плющит их... Расскажи лучше, как ты смог попасть-то? Я уж не говорю, что сумел подобраться: гусь все-таки птица осторожная! -- вывалил Вовка ворох восклицаний и вопросов. -- Подранков не оставил? Куда идти надо?
-- Случайно получилось. Одного бил влет, когда целая стая поднялась. Стрелял наугад и попал в крыло. Тот упал и в кустах запутался, так что добивать пришлось. А второго я долго ждал -- спустился в камыши, схоронился за травяной кочкой, брюхом траву примял, улегся... Ноги, правда, в воде пришлось держать. Полчаса прошло, прежде чем гусь в камышовом просвете показался. Замерз как цуцик, особенно когда доставал его из воды. Хорошо, что там ила немного и достаточно мелко. Но я его метров с пятнадцати достал, Вовк, наповал! Арбалет у тебя хорошо бьет! И ложе выглажено ровно, прицеливаться легко, и стрела точно в цель уходит.
-- Не арбалет, а самострел, Тимк. У нас на Руси именно так их называли. А выглаживать я его действительно старался -- без этого точности не будет. Вот я еще защелку принес, -- потихоньку от взрослых потянул Вовка из кармана тонкую изогнутую пластину. -- Смотри, если тут поставить, то она пойдет кругом над орехом, и болт прижимать как раз будет... Видишь, как пружинит?
-- Эй, молодежь! -- донеслось от стоявших около родника мужиков. -- Собирайтесь, пойдем смотреть на ваши чудеса, пока нас никто не видит и на смех поднять не может. И послушайте, кстати, какая тишина стоит... Ни ветерка, листок не шелохнется! Даже сороки галдеть перестали.
-- Вчерась то же самое было, дядя Слав, -- затараторил Тимка, обращаясь к Вовкиному отцу. -- Мало того, я даже родника почти не слышал, как будто вымерло все кругом. Меня такая жуть взяла, что я сразу от трех дубов рванул вон в ту сторону, еще по дороге на молодое деревце наткнулся! В нем аж хрустнуло что-то, а я себе синяк на лбу поставил, вот...
-- Ну, точно заговариваться стал малец, -- протянул егерь. -- Уже и дубов у него три... Видать, головой об это деревце хорошо приложился.
Вовка вдруг услышал приглушенный всхлип и обернулся на Тимку. Тот стоял с бледным лицом и слепо таращился в сторону своего поднятого пальца.
-- Эй, Тимофей, ты не обижайся, я же пошутил, не хотел тебя... Эй, эй, малец, ты что? -- заволновался Иван.
Тимкин лоб покрылся испариной, глаза начали бегать по поляне, потом закатились, и он рухнул плашмя в траву перед собой.
-- Володька, воды от родника, быстро... вон кружка около рюкзака стоит!
Общими усилиями Тимка был приведен в себя, щеки его от похлопываний раскраснелись, а вся рубашка была залита водой.
-- На попей, сынок, что ж ты? -- суетился Николай. -- Ну, что такое случилось? Пей, пей же...
-- Дуба же три...
-- Да три, три, конечно, ты помолчи, полежи...
Состояние Николая было близко к шоковому. Он впервые увидел, как его сын, самая настоящая оторва с шилом в заднице, упал в обморок.
-- Все, все, бать, мне уже нормально. -- Тимка повернулся к своему другану, видимо, не доверяя взрослым, которые были готовы во всем с ним соглашаться. -- Вовк, а что случилось с третьим дубом? Молнией пожгло? А остатки где после пожара? Блин, да не было вроде никакой грозы. А что случилось? Его ведь не спилишь и не вывезешь отсюда.
-- Вроде всю жизнь было две штуки, Тимк...
-- Да? Ну ладно, ладно, будем считать так... -- Тимка как-то затравленно огляделся вокруг. -- Все, бать, я нормально себя чувствую, это, видимо, от тишины вокруг... Это... как его, воспаленное воображение!
Тимка хотя и не особо хорошо учился, но был довольно начитанным и такими словами бросался на раз.
-- Ну, все, пошли на озеро!
-- Какое озеро? Без тебя сходят, а мы с тобой сейчас домой двинем. Все, я сказал! -- рыкнул на сына Степаныч.
-- Без меня вы его не найдете! А я уже действительно нормально себя чувствую... -- начал возражать Тимка.
Наконец, спустя пятнадцать минут уговоров и такого же времени отдыха на одеяле (для профилактики, как сказал Николай, и в качестве компромисса, как подумал Тимка), команда вышла в путь.
Виновник переполоха сначала пошел впереди, но, как понимал Вовка, направление его движения полностью совпадало с тропинкой, ведшей на болото, и егерь вскоре оттеснил мальчишку назад и стал самостоятельно торить путь.
