Картер Ник : другие произведения.

Тайна госпиталя Святой Агнессы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  Ник Картер.
  Тайна госпиталя Святой Агнессы
  Глава I
  Лоуренс Дивер взывает к правосудию
  — Я бы назвал это простейшим делом, мистер Колтон.
  — А что случилось?
  — Ну как же! Убийство, конечно.
  — Кого убили?
  «Мистер Колтон», который был не кем иным, как Ником Картером, задал этот вопрос с невинным, как у младенца, видом. Известие о том, что произошло убийство, похоже, его чрезвычайно удивило, хотя его спутник Лоуренс Дивер последние полчаса только об этом и говорил.
  Рот Дивера распахнулся, глаза округлились.
  — Кого убили? — повторил он. — Моего брата убили.
  — Почему вы думаете, что его убили? — спокойно спросил Ник.
  — Ну, это уж слишком! — воскликнул Дивер. — Я ведь вам рассказывал.
  — Нет, не рассказывали. Вы упомянули только, что ваш брат пропал позавчера вечером.
  — Не только это! — вскричал Дивер. — Известно, что он поссорился с этим типом, Джарвисом.
  — Доктором Джарвисом? Из госпиталя Святой Агнессы?
  — Разумеется. И я уже доказал…
  — Вы ничего не доказали, — возразил Ник. — Позвольте, я повторю ваш рассказ. Ваш брат Патрик работал на доктора Джарвиса, в том числе и под его руководством в саду госпиталя Святой Агнессы. Доктор не раз делал ему замечания по поводу того, что он пьет слишком много виски, а…
  — Протестую! — вскричал Дивер. — Он не делал замечания, как вы выразились, а оскорблял парня. Более того, лишь за последнюю неделю он ударил его раз пять.
  — Не кулаком, а раскрытой ладонью, — улыбаясь, уточнил Ник. — Но на этом основании вряд ли можно обвинять человека в убийстве.
  — Это доказывает, что Джарвис — жестокий человек, — сказал Дивер. — И все это знают.
  — Признаю, у него плохой характер.
  — Это опасный старик.
  — Продолжу описывать события в вашем изложении. В понедельник вечером они поссорились в саду. Их видели там примерно в половине седьмого. А чуть позже половины седьмого доктор шел по направлению к госпиталю. Он был очень возбужден. Его видел Мартин Бернс, кучер кареты «скорой помощи». Мартин пошел в сад, но Патрика там не нашел. Никто не знает, что случилось с вашим братом или каким образом он покинул сад.
  — Вот именно! — воскликнул Дивер. — Как он оттуда выбрался?
  — Он мог перелезть через стену.
  — Вы забыли о его пиджаке, который остался висеть на ветке дерева. В кармане было немного денег.
  — Я не забыл о нем.
  — Так почему он его оставил?
  — Не знаю.
  — А с ним что сталось?
  — Опять вы за свое! Чтобы ответить на ваши вопросы, мне нужно собрать факты.
  — Говорю вам, его убили!
  — Послушайте, — снова улыбнулся Ник, — тогда я задам вам ваш же вопрос. Если его убили, что с ним сталось?
  — Вы хотите сказать, где его тело?
  — Именно.
  — Неужели вы хотите сказать, что, если этот человек так спрятал тело моего брата, что его никто не может найти, он избежит наказания?! — негодующе воскликнул Дивер.
  — Вовсе нет, — ответил Ник. — Я всего лишь хочу обуздать вашу нетерпеливость.
  — Любой на моем месте был бы так же нетерпелив. Я просто взываю к правосудию.
  — Или, другими словами…
  — Я хочу, чтобы вы арестовали доктора Джарвиса.
  — Я не могу этого сделать.
  — Почему?
  — Нужно найти доказательства смерти вашего брата. Мы не можем судить кого-то за убийство человека, который может быть жив.
  — Похоже, вы защищаете Джарвиса, — насмешливо произнес Дивер.
  — Ни в коем случае! Вы же знаете, для чего я пришел к вам домой.
  — Потому что вас прислал старший инспектор Бирнс. Я думал, он направил лучшего специалиста, как и обещал.
  — Надеюсь, вы будете удовлетворены.
  — Не нужно было никого присылать! Мы могли арестовать Джарвиса сразу же. Обычный полицейский нашел бы достаточно оснований для этого.
  — Но старший инспектор не считает, что следовало так поступить.
  — Ну да, и я бы хотел, чтобы он действовал так, как считает нужным, если в конце концов свершится правосудие. Чего хотите вы?
  — Я бы хотел, — произнес Ник с таким видом, будто крепко задумался об этом деле, — найти какой-нибудь мотив.
  — Не думаю, что был какой-то мотив. Он сделал это в приступе ярости.
  — В таком случае мне нужны доказательства того, что серьезная ссора действительно имела место.
  — Прекрасно! Подождите здесь, я приведу человека, который кое-что знает. Мне стало известно о нем сегодня утром, и я задал ему пару вопросов, но не успел расспросить обо всех подробностях.
  Дивер поспешно удалился. Ник в окно видел, как он прошел вверх по Западной сто сорок первой улице, на которой находился его дом, в сторону Сент-Николас-авеню. Меньше чем через час Дивер вернулся с молодым человеком и представил его как важного свидетеля, о котором он упоминал.
  — Вас зовут Адольф Кляйн? — спросил Ник.
  Свидетель кивнул. Это был робкий нескладный парень, лишенный признаков развитого интеллекта.
  — Где вы работаете?
  — Я бармен в баре Ортона, это выше по улице.
  — Вам известно, что случилось с Патриком Дивером?
  — Я знаю только вот что: я проходил мимо госпиталя в понедельник вечером и остановился у каменной стенки. Остановился, потому что услышал за ней голос Пата Дивера, он говорил очень громко. Обозвал кого-то старым дурнем и еще выругался.
  Свидетель замолчал. Он явно не на шутку разволновался, потому что на лбу у него выступил пот, хотя в комнате было совсем не жарко.
  — Это все, что вы услышали? — спросил Ник.
  — Нет. Они еще ругались, а потом я услышал звук удара. Тяжелый такой, глухой удар. Потом были еще удары. Как будто кто-то бил в землю, и никакой ругани больше не было. Я решил, что это Пат оправляет клумбу лопатой.
  — После ударов вы какие-нибудь разговоры слышали?
  — Голоса Пата я не слышал.
  — А другие голоса?
  — Кто-то там что-то бормотал. Голос был похож на голос доктора Джарвиса. Я бывал в госпитале и знаю доктора.
  — Через стену вы не заглядывали?
  — Нет. Там слишком высоко. Я побежал к калитке на Сент-Николас-авеню и попытался оттуда посмотреть, но ничего не увидел. Между мной и тем местом было слишком много деревьев.
  — Что вы сделали потом?
  — Пошел домой.
  — Вы кому-нибудь рассказывали о том, что услышали?
  — В тот вечер нет.
  — Когда вы впервые об этом упомянули?
  — Сегодня утром.
  — Кому?
  — Мистеру Диверу. Он зашел в бар и рассказал, что его брат пропал.
  — Каково, а? — воскликнул Дивер, который уже не мог молчать. — Что вы на это скажете?
  — Это важное свидетельство.
  — Если помните, — продолжил Дивер, — когда я спросил у Джарвиса, где мой брат, он признался, что повздорил с ним, но сказал, что дальше слов дело не пошло. Теперь мы знаем, что были удары.
  — В какое время вы слышали удары? — спросил Кляйна Ник.
  — Где-то в половине восьмого, — ответил бармен.
  — Как вы узнали время?
  — На Сто пятидесятой улице есть церковь с часами. Когда я шел по авеню, я посмотрел на них. Они показывали без четверти восемь.
  — Все сходится! — воскликнул Дивер. — Бернс видел, как Джарвис вышел из сада вскоре после половины восьмого.
  — Верно.
  — Теперь-то вы арестуете Джарвиса?
  — Нет, — ответил Ник. — Этого недостаточно.
  Дивер сокрушенно всплеснул руками.
  — Нельзя забывать, — сказал Ник, — что обвинение в убийстве оставляет на человеке несмываемое пятно на всю жизнь. Нужно действовать очень осторожно.
  — Так он сбежит!
  — Это невозможно, — заверил его Ник. — За ним наблюдают.
  — Да сколько людей сбегало из-под наблюдения!
  — От человека, который наблюдает за Джаспером, никто никогда не сбегал, — спокойно произнес Ник, и это не было пустой похвальбой, ибо человеком этим был Чик, знаменитый помощник Ника.
  — Хорошо, — сказал Дивер, — какие еще вам нужны доказательства?
  — Мне нужны доказательства смерти вашего брата.
  — Проще говоря, нужно найти тело?
  — Совершенно верно.
  — Хорошо, — повторил Дивер и ухмыльнулся. — Похоже, мне придется заняться этим самому. У меня есть почти все доказательства.
  — Конечно займитесь, — со спокойной улыбкой произнес Ник. — Если можете.
  Дивер смотрел на него с минуту, а потом сказал:
  — Колтон, почему вы так относитесь к этому случаю?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы, похоже, просто не хотите этим заниматься.
  — Я хочу заниматься этим настолько, насколько позволяют факты. Если бы у вас было побольше опыта в таких делах, вы бы понимали, что весьма неосмотрительно сначала арестовать человека, а потом собирать доказательства его виновности. Как я уже говорил, мне нужно больше фактов, и вы должны помочь мне их добыть.
  Ник сказал это, когда вместе с Дивером и Кляйном выходил на улицу.
  Какой-то молодой человек, явно оборванец, который с отрешенным видом подпирал плечом дерево, услышав последнюю фразу, сильно удивился.
  Ибо этим молодым оборванцем был Патси, и он никогда раньше не слышал, чтобы Ник Картер просил о помощи в таких делах не своих неизменных помощников, а посторонних людей.
  Глава II
  Голова мертвеца
  Доктор Джарвис, управляющий штатом госпиталя Святой Агнессы, пользовался славой человека со странностями. Он был достаточно богат, чтобы не работать, но трудился, как раб. Ему принадлежал элегантный дом на Сент-Николас-авеню, но он дни напролет и добрую половину ночей проводил в госпитале. На спартанской койке в маленькой комнатке рядом с его лабораторией он спал ночью в среднем четыре раза в неделю. Отвлекался от основной работы он только на небольшой сад при госпитале, и молодые врачи между собой поговаривали, что доктору Джарвису бранить садовника доставляло куда больше удовольствия, нежели выращивание цветов.
  У него были жена и молодая незамужняя дочь, которых он любил без памяти, хоть и уделял им всего несколько часов в неделю. Помощником доктора в лаборатории был негр по имени Цезарь Клири.
  Остальные врачи в госпитале говорили, что Клири настолько свыкся с образом жизни Джарвиса, что его, как миссисипского мула, нужно было ругнуть, чтобы он что-то понял.
  Клири жил в такой же комнатке, что и доктор, но по другую сторону лаборатории. Там он спал и в полночь после встречи Ника с Лоуренсом Дивером, когда Ник бесшумно проник в комнату через окно. Все эти помещения были расположены на первом этаже, и забраться внутрь не составляло труда.
  Ник часть вечера провел в саду. Он дождался, пока погаснет свет в лаборатории и загорится в комнате доктора, чтобы можно было приступить к осмотру места происшествия. Если в припадке ярости доктор Джарвис ударил Патрика Дивера и убил его, в лаборатории наверняка должны были появиться какие-нибудь свидетельства совершенного преступления.
  Лучший способ избавиться от человеческого тела — полностью его уничтожить. Если обычный человек с подобной задачей вряд ли справится, то для такого специалиста, как доктор Джарвис, сделать это несложно. Однако на это требуется время. Патрик Дивер исчез в понедельник вечером. С тех пор прошло сорок восемь часов, но Ник все же надеялся обнаружить какие-нибудь улики, если работа по уничтожению трупа проводилась в лаборатории.
  Ник пробрался в комнату Клири, чтобы обезопасить себя от каких-либо неожиданных действий со стороны негра. Клири он застал крепко спящим. Однако когда Ник покинул его комнату и скользнул в лабораторию, сон Клири стал еще более крепким.
  Отлично разбиравшийся в химии Ник знал, как ввести человека в состояние глубокого сна, от которого не могут пробудить никакие природные средства. Его зелье действовало наверняка и не имело никаких пагубных последствий для здоровья.
  Лаборатория не была освещена, лишь лунный свет проникал сквозь жалюзи, установленные на нижних частях окон от любопытных взглядов снаружи.
  Первым, что привлекло внимание Ника, был труп, лежавший на каменном столе посередине комнаты. Несколько часов назад, когда доктор ужинал, Ник уже осмотрел лабораторию на скорую руку. Труп он видел и убедился, что это не Патрик Дивер, однако в тот раз много сделать он не успел, потому что опасался возвращения доктора. Поэтому-то ему и понадобилось совершить этот ночной визит.
  Сначала он изучил инструменты, которые лежали рядом с секционным столом. Безрезультатно. Потом он с полчаса осматривал все находящееся в комнате, но также не нашел ничего подозрительного.
  Под лабораторией располагался подвал, в нем, как было известно Нику, находился электрический прибор и горн, которые доктор Джарвис использовал для экспериментов.
  Ник уже собрался спуститься в подвал, когда его внимание привлек шум, донесшийся из комнаты доктора. Он повернулся и увидел входящего в лабораторию доктора Джарвиса. Предполагая, что подобное может случиться, Ник предварительно замаскировался под Клири, но все же хотел по возможности не попадаться ему на глаза. Потому он притаился в самом темном углу и начал наблюдать.
  Из одежды на докторе была лишь ночная рубашка, облегающая голову шапочка и красный халат, который он надевал всегда, когда собирался поработать в лаборатории или в саду. Эти халат и шапочка были такими старыми, что никто в госпитале не помнил, когда они у него появились. Клири как-то пошутил, что они, наверное, родились и выросли вместе с ним.
  Не заметив Ника, доктор Джарвис направился прямиком к секционному столу. Лампы он не принес, но лунный свет ярко освещал стол.
  Доктор откинул простыню, которой было накрыто тело, и стали видны голова и грудь трупа. Желание доктора заняться работой посреди ночи весьма удивило Ника. Может быть, он каким-то хитроумным способом заменил тело, которое видел Ник, на тело Патрика Дивера?
  С того места, где стоял Ник, лица трупа было не рассмотреть, но, если на секционном столе лежал обычный труп, почему доктор Джарвис обращался с ним так осторожно и почему решил заняться этим в такое время?
  На то, чтобы отсечь голову, опытному врачу понадобилась всего пара минут. Вскоре он поднял ее над столом, и Нику показалось, что старый доктор в лунном свете стал всматриваться в нее как-то особенно внимательно.
  Неожиданно доктор Джарвис повернулся и, держа одной рукой голову за волосы, направился к тому месту, где прятался Ник. В другой руке он сжимал хирургический нож, которым проделал свою жуткую работу. Ник не надеялся остаться незамеченным. Доктор явно собирался отнести голову в подвал, а сыщик стоял возле лестницы.
  Но Ник обнаружен не был. Доктор Джарвис прошел в шести футах от него, не глядя ни вправо, ни влево. С отсеченной головой в руке он начал спускаться по лестнице, и Ник незаметно последовал за ним.
  В подвале царила кромешная тьма, были видны лишь язычки пламени на небольшом горне. Это дало возможность Нику приблизиться к доктору почти вплотную. Но вдруг все помещение озарилось светом: доктор Джарвис нажал на кнопку на стене, и вспыхнул ряд электрических ламп, подвешенных над горном.
  Ник едва успел упасть на пол за какими-то большими стеклянными банками, наполненными прозрачной жидкостью, природу которой определить он не мог. Эти банки были расставлены на невысокой, фута в два, каменной скамье. Между ними и горном стоял доктор, Ник залег с другой стороны.
  Сыщик почти не сомневался, что доктор Джарвис спустился сюда для того, чтобы сжечь голову в горне, и потому решил рассмотреть ее немедленно. Он до сих пор не был уверен, что это голова Патрика Дивера.
  Встав на четвереньки, он посмотрел в просвет между двумя банками. Голова находилась не более чем в ярде от глаз Ника, но была повернута к нему затылком.
  Если судить по волосам и общему виду, она могла принадлежать Диверу. Нужно было во что бы то ни стало увидеть лицо, пока доктор не бросил голову в горн, в котором бушевал усиленный химическими веществами огонь, намного более жаркий, чем горящий уголь.
  И вдруг, когда казалось, что доктор вот-вот поднимет крышку горна, чтобы бросить голову в огонь, он повернулся и опустил жуткий предмет в одну из банок почти прямо над Ником. Сделано это было быстро, но аккуратно. Голова погрузилась в жидкость даже без всплеска, лишь одна-единственная капля размером не больше булавочной головки упала на кисть Ника. Она обожгла кожу, как раскаленное добела железо, и как будто прожгла руку насквозь.
  Ник вскочил на ноги, но не от боли — он понимал, что рассмотреть голову нужно немедленно, иначе она растворится. Голова лежала лицом вверх, но кислота начала делать свое черное дело мгновенно. Всякое подобие человеческого облика исчезло. Пока Ник смотрел на нее, она как будто заколебалась, а потом неожиданно Ник увидел дно банки.
  Голова растворилась полностью.
  Ник поднял взгляд на доктора Джарвиса.
  Тот не шевелился. Он смотрел прямо на Ника, но словно бы не видел его.
  Взгляд его был устремлен в одну точку, в глазах застыло непонятное выражение. Человек, менее опытный, чем Ник, предположил бы, что перед ним сумасшедший. Поведение доктора, как и внешний вид, указывали именно на это. Но Ник сразу понял, в каком состоянии пребывает доктор Джарвис. Ему уже приходилось сталкиваться с этим.
  — Он ходит во сне, — сказал сам себе Ник. — Разбудить его сейчас? Пожалуй, нет. Посмотрим, что он будет делать дальше.
  Глава III
  Доктор предлагает взятку
  Это открытие не особенно удивило Ника. Он знал, что доктор Джарвис лунатик. Читатель, возможно, помнит случай с женщиной, которая во сне прошла почти милю по Бродвею, пока не была разбужена полицейским, которому не смогла объяснить причины своего путешествия. В то время в газетах много писали о снохождении, и было напечатано несколько интересных рассказов о докторе Джарвисе. Доктор был очень чувствителен к этому вопросу и пригрозил страшной местью тому, кто выдал его тайну репортерам.
  Все эти истории сразу же вспомнились Нику, и он решил посмотреть, чем закончится эта странная сцена. Однако больше смотреть особо было не на что. Доктор выключил свет и поднялся по лестнице. На минуту он задержался у изувеченного тела, отложил нож, накрыл труп простыней и пошел к себе.
  Ник последовал за ним и прошмыгнул в комнату прямо за спиной у лунатика. Когда человек пребывает в таком состоянии, иногда с ним можно разговаривать, и он может рассказать такое, в чем не признался бы во время бодрствования.
  Такое намерение появилось в голове Ника, но осуществить его он не успел. Доктор подошел к закрытому шторой окну, случайно прикоснулся к шнуру, и штора, управляемая пружиной, взлетела вверх, издав громкий звук.
  Со странным глухим вскриком доктор проснулся. Весь вид его свидетельствовал о паническом страхе, обычном для таких ситуаций. Он отпрыгнул от окна и повернулся лицом к кровати.
  Ник, замаскированный под Клири, стоял прямо перед ним. Избежать встречи было невозможно, поскольку комнату заливал лунный свет.
  — Клири! — вскричал доктор. — Ты что здесь делаешь?
  — Я услышал, как вы ходите, сэр, — ответил Ник, подражая голосу Клири, почти лишенному обычных для чернокожих характерных особенностей, ибо помощник доктора был образованным человеком.
  — Снова ходил во сне, — пробормотал доктор. — А какие сны! Святые небеса, какие сны!
  — Я решил, вам что-то плохое приснилось, — сказал Ник.
  — Приснилось. Это было ужасно!
  Доктор сжал руками голову.
  — Что вам приснилось, сэр?
  — А тебе, любопытный мерзавец, что до этого?
  — Сэр, — почтительно произнес Ник, — то, что вы делали…
  — Делал? Что я делал?
  Ник вкратце описал то, что видел.
  Доктора Джарвиса охватил неописуемый ужас.
  — Я такое сделал?
  Вдруг он развернулся и бросился в лабораторию. Подбежав к трупу на секционном столе, он откинул простыню.
  Ник подошел к нему, и они вместе стали смотреть на обезглавленное тело. Нику показалось, что это то самое тело, которое он видел раньше и которое не опознал как тело Патрика Дивера. Но при тусклом свете определить наверняка было невозможно. Доктор Джарвис не дал ему времени принять решение. Содрогнувшись, он быстро накрыл тело простыней и вернулся в свою комнату.
  Сев на край койки, он взялся за голову. Когда он поднял глаза, горячность из его взгляда исчезла. Он явно хотел обсудить происшедшее.
  — Это был отвратительный, жуткий сон.
  — Убийство? — спросил Ник.
  — Да, мне приснилось убийство, — ответил доктор. — Мне привиделось, что я убил… Что я убил человека.
  — Патрика Дивера?
  — Откуда, черт возьми, ты знаешь? — вскричал доктор, вскакивая с койки.
  — Как же, сэр, этот человек исчез, и…
  — И кто-то набил твою голову дурацкими мыслями. Кто?
  — Мистер Дивер задавал вопросы про своего брата.
  — И ты, конечно, рассказал ему все, что знаешь, и даже больше, верно?
  — Я ничего ему не рассказывал.
  — Тебе повезло. Послушай меня, Клири, ты же знаешь, в чем твоя выгода. Или ты хочешь потерять работу из-за того, что много болтаешь?
  — Нет, сэр. Но во снах что-то есть, и…
  — В этом были только боль и мука. Мне приснилось, что я убил Дивера и должен был спрятать его тело, потому что на меня вышла полиция. Мне казалось, что у меня есть только одна ночь, чтобы спастись. Потом я решил, что лучше всего воспользоваться кислотой. Боже, как я рад, что это был сон!
  — Такое неспроста снится, сэр. Это к чему-то.
  — Это к тому, что… Этот жалкий пропойца куда-то пропал, а у меня из-за этого будут неприятности.
  — Он вернется.
  — Кто его знает. Может, и не вернется.
  — А вам неизвестно, где он может быть?
  — Ты думаешь, это я его убил, Клири?
  — Нет-нет, сэр, что вы! Конечно нет.
  — А если предположить, что это я, что тогда?
  — Сэр, это было бы ужасно. Я…
  — Ты бы предал меня?
  — Я бы никому и слова не сказал бы. Только если бы точно знал, что вы виновны…
  — Тогда что? Рассказал бы все?
  — У меня есть совесть, и…
  — Вздор! Какое тебе до этого дело? Ты больше думаешь о деньгах, чем о совести. У меня есть деньги, и я готов хорошо платить за то, чтобы спокойно жить.
  — Но я не хочу в это ввязываться.
  — И не будешь. Все, что от тебя требуется, — это молчание.
  — Молчание о чем, сэр?
  — О том, как я сегодня ходил во сне.
  — Я никому ни слова, если только…
  Ник заколебался. Он хотел дать понять доктору, что он честный человек и что о том, чтобы покрыть убийство, и речи быть не может, и, судя по всему, преуспел в этом.
  — Знаешь что, Клири, — сказал доктор. — Я не доверяю тебе. Есть только один выход. Ты должен уйти.
  Доктор трясся, как в лихорадке. Его явно охватил сильнейший страх.
  — Уйти? — переспросил Ник, изображая удивление.
  — Да. Я боюсь тебя. Ты все разболтаешь.
  — Куда же мне идти?
  — Поезжай в Австралию, — подумав, сказал доктор Джарвис. — Семьи у тебя нет, тебе все равно, где жить, пока у тебя есть деньги.
  — Сколько?
  — В этом сейфе, — доктор указал на стальной ящик в углу, — столько, что тебе хватит для начала. Там примерно пять тысяч долларов. А потом я пришлю тебе еще, в десять раз больше. Этого хватит?
  — Еще бы! — воскликнул Ник. — Когда мне уезжать?
  — Немедленно. Этой ночью.
  — Но, доктор Джарвис…
  — Не нужно ничего говорить. Делай. Если тебе пятидесяти тысяч долларов мало, через полгода у тебя будет сто тысяч.
  — А разве я могу быть уверен, что вы их мне пришлете?
  — Если не пришлю, возвращайся и рассказывай обо мне все что хочешь и кому хочешь.
  — Но как вы объясните мой отъезд?
  — Я скажу, что ты, как и три года назад, уехал в Европу по моим делам.
  Покачав головой, Ник сказал:
  — Доктор Джарвис, я работал у вас двадцать лет и считаю вас ничуть не хуже любого другого человека, но я не могу это сделать.
  — Почему?
  — Я не могу покрывать виновного.
  — Что за вздор ты несешь, дурень? Я так же невиновен, как и ты.
  — Тогда почему вы меня отсылаете? Нет, доктор Джарвис, мне все ясно. Вы убили его.
  — Я убил его? — Доктор задохнулся от изумления.
  — Да. Но в душе вы не убийца. Это произошло как-то случайно. Расскажите, как это произошло, и, если все так, как я думаю, я уеду.
  — Говорю же, я ни в чем не виноват! Я не имею отношения к исчезновению этого человека.
  Как ни старался Ник, доктор Джарвис стоял на своем, так что Нику в обличье Клири не оставалось ничего другого, кроме как притвориться, что он ему верит. Ник решил принять взятку, предложенную доктором. Это было необходимо, потому что ему рано или поздно все равно нужно будет выйти из образа чернокожего слуги.
  После такого разговора оставлять здесь негра было небезопасно. Доктор, разумеется, поймет, что его провели, как только заговорит о ночных событиях с настоящим Клири. Нику хотелось предотвратить последствия такого открытия, поэтому он с величайшей осторожностью принял предложение доктора и взял названную сумму — первую часть взятки.
  
  Что касается истинных намерений доктора, тут у Ника имелись кое-какие сомнения. Нельзя было исключить, что он решит пожертвовать Клири, чтобы обезопасить себя, если возникнет такая необходимость.
  Если бы Клири сбежал, было бы очень просто перевести подозрения на него.
  Дело против доктора Джарвиса представлялось Нику очень простым. Невинные люди не предпринимают таких отчаянных шагов. И все же Ник был далек от принятия какого-то определенного решения.
  Он вернулся в комнату Клири, и ему стоило больших усилий сделать так, чтобы доктор случайно не вошел туда. Увидь он двух Клири, кто знает, на что он мог бы пойти в отчаянии.
  Несколько мгновений Ник даже испытывал искушение это специально подстроить, чтобы, воспользовавшись шоковым состоянием доктора, получить от него правдивое признание, но, поразмыслив, сыщик решил поступить иначе.
  Из окна комнаты Клири он подал знак Чику, который ждал неподалеку, у стены, и с его помощью вытащил бесчувственного негра наружу.
  После этого он отправился к доктору, чтобы распрощаться с ним. Сделать это было непросто, но Ник, как всегда, справился с задачей мастерски. Затем он покинул госпиталь.
  Что означали события этой ночи? Пока что Ник терялся в догадках.
  Тело на столе принадлежало Патрику Диверу или же доктор во сне воплотил то, что собирался сделать позже с телом Патрика? Последнее Нику представлялось более вероятным. Он склонялся к тому, что труп Дивера мог быть спрятан где-то в здании госпиталя. Если это так, он найдет его.
  Погруженный в раздумья, он вышел из госпиталя на Сент-Николас-авеню и увидел, что к нему приближаются трое мужчин. Двоих он узнал сразу, это были Чик и Лоуренс Дивер. Третий был ему незнаком.
  Видимо, Чик отправил Клири на экипаже, который они весь вечер держали наготове у госпиталя. Как он встретился с Дивером, Ник не знал. Он пошел им навстречу. Ник успел снять грим, в котором вводил в заблуждение доктора, и предстал перед Дивером в знакомом тому виде.
  Узнав его, Дивер ринулся к нему.
  — Вам нужны доказательства смерти брата. Я вам их предоставлю. Вот человек, который видел, как его хоронили, — и он указал на незнакомца.
  Глава IV
  Что было найдено в саду
  Поразительное известие Ник воспринял с явным удовлетворением.
  — Превосходно! — сказал он. — Скоро мы разберемся в этом деле.
  Произнося эти слова, Ник условным языком жестов просигналил Чику следующее:
  «Что думаете о свидетеле?»
  Ответ последовал сразу же:
  «Похоже, он говорит правду».
  Дивер повернулся к новому свидетелю.
  — Мистер Хаскелл, мистер Колтон, — без особых церемоний представил он мужчин друг другу. — Хаскелл, расскажите, что вам известно.
  — Постойте, — сказал Ник. — Кто этот человек? — Он указал на Хаскелла.
  — Он знает моего брата. Мы встретились с ним чуть дальше по улице и привели, чтобы он помог опознать тело. Должны подойти еще двое.
  — Вы собираетесь выкопать тело?
  — Конечно.
  — У вас нет инструментов.
  — Те двое принесут.
  — Где это место?
  — В саду госпиталя. Хаскелл, рассказывайте. Хотя нет, лучше я расскажу, так быстрее будет.
  Он взял Ника под руку и повел его вдоль стены с южной стороны сада. Направляясь в сторону реки, они дошли до угла.
  Между ними и рекой раскинулся густо поросший деревьями и кустами участок первозданной природы. Наверное, здесь все выглядело точно так же много сотен лет назад.
  — В этом месте любят гулять парочки, — сообщил Дивер. — Летом в хорошую погоду вечерами вот по этой тропинке ходят десятки людей. Хаскелл был здесь в понедельник вечером с юной леди. Они посидели на поваленном дереве, глядя на реку. Около одиннадцати часов Хаскелл пошел ее провожать домой, но обнаружил, что потерял нож, которым что-то вырезал на стволе дерева. Нож был стоящий, и он не хотел его лишиться. Вернувшись на место, после долгих поисков он его нашел рядом с деревом. Тогда было уже за полночь. По дороге домой он прошел через место, на котором мы сейчас стоим. Здесь же он услышал странный звук, доносившийся из-за стены. Ему показалось странным, что кто-то работает в саду в такое время, но звук был такой, словно кто-то копал лопатой. Хаскелл любопытнее любой женщины. Он решил выяснить, что происходит в саду. Стена здесь, как видите, высокая, но он подставил доску и смог заглянуть на другую сторону. Теперь, Хаскелл, расскажите, что вы там увидели.
  Чик и Хаскелл подошли к ним как раз когда Дивер закончил рассказ.
  — Я увидел доктора Джарвиса. Он копал землю.
  — Как вы определили, что это он? — спросил Ник.
  — По его халату и шапочке, — ответил Хаскелл. — Я думаю, всем, кто живет поблизости, они хорошо знакомы.
  — Что сделали вы?
  — Пару минут я за ним наблюдал. Он усердно копал яму. Мне тогда и в голову не могло прийти, что это может быть могила.
  — Каких размеров яма, вы рассмотрели?
  — Нет, он копал в тени дерева. Я бы его вообще не различил, если бы он на пару секунд не вышел на лунный свет.
  — Вы заметили рядом с ямой что-нибудь похожее на тело?
  — Нет. Под деревом было совсем темно. Наверное, тело лежало там.
  — Почему вы так думаете?
  — Ну, в другом месте оно не могло лежать.
  — Откуда вы знаете, что там вообще было тело?
  — Мне мистер Дивер рассказал о брате, вот я и решил, что доктор его закапывал.
  — Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
  — Нет.
  — Почему нет? Это же весьма необычное происшествие.
  — Я не подумал, что для него это что-то необычное. Все ведь знают, что доктор с причудами. Увидев, кто это, я просто спустился на землю и пошел к себе домой. И я бы об этом никогда не вспомнил, если бы мистер Дивер не заговорил со мной о своем брате.
  — Вы сможете указать то место, где доктор копал яму?
  — Конечно.
  — Тогда осмотрим его сразу же.
  — Я-то думал, вы уже поверили, что совершено убийство, — сказал Дивер. — Но вы, если будете держаться меня, убедитесь, что я слов на ветер не бросаю.
  — Это точно, — подтвердил Хаскелл.
  — Вот и ваши друзья, — сказал Чик, который до этого молчал.
  Со стороны Сент-Николас-авеню к ним подошли двое мужчин с лопатами и мотыгами в руках.
  С этим подкреплением небольшой отряд приступил к преодолению стены. Как только они оказались на другой стороне, на луну, которая до этого ярко светила, наползли густые тучи и сад погрузился во тьму. Однако Хаскелл, похоже, четко представлял, в каком направлении двигаться, потому как сразу же уверенно зашагал вперед.
  Не прошли они и ста футов, как вдруг Хаскелл резко остановился. Дивер, шедший за ним, налетел на него так, что чуть не сбил с ног.
  — Что случилось? — взволнованно прошептал Дивер.
  — Впереди кто-то есть.
  Все посмотрели туда, куда указал Хаскелл, и действительно, на одной из бесчисленных тропинок, вьющихся по саду, стояла фигура. Приближающуюся группу человек, похоже, не заметил.
  — От него до могилы меньше десяти футов, — прошептал Хаскелл. — Она вон за тем деревом, прямо за ним.
  В этот миг луна выглянула из-за туч и осветила фигуру. Это был доктор Джарвис.
  Первым делом Ник подумал, что он опять ходит во сне, но в следующую секунду эта мысль развеялась. Доктор заметил вторжение. Вздрогнув, он попятился в сторону госпиталя, но потом взял себя в руки и стал ждать, пока к нему подойдут.
  — Кто вы? — спросил он дрожащим голосом.
  — Скоро узнаете, кто я! — в ярости вскричал Дивер. — И через несколько минут я покажу этим джентльменам, кто вы!
  — Лоуренс Дивер! — воскликнул доктор.
  — Да. Я Лоуренс Дивер, — отозвался тот. — И я пришел найти брата.
  — Вы глупец и мошенник! — сказал на это доктор. — Вашего брата здесь нет.
  — Увидим.
  — Я приказываю вам покинуть сад.
  — Я бы на вашем месте так себя не вел, — произнес Ник, выступая вперед. — Я облечен законной властью, и то, что мы собираемся здесь делать, вам не навредит.
  Стараясь говорить покороче, он разъяснил доктору Джарвису, что противиться бесполезно, пересказал свидетельства Хаскелла и не стал скрывать их значение в этом деле.
  Говорил он своим обычным спокойным и размеренным тоном, и слова его, похоже, убедили доктора.
  — Этот человек лжец, и им управляет лжец, — процедил доктор сквозь зубы, покосившись на Дивера. — Если хотите, можете искать тело его брата в саду.
  — Оно там, если только вы его не перепрятали, — грубо произнес Дивер. — Хаскелл, покажите это место и приступим.
  Хаскелл, державшийся чуть в стороне, как будто боялся чего-то, решительно вышел вперед и указал на землю под одним из деревьев.
  — Он копал как раз под той длинной веткой.
  Ник наклонился, чтобы осмотреть указанное место. Это была клумба, по виду недавно засеянная. Идеальное место для того, чтобы скрыть тело. Определить, давно ли здесь потревожили землю, было невозможно.
  Дивер взялся за лопату и начал копать. Был он человеком необычайно сильным, и дело продвигалось споро. Двое мужчин, которые принесли инструменты, присоединились к нему, но вместе сделали вполовину меньше того, что сделал один Дивер.
  За невероятно короткое время они углубились в землю на четыре фута. Ник посоветовал продолжать копать осторожнее.
  — Тело, вероятно, было похоронено не в гробу и не в ящике, — сказал он. — Если вы повредите его лопатой, это может осложнить опознание.
  После этого двое помощников Дивера стали копать с опаской, но Дивер, как будто не услышав сыщика, по-прежнему махал лопатой как заведенный.
  Не зная точного места, они выкопали яму размером намного больше могилы, и трое мужчин уже могли работать одновременно, не мешая друг другу. Вдруг Дивер закричал:
  — Ага!
  Его лопата наткнулась на что-то более твердое, чем земля.
  Все бросились к яме, а доктор издал крик ужаса. Закопанное тело торопливо очистили от земли, прежде чем поднять на поверхность. Чик наклонился и платком смахнул с лица мертвеца остатки земли, после чего тело достали из ямы на лунный свет.
  Ропот пробежал по небольшой компании. Мертвое лицо было сплошь покрыто порезами и ранами.
  — Это Пат, — сказал один из копателей. — Точно он.
  — Да, — дрожа от страха, произнес Хаскелл. — Я узнаю его одежду.
  — Он без пиджака, — заметил один из мужчин. — Где пиджак?
  — Пиджак висел в саду на дереве, — сказал Дивер, потом присел и снял с шеи мертвеца тонкий шнурок с маленьким дешевым медальоном.
  — Он его никогда не снимал, бедняга, — сказал кто-то.
  Дивер повернулся к Джарвису. В призрачном лунном свете лицо доктора казалось белым, как бумага.
  — Что вы теперь скажете, Джарвис? — ледяным тоном произнес Дивер. — Вы признаетесь в преступлении?
  Доктор с видимым усилием взял себя в руки.
  — Нет! — крикнул он. — Я не виноват в смерти этого человека!
  Глава V
  Тело на секционном столе
  Заявление доктора Джарвиса ни на кого не произвело впечатления. То, что тело обнаружилось именно в том месте, на которое указал Хаскелл, вполне можно было счесть окончательным доказательством виновности доктора, и присутствие здесь самого доктора в столь позднее время было еще одним подтверждением этого.
  — Вот все и прояснилось, — сказал Дивер, поворачиваясь к Нику. — Теперь вы его арестуете?
  От этих слов доктор содрогнулся. Всем без исключения было ясно, что он на грани отчаяния.
  — Не будем спешить, — сказал Ник.
  — Какие же еще доказательства вам нужны? — воскликнул Дивер.
