В своем небольшом офисе на Маунт-стрит суперинтендант Сэм Балкинс, начальник Южного округа Скотланд-Ярда, слушал с десяти вечера.
Сидя перед приемопередающей станцией, восседающей на старом столе в углу комнаты, полицейский угрюмо курил трубку.
- Привет, Коррей? - позвал он, опираясь на микрофон. Всегда ничего?
«По-прежнему ничего, шеф», - ответил гнусавый голос через динамик.
Сэм Балкинс выпрямился и глубоко вздохнул. Затем он еще раз с горечью взглянул на часы. Уже двадцать полночь! И все равно ничего, ни малейшего предупреждающего знака.
Он снова наклонился к микрофону.
- Привет, Коррей, ты меня слышишь?
- Да сэр.
- Вам не кажется, что парню удалось ускользнуть?
«Невозможно, шеф», - решительно сказал Коррей. Выход только один, а нас на страже восемь человек.
- С этим чертовым туманом, мало ли!
«Вам нечего бояться, шеф, - повторил голос инспектора Коррея. Мак Дэвен установлен в самом бистро и не сводит глаз с подозреваемого. Если это не ложная тревога, парень абсолютно не сможет протянуть нас сквозь пальцы. Брентон и Клайд заняли позиции на обоих концах улицы.
«Ну, подождем еще, - покорно пробормотал Балкин. Но будь настороже, а! Для парня, разбирающегося в музыке, нет ничего проще, чем исчезнуть в этом чертовом гороховом пюре.
- Поверьте нам, босс. Мы тоже знаем музыку.
- Следите за обновлениями, - заключает Балкин.
Воцарилась тишина, унылая и жалкая, в маленьком обшарпанном кабинете, пахнувшем трубным дымом и старыми бумагами, гниющими в пыльных шкафах.
Балкин достал из кармана зажигалку и снова зажег буфард. Он так устал, что забыл выстрелить.
Высокий и худощавый, лет пятидесяти, смотритель двора был элитным полицейским. Принимая во внимание годы его службы и его опыт, начальство возложило на него на несколько лет особо деликатные миссии. В данном случае на него рассчитывали прояснить загадочное дело компании Briflyco, дело, по которому специалисты разведки действительно сломали зубы.
Прошло четыре месяца с тех пор, как Сэма Балкинса перевели в Саутгемптон, чтобы взять эту историю в свои руки.
Четыре месяца беспрерывного труда! Расследования, проверки, обыски, контроль, наблюдение и т. Д. Дни и дни исследований, изнурительные бдения и бессонные ночи, попытки сделать выводы, чтобы сойти с ума. Все напрасно. Потому что соперник продолжал безнаказанно набирать очки.
Это одновременно раздражало и сбивало с толку, но такова была печальная правда: секреты компании Briflyco продолжали ускользать сквозь узкие щели сети и незаметно перенимали направление зарубежных лабораторий!
Без пяти минут до полуночи.
Онемевший Балкин встал и сделал несколько шагов по комнате, чтобы избавиться от захлестнувшей его сонливости. Он пошел ткнуть печку, которая, казалось, тоже засыпала.
Снаружи желтоватый туман нужно было рассечь ножом. Мы могли слышать мрачный стон буксиров, которые осторожно маневрировали в гавани. Конечно, моряков на вечеринке быть не должно! Может быть, мы привыкли к этим ужасным ноябрьским туманам, плавание в них никогда не доставляет удовольствия.
Горны тумана без устали перекликались и отвечали друг другу, и эти хриплые мычания вибрировали, как смертоносные стоны в густой ночи.
В бездействии с тяжелыми глазами Сэм Балкинс вернулся на свое место перед вокзалом.
Затем внезапно из динамика раздался голос инспектора Торрея:
- Привет босс?
- Да я слушаю.
- Парень только что вышел из бистро и направляется в сторону Гилфорд-стрит. Клайд гнался за ним, а я послал Брентона на обложку.
- Идеально ! Вы поддерживаете связь?
- Конечно.
- Надеюсь, ты там хорошо спрятался?
- За это да! Я спрятал машину между маленьким и большим газометром.
- Хорошо, пришлите мне новости Клайда, как они есть. Я слушаю.
Выйдя из паба, мужчина простоял две или три минуты, смутно впечатленный увеличивающейся плотностью тумана, а также, казалось, мрачным, враждебным аспектом этой призрачной обстановки.
По всему тротуару фонари образовывали странную, нереальную гирлянду. На углу Гилфорд-стрит лампа, свисавшая с фасада Нортам-банка, выглядела не более чем слабым пятном, едва заметным.
