В то самое время, когда армия Мативаджи, переправившись через великую реку Ра, выходила к берегам соленого моря Самудра, а ушедшие вслед за войсками ариев даруги медленно откочевывали к низовьям Патуры, в Дхатарвале произошли трагические события, отправившие Дакшу в поход по неизведанным западным землям за горами Меру. В густых непроходимых лесах, покрывавших пространство почти по всему течению реки Альбы, арии бывали редко; вся их жизнь была связана в основном со степями и лесостепями южных отрогов Меру. Было лишь известно от охотников и мерянских народов, что Альба, истоки которой находились в землях шиенов, после юго-западного направления круто поворачивает на север и, петляя среди лесистых каменных утесов, несет свои воды в могучую Ра. Где и как это совершалось, не знал никто из ариев. Только асы, заходившие на своих ладьях далеко вверх по течению Ра, видели то место, где река соединялась из двух могучих потоков - восточного и западного.
В первые же дни погони стало ясно, что догнать врагов удастся не сразу. Все следы, встречавшиеся на пути, были почти недельной давности - чужаки успели уйти далеко вперед. Но, несмотря на это, у отряда Дакши было преимущество - они не прокладывали путь, а шли по следам, шли упорно и споро, тем более, что ими двигало чувство мести. А следов было предостаточно: воины орхо, уверенные в собственной безнаказанности, даже и не пытались их как-либо скрыть. Они вели себя в чужой стране нагло и агрессивно, пытаясь жестокостью и насилием посеять страх среди немногочисленных обитателей этих диких мест. К тому же варваров было раза в четыре больше, чем дружинников Дакши ( это выяснилось по следам) и, даже, если врагов и удастся скоро догнать, то нужно еще будет найти возможность уничтожить их без открытого боя, да, к тому же, не выдать свое присутствие раньше времени из-за какой-либо случайности.
Задача, таким образом, стояла довольно сложная, и Дакша при всех воинах все руководство походом передал Сету, беспрекословно подчиняясь в дальнейшем всем его распоряжениям. Путь ариев пролегал через вековые хвойные и лиственные леса: сначала по речным каменистым осыпям и обрывам, затем все более отдаляясь от реки к водоразделу, где прокладывать летний путь было значительно удобнее - здесь меньше имелось лесных завалов и непроходимых чащоб и гораздо больше светлых полян, подчас переходивших в довольно обширные лесостепные участки. По всему было видно, что воины орхо достаточно опытны в прокладывании и поиске дорог по лесам и горам. Дакша даже подумал о том, что совсем не случайно враги напали на Дхатарвалу именно из леса, а не из степи - для диких орхо это являлось вполне обычным делом.
Всадники орхо были неутомимы. Только на десятые сутки, уже к полудню, ариям удалось обнаружить их костры, зола в которых еще хранила вчерашнее тепло. После этого Сету остановил отряд и, приказав всем привести в порядок оружие, обвязать ветошью и мочалом металлические части сбруи и доспехов, отправился с парой воинов в разведку. Сету не имел еще конкретного плана каких-либо действий: для этого надо было сначала обнаружить врага, установить за ним скрытное наблюдение и обнаружить его слабые места, ни в коем случае не выдавая своего присутствия.
Потянулись часы томительного ожидания. Разведка вернулась только к вечеру. Сету был молчалив и сосредоточен, молодые воины, сопровождавшие его - возбуждены и взволнованы. Всем не терпелось поскорее узнать новости, но к беседе приступили по обычаю только после трапезы. Усевшись у костра и запивая печеное мясо оленя ( пока ждали разведчиков, Дакше удалось неплохо поохотиться) настоем целебных трав, дружинники с интересом слушали рассказ Сету. Старый воин не был большим любителем поговорить, но даже его краткие замечания обрисовали в конце концов полную картину событий.
Враг был обнаружен не так уж далеко - примерно в четверти йоджану от места стоянки ариев. Орхо встали лагерем на опушке леса, за которым начиналась обширная степь, слегка изрезанная оврагами и оживляемая небольшими дубравами и березовыми колками. По всему было видно, что встали они здесь надолго, по крайней мере, не на один день. Видимо, дикарей орхо заинтересовала эта степь и они решили познакомиться с ней поближе. Лагерь врагов раскинут был без опаски: сторожевое охранение выставили, но небольшое - человека три-четыре. Почти все лошади расседланы и отогнаны табуном в степь, на подножный корм. Раскинуты шатры, дымят костры, родник с питьевой водой расширен и запружен для водопоя плотиной. Воины ведут себя беспечно, отлучаются со стоянки по одиночке. Всего в лагере человек сорок, другие наверняка отправились в широкий поиск по степи.
На следующий день Сету наметил общую разведку. Нужно было выяснить, как удобнее захватить священные предметы. Вариантов набралось несколько - в зависимости от того, где будет находиться вождь орхо, постоянно носивший небесный кинжал с собой: либо он отправится в степь, либо останется в лагере. В любом случае отряд дикарей рассредоточится на части, а с малой группой при внезапной атаке арии вполне могут справиться. Конечно, удобнее напасть было бы ночью, когда воины орхо будут лишены своих коней, отогнанных в степь, но сил для этого мало. Впрочем, ночной вариант полностью исключать было бы ошибкой - если тайком пробраться в шатер вождя, то потом погоня будет не страшна. Днем же в любом случае погони не избежать. Ясно было и другое - второй попытки не будет, силы слишком неравны. Так и не решив ничего конкретного, арии улеглись спать, памятуя старинную поговорку: утро вечера мудренее.
Дакша долго не мог заснуть. Подложив под голову седло, он рассматривал раскинувшееся над головой безмолвное ночное небо, мерцающее тысячами ярких звезд. Почему-то всегда к осени ночное небо становится словно выше и глубже, наполняется каким-то тайным смыслом. Зима все это закрывает своими метелями и снегопадами, весной человек больше наблюдает землю, летом небо славно дождем и только осенью ночные небеса возвращают себе свое божественное состояние вечного покоя. Высоко в северной стороне небосвода таинственно мерцали Семеро Риши, образуя фигуру, похожую на ковш с ручкой. Если провести мысленную линию от двух крайних звезд ковша, то взгляд упрется в путеводную звезду Дхруву, намертво прибитую медными гвоздями к небесной тверди напротив левой руки, то есть с северной стороны неба - как раз над священной семиглавой горой Мандарой.
Костер давно уже был затушен - чтобы не привлекать чужого внимания огнем и запахом дыма, далеко распространяющемся в девственном диком лесу. Дакша тихо поднялся отпить воды из кожаного бурдюка, лежавшего возле костра. Слева бесшумно возникла чья-то тень. Не успев толком насторожиться, Дакша узнал Сету.
- Не спится? А я решил караулы проверить. Слишком уж тихо сегодня в лесу. - Сету уселся рядом с Дакшей на поваленное бревно. Помолчали, устремив взоры в бездонное безмолвное небо. Месяц, взошедший на востоке, медленно выплыл из-за деревьев, осветив все вокруг неверным призрачным светом. То же самое, что и вчера и позавчера, только месяц стал немного крупнее, хотя и не дотянул пока еще до полной луны. Та же самая картина. Но нет, не совсем та... Что-то на небе изменилось и арии сначала даже не поняли, что именно. И вдруг они заметили, что на луну медленно наплывает черная тень. Эта чернота, не похожая на что-либо привычное и знакомое не была ни малым облаком, ни грозовой тучей, ни клубами дыма. Она была просто ничем. Месяц в ясном звездном небе просто таял, словно его заглатывало какое-то исполинское неведомое чудовище. Это и было настоящее чудовище - демон мрака Раху. И Сету, и Дакша видели и раньше подобное чудо, происходившее в небесах. Иногда демон тьмы покушался даже на само солнце, но боги не допускали его длительной победы и солнце вновь возвращалось. Однако, в души людей всегда при этом вселялась тревога - а вдруг мрак на этот раз пришел навсегда? Дакша знал, что это не так, хотар рассказывал ему древнюю легенду о напитке бессмертия - амрите.
Тем временем стало совсем темно. Казалось, что со всех сторон людей обступила вязкая звенящая тишина, в которой вдруг тоскливо и протяжно зазвучал далекий волчий вой. Всхрапнули кони, в ветвях пронеслась какая-то ночная птица, и тут же тонко вскрикнул заяц, схваченный совой - в природе творились в это время только черные дела... Сету крепко сжал ладонь Дакши, бормоча шепотом охранительную молитву. Даже и самого Дакшу, ведающего древние секреты арийских богов, и то на какое-то время захлестнул дикий первобытный страх перед чудовищным дыханием неведомого. Усилием воли юный жрец преодолел слабость.
- Раху проглотил луну, но сейчас она вывалится из его горла. Подождем немного, - вполголоса произнес он.
Действительно, в угольно-черном небе стало светлее, появилась узкая полоска янтарного месяца и постепенно тьма покинула весь его лик, опять сверкавший на небе как начищенный медный щит.
- Как это происходит? - Сету вопросительно посмотрел на Дакшу. - Ты жрец и должен знать такие вещи.
- Да, я слышал от своего учителя о том, как это случилось. Если желаешь, расскажу и тебе. Но рассказ этот длинный, так что запасись терпением.
- Не страшно. У нас вся ночь впереди. Все равно теперь заснуть долго не удастся.
- Ну тогда слушай. В далекой древности боги, обитающие на вершинах Меру, неизмеримых по высоте даже в мыслях, решили получить бессмертие и вечную молодость. Но для этого нужно было добыть амриту - напиток вечной жизни, растворенный в океане. А добыть ее можно было, только отделив от воды, как пастухи отделяют масло от молока, размешивая его в кувшине деревянной болтушкой.
Долго искали боги такую болтушку, которой можно было бы сразу перемешать весь океан. Наконец решили они взять для этого дела самую высокую из семи вершин Меру - Мандару. Нажали, что было сил, чтобы подвинуть гору к океану, но Мандара даже не шелохнулась, ибо возвышается она над землей на сто тысяч шагов и на столько же уходит в землю. Тогда позвали боги демонов, пообещав разделить с ними бессмертие. Нажали боги и демоны на гору вместе, но опять ничего не получилось - так крепко держал ее тысячеголовый дракон Шеша, на котором покоятся все семь земель мира. Однако боги упросили Шешу отпустить Мандару и вместе с демонами опустили ее в океан. Не хватало лишь каната, чтобы вращать на нем огромную гору. Тогда на помощь пришел змей Васуки. Закрутили боги и демоны его накрепко вокруг Мандары и стали вращать, держась за хвост и за голову змея.
Закрутилась, завертелась Мандара со свистом и грохотом. Полетели с ее вершины деревья с птицами и зверьем. Цветы, падая, украшали богов, а демонам доставались лишь пепел да камни. Огонь из пасти Васуки обжигал их и лишал силы. Сотни лет вращалась Мандара, пока воды океана не побелели и не стали похожими на молоко. Молоко, сгущаясь, превратилось в сливки, сливки - в масло. Стали боги, ликуя, вкушать напиток бессмертия и забыли о демонах. Но демон мрака Раху, приняв божественный облик, смешался с толпой пьющих и приник губами к ковшу. Заметили это с неба Солнце и Месяц и возвестили могучему Вишну о хитрости демона. Метнул разъяренный Вишну свой медный диск и отсек у хитреца-демона голову от туловища.