Так они и пробирались вперед около получаса, наблюдая мелькавшую впереди спину Михалыча в брезентовом плаще с двустволкой через плечо.
Бурелом неожиданно сменился светлым сосновым подлеском, перемежающимся березовыми рощицами по краям оврагов, и это вызвало недоверчивое ворчание у всех мужиков по очереди.
Наконец, перевалившись через небольшой холм, поросший молодыми кряжистыми дубками, колонна смешалась и буквально скопом вывалилась на озерный простор, что вызвало оторопь и одинокий хриплый возглас Николая:
-- Едрена канитель!
Все обозримое пространство на северо-западе занимал вытянутый овал водной глади, заполненный гамом и визгом диких гусей, а также всевозможной пернатой мелочи.
-- Как в тундре на Севере! -- ахнул Вовка, вспомнив передачи "В мире животных". -- Ну, Тимка, ты даешь, какую красотищу нашел!
-- Гх-хм... Тимофей! -- прокашлялся егерь. -- Ты уж, конечно, прости меня за прошлую напраслину, но... гхм... не может этого быть, потому что не может быть никогда! Я же тут полтора месяца назад все излазил, да и наши деревенские, хоть и запрещаю, наверняка бывали... Родники прорезались все вдруг? И рыбы оказалось сразу тьма? И тут же пролетные птицы облюбовали себе это место и плюнули лететь на родину? Ладно... Гадать, что да как, вечером за костром будем, а то стемнеет, пока возимся... Мужики, размещаемся! По такому случаю разрешаю отстрел. Немного, чтобы остальные из деревни слюной не захлебнулись, не набежали сюда и не испортили такую благодать...
Глава 2
Разговор ни о чем
Тимка и Вовка сидели на траве, наплевав на всякие мелочи вроде зеленых, не отстирывающихся пятен на штанах. Свесив ноги с обрыва, они предавались созерцанию закатного светила, падающего в верхушки деревьев на другой стороне озера.
-- Слушай, Тимк, -- во второй раз завел допрос Вовка, нарочито не вспоминая первую неудачную попытку. -- И все-таки, почему ты не вернулся засветло? Вышел рано, на ближнее озеро не заходил... До этой поляны идти три часа, еще час до озера. Ты в двенадцать прибыл, так?
-- Даже раньше, до тайги я на велосипеде доехал и в кустах его схоронил.
-- Еще час или полтора на гусей, так?
-- Два с половиной...
-- Угу. Отдохнул, осмотрелся, обсох на солнце -- еще час, правильно?
-- Ну...
-- Тогда в семь-восемь вечера ты при любом раскладе должен быть уже дома. Раскалывайся, что ты тут нашел и отчего в обморок грохнулся? Ведь повыносливей меня будешь...
-- Да так и было! -- сорвался на полукрик Тимка. -- Полпятого я уже возвратился на поляну, но тут почему-то стемнело, и я дальше не полез! Я еще подумал, что часы сломались, и решил переночевать около родника, -- продолжил он чуть тише. -- Утром меня там и нашли.
-- Часы сломались? Скорее, просто увлекся и не заметил, как время ушло...
-- Нет, я по своим ощущениям чувствовал, что еще не вечер... А тут вдруг раз! И сразу ночь, звезды.
-- Ну... А может с тобой как с теткой Меланьей случилось? Она, по ее словам, шастала по лесу три дня, а когда все-таки нашла обратно дорогу, то дома ее встретили, будто она всего часа на четыре уходила... Ох, и скандал был! Она своего зятя чуть ли не скалкой начала утюжить, пока соседи не зашли на крик и не рассказали, что сегодня с утра ее видели у колодца с корзинкой. Та и на них взъелась! Мол, вы тут сговорились, хотите меня со свету сжить... Уж когда ей телевизор включили и новости того дня показали, только тогда и успокоилась... Правда, у тебя время немного по другому отыграло, но уж очень похоже!
-- Не знаю, Вовк, может, и так.
-- А что там с третьим дубом? Чего ты его поминаешь постоянно?
-- Да был он, был! -- в полный голос закричал Тимка. -- Мы же там помост соорудили на ветвях и перила! Ты там еще навернулся вниз и левую руку сломал, тебя на "буханке" в медпункт возили в районный центр! И шрам остался на запястье от этих стержней... как его... Илизарова, вот!
-- Где? -- задрал рукав рубашки Вовка.
-- Ну, вот тут должен быть, -- неуверенно закончил Тимка. -- Не вру я, Вовк...
-- Да верю я!
