Хорхе Луис Борхес умер в начале 1952 года в застенках у Перона от воспаления лёгких. Всё приписанное ему после 1951-го следует считать написанным кем-то из его друзей, например, Биоем Касаресом или же Морисом Абрамовичем. Факт смерти в 1952-м следует вовсе не из множества противоречивых биографических фактов (сам Борхес заявляет, что последним его пристанищем станет кладбище Реколета в Буэнос-Айресе, тогда как в некрологах, опубликованных в 1986, указано Женевское кладбище Cimetiere des Rois), а из простого сравнения его новелл, составленных до и после рокового 1952-го.
Мы не будем повторять панегирики более ранним, классическим его рассказам 1940х, составленных в катакомбах величественной Буэнос-Айресовской библиотеки имени Мигеля Канэ. Расхваленные и увенчанные они смотрят на библиотечных полках свысока на своих менее удачливых собратьев, наскоро записанных в крошечной забегаловке на улице Жужуй. Но уже первые из его новелл, помеченые 1952 годом, не могут не удивлять некоей поверхностной поспешностью и, одновременно, профессорской любовью к обобщениям, не свойственной ни перу автора Тайного чуда (этой иронической автобиографической перекличке с Амбруазом Бирнсом, героем его юности) ни крестному отцу таинственной, так и не появившейся в прижизненных изданиях, Розы Вчера.
В новелле Скромность Истории датированной 1952м годом, Снорри Стурлусон, викинг, воитель и летописец Исландско-Норвежского эпоса, описывает поражение Норвежского отряда, вторгшегося в Англию по просьбе ярла Тости, старшего брата английского короля Харольда Годвинсона. Перед битвой при Йорке состоялся короткий разговор двух братьев. Тости отказывается от сделанного в последнюю минуту щедрого предложения примириться, если и его норвежский союзник Харальд Хадрада не будет чем-нибудь премирован. Ответ: "норвежский король получит шесть футов английской земли, и еще один, так как он высокого роста" получил свою порцию лестных эпитетов в исторических аналах. Семь столетий спустя шотландец Карлейль, всюду искавший земных героев, испортил фразу пояснением: "для могилы".
Битва продолжается до заката и норвежский отряд полностью разбит, - ярл Тости и Хадрада убиты. Хроника Снорри перемещается к югу, к Гастингсу, где 19 дней спустя Вильям из Нормандии разобьет Харольда. Но автор новеллы останавливается здесь. По его мнению, безискусная исландская проза, равно лишенная эпитетов и морализаторства, выдает восхищение Снорри достоинсвом и вкусом англо-саксов, врагов его норвежских предков. Это признание за врагами высших добродетелей становится новой точкой отчета, возвращением к античности, где личные достоинства ценились выше, чем родство крови или языка. Ничто - ни страшное поражение от норманов, ни собственная бесславная смерть Снорри - не может изменить значение этого момента. Снорри Стурлусон - а не Эсхил, приведший на театральную сцену второго актера, и не Гете, пророчески предсказавший победу французской армии при Вальми - меняет лицо истории.
Опытный читатель остается удручен скорее не столько исторической слепотой (увы! - столь характерной для Борхеса), сколько неспособностью развить фактическую сторону истории, ее многомерность. Где история как Харольд Годвинсон гостил полгода у Вильяма и, обещая жениться на его дочери, ухаживал за его женой? Где трюк, сыгранный Харольдом у постели умирахщего короля Эдварда? Где рассказ о визите ярла Тости за помощью к норвежскому королю, который встретил его фразой: "У нас говорят, что англичанам нельзя верить?"
Вопросы множатся, но автор новеллы не готов ответить на них. Чтобы отвлечь читателя, он вспоминает датского летописца Саксона Грамматика, крестного отца Гамлета, и - черт побери! - даже генерала Алленби. Читатель однако не может не задаться вопросом, кто первый увековечил диалог. Был ли это бард Теобальд, получивший золотой перстень от норвежского короля за свои песни? Или Торкель Скаласон, сочинивший балладу о ярле Валтьофе, последнем из оставшихся в живых англо-саксов после битвы при Гастингсе? Или же этот диалог передал норманский воин, возможно услышавший его из уст одного из двадцати телохранителей короля Харольда, присутствовашего при разговоре двух братьев? Хотя победители получают права на шутки побежденных, несколько назойливые похвалы вкусу короля - "шесть футов английской земли и еще один, посколько норвежский король уж очень высок"- не могут не раздражать нас, ветеранов битвы за Мальвины, так же, как когда-то они вывели из себя неутомимого Карлейля.
Наш автор с Шекспировской мудростью отсылает читателя к оригиналу. Читатель, убегая из Англии вместе с сыном норвежского короля Олафом на Восток, в Норвегию, остается в недоумении, кто же передал диалог на Запад, в Исландию. Им вряд ли мог быть Халдор, сын веселого Снорри. Этот отважный предок Снорри, державший норвежский стяг, был ранен в одной из стычек с датчанами в лицо, и всю жизнь страдал от боли. Спокойный пересказ своего поражения можно сочинить только в другом состоянии духа. Сам автор Хеймскринглы, убитый в 1241 г. по приказу короля Хакона Хаконарсона, в поисках правды на этой земле повторил практически весь путь норвежского короля. А в уме и способностях Снорри могут сомневаться разве лишь его враги, оставленные позади в Византии и Святой Земле.