Но, набрав в рот амриты, голова Раху обрела бессмертие. И поныне вращается она на небе среди звезд и светил. Испытывая ненависть к Солнцу и Месяцу, возвестившим о ее хитрости, она преследует то одного, то другого и, нагнав, впивается в их края и заглатывает. Но Солнце и Месяц почти тотчас же выскальзывают из перерубленного горла и вновь ярко светят с высоты. Иногда же голова Раху обрастает длинным светящимся хвостом и долго висит в небе, предвещая тяготы и лишения для людей. У Раху не столь уж длинное горло, поэтому Солнце и Луна обязательно возвращаются к нам. Хотар говорил о том, что можно рассчитать появление Раху; для этого есть особые знаки на священных сосудах, но я не совсем еще умею их толковать. Этому нужно долго учиться и многие жрецы ариев, такие как Ваджа или Пинашти, знают эти секреты...
Когда Дакша закончил свой рассказ, луна светила уже с другой стороны поляны, ковш Септем Риши развернулся в небе. Пора спать, впереди трудный день.
Утром Сету разделил отряд на части. В лагере осталось всего двое молодых воинов, задачей которых были костер, пища и охрана снаряжения. Пятеро воинов должны были подробно исследовать все пространство между лагерями ариев и орхо в поисках каких-либо особенностей леса, способных оказать помощь в бою и погоне: нет ли болот, пещер, завалов, бродов. Трое воинов были отправлены на границу степи для наблюдения за передвижениями пришельцев, со строгим наказом ни в коем случае себя не раскрывать.
Сам Сету с Дакшей и тремя воинами решил целый день посвятить наблюдению за лагерем врагов. Пятерых вполне достаточно, чтобы при случае добыть амулеты либо отбиться от десятка дикарей. Большими силами Сету не располагал.
Выехали рано, еще до рассвета. Коней оставили довольно далеко от вражеской стоянки - в балке, закрытой густой порослью молодого осинника. Оставшийся путь прошли пешком, осторожно ступая по первым желтым листьям среди поросших мхом старых пней и поваленных деревьев, усыпанных гирляндами осенних опят. Изредка в ветвях раздавался треск, звуки которого в притихшем лесу были подобны грохоту обвала - то желуди отделялись от своих гнезд и с дробным стуком стекали вниз, в траву.
Лагерь орхо стоял на приметном месте - на небольшой поляне возле опушки векового леса. Еще издалека арии почуяли запах дыма, услышали гортанные выкрики и смех чужаков: звуки гулко разносились под кронами деревьев, перемешиваясь и меняя направление, как струи быстрого ручья. Сету с воинами расположился на присмотренном еще вчера лесистом взгорке, откуда лагерь врагов виден был как на ладони.
К этому времени солнце уже взошло, и движение в стане противника было в самом разгаре. Воины завтракали, сидя у костров, готовили оружие, подгоняли доспехи. Из степи подогнали табун, отделили верховых лошадей и оседлали их. Тут же одну из запасных лошадей прирезали и быстро разделали на части, мгновенно распластав тушу на узкие полоски, которые разложили под потники седел. Так мясо быстрее провялится под тяжестью всадника и просолится от конского пота. Ариям был знаком этот способ заготовки пищи, они сами поступали подобным образом в военных походах, однако сейчас отряд Дакши не имел запаса лошадей и добывал себе пропитание охотой, благо непуганой дичи в этих местах хватало.
Из главного шатра (он был приметен по особому узору на войлоке) вышел вождь, и принялся что-то объяснять воинам, показывая в сторону степи и вверх, на солнце - видимо торопил своих соплеменников. Через некоторое время отряд в два десятка всадников ушел в степь. Другой отряд, тоже десятка в два, узкой цепочкой втянулся под своды леса в северном направлении. Возглавил второй отряд сам вождь. В лагере осталось шестеро воинов, занимавшихся обычным рутинным делом - мытьем котлов, заготовкой воды и дров, разделкой мяса. Поставив на огонь очередную порцию конины, воины занялись своими делами - перетягивали луки, точили древки стрел, чинили одежду. Затем четверо из них завалились спать, один, взяв острогу, пошел к ручью бить рыбу и только один воин продолжал сидеть у костра, подбрасывая дрова и помешивая варево в котлах. Пока все это происходило, время тянулось так медленно и монотонно, что Дакша едва не задремал. Толчок Сету вернул его к действительности.
- Сидите здесь и не высовывайтесь, что бы ни произошло, а я попытаюсь пробраться в шатер вождя. - Сету не дав возможности возразить что-либо, растворился среди зарослей. Дакша выглянул из-за укрытия. В лагере было все по-прежнему. Как и прежде, только один воин, сгорбившись, сидел у костра, да и тот, кажется, заснул, разморившись на теплом осеннем солнышке. Коней в лагере не было, только вдалеке, на степном увале виднелись темные точки пасущихся животных.
Как ни всматривался Дакша, ему так и не удалось заметить хотя бы одно постороннее движение возле шатров. К костру тем временем вернулся рыболов, похваляясь уловом, а затем из-под деревьев выползли и остальные четверо. Один из них сбегал к обрыву и принес изрядный кусок свежей глины. Рыбу обмазали глиной и закопали в горячую золу, а несколько мелких рыбешек подвесили на вертелах рядом с котлами.
Увлеченный наблюдением за этими мелкими событиями, происходящими в лагере врага, Дакша вздрогнул от неожиданного прикосновения Сету, появившегося как из-под земли. Старый следопыт умел ходить так тихо, что даже зверь не слышал его за несколько шагов.
Дакша вопросительно взглянул на старейшину. Тот отрицательно покачал головой:
- Нет, там ничего нет. Он все носит с собой. Будем ждать...
Ждать пришлось достаточно долго. Внезапно из чащи раздался троекратный звук рога. Ему ответил один из воинов, сидящих возле костра. На опушке леса показались всадники. Арии тут же отметили, что отряд выглядел не совсем так, как утром. Четыре лошади, связанные цепочкой, везли перекинутые через седла тела. К последней из них длинными ремнями были привязаны трое связанных пленников, внешне не отличимых от самих орхо - такие же коренастые и черноволосые, с круглыми лицами и раскосыми глазами. Пленники едва держались на ногах от усталости: переход, вероятно, был длительным.
Отряд остановился возле лагеря, коней тут же отогнали в степь, на пастбище. Трупы убитых воинов орхонцы уложили в ряд на самой опушке леса и сразу же принялись копать могилы. Мерянских пленников привязали к ближайшему дереву и, казалось, совсем забыли о них. Вождь удалился в свой шатер, остальные беспорядочно бродили по лагерю, ели мясо у костра или просто спали под деревьями, завернувшись в шкуры.
Но вот в лагере орхо наступило оживление. Все воины собрались к могилам, туда же подвели и пленников. Гулко и тоскливо загремел бубен, послышались дикие, с завываниями, возгласы - то ли песня, то ли похоронные причитания - не зная языка разобрать это было сложно.
Внезапно все стихло. Ряды воинов отхлынули назад, образуя круг, в центре которого остались стоять обнаженные пленники. В наступившей тишине отчетливо прозвучало несколько слов. Из толпы выскочил маленький человечек, похожий на паука, весь обвешанный колокольчиками, звериными зубами, высушенными лягушками, змеями и прочей нечистью. На голове колдуна возвышался колпак в форме козлиной головы, у пояса болталось два человеческих черепа. Арии, уже успевшие привыкнуть к странной боевой одежде орхонцев, напоминающей скелет, были, тем не менее, поражены отталкивающим видом жреца-дикаря В руках человечка появился бубен. Прыгая и кривляясь, что-то выкрикивая в такт своим движениям, колдун принялся ожесточенно бить в бубен. Приблизившись к пленникам, он закружился возле них в невообразимом чудовищном танце. Ритм его движений все более возрастал, крики усиливались, срываясь на визг, бубен неумолчно гремел и все это содержало в себе нечто дикое и отталкивающее и одновременно притягательное, сладкой пеленой заволакивающее мозг. Дакша мотнул головой, отгоняя наваждение, оглянулся на товарищей - те тоже находились под впечатлением увиденного. Воины на поляне раскачивались в такт движениям колдуна, некоторые упали на землю и забились в судорогах; пленники, не выдержав, рухнули на колени и согнулись, инстинктивно пытаясь защититься от смертельного ужаса, охватившего их.
Вдруг колдун, оборвав крик на самой высокой ноте, отбросил в сторону бубен и, повалившись навзничь на траву, затих. Опять наступила гнетущая тишина, в которой сначала очень тихо, потом все громче и громче быстрой скороговоркой возносились ввысь непонятные орхонские слова: колдун о чем-то возвещал собравшимся. Так продолжалось довольно долго и вот, наконец, дикарь поднялся, ударил один раз в бубен и вперевалку, перезванивая колокольчиками, двинулся к пленникам, на ходу вынимая нож. Сейчас он еще больше напоминал паука, спешившего к запутавшейся в тенетах мухе.
Несколько коротких и точных ударов и... в окровавленных руках колдуна бьется еще живое человеческое сердце. Арии, ставшие невольными свидетелями магического обряда чужаков, были привычны к подобной картине. Они и сами нередко приносили в жертву врагов, бросая в костер их внутренности. Но... дальнейшее заставило ариев передернуться от отвращения. Прокричав что-то, колдун бросил сердце в толпу воинов и те быстро расхватали его ножами на кусочки - совсем так же, как утром они поступили с мясом коня. А затем принялись рвать зубами еще теплую полуживую плоть. Кровь стекала по их губам, капала с рук на землю - человеческая кровь...
В толпу полетело второе сердце, третье, затем - печень несчастных пленников и все это тут же поедалось в сыром виде с криками, смехом и дикими плясками.
Когда все немного успокоились, вперед выступил вождь. Он что-то говорил, показывая на мертвых воинов, убитых пленников, на свежие могильные ямы. Сету толкнул Дакшу в бок:
- Посмотри! У него нет кинжала!
Действительно, священного кинжала на шее вождя не было видно. Видимо, похоронный обряд запрещал применять чужие вещи. Ну что же, это хорошо. Дакша и Сету переглянулись, поняв друг друга без слов. В лагере орхо никого не было, кинжал в шатре - боги благосклонны к долготерпению ариев!
Дакша вынул из сумки и протянул Сету медный кинжал в ножнах, внешне напоминавший украденный железный. Если кинжал висит на виду, его можно подменить, если спрятан - тем более. Вряд ли вождь дикарей сразу обратит внимание на замену, а это даст немалый выигрыш во времени.
Сету сунул кинжал за пазуху и вновь словно растворился в лесу. Сколько Дакша не всматривался в окрестности лагеря, он, даже зная заранее, что там движется человек, так и не смог заметить каких-либо признаков этого. Похороны тем временем продолжались. Орхонцы пригнали из степи пару лошадей и закололи их над могилами, окропив кровью и сами могилы, и убитых воинов. Остатки крови они выпили сами, а лошадей быстро разделали для погребального пира. Затем принялись закапывать вырытые ямы, старательно сравнивая их с землей, утаптывая, трамбуя и закладывая свежим дерном с пожухлой уже травой.
Позади послышался шорох и на траву перед Дакшей скользнул священный кинжал в потускневших ножнах, украшенных драгоценными камнями. Наконец-то! Слава великим богам, не забывающим своих внуков!
- Других вещей я не нашел. - Взгляд Сету выражал недовольство собственной неудачей. - А кинжал висел на столбе посреди шатра. Что теперь будем делать? Слово за тобой, - он взглянул на Дакшу.
- Будем уходить. Другие амулеты мы изготовили сами, сделаем их еще раз. А небесный кинжал только один, его надо сберечь. Уходим, - повторил Дакша.
Сету в последний раз внимательно, не упуская из виду мелочей, окинул взором лагерь орхо. Похороны вступили в завершающую стадию - полным ходом шла подготовка к поминальной трапезе. Охраны практически никакой нет, кони орхонцев далеко в степи. Самое время ударить по дикарям даже небольшим отрядом, воинов в двадцать. Но возможностей для этого нет, а это значит, что погоня хоть и запоздает, но будет обязательно. Ну что же, следует довериться судьбе и отдать себя в руки богов. А сейчас - немедленно в свой лагерь.
