- Сегодня у нас зайчатина в коньячно-ягодном соусе. Спасибо нашей меткой барышне, - Чиркен посылает учтиво-шутовской поклон в сторону Сабины, и та не в силах сдержать улыбку. Они привычно расположились в столовой. Так же как и в первый день ее приезда, стол сервирован особенно нарядно, и девушка гадает о поводе для подобной торжественности. Тимур не выглядит обескураженным, но она успевает заметить тень сомнения на его лице.
- Вас не было весь день, - в голосе юноши скользит неприкрытая холодность.
- Мы увлеклись и потеряли счет времени, - мужчина кажется полным энергии. Разложив мясо по тарелкам, он вспоминает. - Совсем забыл о сбитне! Он уже должен согреться.
Он выходит, и Сабина остается со своим подопечным наедине.
- Ненавижу, когда он такой довольный, - бормочет Тимур, начиная орудовать приборами и отправляя первый кусок в рот. Движения его отточены, даже изящны, и вновь девушка ловит себя на том, что ей сложно отвести от него глаза. Юноша замечает ее взгляд и перехватывает его своим, исполненным непонятного чувства. - Как впечатления?
- Я еще не попробовала, - она отмирает и тоже берется за вилку.
- Брось, ты поняла, о чем я.
Это было так. Но отчего-то отвечать Тимуру не хотелось. Как будто это значило бы признаться самой себе, что на самом деле ей довелось испытать сегодня. Глубинное, отторгаемое всем ее существом чувство. Это не было страхом или стыдом, или расстройством. Что-то совершенно иное, знакомое отзвуком очень давних дней. Забытое.
Она рассматривает нанизанное на вилку мясо, вспоминает момент выстрела, секунды перед движением ножа. Горячая волна бежит по позвоночнику, обволакивает сжавшееся спазмом горло, давит в легкие, как будто она вдыхает не воздух, а каменную крошку. На силу разомкнув губы, Сабина осторожно кладет в рот кусочек блюда. Уголок рта снова саднит, делая каждое движение болезненным.
Видя, что она не торопится отвечать, Тимур хочет сказать что-то еще, но тут возвращается Чиркен. В руках у него обернутый в полотняную салфетку кувшин с темным напитком, от которого исходит ароматный пар.
- Раньше отец тоже любил брать меня с собой на охоту. Но убивать животных совсем не весело, - смотрит сын на отца с ухмылкой. - Есть ведь более интересные варианты.
Чиркен мрачнеет и одергивает его:
- Тимур! Выбирай время и место для своих шуток. Ты напугаешь Сабину.
- Разве я сказал что-то не то? - недобрая улыбка не сходит с лица юноши, пока он не сводит глаз с мужчины. Затем переводит взгляд на девушку, опустившую приборы и напряженно прислушивающуюся к разговору. - Да и ее не так уж легко испугать. Не так ли?
Сабина видит мелькание белых точек, тонущих в отражении черных провалов его зрачков. Искры высокочастотного тока вспыхивают в солнечном сплетении, заставляя задержать дыхание. Тимур сегодня ведет себя более вызывающе, чем обычно.
- Я бы так не сказала, - тихо отвечает она и возвращает внимание к содержимому своей тарелки. Внутри зудит от нетерпения - ей так и не довелось вернуться в запримеченное место. Теперь отправляться было уже поздно, да и подопечный не оставит ее наедине, судя по настрою - когда ему случалось быть на взводе, он становился крайне требовательным к ее присутствию, словно оно помогало ему успокоиться.
- Оставь это, - еще более твердо повторяет Чиркен, но почти тут же лицо его теряет всякий след недовольства, и он улыбается. - Есть радостное событие, которым я хотел бы поделиться сегодня, - он делает выразительную паузу, прежде чем продолжить. - Думаю, совсем скоро наша семья воссоединится.