  Похоже, нерешительность Ника его изумила, но к доктору Джарвису вернулась уверенность.
  — Я хочу осмотреть тело, — сказал Ник.
  Он присел рядом с трупом, который лежал на свету. Причина смерти не оставляла сомнений. Голова мертвеца была страшно изувечена.
  — Видите? — сказал Дивер, наклоняясь над телом. — Эти раны нанесены лопатой.
  — Да, выглядят они именно так, — отозвался Ник.
  — Да это же ясно как божий день! — потеряв остатки терпения, закричал Дивер. Схватив воткнутую в землю лопату, он стал прикладывать ее к ранам. — Первый удар, смертельный, пришелся прямо в макушку. Били ребром лопаты. Удар был жуткий.
  Ник осмотрел рану. Никто не прожил бы и минуты, получив такую травму головы.
  — Потом, — продолжил Дивер, — несчастного били и ребром, и острием лопаты. Я представляю, как это происходило. Пат вывел из себя Джарвиса словами, которые слышал Кляйн. Джарвис бросился на него, лопатой сбил его на землю, а потом в приступе маниакального буйства начал избивать его.
  — А потом похоронил? — с сомнением в голосе произнес Ник.
  Чик вопросительно посмотрел на шефа. Никогда еще он не видел Ника таким. Вместо того чтобы взять расследование в свои руки, он словно ждал подсказок. Осмотрев тело, он стоял в нерешительности, как будто не знал, можно ли верить полученным доказательствам. Поведение шефа весьма озадачило Чика.
  «Смотри на Ника Картера, — мысленно сказал он себе. — Всегда чему-нибудь научишься».
  — Конечно же, он похоронил его не сразу, — ответил Дивер на вопрос Ника. — Хаскелл видел, как он выкапывал могилу уже после полуночи.
  — А где, по-вашему, находилось тело вашего брата все это время? — спросил Ник.
  — Было спрятано где-нибудь в саду.
  Ник покачал головой.
  — В саду нет такого места, где его можно было бы спрятать. Я все здесь осмотрел очень внимательно.
  — Он мог отнести его в госпиталь, например в свою лабораторию.
  — Невозможно, — покачал головой Ник. — Если помните, Бернс встретил доктора, когда тот возвращался из сада. Если бы он занес тело до этого, он не стал бы снова выходить. С другой стороны, тело не могло находиться в саду, потому что тогда Бернс увидел бы его. Он везде искал вашего брата.
  В первый раз на лице Дивера появилось озадаченное выражение. После долгого молчания он сказал:
  — Джарвис мог перебросить тело Пата через стенку. Наверное, он спрятал его где-нибудь в кустах у реки.
  — Да, — согласился Ник. — Это возможно.
  — Так вы арестуете его? — воскликнул Дивер.
  — Не думаю. Улик недостаточно.
  Дивер ошеломленно всплеснул руками.
  — Недостаточно? Что тут еще доказывать?
  — Нужно установить, где находилось тело в течение вечера и как оно снова попало в сад.
  — И что же, до тех пор вы не задержите этого человека?
  — Нет, я дождусь улик.
  — А вдруг он сбежит?
  — Я отведу его в госпиталь, там ждет мой помощник, который будет присматривать за ним, пока я не решу, что имею право передать его в участок.
  — То есть это почти то же самое, что арест, — с явным удовлетворением произнес Дивер.
  — Да, только об этом никто не будет знать, кроме нас. Я надеюсь, ваши друзья пока что будут помалкивать.
  — Я за них отвечаю, — твердо произнес Дивер. — Я их всех давно знаю, кроме… Где он?
  Он оглянулся, ища взглядом Чика, но тот исчез. Он заметил особенный взгляд Ника, когда сыщик говорил о помощнике в госпитале, и тут же скользнул в сторону и растворился в тени деревьев.
  — Этот парень нас выдаст! — вскричал Дивер. — Он для этого и сбежал. Он продаст новость в газеты.
  — Если он решил это сделать, мы не можем ему помешать, — заметил Ник. — А что до вас, насколько я понимаю, вы не станете сожалеть, если это попадет в газеты.
  — Вы правы, — кивнул Дивер, исподлобья глядя на доктора Джарвиса. — Чем скорее об этом убийце узнают все, тем лучше.
  — Мне бы этого не хотелось, — сказал Ник. — Впрочем, это ничего не изменит. Пока же мы будем пытаться сохранить все в тайне как можно дольше.
  Дивер усмехнулся. По-видимому, он считал, что сохранить тайну уже не удалось.
  — Пойдемте со мной, — сказал Ник Джарвису, — а остальные пусть подождут здесь.
  Он отвел доктора в его комнату в госпитале, где их уже ждал Чик, разумеется, без грима.
  Джарвис был повергнут в такой ужас своим новым положением, что, казалось, полностью лишился силы воли. Оказавшись в своей комнате, он, как будто позабыв о присутствии двух сыщиков, бросился на койку и мгновенно впал в какое-то оцепенение.
  Перебросившись парой слов с Чиком, Ник вернулся к стоявшим у мертвого тела.
  — Подгоните экипаж к стене, — сказал он, — и перенесите труп в дом. Я съезжу к коронеру и займусь формальностями. За перемещение тела без разрешения отвечать буду я.
  Несмотря на то, что Дивер не доверял Нику, уверенность, с какой были произнесены эти слова, вынудила его тут же преисполниться почтения к великому сыщику.
  Тело поднесли к стене, двух человек оставили охранять его, а Дивер с Кляйном пошли искать экипаж.
  Ник же пошел не к коронеру, а домой к Лоуренсу Диверу. Незаметно проникнув внутрь, он обыскал весь дом от подвала до чердака, но не нашел ничего интересного.
  После этого он вернулся к себе домой и разбудил Патси.
  — Езжайте в Ньяк, там находится усадьба Лоуренса Дивера, — сказал он юному помощнику. — Будете за ней наблюдать и проследите, чтобы никто оттуда не вышел.
  Когда на небе уже забрезжил рассвет, Ник тайком проник в госпиталь и прокрался к комнате доктора Джарвиса. Он с большой осторожностью открыл дверь, рассчитывая увидеть спящего доктора и стерегущего его Чика. В комнате не было никого.
  Сначала Ник удивился. Потом подумал, что какое-нибудь признание задержанного заставило Чика повести его в сад в поисках новых улик. Ник прошел в лабораторию. В это время там было еще темнее, чем в полночь, когда луна светила во всю силу.
  На столе по-прежнему лежало накрытое простыней мертвое тело. Как оно попало сюда? Законным путем или за этим стоит преступление? Ник лучше кого бы то ни было знал, какие тайны может скрывать прозекторская.
  С такими мыслями в голове Ник остановился у тела. Он уже собрался откинуть простыню, чтобы развеять сомнения, которые все еще не давали ему покоя, но тут его внимание привлек какой-то шум в подвале. Он быстро подошел к лестнице. Точно, внизу кто-то был.
  Ник осторожно спустился в подвал. Электрические лампы не горели, но благодаря тусклому свечению горна можно было увидеть, что происходит.
  Первым, что бросилось сыщику в глаза, было не что иное, как бледное лицо склонившегося над горном доктора Джарвиса. Ник увидел его в то мгновение, когда он, сдвинув крышку с раскаленного горна, опускал в языки бушующего пламени человеческую руку.
  Сильнейший жар практически мгновенно поглотил руку, и лишь легкий запах паленой плоти разнесся по подвалу. Тело, от которого была отделена рука, лежало рядом на полу. Рассмотреть труп Ник не мог, но сердце его заколотилось. Было лишь одно объяснение действиям доктора Джарвиса.
  В лаборатории наверху Ник видел под простыней очертания тела, но тогда что это за труп? Части чьего тела доктор предавал огню?
  Это мог быть только Чик!
  Очевидно, доктор, применив какую-то дьявольскую хитрость, сумел взять верх над своим могучим стражем и теперь уничтожал тело, готовясь бежать куда-нибудь на край земли.
  Даже Нику с его железными нервами было трудно вынести эту ужасную мысль. Если это тело Чика, никакое человеческое вмешательство ему уже не поможет. Каким должно быть возмездие? Конечно, необходимо сохранить труп или то, что от него осталось, прежде чем огонь поглотит его полностью.
  Ник уже готов был броситься к доктору и прекратить жуть, творившуюся на его глазах, когда его осенила неожиданная мысль.
  По-кошачьи бесшумными прыжками он преодолел лестницу и выбрался наверх. Еще миг — и он уже стоял у секционного стола.
  Ник поднял простыню.
  Под ней лежал Чик.
  Глава VI
  Последнее звено в цепи
  При первом взгляде на тело Чика у Ника как будто свинцовая гора свалилась с сердца. Чик был связан, во рту у него торчал кляп. Это говорило о том, что серьезно он не пострадал, но Ник поспешил удостовериться в этом испытанным способом. Чик осторожно приоткрыл один глаз. Менее наблюдательный человек, чем Ник, не заметил бы этого движения. Глаз открылся шире, потом моргнул.
  — Перерезать веревку? — спросил Ник.
  Чик без особых усилий заговорил сквозь кляп:
  — Не нужно, я сам могу освободиться в одну секунду. Доктор Джарвис не умеет как следует вязать узлы, хотя в других вещах разбирается отменно.
  — Как это произошло?
  — Он хитрый, — сказал Чик. — Сыпанул мне в лицо какой-то порошок. Если бы я не знал, что делать в таких случаях (спасибо вам, запомнил, чему вы когда-то меня учили), я бы за секунду заснул. А так у меня только немного голова закружилась, потому что я отраву эту не вдохнул в легкие. Конечно, я притворился, что потерял сознание: хотел увидеть, что он будет делать. Он кое-как связал меня, заткнул кляпом рот, убрал с этого стола тело без головы и положил на его место меня. Потом он спустился в подвал, а я сбросил веревки и пошел за ним. Он там начал раздувать горн. Понятно было, что он задумал, поэтому я вернулся, снова лег на свою «пуховую перину», натянул на себя простыню и стал ждать. Он поднялся, взял тело моего предшественника и понес его в подвал. Наверняка он его сейчас сжигает. Осторожно, он возвращается!
  Чик быстро накрылся простыней и уже под ней снова просунул руки под веревки, которыми он якобы был связан. Ник отпрыгнул к двери комнаты доктора, отодвинул от стены шкафчик с инструментами и спрятался за ним.
  Доктор Джарвис подошел к Чику, поднял простыню и посмотрел на его неподвижное лицо. Потом он проверил веревки и, видимо, решил, что пленник связан надежно. Опустив простыню, он направился к двери, рядом с которой притаился Ник. Как только доктор вошел в свою комнату, Ник выбрался из укрытия и последовал за ним.
  Джарвис складывал вещи в небольшую сумку. Сидел он спиной к двери, но, услышав, что кто-то вошел, резко развернулся. Вскрикнув, он вскочил со стула. Потом руки его безвольно повисли, лицо мученически исказилось.
  — Я вижу, вы готовитесь сбежать? — обронил Ник.
  Джарвис не ответил.
  — Право слово, это худшее из того, что вы можете сделать, — продолжил сыщик. — Бегство в вашем случае равносильно признанию вины.
  — Ну и что? — со стоном произнес доктор.
  — Вы признаетесь?
  — Нет, — довольно твердо ответил Джарвис. — Но все против меня.
  — С этим мы разберемся позже. Что вы собирались сделать с моим другом, который лежит на столе? — Он указал через открытую дверь на Чика.
  — Ничего, — ответил Джарвис. — Я собирался просто оставить его там. Когда его нашли бы, я был бы уже далеко.
  — Я верю вам, — сказал Ник. — И, думаю, теперь он может встать.
  Он издал особый звуковой сигнал, и Чик тут же сел на столе, не снимая простыни. Потом он отбросил ее в сторону, спрыгнул на пол и направился к Нику и Джарвису, вытаскивая кляп и освобождаясь от веревок.
  Ошарашенный Джарвис наблюдал за этим, выпучив глаза.
  — Вам стоит поучиться завязывать узлы, — заметил Ник и прибавил: — А теперь мы отвезем вас ко мне.
  — Вы арестовываете меня?
  — Я бы не стал употреблять это слово, но если вы настаиваете…
  — Но я невиновен!
  — Этот вопрос мы пока что затрагивать не будем. В цепочке улик против вас не хватает только одного звена. Я найду это звено, и тогда посмотрим, что из этого выйдет.
  Торопливым движением доктор Джарвис достал из кармана крошечную бутылочку и поднес ее к губам. Но Ник был настороже. Он выбил из руки доктора пузырек, и тот вылетел в окно.
  — Если дадите честное слово не пытаться покончить с собой, — холодно произнес Ник, — я не стану надевать на вас наручники. — Джарвис повесил голову. — Обещание свяжет вас на три дня, не больше.
  — Обещаю, — пролепетал доктор.
  — Снимите халат и шапочку, — велел ему Ник.
  Джарвис послушно подчинился, и Ник принял предметы одежды из его рук. Оставив задержанного на Чика, он подошел с халатом к окну.
  — Вы порвали свой халат, — заметил сыщик.
  — Где?
  — Под мышками разошлись швы, — ответил Ник. — И сзади ткань растянулась возле каждого шва.
  — Я не знал, — сказал Джарвис.
  — Наденьте снова, — велел ему Ник, и доктор послушался.
  Сыщик внимательно осмотрел Джарвиса, заставил его принять несколько разных поз и, похоже, остался доволен тем, что увидел.
  Чик не понимал, для чего нужен этот осмотр, но по виду Ника понял, что это очень важно.
  Когда доктор оделся для улицы, его в закрытом экипаже отвезли к Нику домой. Потом сыщик и Чик поговорили наедине.
  — Последнее звено, о котором я говорил, должны добыть вы, — сказал Ник.
  Чик кивнул.
  — За госпиталем находится нечто вроде заброшенного парка, — продолжил Ник.
  — Да.
  — Если тело Патрика Дивера было спрятано там и перенесено в сад ночью, кто-нибудь мог это видеть.
  — И этот кто-то, — подхватил Чик, — может не объявиться, если его не подтолкнуть.
  — Верно.
  — Думаю, я справлюсь, если свидетели действительно были. Хотя их могло и не быть.
  — Ставлю доллар, что такой свидетель есть, другое дело, найдете ли вы его.
  Чик даже слегка обиделся, но потом заметил блеск в глазах Ника.
  — Я начинаю вас понимать, — сказал он.
  — Вот что вы должны сделать, — продолжил Ник. — Покрутитесь среди молодых людей, которые по ночам ходят туда на свидания. Узнайте, кто там был в понедельник вечером. Это непросто, но вы справитесь.
  — Займусь этим немедленно, — отозвался Чик.
  После этого разговора Ник пошел к Лоуренсу Диверу.
  — Тело несчастного Пата занесли в дом, — сказал тот, встретив Ника в дверях, — но я сдержал слово.
  — Никто об этом не знает?
  — Ни я, ни мои друзья никому ничего не рассказывали.
  — Хорошо.
  — Я начинаю думать, — сказал Дивер, — что вы хотите довести дело старика Джарвиса до победного конца. Связать его железными доказательствами по рукам и ногам и после этого выложить все в газеты. — Его глаза воинственно сверкнули. — Я был удивлен, — продолжил он, — когда сегодня утром в прессе ничего не увидел. Почему тот парень сбежал от нас в саду? Кто он вообще такой?
  — Вы с ним не знакомы? — спросил Ник. Он старался по возможности избегать лжи.
  — Нет.
  — Может быть, он сбежал просто потому, что не вынес этого жуткого зрелища, а признаться в том, что у него такие слабые нервы, ему было стыдно.
  — Возможно. Но это не важно. Что будем делать сегодня?
  — Мне не хватает доказательства того, что Джарвис сначала спрятал тело вашего брата в другом месте, а потом перенес его в сад, — сказал Ник.
  — Зачем это вам? Впрочем, какая разница, я думаю, что смогу помочь.
  После этого они расстались, и до вечера Ник не видел ни Дивера, ни Чика. Но около шести он, как и договаривались, встретился с Чиком у Дивера. Сам Дивер на встрече не присутствовал. С Чиком пришли молодой человек и миловидная девушка. Помощник представил их как Генри Прескотта и Маргарет Аллен. Оба жили на Сто тридцать пятой улице, Прескотт — в пансионе, а Маргарет — с отцом.
  Тайным знаком Чик дал понять Нику, что проведенное расследование дает надежду на то, что Прескотт и мисс Аллен будут говорить правду.
  — Эти свидетели, — добавил он, — позволят нам найти последнее звено, которого так не хватало.
  Глава VII
  Человек с мешком
  — Сначала я выслушаю вас, — Ник кивнул Прескотту. — Без необходимости я бы не хотел утомлять расспросами мисс Аллен.
  — Мы помолвлены и должны пожениться, — заливаясь краской, признался Прескотт.
  — Но поток любви не струится мирно, да? — улыбнулся Ник.
  — Увы! — Прескотт вздохнул. — Ее отец ничего слышать не хочет о нашем браке. Но мы совершеннолетние, поэтому все равно поженимся. Нам приходится встречаться тайком, мы часто гуляем вечерами в рощице за госпиталем Святой Агнессы. В понедельник поздно вечером мы тоже там были и задержались дольше обычного. Нам о многом нужно было поговорить. Ушли мы оттуда, наверное, за полночь. Мы медленно шли по тропинке и вдруг услышали, как кто-то приближается к нам сзади. Нам не хотелось, чтобы нас увидели, поэтому мы сошли с тропинки и спрятались между деревьями. На тропинку вышел какой-то мужчина, и в лунном свете, который пробивался сквозь ветви, мы увидели, что он несет большой мешок. У меня сразу возникло подозрение, что тут дело нечисто. Сначала я решил, что это грабитель могил тащит тело, что он привез тело на лодке по реке и теперь тащит его в госпиталь, чтобы продать кому-нибудь из докторов. Пропустив его вперед, мы пошли за ним следом. Он подошел к стене сада, нашел место, где у стены навалена куча мусора, и закинул мешок наверх. Тогда я понял, что в мешке не мертвец.
  — Почему вы так решили? — спросил Ник.
  — Потому что он очень легко поднял его. Что было в том мешке, я, конечно, не знаю. Ясное дело, честный человек не станет таскать мешки под покровом ночи. Но в мешке том весу было от силы фунтов пятьдесят, если судить по тому, как он с ним управлялся, к тому же он был небольшой, разве что тело ребенка в нем поместилось бы.
  — Что вы сделали?
  — Мы смотрели, как он забросил мешок на стену и сам залез на нее. Потом он сбросил мешок в сад и спрыгнул сам. После этого мы прошли своей дорогой. Маргарет очень разволновалась, но я указал ей на вес мешка и убедил ее, что она зря подозревает худшее.
  — Вы узнали этого человека?
  — Я бы не хотел отвечать на этот вопрос.
  — Почему?
  — Потому что боюсь подставить под удар невинного человека.
  — Выходит, у вас есть подозрение?
  — Да.
  — Это был доктор Джарвис?
  — Не могу сказать. Я его не знаю.
  — Но одежда…
  — Я вижу, пытаться что-то от вас утаить бесполезно, — сказал Прескотт. — На том человеке были шапка и халат, которые, как всем здесь известно, принадлежат доктору.
  — Несомненно, это был доктор Джарвис, — вставила мисс Аллен.
  — Благодарю за рассказ, — сказал Ник.
  — Но для чего вы спрашивали? — поинтересовался Прескотт. — До меня доходили слухи о том, что пропал Патрик Дивер. Это дом его брата. Доктора подозревают в убийстве?
  — Да, — прямо ответил Ник.
  — Тогда понятно. Но, уверяю вас, в мешке не могло находиться тело Патрика Дивера. Он был слишком легким.
  Прескотт явно не сомневался в этом. Краем глаза Ник заметил, как напряглось лицо Чика.
  Чик был слишком хорошим сыщиком, чтобы понимать: один незначительный и неприметный факт может стоить сотни фактов, лежащих на поверхности.
  — Вы можете мне помочь еще кое-чем, — обратился Ник к Прескотту и мисс Аллен. — Без моего разрешения ни при каких обстоятельствах никому не рассказывайте об этом.
  — Можете на нас положиться, — улыбнулся Прескотт. — Нам меньше всего хочется распространяться о том, что мы видели.
  Свидетели ушли, оставив Ника и его помощника вдвоем. Несколько минут они молчали, потом Ник произнес:
  — Что ж, Чик, цепь замкнулась.
  — Да, — отозвался Чик. — Но я не припомню случая, чтобы в деле было столько улик против одного человека.
  — Это с точки зрения присяжных?
  — Конечно.
  — Почему вы так думаете?
  — Мне бы хотелось узнать, что вы об этом думаете.
  — Я думаю, наши соображения не будут слишком разниться, — с улыбкой произнес Ник. — Охотно поделюсь своими мыслями… Но подождите: Дивер возвращается.
  Дивер действительно в это мгновение входил в дом. Сопровождал его какой-то молодой человек крайне неприятной наружности, на взгляд Ника, прирожденный вор.
  — Ну, вот и мы! — сказал Дивер, входя в комнату.
  — То есть дело закрыто? — спросил Ник.
  — Совершенно верно.
  — Свидетель, которого вы привели, даст нам последнее звено?
  — Да.
  — Буду рад выслушать его рассказ.
  — Его зовут Джон Флинт, — сказал Дивер.
  — Чем вы занимаетесь, мистер Флинт? — поинтересовался Ник.
  — Сейчас я нигде не работаю, — ответил тот.
  — Что вам известно об исчезновении брата мистера Дивера?
  — Ничего. Но я кое-что видел в понедельник вечером, и мистер Дивер хочет, чтобы я подтвердил под присягой, что все так и было.
  — Вы готовы это сделать?
  — Да, готов, но я не хочу идти в суд.
  — Я пообещал ему, — пояснил Дивер, — что мы попытаемся сделать так, что ему не придется давать показания в суде. Он сейчас хочет устроиться на работу и думает, что из-за этого ему могут отказать. Но ведь у нас и без него доказательств достаточно, не так ли?
  — Я выслушаю вас сейчас, — сказал Ник.
  — Вот как было дело, — начал Флинт. — В понедельник вечером, около полуночи, я был рядом с госпиталем Святой Агнессы, искал одного парня, который, как я слышал, туда пошел.
  — Это был Кляйн, — пояснил Дивер.
  — Я прошелся вверх по улице и, как только повернул за угол, увидел между деревьев человека. Он нес здоровый мешок. Я отошел в сторонку, чтобы не попасться ему на глаза. Сначала я подумал, что дело нечисто, но человек с мешком явно ничего не боялся и даже не думал прятаться. Он подошел к стене, там, где куча мусора лежит, забрался на нее и забросил мешок наверх. Потом залез сам и спустил мешок в сад. Вот все, что я знаю.
  — Вы заметили, во что он был одет?
  — Длинный свободный халат… странная штука… на голове круглая шапочка.
  — Этого достаточно, — сказал Ник. — Весьма признателен. Думаю, нет необходимости повторять это в суде.
  — Да и без этого все понятно! — вставил Дивер. — Теперь, я полагаю, вы отведете доктора в участок?
  — Нет, — ответил Ник. — Я не думаю, что так должен поступить.
  — Да чтоб… — Дивер захлебнулся удивлением и гневом. — Ладно, — наконец обуздав ярость, сказал он. — Идем, Джон. А вы убирайтесь!
  — С превеликим удовольствием, — бросил Ник и зашагал к двери.
  Чик незаметно выскользнул из дома, как только пришел Дивер, и Ник нашел его снаружи.
  — Что сказал свидетель Дивера? — спросил Чик.
  — Рассказал ту же историю, что и Прескотт.
  — Я удивлен.
  — Почему?
  — Я считал, Прескотт говорил правду.
  — Думаю, да.
  — А человек Дивера… Я видел его… Мне он показался первосортным лжецом. Я решил, что его нанял Дивер, чтобы поскорее поквитаться с доктором Джарвисом. Но, раз он рассказал ту же историю, а Прескотт не может быть никак связан с Дивером или с этим типом, значит, все это — правда.
  — Да, только смысл этого…
  Чик остановился. Вдруг глаза его вспыхнули.
  — Понял! — воскликнул он.
  — Вот и славно, — сказал Ник. — Теперь вы проследите за Дивером, а я пойду пообщаюсь с доктором.
  И Ник поспешил домой. Доктора Джарвиса терзали душевные муки.
  — Судьба решила посмеяться надо мной, — вскричал он, как только Ник переступил порог комнаты, — когда дважды привела этих Диверов в мою жизнь, чтобы сделать меня несчастным.
  — Вы сталкивались с ними раньше? — спросил Ник.
  — Да, причем самым невероятным образом.
  — Объясните.
  — Этот человек, Лоуренс Дивер, — со стоном начал доктор, — имел наглость ухаживать за моей дочерью.
  Ник не смог сдержать улыбки.
  — И что вы предприняли? — спросил он.
  — Указал ему на дверь.
  — И все?
  — Нет, и мне стыдно это признавать. Невозможно понять или объяснить поступки женщин. Моя дочь встала на его сторону.
  — Но из этого ничего не вышло?
  — Нет, сэр. Я в своем доме хозяин!
  — Ваша дочь действительно любила этого человека?
  — Нет, это все ее упрямство. Они где-то познакомились, не знаю, как это произошло. Потом он явился ко мне. Я заставил дочь дать мне слово больше не общаться с ним, но это вылилось в очень неприятную сцену. Я думал, Дивер убьет меня. Возможно, покажется странным, что я рассказываю об этом при столь ужасных обстоятельствах, в которых оказался, но мне все, что сейчас творится, кажется какой-то чудовищной насмешкой судьбы.
  — А теперь расскажите правду о его брате и о себе, — прямо сказал Ник.
  — Расскажу, — согласился доктор.
  В этот момент сообщили, что пришел посыльный. Ник понимал, что дело должно быть чрезвычайной важности, иначе его разговор с задержанным прерывать не стали бы.
  Оказалось, что посыльный принес записку от старшего инспектора Бирнса с просьбой прийти к нему домой как можно скорее.
  Глава VIII
  У старшего инспектора
  Как и ожидал Ник, у дома старшего инспектора Бирнса его встретил Чик.
  — Поезжайте ко мне домой, — сказал Ник. — Джарвис собирается во всем признаться. Будете изображать меня.
  Чик кивнул и исчез.
  Войдя в дом, Ник нашел старшего инспектора в обществе Дивера. Лицо Дивера налилось кровью, и выглядел он как человек, который долбил каменную стену, пока не выбился из сил.
  — Мистер Дивер пришел с жалобой на вас, мистер Колтон, — сказал старший инспектор, сверкнув глазами.
  — И что за жалоба?
  — Он говорит, что вы уже должны были посадить подозреваемого на электрический стул.
  — Я вел расследование весьма тщательно, — пояснил Ник.
  — О да! — воскликнул Дивер. — Вы всячески старались выгородить Джарвиса. Он богатый человек, этот Джарвис.
  — Дивер, — строго произнес старший инспектор, — я не отвечал на вашу жалобу до сих пор, потому что хотел, чтобы и мистер Колтон услышал, что я скажу. А скажу я следующее. У вас не должно возникать малейшего сомнения в компетентности мистера Колтона. Я полностью удовлетворен его действиями и всецело поддерживаю его. Я поручил это дело ему, и он довел его до конца.
  При этих словах Дивер вздрогнул, но прирожденная стойкость духа помогала ему держать себя в руках.
  — Я могу добиться ордера на арест Джарвиса, — заявил он.
  — Пожалуйста, добивайтесь. Только при этом вы выставите себя дураком, — сказал старший инспектор.
  — С вашего позволения, — вставил Ник, — я бы посоветовал мистеру Диверу оставаться здесь. А мы тем временем пошлем за свидетелем, Джоном Флинтом, показания которого мне кажутся самыми важными.
  — Поступайте, как считаете нужным, — сказал Бирнс.
  Вызвали посыльного и отправили его за Флинтом.
  Пока дожидались свидетеля, Ник в присутствии старшего инспектора и Дивера напомнил об имеющихся против Джарвиса уликах.
  Некоторые из них, как знает читатель, Диверу до сих пор известны не были. Он удивился, узнав, что дело раскручивает человек, который, как ему казалось, изо всех сил старался его замять.
  — По-моему, все ясно, — сказал он, когда Ник закончил. — Я не стану обвинять мистера Колтона в некомпетентности, раз сейчас проводятся какие-то действия.
  — Будут проводиться только необходимые, по его мнению, действия, — заявил старший инспектор.
  Дивер снова заволновался, начал перечислять улики, а потом категорически потребовал немедленного ареста доктора.
  Ник слушал его молча, старший инспектор оставался невозмутимым, как изваяние.
  Когда Дивер выдохся, заговорил Ник:
  — Я вам обещаю, что преступник будет арестован через час.
  Тут принесли карточку и передали ее старшему инспектору.
  — От Чика, — шепнул он Нику. — Он здесь с Джарвисом. Что скажете?
  — Пусть входят, — ответил Ник.
  И вот они вошли. Чик, как понимает читатель, сейчас был точной копией Ника. Когда двойники оказались рядом, Дивер оторопел, а у доктора глаза чуть не вылезли из орбит.
  Бирнс улыбнулся и одобрительно прогудел себе под нос: «Ловко».
  — На кого из этих двух господ вы жалуетесь, мистер Дивер? — спросил он, наслаждаясь его ошарашенным видом.
  Но Дивер ничего на это не ответил, только пробормотал что-то о происках нечистого.
  Доктор Джарвис с трудом взял себя в руки.
  — Итак, сэр, — обратился к нему старший инспектор, — я полагаю, вы хотите мне что-то рассказать.
  — Да, сэр, — сдавленно проговорил Джарвис. — И, поверьте, никому еще не приходилось делать такого мучительного признания.
  — Говорите.
  — Я виновен в убийстве Патрика Дивера.
  Это заявление не произвело видимого впечатления на Ника, хотя читатель не мог не догадаться, что он, расследуя дело, был уверен в невиновности доктора.
  Из всех присутствующих Дивер был наиболее впечатлен. Он ахнул, вскочил с кресла и тут же тяжело опустился в него.
  — Ну, что вы на это скажете? — воскликнул он, повернувшись к Нику.
  — Я жду рассказа доктора Джарвиса, — ответил Ник.
  — Да, — подхватил старший инспектор. — Давайте послушаем.
  Доктор Джарвис попытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Он пошатнулся и бессильно повалился в кресло.
  — Не могу говорить, — промолвил он, немного придя в себя. — Подождите, мне сейчас станет лучше.
  — Возможно, это и не понадобится, — сказал Ник.
  — Да, да, к чему это? — слабым голосом проговорил задержанный. — Я признался — и достаточно.
  — Но мы хотели бы узнать все подробности этого дела, — сказал Бирнс и вопросительно посмотрел на Ника.
  — Давайте расскажу я, — предложил Ник. — Если я прав, просто кивайте. Пока что этого хватит. Мы сейчас не в суде.
  — Но откуда вам знать… — начал было Дивер.
  Старший инспектор прервал его, обратившись к Нику:
  — Прошу вас, продолжайте.
  — В саду госпиталя, — начал Ник, глядя на доктора Джарвиса, — примерно в половине седьмого вечера в понедельник вы повздорили с Патриком Дивером, который работал под вашим началом.
  Ник замолчал, и доктор Джарвис кивнул.
  — Он был немного пьян и выражался оскорбительно. Вы сделали ему резкое замечание, и он ринулся на вас.
  Доктор снова согласно кивнул.
  — Вы схватили лопату…
  — Я ее уже держал в руках, — чуть слышно уточнил доктор.
  — Правильно, поправляйте меня, если я буду ошибаться. Вы замахнулись лопатой и ударили Дивера по голове. Он упал на землю, вы склонились над ним и пришли в ужас оттого, что он был мертв, вернее, казался мертвым. Как именно он пришел в себя, я не знаю, но, наверное, это случилось, когда вы пытались сообразить, что делать с телом.
  — Откуда вы все знаете? — слабым голосом спросил доктор.
  — Просто это единственное объяснение всех фактов. Свидетель Кляйн слышал ссору и звук удара. Удар получили не вы, и, поскольку там не было никого, кроме Патрика Дивера, ударили его. Итак, он неожиданно очнулся и резко поднялся. Вы в изумлении шагнули к нему. Полагая, что вы хотите его добить, он бросился бежать. Перебравшись через стену, он побежал через лесок к реке.
  — Вы читаете мои мысли! — воскликнул доктор, на которого потрясение подействовало, как тонизирующее средство.
  — Нет, не читаю. Как иначе он мог исчезнуть из сада? С одной стороны был Кляйн, с другой — людная Сент-Николас-авеню, где его наверняка бы увидели. Он побежал к реке.
  — Получается, вы его не убили? — удивился старший инспектор.
  — У меня есть только одно объяснение окончания этой роковой истории, — сказал доктор Джарвис. — И оно покажется вам невероятным. Его тело нашли закопанным в саду. Меня видели, когда я его закапывал, видели, как я ночью нес его туда. Но, клянусь всем, что мне дорого, я не знал, что это я сделал. Меня убедили в этом доказательства. И вот объяснение: выбежав из леска, Патрик Дивер, вероятно, упал и умер. Я во сне пошел туда, нашел тело и принес обратно в сад. О том, что я хожу во сне, знают все. Я вытворял и кое-что куда удивительнее.
  — Вздор! — вскричал Дивер. — Вы не спали! Старший инспектор Бирнс не купится на ваши сказочки!
  — Разве это не удивительнее того, чем доктор занимался в своей лаборатории, когда я за ним наблюдал?
  Ник уже рассказал Диверу и старшему инспектору о том случае.
  — Если и удивительнее, то совсем чуть-чуть.
  — Ту ночь я провел или думал, что провел дома, — продолжил доктор. — Я принял опиат и заснул. Но мне снились убийство и возня с трупами, которые нужно спрятать. Наверное, я ходил во сне. Такова моя судьба. Это получилось само собой.
  — А остальные травмы на теле? Как объяснить их? — спросил Бирнс.
  — Наверное, они появились, когда он закапывал его в землю, — быстро произнес Дивер и повернулся к Нику: — Вы обещали через час арестовать преступника. И теперь доставьте нам удовольствие увидеть, как вы будете это делать официально.
  — Не спешите, — сказал Ник. — У меня еще есть несколько минут. А вот и свидетель, Джон Флинт.
  Флинта ввели в комнату, пока Ник говорил. Свидетель был несколько встревожен.
  — Что вам от меня нужно?
  — Это лишь небольшая формальность, — произнес Ник. — И, поскольку вы не хотите показываться в суде, мы приведем вас к присяге прямо здесь.
  На лбу у Флинта выступил пот, но когда все необходимые приготовления были закончены, он дал слово говорить правду и только правду и рассказал, что знал.
  — А теперь, доктор Джарвис, — сказал Ник, — я с большим удовольствием исполню свой долг и освобожу вас. Вы можете идти.
  — Что? — в один голос вскричали Джарвис и Дивер.
  — Старший инспектор Бирнс, я обращаюсь к вам! — воскликнул Дивер.
  Лицо старшего инспектора оставалось непроницаемым.
  — Делом занимается мистер Колтон, — спокойно сказал он.
  — Негодяй! — взревел Дивер, повернувшись к Нику. — Зачем было говорить, что через час вы кого-то арестуете?
  — Я сдержу слово, — отозвался Ник. — Даже вдвойне. До окончания часа осталась еще одна минута. Джон Флинт, вы арестованы за лжесвидетельство, а вы, Лоуренс Дивер, за подстрекательство к лжесвидетельству.
  Глава IX
  Обратная сторона «ясного дела»
  Конечно же, присутствующие реагировали на это по-разному. Обрадовались двое, причем нельзя сказать, что Чик возликовал меньше, чем доктор Джарвис. На улыбку, которая заиграла на лице помощника Ника, было любо-дорого посмотреть, просто само воплощение удовлетворения!
  — Значит, я не ошибся, — сказал он и похлопал себя по плечу.
  Доктор тем временем находился в каком-то блаженном трансе. Он до конца не осознавал, что произошло, но почувствовал, что выбрался из всех неприятностей.
  Флинт и Дивер, само собой разумеется, принялись громко возмущаться, но старший инспектор быстро осадил их.
  — Никто из вас не произнесет ни слова, пока не будет изложена суть дела, — сказал он.
  — Мы имеем дело с одним из самых ярких примеров того, как опасны косвенные улики, — продолжил Ник. — Любой сидящий на скамье присяжных, не задумываясь, признает его виновным, и все же он абсолютно невиновен. Больше всего мне мешала в расследовании вера доктора в свою виновность. Вот почему он подкупал меня, когда думал, что я Клири. Кстати, вот ваши пять тысяч долларов, доктор.
  Ник передал ему пачку банкнот, и тот смог только ошеломленно пролепетать:
  — Вы? Вы?
  — Да, я сыграл роль Клири, — кивнул Ник. — Взятка и ваша попытка нейтрализовать Чика указывают лишь на вашу убежденность в собственной виновности. Что же можно противопоставить этой убежденности? Во-первых, если бы вам понадобилось избавиться от тела, вы бы не стали его закапывать. Имея кислоту, не известную химикам, в которой плоть растворяется, как сахар в воде, вы бы непременно воспользовались этим способом. Ваше хождение во сне показало, что бы вы сделали при таких же обстоятельствах наяву. После этого мне оставалось только понаблюдать за тем, как тело извлекали из земли, чтобы убедиться в вашей невиновности. Зачем вам изувечивать лицо человека лопатой, если в вашем распоряжении есть сильнейшая кислота и горн? У вас имелись куда более надежные способы изуродовать человека так, чтобы он не был узнан. Но тело было зарыто в саду. Встает вопрос: кем? Чтобы ответить на этот вопрос, вернемся к рассказу о том, как тело было принесено и переброшено через стену. Показания Прескотта я считаю правдивыми. Чик проверил этого человека, и для меня этого достаточно. Таким образом, мы оправдываем доктора незамедлительно.