Когда небольшой отряд Сету достиг своей стоянки, солнце уже зацепилось за кроны дальних деревьев, близились сумерки. Все воины были в сборе. Первым делом Сету и Дакша, усевшись у костра, внимательно выслушали всех разведчиков. Степная разведка не дала практически ничего, кроме приблизительного подсчета лошадей и воинов орхо, ушедших в степь. Значительно больше впечатлений выпало на долю тех пятерых ариев, что прочесывали лес. Уже в первой половине дня они наткнулись на большую стоянку племени меру, разгромленную буквально за час до того дикарями орхо. Зрелище оказалось тягостным. Среди опрокинутых полусожженных шатров, чадящих тошнотворным смрадом горелого мяса, лежали десятки людей - женщины, дети, старики. Взрослых мужчин среди мертвецов почти не оказалось. Вполне возможно, что охотники были где-то в лесу, далеко от места стоянки. Трупы большинства людей были изуродованы и разрублены на части, рядом валялись убитые собаки, перевернутые котлы с варевом, вороха растерзанной одежды и груды битой посуды. Орхо ничего не брали с собой, они все уничтожали - и самих людей, и то, чем эти люди жили. Теперь Дакше стало ясно, откуда восточные дикари привели пленников для обряда похорон.
Вот, наконец, настал черед Сету поделиться со всеми радостью возвращения главной святыни народа ариану. Встав во весь рост, он поднял правую руку, призывая всех к тишине и вниманию.
- Братья арии, боги послали нам удачу! Наш путь завершен! Священный небесный кинжал Индры вернулся к нам! Дакша, покажи его всем.
Сету повернулся к молодому жрецу, сидевшему по правую руку от него. Дакша быстро нагнул голову, чтобы снять с шеи тесемку, на которой под панцирем доспехов у самого сердца висел священный кинжал.
И тут случилось что-то непонятное... Несколько сильных коротких ударов в грудь толкнули Дакшу назад, перед глазами затрепетали древки стрел с черным оперением. И тут же сверху навалилось что-то тяжелое, мешающее дышать. Послышались крики боли, короткие возгласы, дико заржали кони. В кустах неестественно громко заухал филин, ему издали отозвался другой, тоскливо прозвучал протяжный стон, сменившийся предсмертным хрипом. Раздался топот, звон оружия - арии, оставшиеся в живых, устремились на врага.
Неужто их уже догнали орхонцы? Эта мысль сверлила мозг Дакши, пока он, повернувшись на бок, пытался освободиться от навалившейся на него тяжести. После нескольких попыток это удалось сделать. Откинув в сторону непослушное мертвое тело, он приподнялся и огляделся. Открывшаяся ему картина оказалась ужасна: вокруг потухшего костра в неестественных позах - ничком, навзничь, на боку - недвижимо лежали его друзья, его побратимы. Из тел торчали древки стрел с черным оперением. Дакша хорошо знал, чьи это стрелы. Это не орхо, а меру, но от этого нисколько не легче - черное оперение означало мгновенную смерть. Воины меру смазывали наконечники таких стрел таким сильным ядом, что даже царапина являлась роковой. Самого Дакшу спасло юношеское честолюбие и желание немного покрасоваться: он, почти не снимая, носил панцирь, подаренный ему другом Тавити. Так Дакша в большей степени ощущал себя настоящим воином. Уходя утром в разведку, он набросил поверх доспехов темную куртку, чтобы медь не блестела на солнце предательскими бликами. Теперь в войлоке куртки торчали три мерянские стрелы со зловещим оперением: со стороны было полное впечатление, что он уже убит.
Рядом с ним недвижимо лежал Сету; это он, навалившись, пытался в последние мгновения своей жизни прикрыть Дакшу от гибели. Единственная стрела попала ему в правую руку, но этого было вполне достаточно, чтобы умереть, не успев досчитать до десяти. На лице Сету застыло выражение досады: он все понял, но изменить что-либо был уже не в силах.
Поднявшись на ноги, Дакша обошел вокруг костра. Тронул за плечо одного, другого - все мертвы. Но что это? Ему послышался стон: один из молодых воинов шевельнулся. В спине его торчала черная стрела, вокруг нее расплылось кровавое пятно, однако он был жив! Дакша перевернул его, это был один из тех воинов, что обнаружили разгромленное стойбище меру. Лицо его побледнело от потери крови, но сама по себе рана оказалась не опасна - стрела ударилась в лопатку и, главное, на ней не было яда! Значит, колдуны-меру тоже ошибаются!
Вскоре вернулись оставшиеся в живых побратимы. Их оказалось всего пятеро. На их долю не досталось черных стрел - слишком мало было нападавших, едва ли с десяток. Догнать никого не удалось, да и разве возможно догнать воинов меру в лесу, который им как дом родной? Как же получилось, что меру напали на ариев? Вероятно вернувшиеся домой охотники, не разобравшись во всех следах, в горячке посчитали их за убийц, разгромивших стойбище. Наверняка они следили за разведчиками ариев от самого пожарища и решили, не откладывая, отомстить за смерть своих сородичей. Сюда они больше не вернутся - это Дакша знал точно. Меру никогда не возвращались на место расправы.
Раненого перевязали и усадили в сторонке под деревом. Теперь предстояло заняться похоронами погибших товарищей. Сначала собрали все оружие, потом кинжалами и топорами принялись копать могилу - одну на всех, по обычаю войны. Хоронить каждого отдельно не было ни сил, ни времени, погоня могла настигнуть ариев в любой момент. Хотя Дакша и торопил побратимов, работа шла медленно. Копали по трое, сменяясь; остальные отгребали землю и несли караул. Раненый, потерявший много крови, почти все время находился в забытьи и часто просил пить.
Закончили копать только к полудню следующих суток. Восьмерых погибших уложили в ряд с оружием в руках. Над открытой могилой зарезали молодого жеребца, расчленили его на восемь частей, которые также опустили в погребение. Поставили в головах умерших чаши с крупой для дальней дороги на небеса. Насыпать большой погребальный холм времени не оставалось: наверняка орхо уже заметили подмену кинжала и теперь разбираются в следах, чтобы организовать погоню. Пришлось ограничиться небольшим холмиком, на котором принесли в жертву еще одного коня. Дакша прочитал молитву, приступили к поминальной трапезе и в этот момент на похороны ариев откликнулись боги: небо внезапно потемнело и разразилась страшная гроза. Сам Индра решил принять участие в погребении храбрых ариев, вернувших его народу священный талисман, отнятый у злобных демонов-ракшасов. Молнии носились по небосводу как стадо диких лошадей, сильный ветер сбрасывал с деревьев последние листья, рвал и крутил жухлую осеннюю траву, разбрасывал угли погребального костра. Дождь был коротким и сильным. Но гроза еще долго не могла успокоиться, сдвинувшись на юго-восток, к родовым землям народа ариану. Гроза в это время года - редкое явление и ее приход предвещает нечто необычное: бесснежную зиму, ранний ледоход либо нечто неведомое людям.
Сборы были короткими. Лошади навьючены, костер затушен - и вперед! Вернее, назад, домой. Выехали шагом. Следовало торопиться, но раненый воин с трудом держался в седле несмотря на то, что Дакша напоил его отваром болеутоляющих и бодрящих трав. Дакша не мог оставить побратима в беде и в то же время смутно чувствовал приближение какой-то опасности. По его мнению такой опасностью могла быть только погоня дасов орхо и ничего более. Так думал молодой жрец, но он ошибался.
Воинам орхо в этот момент было не до них. Впрочем, они даже и не догадывались о соседстве с отрядом ариев и так и не смогли обнаружить подмену священного амулета-кинжала. А вот месть народа меру им выпало испить полной чашей.
Меру напали на стоянку орхо ранним утром. Перед самым рассветом они захватили коней, вольготно пасшихся в степи, и отогнали их далеко за холмы. Затем меру подожги сухую траву и вал огня стремительно пошел на лагерь. Не успели дозорные поднять тревогу, как запылали шатры. Выбегавшие из них люди прицельно расстреливались отравленными стрелами. Оставшиеся в живых орхо отступили в степь, но без коней на открытом месте они были обречены. Последние десять-двенадцать орхонцев во главе с вождем укрылись в небольшой рощице и даже подстрелили нескольких врагов, пытавшихся подобраться к ним незамеченными. Меру оставили их в покое до темноты, а ночью всех скрутили и привели в стойбище. Смерть их была ужасна. Меру связали обнаженных пленников всех вместе, подобно снопу, и напустили на них свирепых голодных медведей, которых перед этим специально подкололи копьями, придав им ярости.
Медведи не съели всех сразу. Но меру хладнокровно и терпеливо ожидали финала за плетеными перегородками, окружавшими этот своеобразный Колизей. Только через два дня все было кончено. Медведи, сытые и медлительные, даже не грызлись между собой за добычу, как в первый день этого страшного представления. Они были заняты тем, что растаскивали и закапывали в укромных уголках поляны здоровенные куски вкусной пищи про запас.
Затем медведей убили. Меру прекрасно знали, что медведь, отведавший человечины, опасен и ему не место в тайге. Мясо зверей пошло на поминальный пир, а шкуры отдали молодым воинам, убивавшим зверей. Им предстояло идти этой зимой в дальние стойбища, чтобы найти себе жен, а шкура медведя - хороший свадебный подарок. Всего этого Дакша не знал, да и не мог знать. Меру, разобравшись в следах возле лагеря орхо, поняли свою ошибку, но исправить ее было уже невозможно: воины ариану ушли.
Беда неожиданно обрушилась на путников на третий день пути. Ближе к полудню кони забеспокоились. Внезапно пегая лошадь, на которой ехал раненый, с диким всхрапом встала на дыбы и сбросила своего седока наземь.
- Эй, что там случилось? - Дакша, ехавший впереди, развернул коня.
- Пегая сбросила раненого.
- Как он там, жив?
- Жив, только руку сломал.
Дакша подъехал к месту происшествия. Раненый воин лежал на земле. Лицо его стало землисто-серым от боли, на лбу выступила испарина. Опухшее правое плечо мешало ему повернуться, левая рука была неестественно вывернута ниже локтя.
- А ну-ка быстро срубите пару молодых березок для носилок, а я пока сделаю лубки.
Дакша огляделся в поисках подходящих для лубков прутьев, но, не найдя ничего пригодного, вытащил из своего колчана несколько стрел. Обломил наконечники и оперение, положив их в карман куртки (вдруг пригодится!), скрутил нитками стрелы попарно для прочности.
- Держите его, сейчас будет больно!
Он осторожно приподнял сломанную руку, на ощупь соединил края перелома. Раненый дернулся всем телом, заскрипел зубами.
- Потерпи, потерпи. Сейчас все будет нормально. А ты, - обратился Дакша к другому воину, - подержи мне стрелу. Вот так, и не сдвигай, держи ровно.
Вскоре лубок был замотан. Дакша действовал умело и быстро - жрецы ариев обучались врачеванию, в походах им часто приходилось выполнять обязанности лекаря.
Принесли носилки и закрепили их ремнями между двух коней. Теперь осталось только осторожно переложить в них раненого воина. Сделать это оказалось трудно, так как лошади по-прежнему выказывали беспокойство.
- Как это случилось? - Дакша вопросительно посмотрел на того воина, что ехал рядом с раненым.
- Волк. Откуда он вдруг взялся, непонятно. Как будто вырос под ногами лошади. И так же мгновенно исчез.
- Странно. Не слышал я, чтобы волк летом или осенью бросался на коня. Зимой такое бывает, но осенью - никогда.
- А не колдовство ли это здешних хозяев-меру? Ведь они - природные колдуны.
- Вряд ли. С чего бы это меру наслали на конных воинов одного только волка? Разве что о чем-то предупредить?