Сначала Сабина не понимает, о чем говорит мужчина, но резко потемневшее лицо Тимура наводит ее на догадку:
- Ваша старшая дочь все же согласилась приехать? - она больше не слышала о ней от обитателей дома после самого первого дня приезда, однако слова Гавришкина о визите Чиркена сделали все не столь однозначным. Сабина допускала, что приступ ее матери после того, как та увидела совместную фотографию его детей, мог быть не случаен. Что-то на фотографии - или кто-то - вызвал в ней настоящую панику, и это было еще одной загадкой, ответ на которую ей требовалось найти. Она решает воспользоваться подвернувшимся случаем. - Было бы интересно на нее посмотреть. Может, у вас есть ее фотография?
Улыбка Чиркена чуть плывет, на миг теряя искренность.
- К сожалению, нет, - Сабина не успевает разочароваться, когда следующие его слова заставляют ее вновь обратиться в слух. - Было одно случайное фото, но Тимур удалил его, как только увидел. Напомни, сынок, почему?
В голосе мужчины лишь едва слышимое раздражение, на которое юноша отвечает, не сдерживая издевки:
- Мне не понравилось, как я там получился, - и в тоне его насмешка мешается с отчаянной дерзостью.
- Поэтому я хочу нарисовать семейный портрет, - продолжает Чиркен как ни в чем ни бывало, не обращая внимания на сыновью непочтительность. - Его не удалишь так просто.
- Ты, кажется, принимаешь желаемое за действительное, - резко бросает Тимур в ответ на речи отца, и на его скулах как тина на глади воды проступают желваки, на коже загораются пунцовые пятна. Даже с трудом сдерживаемый гнев не способен обезобразить его, лишь привнося жизнь в неправдоподобно правильные черты лица, превращая эфемерный вымысел в реальность.
В словах юноши вновь слышится тайное послание, предназначенное только Чиркену и никак не ей.
- Ты что-то имеешь против? - сдержанно отвечает сыну мужчина, и уголки его губ устало опускаются вниз. - Мы ведь уже обо всем говорили. То, что наша семья станет больше, не значит, что ты будешь мне менее дорог.
Тимур запрокидывает голову к потолку, несколько секунд рассматривая его, а затем начинает смеяться, сначала тихо, а затем все громче, пока смех не обрывается в один миг. Юноша, успокоившись, переводит недоверчивый взгляд обратно на отца. На губах его лишь тень от улыбки, злой и дикой.
- Вот как ты все вывернул? Я просто ревную любимого папочку к родной дочке? Так что же ты не отпустишь меня на все четыре стороны, раз - как ты там говорил - есть настоящая наследница?
Чиркен какое-то время смотрит в бокал со сбитнем, зажатый в побелевшей руке, затем поднимает глаза на сына и спокойно приказывает:
- Выйди. Сейчас же.
Это впервые на памяти Сабины, когда он выглядит действительно ожесточенно. Воздух в комнате становится тяжелым, и эта тяжесть обрушивается на плечи, ложится на кожу плотной паутиной.
- С радостью, - вопреки словам, в тоне Тимура ни капли веселья, когда он, круто развернувшись в коляске, собирается покинуть комнату, но в дверях останавливается и, повернув голову, бросает девушке, оставшейся за столом. - Ты закончила?
Сабина спешно промакивает губы салфеткой и настороженно смотрит на хозяина дома, не спеша подниматься. Тот качает головой и тихо говорит:
- Иди к нему, я сам здесь закончу. Мне жаль, что тебе снова пришлось это слушать.
Ей хочется сказать что-то, чтобы ослабить повисшее между отцом и сыном напряжение, захватившее и ее в свои тревожащие объятия, но нужные слова не идут на ум, только бессмысленная и нескладная ерунда.
Скандалы похожи на плесень, - думает она, выходя вслед за Тимуром и оставляя позади затихшего Чиркена. - Даже если происходят между двумя, охватывают каждого, кто становится им свидетелем.
***
Сабина оказывается права - весь остаток дня юноша не отпускает ее от себя ни на минуту, хотя сам остается молчалив и неприветлив. Вопросы кружат в ее голове подобно воронью, сторожащему издыхающую трапезу, напряжение множится случайно пойманными взглядами и вздохами. Она не знает, как подступиться к Тимуру, чтобы получить ответы, а тот ближе к ночи, наперекор прошлой угрюмости, становится вдруг весел без причины.