Мужчина наконец принял решение и пошел к берегу. Прежде чем повернуть за угол, он как мог осмотрел мягкую тьму, окружавшую его. Затем, не заметив ничего необычного, он ускорил шаг, быстро прошел по улице, пересек Британию-роуд и направился к вокзалу.
Инспектор Клайд шел за подозреваемым плавно и бесшумно, осматривая фасады домов.
Полицейский был одет в серый габардин, цвет которого, специально созданный для офицеров Ярда, гармонировал с грязной и дымной тьмой осенних ночей в Англии.
Несколько раз подозреваемый оборачивался. Но Клайд, привыкший к такого рода упражнениям, ни разу не позволил себе удивиться.
Как только станция Нортам миновала, полицейский, продолжая наблюдение с той же бдительностью, вытащил рацию из габардинового кармана и сказал, почти прижавшись губами к крошечному микрофону:
- Мы перешли перекресток Святой Марии. Направление Восточный парк через Сент-Эндрюс.
Ответ инспектора Коррея прозвучал едва отчетливее шепота в маленьком устройстве:
- Слышал, Клайд ... Я отправляю Граффа и Эшвелла в Восточный парк и собираюсь встать с машиной за Гросвенор-сквер. Не пропадай.
- Окей, сделано.
Коррей немедленно дал инструкции инспекторам Граффу и Эшвеллу, которые, сократившись, уехали в Восточный парк. Затем полицейская машина медленно завелась и направилась на север, чтобы сделать широкую петлю и вернуться за Гросвенор-сквер.
Несмотря на свои навыки и осмотрительность, подозреваемый не мог подозревать, что за ним охотятся восемь сыщиков Скотланд-Ярда.
Против грозной полицейской организации этому человеку не было равных. Он шел быстро, засунув руки в карманы коричневого твидового пальто, шляпа надвинута на лоб, губы сжаты, глаза жесткие и темные.
Он был невысоким, но широким. Из-за его сильно обветренного лица ему дали бы сорок лет. Ему было тридцать два. Годы в тюрьме считаются вдвое, и он только что отсидел пять лет в тюрьмах Ладлоу в Мидлендсе. Освобожденный семь недель назад, он все еще имел бледный бледный цвет лица, присущий тюремному заключению.
На углу Дорсет-стрит, менее чем в десяти ярдах от церкви, он прошел мимо двух умственно отсталых прогулок по дороге домой, горячо обсуждая местный политический вопрос.
Десять секунд спустя инспектор Коррей услышал голос инспектора Эшвелла:
- Все отлично. Клайд не отпускает игру. Мы только что пересеклись с ним. Пошлите кого-нибудь в Бельвю.
«Хорошо», - согласился Коррей. Скажи мне, что делать дальше, как можно скорее, я отправлю Уэйна в Белвью.
Коррей отдал приказ одному из полицейских в другой машине. После чего, позвонив Балкину, сообщил последнюю информацию о развитии прядильной фабрики.
Суперинтендант разложил на столе карту города и следил за ходом работы метр за метром.
Подозреваемый миновал больницу Уилтон и направился к футбольному полю Делле Граунд.
Именно там, на пересечении Сильвердейл-роуд и Лейн-Хилл, кто-то, исключая случайности или непредвиденные обстоятельства, должен был связаться с ним. Ходок должен был попросить у него свет. И если этот ходок протянул ему банкноту в один фунт, он должен был отдать ему пачку сигарет взамен. Это все.
Теперь малыш в коричневом твидовом пальто чувствовал себя менее напряженным, менее тревожным. Через несколько минут вопрос будет решен.
Он остановился на перекрестке с Арчерз-роуд, чтобы закурить.
Об этом сразу же сообщили инспектор Клайд, инспектор Уэйн и инспектор Коррей.
Подозреваемый продолжил свое путешествие, когда невидимые нити холста, сотканного Ярдом, затянулись.
Встреча была краткой, ее механизм был очень тщательно проработан.
Подозреваемый увидел выходящую из тумана стройную фигуру молодого парня, одетого в бежевый плащ, с непокрытой головой, с сигаретой в правой руке.
- Могу я попросить вас прикурить?
- Ну конечно; естественно.
Парень в плаще слегка наклонился, чтобы прикурить сигарету курильщика в коричневом твиде. Тот прошептал:
- Я вижу, ты тоже куришь Крэйвена.
- Действительно. Вот тебе.
В левой руке он протянул банкноту в один фунт, которую другая быстро положила в карман.
«А вот и тебе», - сказал парень в твидовом пальто. Поскольку они Крейвен, они вам понравятся.
Молодой парень в плаще собирался уходить, когда раздался повелительный приказ:
- Руки вверх ! Полиция !
Другой голос коротко добавил:
- Никакого жеста или стреляем!