-- Эй! Слышен крик, а драки нет, -- донеслось от костра. -- Давай, ребятня, подваливай, гуси в глине уже пропеклись, сейчас доставать будем.
На скатерке по волшебству появились столовые принадлежности, бухнулась фляга с водой, залитая по горлышко у родника, и пара запотевших бутылок водки, охлажденных в озере. Михалыч с Тимкиным отцом, разделывающие в сторонке гуся, истекающего умопомрачительным запахом, тут же одобрительно крякнули.
-- Ну, Вячеслав Владимирыч, знаешь, чем порадовать. А то нам как-то не до нее, родимой, было, когда этого сорванца искали.
Тут же разодранная на куски птица разлетелась по тарелкам, и через пару минут, сопровождаемых пластиковым звяканьем стаканов и хрустом перемалываемых челюстями кусков, пошел неторопливый разговор о жизни, ничем не отличающийся от тысяч таких же разговоров на кухнях необъятной страны.
-- Вот вы, пацаны, на нас неодобрительно смотрите... Вот ты особенно, Тимофей, -- начал, как самый старший, егерь. -- Спиваются, мол, отцы ваши, как и другие мужики в деревне. В чем-то вы правы, хотя еще пару лет пройдет, и вы сами начнете хохолки друг перед другом и девками задирать, да горькую потреблять. А уж курить-то втихаря наверняка пробовали не раз... Только спешу заметить, молодежь, что ваши отцы сильно отличаются от других! Ума не пропивают, а посмотреть со стороны местной пьяни, так и вовсе трезвенники трезвенниками, только по своим да церковным праздникам в стакан наливают. Ну, вот еще под такой великий повод, как сегодня.
Михалыч прокашлялся, подмигнул своим собутыльникам и продолжил.
-- А руки-то у них, какие золотые! Вот твой отец, Володька... Во-первых, с образованием! Ветеринар -- человек на селе всегда уважаемый. Во-вторых, свое хозяйство -- и опять же тут профессия пригодилась. В-третьих, в помощи никому не отказывает, лечит скотину соседям за "спасибо". Другой и плюнуть без денег не согласился бы, а он и в дождь и снег... За это и жинка его поедом ела, а потом, как сверкнуло ей в глаза золотишком, так бросила все и укатила... Э-э-эх...
-- Михалыч, хватит при детях-то...
-- Извини, Слав, просто свои потуги на этом пути вспоминаю.
-- Да ладно тебе, пап, -- отозвался Вовка. -- А то я не понимаю ничего! У мамы с отчимом только и разговоры про то, кто что купил и что надел. Вот в возраст войду и к тебе перееду!
-- Ну-ну... -- грустно улыбнулся Вячеслав.
-- Так вот, про что это я... С головой у вас отцы, ребята, -- продолжил, улыбнувшись, егерь. -- Твой, Тимка, в молодости механизатором был, а как колхоза не стало, новую профессию освоил, теперь в кузне горбатится... Если кому оградку сковать или починить что по хозяйству, то к нему. "Николай, родной наш, помоги, выручи, век не забудем..." Так, Степаныч?
-- Да уж почти кончились те кованые оградки! Да ну их к лешему! Навезли польских заготовок и теперь дешевле купить все в магазине, да сварить в одно целое! Ручная ковка никому не нужна! По крайней мере, сюда, в глубинку, за этим уже никто не поедет...
-- А говорят, что теперь ты ножи взялся изготавливать, да узор травить на клинках выучился? Покажешь? -- заинтересованно спросил егерь.
-- Да что там показывать... Так, пару на заказ сделал. Не скажу, что все премудрости при этом освоил, пока на любительском уровне.
-- А травишь-то как?
-- Да этим, как его... хлорным железом. Тут ведь не в нем суть. Главное -- нарисовать, чтобы рука не дрогнула... Окунаю в парафин клинок, а потом по нему завитки накладываю. Вот это как раз самое муторное.
-- Понятно... Главное ведь, ребятки, для нашего человека, чтобы у него какая-то цель большая была в жизни. Или дело интересное, или оставить по себе добрую память, а то и просто чего-нибудь достичь, самому себе доказать. Что-то возвышенное ему нужно, что ли, не просто кусок изо рта у другого отнять... Тогда он жилы из себя рвет, стараясь этого добиться. Вон как страну расширили! А впереди ведь простые поселенцы шли, навстречу опасности, к вольной жизни!
-- От плохой жизни они убегали, Михалыч, от крепостничества, от притеснений.