- Мне понравилось, - как бы между прочим говорит он, когда они сидят за партией в шахматы. Ужин перед этим прошел в полном молчании и сумрачной обстановке, разворачивающейся между обитателями дома как промокшая бумага под потоком жара.
- Что? - рассеянно спрашивает Сабина, размышляя, как побыстрее завершить игру, не подавая виду. Завтра для ее планов лучше подняться рано, а значит, имеет смысл поторопиться с отходом ко сну.
- Ты слишком много внимания уделяешь защите и трясешься над каждой фигурой. Не бойся жертвовать ими, чтобы получить преимущество, - делает ей замечание юноша, прежде чем продолжить предыдущую мысль. - Видел наброски твоей новой истории.
Девушка тут же поднимает голову, отвлекаясь от доски.
- Наброски?
С некоторым запозданием до нее доходит, о каких набросках речь, и холодок вгрызается в позвоночник, заставляя невольно выпрямиться. Вчера она оставила в библиотеке не только свет, но и черновые листы с очередной сказкой. Когда он их нашел? Если сразу по приходу, то догадался ли о том, что она тоже не спала этой ночью?
И что с того, - возражает Сабина сама себе. - Ты все равно хотела выяснить суть происходящего. Почему бы не спросить прямо?
- Днем лежали здесь, на подоконнике, - юноша отъезжает и разворачивается на коляске. Из-за портьеры на одном из окон действительно достает те самые записи, сделанные ею ночью. Они выглядят немного примятыми. Странно, она думала, что оставила наброски на столе.
Будь что будет, но она не может больше молчать.
- Твой отец знает? - решается девушка на откровенный разговор, невольно понижая тон.
- Знает что? - юноша чуть склоняет голову к плечу, рассматривая ее с новым интересом. Он тоже начинает говорить тише.
Что ты ходишь, - звучит внутри нее вопрос, пока она неотрывно наблюдает за ним. Ладони сжимают подлокотники кресла, и мягкая обивка морщится под тонкими пальцами.
Улыбка Тимура полна смысла, и кажется, что происходящее доставляет ему ни с чем не сравнимое удовольствие, но Сабина знает - это напускное, лживое. В темных глазах звериная настороженность и предупреждение - а может, даже угроза. Он догадывается, о чем его спрашивают, и ему это не нравится.
Она медленно выдыхает, чувствуя, как скованность понемногу покидает ее тело. Вся ее сущность не могла успокоиться рядом с Тимуром, что-то бередило ее, дергало из стороны в сторону как игрушку под острыми зубами Виза и Ареша. Девушка решает перевести тему, неуверенная, впрочем, что это хорошая мысль:
- То, о чем говорил твой отец за обедом... У тебя со сводной сестрой сложные отношения?
Вопреки ее опасениям, юношу ее вопрос успокаивает, и он отвечает благожелательно, будто его позабавил ее интерес.
- Я сам узнал о ней не так давно, - он ставит локоть на стол и подпирает ладонью подбородок, не отводя от нее поблескивающих в мягком свете ламп глаз. Они такие темные, что сейчас кажутся и вовсе черными провалами на белоснежном лице. Она никогда не видела такой светлой кожи, и каждый раз при взгляде на Тимура ее колет ощущение нереальности. Будто попала в черно-белое кино, и главный герой сидит прямо перед ней. Или все же главной героиней была она сама? Тогда было бы интересно узнать, какая судьба ей прописана в сценарии. - До того мы и не виделись ни разу.
- Вот как, - Сабина подбирает слова для следующего вопроса, но Тимур мягко ее останавливает:
- Я устал. У тебя тоже выдались насыщенные несколько дней.
Девушка закусывает губу, но кивает. Юноша прослеживает взглядом ее движение, и сразу же отводит глаза. Сабина задерживает дыхание, пытаясь справиться с теснотой в груди:
- Мне приходить к тебе?