С револьвером подошли двое полицейских. Но человек в плаще согнулся пополам и бросился на инспектора Уэйна с такой скоростью, что бросился агент Ярда. Оттолкнувшись, он упал навзничь, а другой убежал.
Клайд, сдерживая человека в пальто, крикнул в рацию:
- Осторожно, Лейн Хилл, с твоей стороны убегает человек в бежевом плаще. Не пропустите!
Охранник в конце улицы вытащил свой автомат и произвел предупредительный выстрел. Ему ответил хлопок, быстрый и сухой. Но полицейский, предвидя ответ, двинулся. Пуля просвистела рядом с ним.
Когда беглец прибыл, скакал, как сумасшедший, с протянутой рукой, готовый убить любого, кто встанет у него на пути, инспектор Эшвелл бросил ему в ноги два чернослива. Парень упал, перевернулся два или три раза, выпрямился, опираясь на левую руку, и дико выстрелил, опустошив весь магазин.
Уэйн вошел сзади, скользил мимо домов, глядя на силуэт стрелка в тумане. Когда он разглядел ее, он прицелился и выстрелил.
Раздался душераздирающий крик, и больше ничего.
В своем офисе на Маунт-стрит суперинтендант Балкинс жестикулировал, как одержимый.
- Быстрее, Коррей! Быстрее, Боже великий! На углу Лейн-Хилл происходит настоящая перестрелка!
Зловещая тишина воцарилась в офисе Сэма Балкинса как зловещий знак.
Однако там, во влажном ночном тумане, полицейские машины катились, как гоночные машины, с риском снести все, что могло возникнуть перед ними из этой адской дымки.
Балкинс, сварив челюсти, смотрел в громкоговоритель своего поста, как будто надеялся увидеть там зрелище боя, которое противопоставило бойцов его команды двум незнакомцам.
Вдруг задыхающийся голос Коррея объявил:
- Операция закончена, шеф! У нас есть оба типа. К сожалению, бедный Эшвелл был ранен и умер.
- А как насчет подозреваемых? - рявкнул суперинтендант.
- Тот, кто хотел спастись, находится в довольно плохой форме. Ему, должно быть, дали свинец в желудок. Другой в целости и сохранности.
- Который из них? - проворчал Балкин.
- Тот, что из бистро, шеф-повар.
- Хорошо, отвези раненого в больницу Уилтон, а другого принеси мне. Что касается Эшвелла, пусть кто-нибудь из вас отнесет свое тело в центральную службу.
- Слышал, босс.
Балкин уныло пожал плечами. Он был ужасно разочарован.
Поимка Тома Спирса, человека в коричневом пальто, не имела большого значения. Этот парень, пробывший в тюрьме всего семь недель, вероятно, играл лишь дополнительную роль в этом деле. Другой был важен.
"Пока он не хлопает, тот!" - подумал Балкин, недоумевая, серьезен ли на этот раз след.
Он опустился на стул и снова закурил трубку.
Как только он сунул зажигалку обратно в карман, дверь распахнулась, уступая место капитану Уингхему из разведывательной службы. Уингема сопровождал незнакомец лет тридцати пяти, одетый в серое пальто, с энергичным мужественным лицом и серыми глазами, защищенными очками в черепаховой оправе.
Вингхэм воскликнул:
- Здравствуйте, Балкины! Все еще на тропе войны?
Офицер Скотланд-Ярда встал, чтобы поприветствовать своих ночных посетителей.
Коплан снял очки и пожал копу руку. Тот прошептал вежливым, но довольно холодным тоном:
- Мне рассказывали о вас, мистер Коплан. Я не ждала тебя до завтрашнего вечера, но рада тебя видеть. Мы только что задержали двух подозреваемых, которые, возможно, облегчат вам работу.
Капитан Уингем, приподняв светлые брови, выразил удивление:
- Вы наконец обнаружили зацепку?
Балкин скептически нахмурился.
«Не будем увлекаться», - пробормотал он. Это четвертый раз, когда мне удается поймать подозреваемого, но в итоге далеко не уходит. У нас были фальшивомонетчик, два грабителя и преступник, но эти ребята, которые искали убежище в трущобах порта, не имели, увы, никакого отношения к делу Briflyco!
- А как насчет двух ваших подозреваемых сегодня вечером? - настаивал Уингем.
- Одного только что доставили в больницу, вроде бы серьезно раненого. Другой идет ... Пожалуйста, господа, присаживайтесь.
Балкин указал на стулья, стоявшие возле его старого рабочего стола, капитан и Коплан заняли свои места. Тогда Уингхэм спросил:
- Что именно было сегодня вечером?
Балкин покачал трубкой над фарфоровой пепельницей, воспевающей достоинства знаменитого виски.