-- Не всегда, Слав, не всегда. Вот у меня прадед держал на Кубани табун лошадей, дом богатый был. Когда Столыпин землю раздавал в Сибири, то он все распродал и со всей семьей рванул в те места. Не поверишь... за месяц, пока добирались, все деньги со своей женой пропили да прогуляли, приехали на место голы и босы. Получили земельный надел в тайге, топор да лопату, как говорится, в зубы за казенный счет, и вперед... Так за год он на кедровых орехах так поднялся, что опять скотину и лошадей завел, пятистенок поставил. Зачем все это ему надо было, а? Что-то просит все время русская душа, к чему-то стремится... А если не получает она того, что нужно ей, то через некоторое время человек ломается. Или спивается, или засасывает его трясина стяжательства... Вот поэтому у нас гениев и талантов без меры в стране, а с другой стороны полно опустившихся людей или такой сволочи, что рука отказывается пристрелить, хочется зубами рвать... Никто в мире до сих пор понять не может, чего же все-таки наша душа просит, даже мы сами! Может, потому и говорят об ее загадке!
-- Ну, не скажи, Михалыч, -- влез в разговор Николай. -- Иногда человек такой рождается, что с детства его научить ничему доброму нельзя, все под себя гребет, едрена вошь... Все только я, да я, да для себя, какая уж там душа? Встречал я таких, и не так уж и редко.
-- Бывает и такое, бывает. Иногда случается на переломах истории, как у нас было. Народ звереет от голодухи, нищеты. Все ходят нервные, злые... так что, может, это и генетически передается. Потом все устаканивается, конечно, но поколение вырастает почти напрочь отмороженным...
-- А когда все как в болоте живут, лучше, что ли? Все равно некоторые кропают друг на друга доносы или просто делают ближнему пакость. Приезжал тут один городской франт, рассказывал, как он при переезде мощные колонки к стене поставил и врубил по самое "не могу". Соседям своим решил праздник устроить. Пусть порадуются, мол! Самого его все равно на этом месте завтра не будет, и они ему уже ничего не выскажут... -- Николай рубанул в воздухе рукой от избытка чувств. -- Хотелось мне ему по роже двинуть, да жена покойная... земля ей пухом, не дала -- праздник какой-то не хотела портить. А родился-то и жил этот урод в тишине да покое, когда ни о каких переломах истории и подумать никто не мог.
-- Да уж, бывают люди на свете, которые, кроме чувства гадливости, ничего не вызывают, -- опять согласился Иван. -- Это уже как раз от воспитания зависит. Может это даже как раз тот случай, когда с его предков вся мерзость началась... Ведь воспитывают не только словами, но и примером своим.
-- Что там ни говорите, мужики, -- начал Вячеслав, -- но народ после перестройки в худшую сторону изменился. У нас еще ничего, а в городе что творится... Грызут друг друга почем зря, все думают только о том, как бы обогатиться. А если какие терзания и есть у кого, то вином заливают... Каждый норовит проехаться за чужой счет, а уж столица первая под себя гребет, скупает все подряд и соки из людей выжимает! Капитализм, мать его!.. Люди, конечно, отвечают тем же! Пофигизмом к делу на урезание зарплаты, формальным подходом на эту самую соковыжималку. Другим человек стал, равнодушнее, что ли...
-- Так я и говорю, от воспитания многое зависит и от традиций, -- поднял указательный палец вверх Иван. -- Если свои традиции все порушили, а ведь порушили же, истребив как класс крестьянство в тридцатые годы, то где другие взять? Запад тебе поможет только деньги грести лопатой! Туда же грести, на Запад! Да еще технологии даст, чтобы лопата получалась поболее! А с такими дарами народу неинтересно жить, он даже себя не воспроизводит! До войны еще рожали по привычке, в деревенских семьях по восемь-девять детей было, а начиная с конца тридцатых, всех погнали с земли на завод работать. Да и после войны при Хрущеве так прижали деревню, что крестьяне сами оттуда побежали... А в городе что? Там все думают только о себе любимых, детей не рожают. Нищету, мол, плодить не хотят. Обставят квартиры мебелью заграничной, коврами да хрусталем -- и нате вам, нищие. Как будто их предки во дворцах жили! Не рожденных еще детей уже убивают своими заплесневелыми мозгами! Так и вымрем все, потому что сердцевины в нас не осталось...
-- Прав, ты конечно, Михалыч, -- кивнул Николай, опрокидывая стопку. -- Только вот оборону перед войной тоже надо было создавать, промышленность поднимать. Не скрутил бы Сталин всех в железный рог, так и вырезал бы в войну фашист весь народ... И насчет тебя у меня закавыка есть. Ты ведь в свои почти сорок лет, уж прости меня, не женился и детей ни нажил. А других осуждаешь.