Подопечный вновь улыбается, но теперь его улыбка свободна от неспокойной тьмы надвигающейся бури.
- Зачем спрашиваешь?
- Сегодня день укола, помнишь? - она следит за мельчайшим движением его ресниц, отбрасывающих косую тень на белую кожу. Ей любопытно, как он поведет себя. И что делать Сабине, если он открыто признает бесполезность инъекций? Ведь он не знает, что в одной из ампул будет нейролептик. Неужели все же придется говорить с Чиркеном раньше времени, не успев ни в чем разобраться? Или...
- Помню, - юноша отвечает ровно, продолжая рассматривать что-то в стороне. - Я приготовил твою сумку, она в серванте.
Сабина чувствует настороженность при его словах, но послушно поднимается и идет к застекленному шкафу. Она ясно помнила, что в прошлый раз оставила чемоданчик с препаратами в своей комнате. Решив проверить содержимое, девушка молчит какое-то время, а затем, не поворачиваясь, тихо спрашивает:
- Что в ампулах?
- Физраствор, - по голосу слышно, что Тимур забавляется.
- И как давно ты поменял содержимое?
- Вообще-то первым это сделал отец, - ответ подопечного почти не вызывает у нее удивления. - Чтобы ты не задавала лишних вопросов, так понимаю. Там была дурь, уж не знаю, какая, но после нее я даже думать нормально не мог.
- Зачем это твоему отцу? - на самом деле этим вопросом она задавалась уже давно.
- Это всегда одно и то же - контроль. Чтобы я не мог покинуть поместье. Не может же он вечно держать меня в карцере.
Сабина не слышит шагов, но спустя несколько мгновений чувствует, как спину обволакивает жар сильного тела. Прикосновение теплого дыхания к ее уху отдается острым разрядом по всему телу, заставляя замереть, и чужой шепот вбивается в сознание подобно десятку жал:
- Ты знаешь, что меня не было здесь прошлой ночью. Расскажешь отцу об этом - и кто-то пострадает. Про укол доложишь ему, что все сделала. Не вздумай хитрить, я узнаю.
Девушка некоторое время молчит, пытаясь осознать услышанное. Угроза - вот, что было в его словах. Они оставили игры в стороне?
- Как ты понял, что я тебя видела? - ее губы еле шевелятся, роняя бессмысленные слова. Она ощущает улыбку на его губах собственной кожей, загоревшейся тянущей жаждой.
- Твое пальто было ледяным, когда я убирал в шкаф куртку. Ты притворилась, что спишь, а у самой волосы пропахли ночью и лесом. И окно в мое комнате оказалось закрытым.
Сабина прикрывает отяжелевшие веки, почти наслаждаясь чувством, рябью расходящимся по каждой клеточке ее тела. Он все еще не может знать, что она следила за ним.
- И что теперь? - она не знала, о чем именно спрашивает. Мысли путались как нити, небрежно сброшенные в одну коробку.
- Просто наблюдай, и ты увидишь.
Когда она поворачивается, в комнате нет ни Тимура, ни его коляски.
***
Ночью начинается первый снег - непривычно поздно для их мест.
В предрассветных сумерках снежная пушина растворяется в протянувшемся синем мареве, куда бы ни падал взгляд. Все кругом обволакивает тишина, крупные снежинки медленно скользят в сухом, колючем воздухе будто в замедленной съемке, обжигающими уколами жалят кожу, растворяясь морозным воспоминанием.
Бывают такие дни, часто пасмурные и ненастные, когда сон и бодрствование мешаются меж собой, путая границы реальности зыбким облаком миражей. Человек открывает глаза поутру, что-то делает, говорит с кем-то, но в глазах его остается мутная пелена неоставленного, незаконченного сна. Он будто сам пропитывается серостью, и мысли текут нераздельно, одна за другой, как крутящаяся пластинка на патифоне, пока борозды на виниле не закончатся, оборвутся слова и звуки, и все перейдет в бесконечный потрескивающий фон.