Дакша с сомнением огляделся. Какая-то неясная тревога висела в воздухе, что-то неизъяснимое томило душу. Да и птицы как-то не так переговаривались, слишком нервно что ли?
- Хорошо, - принял он решение, - дальше мы не поедем сегодня. Встанем на стоянку. Привяжите лошадей, разожгите костер и готовьте еду. А мы вдвоем проедем вокруг, осмотримся...
Лес в этих местах был достаточно густым, чтобы ограничивать видимость половиной полета стрелы. Листьев на деревьях после недавней бури почти не осталось, однако это не прибавило обзора - все пространство сливалось в сплошное море серо-коричневых тонов: и стволы деревьев, и земля, покрытая опавшим листом, и обрывки жухлого осеннего неба в просветах между крон. Дакша с побратимом проехали немного вперед, завернули направо, выискивая прогалы в густом массиве дикого леса. Тщетно. Лес стоял суровой сплошной стеной, в переплетенных кронах тоскливо гудел ветер.
Поблизости послышался треск валежника. Продираясь через кусты, с хрюканьем и визгом пробежало мимо всадников стадо кабанов - мелькнули и тут же пропали в зарослях полосатые спинки поросят и высокие загривки секачей. В другое время Дакша обрадовался бы такой удачной охоте: в дороге дичь - хорошее подспорье для крупы и сухарей. Но сейчас было не до этого. Получается, что-то очень сильно напугало этих зверей, раз они не только не побоялись людей, но даже не обратили на них никакого внимания.
На пригорке вдруг едва заметно повеяло дымком. Дакша сначала не обратил на это внимания, решив, что в лагере запалили костер. Но потом он насторожился - ветер-то совсем с другой стороны дует! Неужели пожар? Вот почему звери так торопятся: если огонь идет по верхам, спастись от него почти невозможно.
Словно в подтверждение мыслей Дакши слева из чащи вынырнула группа пятнистых косуль и пронеслась дальше, высоко подбрасывая зады с белыми заячьими хвостами. Следом за ними тяжело пробежал лось, мотая ветвистой головой. Крупная дрожь волнами ходила по телу животного. Да, это пожар! От чего еще может бежать лось, не уступающий дорогу ни одному зверю в тайге.
- Вот что. - Дакша повернулся к побратиму. - Быстро скачи на стоянку, скажи, что идет пожар. Собирайтесь и уходите к реке. Носилки бросьте, с ними по лесу не пройти. Раненого привяжи к себе. Меня не ждите, я вас догоню. И поторопитесь, огонь идет быстро.
Воин развернул коня и скрылся за деревьями. Дакша спрыгнул на землю, выбрал самое высокое дерево и привязал к нему коня. Отстегнул пояс, бросил оружие на землю, разулся и полез по стволу вверх. Ловкости ему было не занимать, не зря же его звали Дакшей. Доспехи он снял еще три дня назад, сразу же после нападения меру. И не только потому, что в них неудобно было копать землю, но и по какому-то необъяснимому внутреннему порыву. В ушах его все еще стоял чмокающий звук удара стрелы в грудной панцирь и теперь доспехи были ему до дрожи неприятны. Лучше бы уж Сету был одет в медную броню и остался бы жив. Плохо без него в этом диком лесу.
Забравшись на верхушку дерева, Дакша огляделся. Да, действительно, не зря он так волновался... Перед ним во всей красе открылась страшная и величественная картина грозной стихии. Во все стороны до горизонта, насколько охватывал взор, тянулся мощный вековой лес. С юго-запада гигантской дугой двигался по верхушкам деревьев бушующий вал огня. Видимо, молнии зажгли сухой лес сразу в нескольких местах. Впереди по ходу движения ариев огонь уже вышел к реке, позади - приближался к ней. Выход только один - успеть добраться до воды. Альба неширока и очень стремительна в этих местах, но деваться некуда, спасение - в воде. Дакша прикинул расстояние до ближайшей речной извилины, отмеченной белыми скалами, хорошо заметными на фоне серого леса. Вполне можно успеть. Плохо, что и на другом берегу проглядывают дымки. Пожар со всех сторон - хуже не придумаешь!
Внизу, под деревом, послышался шум борьбы, раздалось испуганное конское ржание, затем - злобный звериный рев. За ветвями не было видно, что там происходит, но наверняка что-то серьезное. Дакша стал торопливо спускаться. Коня на месте не было. Поводок оборван, на земле - четкие медвежьи следы. Все ясно... Времени на поиски не оставалось, да и убежал конь скоре всего именно к реке. Жаль доспехи и одежду. Хорошо, хоть меч и топор он бросил на землю, а не приторочил к седлу, а не то и их бы лишился. Остался бы с одним священным кинжалом в чужом лесу.
В кустах что-то затрещало. Может быть, это конь? Торопливо подхватив оружие, Дакша бросился в чащу, раздвигая колючие сухие ветви. Навстречу ему высунулась бурая медвежья морда, взгляды человека и зверя встретились. Дакша застыл, зажав в руке топор. Медведь коротко рявкнул, мол, не до тебя, не мешай, и, свернув в сторону, припустил под горку косолапым медвежьим галопом. Дакша развернулся и бросился вдогонку за медведем: зверь всегда идет по самому надежному пути. В голове упрямо билась мысль: а что, если завернуть на стоянку, наверняка там остались лишние лошади. Ну а если наоборот: ни одной ни осталось, что тогда? Тогда огня не избежать. Нет, лучше уж бежать к реке. Все будут у реки - и люди, и лошади.
Спина медведя некоторое время указывала Дакше путь, потом он потерял ее из виду. Все-таки медведи бегают быстрее человека. Уже на самом выходе к реке он споткнулся о покрытый травой корень и подвернул ногу. Дикая боль на мгновение помутила сознание и заставила его взвыть от огорчения. Идти-то все равно надо, только как? Позади усиливался гул и треск горящего леса. Ковыляя и подпрыгивая, Дакша кое-как добрался до воды.
Река здесь делала крутой поворот и оставаться на берегу было опасно - пламя может охватить со всех сторон сразу. Звери пытались переправиться на другой берег, но быстрое течение сносило многих из них и прибивало обратно. Надо во что бы то ни стало добраться до стремнины, только бы найти подходящее бревно! Плыть же без бревна в холодной воде с поврежденной ногой вряд ли удастся. Доплыть до другого берега Дакша и не мечтал: все равно течение отбросит его от берега и не даст выбраться на мелководье. Да и на том берегу виднелись уже не отдельные дымки, а сплошная стена дымовой завесы - гроза поработала и там.
Подходящее бревно вскоре нашлось. Это был обломок ствола в пять-шесть локтей длиной с сильными боковыми ветвями (не перевернется на стремнине!), надломленный и погрузившийся вершиной в воду, но еще связанный с корневищем, иначе его давно бы унесло паводком.
Опираясь на левую ногу, Дакша несколько раз ударил топором. Бревно освободилось и, подняв фонтан брызг, плюхнулось в прибрежный ил. Еще несколько усилий и оно качается на воде. Меч пришлось бросить на берегу, но небольшой и удобный боевой топорик Дакша решил сохранить во что бы то ни стало. Без него в лесу гибель. Итак, топор привязан к поясу, на левую руку надета петля с короткой затяжкой (можно быстро набросить на сук, можно быстро снять), в правой руке вместо шеста - длинная палка, срубленная тут же, на берегу. Теперь вперед, на створ течения!
Дакша с трудом столкнул бревно в реку, ступил в воду, стараясь беречь больную ногу. Холодно! Но делать нечего, не поджариваться же в лесу. Он развернул бревно сучьями назад (так будет удобнее держаться), перехватил их руками, оттолкнулся шестом и здоровой ногой. Тело до пояса охватила ледяная вода, бревно отошло от берега и, набирая скорость, устремилось вперед. Так-так, хорошо. Теперь надо держаться правее, отталкиваясь шестом ото дна. Лежа делать это было неудобно. Дакша попытался усесться в развилке ветвей; с третьей попытки это ему удалось, несмотря на сильную боль в правой щиколотке. Хорошо еще, что разлапистый обломок ствола и не думал переворачиваться. По-существу, это был плот из трех сильных ветвей. Если бы еще сделать сверху настил, то можно путешествовать, не замочив ног. Но и без того ему здорово повезло, что нашлось такое дерево в нужном месте (слава Митре и Варуне, защитникам людей), иначе он уподобился бы тем зайцам скачут сейчас по берегу, выбирая меж двух смертей - от огня, либо от воды.
Наконец Дакшу вынесло на стремнину, понесло, затрясло на увалах переплетающихся в бешеной пляске волн. Он в последний раз бросил взгляд на заливчик, из которого только что выбрался. Вал огня приближался, с шумом двигаясь по верхушкам деревьев. По берегу метались звери, бросались в стремительные волны в надежде добраться до другого берега, но и там уже прибрежную растительность жевали языки огня, более медленного, чем здесь, на левом берегу, но и более основательного, не оставляющего ничего, кроме пепла и углей. Больше всего мелких зверюшек скопилось на самом мыске, мимо которого и проплывал сейчас Дакша. Заметив приближающееся дерево с человеком, в воду бросилась лиса, но не рассчитала и промахнулась, только мелькнул в водовороте рыжий хвост с белыми подпалинами.
Впереди, за мысом, река спрямлялась и взору открывалась обширная панорама страшного зрелища. Где-то далеко впереди огонь уже достиг левобережья и река скрылась в клубах черного дыма. Ближе к плоту Дакши пожара еще не было и все зверье, как только могло, старалось перебраться через бурную и своенравную Альбу. В воде виднелись сотни голов с торчащими ушами и рогами, в пенных струях крутились чьи-то лапы и хвосты. Натужно дыша и отфыркиваясь, реку переплывал матерый лось, за спину которого цепко держались два дрожащих от ужаса соболя.
Но вот что-то резко изменилось. Что именно? Сначала Дакша не понял этого и лишь спустя некоторое время сообразил: птицы! Не стало слышно крика птиц. Стаи, еще недавно метавшиеся над рекой в поисках прибежища ( да и добычи тоже), вдруг в едином порыве снялись с места и организованно двинулись к северу, вверх по течению реки. Значит, где-то там нет пожара. Неясно только, далеко ли, близко ли.
Тем временем плот Дакши, подпрыгивая на стремнине, мчался вперед. Вот и пелена дыма, закрывшая реку до самой воды. Дышать стало труднее, пришлось, наклонившись, распластаться на стволе, время от времени смачивая лицо водой. С обоих берегов, перекрывая шум реки, неслось мощное гудение огня, треск разрываемых паром стволов, шипение падающих в воду головней... Река продолжала нести Дакшу вперед, на север, все дальше и дальше от дома. Тело ныло от холода, руки и ноги затекли, но приподняться в этом сплошном дыму не было никакой возможности. Гудение верхнего огня немного стихло, но дыма от этого не стало меньше. Наоборот, пожар перешел в низовой, выбирая в лесу все до единого куста, и дым от этого пожарища словно притягивало к воде. Низко расстилаясь над самой поверхностью, дым втягивался со всех сторон в ее русло как в гигантскую трубу, увеличивающую тягу вдвое-втрое.
Сколько это продолжалось, Дакша не знал. Он только успевал теперь отталкиваться шестом ото дна, стараясь как можно дольше оставаться на стремнине, что являлось делом непростым, особенно на поворотах, когда плот притягивало к ближайшему берегу. Наконец за очередным поворотом дым рассеялся. Пожар сюда не дошел, так как ветер, тянувший огонь с юго-запада, постепенно сменился на северный. Небо очистилось и стало ясно, что вскоре наступит ночь. Пора было подумать и о ночлеге.