-- Твоя правда, и про то и про другое. Нужно было до войны и после нее хозяйство поднимать... И технологии всегда необходимы, чтобы детей и жен защищать, только вот не надо ради этого искоренять свою суть и ломать народ через коленку! Как поступить надо было -- я тебе не скажу, одно знаю: никакое промышленное развитие не может достигаться ценой человеческого горя и огромного количества невинно замученных и убитых. Вот начальников, которые проворовались, надо было отстреливать! Вместе с уголовниками! Не теми, которые колоски с поля таскали от голода, а которые грабеж и воровство себе в профессию записали. Вообще всю элиту в стране надо время от времени перетряхивать. Согласился взяться за дело и не справился -- снимать и на веки вечные в подсобники, без права занимать какую-нибудь должность! А то хозяевами жизни себя чувствуют от безнаказанности, а не слугами народными!
-- Да ты...
-- Только вот не надо меня сейчас осуждать, Степаныч, что я так жизнями людскими вольно предлагаю распоряжаться. Одних расстрелять, других на задворки жизни... И вопросов провокационных не надо! Типа, если немного расстрелять, это ничего? И где граница между "много" и "немного"? И еще что-то там насчет слезы невинного ребенка... Я, если надо, переступлю не только через слезинку, но только если будет надо! Мне, тебе, детям вот нашим, но не ради каких-то там идеалов!
-- Да я что... я ничего, Михалыч, что ты взъелся-то? -- опешил Николай.
-- Извини, в душе накипело... В лесу, пока бродишь, какие только темы сам с собой не обсуждаешь... А в продолжение разговора вот что скажу. Есть такое выражение: "Не верь, не бойся, не проси". Пусть оно из арестантской жизни, но ведь и для многих других дел подходит. Верить надо только своим, а доверять тем, кто за тобой идет! Не бояться делать то, что должно! За родных-то бояться сам бог велел... И не надо просить ни у кого милости жить, как ты хочешь! За это надо драться!.. А еще нечего других упрашивать, чтобы они жили как ты! Не надо всему миру доказывать, что ты первый, единственный и самый передовой, а также учить этот мир жить по-своему! Надо просто делать так, чтобы людям лучше жилось!
-- Да так и делали!
-- Делали вообще всем людям вокруг, а надо тем конкретным, за которых ты в ответе! А другие сами к тебе потянутся, особенно те, у кого стержень внутри пожиже будет. Некоторые ведь сами с усами, их никаким примером за собой не вытянешь. Вон японцы, к примеру... Уж на что Вторую мировую проиграли, а кто скажет, что они другими внутри стали, несмотря на то что переняли потом все западное? Меняются все, конечно, но зачем менять внутреннюю суть, как мы? Зачем? Порушили страну, отказались от себя, стараемся быть похожими на других. На Европу ту же кичливую, которая в своих колониях геноцид творила, а теперь про всеобщее благо талдычит! А от этих метаний мы только шатаемся без своего нравственного стержня! Как бы ни дошататься!
-- Думаешь, если стержень появится, как в старые времена, то все хорошо будет? -- усмехнулся Николай. -- С чего же тогда революции одна за другой век назад вспыхивали? От хорошей жизни? Или ты думаешь, что нравственный стержень твой во всех раньше был? Во власть имущих, к примеру?
-- Это ты меня уел, признаюсь. И сейчас во власть пустые люди идут, и раньше то же самое было. Редко-редко вменяемый человек попадется -- и тот ничего поделать не может, даже если на самый верх залезет. Хотя в любом случае лучше иметь хоть что-то делающих, чем тех, что страну протрындели... А ведь какая бы власть ни была, чуть поменьше начальнички воровали, воруют и будут воровать, пока с корнем их не вырвать. Чем сильнее облизывают задницу того, кто повыше них сидит, да славословят про народ и его защиту -- тем больше в карман кладут! Да ладно бы только это! Народ же за быдло держат! Как у нас все хорошо да сколько сортов колбасы в магазине лежит! А народ этот только такую колбасу может купить, которую есть нельзя! Столько дерьма, прости Господи, в нее напихано! И никто эту дрянь наверху запрещать не собирается, потому что сами на этом наживаются хорошо! Только умильные рожи из ящика строят. А люди утратили эту... пасс... Вячеслав, как ты говорил?
-- Пассионарность...
-- Вот! Выбили все хорошее в людях, когда они жилку свою за что-то дельное рвали. За детей, за лучшую жизнь... Не за сытую -- за нее и сейчас друг другу глотки рвут, а именно за хорошую... свободную, что ли. Сказать не могу... И что тут делать, тоже не знаю. И насчет меня... -- продолжил Иван. -- Не встретил я никого, вот и не нажил детей. А по старым традициям дед или отец мне бы холку намылили еще лет до двадцати и невесту сосватали. Теперь бы жил и детей растил... Было бы для меня это хорошо или нет, не скажу. А вот для продолжения рода это очень даже неплохо!