Этот день случается и для Сабины. Быть может, она могла бы вспомнить, что и до того таких дней в ее жизни была бесчисленная череда, но именно сегодня кажется ей особенно важным, чтобы прочувствовать всю свою оторванность от реальности.
Она поднимается еще до рассвета. Решимость отыскать тайник Тимура становится только крепче после вчерашнего дня, остаток которого она провела в тревожных размышлениях. Теперь все поведение подопечного напоминало издевательскую маску, которая, чуть тронь, - сползет, обнажая острый оскал. Неужели она обманулась ангельским лицом и беседами по душам?
"Расскажешь отцу об этом - и кто-то пострадает".
Он избавился от всех предыдущих медсестер, - вспоминает девушка слова Чиркена. Как самонадеянно с ее стороны было решить, что она - исключение. Или дело в том, что и другие работницы тоже узнали что-то, что он стремился скрыть, поэтому юноша поспешил удалить их из поместья? Ведь они исчезали в один день, даже не попросив расчета. Могло ли это быть ответом на угрозы мнимого "больного"? Ей нужно понимать картину целиком, чтобы предпринимать дальнейшие действия, будь то разговор с Чиркеном или сохранение молчания. Юноша был ее подопечным, и девушка косвенно несла ответственность за то, что с ним происходило, даже если ему и в самом деле не требовались ее забота и уход как пациенту.
Однако тень сомнения не оставляла Сабину, жалила встревоженное сознание хлесткими щелчками. Исподволь нашептывала, что она просто не готова оставить это место, а именно так и произойдет, если отцу станет известно, что его сын здоров, ведь ее нахождение в поместье как медсестры больше не будет иметь смысла. Противоречивость собственных стремлений изматывала ее не хуже бессонницы, будоража назойливые мысли, вибрируя, как задетая небрежной рукой струна.
Ей просто не нужно торопиться. Она примет необходимое решение, но позже. Позже хотя бы еще на один день, полный спокойного добродушия Чиркена, мягкой шерсти ласковых псов под руками и даже скрытого, но неотступного внимания Тимура, от которого сжималось что-то прямо под сердцем и которое он сам, кажется, до конца не осознавал.
Одно Сабина знала точно, чувствовала это всем своим перекрученным тревогами нутром, - юноша был серьезен, произнося вчерашние слова. Они были не пустой угрозой, а самым настоящим предупреждением о том, что произойдет, случись ей пойти ему наперекор. Когда она услышала их, ей стало по-настоящему страшно, потому как сразу поняла - все так и будет, как сказал Тимур, но это не значило, что девушка собиралась идти у него на поводу. Она сделает по-своему, и будь что будет.
Главным препятствием в том, чтобы остаться незамеченной на пути из дома, были псы. Весь вчерашний день они оставались вялыми против обычного, нехотя переползали из комнаты в комнату за хозяином как сонные мухи. На ночь собаки тяжело свалились у лестницы на втором этаже, где у них была оборудована большая лежанка, и почти не реагировали ни на какие раздражители. Однако девушка не могла знать, как Виз и Ареш поведут себя, вздумай она спускаться вниз через лестницу, к тому же принимавшуюся старательно скрипеть всякий раз, как по ней проходили. Один из них, скорее всего, Виз, мог подать голос - из двоих он выглядел более здоровым и активным. У Чиркена же сон был весьма чуток, что она неоднократно испытывала на себе - когда с ней случалась бессонница, как накануне, мужчина часто присоединялся к ней в ночном бодрствовании, стоило ей только спуститься вниз, чтобы занять себя чем-то. Менее всего Сабине хотелось объясняться, зачем ей затемно понадобилось на прогулку, когда погода ничуть не располагает. Тимур знал, что девушка его видела, и ей нужно было спешить, если она не хотела остаться ни с чем.