Известно, что из последнего похода Снорри привёз подарок Византийского императора - Библию, копию греческого оригинала, назывыаемого историками Септуагинтой. Годы, проведенные на службе императора подарили ему рабочее знание греческого. Из воспоминаний, оставленных внуком Снорри, в день смерти книга была раскрыта на странице, описывающей битву Израиля с филистимлянами. Читатель, воспитанный в западной традиции,вспомнив Ролло, первого викинга, принявшего христианство, основателя Нормандии, вспомнив Тангебрада, рыжебородого саксонца, принесшего христианство в Исландию, вспомнив оправданные подозрения Сэра Исаака Ньютона, не может не потребовать воспроизвести ее полностью.
"...И когда Ковчег Завета был принесен в лагерь, весь Израиль издал страшный крик, и эхо отразило его многократно. И когда филистимляне услышали этот крик, они спросили, что значит этот шум? И им сказали, что Ковчег Завета появился в лагере израильтян. И филистимляне были испуганы и сказали: Горе нам - еще не было ни разу, чтобы боги появились в военном лагере! Кто спасет нас от этих страшных богов, которые наказали египтян в пустыне многими казнями? И они сказали: Соберитесь с мужеством, о филистимляне, и воюйте как мужчины, чтобы не служить израильтянам, как они служили нам до сих пор. Соберитесь с мужеством и воюйте! И филистимляне атаковали, и Израиль был сметен, и погибло тридцать тысяч пеших израильтян, и Ковчег Завета был захвачен..."
Хотя католичество, поддерживаемое королевскими декретами, уже сделало первые сдвиги в исландском сознании, Снорри Стурлусона, председателя исландского парламента и скрупулезного летописца исландского эпоса, не могло оставить равнодушным множественное число для описания божественного. Это наблюдение, правильно обыгранное, могло бы стать сильным аргументом в еженедельной воскресной полемике с ученым монахом, аббатом близлежащего монастыря. Явное невнимание Б-га Израиля к нуждам своего, избранного им, народа - еще одним.
Снорри Стурулсон cнял очки (взятые у Сицилийского купца, пытавшегося обмануть его и его воинов по дороге домой), сделал круг по комнате и подошел к окну, за которым дети играли в войну. Его внук изображал норвежского короля Харольда Хадрада, защищающего Константинополь от крестоносцев. Длинные деревянные мечи ударяли в круглые деревянные щиты; мальчик кричал что-то победное. Деревянный бог Тор грозно смотрел на баталию из-под мохнатых бровей. Снорри кивнул своим мыслям: пока что исландские боги служили надежной защитой его народу. Аббат пришел к нам из Англии; старики говорили, что англичанам нельзя верить...Стук в дверь отвлек его. В дверях, как читатель уже догадался, его ждали наёмные убийцы, посланные королём Хаконом.
По свидетельству тюремного врача, во время ночных кошмаров Борхес видел себя то телохранителем английского короля под Гастингсом, то моряком на аргентинском флагмане "Генерал Бельграно", то паломником в Святой Земле. Был ли он в эти мгновения просто свидетелем тех событий или же пытался изменить ход истории? Или же он просто готовился отправиться на Юг, свой Юг? Или же, как герой Александра Дюма, как другие, менее удачливые, пытался ускользнуть от смерти в одежде тюремного врача?
Географический атлас, открытый на карте Индии, все еще ожидает его...
Я, со своей стороны, отношусь все мягче и терпимее к "Книге Песка"...
От имени Интернациональной Борхесовской Группы Ученых
А. Б.
Июнь 2003 г.
Тот, кто перечтет второй фрагмент из сборника Conjurados(1985), несомненно решит в пользу последнего.
Моя приятельница Берта Марстон, уроженка Женевы, отказалась, при последнем своем визите, положить цветы на его могилу под каким-то нелепым предлогом. Психологически грамотный читатель должен сделать тут необходимый вывод.
Джоан Гриффитс, председатель Мэрилендского отделения движения "Женщины в Зеленом", насмешливо спрашивает: А где предание о дочери норвежского короля Марии, умершей в тот же час, что и ее отец, хотя находившейся за много миль вдалеке от поля битвы?
Прим. Ред.: Имя "Алленби" нет в новелле. Автор Некролога видимо перепутал генерала с Лоуренсом Аравийским, что простительно для человека, родившегося после отмены Британского мандата над Палестиной.
Это знание, как уверяет Жефрей де Вильхардон в своей истории "Хроника Четвертого Крестового Похода и Взятие Константинополя", послужило причиной его вынужденной отставки.
Высокомерно опущенных всеми академическими словарями, но опубликованных небольшим тиражом гренландским издательством Винланд в 1907 году на деньги анонимного жертвователя.
Прим. Ред.: Автор Некролога без сомнения ссылается на работу Ньютона "Исторический аспект двух известных подделок Святого Писания", написанную великим физиком во время нервного кризиса 1690х. Редакция не разделяет вышеприведенное мнение.