  — Что за вздор? — взвился Дивер. — Я больше не могу молчать!
  — Но будете, — произнес Бирнс тоном, не терпящим возражений.
  — Как я уже сказал, с доктора подозрение снято, — продолжил Ник. — Он бы ни за что не смог поднять тело на стену. Для него это физически невозможно, а значит, говорит о его невиновности. Только очень сильный человек способен поднять над головой мертвое тело весом в сто семьдесят пять фунтов, как описывал это Прескотт. Нам нужно найти этого силача, чтобы завершить расследование.
  Ник выразительно посмотрел на Лоуренса Дивера. Взгляд был понят правильно.
  — Вы лжец и негодяй! — завопил Дивер, трясясь от гнева, и бросился на Ника.
  Никто не попытался вмешаться. Старший инспектор и Чик спокойно ждали неизбежного. Флинт не решился помочь своему патрону.
  Все закончилось очень быстро. Уже через несколько секунд закованный в наручники Дивер лежал на полу у ног Ника.
  — Силач найден, — категоричным тоном произнес Ник. — Должен признать, вы заставили меня попотеть.
  — Так это он закопал тело? — спросил Бирнс.
  — Да. Я заподозрил его в этом сразу, — ответил Ник. — Он намеренно хотел переложить вину на доктора Джарвиса. Для этого в понедельник ночью он украл халат и шапку доктора, а после того, как работа была сделана, вернул их на место. Правда, на них остались следы использования. Если помните, доктор, я очень внимательно их осмотрел. Для меня было совершенно очевидно, что их надевал человек гораздо крупнее доктора. Швы на спине и под мышками растянулись, кое-где даже разошлись. Конечно же, само по себе это ничего не доказывало, но вполне укладывалось в мою версию. Однако главным доказательством было то, как Дивер находил свидетелей. Мне достаточно было намекнуть, что нужно что-то прояснить, как он уходил и тут же возвращался с человеком, который что-то видел или слышал.
  — Но большинство из них говорили правду, — заметил старший инспектор.
  — Да, — признал Ник. — В этом ему каким-то чудом помогала сама судьба. Случилось так, что, когда он играл роль доктора Джарвиса, его видели в нужное время. Не будь он столь нетерпелив, ему не пришлось бы даже искать Флинта. Чик нашел настоящих свидетелей, куда более надежных. И вот мы подошли к той точке, в которой вина Дивера становится очевидной. Прескотт и мисс Аллен сказали правду. Флинт, по подсказке Дивера, повторил их рассказ. Следовательно, Дивер должен был знать это во всех подробностях, что возможно лишь в одном случае — если он был тем человеком, который совершил описанные действия.
  — Вы обвиняете меня в убийстве собственного брата? — спросил Дивер.
  — Разумеется нет, — сказал Ник. — Вы помните вопрос, который я вам задал в первый день расследования? Я спросил: «Кого убили?»
  — И?
  — Сейчас я отвечу на этот вопрос. Никого не убили. Ваш брат жив-здоров. У него лишь оцарапана кожа на голове. Найденное тело вы выдали за труп брата. И это вы изувечили его лопатой.
  — Это всего лишь ваши фантазии! — вскричал Дивер, который сидел на полу, прислонившись спиной к креслу. — Вы ничего не можете доказать.
  — Сперва позвольте рассказать, как вы это провернули, — холодно произнес Ник. — Ваш брат, придя в себя после полученного удара, пошел к вам домой. Он хотел, чтобы вы помогли ему отомстить доктору Джасперу. Вы и сами таили на него обиду после неудачного сватовства к его дочери. И это вы придумали такую месть, о которой ваш брат и помыслить не мог. Потом вы разработали этот коварный план. Ваш брат должен был уехать навсегда, а вам предстояло обвинить доктора в его убийстве.
  — Наглая ложь! — завопил Дивер. — Где мой брат? Я требую, чтобы вы привели его!
  — Ваш брат скрывается в принадлежащем вам доме в Ньяке. Дом пустовал, и вы велели ему ехать туда и ждать, пока вы все не уладите и не заберете его. А что до тела, вы купили его у грабителя могил.
  — Да откуда вы это можете знать? — презрительно бросил Дивер.
  — Я могу привести человека, который продал вам тело. Я знаю, куда уехал ваш брат, потому что это был единственный путь спасения и потому что мне сообщили, что он там.
  — Я требую доказательств! — воскликнул Дивер. — Я хочу, чтобы вопрос о моей виновности или невиновности решился на основании этого факта. Его там нет.
  Когда Дивер это говорил, глаза его горели торжеством, и это не осталось незамеченным. Проницательный сыщик сразу понял: Дивер уверен, что его брат уже сбежал. Возможно ли это? Как бы то ни было, Ник не собирался уходить от ответа. Он чувствовал, что сейчас на карту поставлена его честь, но не колебался ни секунды.
  — Если я не найду его за двадцать четыре часа, я сниму с вас обвинение, — твердо произнес он.
  Глава X
  На кону репутация Ника
  Когда Ник сделал смелое заявление о том, что найдет живого Патрика Дивера, Чик и старший инспектор, люди, хорошо знавшие сыщика, обратили на него не лишенные сомнения взгляды. Они оба видели, что Дивер не сомневается в исчезновении брата, и не могли не понимать, что подобное развитие событий было более чем вероятно.
  Но Ник оставался невозмутимым, ибо был абсолютно уверен в способностях Патси.
  — Вас и Флинта я задерживаю, — сообщил Диверу старший инспектор Бирнс. — Доктор Джарвис, вы свободны.
  Ник, Чик и доктор Джарвис покинули комнату после того, как последний из перечисленных поблагодарил всех, кто принимал участие в расследовании.
  Ник безотлагательно отправился в Ньяк и прибыл на место поздно вечером.
  Дом Лоуренса Дивера находился в некотором отдалении от центра городка. Патси нигде не было видно, дом выглядел заброшенным. Без труда проникнув внутрь, Ник тщательно все осмотрел и обнаружил признаки недавнего пребывания здесь Патрика Дивера. Он готовил себе кое-какую еду, судя по ее остаткам. Ник выяснил, каким образом он его покинул. Окно в самой дальней от улицы части дома было открыто нараспашку, под ним Ник, посветив фонариком, увидел глубокие следы, свидетельствующие о том, что кто-то выпрыгнул из окна. Вне всякого сомнения, это был Патрик Дивер. Цепочка следов тянулась от окна к живой изгороди, отделявшей двор от пустыря с южной стороны дома. Ник заметил и место, где недавно кто-то проломился через кусты. Там он сделал еще одно, более важное открытие, благодаря которому повеселел. За изгородью обнаружилась вторая цепочка следов. Наверняка их оставил Патси. За пустырем в некотором отдалении темнела небольшая рощица. Следы были едва заметны, но, судя по их направлению, Дивер двинулся именно в ту сторону.
  Ник поспешил к рощице и принялся дотошно осматривать это скопление деревьев. Наконец на дальней стороне, на клочке мягкой земли он заметил отпечатки подошв. Направлены они были в сторону реки. Следуя по едва заметным следам, Ник продолжал поиск до рассвета.
  * * *
  Мистер Редвуд по прозвищу дядюшка Джимми сдает в Ньяке лодки напрокат. От его лодочной станции на берегу реки ступеньки ведут до длинного плавучего причала. Часть лодок привязана к нему, часть стоит на якоре у дальнего конца станции. У него есть несколько хороших, быстроходных кэтов, которыми он искренне гордится.
  В шесть часов утра после описанных выше событий дядюшка Джимми был занят осмотром своего маленького флота, когда по ступенькам торопливо сбежал мужчина, которого он никогда раньше не видел. Подбежав к нему, мужчина сказал, что хочет взять напрокат кэт.
  — Мне нужна самая быстроходная лодка, — уточнил он.
  Дядюшка Джимми внимательно осмотрел незнакомца и остановил взгляд на его перебинтованной голове. У него возникли определенные подозрения, но он решил, что, в конце концов, это не его дело.
  — Приготовь «Клио» для джентльмена, — крикнул дядюшка Джимми своему помощнику, находившемуся на дальнем конце причала.
  — Да, сэр, — крикнул тот в ответ.
  «Клио» стояла на воде носом к причалу, и все приготовления заключались в поднятии паруса.
  Однако даже эта незначительная задержка, похоже, раздосадовала нетерпеливого мужчину.
  Как только парус был поднят, он запрыгнул в лодку и приготовился отчаливать. Но помощник дядюшки Джимми схватился за фалинь, которым «Клио» была привязана к причалу.
  — Стой! — крикнул он. — Мистер Редвуд просто так свои лодки не отдает.
  — Что это значит? — осведомился незнакомец с забинтованной головой.
  — Он одного вас не отпустит. Поди знай, вернетесь вы потом или нет.
  — Вздор! Я хочу плыть один.
  — Он хочет сам ее вывести, — крикнул помощник дядюшке Джимми, который на другом конце причала разговаривал с бывалым моряком.
  — Он сам все равно не сможет, — ответил дядюшка Джимми.
  — Мне плыть с ним? — спросил помощник, не отпуская веревку.
  — Нет, пусть Дик плывет.
  Дик, с такой легкостью назначенный шкипером, развалистой походкой настоящего морского волка прошел по причалу и шагнул на борт «Клио».
  Незнакомец с раненой головой что-то буркнул, но поделать ничего не мог и лишь настоял на том, что сам будет править, когда «Клио» отойдет от причала.
  Не проплыли они и ста ярдов, как какой-то молодой человек, задыхаясь от спешки, выбежал на лестницу, соединяющую лодочную станцию и причал. Читатель, несмотря на грим, конечно, узнает в стремительном молодом человеке Патси.
  — Мне нужна лодка! — крикнул он на ходу.
  — Однако! В такую рань и столько желающих покататься! — неторопливо произнес дядюшка Джимми. — И какая лодка вам нужна?
  — На которой я смогу догнать только что отчалившую.
  — У меня такой нет. «Кроншнеп» примерно одной скорости с «Клио», но ни одна не перегонит ее.
  — Тогда давайте «Кроншнеп», да поживее! — выкрикнул Патси.
  — Кто ж это тут распоряжается, хотел бы я знать?
  Патси было не до разговоров, и менее чем за две секунды он дал понять дядюшке Джимми, что с ним лучше не пререкаться.
  «Кроншнеп» тоже был привязан к причалу, но Патси запрыгнул на борт и отдал концы быстрее, чем кто-либо успел его остановить или даже просто приблизиться.
  С моря дул свежий ветерок. По курсу, который взяла «Клио», Патси догадался, что его подопечный хочет спуститься по реке против ветра.
  Тем временем на «Клио» человек с перевязанной головой пребывал в лихорадочном возбуждении. Он выжимал из лодки всю скорость, на какую та была способна, и, по-видимому, был отменным лодочником.
  Бывалый моряк несколько минут придирчиво наблюдал за ним, а потом удовлетворенно кивнул и отвернулся. Через какое-то время он начал замечать, что человек у румпеля бросает через плечо встревоженные взгляды на двигавшуюся за ними лодку.
  — Сдается мне, вы хотите оторваться от того парня, — наконец нарушил молчание моряк.
  Патрик Дивер, а это был он, кивнул и стиснул зубы. Моряк долго и оценивающе смотрел на преследователя.
  — Не выйдет, — наконец сказал он.
  — Догоняет? — нервно спросил Дивер.
  — Пожалуй, — спокойно произнес моряк.
  — Я думал, это самая быстроходная лодка на станции.
  — Так и есть, — был ответ. — Но сейчас «Кроншнеп» ее догоняет.
  — Почему?
  — Тот парень лучший моряк, вот почему. Не знаю, кто это, но он настоящий шкипер.
  Несколько минут Дивер хранил молчание и только посматривал время от времени назад. В том, что «Кроншнеп» их догоняет, сомнений не осталось.
  — Вы можете как-то ускорить ход? — наконец спросил он в отчаянии.
  — Пожалуй что смогу, — сказал моряк. — Начинать?
  — Да, и, если оторветесь, я заплачу вам сто долларов.
  — Хорошо.
  Бывалый моряк взялся за румпель, и уже через несколько минут «Клио» снова имела превосходство в скорости. «Кроншнеп» начал постепенно отставать.
  — Куда плывем? — спросил мореход.
  — В гавани на якоре стоит судно, я покажу. Вам нужно подплыть так, чтобы я смог пересесть на него, а потом вы должны помалкивать. Сотня уже ваша. Если все пройдет благополучно, добавлю еще одну.
  Они уже почти поравнялись с указанным судном, называвшимся «Батарея», когда в их сторону неожиданно направился полицейский катер.
  — Патруль, — сказал Дивер. — Отойдем от них подальше.
  Но, вместо того чтобы выполнить это указание, лодочник поднял румпель и стал ждать катер.
  — Эй! — крикнул Дивер. — Что это означает?
  — Это означает, что я вас задерживаю, Патрик Дивер. Я Ник Картер, — изменившимся голосом ответил лодочник.
  Спустя десять минут они оба перешли на борт полицейского катера, а еще через час Ник исполнил свое обещание старшему инспектору доставить Патрика Дивера живым.
  — Я бы все равно его поймал, — убежденно сказал потом Патси. — В роще возле Ньяка он подстерег меня, оглушил и связал. Решил, что отделался от меня, но куда там! Я уже готовился идти на абордаж перед тем, как вы передали его полиции. В любом случае, — подытожил он, — приятно осознавать, что это вы, а не он, обогнали меня.
  Братья Диверы были наказаны по всей строгости закона за сговор и мошенничество, Флинт — за лжесвидетельство.
  — По большому счету это было одно из ваших лучших дел, — заметил Нику старший инспектор Бирнс. — Я давно заметил, что, чем сложнее и запутаннее загадка, тем проще ее решение.
  Приведение в доме умалишенных
  Нет, кажется, на свете второго такого ужасного места, как Даннемора, тюрьма для умалишенных преступников в штате Нью-Йорк. Ужасы этой, построенной наподобие крепости темницы еще усиливаются тем обстоятельством, что далеко не все ее обитатели действительно лишились рассудка, а многие только притворились сумасшедшими для того, чтобы избежать заслуженной кары за свои кровавые злодеяния.
  Подобно диким зверям, сидят там эти несчастные в своих решетчатых клетках, все время помышляя только об одном: как бы обмануть бдительность своих сторожей и воспользоваться первым удобным случаем для того, чтобы бежать из мрачных стен дома умалишенных.
  В то время, к которому относится начало нашего рассказа, в этой тюрьме находились два опаснейших преступника высшего полета, в свое время наделавшие немало хлопот знаменитому сыщику Нику Картеру. Тем не менее, несмотря на всю их ловкость и опытность, последнему после упорной и тяжелой борьбы удалось схватить их и передать в руки правосудия.
  Это были доктор Кварц и его ученица, красавица Занони.
  Прекрасная преступница содержалась в одной из самых надежных камер женского отделения, тогда как ее сообщник, доктор Кварц, занимал такую же камеру в отделении мужском.
  В одном из последующих выпусков мы объясним уважаемым читателям, каким образом произошло то, неслыханное дотоле в летописях американского суда решение присяжных, по которому доктор Кварц, несмотря на полную свою нормальность в умственном отношении был осужден вместо вполне заслуженной им смертной казни, к пожизненному заключению в тюрьме для умалишенных преступников, Даннеморе.
  Что касается его прекрасной ученицы Занони, то и на ее совести было достаточное количество преступлений для того, чтобы заслужить смерть на электрическом стуле. Но от этой участи ее спас ее артистический талант. Она вдруг в одну ночь сошла с ума! Действительно ли она лишилась рассудка или только притворялась сумасшедшей — этого не могли установить даже самые ученые психиатры, и прекрасная Занони по приговору нью-йоркского суда была также препровождена в тюрьму для умалишенных преступников.
  С тех пор прошло уже много месяцев. Кварц и Занони, до того времени всегда неразлучные, теперь, живя в одном здании, были тем не менее так далеки друг от друга, как если бы жили на разных полюсах.
  Директор тюрьмы и весь подчиненный ему персонал были предупреждены о чрезвычайной опасности этих двух заключенных.
  Впрочем, все были вполне убеждены, что на этот раз преступная пара навсегда лишена возможности творить зло; один только Ник Картер озабоченно качал головой всякий раз, когда в беседе с инспектором Мак-Глуски, начальником нью-йоркского сыскного отделения, разговор заходил о Кварце и демонической Занони.
  — Говорите, что хотите, — был всегдашний его ответ, — но до тех пор, пока я не увижу этого Кварца и его ученицу мертвыми, пока на моих глазах в крематории не превратятся в пепел их тела, до тех пор я буду считать их по-прежнему опасными для человечества, и я вполне разделяю мнение самой же Занони, что ее преступная карьера еще далеко не окончена!
  В один прекрасный ноябрьский день Ник получил от директора Даннеморы письмо, содержание которого его немало удивило. Вот что писал он между прочим:
  «Вы оказали бы мне большое одолжение, если бы согласились приехать сюда как можно скорее, так как я нахожусь в крайне затруднительном положении, с которым не только не могу справиться, но о котором даже не могу отдать себе ясного отчета. Полагаю, что в это дело замешаны доктор Кварц и Занони, хотя и не имею на это никаких решительно доказательств.
  Единственной основой этого моего предположения является только то обстоятельство, что начало настоящих нетерпимых явлений совпало как раз с моментом поступления в тюрьму этих двух лиц.
  Пожалуйста, не смейтесь надо мной, многоуважаемый мистер Картер, если я, считающий себя человеком вполне просвещенным, совершенно серьезно заявляю вам, что у нас в Даннеморе нечисто; наша, и без того уже мрачная страшная тюрьма каждую ночь посещается каким-то духом.
  Но главное, что особенно странно — не одни только заключенные видели «Демона Даннеморы»: привидение являлось и сторожам и не раз подвергалось преследованиям со стороны последних.
  Если в скором времени не выяснится эта непонятная мне тайна и не прекратятся эти страшные явления, то я вынужден буду опасаться самых серьезных беспорядков, которые, могут разрастись до настоящего бунта в тюрьме, исход которого может стать роковым для меня и для моего персонала. Не откладывайте же, не медлите ни минуты и приезжайте, как можно скорее».
  При том живом интересе, который знаменитый сыщик всегда принимал в преступной карьере доктора Кварца и его прекрасной ученицы Занони, понятно, что он немедленно отложил все другие дела и ближайшим же поездом уехал в Даннемору.
  На следующий день он сидел уже в кабинете директора тюрьмы.
  — Ну-с, я получил ваше письмо — и вот я здесь, — заявил сыщик, выжидающе глядя на своего собеседника. — Теперь, пожалуйста, еще раз хорошенько растолкуйте мне, в чем дело.
  — Вы не поверите, как я счастлив видеть вас, мистер Картер, — сказал директор, сердечно пожимая сыщику руку, и принялся рассказывать:
  — Во всех отделениях подведомственной мне тюрьмы творится какая-то чертовщина и что хуже всего, я решительно не вижу никакой возможности как-либо подействовать успокоительно на взволнованные умы моих заключенных.
  — Таким образом, «Демон Даннеморы», как вы его назвали в своем письме, оказался сильней всей тюремной администрации? — с улыбкой заметил Картер.
  — Безусловно! — совершенно серьезно подтвердил директор. — Не правда ли, вы имели в своей жизни достаточно случаев познакомиться с характерами преступников и злодеев самого различного рода?
  — Я думаю, — ответил сыщик, — я мог бы написать целые книги о том, что мне пришлось видеть во время своей долголетней практики.
  — Ну вот, тем не менее, мистер Картер, я утверждаю, что вы не можете себе представить, во что превращаются отъявленные преступники, попадающие в Даннемору.
  — Охотно верю вам.
  — Повторяю, нужно иметь опыт директора тюрьмы или же тюремного сторожа, чтобы понять, до какого озверения может доходить человек, как мы это видим чуть ли не каждый день. Не хватает слов, чтобы описать этот ужас! — все более волнуясь, продолжал директор. — Можете представить себе, что должно твориться в подобной тюрьме, когда все ее обитатели объяты паническим страхом! Бывали ли вы в далеких прериях и видели ли стадо разъяренных, взбесившихся буйволов? — после некоторой паузы спросил директор.
  — Да, я имел случай наблюдать такую картину. Помню, с моим другом Буффало Билль, мы как-то раз присутствовали при таком зрелище.
  — Ну вот, тогда вы знаете, что пастухи не имеют возможности успокоить или остановить стадо, которое с бешеной яростью несется вперед, как неудержимый степной пожар.
  — Да, действительно, броситься навстречу взбесившемуся стаду буйволов — это сумасшествие, — согласился сыщик.
  — У нас здесь налицо такое же стадо, которое в мирное время может управляться одним единственным человеком, и которое никогда не вздумает оказать сопротивления, если только не будет выведено из равновесия каким-либо исключительным явлением.
  — Я понимаю, на что вы намекаете.
  — Если же такое стадо буйволов чем-нибудь напугать, то в нем просыпаются все его дикие животные инстинкты. Целый кавалерийский полк не в состоянии остановить такое напуганное стадо. Не правда ли?
  Сыщик утвердительно кивнул головой.
  — Ну-с, мистер Картер, смею вас уверить, что тюрьма, полная самых отъявленных и притом по большей части умственно ненормальных преступников, в тысячу раз страшнее такого стада буйволов, — мрачно сказал директор.
  — Неужели? — с улыбкой сомнения спросил Картер.
  — Страшнее! — повторил директор, возвышая голос и от волнения ударил рукой по столу. — Мы уже видели такие бунты в Даннеморе, и опыт научил нас, что в таком случае не помогают никакие меры предосторожности. Эти звери в образе человеческом не боятся в такую минуту никакого оружия. Все их низменные инстинкты сразу просыпаются в них. Обезумевшие и исступленные, эти преступники душат, бьют, кусают, пока не разорвут на клочки не только своих сторожей, но и друг друга.
  — И вы полагаете, что здесь, в этой тюрьме, надо считаться с возможностью такой катастрофы? Но что же привело заключенных в такое взволнованное состояние?
  — «Демон Даннеморы!»
  — Тогда скажите мне прежде всего, кто или что он этот «Демон Даннеморы»? — с видимым нетерпением спросил Ник Картер.
  — Я могу вам ответить только тем же вопросом, так как именно для разрешения его я и пригласил вас сюда, — ответил директор, пожимая плечами.
  — В каком виде является это привидение?
  — Оно всякий раз выглядит иначе!
  — Хорошо, а где же оно появляется?
  — Тоже каждый раз на новом месте!
  — Но чем же вызваны его появления?
  — Не знаю, — заметил директор, который начинал казаться сыщику человеком, довольно недалеким. — Заключенные все того мнения, что это дух, и называют его «Демоном Даннеморы».
  — А в какие часы он появляется? — осведомился сыщик.
  — Обыкновенно между полуночью и первым криком петуха, притом иногда по два, по три раза в одну и ту же ночь. Иногда же проходит несколько ночей, и привидение вовсе не показывается.
  — А вы сами видели когда-нибудь это страшилище?
  — К сожалению, нет, но трое из сторожей видели его.
  — Так почему же они не стреляли в него?
  — Все трое уверяют, что стреляли!
  — И из страха промахнулись, не правда ли?
  — Нет, напротив, сторожа клянутся, что их выстрелы попали в привидение. Но действие их было такое же, как если бы перед ними было пустое пространство!
  — Как их зовут, этих замечательных стрелков?
  — Муллен, Прес и Стетсон.
  — А они давно уже состоят у вас на службе?
  — Стетсон — новичок. Он здесь еще не полных три месяца, зато Муллен и Прейс уже давно служат здесь в тюрьме. Муллен состоит сторожем уже чуть ли не десять лет, а Прейс, может быть, около пяти, — объяснил директор.
  — Они вполне надежные, порядочные люди?
  — По-моему, вполне.
  — Иначе говоря, это люди, — продолжал сыщик, делая ударение на каждом слове, — которые абсолютно неподкупны, и которых не могут соблазнить никакие, хотя бы самые щедрые обещания?
  — Видите ли, как известно, ни в чем нельзя так легко ошибиться, как в людях, и в душу этих трех сторожей я, разумеется, влезть не могу, но я лично считаю себя вправе называть их безусловно добросовестными, честными и неподкупными служащими.
  — Сколько каждому из них лет?
  — Муллену под пятьдесят. Прейсу около сорока, а Стетсону приблизительно тридцать пять лет.
  — Когда стали появляться первые слухи о ночном привидении?
  — Недель шесть тому назад.
  — Кто первый увидел его?
  — Один из пожизненно заключенных. В наших книгах он значится под фамилией Кон.
  — Пожалуйста, расскажите мне все, что он вам сообщил, — попросил сыщик, усаживаясь поудобнее в кресле и закуривая сигару. — Прежде всего, что этот Кон, интеллигентный человек?
  — Несомненно. Высшего образования он, правда, не получил, но он вполне развит и обладает совершенно здравым рассудком. Он только притворился сумасшедшим, чтобы избежать казни на электрическом стуле.
  — Сколько времени уже находится он здесь?
  — Уже лет двенадцать. Я говорил вам, мистер Картер, что Кон заключен пожизненно.
  — Ну что же рассказал он вам?
  — Когда Кона привели сюда, в мой кабинет, он прежде всего сказал мне, что хорошо знает порядок и законы тюрьмы, знает, что навсегда лишится права просить аудиенции, если осмелится явится ко мне с необоснованной жалобой. По этой именно причине он долго не решался прийти ко мне со своим странным сообщением. После этого предисловия он начал рассказывать.
  «— Мое сообщение, быть может, покажется вам нелепым, господин директор, но выслушайте меня до конца, и вы поймете, что дело идет об очень серьезном обстоятельстве.
  — Прекрасно, — сказал я, — скажи, наконец, в чем же дело?
  — В тюрьме нечисто: в ней бродит какой-то дух, — боязливо шепнул он мне.
  Я строго посмотрел на него, но он, не моргнув, выдержал мой взгляд.
  — Подождите, господин директор, — скромно сказал он. — Я констатирую вам не только сам факт появления этого духа, но и то дурное влияние, которое он имеет на моих товарищей. Если вам не удастся прекратить появление этого привидения, то в тюрьме скоро загуляет черт!»
  — Я понял, на что он намекал, и позволил ему сесть. Он рассказал мне, что уже с неделю по коридорам и галереям тюрьмы, а также по некоторым камерам заключенных бродит какой-то дух, какой-то пришелец с того света, которому заключенные дали имя «Демон Даннеморы».
  Далее Кон сообщил мне, что заключенные начали переговариваться о страшном явлении посредством перестукивания, и что волнение среди них возрастает с каждым днем.
  Я спросил его, видел ли он сам этого духа; он сказал, что сам его не видел, но что уже очень много раз посредством стука получал от товарищей сообщение о новом появлении странного гостя. Вы, конечно, знаете, что среди заключенных выработалась особая, им одним известная, система переговариваться посредством постукивания в стенки камер. Каждый сигнал имеет свое особое значение, понятное только посвященному, и служащий для того, чтобы передавать из камеры в камеру даже самые сложные сообщения.
  — Я хорошо знаю эту систему, — вставил знаменитый сыщик.
  — Ну вот, — не без некоторой досады засмеялся директор, — в таком случае вы умнее меня и всех моих подчиненных, вместе взятых. Я целых тридцать лет прослужил в качестве директора в самых различных тюрьмах, но об этой самой системе перестукивания успел узнать только то, что она существует.
  — Позвольте, — вставил Ник Картер, — я хотел только сказать, что знаю основную систему такого перестукивания, но так как в каждой тюрьме она подвергается известным изменениям, то, конечно, я не могу знать всех тонкостей принятой в Даннеморе системы.
  — Черт их там знает, какая у них система, — раздраженно сказал директор, — но факт тот, что мы могли бы переселить любого заключенного из прежней его камеры в какой-либо подвал, так он и там нашел бы возможность сообщить своим товарищам о постигшей его участи.
  — Совершенно верно, я знаю, что таким путем уже составлялись целые заговоры, и подробно разрабатывался план всеобщего бунта. Но в данную минуту мне гораздо интереснее узнать те новости, которые были вам сообщены Коном, — заявил сыщик, стараясь опять навести разговор на интересующую его тему.
  — Ну вот, товарищи сообщили ему, что в тюрьме появился дух, что дух этот есть сам дьявол, что он бесшумно бродит по коридорам и галереям, а через решетки и двери камер проходит так, как будто их и не существует совершенно. Говорили ему также, что он перелетает с галереи одного этажа на галереи, лежащие этажом выше или ниже, как птица, хотя расстояние равняется, по крайней мере, 14 футам; что за спиной сторожей он пускается в дикую пляску и притом так бесшумно, что никто из стражников ничего решительно не замечает.
  — Какие глупости! — заметил на это Ник Картер.
  — По словам Кона, — продолжал директор, — этот дух пускается на самые разнообразные проделки. Он заходит в камеры, когда последние на ночь запираются тройными замками, трогает находящихся в них заключенных за лицо, будит их уколами булавок, трясет их и награждает оплеухами. Словом, этот странный гость делает все, чтобы породить в заключенных ужас и страх. И это ему вполне удалось: заключенные доведены до последней степени озверения!
  — А Кон также находился в таком взволнованном состоянии? — поинтересовался сыщик.
  — Нисколько! Он заявил к тому же, что он вообще не верит в духов, хотя тут же прибавил, что другие заключенные, напротив, более чем склонны верить всему этому.
  — А каково вообще поведение этого заключенного?
  — Он один из самых примерных, в смысле поведения, и ни разу не подавал повода к жалобам.
  — Говорил ли он когда-либо, что питает надежду быть однажды опять помилованным и получить свободу?
  — Конечно, все пожизненно заключенные втайне лелеют эту надежду — без нее они погибли бы!
  — Я так и думал, — пробормотал Ник Картер. — По-моему, он просто видит во всей этой истории удобный случай, который даст ему возможность бежать.
  — Разумеется, он никогда ничего об этом не говорил, — слегка улыбнулся директор, — но повторяю, все пожизненно заключенные носятся с мыслью о более или менее раннем освобождении.
  — И эта мысль становится уверенностью, — добавил Ник Картер, — как только какой-нибудь особенно энергичный и отважный узник начинает видеть реальную возможность бегства. Да, господин директор, я, кажется, вижу уже, в каком духе мне придется действовать. Ну-с, а что же вы сказали Кону в ответ на его заявление?
  — Я поблагодарил его за сделанные мне сообщения и отослал его с приказанием держать ухо востро и зорко следить за всем происходящим вокруг него. Через несколько дней я обещал снова позвать его к себе. После этого я вызвал к себе сторожей и с каждым из них говорил с глазу на глаз.
  — Что же вы узнали?
  — Почти что ничего. Все они слышали о том, что говорилось среди заключенных; некоторые из последних даже жаловались им, но они не обратили на эту болтовню никакого внимания.
  — Понимаю. Какое же приказание дали вы сторожам?
  — Почти такое же, как и Кону, то есть внимательно следить и потом сделать сообщение о своих наблюдениях.
  — Что же вы потом узнали нового?
  — Через два дня у меня был опять разговор с Коном, он сказал мне, что заключенные продолжали стучать, сообщая о появлении духа.
  — Причем, конечно, за это время он и сам уже успел увидеть привидение? Не так ли?
  — Совершенно верно, — подтвердил директор, — но откуда у вас такое предположение?
  — Я говорил вам, что составил себе уже некоторый план. Но будем продолжать. Как описал духа господин Кон?
  — Гм… Он говорил, что привидение имеет тот образ, который обыкновенно дают черту на картинах, только этот черт был гораздо меньше, чем он его себе представлял, не такой большой и не такой сильный.
  — Иначе говоря, по наружности соответствовал приблизительно фигуре стройной женщины? — неожиданно спросил Ник Картер.
  — Да, женщины или, быть может, мальчика, как говорил Кон.
  Ник Картер понимающе усмехнулся и опять неожиданно спросил:
  — Говорил ли Кон, что привидение заходило в его камеру?
  Директор утвердительно кивнул головой.
  — И это, конечно, сразу исцелило его от неверия?
  — Да, — согласился директор, очевидно, совсем не понимавший, к чему клонились вопросы сыщика. — Во второй раз Кон уже производил совершенно другое впечатление: он был, видимо, крайне напуган.
  — Еще бы, я не сомневался, что именно так это и будет.
  Директор неожиданно встал и, качая головой, остановился перед сыщиком.
  — Откровенно говоря, мистер Картер, вы просто смущаете меня своими загадочными вопросами и восклицаниями. Ну скажите, отчего вы непременно ждали, что Кон на сей раз будет напуган?
  — Очень просто: потому что этот господин Кон только разыгрывал ту роль, которая была ему назначена во всей этой грандиозной комедии, — спокойно ответил сыщик, с улыбкой глядя на директора.
  — Но ведь это тогда из рук вон что такое! — закипятился директор. — Но я ровно ничего не понимаю из ваших намеков.
  — Выслушайте меня, милейший господин директор, — спокойно возразил Ник Картер, несколько раз затянувшись сигарой. — После того, как дух посетил уже некоторых заключенных, Кон посредством перестукивания получил от главного режиссера всей комедии поручение сделать вам заявление, что он и сделал. В награду за его сговорчивость ему обещали свободу, как только вся история приведет к желаемому концу.
  Директор только покачал головой и ничего не ответил.
  — Скажите-ка мне теперь, как велико расстояние между камерой храброго Кона и камерой Кварца? — с тонкой улыбкой осведомился Ник Картер.
  — Их камеры расположены рядом, они соседи.
  — А? В самом деле? Но я надеюсь, что вы разделили этих джентльменов с тех пор, как в тюрьме зашалила нечистая сила? — спросил сыщик, чрезвычайно заинтересованный.
  — Нет, я этого не сделал, — возразил директор, — да и к чему же было отдавать такое распоряжение?
  — Ничего. Тем удобнее для моего плана. Потому что, как только я несколько разберусь во всем этом деле, я попрошу вас призвать Кона сюда, а меня вместо него отправить в его камеру.
  — Боже мой! Мистер Картер, вы шутите?
  — Я никогда не шучу в таких делах, — сухо возразил сыщик.
  — Праведный Боже! Но вы окончательно сбиваете меня с толку! — воскликнул директор и даже покраснел. — Что же вы думаете этим достигнуть? Вы не обманете ни одного заключенного, верьте мне!
  — Я лучше поверю своему собственному убеждению, которое говорит, что такой обман во всяком случае удастся.
  — Вы осрамитесь в тот самый момент, когда вам начнут стучать, и вы должны будете ответить.
  — Может быть, я и осрамлюсь, а может быть, все-таки достигну этим того, что мне нужно, — с обычным своим хладнокровием возразил Ник Картер.
  — Как хотите, — заявил, наконец, директор и, засунув руки в карманы, откинулся на спинку кресла, как человек, который знает, что упрямого не переспоришь.
  — Оставим пока этот вопрос, — сказал сыщик, смеясь, — рано еще решать его. Лучше скажите мне, часто ли вы еще вызывали к себе Кона?
  — Да пожалуй, еще раз двенадцать.
  — И господин Кон с каждым разом казался все более напуганным, не правда ли? — с иронией осведомился сыщик.
  — Совершенно верно.
  — Я полагаю, — продолжал допытываться Ник Картер, — что, кроме Кона, вы вызывали к себе и некоторых других заключенных?
  — Несомненно. Я опросил, по крайней мере, человек шесть.
  — И что же пели они вам?
  — Приблизительно то же самое, что перед тем рассказывал и Кон.
  — Они были действительно напуганы?
  — Без сомнения и притом так, что о притворстве здесь не может быть и речи.
  — Скажите, пожалуйста, милейший господин директор, давали вам другие заключенные описание демона?
  — Разумеется, и все их описания совершенно совпадали друг с другом.
  — Иными словами, все они видели настоящего черта с рогами, копытами и другими адскими атрибутами?
  — Да, но иногда привидение являлось в красной мантии, два раза оно было в развевающихся белых одеждах, а иногда этот дух приходил… гм, как бы мне выразиться, — директор откашлялся, — без всякой одежды, так сказать, голый.
  — Фи, какое бесстыдство! Надо полагать, что на нем было все же трико, — засмеялся сыщик. — Впрочем, это безразлично, и костюм тут роли не играет. Мне гораздо важнее знать, всегда ли этот страшный дух походил фигурой на молодую девушку или мальчика, иначе говоря, был стройным, маленьким и грациозным?
  — Всегда, — не задумываясь, ответил директор.
  — Прекрасно! А где у вас помещается Занони?
  — Странный вопрос. Разумеется, в женском отделении.
  — Подавало ли ее поведение какие-либо поводы к жалобам?
  — Никаких решительно, она ведет себя примерно. Притом она ведь умственно нормальная, как мы с вами.
  — Что касается этого последнего, так я поручусь за это своей жизнью, — саркастически заметил Ник Картер. — Пользуется ли она какими-либо льготами или привилегиями?
  — Абсолютно никакими.
  — Не имеет ли она большей свободы передвижения?
  — Ни большей, ни меньшей, чем все ее товарки.
  — Видите ли вы иногда эту Занони?
  — Еще бы, каждый день, на обходе.
  — Какое она производит впечатление? Покорилась ли своей судьбе? Весела, старается ли вступать с вами в разговор?
  — Иногда, но не всегда… Но к чему все эти вопросы?
  — Скажите мне, пожалуйста, господин директор, — вместо ответа спросил Ник Картер, — знает ли в тюрьме еще кто-нибудь, кроме вас, о том, что вы меня вызвали?
  — Никто решительно! — заявил последний. — За это я вам ручаюсь!
  — Прекрасно! Вы постараетесь, конечно, и впредь, чтобы факт моего пребывания здесь продолжал оставаться тайной! А главное, чтобы Кварц и Занони остались в полном неведении об этом обстоятельстве! — сказал сыщик, повышая голос.