В итоге она выбралась через балкончик, примыкавший к ее комнате - до земли было всего ничего, но Сабина все равно ободрала кожу на ладонях, когда соскользнула по обледеневшему металлу балясин. Она хотела вернуться до того, как снегопад бы закончился, чтобы следы ее вылазки остались незамеченными, и теперь спешила найти в круговерти только-только начавшей редеть мглы нужное место. Снег искажал видимость, луч фонарика на телефоне и вовсе превращал знакомые очертания во что-то фантасмагорическое, словно девушка оказалась заперта в театре теней, где образы, рождаемые сознанием, обманчивы и недостижимы. Хорошо, что накануне она отказалась от мысли запоминать дорогу по ориентирам и постаралась запечатлеть в памяти само направление - теперь земля, деревья и кустарники все одно были укрыты инеем, стиравшим различия и оборачивающим все в единое полотно голубых в сумерках заносов.
Наконец, когда небо окрашивается лучами уже по-зимнему холодного солнца, ей удается отыскать запримеченную прогалину. Ноги промерзли в кроссовках насквозь - ботинки, как и куртка с пальто, остались у главного входа, и Сабине пришлось надеть запасную пару. Худи, надетое на футболку и свитер, грело чуть больше, но даже так девушка чувствовала цепкий холод, пробирающийся в легкие и вгрызающийся до самого нутра.
Ей не сразу удается понять, какой из сугробов та самая груда веток, послужившая Тимуру схроном, и пальцы немеют в тонких перчатках, пропитавшихся снегом, когда она нащупывает искомое под очередным похожим завалом. Пакет из очень плотного пластика покрыт каплями растаявшего снега и сначала кажется Сабине абсолютно пустым. Неужели ее подопечный успел забрать спрятанное? Но когда? Вчера, пока они с Чиркеном были на стрельбище, или позже, ночью, сразу после того, как они легли спать?
Она разворачивает жесткую оболочку и смотрит ее на просвет, только теперь замечая маленький черный прямоугольник в одном из углов пакета. Вытряхнув его себе на руку, девушка понимает, что это карта памяти. Поспешив достать спрятанный было телефон, она проверяет слот на нем, и, к ее облегчению, они одинакового формата. Тем не менее, оказывается, что старый смартфон отказывается видеть находку, и Сабине приходится еще несколько раз вынуть и вставить маленький пластик обратно, прежде чем устройство считывает информацию.
Объем носителя заполнен наполовину, и большую часть составляют видео и фотографии, самые старые почти годичной давности. Девушка понимает, что памяти ее телефона не хватит, чтобы перенести все, тогда она выбирает те, что сделаны за последние четыре месяца - тяжелых видео среди них оказывается совсем немного в отличие от фотографий. Сабина чувствует все больше недоумения. Если съемка велась самим Тимуром, значит, он мог передвигаться как минимум все это время, и никаких осложнений после травм у него не наблюдалось вовсе. Зачем ему было притворяться так долго?
Девушку гложет искушение изучить часть материалов сейчас, но пальцы рук и ног уже практически не чувствуются - тем более, что ей пришлось снять перчатки на время переноса файлов. Она возвращает карту обратно в пакет, постаравшись разместить его на то же самое место, откуда достала, и торопится в поместье. Еще не было и девяти, но собаки уже могли разбудить Чиркена, чтобы он выпустил их на утреннюю прогулку.
На удачу Сабины, когда она подходит к дому, тот стоит абсолютно безмолвен. Под ее ногами пороша вздымается поземкой под порывами крепчающего ветра. Она аккуратно дергает ручку входной двери, решив раздеться внутри и, оставив все в гардеробе, дождаться подъема домочадцев в библиотеке. Однако ее ожидает неприятный сюрприз - дверь оказывается заперта. Прежде двери на ночь запирались, только когда Чиркен оставался в охотничьем домике, что случалось редко, - не было смысла, так как даже если бы какой незнакомец и объявился в их глуши, Виз и Ареш не дали бы ему остаться незамеченным. Поэтому теперь девушка гадает, почему хозяин дома решил изменить привычке.
На такой случай она продумала запасной вариант, и, обогнув флигель, оказывается у окон в библиотеку. На внутренней фрамуге располагалась особая латунная защелка в виде стержня, провернув который, можно было открыть окно. С вечера Сабина предусмотрительно вытащила ручку из крепления, поэтому теперь ей было достаточно просто энергичного толчка, чтобы створка распахнулась.