-- Ты вот, Иван, поминаешь традиции, -- чуть сменил тему Вячеслав, вскочив на ноги и потянувшись в усеянное звездами небо. -- Да у нас на Руси всегда тьма народов была, а у каждого они свои. И на Руси, и на той же Украине. А у татар даже религия другая...
-- А ты еще забыл тех, кто все эти народы и создал... Словене, поляне, древляне, вятичи, меря, мурома, мещера -- из них русские получились. Булгары, часть удмуртов и мари, что они успели подмять, это те же татары. Кто там еще был -- я даже не знал никогда, не то чтобы упомнить. Чуваши вроде бы из тех же племен вышли, что Волжскую Булгарию образовали, но не пожелали ислам принять, наособицу остались... Все разные, но принимают нас во всем мире как единых! Значит, есть какая-то схожесть, что-то общее во всех народностях, раз они живут вместе. Иначе друг друга изничтожают на корню, следов не остается... Так о чем это я? Традиции у всех свои, но все они о том, как землю пахать, как дом строить, как детей растить. А традиций, как деньгу зарабатывать, я не припомню что-то. Вот так-то...
Михалыч неожиданно отвлекся и оглядел притихших ребят.
-- О... пацанва уже наелась от пуза и засыпает, наслушавшись наших бредней. Ну, так о чем же нам при них за бутылкой говорить? Не о бабах же! А великих мыслей о спасении Расеи мы выдать на гора так сразу не готовы!.. Ладно, давайте спать. Постели ребятам, Слав, одеяла я за тобой положил, а нам пенок и моего спальника хватит, по ночам сейчас тепло...
Он потряс полупустой бутылкой водкой, отбросил ее в сторону и со смешком закончил.
-- Эх, даже одну втроем не допили, вояки!
Глава 3
Нежданная встреча
Несмотря на ясное, вызвездившееся под вечер небо, утро пришло сплошными серыми клочьями туч, накрывшими галдящий озерный мирок теплым покрывалом. Начал накрапывать мелкий нудный дождь, заставляя спящих людей недовольно ежиться и забираться глубже под одеяла, чтобы не прерывать сладких утренних сновидений.
Один лишь егерь проснулся и выбрался из-под разложенного спальника, приступив к обычному для себя утреннему моциону. Спустя несколько минут он уже гремел ложками и котелками, намывая их в прибрежном песке. Потом разжег костерок, забрав из-под куста заготовленные еще с вечера дрова, и повесил котелок над огнем. Вскипятив воду и заварив чай, выложил рядом немудреные сушки и стал собирать мешки и рюкзаки, предварительно дав команду на подъем.
Молча, позевывая и содрогаясь от утренней прохлады, народ бродил от озера к близлежащим кустам, пытаясь проснуться, и напяливал на себя редкие влагонепроницаемые шмотки, чтобы защититься от висящей в воздухе влаги.
Наконец, сгрудившись у костра, все стали греметь кружками и собираться в обратный путь.
Пробирались в сторону поляны долго. Заметная только из-за вчерашних следов тропинка немного повиляла в утреннем сумраке и сама собой исчезла. И хотя точного времени никто не засек, прошло более чем сорок минут, прежде чем егерь спохватился и послал мужиков оглядеться вокруг. Однако, не получив от них никаких обнадеживающих сведений, повел колонну дальше.
Бурелом довольно скоро кончился, и потянулся светлый смешанный лес, часто перемежаемый сосняком. Через верхушки деревьев проглядывало чистое голубое небо, уже освободившееся от утренних туч. Влажный поначалу воздух прогрелся, и чувство сырости ушло.
Ботинки легко пружинили по старой хвое, доставляя удовольствие от ходьбы.
Время быстро и незаметно скользило вперед.
Вовка с Тимкой иногда отбегали в сторону, кидались шишками по порхающим среди деревьев белкам и сосредоточенно рассматривали очередного красноголового дятла.
Наконец был объявлен привал и слово взял Иван.
-- Вот что, мои дорогие, потерялись мы. Сначала я думал, что просто промахнулись мимо нашей поляны. Шли ведь строго на юг, так что через пару часов куда-нибудь, да должны были выйти. Однако часы эти давно прошли, да и лес здесь совсем другой -- светлый, сами видите. Такого у нас отродясь не бывало... А уж эта история с озером, чудесное пришествие которого мы как-то серьезно до сих пор не обсуждали... Короче, мужики и хлопцы, -- егерь бросил взгляд на безмятежно развалившихся на траве ребят, -- решать нам надо, куда дальше двигаться. Попрошу по старшинству высказать свое мнение. Сначала ты, Николай, потом Вячеслав, далее Тимка, как прямой участник всей этой круговерти, а напоследок Володька...