  — Об этом не беспокойтесь, мистер Картер. Вы не проболтаетесь, а я тем более, и заключенные не узнают ровно ничего.
  — Хорошо! В таком случае мы скоро поймаем этого духа, — зло усмехнулся Ник Картер.
  — Дай Бог, чтобы вы имели успех. Если и вы не добьетесь никакого результата, то у нас разразится здесь ужасающий бунт, и Бог знает, кто из нас доживет тогда до следующего дня, — со вздохом сказал директор.
  — Что произошло бы тогда, это я могу сказать вам в нескольких словах, — заметил Ник Картер. — Произошло бы именно то, чего добиваются Кварц и Занони. Они хотят подготовить вооруженный бунт, при усмирении которого вы и ваши подчиненные по возможности должны быть убиты. Еще до окончательного усмирения бунта тюрьма лишилась бы по крайней мере двух своих заключенных, а именно доктора Кварца и Занони. А теперь, милейший господин директор, — сказал сыщик после некоторого размышления, — я хотел бы лично удостовериться в том, насколько вы можете доверять сторожам Муллену и Прейсу.
  — Если я не могу доверять этим двум людям, то готов усомниться в собственной порядочности! — сказал директор с раздражением.
  — Прекрасно, пошлите мне их, пожалуйста, сюда в кабинет, одного за другим. Прежде всего мне хотелось бы видеть Муллена.
  Последний был человек богатырского сложения, свыше шести футов ростом, поседевший на тюремной службе и, так сказать, сжившийся с ней. По приказанию директора он вошел в кабинет и остановился перед сыщиком, высокий, могучий, настоящее олицетворение силы и энергии.
  — Садитесь, Муллен, — начал Ник Картер. — Мне нужно с вами переговорить. Сообщал ли вам директор, кто я?
  — Нет, мистер.
  — Ну-с, так я Ник Картер.
  — Да? Я, кажется, уже слышал о вас, — равнодушно ответил Муллен, глядя сыщику прямо в глаза.
  Но именно такое поведение очень понравилось Нику Картеру. Он начинал понимать неограниченное доверие директора к этому сторожу.
  — Прежде всего, — сказал сыщик, — имейте в виду, что никто в тюрьме не должен знать о моем пребывании здесь.
  — От меня во всяком случае никто ничего не узнает, — был лаконичный ответ.
  — Кроме вас, я еще откроюсь вашему товарищу, Прейсу. Вы двое и директор будете единственными, кто будет знать о моем присутствии здесь. А теперь, Муллен, скажите мне, видели ли вы этого знаменитого «Демона Даннеморы»?
  — Видел!
  — Где?
  — В двух или трех местах, но всегда вдоль галерей.
  — Видели ли вы когда-нибудь, что дух исчезает за решетками дверей, как утверждают заключенные? — продолжал расспрашивать Ник Картер.
  — Да, мне казалось, что привидение скользнуло сквозь решетку.
  — А вы стреляли в него?
  — Стрелял.
  — Сколько раз?
  — Четыре раза, каждый раз, когда я его видел.
  — Вы хорошо стреляете?
  — Говорят, что да! Мне даже кажется, что большей меткости нельзя требовать от смертного.
  — Хорошо! Скажите, пожалуйста, Муллен, так вы думаете, что попали в привидение? — спросил сыщик.
  — Разумеется, попал.
  — Произвел ли ваш выстрел какое-либо впечатление на духа?
  — По-видимому, никакого.
  — Тем не менее, вы вполне убеждены, что ваша пуля попала в цель?
  — Вполне.
  — Я готов вам верить, Муллен, но как же вы объясняете себе такое противоречие? — спросил сыщик, откидываясь на спинку кресла и в упор глядя на своего собеседника.
  — Этого я не знаю, — сказал Муллен, пожимая плечами.
  — Вы верите в привидения?
  — Нет, — проворчал сторож.
  — Значит, вы и «Демона Даннеморы» не признаете выходцем с того света? — настаивал Ник Картер.
  — Нет.
  — Что же тогда такое, по-вашему, этот демон?
  — Не знаю.
  — Но кто это, по крайней мере? Мужчина?
  — Во всяком случае ни один из тех мужчин, которые находятся здесь в тюрьме.
  — Откуда вы это знаете?
  — Я вижу по фигуре. У нас здесь довольно много тщедушных мужчин, но такого миниатюрного все же нет.
  — Может быть, это женщина?
  — Если судить по фигуре, то да.
  — Следовательно, вы считаете этого демона женщиной?
  — Я готов повторить, что это так.
  — Хорошо. Но если это привидение — человек с плотью и кровью, как же ваши четыре пули, несмотря на то, что все четыре попали в цель, не уложили или хотя бы не ранили его? Можете вы мне это объяснить?
  — Нет, мистер, не могу, разве что…
  — Ну, что вы хотели сказать? — с живейшим интересом спросил сыщик, видя, что собеседник его замялся.
  — Видите ли, я думаю, что демон носит непроницаемый панцирь.
  — Какого калибра ваш револьвер?
  — Обыкновенного казенного калибра 38.
  — А после выстрела вы не пробовали искать пули? Не попадали ли они в стену?
  — Я всякий раз делал тщательное исследование, но ни разу ничего не нашел.
  — Да, но куда же тогда девались пули?
  — Не знаю, можно подумать, что демон ловил их зубами, — злобно усмехаясь, проворчал старик.
  — В какую часть тела целились вы? — спросил сыщик.
  — В сердце, так как в этом случае трудно промахнуться.
  — А в голову вы не пробовали стрелять?
  — Нет, это чрезвычайно маленькая цель, тем более, что в коридоре ночью почти темно.
  — Это, конечно, верно. В таком случае, посоветую вам взять следующий раз револьвер большего калибра.
  — Слушаюсь! Боюсь только, что до следующего раза не дойдет.
  — Отчего же? — с удивлением спросил Картер.
  — Привидение почему-то стало избегать меня, быть может, моя последняя пуля несколько расстроила его пищеварение. Мне показалось, что я услышал какой-то тихий стон, и с тех пор привидение больше не попадалось мне на глаза и появляется всегда в те ночи, когда не я дежурный.
  — Приведение каждый раз являлось вам в одном и том же образе? — продолжал спрашивать Ник Картер.
  — Первые три раза оно совершенно походило на черта, как его всегда изображают на картинах, только кажется, рога почему-то остались дома. В последний же раз оно скорее походило на молодою девушку в ночной сорочке.
  — И вы выстрелили в молодую девушку?
  — Разумеется, — сердито буркнул Муллен. — Баба или мужчина — это мне все равно, пускай не разгуливает по ночам!
  — Каждую ли ночь появляется дух?
  — Почти каждую. Но в духов меня все равно не заставят поверить — это чепуха. Пускай мои пули вылетели даром — объяснение этому какое-нибудь да есть, и вы увидите, мистер Картер, что я был прав.
  — Может ли арестантка женского отделения незаметно перейти в отделение мужское?
  — Нет, ни днем, ни ночью. Между обоими флигелями находится главный корпус здания, которого никак нельзя миновать.
  — Бывали ли вы в женском отделении?
  — Теперь уж много лет не бывал, так как не чувствую никакой потребности в женском обществе, — проворчал Муллен.
  — Господин директор, — обратился к последнему Ник Картер, — прошу вас завтра на обход в женском отделении взять с собой сторожа Муллена.
  — Хорошо, мистер Картер.
  — Что касается вас, Муллен, — продолжал сыщик, — то глядите завтра в оба и посмотрите, не найдете ли среди женских заключенных фигуру, которая будет иметь некоторое сходство с таинственным ночным посетителем тюрьмы.
  — Слушаюсь, хотя на баб предпочитаю смотреть более со спины, чем в лицо.
  — Ну-с, Муллен, а какое же действие производит на заключенных появление духа? — спросил сыщик, переводя разговор на другую тему.
  — Неладно все это, совсем неладно, — озабоченно заметил сторож. — Заключенные обезумели от страха и делаются строптивыми и злобными. Если безобразие это не скоро прекратиться, то через несколько дней у нас в тюрьме будет бунт, и бунт нешуточный, от которого, быть может, многие раньше срока отправятся на тот свет.
  — Другими словами, заключенные начинают волноваться?
  — Какое волноваться! Они все взбесились! Ночью невозможно удержать их в покое, они свистят, поют, точно за все это не назначены штрафы и розги; но если бы начать наказывать, то пришлось бы каждую ночь сечь всех арестованных без исключения — они просто уже не помнят себя от страха.
  — А вы не пробовали караулить привидение, чтобы иметь возможность нескольким сторожам сразу напасть на него? — спросил Ник Картер.
  — Разумеется, пробовали, — ответил Муллен, — но в том-то и беда, что как только мы выставим караульных, так дух уже наверняка не покажется. Но стоит только отменить караул — и через десять минут уже вся тюрьма на ногах. Вой, крик такие, что хоть уши затыкай! Словом, настоящая чертовщина. Занимательно при этом, что привидение всегда появляется там, где случайно стоит только один сторож, если их стоит два, дух не покажется там ни за что.
  — В таком случае проще всего было бы расставлять всюду по два сторожа.
  — Это невозможно, — вставил директор. — На это у нас не хватает персонала. Наши люди и без того все это время несут сверхсрочную службу. Коридоров и галерей много, и на каждый полагается только один сторож.
  — Но каким же путем проникает демон в тюрьму? — спросил сыщик, уже начиная терять терпение.
  — Разрежьте меня на части, — возразил директор, — но я не знаю.
  — Директор прав, — злобно сказал в свою очередь Муллен. — Откуда является привидение, куда оно исчезает, никто не может сказать. Это-то и есть самое непонятное и таинственное. Оно появляется так внезапно, так неожиданно, точно в самом деле это сам черт, и так же внезапно оно опять исчезает. Одно только нам удалось установить: оно всегда исчезает в одном и том же месте.
  — А именно? — с живейшим интересом спросил сыщик.
  — Где-то возле камеры 79.
  — А кто помещается в этой камере? — спросил Ник Картер директора.
  — В 79? Это камера доктора Кварца! — был ответ директора.
  Это сообщение произвело, видимо, очень большое впечатление на великого сыщика. Он сидел некоторое время молча, обдумывая все слышанное, и наконец снова обратился к Муллену.
  — Ну хорошо, Муллен, может быть, дух исчезает сквозь решетку этой камеры 79? — спросил сыщик.
  — Во всяком случае это именно так и выглядит.
  — Не пытались ли вы отрезать духу путь к отступлению?
  — Разумеется, пытались, но он достаточно осторожен для того, чтобы заранее предупреждать всякую такую попытку.
  — Ага! А не пробовали вы, Муллен, спрятаться где-нибудь по соседству с номером 79? — продолжал расспрашивать сыщик.
  — Пробовал. Но дух тогда не появлялся.
  — Сделали ли вы обыск в камере 79?
  — Как же, делал, но ничего не нашел: железная решетка в порядке, замок действует исправно, на полу и стенах тоже ничего не заметно подозрительного.
  — И тем не менее, привидение регулярно исчезает в этой камере?! Действительно, есть над чем задуматься! Ну, а появляется оно, вероятно, тоже оттуда же?
  — Этого уж я не могу вам сказать, мистер Картер. Я уж говорил вам, что дух появляется всегда внезапно, и вы вообще узнаете о его появлении только по поднимающемуся крику и вою среди арестантов. Вы бежите туда, откуда доносится этот чертовский шум, и видите духа, пляшущего на галерее, над вашей головой; только вы добежите до галереи, а он уж двумя этажами ниже. Точно вы гонитесь за назойливой мухой, которую все равно не поймаете, и которая в конце концов еще сядет вам на нос.
  — Очень мило, — улыбнулся Ник Картер. — Ну-с, Муллен, благодарю вас, сегодня вы мне больше не нужны. Теперь, пожалуйста, пошлите мне сюда Прейса.
  Через несколько минут последний явился. Среднего роста, но плотный и коренастый, он, видимо, обладал громадной физической силой. Выражение лица у него было грубое и несколько напоминало бульдожье. Но вглядевшись поближе, в маленьких заплывших глазках его можно было подметить даже некоторый оттенок добродушия.
  — Скажите, Прейс, — обратился к нему Ник Картер, — Муллен только что рассказал мне о страшном привидении здесь в вашей тюрьме, теперь я хотел бы узнать, какое у вас мнение на этот счет.
  — Гм… Вероятно, такое же, как и у Муллена.
  — Сколько раз вы видели духа?
  — Два раза.
  — Вы стреляли в духа?
  — Стрелял, но только один раз, — ответил сторож нерешительно. — Дело в том, что во второй раз привидение явилось в образе молодой женщины в ночной сорочке, ну и я выстрелить в нее не мог, хотя это и было против правил, — чистосердечно признался он.
  — И вы уверены, что это была настоящая, живая женщина?
  — Разумеется, иначе я выстрелил бы.
  — Но ведь это дух или даже черт? — с улыбкой сказал Картер.
  Сторож тоже улыбнулся и добродушно ответил:
  — Все это чепуха, мистер Картер. Привидений не бывает, это несомненно. Кто у нас разгуливает, я не знаю, потому что вся эта проклятая история совершенно непонятна. Но что это человек, так это не подлежит сомнению и притом по всей вероятности женщина, потому что для мужчины фигура не подходит.
  — Каким же образом, по-вашему, может появляться этот дух?
  Прейс медлил, он нерешительно поглядывал на директора и переминался с ноги на ногу.
  — Видите ли, — наконец начал он, запинаясь, — господин директор, быть может, рассердится на меня, но если меня спрашивают, обязан же я сказать правду.
  — Ага, — иронически засмеялся над ним директор, — опять собираешься преподносить дурацкую историю старика Гаммонда. Неужели тебе еще не надоели эти детские басни?
  — Так вот, мистер Картер, — с упрямством обратился Прейс к сыщику, — то, что господин директор назвал баснями, и мне казалось вздором до того самого времени, когда у нас началась эта проклятая история с духом. Но потом, когда пошли эти безобразия, я в своей башке решил, что, может быть, тут что-нибудь да есть.
  — Говорите яснее, Прейс, а то я вас не могу понять!
  — Хорошо. Когда я поступил сюда на службу, я сменил одного старого сторожа, уже ставшего неспособным к труду; его зовут Гаммонд, и он сейчас еще живет тут поблизости. Этот самый Гаммонд много лет прослужил здесь сторожем и надзирателем. Ему теперь уже за восемьдесят лет, и люди говорят, что он уже впал в детство, но это неправда, он только очень слаб, но разум у него еще совершенно здравый. Он всегда был очень неглуп, а то, что он рассказывает много странного о здешней тюрьме, это я готов повторить, ей-богу, господин директор, смейтесь надо мной, но это так!
  — Хорошо, хорошо, продолжайте, — успокаивал его директор.
  — Так вот лет двадцать тому назад был здесь в тюрьме один арестант, по имени Рулоф. Он сидел здесь не за какую-нибудь мелочь, а за убийство целой семьи. По профессии он был слесарь и механик, и если правда хоть половина того, о чем рассказывают, то и тогда он должен был быть гениально-ловким специалистом. В тюрьме он сидел уже лет десять-одиннадцать, как вдруг в одно прекрасное утро камера его оказалась пустой, а сам он исчез бесследно. Все попытки найти его оказались тщетными; он пропал, точно его проглотила сама земля.
  — Ага! Он, вероятно, содержался в камере 79? — спросил Картер, чрезвычайно заинтересованный.
  — Вы угадали. Он сидел в этой камере и под такими же точно засовами и замками, как и все остальные заключенные.
  — Неужели в камере не было никаких следов, которые как-нибудь объясняли это таинственное исчезновение?
  — Никаких решительно, мистер Картер. Эта камера считается самой надежной в целой тюрьме и была совершенно нетронута, такая, как вот сейчас. Старик Гаммонд уверял, что целые недели он все обшаривал ее, твердо убежденный в том, что Рулоф выкопал себе там дыру или что-нибудь подобное. Но он не нашел ничего, ни даже мышиной норки. Рулоф так и исчез, точно за ним явился сам черт.
  — Сколько лет было тогда Рулофу?
  — Да лет 35. Он поступил в тюрьму еще совсем молодым, 24 лет, и, как говорят, выглядел совсем молокососом. Но в рассказах старика Гаммонда примечательно еще одно обстоятельство.
  — Ну, ну, говорите, — ободрял его Картер.
  — Гаммонд утверждает, что Рулоф принадлежал к числу механиков, работавших при постройке того флигеля тюрьмы, в котором находится камера 79. Поэтому-то старик Гаммонд и клянется всем, что у него есть святого, что существует тайный подземный ход, который из камеры 79 ведет куда-нибудь за пределы тюрьмы. Он не раз докладывал об этом начальству и все просил совершенно снести эту часть здания, чтобы найти этот тайный ход. Но об этом и слышать никто не хотел: ни господин директор, ни его предшественники. Напротив, над стариком Гаммондом только смеялись и говорили, что он просто выжил из ума.
  — Вы так защищаете этого старика, что можно подумать, что вы с ним в родстве, — с улыбкой заметил Ник Картер.
  — Да это так и есть: он мой тесть!
  — Вот как. Я ничего не знал об этом! — с удивлением заметил директор.
  — Я так часто слышал от тестя всю эту историю, — продолжал Прейс, — что теперь, когда так называемый демон начинает удостаивать нас своими посещениями и, по-видимому, каждый раз исчезает в камере 79, я начинаю верить, что во всем этом есть некоторая доля правды.
  — Да, это во всяком случае крайне серьезное сообщение, — задумчиво сказал сыщик. — Но все-таки это не объясняет, каким образом женщина, одетая в трико, может подвергаться выстрелам из револьвера калибра 38 и оставаться совершенно невредимой.
  — Да, я и об этом говорил с Гаммондом, — возразил сторож. — Он и для этого находит объяснение; если угодно, я могу его сообщить.
  — Разумеется, разумеется, рассказывайте.
  — Г-м, — опять заговорил Прейс со свойственной ему добродушной медлительностью, — вы, господин Картер, вероятно, еще помните сумасшедшего немецкого портного — его звали, кажется, Дове, из Маннгейма?
  — Да, его имя мне известно, — с какой-то странной улыбкой ответил сыщик. — Человек этот был вовсе не такой уж сумасшедший, он изобрел непроницаемый для пуль панцирь или, вернее, рубашку, под которой человек оставался совершенно неуязвимым. Изобретение это наделало в то время довольно много шума, и Дове даже вступил в переговоры с нашим военным министерством. Но сделанные потом опыты доказали, что панцирь защищал человека только в том случае, когда пуля попадала в него по косой линии, по прямой же линии она пробивала панцирь насквозь.
  — Совершенно верно, — подтвердил Прейс, — и изобретение таким образом с треском провалилось.
  — Не совсем, — остановил его сыщик, — я знаю одного человека, и притом единственного сына моего отца, который носит такую рубашку и даже усовершенствовал ее настолько, что она сделалась действительно вполне надежной защитой от пуль, но, — прибавил он, желая предупредить всякие вопросы со стороны своих удивленных слушателей, — это только между прочим и, пожалуйста, пусть останется между нами, потому что, если бы я громогласно сообщил о своем изобретении, то все преступники вскоре ходили бы в панцирях и задача моя, и без того уже нелегкая, сделалась бы еще труднее.
  — Ну вот, — продолжал свой рассказ Прейс, — если верить моему тестю, то и Рулоф хвастался тем, что сделал такое же изобретение.
  — Это весьма интересная новость, — сказал Ник Картер, — не понимаю только одного: какое отношение имеет этот Рулоф, уже почти 20 лет тому назад улизнувший из тюрьмы, к тому привидению, которое здесь появляется.
  — Гаммонд думает, что Рулоф после своего бегства никогда не покидал окрестностей тюрьмы и живет себе до сих пор где-нибудь поблизости от нее. Даже больше, Гаммонд совершенно серьезно утверждает, что Рулоф посещает тюрьму по одному ему известному потайному ходу и таким образом, со времени своего бегства играет по отношению к заключенным роль своего рода ангела-хранителя.
  — Вздор! — со злостью вскричал директор. — Ведь это просто нелепость!
  Вместо ответа Прейс только пожал плечами.
  Ник Картер ничего не сказал на это и только через несколько минут снова возобновил разговор:
  — Я верю, что человек в течение долгого времени, при настойчивости и терпении, может сделать многое, хотя бы, например, прорыть подземные ходы, существование которых кажется почти немыслимым. В истории тюрем можно найти тому немало примеров.
  — Послушайте, Прейс, — обратился директор к надзирателю, — уж не утверждает ли ваш тесть, что Рулоф сам играет роль таинственного демона?
  — Нет, он и не думает утверждать этого, и только полагает, что Рулоф дает ему возможность разыгрывать эту комедию.
  — Но ведь все совершенная нелепость! — сердился директор. — Если Рулоф здесь живет по соседству и, как вы говорите, имеет свободный доступ в тюрьму таким образом, что не только может входить и выходить из нее, когда ему будет угодно, но и в состоянии оказывать заключенным всякого рода содействие в этих фокусах, то почему же, скажите на милость, Кварц и Занони остаются здесь в тюрьме, а не сбегут просто с помощью Рулофа? Кто мог бы им помешать исчезнуть так же внезапно и непонятно, как в свое время исчез Рулоф?
  Сыщик кивнул головой, так как сам уже готовился задать этот вопрос.
  — Гаммонд думает, что Рулоф пока не желает их выпускать, — возразил Прейс.
  — Но как же он может помешать им, если сам показал им тайный ход?
  — Вот в том-то и дело, что пройти его, вероятно, не так уж просто, и без содействия Рулофа это им не удастся.
  — Прейс, — перебил его сыщик, видимо, занятый какой-то мыслью, — не знает ли ваш тесть, где можно найти этого самого Рулофа?
  — Я думаю, что знает, мистер Картер.
  — Не согласится ли он сказать, где именно?
  — Почему же нет, он всегда будет рад помочь своему бывшему тюремному начальству.
  — Господин директор, нельзя ли будет дать Прейсу на несколько дней отпуск? — обратился сыщик к начальнику тюрьмы.
  — Разумеется, если вы этого желаете.
  — Прекрасно! Так отправляйтесь, Прейс, сейчас же к вашему тестю, переговорите с ним еще раз и постарайтесь узнать, где можно найти этого Рулофа. По дороге пошлите эту телеграмму, — продолжал Ник Картер, набросав на бумаге несколько слов, — я пишу своему старшему помощнику Дику, чтобы он немедленно явился сюда. — А вы, как только узнаете что-нибудь более или менее определенное, немедленно дайте знать об этом вашему начальнику или мне.
  Когда за надзирателем закрылась дверь, директор встал и, качая головой, подошел к Картеру.
  — Скажите, мистер Картер, неужели вы верите во всю эту чепуху? — спросил он.
  — Разумеется, верю, — задумчиво ответил сыщик, и когда директор, видимо, возмущенный, хотел отвернуться, Картер удержал его его за рукав и сказал:
  — В качестве криминалиста я привык не брезговать решительно ничем, что так или иначе касается разбираемого мной дела. В девяти случаев из десяти я попадаю от этого на ложный путь. Но я готов ошибиться девять раз, если только на десятый выберусь на настоящую дорогу.
  — Ну, на сей раз это не будет указанным десятым случаем, — иронизировал директор.
  — Почем знать, я вот, например, совершенно уверен в существовании этого непроницаемого для пуль панциря, — невозмутимо продолжал Ник Картер.
  — А мне, напротив, это именно кажется самым слабым местом во всей истории, — засмеялся директор.
  — Я совершенно другого мнения. Я думаю, напротив, что это и есть тот пункт, с которого нам надо начать, и притом меня навело на это одно замечание, которое сделал Муллен.
  — А какое же именно, интересно будет знать? — проворчал директор, со вздохом усаживаясь снова в кресло.
  — Слышали ли вы, что Муллену показалось, будто явившееся тогда в образе девушки привидение тихо застонало, когда пуля, по-видимому, попала в цель?
  — Слышал, ну и что же?
  — И вы, и я исходим из того предположения, что за таинственным духом скрывается настоящее живое существо. Мы знаем, что пуля такого калибра, какой стрелял Муллен, должна насквозь пробить человеческое тело, если оно не будет прикрыто панцирем.
  — Совершенно верно, но…
  — Хорошо, — продолжал сыщик, — если бы означенное лицо носило панцирь стальной, то удар такой пули мог бы, правда, заставить его потерять равновесие, но никак не мог бы произвести такого сильного действия, чтобы вырвать у пострадавшего стон. Другое дело, если панцирь сделан из непроницаемой для пуль мягкой материи; в этом случае пуля может действительно так чувствительно ударить, что всякий человек невольно застонет.
  — Может быть, — заметил директор, с трудом скрывая зевоту. — Я во всяком случае не совсем постигаю всей этой мудрости. Ну-с, а теперь вы, вероятно, хотите допросить Стетсона? — прибавил он, вставая.
  — Нет, благодарю вас, — равнодушно возразил сыщик. — Не будем отрывать его от работы.
  — Но этот надзиратель тоже утверждает, что видел духа и тоже стрелял в него.
  — Знаю, но вы говорили мне также, что он только всего несколько месяцев состоит на службе в Даннеморе; поэтому я не только не буду его допрашивать, но даже прошу не говорить ему о моем пребывании здесь.
  — Но отчего же, мистер Картер? — с удивлением спросил директор.
  — Очень просто, — пояснил сыщик. — У этого доктора Кварца есть целый ряд приверженцев. Представьте себе, что кому-либо из этих последних удалось как-нибудь попасть в здешние тюремные сторожа. Я не хочу сказать этим, что Стетсон непременно сообщник Кварца. Но во всяком случае я его не знаю и не желаю рисковать.
  — Как хотите! Но в таком случае, что прикажете делать дальше?
  — Пришлите мне, пожалуйста, этого Кона, о котором вы говорили. Мне надо с ним переговорить, а потом я собираюсь занять его место в камере рядом с доктором Кварцем.
  * * *
  — Тебя, кажется, зовут Кон? — обратился Ник Картер к заключенному, когда его привели в кабинет.
  — Возможно, но меня так давно уже не звали по имени, что я даже и забыл, как меня зовут, — ответил арестант хриплым голосом.
  Это был дюжий, довольно интеллигентный на вид мужчина лет пятидесяти, настоящий тип арестанта: приниженный, раболепный, как волк на цепи, который боится плетки и притворяется ручным, даже лижет руку своего сторожа, но втайне только и выжидает случая, чтобы броситься на него и разорвать свои оковы.
  — Без сомнения, ты питаешь надежду, что рано или поздно будешь помилован? — спросил сыщик.
  — Нет, мистер, я навеки похоронил всякую надежду на помилование.
  — Тогда, значит, ты рассчитываешь на какой-нибудь счастливый случай, который даст тебе возможность бежать? — продолжал Ник Картер, в упор глядя в глаза арестанта.
  Последний невольно вздрогнул.
  От долгого пребывания в тюрьме щеки его стали настолько бледными, что трудно было заметить, побледнел ли он еще больше или нет. Только вокруг губ, прикрывавших некрасивые желтые зубы, что-то задрожало. Зоркий глаз сыщика хорошо подметил эту предательскую дрожь и он понял, что вопрос его задел арестанта за живое.
  — Нет, мистер, — однако, ответил тот, как-то неестественно растягивая слова, — об этом я и думать не смел.
  — Не ври, братец, я хорошо знаю, что доктор Кварц обещал тебе устроить возможность совместного побега!
  Напрасно сыщик не спускал глаз с лица арестанта: оно даже не дрогнуло, только лукавый взор опустился к земле, как бы боясь выдать затаенную мысль.
  — Никто не давал мне подобного обещания, — возразил он своим хриплым голосом, своеобразный характер звучания которого сыщик постарался хорошо запомнить.
  — Но ведь не мог же он обещать тебе денег за участие в разыгрывании этой чертовой комедии, тебе деньги здесь не нужны, — с иронией заметил сыщик.
  — Не знаю, о чем вы говорите! — упрямо ответил арестант.
  — Неужели не знаешь? Хорошо, в таком случае будем говорить о чем-нибудь другом, более тебе знакомом. Когда ты в первый раз увидел духа? Ведь это ты сумеешь мне рассказать, а?
  — Это было тогда, когда я в первый раз просил аудиенции у директора.
  — Ты видел демона накануне, ночью, не правда ли? — быстро спросил сыщик, стараясь поймать его в ловушку.
  — Да, накануне, ночью.
  — Странно! А директор рассказывал мне, что в первый раз ты говорил, будто сам еще не видел привидения, но получил известия о его появлении от других заключенных. Как ты объяснишь такое противоречие?
  — Гм! Не знаю, — упрямо пробормотал попавший в ловушку Кон. — Наш брат, арестант, перестает вести счет времени. С вами было бы то же самое, если бы вы были на моем месте. Кроме того, я так часто видел с тех пор духа, что, право, не помню, видел ли я его уже до аудиенции у директора или только после нее.
  Ник Картер чувствовал, что Кон лгал, но во всяком случае настолько ловко, что сыщик решил пока не продолжать разговора на эту тему и спросил неожиданно:
  — С доктором Кварцем, своим соседом, ты без сомнения, живешь в большой дружбе?
  — Какая же возможна дружба между людьми, которых разделяет сплошная стальная стена в 18 дюймов толщины?
  — Сознайся, что эта стена не всегда разъединяет вас?
  — Я вас не понимаю, — хладнокровно заявил арестант. — Разве только, что привидение отодвинет когда-нибудь эту стену.
  — В этом я нисколько не сомневаюсь, — с иронией заметил на это сыщик. — Вчера ночью дух, разумеется, опять появился?
  — Да! Я сам видел его.
  — А кто видел его, кроме тебя?
  — Некоторые из других заключенных.
  — А сторожа видели духа? — продолжал допытываться сыщик.
  — Не думаю, — нехотя ответил арестант. — Он избегает встречи с ними:
  — Послушай, Кон, почему ты все время говоришь о «нем»? Ведь отлично знаешь, что под таинственным посетителем скрывается женщина.
  Во второй раз сыщик заметил, как арестант смутился, недоверчиво, искоса посмотрел на него, а затем сейчас же опустил глаза. Это окончательно убедило Картера, что он находится на верном пути, и что Кон знает больше, нежели хочет показать.
  Сыщик встал, взял арестанта за руку и подвел его к зеркалу, висевшему в простенке между двумя окнами кабинета. Здесь он повернул Кона таким образом, чтобы лицо его было обращено прямо к свету.
  — Постой-ка здесь, братец, — приказал сыщик тоном, не допускающим противоречия, и придвинул столик, на котором стал раскладывать белила, тушь, цветные карандаши — весь реквизит, необходимый для гримировки.
  Затем с улыбкой повернувшись к удивленно смотревшего на него директору тюрьмы, сказал:
  — Хотите присмотреться к моему искусству? Я готов познакомить вас с одним из моих маленьких секретов. Но, пожалуйста, пообещайте господину Кону посадить его на два дня на хлеб и воду в темный карцер, если он посмеет шевельнутся! Ну вот! А теперь за дело.
  С этими словами сыщик разделся до белья. Затем выкрасил себе шею, лицо и руки краской, покрывшей их той болезненной бледностью, которая свойственна всем заключенным, прожившим долгое время в тюрьме.
  — У тебя очень большая голова, Кон, но я тебе очень за это благодарен, так как случайно и я могу похвастаться такой же головой и поэтому буду поразительно похож на тебя, — смеялся сыщик, продолжая свою работу, между тем как арестантом начинало овладевать видимое беспокойство.
  — Очень приятно, что не надо будет пожертвовать собственными волосами; я могу воспользоваться париком… ну, хотя бы этим.
  Сыщик, доставший из бездонных карманов своего сюртука несколько париков, начал сравнивать их с волосами арестанта и наконец остановился на более подходящем.
  С ловкостью профессионального парикмахера он принялся стричь волосы парика до тех пор, пока тот не стал совершенно похожим на гладковыбритый череп арестанта. Затем Картер надел парик, быстро натянул уже принесенный сторожем арестантский халат и, подойдя к зеркалу, начал разрисовывать себе лицо разными карандашами.
  Когда он, наконец, закончил и повернулся к директору, тот так и ахнул: действительно, установить какое-либо различие между сыщиком и арестантом было почти невозможно.
  Каждая черта лица, каждая мелочь были у обоих совершенно тождественны. Мало того, Ник Картер с невероятной правдоподобностью сумел подделать даже не то напуганное, не то упрямое выражение лица арестанта, который стоял теперь, совершенно растерявшийся, не веря своим глазам.
  — Ну что, господин директор? Каково сходство? — спросил сыщик, налюбовавшись на изумленные физиономии директора и Кона.
  — Вы — волшебник, мистер Картер, — пробормотал директор. — Я думаю, сам Кон не знает теперь, который именно он из вас двух.
  — Ну, я ему помогу в этом случае, — пошутил сыщик. — Я был бы вам весьма признателен, господин директор, если бы вы теперь оставили нас одних: я хочу взять у него несколько секретных уроков.
  Директор направился к выходу.
  Ник Картер подождал, пока дверь за директором закрылась, и затем обратился к арестанту.
  — Кон, я думаю, ты догадываешься, с какой целью я устроил этот маскарад?
  — Разумеется, — согласился тот. — Сегодня ночью вы хотите запереться в моей камере — вот и все.
  — Ты не дурак, — сказал сыщик и сухо засмеялся.
  — Скажи-ка, братец, — прибавил он затем, — не думаешь, ли ты, что сегодня ночью мне удастся разузнать добрую долю ваших секретов?
  — Может быть, — пробормотал Кон, притворяясь равнодушным, но сыщик видел по беспокойному огоньку в его глазах, что ему это было далеко не так безразлично.
  — Ты отлично знаешь, Кон, что тебе придется плохо, если я раскрою ваши хитросплетенные проделки. Тебя не только лишат всех твоих привилегий, но разжалуют в низший разряд арестантов, а карательную машину ты, я полагаю, тоже не особенно любишь, а?
  Чуть заметная дрожь пробежала по телу арестанта, быть может, он имел уже случай познакомиться с этим в высшей степени неприятным изобретением. Такая машина чрезвычайно проста и вместе с тем причиняет самую сильную боль, она состоит из большого махового колеса, подвижные спицы которого сделаны из крепкого бамбука и при каждом повороте колеса поочередно со всего размаха ударяют по козлам, к которым привязывается кандидат на исправление. Колесо связано с часовым механизмом, посредством которого регулируются скорость и сила ударов. Эффект получается полный, и та округлая и, собственно говоря, ненужная часть человеческой спины, в том месте, где она уже теряет это свое благородное название, становится в результате настолько чувствительной, что в ближайшие дни охотно избегает всякого рода сидений.
  — Подумай, как следует, ты видишь, что дело обстоит для тебя весьма плохо, — продолжал сыщик, — так как что-нибудь да я узнаю сегодня ночью, а тогда тебе уже не избежать карательной машины. Было бы поэтому гораздо благоразумнее с твоей стороны помочь мне в моем деле, за что я обещаю тебе не только совершенно умолчать обо всем компрометирующем тебя, но даже выхлопотать тебе еще новые привилегии.
  По всему было видно, что в душе Кона происходит сильная внутренняя борьба. Ник Картер не мешал ему думать и только после продолжительной паузы спросил вдруг: — Ну что ты хотел бы, например, иметь?
  — Гм… Тройную порцию табаку, — сказал арестант.
  — Прекрасно, тебе будут выдавать, сколько твоей душе угодно. Но, разумеется, только при том условии… чтобы ты посвятил меня в тайны практикуемой здесь системы перестукивания.
  После некоторого раздумья Кон, наконец, согласился и в продолжение следующего получаса сыщик изображал роль ученика, а арестант — учителя. Система оказалась довольно схожей с теми, которые вообще выработались в разных тюрьмах, и имела только незначительные от них уклонения.
  По окончании урока Кон был посажен в камеру для буйных, в которой обитые подушками стены исключали всякую возможность переговоров с другими арестантами. Ник Картер же под номером 78 сделался временным соседом знаменитого доктора Кварца.
  * * *
  Наступила ночь. Камера Ника, как и все другие камеры, освещалась только слабыми отсветами немногих, горевших в коридоре газовых рожков. Все тише и тише становилось вокруг, только время от времени из какой-либо камеры доносился кашель или храп, или раздавались тяжелые шаги обходивших галереи дежурных надзирателей.
  Ник Картер, разумеется, не шевелился. Сосед его в № 79 тоже не давал о себе знать. Несколько раз сыщик слышал тихие, раздававшиеся через определенные промежутки времени удары — то перестукивались арестанты.
  Наконец, вскоре после полуночи, Ник услышал тихий стук в стенку, отделявшую его камеру от № 79.
  — Стук! стук! стук! — послышалось ясно и отчетливо.
  — Ты еще не спишь? — спрашивали его.
  Ник Картер сейчас же простучал ответ и стал ждать. Через несколько времени послышался новый вопрос:
  — Что такое? Почему ты молчишь?
  — Я болен, — простучал сыщик, — голова болит.
  После некоторой паузы стук повторился:
  — Зачем звал тебя директор?
  — Все та же история, — ответил Ник, — по поводу духа.
  — Что же он спрашивал?
  — Ничего нового.
  — Бунта не боятся?
  — Боятся.
  — Ну, и пусть, теперь уже скоро начнется.
  Затем на довольно продолжительное время восстановилась тишина, Ник думал уже, что в эту ночь не будет больше разговаривать, как вдруг Кварц снова начал стучать.
  — Будешь работать сегодня ночью? — спросил он.
  — Нет! — ответил сыщик, хотя, конечно, понятия не имел, о какой такой работе говорил Кварц, но именно потому безопаснее всего было ответить «нет».
  — Напрасно теряешь время, — послышалось из соседней камеры, — разве ты чувствуешь себя так плохо?
  — Да, голову так и ломит.