Оказавшись внутри, она торопится снять промокшее мерзлое худи и кроссовки, внешний вид которых теперь был плачевнее некуда и предполагал разве что выбросить прохудившуюся пару в мусорку. Девушка снимает и носки, пытаясь отогреть побелевшие стопы растертыми ладонями, когда со стороны коридора слышится шум чужих шагов и цокот когтей по паркету. Сабина спешно заворачивает кроссовки в худи и прячет получившийся ком за портьеру. К счастью, волосы, укрытые капюшоном не промокли, а на мягкой ткани черных леггинсов, надетых на ней, влажные следы снега были не видны, поэтому, когда двери отворяются, и в библиотеку заходит Чиркен с трусящими позади псами, ничто в облике девушки не выдает недавней прогулки.
Мужчина погружен в свои мысли и останавливается в удивлении, когда замечает присутствие в комнате Сабины.
- Доброе утро, - решает она первой начать разговор, размышляя, какая вероятность ей слечь с жаром в самые ближайшие дни. Конечности только начали отогреваться в тепле, и теперь кожу на них невыносимо жгло, заставляя поджимать пальцы ног. Ее невольное движение подмечает Чиркен - он вообще был внимателен к мелочам, особенно в отношении Сабины, как будто где-то внутри него был встроен радар, настроенный на нее.
- Не стоит разгуливать босиком, полы старые и быстро промерзают, - тут же беспокоится он и только затем добавляет. - Ты сегодня рано.
- Проснулась засветло и не смогла больше уснуть. Хотела что-то почитать, пока вы не встали. Надеюсь, не разбудила вас раньше обычного, я старалась тихо, - она понимает, что стала вдруг чересчур словоохотливой и насилу заставляет себя умолкнуть.
Будь естественней, - думает девушка про себя.
- Ты прошла тихо как мышка, я тебя не услышал, - качает мужчина головой и гладит псов двумя руками. - Эти бормоглоты тоже, так вымотались накануне. Я тогда пока сделаю на нас завтрак, а ты иди и надень тапочки.
Он уходит в сторону кухни и Сабина, схватив ком одежды с подоконника и прижав его к животу, стремительно поднимается наверх.
В комнате первым делом она решает просмотреть фотографии. К ее удивлению, они оказались сделаны явно тайно, на расстоянии и почти на всех был Чиркен. Вот мужчина сидит в известной кофейне у самого окна, вот заходит в какое-то здание, вот разговаривает с... Сабиной. Пролистав еще несколько фото, она видит себя, тоже в разных ракурсах и разных местах. Ступеньки больницы, улица по дороге с работы домой, какая-то скамейка в парке - девушка даже не смогла вспомнить, когда была там, но судя по легкой одежде и яркой зелени вокруг, это было еще лето, возможно, самое начало августа - он случился очень теплым. Была фотография, на которой Сабина разговаривала с Гавришкиным - день, когда они с Чиркеном ездили в город, но большая часть относилась ко времени, когда девушка еще не приехала в поместье. Ее продрала нервная дрожь от мысли, что за ней наблюдали, незаметно, исподтишка, а она даже не знала, не подозревала... Оставался главный вопрос - зачем?
Торопливо отыскав в сумке проводные наушники, девушка включает первое видео, гадая, что может быть запечатлено на нем. Вновь Чиркен - мужчина в их городском драматическом театре, расположился в центральной ложе. Съемка ведется откуда-то сверху, но видимость очень хорошая. Действие происходит то ли в антракт, то ли во время до начала представления - слышатся недружные звуки инструментов на разогреве из оркестровой ямы. Бархатная занавесь колеблется, и в ложу заходят две молодые женщины, знакомые между собой - они оживленно переговариваются о чем-то, пока усаживаются на свои места. Одна из них оказывается соседкой Чиркена, и мужчина галантно встает, пока она располагается в кресле, за что получает кокетливую улыбку. Какое-то время спутницы продолжают свой разговор, а Чиркен сосредоточен на изучении программки, которую держит в руках. Его соседка вдруг прерывает свою подругу и что-то у него спрашивает, даря очередную улыбку. Мужчина смущенно улыбается в ответ и, отложив программку на парапет ложи перед собой, поддерживает начатую беседу. Кадр приближается, и в его центре оказывается лицо женщины. Мимика той очень живая, и Сабине сложно уловить какие-то черты, поэтому она останавливает видео, пытаясь определить, что заставило ее насторожиться. Присмотревшись внимательнее, понимает - брошь в виде анемона, удерживающая алый с градиентом шарф на шее. Теперь она вспоминает - Олеся! Девушка, объявленная в розыск совсем недавно, фотографию которой ей показывал Гаврилов в последнюю их встречу.