-- Михалыч, если уж ты заблудился, то нам-то дороги вовек не найти, -- ответил, сплюнув в сторону, Николай. -- Надо переть напролом, как шли! Выйдем к какой-нибудь речке и пойдем по течению. А там появятся обжитые места или увидим кого-нибудь... Тогда просто стрельнем в воздух и спросим дорогу.
-- Если по пройденному времени считать, то деревню свою мы уже минуть были должны, а шли-то еще ходче, чем пробирались к озеру, -- задумчиво прокомментировал егерь высказанное предложение. -- На юге же от деревни сплошных лесов нет, поэтому мы с запасом должны были бы на открытом месте оказаться. Разве что леший нас по лесу кругами водил, да я ведь на солнце каждые две минуты смотрел. Так что... давай теперь ты, Вячеслав.
-- Не нравится мне вся эта история с озером и дубами... тремя, -- стрельнул глазами в Тимку тот. -- Не послушать ли вначале, что молодежь скажет? Они довольно долго шептались и спорили, может быть, что-то прояснят нам? А, Тимка?
Тот, насупившись, покачал головой и не сказал ни слова, даже получив локтем в бок от Вовки. Последний долго не отступался, однако поняв, что его усилия разговорить друга не приводят к положительному результату, начал сам.
-- Боится он, бать, что засмеете вы его. С ним же такие приключения произошли и непонятности!
И Вовка стал рассказывать про пресловутый третий дуб, всегда, по Тимкиному мнению, присутствующий на поляне, про рано наступивший закат и абсолютную тишину, про свою якобы сломанную руку... А также про тетку Меланью, про то, как Тимка шишку набил о дерево, про летающие тарелки, барабашек и разные необъяснимые явления, которыми буквально кишит окружающая жизнь и познания о которых Вовка получил в городе из телевизора, подключенного к без малому полусотне каналов кабельного вещания.
-- Предположим, сынок, ты так долбанулся о дерево, что у тебя в голове день мог сократиться... -- начал размышлять Николай. -- Скорее всего, ты без сознания некоторое время провалялся.
-- Нет, Степаныч, не все так просто, -- прервал его Иван. -- Часы пяти не показывали, когда темнота упала, так? Ну-ка покажи, Тимка, может, они встали? Да нет, почти правильно, две минуты -- не та разница. А уж про сломанное запястье... Придумать такое у взрослого фантазии не хватит, не то что у одиннадцатилетнего ребенка! Вот если... Говоришь, Тимофей, когда тишина наступила, побежал с поляны долой? А в какую сторону?
-- Ну, не побежал, а так... заторопился. Сначала к дубу, хотел на помост влезть... Хватанул по пути мешок, самос... трел, -- договорил все-таки Тимка до конца. -- А потом о корень зацепился и... хрясь, в какое-то дерево влетел. Ну, ссадину потрогал и дальше почесал. Вот.
-- Ты что-то надумал, Михалыч? -- заинтересовался Вячеслав. -- Что значит "вот если..."?
-- Что значит, что значит... Любопытной Варваре знаешь что оторвали? Сам молчишь, а другие должны все сразу выкладывать? Ладно, ладно, не обижайся, просто не время еще моим мыслям наружу выходить. Слишком уж все запутанно и странно. Как говорится, все страньше и страньше... Вот выйдем из леса -- все сразу прояснится. По коням! Впереди еще полдня. Попить, оправиться, позавчерашние бутерброды в зубы и... дай бог нам выбраться из этой хрени!
После привала шли ходко, но постоянно озирались на солнце, лишь иногда отвлекаясь на живописные окрестности. Лесной живности стало, не в пример вчерашнему дню, гораздо больше. Мальчишки даже пару раз увидели лисий песочный хвост, порскнувший куда-то в кусты.
Однако егерь почему-то зарядил ружье крупной картечью и взял его наизготовку, положив дуло на плечо, благо, ветки не мешали. Вовкин отец, поглядев на Михалыча, тоже осмотрел свою двустволку, оставив, правда, ее висеть за спиной.
Стали немного забирать на восток и под вечер, часов в семь, уже порядком уставшие от топанья по начавшему густеть лесу, набрели на хорошую поляну с ручейком.
В молчании побросали вещи и разбрелись вокруг на поиски дров. Развели костер, вскипятили чайку и принялись за остатки вчерашних гусей. Вовка с Тимкой сразу после ужина заснули на разбросанных вокруг костра одеялах, взрослые немного поговорили ни о чем и тоже начали укладываться спать, перенеся разговор на следующий день.