  Опять довольно продолжительная пауза и опять вопрос:
  — Не выписал ли директор кого-нибудь из Нью-Йорка?
  — Этого я не знаю.
  — И директор ничего не говорил тебе о каком-нибудь приезжем? О том сыщике, знаешь, о котором я тебе рассказывал?
  — Ничего, — лаконично ответил Картер, решив, что лучше всего отзываться как можно более коротко.
  — Берегись этого человека! Вот увидишь, он явится раньше, чем нам это будет желательно.
  — Не бойся! Я настороже.
  — На галерее теперь нет никого. Я приду к твоим дверям и буду с тобой говорить, — простучали вдруг из соседней камеры, что, разумеется, немало встревожило сыщика. Однако, он ничего не ответил, решив, что при царившей в камере полутьме даже зоркий глаз Кварца не должен был заметить маскарада. При этом ему чрезвычайно любопытно было узнать, каким именно образом преступник откроет крепко запертую дверь своей камеры.
  Целых четверть часа прошло в безмолвной тишине. Наконец сыщик услышал какое-то слабое царапание в решетку собственной двери и при неясном мерцании света, увидел за дверью на галерее человеческую фигуру, которая лежала, растянувшись во весь рост и прижавшись лицом к решетке его камеры.
  Он ни на минуту не сомневался, что это был сам Кварц, пришедший навестить мнимого Кона и ради осторожности растянувшийся на полу. Сыщик немедленно последовал его примеру и тоже лег на живот, так что сосед почти совсем не мог его видеть.
  — Наконец-то ты стал поосторожнее, — шепнул Кварц сквозь решетку, — да и нельзя не быть достаточно осторожным, в особенности теперь, когда мы так близки к цели. Малейшая оплошность может в последнюю минуту погубить все наши планы, а одна эта мысль уже сводит меня с ума. Теперь скажи мне, «о чем говорил с тобой директор?
  — Он хотел узнать что-нибудь новое о привидении, вот и все, — шепотом ответил Ник Картер, удивительно верно подделывая хриплый голос Кона. — Мне сегодня неохота говорить: голова трещит до безумия. Черт знает, что со мной, пожалуй, расхвораюсь не на шутку.
  — Глупости! Одни только бесхарактерные люди хворают. Скажи себе, что ты хочешь быть здоровым, и ты моментально вылечишься. Иди сюда, я положу тебе руку на лоб, это сразу уймет боль, — сказал доктор просовывая руку сквозь решетку.
  Но Ник Картер быстро отстранился и не ответил ни слова.
  — Ты, кажется, сегодня не в своей тарелке, — проговорил Кварц. — Ну, как хочешь, оставайся со своей головной болью. Но я желаю все-таки узнать от тебя кое-что. Я слышал, что кто-то приехал сюда, и что приезжий говорил с Мулленом и Прейсом. Это очень похоже на Ника Картера. Ты вполне уверен, что не видел никого чужого?
  — Вполне! — поторопился успокоить его Ник Картер.
  — Ты не видел в кабинете ни Муллена, ни Прейса?
  — Нет.
  — Что же спрашивал директор о духе?
  — Все те же глупости.
  — Он не верит в духов, а? — заметил доктор Кварц со злобным хохотом.
  — Не больше нас с тобой.
  — За кого же он принимает привидение?
  — За женщину, — возразил сыщик, которому интересно было посмотреть, какое впечатление это замечание произведет на доктора Кварца.
  — Ого, — прошипел доктор, — значит, он уже стоит на правильном пути! А ты что ему на это ответил?
  — То, что отвечал всегда.
  — Молодец, Кон! Погоди! Кто-то зашел ко мне в камеру, я сейчас вернусь.
  С этими словами доктор тихо пополз по полу и через секунду исчез в темноте.
  Ник Картер остался неподвижно лежать на полу. Мысль его лихорадочно работала.
  «Он говорит о том, что кто-то находится в его камере, как если бы это было самое обыкновенное и естественное явление, — думал он. — Из этого я заключаю, что вся эта история о Рулофе и его подземной работе весьма близка к истине. И о какой это работе спрашивал меня Кварц? Неужели Кон роет тайный ход для сообщения его камеры с камерой соседа. Пожалуй, что так. Но надо быть настороже, потому что если этот Кварц имеет возможность проникнуть и в мою камеру, то мое инкогнито весьма трудно будет сохранить».
  В этот момент у дверей камеры снова показался Кварц.
  — Это наша маленькая подруга, — шепнул он мнимому Кону. — Приготовься! Как бы ты не был болен, но в надлежащий момент ты должен испустить свой пронзительный крик. Сегодня ночью обязательно надо вывести из себя всех заключенных.
  — Я готов, — пробормотал сыщик.
  — Хорошо! Подожди, пока я тебе дам знать… Ты знаешь, как опасно было бы крикнуть раньше времени: она должна иметь возможность вернуться опять в камеру.
  С этими словами Кварц снова бесшумно скрылся в темноте.
  Легко себе представить, в каком взволнованном состоянии находился Ник Картер: неужели он действительно увидит сейчас самого «Демона Даннеморы»?!
  Ник расположился возле дверей камеры таким образом, что легко мог обозревать всю галерею, тогда как сам он оставался в тени и снаружи почти не мог быть замечен.
  В этот самый момент вдруг показался «Демон Даннеморы».
  Одним прыжком привидение очутилось на галерее, очевидно, выскочив из камеры № 79. Оно быстро стало скользить по галерее и останавливаясь перед каждой камерой, издавало какое-то змеиное шипение, которое должно было разбудить заключенных.
  Все камеры сразу ожили. Тревожный шепот все разрастался и в конце концов перешел во всеобщий, отчаянный вопль.
  Доктор Кварц из своей камеры завыл как волк, а сыщик испустил заранее условленный пронзительный крик, тотчас же подхваченный всеми заключенными.
  Он видел, как привидение продолжало продвигаться вперед по галерее, но дойдя до поворота ее, вдруг стремительно повернулось и бросилось бежать обратно.
  Оно было одето в красную широкую мантию, из-под которой виднелось черное, видимо, покрытое трико, тело. Лицо и голову духа закрывала отвратительная маска с рогами и длинными остроконечными ушами.
  Вид привидения был поистине страшный, и Ник Картер прекрасно мог понять, что заключенные при его появлении приходили в исступление.
  Приведение уже почти добежало до камеры сыщика, когда вдруг с противоположного конца галереи раздался револьверный выстрел.
  Сыщик видел, как фигура духа дрогнула и схватилась руками за решетку его камеры. Вместе с тем послышался глухой стон, сейчас же, впрочем, сменившийся тихим злорадным смехом. Ник Картер узнал этот смех, он различил бы его хоть в сотне других голосов: это был неприятный злобный смех красавицы Занони.
  — Я исчезаю, — услышал он шепот привидения, — сторож, кажется, стрелял из револьвера большого калибра: пуля чуть было не сшибла меня с ног. До свидания, Кон! Как поживаешь?
  Но не дождавшись ответа, Занони скрылась.
  Куда она исчезла? Спряталась ли у доктора Кварца?
  Ник Картер не мог ответить на этот вопрос, хотя находился только в каких-нибудь восьми шагах от входа в камеру № 79. С одинаковой вероятностью можно было предположить, что Занони провалилась сквозь землю.
  Тюрьма между тем превратилась в настоящий ад: крик, вопли, рев и вой напоминали сыщику тот ужасный шум, который бывает в больших зверинцах перед началом кормления диких зверей.
  Сыщик видел, что заключенные действительно находились в состоянии крайнего волнения, и вполне понял намерение преступной пары довести этих сумасшедших до полного бешенства и поголовного бунта.
  Тяжелые, быстро приближающиеся шаги послышались на галереях и в коридорах: это сторожа тщетно искали привидение.
  Мало-помалу страшный гам и шум среди заключенных начали ослабевать, пока, наконец, не водворилась сравнительная тишина, только изредка прерываемая чьим-либо плачем или дикими, проклятиями.
  Через некоторое время к камере Ника Картера подошел один из сторожей.
  — 78, — грубо крикнул надзиратель, — ты видел привидение?
  — Видел, сэр.
  — А куда оно скрылось?
  — Этого я не видел. Но, вероятно, оно, как и всегда, полетело на крышу.
  — Вот как? А мне показалось, что оно прошло через твою камеру?
  — Может быть, во всяком случае я этого не видел. Я больше не в силах выносить этих ужасов, мистер Муллен. Вы должны сделать что-нибудь, чтобы защитить нас от них. Кажется, нам и без того уже несладко, а это уж совсем бессердечно, хоть мы и арестанты, а все же люди, а не дикие звери.
  Общий ужасный крик заключенных ответил на слова сыщика, сказанные громко и как бы в безумном страхе.
  Со всех сторон, изо всех камер раздавались одобрительные возгласы.
  — Если вы не положите конец этим безобразиям, — крикнул кто-то, — и не заставите исчезнуть страшного демона, то мы сами с ним расправимся! Среди нас нет ни одного, который не был бы готов драться не на живот, а на смерть и умереть, чем выносить еще и дальше эти ужасы!
  Ник Картер видел, что слова его произвели действие еще более сильное, чем он предполагал, и решил, что продолжать еще в том же духе было бы уже рискованно.
  Через полчаса у дверей его камеры снова показался Кварц.
  — Кон, — шепнул он, — ты еще не спишь?
  — Нет, — также тихо ответил Картер.
  — Как твоя голова?
  — Лучше, но все еще болит.
  — Пуля ранила нашу маленькую подругу. У ее сломано одно ребро, несмотря на непроницаемое сукно. Она заявила, что больше не будет играть роль привидения, и поэтому надо будет как можно скорее произвести задуманный бунт. Надзиратель стрелял калибром 44. Смотри, вот его пуля!
  После короткого молчания доктор продолжал:
  — А ты не думаешь, что завтра закончишь копать?
  — Может быть!
  — Ты должен закончить, если хочешь идти с нами. Остальные все готовы. Я сейчас сделаю все необходимые распоряжения. Постарайся.
  — Постараюсь.
  — Отлично! Послезавтра вечером, когда нас поведут в камеры, я дам сигнал для общего бунта. Ты знаешь, в чем будет заключаться твоя функция?
  — Разумеется, — сказал Ник Картер, хотя не имел об этом понятия.
  — Ты, как можно скорее, заберешься в свою камеру и закроешь за собой дверь. Если же ход у тебя будет еще не готов, ты прямо пойдешь в мою камеру, понял?
  — А ты сам как же выберешься? — осмелился спросить Ник Картер, хотя отлично знал, на какой опасный путь вступал, предлагая этот вопрос.
  К счастью, доктор не нашел в нем ничего особенного и даже, напротив, как будто ожидал его.
  — Это уже мое дело, — шепнул он, — Рулоф согласился уже сегодня ночью увести нашу маленькую подругу. Вот будет переполох завтра в женском отделении, когда надзирательницы заметят исчезновение Занони!
  — Черт его знает, — шепотом же ответил Картер, — не верю я что-то этому Рулофу, никогда, я думаю, не выпустит он нас из этой дыры.
  — Я сам пришел к тому же убеждению и потому больше ждать не намерен.
  — Что он вообще за человек, этот Рулоф? — осторожно продолжал допытывался сыщик.
  — Да он какой-то сумасшедший, я всегда говорил тебе. Если бы я не сдержал данного ему слова и сделал хотя бы одну попытку бегства, он превратился бы в нашего злейшего врага и всех бы нас выдал. Но однажды ночью, когда я наверняка знал, что он не увидит меня, я пошел по тому тайному ходу вниз и целый час искал там выхода на свободу.
  — И не нашел?
  — Нет, в этом подземном лабиринте сам черт не разберется: там такая масса коридоров, галерей, глухих тупиков, что можно помереть с голоду прежде, чем найдешь верную дорогу.
  — В таком случае и мы все не найдем ее, — со вздохом проговорил сыщик.
  — Дурак! Ты забываешь про Занони, — шепнул Кварц. — Это поистине счастье, что пуля сломала ей ребро, так как благодаря этому старый Рулоф сегодня ночью согласился вывести ее из тюрьмы. А пройдя дорогу один раз, она сумеет найти ее и вторично. Ты еще не знаешь Занони!
  — Послушай, — шепнул Ник, как бы под влиянием только что явившейся ему мысли, — а если завтра заметят исчезновение твоей подруги, — не помешает ли это нашему собственному бегству?
  — Напротив, оно будет нам полезно.
  — Не понимаю, каким образом?!
  — Дурак! Они всеми силами постараются вернуть улетевшую птичку и забудут поэтому думать о нас.
  — А где же Рулоф спрячет ее? — пытался узнать Ник.
  Доктор помолчал некоторое время и наконец сказал:
  — Да там же, куда спрячемся и мы.
  — Но где же это? Я хочу знать, потому что в решительную минуту нас может что-нибудь разъединить, — продолжал настаивать мнимый Кон.
  — Не бойся, нас ничто не разъединит, — шепотом возразил доктор, и сыщик по тону его сразу догадался, какая судьба предназначалась несчастному № 78.
  — Но я хочу знать. Ты должен мне сказать!
  — Нет, братец, много будешь знать, скоро состаришься! — возразил доктор Кварц.
  — Смотри, не играй со мной в фальшивую игру, не то…
  — Разве я тебе не обещал?
  — Я достаточно долго промучился в этом аду, мне хочется свободы!
  — Успокойся, — глухо засмеялся доктор Кварц. — Ты скоро получишь полную свободу, только помни: послезавтра вечером, когда нас поведут обратно в камеры, мы начинаем!
  Едва только доктор Кварц вернулся к себе в камеру, как сейчас же начал передавать сигналы своему соседу с другой стороны, который тут же передал их дальше, и новая весть скоро облетела всю тюрьму; доктор Кварц сообщил всем чрезвычайно важную новость: бунт должен был начаться уже на следующий день вечером.
  К несчастью, Ник Картер не мог слышать того, что передавал своему другому соседу доктор Кварц. Поэтому, чрезвычайно утомленный работой предыдущего дня, сыщик сейчас же после ухода Кварца бросился на кровать и крепко заснул.
  Ник Картер полагал, что директор немедленно позовет его к себе, как только обнаружится исчезновение Занони, что должно было случиться во всяком случае не позже раздачи утреннего завтрака, и действительно он не обманулся.
  Еще прежде, чем на галерее началась раздача завтрака, перед камерой № 78 появился Стетсон и заявил мнимому Кону, чтобы он сейчас же шел за ним в кабинет директора.
  – № 78 останется здесь у меня, а вы отправляйтесь опять на свою работу, — как можно более спокойным тоном приказал директор. Но как только за надзирателем закрылась дверь, он вне себя подошел к сыщику и шепнул ему взволнованным голосом:
  — Представьте себе, эта дьявольская женщина сбежала!
  — Это я мог бы сказать вам уже сегодня в час ночи, — спокойно возразил ему Ник Картер.
  — Помилуйте, но в таком случае отчего же вы меня не предупредили?
  — Потому что я сидел в камере в качестве арестанта Кона, и сторож засмеялся бы мне в лицо, если бы я потребовал от него, чтоб он повел меня ночью к вам.
  — Это, конечно, верно, — грустно промолвил директор.
  — Мало того, я и в то время мог бы только сообщить вам о совершившемся факте, и вы все равно уже не поймали бы Занони так же, как не можете поймать ее и теперь.
  — Но как же вы узнали о бегстве этой женщины?
  — Сегодня ночью она не вернулась больше в камеру после того, как появилась опять в виде привидения.
  — То есть как это появилась? — совершенно озадаченный, спросил директор. — Черт возьми, так неужели действительно…
  — Занони играла роль привидения, как я вам и говорил?.. Как видите — да!
  — Я решительно отказываюсь понимать, — сознался директор и, точно совершенно обессилив, опустился в кресло. — Муллен уже докладывал мне, что он стрелял в привидение из револьвера калибра 44.
  — Совершенно верно, и поэтому-то ему и удалось сломать этой Занони ребро.
  — Неужели? — чрезвычайно заинтересованный, воскликнул директор. — Вот это меня радует!
  — Да, но это и было причиной, почему Занони уже не вернулась в свою камеру. Ей пришлось бы там объяснить происхождение ранения, а это, конечно, ее совершенно не устраивает. Поэтому-то Рулоф, который действительно все эти годы живет по соседству с Даннеморой, сжалился и согласился дать ей возможность бежать.
  — Рулоф! Рулоф! Все этот проклятый Рулоф! — окончательно рассердился директор.
  — Да, именно Рулоф, и Рулоф — инициатор всего. Скажу вам по секрету, директор, этот Рулоф есть единственный человек, от которого через день еще можно будет узнать местопребывание Занони! Поэтому будем надеяться, что Прейсу удастся разузнать, где именно он находится. А кстати, что, он еще не явился к вам с докладом?
  — Нет еще! Но отчего же вы говорите с таким ударением «через день»? — спросил директор, уже чуя что-то недоброе.
  — Потому, что доктор Кварц назначил бунт на послезавтра вечером, — ответил сыщик и рассказал пораженному директору все, что узнал сегодня ночью.
  — Хорошо же! — сказал директор со злобной решительностью, когда сыщик окончил свой рассказ. — Пусть начинается бунт, мы примем свои меры!
  — Будьте очень осторожны! — продолжал Ник Картер. — Вы хорошо сделаете, если примете эти меры заблаговременно и будете наготове каждую минуту. Я твердо убежден, что Кварц назвал мне не тот срок, который на самом деле назначен для начала бунта.
  — Но почему же?
  — Очень просто: дело в том, что этот Кварц и не думает даже помочь Кону бежать. Очень ему нужен человек, который будет знать потом его секрет. Голову даю на отсечение, что смертный приговор Кона уже давно подписан. Поэтому-то я и думаю, что доктор Кварц скрыл от меня свои настоящие намерения.
  — Другими словами, мистер Картер, вы боитесь, что бунт может разразиться каждую минуту. Хорошо, — продолжал директор, когда сыщик утвердительно кивнул головой, — я приму все меры предосторожности, а доктора Кварца еще сегодня переведу в другую камеру.
  — Ради Бога, не делайте этого, вы только погубите весь мой план! — вскричал Ник Картер.
  Директор с удивлением посмотрел на него: он не понимал смысла его слов.
  — Но позвольте, — спросил он, совершенно озадаченный, — что же можно сделать лучше, как задушить бунт в самом зародыше?
  — Да не будьте же так близоруки, — возразил сыщик, уже закуривший свою любимую трубку. — Предположим, вам действительно удалось бы подавить этот бунт и временно обезвредить доктора Кварца, этого главного зачинщика, — чего же бы вы этим достигли?
  — Как чего? Я держал бы впредь своих заключенных под строгим контролем, а этого, мне кажется, совершенно достаточно!
  — Может быть, но в лучшем случае это поможет вам на сегодня и на завтра, — сухо заметил Ник Картер. — Но в один прекрасный день у вас все же неожиданно разразился бы бунт, в сравнении с которым ныне предполагающийся был бы детской игрушкой.
  — Так вы советуете мне преспокойно оставить Кварца в его камере и, сложа руки, ждать, пока бунт действительно начнется.
  — Да, ничего другого вам и не остается делать, — заявил сыщик.
  — Но мистер Картер, — ломая руки воскликнул старательный служака, — такой совет я нахожу прямо-таки… странным. Ведь вы сами говорили мне, что доктор Кварц запрется в своей камере и потом преспокойно сбежит.
  — Во всяком случае он попытается это сделать, но вы забываете, — спокойно заметил Ник Картер, — что я буду там, чтобы вовремя помешать ему привести в исполнение свой план.
  — Неужели вы опять намереваетесь запереться в камере 78? — воскликнул директор.
  — Ну, конечно. Ведь, вы сами понимаете, что Кона сейчас выпускать ни в коем случае нельзя, так как он, разумеется, немедленно передаст доктору Кварцу все, что видел и слышал здесь в кабинете.
  — Да, вы правы, — согласился директор. — Лучше всего, я думаю, позовем теперь этого молодца сюда и попытаемся узнать от него, какую такую ночную работу он совершал в своей камере.
  — Что же, позовите его, если вам доставляет удовольствие выслушивать всякие выдумки, — насмешливо возразил ему на это сыщик. — Что касается меня, то я уже больше не интересуюсь Коном, только прошу вас, не забывайте, что я от вашего имени обещал ему полную безнаказанность и экстренную порцию табаку.
  — Хорошо, мистер Картер, я сдержу данное вами обещание, а, впрочем, вы правы: он, конечно, наврет мне с три короба. Лучше всего я останусь совершенно нейтральным, а вы пока что займете мой пост. Приказывайте, что нужно, а я буду смотреть только за тем, чтобы ваши приказания безусловно исполнялись.
  — Вот это будет самое лучшее, — с обычным своим спокойствием сказал Картер. — Прежде всего созовите всех служащих, надо будет приготовиться к отчаянной борьбе. Словом, в течение одного часа все должны быть уже на своих постах и каждую минуту ждать начала бунта, чтобы сейчас же подавить его вооруженной силой.
  — Все это будет сделано.
  — Затем, с минуты на минуту должен явиться сюда вызванный мной по телефону мой главный помощник Дик. Расскажите ему все подробности дела. Пусть затем он подождет возвращения Прейса и примется тогда совместно с ним за поиски берлоги этого Рулофа.
  — Откровенно говоря, Картер, я изнервничался, как барышня, — сказал директор со вздохом. — Что нам делать сегодня с этой женщиной.?
  — Вы говорите о Занони?
  — Разумеется, а то о ком же?
  — Вот что я вам посоветую: примите все те меры, которые в этих случаях предписываются законом, ни больше, ни меньше, а впрочем, можете быть совершенно уверены в том, что все ваши попытки останутся совершенно безуспешны и вам не удастся поймать Занони, — прибавил сыщик с иронической улыбкой.
  — Очень утешительно, нечего сказать, — угрюмо сказал директор. — Лучшего вы мне ничего не можете сказать?
  — Погодите, может быть, со временем и скажу, — утешал его Картер. — Если я не ошибаюсь в своих расчетах, то Занони в сопровождении этого таинственного Рулофа придет сегодня вечером в камеру доктора Кварца. А еще вернее, она перережет горло Рулофу и придет к своему учителю одна!
  — В самом деле? Вы думаете? — спросил директор, тоном сомнения.
  — Придет она непременно: доктор Кварц и Занони неразлучны; заметьте, при этом здесь нет никакой любви. Напротив. Кажется, они всей душой ненавидят друг друга. Но совершенные сообща преступления сплачивают их сильнее, нежели узы любви или родства.
  — Но, мистер Картер, — сказал вдруг директор, — думали ли вы уже о собственной судьбе? В случае бунта вы будете находиться в самой среде арестантов, и во всяком случае вы один должны будете взять на себя борьбу с Кварцем, Рулофом и Занони.
  Сыщик презрительно пожал плечами.
  — Моя судьба может вас не беспокоить, господин директор, — сказал он спокойно, как всегда. — Со мной ничего плохого не случится. А теперь, я думаю, мы переговорили обо всем и недоразумений уже не осталось никаких, не правда ли?
  — Конечно. Все ваши приказания будут в точности исполнены.
  — Ну-с, так до свидания, — после короткой паузы сказал сыщик. — По всей вероятности, мы увидимся уже не ранее завтрашнего утра, когда бунт будет уже совершившимся фактом. Позовите, пожалуйста, Стетсона и велите отвести меня в мою камеру.
  Директор уже хотел нажать на кнопку звонка, как вдруг вспомнил еще что-то и вопросительно посмотрел на сыщика.
  — Ах да, мистер Картер, что вы думаете о Стетсоне? Продолжаете ли не доверять этому человеку?
  — А вот подождем, пока разыграется бунт, и посмотрим, как он будет действовать, — спокойно возразил сыщик. — Быть может, он невинен, как младенец, но здесь, в Даннеморе, есть человек, который сообщает доктору Кварцу обо всем, что происходит в тюрьме. Так, например, доктор знал уже, что я приехал сюда и обстоятельно допросил Муллена и Прейса.
  — Не может быть! — удивился директор. — Первый раз слышу, право, я, кажется, сам теперь готов заподозрить этого человека, которого мне так хорошо рекомендовали.
  По умному лицу сыщика скользнула насмешливая улыбка. Он подошел к директору и положил ему руку на плечо.
  — Милый друг, позвольте дать вам один очень важный совет: берегитесь людей, которых чересчур горячо рекомендуют, — сказал он. — Обыкновенно хвалят именно тех людей, с которыми не знают как развязаться или же которых хотят пристроить по каким-либо эгоистическим соображениям; а такие люди обыкновенно не служат интересам своего работодателя. Но позовите теперь Стетсона: наш разговор и без того затянулся уже чересчур долго, как бы не вызвать подозрения в нашем «замкнутом» обществе.
  * * *
  На другой день большой тюремный колокол громкими мерными ударами возвещал конец дневных работ.
  Арестанты сейчас же оставили свои станки и машины и поспешили выстроиться в ряды, чтобы отправиться обратно в свои камеры. Один за другим, по заведенному в американских тюрьмах порядку, они пошли длинной вереницей, тем своеобразным маршем, который состоит в том, что каждый арестант должен класть руки на плечи идущего впереди.
  Медленно расходились арестанты по высоким коридорам и потом, по разным галереям, где каждый заключенный, дойдя до дверей своей камеры, должен был остановится и стать спиной к двери.
  Группа арестантов, к которой принадлежали Кварц и мнимый Кон, находилась под надзором Муллена и Стетсона, причем последний шел совсем рядом с доктором Кварцем.
  Но едва только они взошли на галерею, куда выходили камеры от № 1 до № 100, как доктор Кварц испустил неожиданный пронзительный крик, гулко разлетевшийся по всей тюрьме, как боевой крик краснокожего индейца.
  С ловкостью тигра преступник набросился на ничего не подозревавшего Стетсона и с быстротою молнии выхватив тщательно спрятанный под халатом камень, со всего размаху ударил им по голове молодого надзирателя.
  Тот, как подкошенный, свалился на пол и остался неподвижно лежать. Между тем крик доктора уже нашел сотни отголосков, и среди арестантов началось грозное движение. Этот крик был, видимо, условленным сигналом.
  В одну минуту тюрьма сделалась театром ужасной, отвратительной борьбы.
  Арестанты целыми дюжинами, с каким-то нечеловеческим ревом, набрасывались на застигнутых врасплох надзирателей.
  Последние, уже предупрежденные, правда, о возможности бунта, тем не менее совершенно не ждали такого начала. Они вдруг увидели себя окруженными со всех сторон арестантами, превратившимися в разъяренных зверей, и только благодаря необыкновенному присутствию духа не были разорваны на клочки.
  В одно мгновение подоспела запасная команда сторожей и стала защищать своих товарищей.
  Уже было выпущено более ста выстрелов, но надзиратели получившие приказание по возможности беречь заключенных, стреляли в воздух, надеясь напугать этим бунтовщиков и заставить их смириться.
  Однако, действие этих выстрелов было совершенно противоположное. Едва только бунтовщики заметили, что выстрелы остались без последствий, как среди них поднялся бешеный дьявольский смех. Совершенно обезумев, они с удвоенной яростью набросились на своих противников.
  Победа, казалось, уже начинала склоняться на сторону арестантов, когда снова открылись двери главного коридора и явились новые отряды вооруженных надзирателей, которые моментально рассыпались по различным галереям.
  Пришлось дать залп по арестантам. Дикий рев поднялся вокруг, перемешанный со стонами раненых и умирающих.
  Надзиратели сомкнутыми рядами двинулись вперед и с тяжелыми дубинами набросились на сопротивлявшихся еще бунтовщиков, так что те заметались и рассыпались во все стороны, как обращенное в бегство стадо волков.
  Благодаря энергичным действиям всего служащего персонала бунт вскоре был окончательно усмирен.
  Как зайцы, побежали преступники по галереям, и каждый из них старался как можно скорее добраться до собственной камеры; они все понимали, что в ближайшие дни карательная машина будет усиленно работать, и старались как можно скорее скрыться из глаз сторожей.
  Тем временем Кварц, сразив несчастного Стетсона, в ту же минуту бросил его тело на подбежавшего Муллена, повернулся и как можно скорее бросился к своей камере.
  В безумном беге по галерее он вдруг заметил перед собой тоже бегущего арестанта, в котором узнал Кона, в ту же минуту с диким проклятьем увидел, что тот скользнул в ту же камеру, к которой он спешил сам.
  — Проклятый черт, — заскрежетал доктор Кварц, и лицо его перекосилось в бешеной злобе, — как жаль, что я бросил камень!
  С этими словами он вскочил в свою камеру, в которой уже находился мнимый Кон.
  — Прочь отсюда! — заревел на него Кварц.
  При этом он набросился на сыщика и схватил его за горло.
  Если бы это был настоящий Кон, то по всей вероятности, Кварц живо справился бы с ним. Но в ту же минуту, когда преступник набросился на своего противника, он вдруг понял, что роковым образом ошибся. Незнакомец схватил его и с такой силой швырнул об стену камеры, что Кварц чуть было не лишился сознания.
  Ник не давал Кварцу опомниться. Снова набросившись на своего врага, он нанес ему страшный удар кулаком в лицо, но даже и это не сшибло доктора с ног.
  — Картер! — закричал Кварц в смертельном ужасе, внезапно догадавшись, какого страшного противника он имел перед собой.
  И с оскаленными зубами, рыча, как тигр, он бросился на своего смертельного врага и сильными цепкими руками схватил его за плечи.
  Оба с грохотом повалились на пол. Но даже из ряда выдающаяся физическая сила преступного доктора не могла долго противостоять необыкновенной ловкости сыщика. Все более и более освобождался Картер из ужасных объятий своего смертельного врага и наконец, несмотря на отчаянное сопротивление, приподнял его и со всего размаху ударил об пол затылком. На этот раз Кварц лишился чувств.
  В ту же минуту одна из плит пола поднялась и в образовавшемся отверстии неожиданно показалась стройная фигура Занони.
  Картер хотел одним прыжком наброситься на нее. Но Занони сразу поняла грозящую ей опасность. В руке ее что-то блеснуло — раздался выстрел, — и Ник Картер, успевший вовремя отклониться, почувствовал, как возле самого виска его прожужжала пуля. Но когда он повернулся опять к прекрасной преступнице, она уже скрылась, а пол камеры был опять совершенно цел и невредим.
  В дверях камеры показались директор и Муллен. Они схватили все еще бесчувственного Кварца и потащили в соседнюю камеру. Там его связали, заперли и до поры до времени предоставили самому себе.
  Ник Картер на коленях старательно исследовал таинственно устроенный пол камеры, как вдруг перед его удивленным взором снова открылась секретная подъемная дверь, и в отверстие просунулась чья-то голова.
  Но на сей раз это была не прекрасная Занони. Это было окровавленное лицо мужчины, в котором остолбеневший от неожиданности сыщик едва узнал своего верного помощника Дика.
  Удивление Ника Картера возросло еще больше, когда на руках последнего он увидел, по-видимому, безжизненную женщину. Он быстро подскочил и помог уже изнемогающему Дику выбраться со своей ношей из потайного хода в камеру.
  Женщина на его руках была не кто иная, как Занони, из ее глубокой раны на лбу сочилась кровь.
  — Я подоспел как раз вовремя, чтобы поймать этого дьявола в юбке, — едва мог вымолвить Дик. — Я не пожалею, если убил ее, так как она зарезала старика Рулофа.
  Возвратимся еще раз к тому моменту, когда надзиратель Прейс получил от Ника Картера поручение постараться разыскать местопребывание старика Рулофа.
  * * *
  Выйдя из кабинета директора, Прейс пошел в зал, где обыкновенно находились не занятые службой сторожа. Передав свое дежурство другому надзирателю, он снял форменный сюртук и в обыкновенном штатском костюме вышел из тюрьмы. Прежде всего он пошел на телеграф и отправил данную ему сыщиком телеграмму в Нью-Йорк. Затем он направился домой, где жена и дети встретили его неожиданное появление с крайним удивлением.
  Напившись кофе в кругу собравшейся семьи, он отправился в дом своего тестя. Старик Гаммонд жил на самом краю городка. Идти туда надо было добрых полчаса. Быстро зашагал Прейс и вскоре очутился перед маленьким домиком, совершенно заросшим диким виноградом. Старик сидел у себя в садике и чрезвычайно удивился, увидев Прейса в штатском.
  — Ты откуда, Джимми? — смеясь спросил его старик, подавая жилистую, рабочую руку. — Кажется, в это время ты должен быть еще на службе?
  — Совершенно верно, тестюшка, — улыбаясь, ответил тюремный сторож. — Я пришел к тебе по делу службы, да притом по делу, чрезвычайно своеобразному, в котором мне нужна твоя помощь.
  — Моя помощь? — удивленно спросил Гаммонд, откидывая рукой свои жидкие и уже совершенно белые волосы. — Интересно знать, что это может быть за дело? Но давай зайдем в дом, поговорим.
  Гаммонд и Прейс прошли через чистенький садик и вошли в дом, в котором тоже царствовал образцовый порядок. Пройдя через усыпанную белым песком прихожую, Гаммонд открыл дверь гостиной.
  — Ну-с, в чем дело? — спросил старик, усаживаясь в широком удобном кресле. — Я сгораю от любопытства, вроде моей покойной жены, которая, царство ей небесное, ночью бывало, услышав на улице чье-нибудь чихание, непременно вставала, чтобы посмотреть, кто это именно чихнул.
  — А вот сейчас удовлетворим твое любопытство, — сказал Прейс. — Я пришел по поручению директора относительно истории с Рулофом.
  — Что ты говоришь? — переспросил его Гаммонд и даже привстал от удивления. — Догадался-таки наконец твой директор, что в этой истории, о которой я твердил ему уже несколько раз, есть немало правды?
  — Да, догадался, да и только с помощью знаменитого сыщика Ника Картера, которого директор вызвал, чтобы расследовать наконец и раскрыть эту таинственную нечистую силу в тюрьме. Вообще говоря, Ник Картер-то главным образом и попросил меня узнать от тебя подробности относительно того, где может находиться таинственный Рулоф.
  — Вот как, наш знаменитый сыщик, значит, желает от меня узнать, где находиться Рулоф, — повторил старик, задумчиво глядя вдаль. — Ну что, ему я, пожалуй, скажу. Этот старый упрямец, директор, долго просил бы меня, пока я согласился бы удовлетворить его любопытство. Ты сам знаешь, как часто он смеялся над моей «блажной», как он называл, идеей. Ну слушай же: Рулоф, по моему твердому убеждению, живет в маленьком переулочке, вблизи главного входа в тюрьму, в третьем доме налево, если идти от церкви. Этот домик имеет позади маленький флигель, в подвале которого, говорят, и живет старик Рулоф. Его самого ведь и не увидишь никогда, а только какую-то некрасивую старую женщину, которая, насколько я знаю, ведет его хозяйство. — Вот все, что я могу тебе сообщить.
  — Спасибо, тестюшка, пока с меня хватит и этого: все же ты дал весьма ценные указания. Посмотрим, не удастся ли откопать теперь эту старую лису.
  С этими словами сторож встал, крепко пожал старику руку, быстрыми шагами пошел обратно по направлению к своему дому, так как решил, что возвращаться в тюрьму уже поздно, и кстати можно провести лишний вечер дома.
  Когда он на другой день явился с докладом к директору, то уже застал там приехавшего из Нью-Йорка Дика, с которым директор его сейчас же и познакомил.
  Дик, знавший уже со слов директора все подробности дела, вплоть до ночного исчезновения Занони, выслушав доклад Прейса, решил немедленно приняться совместно с ним за дальнейшие поиски Рулофа.
  Простившись с директором, Дик и Прейс вышли из тюрьмы и направились в указанный Гаммондом переулок.
  Он представлял из себя настоящую трущобу, в которой жила только самая бедная часть населения. Дома все более или менее развалились, грязные разбитые стекла окон выглядели мрачно и угрюмо. Прейс скоро нашел указанный Гаммондом дом и вошел вместе с Диком в открытую дверь. Они увидели перед собой длинный темный проход, очевидно, выходивший во двор и, пробравшись по нему ощупью вдоль стены, натолкнулись на вторую, к счастью, тоже не запертую дверь. Осторожно открыв ее, Прейс заглянул в образовавшуюся щель и убедился, что действительно видит перед собой тот двор, о котором говорил Гаммонд.
  На последнем, казалось, не было ни души. Оглянувшись направо и налево, не наблюдает ли кто-нибудь за ними, Дик и Прейс вошли во двор. Прямо впереди стоял флигель, маленькое кирпичное строение с плоской крышей в один этаж с подвалом, первый этаж казался необитаемым, тогда как на окнах подвала красовались сомнительной чистоты занавески.
  — Так вот где живет Рулоф, — пробормотал Дик, — интересно знать, что нам придется увидеть.
  Он энергично постучал в покосившуюся дощатую дверь подвала. Ничто не шевельнулось, но Дик продолжал стучать, пока, наконец, за дверью не послышались медленные шлепающие шаги. Дверь полуоткрылась, и неприятный старческий женский голос с проклятьями и ругательствами спросил, кто имеет дерзость так громко и долго стучать. Дик хладнокровно ответил, что они чиновники городской полиции и посланы осмотреть этот флигель, чтобы определить степень его обитаемости: Вместе с этим он достал оправдательный документ, который так же, как и полицейские чиновники, всегда носил при себе. Уловка его подействовала.
  Дверь тихо растворилась, и оба посетителя вошли в маленький коридор, весь потонувший в грязи.
  Женщина ворча пошла вперед и открыла какую-то дверь. Она вела в комнату, которую скорее можно было назвать просто ямой. Кроме кровати с разорванной периной, в ней находился только совершенно уже расшатавшийся комод и два кривоногих стула. Дик внимательно разглядывал пол, так как полагал, что отсюда должны были начинаться тайные ходы, которые вели внутрь тюрьмы. Но ничего подозрительного он не заметил.