Еще несколько видео запечатлевают того же Чиркена во время его визитов в город, а вот самое последнее отличается от предыдущих. Съемка ведется вечером и сложно что-то разобрать, кроме частного дома старой постройки и мужчины, входящего через ворота внутрь дворика. Когда он оборачивается, чтобы прикрыть калитку за собой, смазанный свет уличного фонаря на мгновение выхватывает его лицо.
Андрей? - Сабина чувствует все большее недоумение, пытаясь связать воедино то, что увидела. Она еще раз просматривает короткую запись, но кроме ординатора, заходящего в дом, на ней больше ничего нет.
Непросмотренными остаются то ли фотографии, то ли скриншоты какого-то текста, но девушка не успевает даже приступить к ним, когда раздается стук в дверь. Телефон выскальзывает из ее рук, и она успевает поймать его у самого пола, пытаясь привести в порядок сбившееся дыхание.
- Да? - ей самой ее голос сейчас кажется чужим.
В комнату, оглянувшись через плечо, заходит Чиркен и бесшумно притворяет за собой дверь. Сабина, успев убрать телефон с наушниками под одеяло, встает при его появлении. В ногах остается неприятная слабость.
- Извини за вторжение, - взгляд у мужчины потемневший и неспокойный, неясное выражение на его лице вызывает у девушки чувство подспудной тревоги.
- Что-то случилось?
- Приехали следователи, - в тоне Чиркена безошибочно читается свивающее кольца напряжение. - Просят тебя.
Его слова звучат набатом в ее голове. Сабина, секунду помедлив, идет к окну и отодвигает занавески. Неосознанно начинает заламывать пальцы, чувствуя, как кровь приливает к лицу, и в затылке начинают бить молоточки. Внизу действительно расположились два темных седана - она пропустила их приезд, пока смотрела видео. Что такого срочного произошло, что потребовало приехать к ней лично? Ведь она была в управлении совсем недавно...
Ее окликает Чиркен, и девушка понимает, как редко слышала собственное имя в его устах. Она оборачивается и ждет, пока он подходит к ней, и вскоре ощущает тяжесть его ладоней у себя на плечах, давящую, скручивающую мышцы в попытке не согнуться, остаться на месте.
- Есть что-то, о чем мне стоит знать? - спрашивает мужчина, вперив в нее темные глаза, сейчас кажущиеся двумя углями на смуглом лице.
- Я не знаю, зачем они здесь, - Сабина с трудом выдерживает на себе чужой взгляд. Хочется стряхнуть его, как случайно прицепившийся к коже волос. - Правда.
Сила мужских рук ослабевает, и давление, вынуждающее ее тело сжиматься, больше не чувствуется так явно.
- Хорошо, - Чиркен успокаивается и снова становится похожим на самого себя. Его мягкость и забота как нагретый песок в руках и теплое солнце на коже. - Тогда ничего не бойся. Это и твой дом тоже, а они здесь - нежеланные гости. Ты не останешься одна.
Подозрение свербит в голове, теснит мысли, и Сабина хочет спросить, но...
"Ты не останешься одна".
Глаза вскипают горячей влагой, что-то острое пронзает их насквозь до самого нерва, прямо в голову, в растерянные и жалкие мысли. Пока они вместе спускаются вниз, она не может выдавить ни слова, буравя взглядом спину идущего впереди нее мужчины.