Дакша выпрямился и огляделся вокруг. Лес по берегам реки не был тронут огнем, хотя с левого берега и поднимались кое-где отдельные дымки. Неожиданно плот сильно тряхнуло. Справа в Альбу добавилось воды из притока, разрезавшего лес надвое. Это хорошо, это остановит огонь. Значит, можно и высаживаться на берег, лучше - на правый. И как можно скорее. Тем более, что пенные буруны впереди не предвещали ничего хорошего. Если угодишь в эти камни, перемелет, как в жерновах, костей не соберешь. Теперь Дакша старался приблизиться к правому берегу. Он слегка развернул плот, используя шест как руль, и принялся грести изо всех сил левой рукой. К счастью, река здесь заворачивала налево и выйти из бурного потока оказалось не так уж и сложно, как можно было предположить.
Когда бревно ткнулось в отмель у заросшего лесом берега, Дакша едва нашел в себе силы выползти из воды. Некоторое время он лежал, не двигаясь, слушая неумолчный шум Альбы. Неужели он уцелел в этом безумном пиршестве демонов-ракшасов, наславших огонь на людей ариану? Что же дальше? Сначала надо обсушиться, а для этого требуется огонь. Дакша усмехнулся в душе: от огня ушел и об огне думы. Дров вокруг предостаточно, но тереть палочки слишком уж долго. Гораздо быстрее арии разжигали костер с помощью тетивы лука, но лука-то как раз у Дакши и не было; он остался в седле, а где это седло сейчас, только боги знают. Впрочем, лук можно сделать и из подручных средств. Вместо тетивы на крайний случай сойдет и поясная тесемка с куртки. Но где-то ведь должна быть и бечевка! Заодно надо проверить, что лежит в карманах куртки и штанов - может быть что и сгодится про черный день. Надо думать, что таковой для Дакши как раз и наступил. Сейчас посмотрим на свои богатства. Да-а, не густо.
Дакша снял куртку и выложил на нее: моток крепкой тонкой бечевы, небольшую ременную веревку, четыре бронзовых наконечника стрел и четыре хвостовых оперения, дорожный ручник из тонкого полотна, две иглы с нитками - медную и костяную (спасибо матери!). Кроме того, в карманах нашлась лепешка, превратившаяся в бесформенное месиво и порядочный кусок вяленого мяса. Добавим к этому топор, священный кинжал, промокшую одежду и подвернутую (хорошо бы не сломанную) ступню. Вот и все, что имеет продрогший юноша семнадцати лет, сидящий на берегу бурной реки посреди необозримого леса без малейшей надежды выбраться из этого гиблого места до наступления больших холодов...
Прочь малодушие! Пока в нем есть хоть капля жизни, уцелеет и надежда на лучшее. Ведь боги не бросили его в этой глуши, но дали возможность жить дальше. Никакой паники. Сейчас разведем костер, обсушимся, потом соорудим лук для охоты, окрепнем немного и вперед! Только куда вперед? Вниз по реке больше шансов встретить людей. А вверх, через пожарище - ближе к дому.
Дакша едва не рассмеялся, поймав себя на мысли о том, что еще толком не обсохнув, он уже мечтает о дороге домой. Взяв топор, он срезал пригодный для слабого лука прут, обстрогал дощечку, наметив в ней наконечником стрелы небольшое углубление. Затем снял с шеи ножны со священным кинжалом, осторожно вынул на свет дорогую реликвию. Кинжал, обильно смазанный жиром, совершенно не пострадал от воды. Вот и настало время для него послужить обычным ножом. Прочитав молитву, обращенную к Индре, Дакша снял с кинжала смазку и пустил его в ход: отстрогал заготовку для лука и выточил древко стрелы. Затем он положил в ямку посреди дощечки сухие древесные опилки, связал бечевой лук. Конечно, сырое дерево уже через день потеряет упругость, но на один раз хватит, а там посмотрим.
Дакша уже готов был вставить древко стрелы в узел тетивы, чтобы устроить веретено для добывания огня, но неожиданное происшествие отвлекло его внимание от лука. Когда он уже заканчивал обтачивать древко, кинжал случайно задел камень, лежащий на берегу. Причем не лезвием, а плоской боковой стороной. Удар получился скользящим, но достаточно быстрым. И вдруг... с кинжала посыпались искры! Это явилось настолько большой неожиданностью, что Дакша вздрогнул и едва не выронил священный кинжал из рук.
В кинжале хранились молнии Индры! Дакша вспомнил одну из легенд, которую рассказывали арии Ахшайны - о том, что железо хранит в себе все молнии Индры и при встрече с прочным камнем выбрасывает их наружу. Он прочитал благодарственную молитву Индре-громовержцу и осторожно попытался еще раз повторить тот случайный удар. Не получилось! Но с третьего раза удалось - вновь с шипением посыпались из кинжала длинные искры! Нет, надо стучать иначе, чтобы не повредить кинжал: не кинжалом о камень, а наоборот - камнем о кинжал. Подходящий кусок кремня был найден быстро, благо на берегах Альбы камней хватало. Дакша вонзил кинжал в дощечку, на которую насыпал побольше опилок и стружек и выложил сухой мох, содранный с ближайшего дерева. Ударил камнем по плоскости ножа, на опилки и мох обильно посыпались искры. Запахло дымком. Теперь осталось только раздуть огонь и подложить дров. Вот это Индра! Спасибо Индре, что помог разжечь огонь быстро и без особых усилий! Не нужно теперь тереть палочки и крутить лук.
Весело затрещали сухие сучья. Теперь уже звери не рискнут подойти к огню, а, наоборот, разбегутся в разные стороны, памятуя о недавней огненной стихии в лесу. И хорошо, пусть разбегаются - спокойнее будет ночью. И вот уже одежда развешена на сучьях, лепешка подсушена и съедена. Теперь можно осмотреть ногу. Кость, кажется, цела, но щиколотка распухла и приобрела сизый оттенок. Дакша перебинтовал ногу липовым лыком, подвязал тесьмой и, опираясь на палку, отправился заготовлять лапник для постели. Холодно, но делать нечего, одежда еще не высохла и нужно побольше двигаться. Двигаться с больной ногой оказалось не так-то просто. Лыко, подсохнув, растерло ногу до крови и пришлось все-таки пожертвовать для перевязки рукавом рубахи.
Весь длинный вечер, подбрасывая изредка дрова в костер, Дакша вытесывал древки стрел. Четыре из них он снабдил бронзовыми наконечниками и имевшимся оперением, для других разыскал острые и тонкие кремневые обломки, в изобилии валявшиеся на берегу. Утром он, несмотря на ноющую боль в ноге, сделал, опираясь на палку, небольшой круг по лесу, разыскал несколько кустиков лечебных и укрепляющих трав, собрал немного орехов, желудей, калины и рябины. Черемуха уже облетела, а грибов почти не было из-за сухого лета. Теперь вся надежда на охоту и рыбалку.
Вернувшись к месту своей стоянки, Дакша первым делом вылепил из глины несколько горшков и закалил их в огне костра. Кривобокими и страшными получились эти горшки, но в них все равно можно было заваривать травы и варить мясо. Затем, выбрав в лесу подходящий молодой ствол, он вытесал из него три заготовки для лука и, подсушив одну из них на костре, связал лук тетивой. Оружие получилось довольно слабое, но другого нет. Такой лук усилили бы прокладки из пиленого рога, но где их взять?
Дакша пострелял в цель, привыкая к своему новому луку. Результат его вполне удовлетворил; он знал, что попадет в добычу наверняка шагов с тридцати. Заварив в глиняном горшке лечебный отвар, он немного подкрепился вяленым мясом и приступил к строительству шалаша. Место для него было выбрано на краю поляны под разлапистой старой елью. Сюда же он перетащил заготовленные для костра дрова. Теперь добывание огня не являлось для него проблемой, нужно только было всегда иметь под рукой сухой мох и стружки. Для хранения этих важных припасов Дакша сделал коробочку из бересты, которую поместил в надежное место, защищенное от влаги.
Нога давала о себе знать постоянной болью, но пора уже было идти на охоту. Медленно ступая, юноша отправился в сторону пожарища, на юг. Отойдя от стоянки, выбрал место для засады и с явным удовольствием опустился на землю, вытянув правую ногу. Приготовил лук и стал ждать. Поблизости от границы выгоревшей земли зверей на несколько дней должно стать побольше. Травоядные не побегут дальше, если огонь не угрожает им непосредственно, а хищники останутся рядом с ними. Конечно, и травы не хватит на всех, но это будет позднее. А сейчас все в зверином мире перепуталось и не скоро восстановится.
День с самого утра был солнечный, но прохладный. В ветвях весело щебетали мелкие пичужки. Высоко-высоко в небе выстроились для полета стаи перелетных птиц. Хорошо было бы найти мелкое озерцо и подстрелить пару уток, пока они еще здесь. Но все это только в мечтах - местность вокруг незнакомая, а искать озера не дает больная нога. Неожиданный шум насторожил Дакшу: в кустах, подбирая желуди, возились кабаны. В небольшом стаде было восемь голов - свиньи с поросятами и громадный секач. Такой мигом задерет и затопчет, лучше его не раздражать. Придется ждать другую добычу.
Кабаны ушли и на поляну неожиданно выскочил заяц, приподнялся столбиком, повел ушами. "Дзиннь" - пропела тетива. И не успел заяц услышать этот звук, как стрела вошла ему в голову возле глаза. Хороший выстрел, спасибо Индре! На сегодня и на завтра добычи хватит; пора возвращаться.
На стоянке Дакшу встретил полный беспорядок. Опилки и стружки возле костра раскиданы, горшки опрокинуты, шалаш покривился, повсюду множество кабаньих следов. Значит, мы за мясом, а мясо к нам в гости пожаловало. Если уж придется здесь жить, то надо сделать что-то понадежнее, чем шалаш. Придется вырыть землянку. Жаль, что болит нога, иначе сегодня же ушел бы на восток, к горам, а там не так уж и далеко до родных мест.
Часть зайца Дакша поджарил на вертеле, небольшой кусок сварил в горшке. Бульон получился вкусным и наваристым. Жаль, что нет соли, но это не так уж важно. Запив еду настоем трав, он почувствовал себя значительно лучше и решил немного отдохнуть в шалаше, вытянув натруженную больную ногу. Вспомнил своих побратимов. Живы ли? Успели ли уйти от огня? Вряд ли это им удалось с лошадьми. Огонь шел по обоим берегам Альбы, спасение от него было только в воде, а для коней бурная Альба - верная гибель. С пожарища доносился до стоянки Дакши запах свежей гари, но сплошной дымовой завесы, как вчера, уже не было. Стаи воронья то и дело с громкими криками перелетали через реку в направлении пожарища - расклевывать погибших обгоревших зверей. Этим тварям добыча обеспечена надолго.
Дакша вновь осмотрел поврежденную ногу. Кость действительно оказалась цела, но порвались связки жил и опухоль даже увеличилась. Может быть, и сустав вывихнут, но проверить это Дакша не мог с полной уверенностью: на своей ноге очень трудно вправлять ступню, если вообще возможно - руки не достают. Можно, конечно, зацепить ступней за развилку дерева и дернуть, но кто поручится, что не причинишь этим еще больше вреда? В любом случае уйти далеко до наступления холодов он не сможет. А это значит, что нужно немедленно начинать готовиться к зимовке. Сюда могут забрести кочевые меру, но вряд ли они двинутся в сторону пожара. Так, что одиночество ему обеспечено, и надолго. А, может быть, так оно и лучше будет. После набега орхонцев меру озлоблены, любого чужака могут пристрелить без разговоров. Впрочем, набег был достаточно далеко отсюда, на левобережье. А здешние меру, как слышал Дакша, миролюбивы и хорошо знают ариев. Но ведь орхонцы не похожи на ариев, они подобны самим меру - темноволосые и плосколицые.