  — А другие такие хоромы есть еще у вас? — спросил он, обращаясь к старухе.
  — Конечно, есть, мистер, — ответила старуха, осклабившись, — вот еще кухня.
  Она пошла вперед, ковыляя и прихрамывая, прошла весь коридор и открыла другую дверь, из которой понесло такими ужасными испарениями, что Дик даже отшатнулся. Но он преодолел свое отвращение и вошел в кухню, всю пропитанную запахом гнилых овощей и застоявшихся помоев. Старуха подошла к плите и с отвратительной улыбкой подняла крышку с одного из стоявших на ней горшков.
  — Сегодня у нас праздничный обед, мистер, — сказала она, — собачье жаркое, если не побрезгуете, милости просим к обеду.
  Дик только отрицательно покачал головой и, не обращая внимания на болтовню старухи, все время внимательно разглядывал помещение. Но результат был все тот же отрицательный. Он понял, что таким поверхностным осмотром здесь ничего нельзя было найти и невозможно было узнать, здесь ли искать начало подземного лабиринта или нет.
  Сделав для виду несколько отметок в своей записной книжке, он вышел в сопровождении Прейса из квартиры и отправился прямо в полицейское управление, так как был уверен, что старуха будет за ними следить.
  В тот же день вечером Дик снова отправился к квартире старухи в надежде увидеть, быть может, самого Рулофа. Прейс сопровождал его.
  Так как на их повторный стук никто не пришел им открыть, то Дик открыл дверь отмычкой и проник в вонючую квартиру. Первое, что бросилось в глаза сыщику, было лежавшее на полу платье, то самое, которое он видел днем на злой старухе, рядом с этим платьем лежали и некоторые принадлежности мужского туалета.
  Тогда ему все стало ясно: женщина, так нелюбезно встретившая их сегодня днем, была, очевидно, не кто иная, как сам Рулоф. Дик снова самым тщательным образом принялся осматривать каменный пол лачуги и на сей раз труды его увенчались успехом. Через некоторое время он нашел несколько каменных плит, которые, казалось, сидели не совсем крепко; ему удалось приподнять их. В образовавшееся отверстие он увидел глубокий, совершенно темный спуск, нечто вроде колодца, из которого поднимался затхлый, отдающий гнилью, воздух.
  Недолго думая, Дик зажег свой фонарь и по свешивавшейся в колодец железной лестнице спустился вниз. Прейс остался караулить наверху. Не успел Дик почувствовать под ногами твердую почву и сделать несколько шагов вперед по какому-то узкому подземному коридору, как из глубины его раздался пронзительный крик о помощи. Он завернул за угол и увидел перед собой ужасное зрелище.
  В уютной, слабо освещенной розовым фонарем комнате, неподвижно лежал на полу какой-то старик, весь в крови, а над ним стояла молодая женщина с окровавленным ножом в руке. Увидев сыщика, последняя, как кошка, прыгнула к противоположной двери и бросилась бежать дальше по подземному ходу. Началась бешеная погоня, но с помощью своего фонаря Дик имел возможность не терять из виду убийцу, в которой он сразу узнал красавицу Занони.
  Но вдруг она исчезла, точно сразу провалилась сквозь землю. Дик остановился в нерешительности, а затем стал медленно продвигаться вперед в том направлении, куда скрылась Занони. Вскоре он услышал над своей головой отдаленный гул человеческих голосов, затем выстрел, и наконец все вновь стихло.
  Внезапно в двух шагах от него в стене подземного коридора открылась потайная дверь, и из нее выскочила Занони.
  В один прыжок она была уже около сыщика и ловким ударом выбила из его рук фонарь. Расчет был ясен: она хотела воспользоваться наступившей темнотой и скрыться от преследования.
  Но ее план не удался. Дик успел схватить ее за платье, и между ними завязалась в темноте отчаянная борьба. Занони, чувствуя себя проигравшей, не щадила ни себя, ни своего противника. Она царапалась и кусалась, как взбесившаяся кошка, и вскоре все лицо и руки Дика были сплошь покрыты ранами. Но наконец ему удалось ударом кулака оглушить свою страшную соперницу.
  Он зажег спичку, нашел свой фонарь и, засветив его, заглянул в оставшуюся открытой дверь в стене. Она, оказывается, вела в такой же колодец, как и тот, по которому Дик спустился вниз из комнаты Рулофа. Здесь также была прикреплена к его стенкам железная лестница.
  Сыщик взял бесчувственную Занони на свои сильные руки, стал подниматься вверх по лестнице, открыл наверху подъемный люк и, как уже было описано выше, очутился в камере 79, лицом к лицу со своим начальником Ником Картером.
  Рана, нанесенная Стетсону доктором Кварцем, оказалась смертельной; но перед смертью он успел сознаться, что действительно по поручению друзей доктора сделался сторожем в Даннеморе и должен был помочь Кварцу в побеге. Он же объяснил и роль Рулофа во всем этом деле. По его словам, последний от долгого пребывания в тюрьме стал немного ненормален и после своего бегства остался жить вблизи Даннеморы, продолжая рыть новые подземные коридоры, один из которых он довел до женского отделения, благодаря чему Занони и могла перебираться в камеру доктора Кварца. Рулоф навещал иногда заключенных и действительно разыгрывал перед ними роль доброго гения, но так как все заключенные, с которыми ему приходилось сталкиваться, были сумасшедшие, то он не находил нужным выпускать их на свободу, тем более, что боялся, что тогда его подземная работа будет открыта и сам он снова будет заключен в тюрьму. Когда в камере № 79 поселился доктор Кварц, разум которого, как известно, был более чем в порядке, то он уговорил Рулофа помочь ему и Занони разыграть комедию с привидением, вызвать бунт в тюрьме и таким образом сразу освободить всех заключенных. Эта мысль понравилась слегка ненормальному старику и он жестоко поплатился за свое согласие и доверчивость.
  Тюремное управление, разумеется, сейчас же сделало распоряжение об уничтожении подземного лабиринта. Все ходы были засыпаны мусором и камнями, так что от них не осталось и следа.
  Доктора Кварца поместили в специально выстроенную для него камеру и к тому же заковали еще в кандалы. Раны Занони между тем оказались настолько опасными, что ее пришлось перевести в тюремный госпиталь, и там нам придется предоставить ее своей судьбе.
  Страшная ночь в Гранд-Отеле
  В Канзас-Сити, на квартире доктора Кварца, в ночь 18-го сентября, были арестованы сам доктор Кварц и таинственная молодая женщина, известная лишь под названием Занони.
  Обоих арестованных под личным наблюдением начальника полиции отвели в здание полицейского управления, где их заключили в одиночные камеры, расположенные в разных концах широко раскинутого здания. Доктора Кварца посадили в особо надежное помещение, вернее и лучше которого трудно было найти.
  Помещение, предоставленное Занони, было много уютнее, и по обстановке своей походило скорее на удобную комнату в гостинице, хотя и оно было снабжено решетками, как и все другие камеры.
  Для большей предосторожности и для того, чтобы арестованные были под надежной охраной, у дверей камеры доктора был поставлен специальный часовой. Кварц считался самым опасным преступником; больше того, Ник Картер, знаменитый сыщик, произведший арест и оставшийся в доме доктора вместе со своими помощниками Патси и Тен-Итси для производства тщательнейшего обыска, с особенной настойчивостью указывал начальнику полиции на опасность арестованных, а равно и на то, что доктор не преминет произвести всякие попытки, чтобы путем бегства вернуть себе свободу, а в этом он обязательно мог бы достигнуть успеха, если оставить его без надзора хоть на минуту.
  В эту ночь начальник полиции оставался в своей конторе приблизительно до полуночи, намереваясь лично руководить первым допросом арестованных, доктора Кварца и его прекрасной спутницы Занони. Но его надежды заставить своих пленников сделать полное призвание не оправдались.
  На все вопросы начальника полиции доктор Кварц отвечал только, улыбаясь, полнейшим молчанием. Все доводы и убеждения начальника полиции не привели ни к чему, и только один раз во время всего допроса ему удалось добиться с арестованного ответа.
  Это было уже в конце допроса.
  Начальник полиции уже отчаялся добиться слова от упрямого арестанта, и отдал приказание отвести доктора Кварца в его камеру, как вдруг последний, уже схваченный за руки двумя полисменами, произнес с той любезностью, которой он отличался всегда:
  — Господа, я в отчаянии, что сегодня должен был вести себя невежливо и во всяком случае недостойным воспитанного и тактичного джентльмена образом, но меня к этому побуждали некоторые причины. Зато я теперь даю вам торжественное обещание: когда вы меня арестуете во второй раз, то я отвечу вам на все ваши вопросы с двойной охотой и вдвое подробнее.
  Он низко поклонился и вышел со своими стражниками. Начальник полиции приказал им вернуться еще раз с арестованным, и обратился к последнему с вопросом, что он собственно хотел сказать. Но доктор снова погрузился в молчание и начальнику оставалось только приказать отвести его в камеру.
  Совершенно иначе вела себя на допросе молодая красавица Занони, но только результат был один и тот же, и в конце концов опытный начальник полиции знал столько же, сколько и раньше.
  Насколько доктор Кварц был молчалив, настолько красавица Занони изощрялась в многословии.
  Она и не выжидала вопросов, а добровольно дала пространное описание всех фактов со всеми подробностями. К сожалению во время допроса выяснилось, что молодая, загадочная женщина с поразительной легкостью дала по крайней мере пять совершенно различных и несогласных одно с другим показаний, и опытному чиновнику пришлось сознаться, что его красивая пленница дурачила его самым бессовестным образом, рассказывая ему просто сказки, одну невероятнее другой.
  Когда возмущенный начальник полиции обратил внимание арестованной на эти противоречия, красавица презрительно пожала плечами и коротко заявила, что начальник из ее пяти показаний волен выбрать то, которое ему больше всего нравится, а если как раз это показание не будет соответствовать истине, то оно во всяком случае удачно придумано.
  Начальник полиции потерял терпение, он внезапно прекратил допрос и решил назначить исследование умственных способностей арестантки.
  За четверть часа до полуночи начальник полиции, усталый и изможденный, собрался уйти домой. Ровно в полночь он вышел из своего кабинета.
  Будучи большим любителем природы, он в свободное от службы время работал в своем садике; ввиду этого уютная квартира его находилась в одном из пригородов, подальше от шумной сутолоки самого города.
  Довольно красивая дача его была соединена телефоном с полицейским управлением; равным образом он в любое время мог соединить себя по телефону со всеми участками в городе. Путь от управления до своей дачи и обратно он в течение круглого года, независимо от состояния погоды, совершал верхом на лошади.
  Вследствие этих двух, ежедневно повторяющихся, прогулок верхом сложное делопроизводство полиции всегда задерживалось на целых три четверти часа, по крайней мере, поскольку это касалось личного вмешательства старшего начальника, так как во время пути до дома и обратно он был отрезан от всякого сообщения. Раз только он ушел из полицейского управления, то с ним можно было говорить по телефону только уже через полчаса, то есть после того, как он прибывал к себе домой. Приблизительно столько времени ему нужно было, чтобы рысью доехать до дома; а если он по дороге встречал знакомых и проводил время в разговоре с ними, то ему, конечно, требовалось еще больше времени.
  Так как начальник полиции вышел из управления ровно в полночь и мог совершать путь в темноте лишь медленно, то в случае надобности можно было из полицейского управления говорить с ним по телефону не ранее, как приблизительно в три четверти первого. Но и после этого требовалось еще около сорока минут, пока начальник мог лично вернуться в управление.
  Итак, начальник уехал. Минут через семь после его отбытия из управления, в его кабинете зазвонил телефон.
  Чиновник, заступавший вместо начальника полиции и во время отсутствия последнего занимавшийся в его кабинете, подошел к телефону и выслушал доклад капитана того участка, в котором был расположен Гранд-Отель, о том, что в этой гостинице совершено убийство. Вместе с тем капитан сообщил, что один из сержантов в сопровождении шести полисменов отправился на место происшествия, и что он лично тоже отправится туда, а уже оттуда, из гостиницы, даст дальнейшие сообщения в полицейское управление.
  Заступивший вместо начальника положил трубку на место, закурил сигару и расположился поудобнее в своем кресле, в ожидании дальнейших сообщений своего подчиненного. В таком городе, как Канзас-Сити, убийство не представляло собою ничего выдающегося и поэтому не могло вывести полицейского чиновника из душевного равновесия.
  Но не прошло и трех минут — другими словами ровно в десять минут первого, согласно записи в полицейском дневнике — как телефон в кабинете начальника полиции опять зазвонил.
  На этот раз весть пришла из самой гостиницы; во всяком случае говоривший на другом конце телефона заявил о том, что говорит из Гранд-Отеля. После оказалось, что из гостиницы никто не говорил, и никто не знал, кто собственно вызвал полицейское управление столь таинственным образом.
  Сообщение, сделанное заместителю начальника полиции, было следующим:
  — Алло! Это полицейское управление?
  — Да, здесь кабинет начальника.
  — Это Гранд-Отель! Говорит служащий. Пришлите немедленно двух или трех из ваших самых надежных людей! В течение получаса здесь в гостинице совершено три убийства, и неизвестно, сколько преступлений сегодня будет еще обнаружено!
  — Но послушайте, что же это такое? — спросил заместитель начальника, несколько оправившись от первого испуга, — не дальше как пять минут тому назад звонил ваш участковый капитан и сообщил лишь об одном убийстве, происшедшем в вашей гостинице.
  — Совершенно верно, — ответил говоривший на другом конце телефона, — когда мы в последний раз говорили с вами, то мы знали только об одном преступлении. А после того совершено еще два убийства!
  Говоривший прекратил разговор, сразу повесив трубку.
  Заместитель начальника, сильно волнуясь, призвал сейчас же двух лучших полицейских сыщиков, дежуривших в эту ночь в полицейском управлении, сообщил им о полученном известии и приказал им взять с собой еще двух полисменов и немедленно отправиться в Гранд-Отель.
  Впоследствии на основании записи в полицейском дневнике было установлено, что четыре чиновника, следуя данному им приказанию, вышли из полицейского управления в 12 часов 17 минут.
  В 12 часов 23 минуты в кабинете начальника полиции снова зазвонил телефон.
  Заместитель начальника поспешно подошел к аппарату, ожидая услышать сообщение от участкового капитана, который тем временем должен был уже прибыть в гостиницу.
  Однако ему было сделано совершенно иное сообщение, не меньшей важности.
  На этот раз звонил капитан участка, расположенного на Делавар-авеню и находившегося на другом конце города. Сообщение гласило:
  — Прямо перед музеем Стона на Делавар-авеню произошли серьезные беспорядки. Для того, чтобы подавить их, нам нужны все запасные из всех участков, кто только может быть послан. Толпа бьет стекла, выбивает двери музея, стреляет из револьверов и ружей, и благодаря численному превосходству оттеснила моих собственных людей. Причина беспорядка, по-видимому, обыкновенная драка, хотя достоверно мне это неизвестно.
  В этих коротких словах заключалось тревожное известие, сообщенное заместителю начальника полиции в 12 час. 23 мин.
  Чиновник конечно сейчас же понял спешность полученного сообщения, и потому немедленно дал все необходимые приказания.
  Минут через десять со всех участков города были отправлены полицейские кареты со свободными запасными полисменами к месту происшествия.
  Вследствие этого грозного события, совершенные в Гранд-Отеле убийства пока отошли на второй план.
  Старший дежурный сыщик сейчас же был вызван в кабинет начальника, и заместитель начальника спросил его, сколько человек он считает возможным послать со своей стороны. Через несколько минут на Делавар-авеню к музею Стона было командировано еще шесть сыщиков, на помощь товарищам — полисменам, так как весьма важно было возможно скорее найти зачинщиков беспорядка.
  После того, как заместитель начальника отдал все распоряжения и остался один в кабинете, он собрался сейчас же известить своего начальника обо всех происшествиях. Он посмотрел на часы и увидел, что должно пройти еще несколько минут, пока будет без четверти час, то есть пока начальник полиции прибудет к себе домой. Он подождал еще немного, а затем позвонил в квартиру начальника.
  Оттуда ему ответили, что начальник полиции еще не прибыл домой.
  — Ладно, — заявил заместитель начальника лицу, говорившему с ним, — несомненно начальник прибудет через несколько минут. Сообщите ему, пожалуйста, что в Гранд-Отеле произошло тройное убийство и что я командировал туда четырех лучших служащих. Кроме того, на Делавар-авеню у музея Стона произошел уличный беспорядок; туда я отправил запасных со всего города, и кроме того командировал из управления шесть человек наличных сыщиков. Считаю своим долгом лично тоже отправиться на место происшествия и потому оставлю контору под надзором сержанта.
  Заместитель начальника повесил трубку, призвал сержанта Грина на свое место, одел форменный сюртук, вооружился тяжелой ночной дубинкой и револьвером и вышел из кабинета, поручив оставшемуся чиновнику зорко следить за всем, что произойдет.
  Сержант Грин записал в полицейский дневник, что принял на себя дежурство в 12 час. 50 мин.
  Само собой разумеется, в полицейском управлении в течение всего описанного этого времени царил беспорядок.
  Вследствие этого и случилось то, что от 12 час. 7 мин. до 12 час. 50 минут никому и в голову не приходило думать о докторе Кварце и прекрасной арестантке Занони.
  Сержант Грин, приступивший к дежурству в 12 час. 50 мин., появился лишь незадолго до этого в полицейском управлении после восемнадцатичасового отдыха, и не имел еще возможности явиться к своему непосредственному начальнику, дежурному капитану, так как последний с шестью полисменами уже отправился на Делавар-авеню для подавления уличного беспорядка. По той же самой причине он еще не был осведомлен об аресте доктора Кварца и его прекрасной помощницы Занони, и вообще не подозревал, что они оба находятся в камерах полицейского управления.
  При нормальном положении дел сержант, конечно, не преминул бы просмотреть записи в дневнике и узнал бы все, что нужно. Но в эту роковую ночь он с самого начала своего дежурства был так сильно занят, что и не успел заглянуть в дневник, хотя к этому его собственно обязывал долг службы.
  Если бы в полицейском дневнике был указан подробный перечень всех происшествий этой памятной ночи, то в нем оказалась бы также запись, гласящая, что в 1 час. 10 мин. ночи доктор Кварц с Занони под руку, совершенно спокойно и беспрепятственно, вышли из своих камер и из здания полицейского управления — конечно с тем, чтобы туда больше не возвращаться.
  * * *
  Знаменитый сыщик Ник Картер получил первое извещение о быстро следовавших одно за другим происшествиях этой достопамятной ночи вскоре после трех часов ночи, когда сильный стук в дверь его квартиры разбудил его.
  Открывая дверь, он увидел перед собой полисмена в полной форме.
  — Привет от начальника, мистер Картер, — начал полисмен, — он просит вас поехать, как можно скорее, в Гранд-Отель. Он очень занят и не дал мне письма для вас, но он полагает, что вы и так сейчас приедете, если я вам сообщу, что речь идет об убийстве.
  — И это все? — смеясь, ответил Ник Картер, пропуская полисмена в переднюю и затем стал быстро одеваться.
  К его удивлению полисмен заявил:
  — Нет, это еще не все. Кроме того, на Делавар-авеню у музея редкостей Стона произошел уличный беспорядок, хотя я не думаю, что начальник стал бы беспокоить вас из-за этого. Могу только сказать, сэр, в сегодняшнюю ночь в Канзас-Сити сам черт сорвался с цепи.
  — А что это за уличный беспорядок? — спросил изумленный сыщик.
  — Не могу знать, сэр, я сам не был там на месте. Знаю только, что дело было нешуточное и что бунтовщики камня на камне не оставили.
  — Ладно. Я сейчас буду готов и отправлюсь вместе с вами, — ответил Ник.
  Через полчаса Ник Картер по главному подъезду вошел в гостиницу Гранд-Отель и в вестибюле встретился с начальником полиции, с нетерпением его ожидавшим.
  — Я очень сожалею, Картер, что мне пришлось беспокоить вас, — сказал начальник, — но тут случилось весьма странное происшествие, и я полагал, что вы охотно за него возьметесь.
  — Согласен, — ответил сыщик, — вы знаете, я всегда рад помочь вам.
  — Спасибо, Картер, я знаю, что всегда можно рассчитывать на вас.
  — Так вот, ближе к делу: кто был убит?
  — Женщина.
  — Гостья гостиницы или одна из прислуг?
  — Ни то, ни другое. Вот это-то и странно.
  — Как мне понять это?
  — Это вы скорее поймете, Картер, когда немного осмотритесь. Не спрашивайте меня ни о чем, прежде чем вы не сделаете этого. Мне кажется, что мы будем иметь дело с очень таинственной историей.
  — Как и вообще при всех убийствах. Так вы говорите — женщина? Конечно, молодая и красивая — ведь в последнее время вообще убивают только молодых и красивых.
  — Это имеет место и в данном случае, — подтвердил начальник полиции.
  — Где находится труп? — коротко спросил сыщик.
  — На первом этаже, в комнате для новобрачных, — гласил ответ. (В каждой американской гостинице имеется специальная, обставленная с величайшей роскошью, комната, предназначенная исключительно для новобрачных).
  Ник Картер уже намеревался подняться в указанную комнату, как вдруг остановился и спросил в недоумении:
  — Вы ведь говорили, что женщина эта приезжая?
  — Именно.
  — И не из прислуги?
  — Тоже верно.
  — Каким же образом эта женщина пробралась в комнату для новобрачных? Ведь речь идет безусловно о самой дорогой и лучшей комнате гостиницы, это видно уже из названия! Долго ли она там оставалась?
  — По всем признакам, долго.
  — Каким же образом она очутилась в этой комнате, тогда как ей и искать там было нечего? — в изумлении спросил сыщик.
  — Видите ли, Картер, это и есть тот вопрос, на который никто в гостинице ответить не может.
  — Странно, чуть ли не похоже на то, будто наш доктор Кварц замешан в это дело — не так ли?
  — Совершенно верно.
  Охваченный внезапной мыслью, Ник снова обратился к начальнику полиции, и торопливо спросил:
  — Послушайте, надеюсь, что этот доктор Кварц не успел улизнуть?
  — Никоим образом, — заявил мистер Гайнс, начальник полиции в Канзас-Сити.
  Ник Картер облегченно вздохнул.
  — Когда именно совершено убийство? — продолжал он расспрашивать.
  — Труп найден несколькими минутами позднее полуночи. Я вышел из своего кабинета ровно в полночь, а через несколько минут туда поступило донесение о совершенном преступлении.
  — Который теперь час?
  — Без двадцати минут четыре, — сказал чиновник посмотрев на часы.
  — Комната для новобрачных находится на следующем этаже?
  — Да, Картер, пойдемте со мной, я провожу вас туда.
  В то время, когда они поднимались по лестнице, Ник Картер, между прочим спросил:
  — Полисмен, которого вы прислали ко мне, сообщил мне, что сегодня на Делавар-авеню произошли беспорядки?
  — К сожалению, так и есть, — со вздохом подтвердил Гайнс.
  — У музея Еремии Стона?
  — Да, но теперь уже все кончилось.
  — Надеюсь, что с этим добряком Еремией ничего плохого не случилось? — спросил сыщик.
  — Внутри здание совершенно разрушено, и у Стона не осталось ни одного предмета для выставки в музее.
  Ник Картер внезапно остановился и в изумлении посмотрел на своего спутника.
  — Значит ли это другими словами, что беспорядки вообще были направлены против музея Стона и того, что в нем находилось, и что дело не в простом уличном беспорядке?
  — Этого я не могу утверждать, я скорее склонен думать, что музей случайно подвергся разрушению. Беспорядок начался с ссоры одного из служащих в музее с несколькими проходившими по улице лицами, у главного входа в музей. Служащий вбежал во внутрь здания, а за ним погнались нападавшие. И вот после этого музей и был совершенно разрушен так, что камня на камне не осталось.
  — Когда все это произошло?
  — Тоже сейчас же после полуночи. Точно назвать время не могу, так как я еще не успел побывать у себя в кабинете, чтобы просмотреть дневник. Согласно тому, что мне доложили, все произошло около половины первого.
  Они тем временем дошли до следующего этажа и прошли по длинному коридору до конца, где находилась двустворчатая дверь, охранявшаяся двумя полисменами. На диване рядом с этой дверью сидели два господина и вполголоса разговаривали.
  — Это и есть комната для новобрачных? — спросил Ник Картер, указывая на дверь.
  — Она самая.
  — Сейчас там в комнате нет никого?
  — Нет. Я сам просил полицейского врача подождать вашего прихода, для того, чтобы начать следствие вместе с вами!
  — Отлично, — ответил Ник Картер, — об этом мы еще после потолкуем. А теперь, прежде чем вы познакомите меня с врачом, я хотел бы попросить вас об одолжении.
  — Весь к вашим услугам, Картер.
  — Как только я завяжу разговор с полицейским врачом, вы немедленно подойдите к ближайшему телефону, вызовите полицейское управление и наведите справку о состоянии здоровья доктора Кварца.
  — Для чего? Вы ведь, не шутите со мной?
  — Я вовсе не шучу, а совершенно серьезно прошу вас обязательно справиться о здоровье нашего общего приятеля. Это не отнимет у вас много времени, а мы не войдем в комнату для новобрачных раньше, чем вы вернетесь сюда.
  Вследствие просьбы Ника, начальник полиции пришел в явно нервное состояние. Он кое-как познакомил Картера с врачом, и сейчас же побежал по лестнице вниз, чтобы воспользоваться телефоном в гостинице.
  — Начальник полиции желает войти в комнату для новобрачных вместе с нами, доктор, — любезно заявил Ник Картер полицейскому врачу, — если для вас безразлично, то подождем его возращения, он недолго заставит себя ждать. А пока вы, быть может, будете любезны познакомить меня с этим господином? — сказал он, бросив вопросительный взгляд на спутника врача, приподнявшегося со своего места.
  — Разумеется. Простите, что я до сих пор не сделал этого. Этот господин — постоянный врач гостиницы, доктор Кристаль. — Доктор, позвольте вас познакомить с мистером Картером.
  Господин, к которому были обращены эти слова, низко поклонился, но не протянул руки, вопреки обычаю в таких случаях. Равным образом на лице его не отразилось любезного выражения. Он ограничился только словами:
  — Очень рад познакомиться с вами.
  Ник Картер, как всегда в таких случаях, внимательно оглядел своего нового знакомого и заметил, что господин этот был очень красив, в возрасте не больше тридцати лет, с лицом, как бы высеченным из мрамора. Даже взгляд его, лишь на секунду встретившийся с взглядом сыщика, не выражал ничего. Ник Картер, высоко ценивший первое впечатление, которое на него производил незнакомый человек, сразу ощутил невольную неприязнь по отношению к молодому врачу.
  — Вы еще не осматривали труп, доктор? — обратился сыщик к полицейскому врачу.
  — Я входил в комнату лишь на короткое время, вместе с начальником полиции, когда я прибыл сюда, — ответил врач, — но я охотно согласился с его просьбой, подождать с подробным осмотром до вашего прибытия, мистер Картер, для того, чтобы заручиться вашим ценным содействием при исполнении моего служебного долга.
  — Вы очень любезны, доктор, а вот возвращается и мистер Гайнс!
  Подходивший к ним начальник полиции имел странный, бледный и растерянный вид, но ничего не сказал, а взял Ника Картера под руку и поспешно отошел с ним в сторону.
  — Кварц сбежал, а также и Занони, — шепнул он, сильно волнуясь, — как вам это понравится, Картер?
  — Что ж, что было, то прошло, — таким же шепотом ответил сыщик, причем черты его лица ничем не отражали впечатления, произведенного сообщением начальника полиции, — а теперь лучше всего приступить к осмотру комнаты для новобрачных.
  Он дал знак двум стоявшим у дверей полисменам открыть дверь.
  Ник Картер отступил на несколько шагов, чтобы пропустить в комнату впереди себя своих спутников.
  Комната, в которую они вошли, была расположена в юго-западном конце здания и походила на другие парадные комнаты гостиницы, с той только разницей, что она была обставлена необыкновенно роскошно.
  В комнате стояла громадная кровать с балдахином. Постель была совершенно нетронута, только на шелковых подушках лежало несколько принадлежностей дамского туалета.
  Труп убитой женщины лежал в кресле недалеко от окна; с улицы его нельзя было видеть, так как занавесы были спущены.
  Маленькое, круглое отверстие во лбу, и револьвер с тремя порожними камерами, лежавший на столе поблизости от окна, в достаточной степени поясняли способ совершения преступления.
  По всей вероятности, кто-нибудь направил револьвер в голову молодой женщины и хладнокровно прицелился, причем она совершенно и не подозревала об этом, быть может, она в это время спала или читала; но во всяком случае спокойное выражение ее лица указывало на то, что в течение последних мгновений своей жизни она понятия не имела о какой бы то ни было опасности.
  Ей было лет около двадцати. Она была одета в модное подвенечное платье из дорогого шелкового атласа.
  На левой руке у нее было совершенно новое венчальное кольцо, однако, недоставало обручального кольца, и вероятно, в этом последнем кольце имелся очень драгоценный камень. На следующем пальце и теперь еще были видны оттиски этого камня.
  Некоторые следы на шее покойной указывали на то, что она носила жемчужное ожерелье в несколько рядов, а равно и другие драгоценные украшения.
  Убийца, снявший со своей жертвы после смерти драгоценные вещи, по-видимому, мало церемонился, так как кожа на шее в нескольких местах была разодрана.
  Рядом с трупом на ковре лежал как бы впопыхах брошенный, сломанный черепаховый гребень; в нем также недоставало нескольких драгоценных камней.
  Недалеко от креста, тоже на полу, куда несомненно бросил его убийца, лежал сорванный с пояса убитой кошелек, открытый и пустой.
  Сам кошелек был из дорогого материала, совершенно новый, как и вообще все предметы, принадлежавшие покойной.
  У убитой были красивые, волнистые темные волосы, необыкновенно высокий и широкий лоб, карие глаза, чрезвычайно нежный румянец, правильные черты лица, полные, красивые губы и ямочка на подбородке. Ее холеные пальцы были невелики и стройны, равно как и ноги ее, обутые в белые атласные башмаки. Руки лежали сложенными на коленях, как будто смерть настигла несчастную, не дав ей возможности ощутить ее; столь же непринужденно были сложены ноги на низкой подушке.
  В остальном ничего не было достойного внимания.
  С обычным присутствием духа Ник Картер заметил все это в необычайно короткое время. Теперь он при содействии полицейского и молодого гостиничного врача перенес труп несчастной на постель и расположил его там для того, чтобы оба врача сейчас же могли начать тщательный осмотр трупа и установить причину смерти.
  Но пока великий сыщик со своей стороны был занят и тщательно рассматривал при помощи своего увеличительного стекла всю мебель и прочие предметы в комнате, он ни на секунду не терял из виду обоих врачей, хлопотавших у трупа. И каждый раз, когда он смотрел туда, он испытующим взглядом осматривал стройную фигуру врача гостиницы. Он не мог отдать себе отчета, что именно возбудило его недоверие к весьма симпатичной наружности молодого врача. Разве только то, что его поведение по американским понятиям было крайне невежливо, и что он обратил внимание на однородность фамилии доктора Кристалл с фамилией доктора Кварца.
  Ник Картер, однако, был по натуре своей слишком справедлив, чтобы не стараться всеми силами побороть это чувство предвзятой антипатии. Но его усилия в этом направлении не увенчались успехом, также как и его старания найти в комнате какой-нибудь след убийцы.
  След был только один, именно револьвер, которым преступление было совершено.
  Ник Картер взял револьвер в руки и внимательно осмотрел его. То был револьвер 32-го калибра, обитый серебром и осыпанный поддельными бриллиантами. Рукоятка была выложена перламутром. Но и на револьвере не было никаких следов, за исключением того, что от пороха после трех выстрелов он был немного выпачкан. Кроме того сыщику показалось, что нерасстрелянные патроны и оставшиеся в камерах пустые гильзы находились очень долгое время в барабане.
  Странным казалось и то, что все три выстрела были выпущены из револьвера совсем недавно. Но ни на трупе, ни вообще где бы то ни было в комнате нельзя было найти следов других двух пуль.
  Впрочем, это обстоятельство не могло иметь большого значения, так как два выстрела могли быть произведены и не в комнате для новобрачных. Это могло произойти и в другом месте за несколько часов раньше. Самый опытный эксперт не сумел бы установить, были ли выпущены все три патрона сразу или в промежутках в несколько часов.
  Бросалось в глаза то обстоятельство, что в комнате не было дорожных вещей, не было даже ручного чемодана.
  «И при всем этом она не приезжая — вот это-то больше всего странно, — подумал сыщик, — но зато это и есть исходная точка, от которой нужно подойти к разрешению этой загадки».
  Он прекратил уже свои исследования и терпеливо ожидал момента, когда оба врача закончат осмотр трупа. Этот момент скоро настал.
  — Так вот, мистер Картер, — заявил полицейский врач, — мы закончили осмотр трупа, и я вижу, что и вы закончили ваши расследования.
  — Хорошо, тогда я предложил бы, мистер Гайнс, приказать запереть это помещение и опечатать его, как только труп будет увезен, — сказал Ник Картер, — а пока будет недурно поручить двум надежным полисменам охрану комнаты. Этими мерами я хочу добиться лишь того, чтобы комната оставалась точно в таком же виде, в каком мы нашли ее теперь. Но прежде чем выйти отсюда, нужно сделать еще одну вещь.
  При этих словах он указал на дверь в противоположном конце комнаты.
  — Я никогда еще не видел в гостинице помещения для новобрачных, которое состояло бы только из одной комнаты, — пояснил сыщик, — если не ошибаюсь, эта дверь ведет в смежную комнату, хотя по ее расположению нельзя сделать этого заключения.
  — Я уже пытался открыть ее, когда до вашего прибытия в первый раз был в этой комнате, — ответил начальник полиции.
  — Не сомневаюсь в этом, — возразил сыщик, подошедший тем временем к указанной двери, — она теперь заперта, но несомненно она недавно была открыта, да, открыта, а затем опять закрыта именно с другой ее стороны. Это для меня вполне ясно, — говорил он, внимательно разглядывая дверь.
  В первый раз за все время доктор Кристаль взглянул на сыщика и обратился к нему с вопросом:
  — Позвольте спросить, каким образом и почему вам это стало ясно?
  — Видите ли, самая лучшая горничная в мире иногда небрежно исполняет свои обязанности, — хладнокровно ответил Ник Картер, — вот например та горничная, которая должна была убрать это помещение, стерла пыль с двери весьма небрежно. Между тем весьма недавно, лишь несколько дней тому назад, маленький паук постарался связать ручку двери и замочную скважину своей искусной тканью. Паук этот очень маленький, да и паутину простым глазом трудно видеть, но зато работа паука весьма ясно видна через мое увеличительное стекло. Если вы потрудитесь воспользоваться этим стеклом, доктор Кристаль, то вы увидите, что над замочной скважиной имеются две тонкие паутинки, растянутые по дверной ручке, а оттуда через карниз к той вон картине на стене. Паутина от замочной скважины до ручки дверей осталась цела, а нити от ручки двери до рамы картины разорваны.
  — И что же из всего этого следует? — спросил доктор Кристаль несколько свысока.
  — Очень просто, господа. Это доказывает, что дверь была открыта с другой стороны и затем заперта оттуда же. Так как ключ вставлялся с другой стороны, то и мелкая паутина на этой стороне замочной скважины осталась цела. Этим как бы дано доказательство того, что убийца, как равно и убитая здесь жертва его, вошли в комнату для новобрачных через эту маленькую боковую дверь.
  — Но в таком случае необходимо осмотреть обязательно смежную комнату, — поспешно произнес полицейский врач.
  — Конечно, — ответил Ник Картер, — но я предлагаю последовать примеру лиц, вошедших в комнату до нас и мы тоже начнем с той стороны двери.
  — Конечно, — заявил и начальник полиции.
  С этими словами Ник Картер подошел к двустворчатым дверям и первым вышел из комнаты в коридор.
  Там уже собралось несколько человек, до сведения которых дошло ужасное происшествие, и которые теперь с нетерпением ожидали результата осмотра. Среди них было несколько человек, служащих в гостинице.
  Одного из них Ник Картер сейчас же послал за конторщиком, дежурившим в вестибюле в то время, когда убийство было открыто и приказал ему сказать, чтобы тот принес ключи от первого этажа.
  Через четверть часа Ник Картер, а за ним конторщик с другими лицами, осматривавшими комнату для новобрачных, подошли к смежной комнате. Войдя в нее раньше других и бросив беглый взгляд внутрь ее, великий сыщик невольно вздрогнул.
  Даже Ником Картером, несмотря на все его хладнокровие, почти овладел ужас при виде столь неожиданного зрелища. Он быстро отошел от порога назад и опять закрыл дверь, прежде чем кто-нибудь из следовавших за ним лиц имел возможность заглянуть вовнутрь комнаты.
  — Не торопитесь, господа, — произнес он неестественно спокойным голосом и поднял руку.
  Затем он быстро обратился к полицейскому врачу.
  — Одно слово, доктор: мне было бы приятно, если бы сначала только вы со мной вошли в комнату.
  При этих словах он бросил изумленному начальнику полиции многозначительный взгляд, пояснявший, что сыщик имеет свои веские основания поступать столь странным образом.
  Ник взял полицейского врача за руку, открыл дверь настолько, что они оба могли пройти в комнату и сейчас запер ее за собой. В тот же момент он закрыл рот врача своей рукой, так как последний, по-видимому, готов был вскрикнуть от испуга при виде неожиданно представившегося ему ужасного зрелища.
  — Тише, доктор, тише — так должно быть, — шепнул Ник Картер совершенно ошеломленному врачу.
  — Боже праведный. Еще один — нет даже двое. Ведь, это ужасно, — шепнул дрожавший от испуга полицейский врач.