Не просто же так говорят, что утро вечера мудренее! Мало ли какая мысль посетит за ночь?
Но новый день не принес ничего нового. Все долго отсыпались после вчерашнего длинного похода, потом нарочито медленно стали завтракать теми же зачерствевшими бутербродами и чаевничать.
-- Так, у нас, кроме хлеба и консервов, осталась пара потрошеных гусей и картошка. Той вместе с овощами килограммов шесть будет, -- приподнял мешок егерь. -- Негусто. Если кого-нибудь съедобного встретим, отпразднуем салютом из наших стволов, а пока нам надо решить, куда будем двигаться дальше. Я вчера повернул на восток. Надеюсь выйти в сторону Ветлуги, если будем держаться этого направления. С жильем на этой реке погуще, однако лес, как видите, начинает портиться. Места мне совершенно незнакомые, а километровку и компас я отдал мужикам при поисках и, как на грех, обратно не забрал. Да и не думаю я, что карта могла бы помочь нам сейчас... Ладно, доедайте, собирайтесь. А вам, ребятки, придется потерпеть. Сегодня нам надо постараться выйти к людям, поэтому подстраивать скорость движения под вас, как вчера, мы не будем... Но если что -- жалуйтесь. Жалобы будут рассмотрены в плановом, так сказать, порядке! Жалобщики -- наказаны!
-- Слушаюсь, мой капитан! -- вытянулся во фрунт Тимка и отдал честь на иностранный манер.
-- Кгх-х-хр... -- состроил рожу егерь. -- Руку к непокрытой голове в русской армии не прикладывают, кадет!
Тут уж и Вовка включился в игру, вытянувшись и отдав честь, прикрыв макушку другой ладонью.
-- Эх-х-х, робяты! Мне бы вас годочек погонять, такие справные солдаты бы вышли! -- улыбнулся бывший капитан.
-- А что, Михалыч, -- присоединился к игрокам Вячеслав и хитро подмигнул пацанам, -- не стать ли тебе на время нашим командиром? Пока не выведешь? А звать мы тебя будем капитаном. Лесным. Лесной капитан -- звучит!
-- А вот стану, только слушайтесь, -- вошел в роль новый начальник. -- Рота, подъем! Стройся!.. Отставить! Разбирай пожитки и пешим порядком в колонну по одному шагом марш! Ать, два... Тронулись, значит.
Весело начав утро под неясные перспективы дальнейшего блуждания, пятерка затерявшихся путешественников лихо протопала часа три. Громко раздавались команды для "кадетов", взрослые вставляли веселые шуточки и вспоминали дела славной молодости и беззаботного детства.
Участников похода не смущали их ни скользкие овражки с мелкой порослью кустов, ни завалы из сгнивших деревьев, преграждавшие путь. Небольшие озерца обходились на раз, более продолжительные топкие болотца переходились с большей осторожностью.
Один раз Вячеслав чуть не попал в мочажину, привлеченный в стороне сочной зеленой травой, но вовремя отпрыгнул назад с внезапно провалившейся под его весом моховой кочки. За это он был подвергнут командиром нудной лекции о вреде глупости, а также о необходимости соблюдать интервал движения и не сходить с тропы.
Но в целом шли бодро и довольно долго.
Еще часа четыре, пока не выдохлись.
И уже начали присматривать место для небольшого роздыха, как впереди раздался рев кем-то потревоженного зверя.
-- Николай, ты с детьми! Топор в руки! Вячеслав, заряжай жаканом, если есть, -- ринулся вперед Иван, скидывая наземь рюкзак.
Вовкин батя отрицательно покачал головой но, перехватив ружье, побежал за егерем.
Промчались метров пятьдесят.
Открывшаяся им на небольшой полянке картина заставила обоих на пару секунд застыть в оцепенении.
Огромный медведь нависал над повергнутым наземь человеком с залитым кровью лицом. В стороне оторопело стоял подросток лет двенадцати, одной рукой поправляя сваливающуюся на глаза холщовую шапку, а второй судорожно удерживая что-то похожее на копьецо с перекладиной пониже наконечника. Свое неказистое оружие он направлял на зверя, уперев торец в землю позади себя.
-- Слава, у тебя ведь дробь? Стреляй в воздух! Только не в медведя, в того не вздумай, мы его не положим с нашим арсеналом!
Тут же прозвучал выстрел, и топтыгин соизволил обратить внимание на новых участников противостояния.
-- Ты посмотри, какой здоровый... Если раздразним, то получим по полной программе!
Парнишка же просто уставился на них, приоткрыв рот и бросив заниматься своим головным убором.