Если уж оставаться здесь, то надо наметить план действий. Первое - жилье, второе - теплая одежда, третье - еда на зиму. А зима не за горами. Раздумывая таким образом, Дакша осмотрел горшки. Вылепил он их второпях, хотя глина была неплохая. Два плохо обожженных горшка уже к полудню треснули от жара, а один, хотя и вышел кособокий, но получился хорошим - в нем он сварил очередную порцию бульона. Придется сделать новые горшки.
Спустившись к реке за очередной порцией глины для горшков, Дакша заметил на поверхности воды что-то темное, похожее на человеческую голову, то пропадавшее в волнах, то поднимавшееся на поверхность. Неужто это кто-то из побратимов? Но почему он так странно плывет? Забыв про боль в ноге, Дакша бросился в воду, надеясь перехватить плывущий предмет, но тот зацепился за корягу немного раньше - локтей за двадцать. Пришлось выбираться на берег и вновь спускаться по каменистой осыпи в холодную воду.
Неизвестный предмет оказался арийской седельной сумкой с длинными привязными лямками. Эти лямки то и дело цеплялись за кусты, придерживая сумку, иначе она проплыла бы мимо еще вчера. Дакша внезапно подумал о том, что и его товарищей могло пронести мимо него вчера, а он в это время отошел от реки. Нет! Лучше уж ничего не знать, чем видеть своих мертвых друзей. Должна же оставаться хоть какая-то надежда на лучшее... Сумка с орнаментом рода Сарабха была почти пуста - в ней лежала лишь одна полотняная чистая рубаха. Немного... Но и на том спасибо богам, что не забыли его. Теперь, по крайней мере, ясно, что побратимы успели выйти к реке. Что с ними случилось потом, неизвестно.
Дакша просидел на берегу достаточно долго, занимаясь лепкой горшков. Теперь он выполнял их не торопясь, сразу несколько и разных размеров. Время от времени поглядывал на реку, но ничего больше в бурных волнах заметить не удалось. Видимо, все, что можно, река унесла еще вечером. Да и эта сумка не могла самостоятельно миновать все излучины реки. Наверняка, она была приторочена к луке седла, и лишь сильное течение оторвало ее от павшей лошади.
Закончив лепить горшки, Дакша приступил к их обжигу, сложив для этого специальный костер. За костром нужно было постоянно наблюдать, но оставалось время и на другие дела. Пока горшки обжигались, он сплел из прибрежного тальника неуклюжую грубую корзину для ловли рыбы с узкой горловиной входа, забросил ее на веревке в реку и уже спустя некоторое время коптил над костром несколько внушительных рыбин. Настроение сразу повысилось, хотя больная нога и ныла нестерпимо. Теперь у него есть посуда, в которую можно вытапливать кабаний жир. Теперь бы немного соли для заготовки мяса впрок. Соль в этих местах должна быть. Дакша слышал, что по берегам Альбы много соленых источников. Если это так, то будет совсем неплохо.
На следующее утро он отправился присмотреть подходящее место для строительства землянки. О пище теперь можно было не беспокоиться: рыба в корзину шла постоянно, а еще одного зайца удалось подстрелить почти у самого шалаша. Обе шкурки Дакша замочил для выделки, предварительно прочистив их золой, смешанной с глиной. Для замочки он выкопал на берегу реки яму, обмазал ее глиной и засыпал шкурки густым раствором золы. Поверх шкур набросал камней, чтобы звери случайно не повредили их.
Место для землянки он выбрал на крутом берегу - так, чтобы ее не достало ни половодьем, ни талой водой сверху. Однако, копать здесь он не смог: под небольшим слоем почвы залегали сплошные камни. Пришлось передвинуться в овраг, выходивший к реке, где на склоне меж деревьев нашлось удобное пространство. Почва здесь была помягче, камней поменьше, копалось легче, чем на речном обрыве. Река отсюда не была видна, но по дну оврага бежал быстрый ручей, куда Дакша и отправился напиться после того, как достаточно уже углубился в землю. С собой он захватил пустой горшок, чтобы взять воды про запас: спускаться в овраг каждый раз, когда захочется пить, мешала больная нога.
Вода в ручье оказалась неприятной на вкус, с горчинкой. Отплевавшись, Дакша отправился утолить жажду к реке и как раз вовремя: возле ямки с заячьими шкурками топтался молодой поросенок - уже не полосатый, но недостаточно солидный для секача. Он нетерпеливо переступал ногами, стараясь поддеть рылом камни, закрывавшие шкуры. Лук и стрелы Дакша носил с собой постоянно, как, впрочем, и топор - мало ли что встретится в диком лесу. Стрела попала кабанчику точно в шею между ушей, свалив его не речной песок. Первым делом Дакша вволю напился горячей крови, пожевал сырое теплое мясо, затем, сняв с поросенка шкуру, разделал тушу, по частям (нога не давала возможности поднимать большой вес) перетащил мясо к шалашу и подвесил в корзине на дерево. Хорошая добыча, только как сохранить ее от порчи и от зверья?
Раздумывая подобным образом, Дакша отправился докапывать землянку. И здесь земля вокруг ямы уже была утоптана кабанами - две свиньи, обиженно хрюкая, бросились бежать вниз, к ручью. Дакша не стал в них стрелять, а отогнал камнями. Да-а, живности здесь много. Наверно, это после пожара. Скоро все проходные звери уйдут подальше от этих горелых мест.
Устав копать, юноша решил спуститься в овраг, где, ближе к его вершине, густо росли молодые ровные осинки, вполне пригодные на перекрытие, а, если их расколоть вдоль - то и на дверь. К тому же, носить эти осинки с больной ногой было не так уж и трудно, а сделать мощные бревенчатые перекрытия, такие, как в Дхатарвале, ему было не по силам. Срубив пару осинок, Дакша спустился к ручью и ополоснул липкое от пота лицо. Вода здесь оказалась обычной на вкус, даже приятной. Странно! Только что она была горькой, а теперь вдруг изменилась. Тут что-то не так... Пожалуй, нужно подробнее рассмотреть берега этого загадочного ручья. Пройдя немного вниз по течению, он заметил быстрый мутный поток, вливавшийся в основное русло со стороны противоположного берега. Ага! Вот где в чистый ручей впадает горькая вода! Дакша зачерпнул ладонью мутно-серую жидкость и скривился от отвращения - голая соль! Соль? Так это как раз то, что ему нужно! Скорее надо заканчивать землянку, а потом стреляй хоть десяток кабанов - хватит на всю зиму!
Возле того места, где соленый ручей выбивался на поверхность, блестели кристаллы отложившейся соли, а вся земля вокруг была изрыта копытами кабанов и оленей. И это почти напротив его землянки, за деревьями, но в пределах прямой видимости! Вот это удача! Боги опять напомнили о себе! Дакша упал на колени, горячо благодаря Индру и Митру-Варуну за заботу. Индра спас его от смерти, подарил огонь, а теперь дает пищу.
Отрубив вместе с илом немного соли, Дакша перенес драгоценный запас к землянке. Он решил немедленно переселиться сюда, чтобы не тратить лишнее время на болезненные для ноги переходы. Теперь к реке можно было спускаться только за рыбой. К вечеру Дакша перетащил к землянке и засолил кабанчика. Сделал он это так: обмазал глиной яму возле землянки, заложил туда мясо и натаскал соленой воды из источника. Поверх мяса, нарезанного тонкими полосами, насыпал ароматных трав и положил плоские камни. Конечно, он вполне мог обойтись и без соли, употребляя полусырое мясо с кровью, но не с его ногой гоняться каждый день за свежатинкой. Готовить же строганину впрок без соли, как это делают меру, он тоже не мог - мешали многочисленные звери, и если запах мяса привлечет медведя, то беды не оберешься. На дерево с такой ногой не полезешь. Соль же позволит сохранить мясо, не вывешивая его на солнце на всеобщее обозрение. Итак, мясо посолено, а жир он перетопил в горшке - зимой тоже пригодится. Получается, что за три дня он обзавелся кое-каким хозяйством. У него теперь есть лук со стрелами, огниво, сумка с запасной рубахой, три шкуры (пока еще не совсем выделанные), запасы мяса и рыбы, соль и несколько горшков. Скоро будет и землянка. Когда-то давно Дакша слышал от хотара, что человек и один в состоянии выжить в трудных условиях, нельзя только падать духом и нужно постоянно иметь перед собой какую-то необходимую цель - сначала одну, затем - другую, и так всегда, чтобы не приходили в голову ненужные мысли. Дело лечит душу - так говорил хотар, и сейчас Дакша понимал, насколько тот был прав.
Дакша развел костер напротив входа в землянку и продолжал копать до поздней ночи. Плотную землю он вырубал топором, выковыривал острой палкой и выбрасывал наверх широкой деревянной лопаткой, выточенной из подходящего обломка прошлым вечером. Можно было бы выносить землю корзиной, но упор на больную ногу сократит время работы. И так уж копать приходится, стоя на коленях и работая одними руками. Вконец измотанный, он заснул уже к утру, не забыв, однако, подбросить в костер побольше дров, для чего ему пришлось буквально ползти к огню.
Ночью подморозило. Слабые утренники начались уже давно, недели три назад, но этот мороз был первым достаточно сильным. Трава побелела от инея, стоячая вода покрылась ледком, однако ручей так же весело журчал, как и вчера, а соленый источник вообще никогда не замерзал - даже в самую сильную стужу. Дакша сильно продрог и долго не мог согреться. Лишь чашка горячего бульона да кусок поджаренного на костре мяса вернули ему силы. Да, нужно торопиться. Скоро уже зима, а сколько у него неоконченных дел, которые слишком быстро и не сделаешь. Двигался-то Дакша раза в два-три медленнее, чем раньше. Опухшая нога сильно болела, но медлить нельзя, иначе - смерть. А умирать в неполные семнадцать лет как-то не хотелось.
Сегодня надо закончить с землянкой или, хотя бы, закрыть крышу. Глубина отрытой ямы была вполне достаточная - в человеческий рост, больше и не надо. Ширина - в размах обеих рук, длина - в два раза больше. В дальнем углу у левой стены Дакша оставил массив невыбранной материковой глины, из которой собирался прямо на месте вырезать печку с дымоходом, подобно тому, как это делалось в Дхатарвале и других городах ариев. Напротив печки в другом дальнем углу Дакша оставил глиняный уступ для лежанки длиной в четыре локтя. В стенах были намечены ниши для посуды и прочей мелочи. Но все эти глиняные работы можно выполнить и попозже, сейчас главное - крыша и дверь.
Первым делом Дакша вкопал в пол землянки возле входа два крепких столба - как раз по ширине дверного проема. Работа эта оказалась длительной и тяжелой, но необходимой. Иначе невозможно было бы крепить изнутри дверной запор, необходимый и от волков, и от медведей-шатунов. Справиться с крупным хищником в одиночку он вряд ли смог бы. Вход в землянку Дакша сделал небольшим - на три ступеньки выше уровня пола - шириной в полтора локтя и высотой в два локтя. Это была даже и не дверь, а, скорее, лаз, через который едва проходила большая плетеная корзина.
К вечеру он едва успел застелить жердями перекрытие землянки. Жерди, срубленные в осиннике, он подгонял тщательно, протесывая топором сучки, чтобы не сыпалась сверху земля. Но, даже не закончив строительство, ночевал в этот раз Дакша под крышей, в относительном тепле, набросав на лежанку лапника и сухой травы. И в относительной безопасности, загородив вход рыболовной плетенкой. Этой ночью мороза не было, но выпала обильная холодная роса, капли которой просачивались между жердей потолочного настила. Костер развести оказалось утром очень трудно, без теплой одежды холод пробирал до костей.