  — Нет, их три, — ответил Ник Картер, — посмотрите туда, третий труп находится в комнате для новобрачных.
  При этих словах он так повернул врача, что тот должен был взглянуть в другую половину комнаты, где находилась, полускрытая за портьерой дверь в большую комнату.
  — Три, — только и пролепетал полицейский врач, а потом опять остался стоять без движения и без слов от ужаса, — там невеста, а здесь еще двое неизвестных.
  — Доктор, — спокойно сказал Ник Картер, — я привел в эту комнату вас одного, чтобы обратиться к вам с несколько своеобразной просьбой. Смысл ее вам теперь вряд ли будет понятен, но я не хотел бы до поры до времени давать разъяснения.
  — Говорите, мистер Картер, — с трудом произнес полицейский врач, который никак не мог придти в себя, — я не буду ни о чем спрашивать.
  — Отлично. Так вот в чем дело: я желаю, чтобы во всех расследованиях в данном случае, или лучше сказать, в данных случаях, которые будут производиться вами, вы вполне положились на знания и мудрость нашего общего приятеля там за дверями.
  — Вы говорите о начальнике полиции?
  — Нет, я говорю о докторе Кристале.
  — Ага.
  — А теперь будьте любезны выйти со мной в коридор; прежде, чем мы вернемся все вместе в эту комнату, я хотел бы кое о чем расспросить служащего гостиницы. Но только, доктор, возьмите себя в руки, и не подавайте виду, что таинственное убийство в этой комнате вам известно.
  — Тогда, мистер Картер, будет лучше, если я останусь здесь. Те господа сумеют догадаться обо всем по выражению моего лица, так как я слишком сильно волнуюсь, чтобы иметь возможность скрыть это. Обещаю вам, что не тронусь с этого места пока вы не вернетесь сюда со всеми остальными.
  — Ладно, согласен.
  Не говоря больше ни слова, Ник Картер вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и запер ее на ключ.
  Тем временем в коридоре собралось человек двадцать пять, но по знаку сыщика полисмены оттеснили любопытных на почтительное расстояние, так что они не могли расслышать беседу, которая велась шепотом.
  — Прошу вас, господа, подойдите совсем близко ко мне, — попросил Ник Картер шепотом, — прежде чем мы войдем в комнату, мне нужен ответ на некоторые вопросы. Вот так, очень хорошо, благодарю вас.
  Он прежде всего обратился к служащему гостиницы.
  — Будьте любезны сказать мне ваше имя и фамилию?
  — Меня зовут Джордж Гаррис, — ответил тот.
  — Вы дежурите по ночам в этой гостинице?
  — Нет, я старший служащий.
  — Труп в комнате для новобрачных найден вами?
  — Мною.
  — Будьте любезны сказать мне, каким образом именно вы в столь позднее время нашли труп в той комнате, а не тот служащий, который дежурил на этом этаже?
  — Извольте, это недолго рассказывать. Я остаюсь в коридорах гостиницы обыкновенно до часу ночи. Дневной и ночной дежурные сменяются в полночь. Приблизительно без четверти или без десяти минут двенадцать, может быть, даже немного позднее пришел ночной дежурный, чтобы сменить своего товарища. Он стоял за конторкой вместе с дневным дежурным, и оба обсуждали свои дела, как вдруг у подъезда остановилась карета, из которой сейчас же вышли кавалер с дамой. На первый же взгляд видно было, что это были новобрачные, даже если бы они старались скрывать это, но они и не старались. Я встретил их и проводил их к конторке. Один из швейцаров уже успел взять их два ручных чемодана.
  — Находился ли в это время еще кто-нибудь другой в вестибюле?
  — Нет, вестибюль был пуст.
  — Так. Продолжайте, пожалуйста. Что произошло потом?
  — Когда я подошел к господину, шедшему под руку со своей дамой, он многозначительно улыбнулся мне, и сказал, что он просит отвести ему комнату для новобрачных, если таковая имеется, а если нет, то лучшую во всей гостинице гостиную и спальню. Я попросил их следовать за мной. Вместе с тем, я крикнул одному из швейцаров подать мне ключи от анфилады «А». Ключи были переданы мне в тот момент, когда мы садились в лифт. Швейцар с ручными чемоданами поднялся на следующий этаж по лестнице. Когда мы поднялись до второго этажа, я конечно шел впереди молодой четы и швейцара с чемоданами. Я спешил, и когда дошел до двустворчатой двери к анфиладе «А», я открыл ее, вошел в комнату для новобрачных и засветил электричество. В этот момент я вдруг услышал у порога громкий женский крик. Разумеется я сейчас же обернулся и увидел, что это крикнула молодая дама. Она стояла на пороге и с протянутой вперед рукой указывала в комнату. Глаза ее были широко открыты и она лишилась сознания, так что супруг поддержал ее в своих объятиях и крепко прижал к себе. Это произошло в тот момент, когда я в испуге обернулся к ним. А когда я в свою очередь осмотрелся в комнате, я увидел сидящий в кресле труп.
  — Что же вы предприняли после этого?
  — Я подошел к креслу, чтобы убедиться, действительно ли там сидит покойница. Легко можете себе представить, что мне не хотелось тревожить покой наших других гостей, чтобы не портить хорошую репутацию гостиницы. Затем я попросил молодую чету выйти в коридор, и когда опять погасил свет в комнате, я быстро запер дверь снаружи.
  — А что делали незнакомцы?
  — Они повернулись и, как только могли быстро прошли к лестнице. Молодая женщина, по-видимому, была еще в полуобморочном состоянии и тяжело опиралась на руку своего супруга. Я нагнал их и для успокоения наговорил им все, что угодно, что я весьма сожалею о том, что их свадебное путешествие омрачено столь печальным событием, словом я изо всех сил старался успокоить их и избежать шума. А потом я попросил молодого супруга разрешить мне отвести им комнаты на другом этаже.
  — Что он ответил на это?
  — Видите ли, он довольно невежливо сказал: «черт вас возьми, сударь, неужели вы думаете, что я способен ожидать от моей жены, что после столь ужасного зрелища она хоть на минуту останется в этом доме?» Сознавая, что он напрасно разозлился на меня, он добавил: «извините за мое волнение, вы не виноваты в этом ужасном происшествии, но это безразлично, мы немедленно должны уйти отсюда». Затем он еще спросил меня, нет ли бокового выхода, для того чтобы они могли выйти на улицу незамеченными. Я приказал швейцару, стоявшему тут же с чемоданами, проводить их к такому боковому выходу. Затем я снова стал извиняться, а когда они прошли дальше по коридору, направляясь к выходу, я сейчас же побежал вниз в контору гостиницы и вызвал по телефону капитана полицейского участка.
  — Вы не можете указать имен и фамилий незнакомцев, намеревавшихся остановиться в комнате для новобрачных? — спросил сыщик, еле скрывая свое разочарование, — вы позволили им уйти, даже не спросив их фамилий?
  — Действительно, это я упустил из виду, я был слишком взволнован, чтобы думать о такой формальности, — признался служащий, — полагаю, вы найдете это естественным?
  — Конечно, вполне, — успокоил его сыщик, — но я дал бы много, чтобы знать, кто были эти незнакомцы. По крайней мере, — добавил сыщик после короткого раздумья, — вы исполнили ваш долг, уведомив немедленно полицейский участок.
  — Виноват, одну секунду, Картер, — прервал его начальник полиции.
  Он отвел его немного в сторону и шепнул ему:
  — Только что прибыл сюда мой помощник, заместивший меня в моем кабинете в полночь. Он сообщает мне, что в 12 час. 10 мин. ночной дежурный гостиницы сообщил ему по телефону, что в гостинице произошло три убийства, а не одно. Что бы это могло значить?
  — Погодите одну минуточку, — ответил Ник Картер, — мы сейчас это выясним.
  Вместе с тем сыщик обратился к старшему служащему Гаррису с вопросом:
  — Вы телефонировали также и в главное полицейское управление?
  — Нет.
  — А кто же телефонировал?
  — Отсюда никто.
  — Вы совершенно уверены в этом?
  — Разумеется, уверен. В половине первого из полицейского управления сюда прибыло четыре сыщика, и заявили, что они командированы сюда, так как у нас произошло три убийства. Мне удалось их убедить, что совершено лишь одно убийство, и они вскоре после этого опять ушли. За дело взялся участковый капитан, а так как тем временем до его сведения дошло известие об уличном беспорядке на Делавар-авеню, то он сказал сыщикам, чтобы они отправились туда, так как он здесь не нуждается в их услугах. Я сам слышал, как он отдал им это приказание.
  — Это странно. На самом деле по телефону было сделано такое сообщение в полицейское управление, причем говоривший выдавал себя за ночного дежурного.
  — Да, так говорили и четыре сыщика. Но никто из служащих не делал такого сообщения, и оно исходит не от нас.
  — Не знаю, что и сказать по этому поводу. Факт на лицо, что имеется некое лицо, столь живо интересующееся происшествиями в гостинице, что оно сообщает полицейскому управлению о том, что произошло не одно, а три убийства. А вы не делали расспросов по гостинице, не основано ли это сообщение по телефону все-таки на действительном факте?
  — Нет, этого я не делал.
  — Из скольких комнат состоит помещение для новобрачных?
  — Две комнаты и ванная.
  — Вы не осматривали остальные помещения?
  — Нет. Дверь, соединяющая обе комнаты, заперта. Со времени открытия гостиницы ванная еще не была в употреблении. Я как раз собирался открыть соединительную дверь для новобрачных. Вам известно, что меня удержало от этого.
  — Вот эта дверь ведет в смежное с комнатой для новобрачных помещение?
  — Совершенно верно.
  — Мистер Гайнс, — обратился Ник Картер к начальнику полиции, — будьте любезны распорядиться, чтобы кто-нибудь из ваших служащих расспросил везде по соседству, где имеется телефон, пользовались ли последним для вызова полицейского управления. Позвольте, я еще не кончил. Лучше всего вызвать центральную телефонную станцию, которая скорее всего может установить, откуда в 12 часов 10 минут было вызвано полицейское управление. Как только эта справка будет наведена, пошлите кого-нибудь из ваших подчиненных к тому месту с тем, чтобы раздобыть там подробное описание лица, воспользовавшегося телефоном.
  Ник Картер еще раз обратился к старшему служащему.
  — Еще один вопрос, мистер Гаррис: опишите, пожалуйста, наружность молодого супруга, фамилию которого вы не спросили.
  — Это был рослый, представительный, красивый мужчина лет двадцати восьми, с русыми усами, голубыми глазами и очень красными губами. Я обратил внимание на то, что он слегка прихрамывал. На нем был черный, длинный сюртук, светло-серые брюки и цилиндр. У него были коричневые лайковые перчатки и он держал в руке тросточку. Его молодая жена была под вуалью, и кажется, она брюнетка. У нее красивая фигура, и хотя я мог только вскользь увидеть ее лицо в тот момент, когда она смотрела на труп в кресле, я все-таки могу сказать, что она очень хорошенькая; конечно, ее лицо в этот момент имело сильно расстроенное выражение, и я собственно не могу судить точно. Если не ошибаюсь, на ней был серый дорожный костюм. Утверждать этого однако не стану, так как видел я ее в общем недолго.
  — Отлично, вы оказались хорошим наблюдателем, и я пока вполне удовлетворен. Все-таки я должен просить вас до поры до времени не отлучаться из гостиницы и быть в моем распоряжении.
  — Будет исполнено, сэр.
  Ник подождал пока старший служащий ушел, а потом он обратился к доктору Кристалю.
  — Видите ли, волей-неволей придется обратиться и к вам с некоторыми вопросами, — как бы вскользь проговорил он, — когда вас известили о совершенном в гостинице убийстве?
  — Сейчас же после того, как Гаррис нашел труп, — ответил врач своим сдержанным, чисто формальным тоном, — я находился в кофейне, куда зашел после докторского визита. Как только Гаррис известил полицию, он пришел ко мне и сообщил мне то, что случилось.
  — Благодарю вас. Полицейский врач, находящийся еще там в комнате, говорит, что ему еще желательно ваше содействие, если только вы будете любезны помочь ему словом и делом. Итак, господа, если вы готовы, то пойдем теперь в ту комнату.
  С этими словами он открыл дверь так, что доктор Кристаль должен был первым войти в комнату. Он зорко следил за доктором, когда последний переступал порог, но даже доктор Кварц не мог бы быть более хладнокровным и спокойным.
  Когда взор врача упал на трупы в комнате, он отшатнулся, как будто ему нанесли из-за угла страшный удар.
  Но изумление молодого врача продлилось недолго; он быстро восстановил свое присутствие духа. Слегка улыбаясь, он обернулся к сыщику и сказал:
  — Ваши сюрпризы, почтеннейший мистер Картер, весьма неприятного свойства.
  В его голосе звучало легкое неудовольствие, что при данных обстоятельствах было весьма понятно. Но так как тем временем в комнату вошли остальные лица, то Ник Картер, ничего не ответив, поспешно запер дверь.
  Весьма естественно, что все пятеро мужчин — в комнату вошел и чиновник из полицейского управления — вскрикнули от ужаса при неожиданно представившемся им страшном зрелище.
  Они увидели перед собой трупы мужчины и девушки.
  По-видимому, девушка была камеристкой невесты, а мужчина конечно никто иной, как жених.
  Камеристка сидела недалеко от окна на стуле, почти в том же положении, как в комнате рядом ее хозяйка, и точно в таком же месте по середине лба находилась огнестрельная рана.
  Мужчина лежал на полу вдоль порога комнаты для новобрачных. На нем был черный сюртук и его наружный вид соответствовал описанию, сделанному старшим служащим Гаррисом о молодом супруге, потребовавшем для себя и своей молодой жены комнату для новобрачных, и немедленно же удалившемся оттуда вследствие сделанных им там страшных открытий.
  В затылке у него была огнестрельная рана; пуля по-видимому, проникла в мозг и причинила смерть так же быстро, как она произошла и у обоих других покойников.
  Ни в той ни в другой комнате не было произведено ни малейшего беспорядка, только в ванной умывальник был наполовину наполнен водой, а на мраморном крае его лежало мокрое полотенце.
  Судя по положению убитого, можно было предположить, что он как раз выходил из ванной и собирался перейти в комнату для новобрачных, как из засады был застигнут предательской пулей.
  Ключ от двери между обеими комнатами лежал на среднем столе, куда его несомненно положил убийца после совершения тройного убийства.
  Больше ничего не было найдено. Как ни старался сыщик вместе со своими спутниками найти еще какие-нибудь следы, все усилия оставались тщетны.
  В карманах убитого ничего не было найдено: ни носового платка, ни часов, ни кольца, ни чего бы то ни было другого. Не оказалось в них также ни одного цента.
  На костюме его также не нашлось никаких следов, даже значок портного, сшившего костюм, был тщательно отпорот и вырезан.
  Также мало успеха имел осмотр трупа камеристки и ее одежды.
  Сыщик сразу сообразил, что убийца был весьма опытен в деле уничтожения всяких следов преступления, могущих навести на подозрения, так как в обеих комнатах не осталось ничего, что могло бы навести на следы преступника или помочь установить личность убитых.
  Ник Картер вместе со своими спутниками вышел опять в коридор и тщательно запер за собою дверь.
  После того, как были отданы необходимые распоряжения относительно других двух трупов, все спустились в вестибюль и направились оттуда в контору гостиницы. Само собою разумеется, что все ужасные открытия должны были оставаться в тайне. Через два-три часа должны были прибыть служащие похоронного бюро и тогда уже нельзя было скрывать страшного происшествия, но до того времени надо было хранить молчание.
  Ник Картер просил своих спутников ждать его возвращения в конторе, а сам подошел к столу в вестибюле, где с растерянным видом его встретил старший служащий.
  — Прошу вас, мистер Гаррис, пожаловать еще на минутку со мной, — заявил ему Ник Картер и вместе с Гаррисом направился на верхний этаж к комнате, в которой находились два трупа.
  У дверей Ник Картер остановился и мягким тоном заговорил:
  — Видите ли, мистер Гаррис, я не хочу напрасно пугать вас, а потому теперь же сообщу вам, что сообщение по телефону, согласно которому в гостинице совершено не одно, а три убийства, основано на истине. Оба других трупа находятся вот в этой комнате, и мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели на них.
  Он впустил служащего в комнату. Казалось, что перепуганный этим зрелищем служащий упадет в обморок, настолько им овладел ужас при виде двух трупов.
  Последние теперь лежали рядом на ковре, покоясь на одеялах и подушках.
  — Будьте любезны, мистер Гаррис, успокойтесь и посмотрите на покойников, — ободрял Ник Картер служащего, — а потом скажите мне, видели ли вы того или другого когда-нибудь в вашей жизни?
  Служащий робко и боязливо подошел к покойникам, но едва только успел взглянуть на их восковые лица, как воскликнул в страшном испуге, со стоном и ломая руки:
  — Мистер Картер, я принял бы присягу в том, что этот молодой человек не кто иной, как молодой супруг, который вместе со своей молодой женой в полночь явился в гостиницу, потребовал комнату для новобрачных и удалился затем так поспешно. Все сходится, за исключением только костюма. Могу поклясться, что это тот же самый человек, готов принять в этом какую угодно присягу.
  — Садитесь, Гаррис, мне нужно с вами поговорить, — ответил сыщик.
  — Что такое? Здесь в этой ужасной комнате?
  — Отчего же нет? Здесь мы можем быть вполне уверены, что нам никто не помешает, — отозвался Ник Картер, по-видимому не понимавший столь сильного волнения своего спутника. — Скажите мне, пожалуйста, как вы себе объясните присутствие этих немых гостей здесь в этой комнате?
  — При всем желании не могу вам объяснить это, мистер Картер, так как я и сам не понимаю этой ужасной загадки.
  — Но ведь трупы на самом деле находятся здесь в этой комнате, ведь это неоспоримый факт, не так ли?
  Служащий только кивнул головой.
  — Вероятно, совершенно нельзя допустить возможность, чтобы эти лица, да еще и в таких комнатах, прошли через вестибюль, оставшись незамеченными?
  — Это совершенно невозможно.
  — Когда именно эта комната в последний раз была занята?
  — Я уже говорил вам, мистер Картер, что наше помещение для новобрачных еще ни разу не было занято.
  — Входил ли вчера в гостиницу кто-нибудь, похожий на одно из этих трех лиц.
  — Никто за исключением господина, прибывшего в полночь вместе со своей женой.
  — Если оставить в стороне костюм, то остаетесь ли вы еще при убеждении, что тот молодой супруг и этот покойник представляют собой одно и тоже лицо?
  — Да… хотя теперь, когда я немного более спокоен и трезвее обдумываю это дело, я должен сознаться, что тот и другой не могут быть одним и тем же лицом — и все же это мне кажется весьма похожим на истину.
  — Не нашли ли вы какого-нибудь внешнего сходства между трупом молодой женщины в следующей комнате и молодой женой, собиравшейся вместе со своим супругом снять помещение для новобрачных?
  — Нет, хотя такое сходство пожалуй все-таки есть. Да, теперь, когда вы об этом заговорили, мне и самому начинает так казаться! Но конечно это не может быть одно и тоже лицо.
  — Разумеется нет, так как ведь обе женщины встретились здесь. Правда, одна из них была мертва. Равным образом и двое мужчин не могут быть одним и тем же лицом. Но все-таки вы допускаете, что между обеими женщинами есть сходство?
  — Возможно. Но покойница гораздо красивее, чем та женщина — и волосы ее не так темны.
  — Займемся другой женщиной. Когда она от ужаса вскрикнула, показался ли вам этот крик естественным?
  — Такой крик не издаст и самая лучшая актриса.
  — Ладно, дальше: вы говорили мне, что дама как раз сняла вуаль и вам удалось взглянуть в искаженные ужасом черты ее лица. И что же, выражение ее лица в этот момент также показалось вам естественным, вызванным настоящим испугом — или, быть может, тут была тонкая игра? Думаете ли вы действительно, что эта женщина была на самом деле ошеломлена неожиданным зрелищем?
  Старший служащий энергично покачал головой.
  — Я повторяю, мистер Картер: по моему мнению тут не было игры.
  — Хорошо. А затем женщина эта опять закрыла лицо вуалью?
  — Нет, она не была в состоянии сделать этого, это сделал ее муж, когда они вместе пробежали обратно через коридор.
  — Женщина была близка к обмороку?
  — Больше того: в течение короткого времени она на самом деле была в обмороке, и мужу пришлось трясти ее очень сильно, а потом он что-то шептал ей.
  — Вы не слышали, что именно он ей говорил?
  — Ни одного слова.
  — А когда вы после этого заговорили, он казался очень раздосадованным?
  — Только в первый момент, а потом он извинился.
  — Какое впечатление произвел он на вас?
  — Он казался таким же испуганным и ошеломленным, как и его жена. Но он лучше умел владеть собой.
  — Разумеется, на то он мужчина. Будьте добры, опишите мне его, как только можете подробно.
  — Он был очень бледен и очевидно, был весьма взволнован. Когда он говорил, он постоянно лизал губы, как будто они у него пересохли, и хотя он был весьма возбужден, мне все-таки показалось, что он часто хватался за задний карман брюк, как бы для того, чтобы удостовериться, тут ли его револьвер. Я вырос в блокгаузе в прерии и знаю это движение.
  — Отлично подмечено, — вставил сыщик, — а как обстоит дело с швейцаром, который нес два ручных чемодана — вы больше его не видели и не говорили с ним?
  — Нет, — сознался Гаррис, — во всей этой суматохе я еще и не подумал о нем.
  — Где он теперь находится? — осведомился Ник.
  — Он дежурит только до полуночи. Услуга, оказанная молодой чете, было его последним делом и, вероятно, он прямо после этого ушел домой.
  — Да это ясно. Он, вероятно, проводил молодых супругов к боковому выходу и больше уж не вернулся в гостиницу.
  — Я так думаю.
  — А все-таки это не совсем понятно, — задумчиво произнес сыщик, — ведь швейцар присутствовал при том, как молодая чета сделала в комнате для новобрачных то ужасное открытие. Казалось бы, в нем должно было пробудиться любопытство, которое заставило бы его остаться, несмотря на то, что его рабочие часы кончились.
  — Пожалуй, это так, и теперь, когда вы заговорили об этом, мне это тоже кажется странным, тем более что этот швейцар, очень еще молодой человек, всегда был крайне любопытен.
  — Так вот, — решил сыщик, — когда вы спуститесь в контору, то сейчас же пошлите кого-нибудь за этим швейцаром — лучше всего послать полисмена — и затем пусть он побудет в конторе, пока я с ним поговорю. Но я не думаю, что его уже найдут, я опасаюсь, что он бросил свое место у вас навсегда. А теперь скажите мне, не кажется ли вам, что молодая чета знала уже заранее, какое зрелище ее ожидает в комнате для новобрачных?
  — Откровенно говоря, сначала вся эта история показалась мне искусно подстроенным делом, но теперь, когда я спокойно обдумал все происшествие, я пришел к обратному заключению.
  — Почему именно? — внимательно спросил сыщик.
  — Видите ли, мистер Картер, — ответил Гаррис, слабо улыбаясь, — если служащий в гостинице чего-нибудь стоит, то он должен быть хорошим наблюдателем и уметь судить по выражению человеческих лиц. Могу только повторить, что испуг на лице молодой женщины был неподдельным, и это равным образом относится и к ее супругу.
  — Благодарю вас. Вы дали мне три превосходных ответа. А теперь скажите мне еще, какое впечатление произвел на вас этот господин, когда он немного пришел в себя?
  — Откровенно говоря, он походил на человека, который увидел привидение и знает, что виденное им только и могло быть привидением. Другими словами, он показался мне человеком, обыкновенно хладнокровным и отважным, но выброшенным из обычной колеи непонятным явлением.
  — Прекрасно. Ну, а когда молодая чета так поспешно удалилась, полагаете ли вы, что это произошло только вследствие того ужасного зрелища, или, быть может, по какой-либо другой причине? Но, пожалуйста, отвечайте на этот вопрос, отнюдь не руководствуясь моим мнением.
  — Действительно, мне почти казалось, что они бегут от какого-то врага. Не думаю, что один только вид трупа произвел на них столь сильное впечатление, а полагаю, что они приводили этот труп в какую-то таинственную связь с собою же, и что все это происшествие вселило в них страх перед опасностью, заставивший их бежать немедленно.
  — Только что я собирался сказать тоже самое, это-то и было впечатление, произведенное на молодую чету, — заметил сыщик, и прибавил: — а теперь скажите, Гаррис, вам когда-нибудь приходилось слышать о некоем докторе Кварце?
  — Конечно, очень часто.
  — И вы когда-нибудь видели этого доктора Кварца?
  — Даже весьма часто.
  — Останавливался ли он у вас в Гранд-Отеле?
  — Конечно, в течение всей последней недели. Он занимал комнаты, расположенные позади помещения для новобрачных. У него на дому происходил какой-то ремонт или что-то в этом роде, и потому он временно должен был переселиться. Конечно, мы тогда еще не знали, с каким негодяем мы имели дело.
  — Могу себе представить. А теперь комнаты, в которых жил доктор Кварц, опять заняты?
  — Доктор Кристаль занимает приемную и ванную, а спальную мы отдали, как отдельную комнату.
  Ник Картер тихо свистнул и коротко кивнул головой.
  — Отлично! — воскликнул он затем, — скажите, Гаррис, эти два доктора поддерживали между собой оживленные отношения?
  — Утверждать этого не смею, они общались между собой не больше и не меньше, чем это бывает среди жильцов в гостинице.
  — Не казалось ли, что оба врача были знакомы уже и раньше? — осведомился сыщик.
  — Об этом я, откровенно говоря, и не думал и не наводил об этом справок.
  — Давно ли вы знаете этого доктора Кристаля?
  — Со времени открытия Гранд-Отеля.
  — И что же?
  — Он часто приходил в гостиницу в качестве гостя, и денег у него, по-видимому, было много. Он заявил нам, что собирается практиковать в Канзас-Сити и что хочет снять у нас несколько комнат на большой срок, если мы разрешим ему повесить внизу свою вывеску.
  — И вы, конечно, согласились с его просьбой?
  — Разумеется, так как благодаря этому мы приняли постоянного, хорошо платящего квартиранта. Большинство гостиничных врачей требуют вознаграждения, а доктор Кристаль совершенно отказался от этого.
  — Не знаете ли вы, откуда явился этот доктор?
  — Чуть ли не из Вашингтона. Наверное я этого не могу сказать, но он часто говорил о Вашингтоне, и мне показалось, что там его родина.
  — Часто ли доктор Кварц и доктор Кристаль бывали вместе, когда первый проживал здесь в гостинице?
  — Да, в ресторане они часто обедали за одним столом — это все, что я могу сказать по этому поводу.
  — А теперь еще один вопрос, ответ на который мог бы избавить меня от массы возни, а я полагаю, что вы, как опытный человек, сейчас же и ответите мне на него. Ведь, выстрелы из револьвера должны были раздаться по всей гостинице — не наводили ли вы по этому поводу справок?
  — Разумеется, мистер Картер, — ответил служащий, — никто в гостинице не слышал этих выстрелов. Это нам и показалось странным, хотя шум на улице очень силен.
  — Отлично! А теперь, мистер Гаррис, идите, пожалуйста, в контору, где меня ожидают остальные господа, попытайтесь отвести в сторону начальника полиции и постарайтесь шепнуть ему, чтобы он никоим образом не допустил ухода доктора Кристалл, прежде чем я вернусь в контору. Скажите начальнику, чтобы он передал о том же полицейскому врачу. Когда вы это исполните, то вернитесь, пожалуйста, сюда, незаметно забрав ключи от комнат, занимаемых доктором Кристалем. А потом вы опять войдете в контору и подождете моего прихода.
  Через четверть часа Ник Картер один находился в комнатах доктора Кристаля.
  * * *
  Пробыв в комнатах молодого врача гостиницы около получаса, Ник Картер возвратился в контору гостиницы и вежливо заявил:
  — Мне было бы приятно, если бы полицейский врач и вы, доктор Кристаль, подождали бы меня еще немного, так как мне хотелось бы еще получить ответы на некоторые специальные вопросы. А пока я попрошу начальника полиции пожаловать со мной.
  Тот сейчас же встал со своего места и пошел за сыщиком, проводившим его до той комнаты, где все еще лежали два трупа.
  — Мистер Гайнс, — начал сыщик, когда они вошли в комнату и заперли за собою дверь, — помните ли вы, что во время нашего с вами разговора о загадочных убийствах в товарном вагоне, я ссылался на доктора Венворта, этого знаменитого токсиколога, считающегося в Америке авторитетом по вопросам химии?
  — Очень хорошо помню.
  — Нам он больше не будет нужен.
  — Почему?
  — Потому, что я уже нашел все то, что он может сообщить нам по поводу ядов для бальзамирования. Я этим, конечно, не хочу сказать, что я успел усвоить себе все его познания, но я уяснил себе вопрос, занимающий нас теперь. Не спрашивайте меня, а позвольте изложить вам ход моих мыслей.
  — Прошу вас.
  — До сих пор я не расспрашивал полицейского врача, полагая, что это сделаете вы, пока я занят буду другими делами.
  — Так я и сделал.
  — Тем лучше, тогда вы, вероятно, сумеете мне ответить на несколько вопросов, которые я сейчас поставлю вам?
  — По всей вероятности, так как я подробно переговорил об этом деле с обоими врачами.
  — Отлично, но прежде чем мы начнем, скажите мне ваше мнение о личности доктора Кристаля и произведенном им на вас впечатлении.
  — По-видимому, он хорошо знает свое дело, но я не вполне убежден в его умственных способностях.
  — Вполне присоединяюсь, а теперь начнем с вопросов: не высказывали ли врачи своего мнения по поводу того, давно ли убиты покойники?
  — Об этом они подробно не говорили, хотя их диагноз в общем сводится к тому, что со времени наступления смерти прошло не менее 12–14 часов.
  — Это относится ко всем трем трупам?
  — Не могу ответить вам на этот вопрос, Картер, так как оба доктора так изощрялись в специальных выражениях, что у меня голова пошла кругом.
  — А разве доктора не говорили об окоченении трупа и процессе разложения?
  — Да, об этом они говорили, и мне показалось, что они оба придерживаются одного и того же мнения.
  — А что вы скажете, если я вам сообщу, что все три покойника умерли не менее недели тому назад?
  — Я сочту вас за сумасшедшего, Картер, и оба врача, вероятно, с этим согласятся, — ответил Гайнс.
  — Весьма лестно слышать, но тем не менее я должен настаивать на этом выводе.
  — Но я никак не могу с этим согласиться.
  Ник Картер только улыбнулся:
  — Вы помните, с каким совершенством были набальзомированы трупы, найденные в товарном вагоне?
  — Но помилуйте, Картер, не станете же вы утверждать, что три трупа в обеих комнатах помещения для новобрачных находятся там уже в течение недели и больше.
  — Я этого и не говорю.
  — Черт возьми, как же вы объясните всю эту историю?
  — Вот именно так, как я вам говорю. Все три покойника умерли уже неделю или больше тому назад. Но я тут же прибавлю, что трупы приготовлены для показа если можно так выразиться, — не далее, как вчера. Отсюда следует, что трупы приготовлены точно таким же образом, как трупы в товарном вагоне, а в том положении, в каком мы их нашли, они находились с шести часов вчерашнего вечера, то есть приблизительно в течение двенадцати часов, так как теперь почти шесть часов утра.
  — По вашему, трупы набальзамированы, Картер? Но ведь это уже скорее походит на сказку.
  — Совершенно верно, но ведь и наша нынешняя школьная наука не поверит тому, что есть возможность сохранить трупы столь усовершенствованным образом. А между тем это так, в чем нас убеждают найденные в товарном вагоне трупы, которые, однако, набальзамированы далеко еще не так искусно, как найденные в гостинице покойники.
  — Боже праведный!
  — Вот тут-то снова проявляется изумительное умение этого доктора Кварца.
  — Но ведь Кварц находился тогда под арестом. Не мог же он доставить трупы сюда, а даже если бы он был замешан в это дело, то каким же образом трупы могли быть доставлены в помещение для новобрачных без ведома служащих гостиницы? Этого я не понимаю, Картер.
  — Совершенно верно, но ведь возможно предположить, что доктор Кварц нашел заместителя, который и орудовал для него другими словами, агента, имеющего тоже необходимые познания; затем есть основание полагать, что трупы находились в гостинице уже давно.
  Начальник полиции облокотился на спинку своего стула, положил руки в карман и от изумления не мог сейчас же найти ответа. Наконец он проговорил:
  — Теперь меня не удивляет, если вы вполне серьезно утверждаете, что агентом этим является доктор Кристаль и что трупы в течение всего этого времени находились у него в комнате.
  — Это я и думаю.
  — Милейший Картер, я уже привык слышать от вас самые поразительные вещи, но это звучит уж очень неправдоподобно.
  Вместо ответа сыщик встал и знаком пригласил Гайнса следовать за ним.
  — Пойдемте, мистер Гайнс, я вам кое-что покажу.
  Ник проводил начальника полиции к амфиладе комнат «А».
  — Когда я привел сюда старшего служащего Гарриса, — начал он, когда они вошли в комнату, — и он увидел вон тот труп, то он на первых порах стал утверждать, что это труп того молодого супруга, пришедшего в полночь в гостиницу и потребовавшего комнату для новобрачных, причем он заявил, что на трупе только другой костюм. При этом мнении Гаррис и остался, хотя он хорошо сознавал, что оно не может соответствовать действительности. Я, конечно, стал дальше расспрашивать его и узнал, что молодая чета не столько была испугана страшным зрелищем, сколько беспокоилась о своей собственной безопасности.
  — Что это значит?
  — Вернемся на минутку к тайне товарного вагона. Вы помните еще, что я с самого начала придерживался того мнения, что доктор Кварц отправил сюда вагон вместе с находящимися в нем трупами только для того, чтобы устрашить некоторых, нужных ему лиц, испугать и угрожать им?
  — Совершенно верно. Вы убедили и меня в верности вашего взгляда.
  — Так вот, а в тройном убийстве в гостинице, или в том, что мы склонны были так называть, мы видим довершение дьявольского намерения этого ужасного доктора Кварца.
  При этих словах Ник Картер вынул из кармана нож, открыл его и начал на лице покойника у усов выводить окружность, величиной в мелкую серебряную монету.
  — Что это вы собираетесь делать? — воскликнул крайне изумленный начальник полиции.
  — Погодите, вы сейчас увидите, что я хочу сделать, — хладнокровно ответил Ник Картер.
  Он спокойно продолжал свою работу, затем подложил лезвие ножа под сделанный им надрез, сразу приподнял его, и отнял кусок кожи и часть усов.
  — Оставьте, — застонал начальник полиции, ужасаясь этого зрелища.
  — Не пугайтесь, — успокаивал его Ник Картер, — я и не дотрагивался до лица покойника и не думал разрезать кожу.
  — Так что же вы собственно сделали?
  — Посмотрите сюда и вы увидите. Возьмите мое увеличительное стекло, оно облегчит вам осмотр.
  Начальник полиции взял стекло и наклонился над лицом покойника.
  Он смотрел через стекло лишь несколько секунд и затем с жестом внезапного ужаса отскочил, уронив стекло.
  — Картер, вы становитесь страшным, — прошептал он слабым голосом.
  — Почему же? — ответил сыщик, который начал тщательно приклеивать к лицу покойника срезанный им кусочек, — разъяснение этого необычного обстоятельства я нашел в соседней комнате, занимаемой доктором Кристалем, являющимся на самом деле многообещающим учеником нашего доктора Кварца.
  — Как видите, — продолжал Ник Картер, — после того, как этот труп был настолько искусно набальзамирован, что совершавшие эту работу люди остались довольны, они пожелали придать чертам лица покойника возможно большее сходство с лицом другого человека, находящегося еще в живых. Как мы видели воочию, это им прекрасно удалось. Разве вы никогда еще не слыхали о тех искусных массажистах в Париже, услугами которых пользуются пожилые модницы? Эти женщины не хотят казаться старыми и предпочитают терпеть сильнейшие боли, чтобы только казаться более молодыми. Им накладывают на лицо эмалевую маску, придающую их лицу на несколько лет чуть ли не кукольный вид. Эта эмалевая накладка так прочна, что требует возобновления лишь по прошествии очень долгого времени, если только женщина избегает улыбок или вообще выражения каких бы то ни было движений души. Такая маска должна быть тщательно предохраняема от сырости. Так вот видите ли, у этих трех покойников мы имеем дело с такими масками из эмали. Благодаря искусству доктора Кварца и его ученика, лицо этого покойника, имевшее на самом деле совершенно иной вид, сделалось похожим на лицо человека, находящегося в живых, которого эти два негодяя хотели испугать. Этот человек никто иной, как тот молодой супруг, который ночью являлся в Гранд-Отель.
  — Ладно, Картер, преклоняюсь перед вашими выводами, хотя они кажутся мне очень невероятными. Но чего же мог добиваться этот доктор Кварц таким делом, тем более, что он ведь мог легко себе представить, что вид находящегося в первой комнате трупа должен был у новобрачных отбить охоту остаться в этих помещениях. Да и на самом деле, молодая чета не успела и взглянуть на труп этого человека.
  — Это действительно верно, — согласился сыщик, — но возможно, что тут произошло недоразумение при исполнении приказаний доктора Кварца. По моему мнению, он намеревался напугать молодого супруга. Впрочем, мы можем только теряться в предположениях относительно того, в чем собственно дело, причем нам все-таки не удастся разгадать действительные мотивы доктора Кварца. Поэтому возьмите еще раз увеличительное стекло и осмотрите отверстие от пули на лбу камеристки, а равно и огнестрельную рану на трупе женщины в другой комнате. Вы увидите, что кажущаяся свежесть обеих ран достигнута только наложением краски. Вот у этого покойника негодяи не сочли нужным освежить краску, а потому и огнестрельная рана в его затылке имеет устарелый вид. Словом, я придерживаюсь того мнения, что доктор Кварц хотел выставить в приемной как невесту, так и жениха, но по какой-то неизвестной причине его намерение не могло быть приведено в исполнение. Быть может, доктору Кристалю помешало что-нибудь во время его приготовлений, которые он несомненно делал вчера после полудня и рано вечером, и он не успел рассадить трупы, а должен был оставить труп мужчины здесь в комнате, где мы его и нашли.