Сразу после завтрака Дакша принялся за изготовление двери. Подогнал дверную коробку из жердей к проему, обтесал ее и скрепил клиньями. Дверцу (по размеру она была не больше крышки от погреба или колодца) он сплел из двух слоев тальника, между которыми затолкал для тепла стебли камыша. Навешивать дверь было нечем: ни лишних веревок, ни медных навесов у него не было. Тогда он просто отставил дверь в сторону, за врытый вчера столб, рассчитывая вернуться к ней после земляных работ. Но вдруг в голову пришла идея: а что, если дверь не распахивать, а вот именно так и сдвигать вдоль стены? Он вкопал рядом с левым столбом, ближе к углу, еще один столб, положил жердь на верхнюю ступеньку, связал все сооружение лыком. Теперь дверь могла скользить в сторону, скрываясь за вертикальными столбами и упираясь в угол землянки.
Все оставшееся до вечера время Дакша закрывал крышу. Сначала он обмазал все жерди слоем глины с песком, заделав все щели, затем застелил их камышом и стал равномерно засыпать крышу землей, формируя небольшой холмик со скатами. Сверху заложил все сооружение дерном и, чтобы не топтались на землянке звери ( по крайней мере пока дерн не закрепится), набросал поверху валежник. Только в двух местах он оставил проемы, выложенные берестой, свернутой в трубу: в дальнем левом углу - для дымохода и возле двери (тоже слева) - маленькое смотровое оконце размером с ладонь.
Ночевал он в своем новом жилище уже в полной безопасности от непрошеных визитов диких зверей, закрыв дверь на задвижку, заложенную за столбы. Перед сном попытался подсчитать, сколько же дней он провел в этом лесу в одиночестве. Первый день был трагичным - от лесного пожара до обретения огня из кинжала. На второй день он нашел седельную сумку с рубахой, на третий - обнаружил соленый ручей. На четвертый день закрыл землянку жердями, на пятый - закончил крышу и дверь. Итак, он здесь находится пять дней и уже кое-что успел сделать. Спал Дакша безмятежно, наконец-то впервые за эти дни расслабившись и отложив в сторону оружие, проснулся поздно - ближе к полудню. В землянке было темно, только светились в полумраке два ярких пятна - смотровое оконце и дымоход, да мерцала многочисленными дырами плетеная дверь, которую предстояло еще обмазать глиной.
Теперь ему предстояло вырезать из глиняного пласта печку так, как это обычно делали арии. Вооружившись кинжалом и раскрыв настежь дверь, Дакша принялся за дело. Все равно работать пришлось в полутьме, но крыша сейчас была важнее освещения. Пробив отверстие в массиве глины: снизу, для дров - широкое, сверху, для дыма - узкое, он занялся трубой, вырезая ее из материка и налепливая из глины, размешанной в воде. Трубу он вывел на локоть выше уровня земли, выполнив самый верх ее из дикого камня (чтобы не размыло дождем), аккуратно заделал глиной все отверстия возле трубы, подсыпал землей. Потом осторожно стал прокаливать сырую печку изнутри, поджигая небольшими охапками хворост и траву. Тяга получилась неплохая, хотя местами глина и растрескалась. Но это нормально, еще не раз придется обмазывать печку со всех сторон, пока она не превратится в единый закаленный монолит.
В землянке стало значительно теплее, но, в то же время, очень влажно - глина активно отдавала лишнюю воду. Сразу сушить печку было опасно - глина могла расколоться от неравномерного нагрева и напора водяных паров. Поэтому, затушив огонь, Дакша принялся за сооружение очага для приготовления пищи. Он пристроил к устью печи несколько плоских и круглых камней с таким расчетом, чтобы варить пищу на открытом огне, а дым при этом уходил бы в печь.
Итак, жилье готово. Теперь можно перейти к другим делам. Нужно заготовить на зиму побольше мяса, рыбы, жира и шкур, позаботиться о дровах, нарезать тальника и камыша для плетения, собрать в округе все ягоды, орехи, желуди, заняться верхней одеждой. Сначала Дакша принес с пойменного луга у оврага две большие охапки сена, разложив его для просушки возле печки и на лежанке, потом принялся копать в глиняном полу землянки яму для засолки мяса. К вечеру нога разболелась с новой силой, хотя опухоль и начала спадать. Такое бывает при резкой смене погоды - болят старые раны. Дакша пропарил ногу в настое лечебных трав в большой глиняной посудине, приготовленной для перетопки жира. Боль утихла, но ненадолго.
Ночью за стенами землянки разыгралась буря. Стонал десятками голосов лес, свистел в трубе ветер, сильные заряды снега ударяли в необмазанную еще дверь. Но Дакша теперь не боялся непогоды. В землянке было тепло и тихо, ровно мерцали угли очага. Хорошо, не думая ни о чем, зарыться в сухую траву и спокойно уснуть! Утро встретило Дакшу сплошным ковром белого снега, но уже скоро выглянувшее солнце растопило снег, побежали ручьи и земля превратилась в сплошное месиво. В этот день, седьмой день своего одиночества, Дакша не начинал крупных дел: отлеживался на лежанке или, присев на чурбак возле очага, плел корзину. Нога, обернутая заячьим мехом, отдыхала. Вечером он сделал седьмую зарубку на входном столбе, плотно поужинал и улегся спать. Все его вещи были здесь, в землянке. А единственным огорчением прошедшего дня было то, что размокли глиняные ступеньки у входа; их предстояло покрыть сверху деревянными плахами.
Через неделю землянка Дакши приобрела вполне жилой вид. Печка уже не дымит, так как глина хорошо прокалилась. В углу у входа в глиняной яме лежит под грузом камней засоленное мясо, на шестах тут же висит рыба. Ближе к лежанке расположились корзины с желудями и орехами. Сама глиняная лежанка застелена двумя сшитыми в виде мешка циновками из камыша, между которыми набито душистое сено. Над постелью на деревянных колышках развешаны пучки трав, два лука ( один из них почти настоящий, усиленный костяными пластинами), берестяной колчан со стрелами, седельная сумка. В другом углу у входа, ближе к печи, сушатся выделанные шкуры двух оленей, лисы и трех зайцев. Здесь же стоит прислоненное к стене прочное копье с кремневым наконечником. Внизу лежат мелкие щепки и стружки для растопки, два крупных камня для растирания плодов и орехов, россыпь разнообразных каменных обломков и отщепов для наконечников стрел, проколок, скребков. Над печкой в нишах расставлена посуда, ближе к трубе на специальной площадке сушатся поздние лесные ягоды - клюква, морошка, калина.
Дакша сидит на краю лежанки, перед ним - деревянный чурбак, на котором он ножом кроит из свиной кожи заготовку для обуви. Кроит он с запасом, сапоги должны получиться большими, чтобы в них поместилась еще вставка из заячьей шкурки. Заячья шапка, дважды перешитая и все равно кривая, лежит рядом. Неважно, что некрасиво, главное - тепло. Дверь приоткрыта, так как погода достаточно теплая и солнечная, однако, на всякий случай приготовлены два светильника - плошки, наполненные жиром с кусочками пористого мха вместо фитиля. В землянке тепло: на очаге булькает варево - готовится очередная порция топленого жира. Дакша снял куртку, он в своей старой изодранной рубахе без левого рукава до локтя и в замызганных штанах. Ноги босые - на полу тепло, там расстелена камышовая циновка. Правая нога уже совсем почти зажила, на нее уже можно наступать.
Возле землянки под навесом из жердей лежат две вязанки камыша, большая куча ивовых прутьев, поленница рубленого хвороста, несколько сухих лесин на дрова. Дров вокруг много, не пропадешь, если есть чем разжечь огонь.
Прокалывая иглой толстую шкуру, Дакша вспоминает своих побратимов, погибших невдалеке от этих мест, вспоминает родимый дом, отца с матерью (уж как они не хотели отпускать его в этот дикий лес!), покойного хотара, своего друга Тавити, ушедшего в далекий южный поход. Где он сейчас, жив ли?
Спустя две недели ударили морозы, еще через пять дней лег снег. Зверей стало значительно меньше. Бежавшие от пожара олени и косули, лоси и кабаны подъели почти весь подножный корм и подались дальше на север, в непроходимую тайгу, либо на восток, к горам Меру. За ними ушли волки, рыси и другие хищники. Медведи залегли в берлоги, некоторые ушли для этого в сторону пожарища, где осталось много свободных ям и вывернутых корневищ.
Но ушли только проходные звери, оставшиеся бездомными. Местные остались на своих угодьях, выдержав серьезную борьбу с пришельцами. Каждый день Дакша встречал у соленого источника свежие следы. Иногда, стоя у землянки, он видел и самих животных - чутких косуль, важных лосей и вечно суетливых кабанов. Теперь можно было поохотиться по-настоящему, однако хранить мороженое мясо было по-прежнему негде. Однажды Дакша подвесил часть забитой туши на веревке к дереву, но рысь сумела ее перекусить, а внизу разорение довершила росомаха. Больше веревок у него не было. Поэтому он предпочитал охотиться на мелкую дичь - зайцев, горностаев, куниц, не упуская случая поесть сырого мяса с кровью, чтобы не заболеть деснами, а заодно и пополнить запасы шкурок. Солонину теперь он почти не употреблял, оставляя ее про запас на дни болезней и ненастья, а ел либо свежатину, либо рыбу в любом виде - вареную, копченую, жареную, сушеную и свежую. К рыбе и мясу он добавлял лепешки, печеные на углях из желудевой муки с добавлением тертых орехов и кореньев, а также настои и отвары из ягод и трав.
К зиме Дакша приоделся. На ногах у него теперь красовались сапоги из свиной кожи, выстланные изнутри заячьим мехом, на голове - заячья шапка. Обе оленьи шкуры ушли на теплую куртку, неуклюжую, с горбом на спине, но все равно удобную и теплую. Из тонко выделанных заячьих и куньих шкурок Дакша соорудил меховую безрукавку, которую одевал поверх своей старой летней куртки для работ возле землянки - рубить дрова, чистить снег. Хуже было со штанами: старые походные протерлись и местами порвались, а на новые не хватало мягких и прочных шкур. Единственное, что удалось пока сотворить - короткие, выше колен, меховые шорты. Еще с десяток мелких зверьков и брюки будут, наконец, готовы, а пока он ходил в них и так, одевая мехом внутрь поверх летних штанов.
Волки Дакшу пока не беспокоили, видимо, пищи им и без того хватало, но следов волчьих в округе было предостаточно. Отходя от дома, Дакша взял за правило брать с собой вместе с луком еще и копье, а топор так и висел у него на поясе в любое время, кроме сна. Впрочем, далеко ходить не было никакой необходимости: дрова рядом, до реки шагов пятьдесят, не больше, глина и прутья для ремесла - под рукой, охота - через овраг, у соленого ключа. Каждый прожитый день он отмечал зарубкой на входном столбе. Таких зарубок набралось почти четыре десятка. Чтобы не одичать окончательно, Дакша вкопал перед землянкой ритуальный столб, перед которым приносил жертвы Индре и Агни, повторяя заученные в детстве молитвы. Несколько раз он ловил себя на том, что разговаривает вслух сам с собой, но потом махнул на это рукой - с кем же еще поговорить в тайге?
Наконец наступили самые короткие дни, после которых солнце поворачивает свой путь к весне. В один из таких дней Дакша отправился проверить свою рыболовную корзину, заброшенную в реку накануне. Несмотря на сильные морозы бурная Альба так и не прекратила свой неистовый бег, образуя постоянные наледи и полыньи. У берегов давно уже намерз крепкий лед, а стремнина тем временем по-прежнему пенилась бурунами и клубилась влажным туманом.