  — Но каким же образом он сумел перенести трупы в эту комнату? — спросил начальник полиции.
  Вместо ответа Ник Картер направился в угол комнаты и отодвинул стоявший там тяжелый гардеробный шкаф из розового дерева на роликах. Гайнс сейчас же увидел, что за шкафом находилась соединительная дверь, ведущая в смежные комнаты.
  — А! Через эти двери? — воскликнул изумленный начальник полиции.
  — Конечно, через нее-то и принесены трупы. Если вы войдете туда в ванную, то увидите, что длина ее меньше ширины этой комнаты, причем разница больше чем ширина этого гардеробного шкафа.
  — Вы правы.
  — А эту особенность вы заметите и в комнатах, занимаемых доктором Кристалем, смежных с этой комнатой. Его ванная расположена непосредственно рядом с ванной, принадлежащей к этим комнатам, причем в помещении доктора Кристаля стоит точно такой же гардеробный шкаф.
  — Ага. Я понимаю.
  — Когда здание это перестраивалось под гостиницу, было обращено внимание на то, чтобы в случае надобности можно было прибавить к помещению для новобрачных еще несколько комнат. А для того, чтобы скрыть проход из одних комнат в другие, по обеим сторонам соединительной двери были поставлены шкафы.
  — Дальше, Картер. Я положительно изумлен.
  — Когда я осматривал комнаты доктора Кристаля, я отодвинул стенной шкаф и таким образом заметил проход. Все это, как видите весьма просто.
  — Совершенно верно, за исключением только того обстоятельства, мне совершенно непонятного, благодаря которому трупы могли быть перенесены в комнаты молодого врача гостиницы прежде, чем попасть сюда.
  — Но, милейший Гайнс, кто же говорит, что они были принесены в комнату этого многообещающего врача? Вполне возможно, что они при жизни вошли к нему сами. Нам известно, что доктор Кристаль принимал очень много пациентов и если некоторые из них не возвращались больше на свет Божий, то это могло не обратить на себя внимание. Кто знает, может быть этот милый доктор дал им якобы успокоительное средство, настолько сильное, что они заснули навсегда.
  — Следовательно, эти три лица были убиты в той комнате?
  — Именно, я полагаю, что они все погибли насильственной смертью. В той комнате их набальзамировали, там же им надели костюмы и имеющиеся теперь на них маски. У меня уже имеется достаточно доказательств этих предположений, и мои два помощника, пришедшие со мной в гостиницу, когда вы призвали меня сюда, находятся теперь в комнатах доктора Кристаля и им поручено немедленно арестовать его, если только он вернулся бы туда раньше, чем мы кончим здесь.
  — Но скажите, пожалуйста, каким образом у вас возникло подозрение против доктора Кристаля?
  — Знаете ли, — улыбаясь ответил сыщик, — это дело чутья. Точно также как вы предчувствуете дождь, когда разбаливаются ваши старые раны, я сейчас же почуял преступника, когда в первый раз увидел доктора Кристаля. Возможно, что уже его фамилия произвела на меня впечатление — Кристаль и Кварц — то и другое из области минералогии. Затем я узнал, что Кварц проживал здесь в гостинице в течение недели и конечно, оказалось что он с доктором Кристалем были большие приятели. К сожалению, мы еще не имеем возможности схватить зачинщика всех этих злодеяний, так как он сегодня ночью бежал из полицейской тюрьмы, хотя надо будет принять все меры к тому, чтобы как можно скорее поймать этого доктора Кварца.
  — Черт возьми! Вы правы, Картер!
  — По моим предположениям, мы должны заставить доктора Кристаля навести нас на след бежавшего. Не спрашивайте меня, каким образом это может быть исполнено, я этого еще сам не знаю, хотя надеюсь, что нам это удастся. Вот почему я и хотел обратиться к вам с просьбой.
  — В чем дело?
  — Когда мы вернемся теперь в контору, то вы ни единым словом, ни единым жестом не показывайте, что вы имеете подозрения против доктора Кристаля. Он ничего не должен подозревать, пока только это будет возможно. Он остался здесь для того, чтобы узнать наши мнения и планы с тем, чтобы помешать потом их исполнению. Пусть он останется при этом мнении и постараемся как можно дольше не отпускать его в свою квартиру.
  — Жаль только, Картер, что мы не можем переговорить с новобрачными, которые намеревались сегодня ночью остановиться в этом помещении.
  — Видите ли, мне кажется, нам будет не слишком трудно разузнать, где находится молодая чета. Но предварительно мне нужно узнать еще кое-что другое и вследствие этого мне желательно оттянуть арест доктора Кристаля на возможно долгое время.
  — Могу ли я узнать в чем дело?
  — Мне хотелось бы установить, какое отношение имеет уличный беспорядок на Делавар-авеню к маскараду трупов здесь в гостинице и узнать, каким образом все обстоятельства сложились настолько благоприятно для доктора Кварца, что он имел возможность бежать из тюрьмы, тем более что подготавливая все эти происшествия, он никак не мог знать, что так скоро очутится за решеткой. И вот я перехожу к другому делу, о котором мне хотелось бы побеседовать с вами.
  — Пожалуйста, это крайне интересно.
  — Вы еще не сказали мне, каким образом доктор Кварц мог бежать. Все, что я об этом знаю, ограничивается вашим коротким сообщением, что доктор улизнул. Но как он привел в исполнение свое бегство?
  — Смею вас уверить, об этом вы знаете приблизительно столько же, сколько и я.
  — Но скажите мне по крайней мере, то, что вам известно.
  — Хорошо. Произошло это приблизительно следующим образом, — ответил начальник полиции, вынимая из кармана записную книжку.
  — Вот тут имеется выписка из полицейского дневника. Я вышел из моего кабинета ровно в полночь. В 12 час. 7 мин. капитан этого участка позвонил, что здесь в гостинице совершено убийство и что он через некоторое время сообщит подробности. В 12 час. 10 мин. было получено второе извещение, якобы исходившее от ночного дежурного гостиницы. Незнакомец сообщил нам, что в гостинице открыты всего три убийства и просил прислать из управления побольше людей. Вследствие этого в 12 час. 17 мин. в Гранд-Отель отправились четыре полицейских сыщика. В 12 час. 23 мин. было получено сообщение о возникновении уличных беспорядков на Делавар-авеню и в 12 час. 33 мин. туда были посланы все полицейские запасы со всего города, вместе со всеми запасами полицейского управления. В 12 час. 35 мин. были посланы последние сыщики, а равным образом и дежурный капитан, во исполнение своего долга, поспешил на Делавар-авеню. Он оставил контору прд наблюдением сержанта Грина, причем до своего ухода еще сделал мне по телефону подробный доклад. Немедленно после того, как я приехал домой, я сейчас же поспешил обратно в город. Сначала я отправился на Делавар-авеню, а оттуда сюда в гостиницу. В управлении я до сих пор еще не был.
  — Продолжайте, — все ваши сообщения представляют для меня громадный интерес.
  — Грин вступил в исполнение своих обязанностей в 12 час. 50 мин. Он явился в полночь на службу после восемнадцатичасового отдыха и, конечно, ничего не знал о деле Кварца. Едва он пришел, как оказался заваленным работой и не имел возможности просмотреть записи в дневнике. Во всяком случае он не подозревал, что доктор Кварц и Занони находятся в тюрьме в качестве заключенных.
  — Дальше.
  — Вот тут-то я и не вижу дальнейшей связи. Сегодня утром в 3 часа 40 мин. вы просили меня осведомиться о здоровье доктора Кварца и только тогда мы все узнали, что он бежал. Должно быть они бежали вместе или скорее всего, Занони освободила доктора Кварца и вышла вместе с ним из тюрьмы между 12 час. 50 мин. и 3 час. 40 мин.
  — Но каким образом они привели в исполнение свое бегство?
  — Об этом я почти ничего не знаю. Вам известно, что после 12 час. 50 мин. в полицейском управлении не оставалось почти ни одного служащего. Когда я по вашей просьбе позвонил туда, то на постели в камере прекрасной Занони в бессознательном состоянии нашли женщину-служащую, которой был поручен надзор за Занони, с лицом, посыпанным каким то белым порошком. А дверь камеры была открыта и Занони исчезла. В главном коридоре тюрьмы точно в таком же состоянии нашли Тома Мулигана, самого сильного и самого пожилого члена полицейской дружины. Надзор за всей тюрьмой был в то время сосредоточен в его руках и он, если не считать арестованных, был тогда единственным мужчиной во всем здании. Надо вам знать, что кроме доктора Кварца и Занони в тюрьме находилось еще только трое арестованных.
  — Следовательно, Мулиган был приведен в бессознательное состояние точно таким же путем, как и служащая женщина, и у него на лице тоже был белый порошок?
  — Да.
  — Очевидно, Занони отобрала у бессознательного Мулигана ключи и ей таким образом удалось открыть дверь от камеры доктора.
  — Совершенно верно. Она просто-напросто отперла камеру и потом они вышли из здания полицейского управления, причем не было никого, кто мог бы им воспрепятствовать в этом. Кроме Грина, ночного дежурного в конторе и еще двух полисменов, ожидавших, вероятно, тоже в конторе дальнейших известий об уличном беспорядке, никого не было. Затем в здании находились еще два сержанта-сыщика в отдельном помещении, в которое, однако, можно только пройти через другой коридор.
  — Таким образом, доктор Кварц с Занони ушли через открытые двери, ничуть не стесняясь?
  — По всей вероятности, так.
  — С той же вероятностью можно будет предположить, что Занони имела при себе белый порошок, не найденный при обыске. Вероятно, прекрасная преступница под каким-нибудь предлогом заманила служащую к себе в комнату и затем в удобный момент насыпала ей на лицо порошок, созданный, конечно гениальной изобретательностью ее не менее преступного учителя и служащая тотчас же свалилась без сознания.
  — Надо полагать, что Занони поменялась со служащей одеждой для более удобного исчезновения. Видите ли, Картер, до сих пор я считал эту женщину сумасшедшей, а теперь я считаю ее самой отъявленной негодяйкой на свете.
  — Да, — проворчал Картер не то с досадой, не то насмешливо, — так или иначе это бегство принадлежит к числу тех неприятных сюрпризов, которые так любит гениальный доктор Кварц.
  — Так вот, Гайнс, — после краткого раздумья продолжал сыщик, — может быть вы уже догадались, что я командировал своих двух помощников в комнату доктора Кристаля с двойной целью? Вы теперь на деле убедились, до чего может дойти наглость этого доктора Кварца. Поставьте себя на его место: как только этот негодяй освободился из-под ареста и если маленькие сюрпризы в гостинице сочинены им, то он вряд ли откажется от удовольствия разузнать, успешно ли прошли его злодеяния. Вы не можете сомневаться в том, что он попытается, конечно осторожно и в хорошей маске, пробраться сюда в гостиницу в комнату своего способного ученика доктора Кристаля, хотя бы только для того, чтобы помочь ему в случае надобности.
  — Вы меня просто поражаете, Картер, неужели вы полагаете, что он на самом деле будет иметь наглость осмелиться на это?
  — Разумеется. Его прельщают самые отчаянные приключения, да кроме того он ведь не знает того, что мы за это время успели здесь узнать. Вспомните то, что я рассказывал вам о его мании величин, а последнюю никто в мире не может победить в нем, так как она сильнее его самого. Кроме того он, вероятно, будет думать, что раньше как через неделю мы не сумеем выяснить это дело.
  — Как хотите, Картер, не смею спорить, — покачивая головой, проворчал начальник полиции, — но я не могу допустить такой наглости.
  — А я не только допускаю ее, но и не сомневаюсь в ней. Да, да, не смотрите на меня с таким недоверием. Быть может, ему уже и приходить не нужно и он уже находится здесь в гостинице.
  — Как я уже говорил, — продолжал Ник Картер, — если он теперь находится уже в гостинице, а это для него нетрудно благодаря всеобщему возбуждению и бестолковой суматохе, то он кратчайшим путем отправится в комнаты своего ученика, от которых у него, конечно, есть ключи. Я от души желаю, чтобы он решился на столь смелый шаг.
  — Тогда он наткнется прямо на Патси и Тен-Итси?
  — Именно и найдет их в достаточной степени подготовленными для торжественной встречи.
  — Пожалуй, было бы недурно посмотреть, Ник, — предложил начальник полиции, — вы не запирали дверь в другом конце маленького коридора?
  — Я не запирал ни ее, ни ту другую дверь. Затем стенной шкаф в другой комнате отодвинут настолько, что я могу пройти туда, если это окажется нужным, — ответил сыщик.
  — Отлично, давайте-ка заглянем в эту комнату. Я бы хотел сделать это, прежде чем спуститься в контору.
  — Хорошо, Гайнс, пойдемте. Но только не производите ни малейшего шума. Посмотрим, чем заняты мои два молодца. Мне думается, мы можем пробраться в комнату, не будучи ими замеченными, так как недавно я не поленился смазать дверные петли.
  Комнаты были соединены узким коридором, длина которого равнялась длине расположенных рядом ванных комнат, то есть приблизительно 14 футам. У каждого конца маленького прохода имелась тяжелая дверь.
  Ник Картер осторожно открыл первую дверь и в сопровождении начальника полиции вошел в коридор.
  Дойдя до второй двери, Ник осторожно повернул ручку и сейчас же после этого он со своим спутником выступили вперед из-за стенного шкафа в ярко освещенную комнату, в которой согласно его приказанию находились Патси и Тен-Итси.
  Ник Картер был обеспокоен уже тем, что комната была залита ярким светом, тогда как он приказал своим помощникам оставаться в темноте. Но представившееся его взорам страшное зрелище преисполнило его яростью и ужасом. В тот же момент Ник Картер одним громадным прыжком очутился посреди комнаты.
  Он прибыл как раз вовремя, чтобы спасти жизнь обоих своих молодых помощников.
  У противоположной стены лежал Патси, на ковре, по-видимому, в бессознательном состоянии. На середине комнаты, на полу, лежал Тен-Итси. Стол был опрокинут, а над несчастным юношей склонился не кто иной, как доктор Кварц; левая рука его обхватывала горло Тен-Итси, а в поднятой правой руке сверкал длинный, острый нож, — он собирался вонзить его в сердце своего противника.
  Тен-Итси обеими руками обхватил шею доктора, у которого уже высунулся язык и черты лица его имели тот синеватый оттенок, который замечается у людей, умирающих медленной, но верной смертью от удушья.
  Не будь у доктора ножа, маленький, живучий японец несомненно вышел бы победителем из этой смертельной борьбы. Но, когда опрокинулся стол, нож упал на пол и доктор Кварц быстро схватил его.
  Он уже торжествовал победу над своей несчастной жертвой и лезвие уже опускалось по направлению к сердцу его противника, когда Ник Картер быстро и решительно дал из своего револьвера один из тех выстрелов, которые утвердили за ним репутацию лучшего стрелка в Америке.
  Пуля попала в лезвие ножа, разбила его и вместе с тем, силой удара, выбила рукоятку из руки доктора.
  Доктор Кварц сразу очутился в весьма невыгодном положении. Сильные руки Тен-Итси с упорством бульдога сдерживали горло противника. В яростном отчаянии тот тщетно силился вырваться, но руки Тен-Итси вцепились в его глотку с железной силой и подлый преступник наверно испустил бы дух в руках маленького японца, если бы Ник Картер не подскочил и не положил бы конец борьбе.
  Он нанес врачу страшный удар кулаком в затылок и тот, как сраженный топором, свалился на ковер.
  Тен-Итси с налитыми кровью глазами уставился на отнятую у него жертву, а потом посмотрел на своего начальника. Но он тотчас же понял, что нужно было делать и с хриплым ревом ярости бросился на лишившегося сознания преступника, чтобы связать его.
  А Ник Картер с начальником полиции, который в первый момент был совершенно ошеломлен от ужаса, поспешили на помощь Патси.
  Юноша, как раз в этот момент очнулся. Моргая глазами, точно не соображая, что с ним произошло, он посмотрел в лицо наклонившегося над ним сыщика.
  — Он нанес мне удар в скулу, — сказал он слабым голосом, — кажется, я спал, начальник? Но ведь это ужасный человек.
  — Да, нечего сказать, — возразил Ник Картер, невольно улыбаясь при таком хладнокровии своего младшего помощника, — там в ванной есть вода, пойди и помочи себе виски.
  Затем он обратился к другим.
  Гайнс за это время тоже не бездействовал, а помогал Тен-Итси; оба они были заняты тем, чтобы при помощи шнурков от занавесок, проволок от картин и тому подобным так связать своего пленника, чтобы тот совершенно не мог двигаться, когда придет в сознание.
  — Ник! — воскликнул теперь начальник полиции, вне себя от радости по поводу удачного ареста, — предложите мне на выбор, взять сто тысяч долларов наличными деньгами или связать этого Кварца, — я охотно отказался бы от денег.
  — Это очень понятно, — улыбаясь, заметил Ник Картер, — такого пленника не каждый день поймаешь. А теперь мы оставим нашего приятеля Кварца спокойно на попечении моих двух помощников, они позаботятся о том, чтобы не пришлось ловить его еще лишний раз. Там в конторе нас ожидает еще другой зверь. Наш приятель Кристаль, вероятно, уже потерял терпение. Теперь вы спокойно можете арестовать молодого врача, пойдемте, спустимся вниз.
  Когда сыщик вместе с Гайнсом вернулся в контору гостиницы, он увидел, что их все еще ждали.
  По дороге в контору сыщик и начальник полиции условились относительно того, каким образом арестовать доктора Кристаля, и как только они вошли в контору, они уже приступили к исполнению своей программы.
  Доктор Кристаль сидел рядом с полицейским врачом и оба углубились в специальный, чисто научный разговор. Ник Картер спокойно прошел в другой конец комнаты, так что он очутился позади обоих врачей.
  Начальник полиции подошел к ним спереди и в тот момент, когда молодой врач гостиницы очутился как раз между ними, сыщик начал действовать.
  Молча наклонился он над стулом молодого врача, сильными руками схватил его обе руки и с непреодолимой силой придавил их к спинке стула.
  В тот же момент начальник полиции наклонился вперед, чтобы быть наготове на случай, если бы доктор Кристаль стал сопротивляться. К удивлению обоих ничего подобного не случилось.
  — Вы арестованы, доктор Кристаль, — произнес начальник полиции, когда Ник схватил пленника.
  — Неужели? Вы удивляете меня.
  Это было все, что с полнейшим хладнокровием ответил арестованный.
  — Я арестую вас, как соучастника в совершении убийств трех лиц, неопознанные трупы которых лежат еще в помещении для новобрачных этой гостиницы, — воскликнул начальник полиции.
  А когда врач и теперь не произнес ни единого слова и не произвел ни одного движения, Гайнс достал пару двойных наручников, которые и наложил на руки арестованного. При помощи третьей пары наручников он приковал преступника к самому себе.
  — Мы расстанемся с вами не раньше, как я доведу вас в полной сохранности до полицейской тюрьмы, — прибавил начальник полиции.
  Доктор Кристаль презрительно пожал плечами, как будто речь шла о факте, с которым надо было мириться, хотя это и было весьма неприятно.
  Сколько хладнокровия показывал арестованный, столько волнения было высказано остальными присутствовавшими в комнате.
  Ник Картер обратился к полицейскому врачу:
  — Если позволите сделать вам предложение, то отправьте покойников из помещения для новобрачных непосредственно в покойницкую. Особых приготовлений не требуется, так как трупы уже готовы к преданию земле. Как и покойники в товарном вагоне, эти трупы набальзамированы, но только в данном случае бальзамировка исполнена лучше и тщательнее.
  — Но позвольте, мистер Картер, я не нахожу слов для выражения своего изумления.
  — Я полагаю, ваши товарищи по факультету будут не менее поражены, — улыбаясь, ответил Ник Картер, — но пусть вам и в голову не приходит мысль, что вы не исполнили своего долга. Ни один другой врач не сделал бы большего. Во всяком случае фактически верно то, что покойники там на верху были трупами уже, по крайней мере, неделю тому назад или еще гораздо больше. Все трое были убиты и комнате этого доктора Кристаля. Там же, путем неизвестного нам и прекрасно действующего состава, их немедленно набальзамировали. Остается только пожалеть, что способ этот известен только докторам Кварцу и Кристалю.
  Лишь по легкому пожиманию плеч арестованного можно было видеть, что он расслышал сказанное.
  — Я тщательно обыскал комнаты доктора Кристаля, — продолжал сыщик, — и там имеется масса вещей, способных возбудить ваш интерес, как врача. Когда придет время, вы хорошо сделаете, если созовете совет из врачей. Я убежден, что ваши ученые товарищи по профессии могут многому научиться по найденным предметам.
  — Согласен, — отозвался полицейский врач подавленным голосом, — не созвать ли этот совет сейчас же?
  — Нет, я считаю более удобным, чтобы вы повременили с этим, по крайней мере, неделю, — возразил Ник Картер, — так как по моему мнению трупы сохранятся в нынешнем виде еще тысячу лет и во всяком случае достаточно долго, чтобы подготовиться к совету совершенно спокойно. Тем временем начальник полиции поможет вам в ваших приготовлениях, открыв вам свободный доступ в комнаты доктора Кристаля. Ко времени созыва совета мне хотелось бы еще привлечь двух важных свидетелей, а именно ту молодую супружескую чету. Я не сомневаюсь, что мне удастся разыскать ее в течение недели.
  Доктор Кристаль снова презрительно пожал плечами, но ничего не сказал.
  Он смерил Ника Картера насмешливым взглядом и нетерпеливо повел связанными руками.
  — Ну-с, доктор, — сказал великий сыщик, — имеете что-нибудь возразить?
  — Решительно ничего, — прервал свое молчание доктор Кристаль, — напротив, я могу только порадоваться, если мои мудрые товарищи по призванию найдут в моих комнатах еще что-нибудь такое, что возбудить и мой интерес. Мне совершенно непонятно, что вы там болтаете о массе каких-то вещей, могущих якобы возбудить интерес медиков; несомненно, у господина сыщика столь обширные медицинские познания, что ему будет нетрудно создать сразу из найденного по его мнению обличительного материала чудовищное обвинение против меня.
  — Вы до некоторой степени правы, — ответил великий сыщик, — я не стану, конечно утверждать, что понимаю в медицине столько же, сколько ученый врач, но я, не хваля себя, могу сказать, что во время моей долголетней практики в качестве сыщика мне приходилось знакомиться с областями, обыкновенно доступными лишь анатому или психологу. В особенности я всегда интересовался вашей специальностью, милейший доктор, именно ядами и когда я в свое время, будучи сравнительно еще молодым человеком, объездил вместе с моим другом, Буфалло Биллем, весь запад нашего прекрасного отечества, как-то: Аризону, Техас и Новую Мексику, то я у различных племен индейцев ознакомился со многими разновидностями ядов, в особенности с ядом кураре, применяемым индейцами племени Короны на своих стрелах, и действия которого, вероятно не безызвестны господину доктору.
  При этих словах Ника Картера Кристаль явно потерял спокойствие; он побледнел и бросил на великого сыщика взгляд, сразу же доказавший последнему, что он попал в цель, хотя и бил только наугад.
  — Сделав это маленькое отступление, будет недурно, если мы переведем нашего пленника в тюрьму, — обратился Ник Картер к начальнику полиции, — конечно с соблюдением самых строгих мер предосторожности.
  Находившимся в коридоре полисменам было приказано очистить проход и лестницу, а затем в ожидавшую у подъезда карету были приведены сначала Кристаль, а за ним его почтенный коллега. Когда Кварц увидел своего сообщника связанным, он насмешливо улыбнулся.
  — Вы, вероятно полагаете, Картер, что поймали двух зайцев сразу? Но тогда вы сильно ошибаетесь: нет более невинного человека, как доктор Кристаль.
  Великий сыщик, не удостоив Кварца ответом, сел в полицейскую карету и вынул свой револьвер.
  — Вот посмотрите на эту штуку, господа: если только один из вас сделает малейшую попытку крикнуть, то я пристрелю его. Полагаю, вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы знать, что я никогда не бросаю слов на ветер.
  Кварц разразился злобным смехом.
  — Ага, великий сыщик трусит! — воскликнул он, — он боится, что нас освободят! Не беспокойтесь, я дам посадить себя теперь за решетку, но смею вас уверить, что я найду возможность освободиться из вашей власти.
  В этот момент в карету сел начальник полиции, один полисмен сел рядом с кучером на козлы и карета направилась к тюрьме.
  * * *
  Прошло пять дней, пока Нику Картеру удалось разузнать, где находилась новобрачная чета. Тот швейцар, который нес ручные чемоданы в помещение для новобрачных, все еще находился при них. Они взяли его с собой из боязни, что он по возвращении в гостиницу укажет преступному доктору Кварцу их следы и таким образом даст ему возможность привести в исполнение свою ужасную угрозу.
  Потом состоялся совет врачей, для которого, по настоянию Ника Картера, было избрано соответствующее помещение в здании полицейского управления.
  Молодого супруга, пережившего столь ужасное происшествие в Гранд-Отеле, звали Альберт Пейтон. Он показал в общем следующее:
  — Семь лет тому назад, во время путешествия по Европе, я познакомился с доктором Кварцем. Я был очень доволен этим знакомством, да и теперь еще убежден, что он человек очень ученый. В короткий промежуток времени мы стали неразлучными приятелями, но затем мне пришлось узнать, что он бессовестным образом намеревался использовать меня для опытов без моего ведома. В первый раз я заметил это тогда, когда меня вдруг какая-то непреодолимая сила стала притягивать к моргу в Париже. Я скоро убедился, что несмотря на все мое сопротивление, я инстинктивно должен был отправляться туда и прежде, чем я успевал выяснить себе свое состояние, я уже стоял перед толстым стеклом, за которым в вечном молчании смерти расположены несчастные жертвы мирового города. Но ужаснее всего было то, что я стал замечать, что это страшное зрелище доставляло мне все больше и больше удовольствия. Мне сначала показалось, что я начинаю сходить с ума, так как меня все чаще и чаще тянуло туда. При этом я и не подозревал, что причиной этого явления был доктор Кварц, пока в один прекрасный день я поймал его на том, как он со стороны глядел на меня с сатанинской улыбкой, в тот момент, когда он, не предупредив меня, тоже явился в морг. Тогда я только стал подозревать, что нахожусь под непреодолимым гипнотическим влиянием этого проклятого доктора. Возвратившись в гостиницу, где мы вместе остановились, я пошел к нему в комнату и открыто обличил его в том, что он намеревается сделать из меня орудие своих опытов, несмотря на то, что постоянно уверял меня, будто он мне друг. Он имел наглость признать правоту моего обвинения и в объяснение своего образа действий заявил мне, что ему нужен помощник, который мог бы также бессовестно преследовать научные цели, как и он сам, что он избрал меня, так как я обладал для этого достаточными умственными и физическими данными. Это-де должно было мне льстить, но никак не огорчать. Я физически очень силен, ярость овладела мной и я накинулся на него. Не знаю, чем бы кончилась наша борьба, но ей положили предел сбежавшиеся на шум полисмены, призванные перепуганным владельцем гостиницы. Нас отправили в тюрьму и посадили в две камеры рядом, но в скором времени отпустили. Но еще во время нашего заключения доктор Кварц нашел способ сообщить мне, что он будет мстить. — В то время доктор Кварц сильно любил — или, по крайней мере, говорил, что любит — мою сестру Эдиту. Вы помните, конечно, что мою бедную сестру при первом аресте доктора Кварца здесь в Канзас-Сити, нашли в его доме в бессознательном состоянии и она, к сожалению, до сего времени еще не восстановлена во всех своих умственных способностях. Я, разумеется, тогда предостерегал Эдиту от этого негодяя, и она после этого наверное стала относиться к нему отрицательно, хотя я вынужден предположить, что в глубине души она сохранила к нему симпатию, так как она принадлежит к числу тех истинных женщин, любовь которых угасает только вместе с жизнью. Так или иначе, я ее повез обратно в Америку. В то время я полюбил ту девушку, которая затем стала моей женой. Ее звали Минервой Галена. У нее две сестры, старшая и младшая. Старшую зовут Занони и вам всем известно, кто она такая. Другую звали Тора и в Гранд-Отеле нашли трупы ее и ее камеристки. Кто такой найденный там же мужчина, я не знаю, но я полагаю, доктор Кварц убил его только потому, что ему нужен был труп мужчины, чтобы привести в исполнение направленные против нас угрозы. Что же касается этих угроз, то их содержание выяснит много таинственных сторон этого поразительного случая. Кварц всегда был вольнодумцем. Угрожая нам, он хвастался тем, что он венчался уже более чем с целой дюжиной девушек, которые ему были необходимы для его опытов и что он затем убивал одну за другой, чтобы заменить их опять новыми. Я уже тогда обратил на это внимание парижской судебной власти, но этому вопросу там не придавали особого значения. Кварц часто имел случай видеть как мою теперешнюю жену, так и ее сестру. Я познакомил его с семьей и он бывал там довольно часто. Я тогда еще не знал, какой страшной властью овладел он над Занони. Теперь я, правда, догадываюсь, что он и тогда уже властвовал над ней и пытался использовать ее для своих преступных целей. Мне кажется, он уже довольно часто раскаивался в том, что слишком обстоятельно посвятил ее в свои тайны. Она оказалась весьма способной ученицей и теперь она так усвоила себе все дело, что презирает даже своего учителя и противоречит ему. Она на самом деле единственный человек, которого Кварц боится. Когда мы в то время находились оба в парижской тюрьме, доктор Кварц заявил мне, что будет преследовать меня, пока я не сойду с ума. Я еще совершенно точно помню его слова:
  «Я сделаю из Занони и Торы Галена адских демонов, которые лишь телом будут похожи на людей и их сестра сойдет с ума, так же как и ты! Занони уже в моей власти и она прекрасная ученица. Я намерен щадить ее до последнего момента, на Торе я хочу жениться и когда она не нужна будет мне больше для моих опытов, я отправлю ее труп сестре ее Минерве! Я сумею расстроить твою женитьбу на Минерве. Помни меня и мою клятву мести, так как никогда ты не будешь обладать той женщиной и никогда не женишься на ней. Чтобы усугубить ваши мучения, она постоянно будет близко от тебя и всегда я ей дам возможность просить у тебя помощи и защиты и укрываться под сенью твоей любви! Таким образом я еще скорее приведу вас обоих на путь к помешательству. Всегда вы будете близки друг другу и все же на неизмеримо далеком расстоянии один от другого — постоянно вы должны будете дрожать перед лицом страшного и неотвратимого ужаса! И от этого ужаса вы медленно, но верно, лишитесь рассудка. Не будет у вас ни одного спокойного часа отныне, вы ежеминутно должны будете ожидать грозной катастрофы, которая сразит вас как сверкающая молния разрушает стройную ель!»
  Это еще только отрывок из его ужасной угрозы, но его достаточно, чтобы показать, сколько ужасов я и жена моя Минерва должны были пережить до сих пор. Что же касается семьи Дюкло, члены которой убиты почти все, — насколько я знаю, живет еще только Нанина, да и то она, как моя бедная Эдита, почти совершенно лишена рассудка, — то семья эта состояла в родственных отношениях с семьей Галена. — В течение последних семи лет, истекших со времени произнесения ужасной клятвы мести доктора Кварца, мы шесть раз пытались венчаться, но это удалось нам только при седьмой попытке. Это было в тот роковой вечер, когда мы после венчания собирались остановиться здесь в Гранд-Отеле и сделали в комнате для новобрачных столь ужасное открытие. В течение всего этого времени мы объездили весь земной шар, Минерва в сопровождении своей тетки, конечно, под чужими фамилиями и во всевозможных переодеваниях. Я постоянно находился вблизи моей невесты — и каждый раз смерть в самом ужасном виде становилась нам поперек дороги. Два раза священники и один раз мэр, свалились мертвыми в тот самый момент, когда они собирались произнести последнее связывающее нас навсегда слово — они, конечно были умерщвлены каким-нибудь таинственным ядом из адской лаборатории доктора. Другой раз церковь во Флоренции, в которой мы собирались повенчаться, была разрушена взрывом, причем была убита масса людей. Еще другой раз нашли труп тетки Минервы как раз в тот момент, когда моя невеста собиралась надеть фату. В гардеробной комнате она нашла свою тетку мертвой на полу, а между тем та только за несколько минут до нее вошла в эту комнату; она была убита кинжалом убийцы, след которого не могла найти полиция обоих полушарий. Таким образом мы кочевали с места на место, из страны в страну, из одной части света в другую, пока мы, наконец, прибыли сюда в Канзас-Сити, где и решили не обращать более внимания ни на какие препятствия, тем более, что мы пришли к убеждению, что все равно не избежим нашей участи. И вот здесь-то, господа, нам пришлось пережить ужасные события. Тот таинственный товарный вагон, в котором находились почти все оставшиеся еще в живых родственники моей жены, был отправлен сюда с исключительной целью предостеречь нас и нагнать на нас новый страх. Это предостережение обозначало, что настала пора исполнения на нас самих клятвы доктора Кварца, данной им в Париже. Излишне будет добавить, что труп той молодой красавицы, лежавшей на постели в вагоне и столь похожей на мою жену, был искусно набальзамирован. Она была убита, как и найденный в Гранд-Отеле мужчина, исключительно для того, чтобы напугать нас своим видом. Мы с Минервой теперь уже боялись приблизиться друг к другу, опасаясь что это может повлечь за собой смерть совершенно невинного человека. Но наконец мы, как только возможно было скрытно, назначили день нашего венчания. Мы решились пойти на встречу даже самому ужасному. Вот в ту ночь нам и удалось здесь в Канзас-Сити повенчаться. Мы уже думали, что нам удалось провести этого ужасного доктора Кварца и мы были тем более спокойны, что слышали о его аресте. В самом счастливом настроении мы отправились в гостиницу, чтобы там переночевать, а затем на другой день бежать куда-нибудь далеко, чтобы жить там вдали от света в мире и спокойствии. Ныне всем известно, что нас встретило в Гранд-Отеле. Каким образом доктор Кварц узнал о нашем намерении остановиться в этой гостинице, остается для меня загадкой. Надо полагать, он помимо нашего ведома, окружил нас продажными доносчиками, больше того, он вероятно, нашел возможность прочитывать наши письма. На самом деле мы уже за две недели до венчания условились относительно всех подробностей, причем было решено, остановиться после венчания в только что открытом Гранд-Отеле и занять помещение для новобрачных. — Избавьте меня от дальнейших повествований, господа. Я кончил и знаю только то, что этот проклятый доктор Кварц приведет свою клятву в исполнение. Никакая земная власть не сумеет ему воспрепятствовать в этом, он не страшится никого.
  * * *
  Полицейские расследования установили, что беспорядки на Делавар-авеню, как и предполагал Ник Картер, были задолго вперед подготовлены доктором Кварцом и исполнены его сообщниками в точности.
  Негодяй, конечно, считался с тем, что будучи арестованным Ником Картером, его посадят за решетку и что ему тогда будет не так легко освободиться.
  Поэтому он поручил своим, проживавшим во всех концах города, сотрудникам, произвести беспорядки и погромы, как только он будет арестован.
  Если бы не та случайность, что доктор Кварц был арестован в тот самый вечер, когда венчался Альберт Пейтон, натолкнувшийся на столь ужасный прием в помещении для новобрачных, которым и без того занялась часть полицейских сил, — то дело не окончилось бы беспорядками на Делавар-авеню, а в разных частях города возникли бы пожары, так что полицейское управление должно было бы выслать на места всех своих людей для восстановления порядка и спокойствия.
  Музей Еремии Стона был избран местом происшествия только потому, что заслужил большую известность в городе благодаря выставке ужасного товарного вагона. Весть о беспорядках возле музея должна была привлечь массу любопытных, а для восстановления и поддержания порядка в такой толпе требовалась значительная полицейская сила.
  Тонкие расчеты преступного врача весьма точно оправдались и при помощи своей, равной ему по значению, помощницы Занони негодяю было легко улизнуть из тюрьмы.
  К своему несчастью доктор Кварц должен был, однако, признать, что в лице Ника Картера он имел по меньшей мере вполне достойного противника, так как ловкому сыщику удалось снова арестовать его, едва он успел выйти на свободу.
  * * *
  Когда доктора Кристаля повели на допрос, он упорно отмалчивался.
  Лицо молодого врача решительно ничего не выражало, точно лицо какой-нибудь куклы. Ни на один вопрос он не дал ответа. Не добившись ничего, пришлось отвести его обратно в его камеру.
  Разумеется, доктор Кристаль должен был оставаться под арестом, пока официальный обвинитель примет решение, как поступить со столь отмалчивавшимся арестантом.
  Занони точно исчезла с лица земли и никто не знал, куда она девалась. Самые тщательные розыски остались без результатов.
  А что сталось с главным героем, доктором Кварцом?
  Высоко подняв голову, он предстал перед начальником полиции и произнес с ледяным спокойствием:
  — Господин начальник, советую вам не задавать мне никаких вопросов, так как я не скажу вам правды. Каждое мое слово будет ложью и только ложью. Я решительно ничего не знаю, а в общем я также мало виновен, как и Занони.
  — Но где же находится эта самая Занони? — взволнованным голосом спросил начальник полиции.
  Улыбка озарила лицо негодяя, он поднял глаза и произнес мягко:
  — Я не знаю, где находится Занони, — но я надеюсь, она поднялась на небо и там принята в сонм блаженных.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"