Дойдя до берега, Дакша сбросил куртку, положил на снег лук со стрелами и копье, осторожно добрался до колышка, вбитого в лед, потянул за веревку, исчезавшую в стремительных водах полыньи. Показался верхний край корзины, но вытащить ее через кромку свежего льда никак не удавалось. Придется зацепить копьем. Дакша обернулся, собираясь принести копье и едва не упал на лед от удивления и ужаса: возле куртки, наступив передней лапой на копье, стоял... медведь. Опустив лохматую башку, он принюхивался к куртке, трогая ее лапой, словно живое существо. Уловив движение на льду, медведь поднял голову и уставился на Дакшу тусклыми маленькими глазками. Копье! Если бы сейчас в руках у него было копье! О боги! Пошлите помощь, сделайте что-нибудь!
Медведь был небольшой, тощий и облезлый. Видимо, он уже залег в спячку, но кто-то из более сильных собратьев выгнал его из берлоги. Молодой и неопытный зверь с трудом добывал себе пропитание в непривычных условиях зимы. Он ослаб, но не настолько, чтобы не справиться с безоружным человеком, прижатым к полосе ледяной воды. Однако, у Дакши было оружие. Он быстрым движением выхватил из-за пояса топор и уперся правой ногой в колышек, к которому была привязана рыбная корзина. Заметив угрожающее движение человека, медведь рявкнул и быстро двинулся ему навстречу.
Дакше никогда еще не приходилось один на один встречаться с медведем, тем более в таких условиях. Он был жителем густонаселенной местности, где люди оттеснили медведей далеко в горы, и не имел никакого опыта подобных схваток. Если бы под рукой было копье, то он постарался бы удержать зверя на расстоянии. А что делать теперь? Единственное, что пришло ему в голову - бросить в медведя топор, целясь по возможности в шею.
Бросок получился точным, но недостаточно сильным. Медведь взревел и лапой отбросил топор в сторону. Блеснув на солнце отточенным лезвием, топор проехал по льду до ближайшей полыньи и скрылся под водой. Дакше стало до слез жалко свой топор, без которого он просто не смог бы выжить в тайге и к которому привык, как к лучшему другу. Теперь у него нет этого друга... Он так обозлился, что даже не стал ждать, пока раненый зверь, у которого из шеи хлестала кровь, бросится на него. Он сам, выхватив из-за пазухи священный кинжал, с криком: "Индра, помоги!" рванулся вперед. Зверь, увидев такое, поднялся на дыбы и широко раскинул лапы. Дакша, подскочив к нему, с силой вонзил кинжал ему в грудь, стараясь попасть в самое сердце, но промахнулся. Медведь ударил его одной лапой, сбив на скользком льду, подхватил падающего человека другой лапой, глубоко располосовав ногу от колена вниз и тут же вонзил зубы в правую ступню. Со стороны это могло выглядеть довольно забавно: человек упал, проехав по льду мимо медведя, а тот подхватил его за ноги. От страшной боли и испуга Дакша заорал во всю глотку, продолжая размахивать руками и наносить медведю удары ножом. Один из таких ударов, видимо, достиг цели ( а, может быть, сказалась потеря крови), потому что хватка зверя ослабла и он, захрипев, рухнул на лед, припечатав заодно и Дакшу. Правая задняя нога медведя, царапая лед, едва не въехала ему в лицо. Судорога пробежала по туше и вот все закончилось.
Дакша попробовал освободиться, но получилось это не скоро. Весь перепачканный кровью ( и своей, и медвежьей), он сумел выдернуть ногу из передних лап зверя и откатился в сторону. Тяжело дыша, Дакша попытался встать, но голова кружилась, а нога отозвалась такой болью, что глаза заволокло черным туманом. Немного отдышавшись, Дакша пополз к берегу, упираясь в лед кинжалом. По пути он наткнулся на свои вещи. Какая непростительная небрежность! Никак нельзя было выпускать оружие из рук даже на мгновение! За это и поплатился... Еще хорошо, что жив остался, спасибо Индре. Натянув на плечи куртку, он встал, опираясь на копье, попытался сделать шаг ... и не смог. Постоял, тяжело дыша, оглянулся назад. Медведь лежал ничком, будто спал, возле него расплывалось большое бурое пятно. За ним сиротливо торчала из воды брошенная корзина с рыбой. Кровавый след тянулся и за Дакшей до самого берега. Внезапно его охватил животный ужас перед случившимся. Комок подкатился к горлу, выворачивая наружу внутренности. От слабости он сел, почти упал, на снег. Нога вновь отозвалась болью.
Нужно дойти до землянки. Ведь здесь всего полсотни шагов! Замерзнуть после того, как одержана такая победа, было бы просто глупо. Дакша встал еще раз, попытался шагнуть, опираясь на копье, но застонал от дикой боли. Голова закружилась, все пространство вокруг него сложилось в яркое пятно, тут же потемнело и щеку обожгло холодным снегом... Подниматься третий раз он не стал - следовало беречь силы. Нужно снять сапог, пока кровь не покинула тело. Опять эта правая нога! Ему просто не везет в этом году с правой ногой. Именно из-за этой ноги и не смог он вовремя уйти осенью из этого леса. И вот опять...
Наконец, располосовав сапог ножом, Дакша с трудом стащил его с распухшей изуродованной ноги. И... расплакался от обиды, увидев то, что сделал медведь с его ступней. Крови было много. Нужно немедленно остановить ее, иначе до землянки он не дотянет. А скоро уж, наверно, на запах крови и волки пожалуют. Тогда конец... Стоп! Без паники! Все по порядку. Сначала снимаем куртку (безрукавку можно и оставить), отрезаем ножом левый рукав. Нет, лучше правый. Тогда можно из двух рубах сшить одну, ведь у старой нет именно левого рукава. Впрочем, какая разница - левый, правый? Жаль, конечно, рукав, но что поделаешь. Мысли о рукаве немного отвлекли Дакшу от мрачной реальности. Наконец ступня замотана, верхняя же рана не опасна - когти разорвали только штанину ( жаль только что сшитые новые штаны!). Попытки всунуть ступню в сапог, даже разрезанный, оказались бесполезны. Пришлось замотать ногу заячьей шкуркой, а сапог бросить.
Сколько он полз до землянки, Дакша не знал. Путь, который он проходил в последнее время почти не замечая, оказался на этот раз настолько трудным, что пришлось несколько раз останавливаться и отдыхать, перевернувшись на спину. Копье мешало ползти, но он не выпускал его из рук - так было почему-то спокойнее. С трудом отодвинув дверь, он скатился по ступенькам. Дотянулся до двери, закрыл ее, но задвижку на место поставить уже не смог - сил больше не было, перед глазами пульсировали черно-красные круги. На руках подтянулся до лежанки и, не снимая верхней одежды, провалился в забытье.
Очнулся он от жажды. В глиняной чашке с утра оставалось немного воды. Выпил ее одним махом. Присев на лежанке, снял куртку и теплые штаны. В землянке было тепло - хорошо, что успел протопить с раннего утра... Теперь без топора будут трудности с дровами... Придется сделать каменный топор. В углу у него хранилось несколько подходящих камней, а опыта хватало - в детстве не раз приходилось делать себе каменные орудия для игр. Да и вообще-то арии наряду с бронзой по-прежнему широко употребляли и каменные орудия труда; в каждом доме был свой каменный топор, удобный в обращении - от работы он не тупился, а, наоборот, становился острее... Не зажигая огня, Дакша ощупал ногу. Рана не кровоточила, но повязка присохла к ступне и отдирать ее он пока не решился. Внезапно остро захотелось есть. Содрав с шеста вяленую рыбу, впился в нее зубами. Потом много и жадно пил. Вскоре опять наступила слабость и он забылся тяжелым беспокойным сном.
Посреди ночи Дакшу разбудил далекий и надрывный волчий вой. Сейчас они возле медведя, а скоро придут по кровавому следу сюда. Отчего-то вспомнилось, как в далеком детстве ему пришлось наблюдать страшную картину: волки напали в степи на лошадь. Тогда он, еще маленький мальчик, ехал вместе с отцом и матерью к родственникам матери в селение рода Сакуна ( арии брали себе жен в соседних родах, но не в своем). Когда лошади, неторопливо вышагивая, подняли путников на высокий гребень холма, отец закричал, показывая плеткой в степь: "Смотрите! Волки загоняют коня!" Не верилось, что волки могут победить в чистом поле свободного коня, и они бы его никогда и не догнали, но вдруг с ближайшего пригорка сорвалась другая волчья стая и бросилась ему наперерез. Один из волков вцепился в хвост бедного животного и ему как-то удавалось увертываться от мелькающих перед самой мордой лошадиных копыт (наверняка, это был старый и опытный зверь). Когда другие волки взяли замедлившего бег коня в кольцо, тот, что держал его за хвост, резко разжал челюсти. Конь, не ожидавший этого, дернулся вперед, упал на передние ноги... и тут же все было кончено... Сон наступил незаметно, но не принес облегчения - зыбкая темнота становилась тяжелой и плотной, словно камень...
Проснулся Дакша от холода. Чувствовал он себя очень скверно: голова горела, во рту пересохло, перед глазами все плыло и переливалось, как будто не имело определенной формы. За ночь землянка выстыла, так как вечером некому было закрывать трубу. Дров возле печки не оказалось, придется выползти за ними наружу - там лежит куча нарубленного хвороста. А, вообще-то, кажется, пришла пора вспомнить, как жить в лесу с одной ногой. Держась за ступеньки и опираясь на них левой коленкой, Дакша дополз до двери и пошарил по ней в темноте руками. Надо же, он вчера забыл поставить задвижку! Что-то слишком много ошибок совершил он за последние сутки. Так среди диких зверей долго не протянешь, съедят за милую душу.
Перед тем, как отодвинуть дверь, он прислушался. Снаружи не доносилось ни звука. Распахнул дверь, зажмурившись от внезапно хлынувшего на него солнечного света. А когда открыл глаза, едва не расплакался от обиды и досады: в двух шагах от землянки прямо перед ним, спокойно глядя ему в глаза, стоял... волк. Голова вновь закружилась, на глаза упала темнота и последней мыслью, посетившей его, было - вот и все!
Глава седьмая. Горные колдуны.
Войско идет на запад. - Собака бога Индры. - Волшебное видение в степи. - Асы, покорители воды. - Переправа через реку Ра. - Дорога в горах. - Короткая схватка. - Загадочная мастерская. - Пленник и его тайна. - Сотник Качи. - Войско ариев. - Нада. - Допрос.
Войско Мативаджи вышло к берегу великой реки Ра на семнадцатый день похода. Позади осталась непростая переправа через бурную Патуру - это было еще в землях шиенов. Затем дорога довольно долго шла по правому берегу этой реки, прерываясь бесконечными, утомительными остановками, обычными для начала любого похода: то отбился в сторону гурт скота, то требовалось подтянуть подпруги у вьючных лошадей, то скапливалась очередь у водопоя... И только через шесть-семь йоджану воины втянулись в привычный ритм движения, выработанный сотнями лет военной жизни ариев. К этому времени путь войска все более отклонялся к северо-западу, проходя по междуречью Патуры и Самура. Водоразделами двигаться было гораздо удобнее - так встречалось меньше водных преград и не затрачивались лишние силы на их преодоление. Дорога при этом значительно увеличивалась, но при всех других условиях вариант этот был наилучшим, так как только крупные реки заслуживали длительной остановки.
Еще в ставке Ксемашуры было решено двигаться до реки Ра границей лесостепей. Конечно, путь по Патуре вдвое короче, но сейчас, на исходе лета, здесь не было хороших кормов для скота - одна лишь высохшая степь, а южнее, у берега Самудры, расстилались горячие безводные пески, где можно проходить только ранней весной, по первой зеленой траве. Северный маршрут имел свои неудобства - он был растянут, извилист и, кроме того, проходил частично через земли враждебных ариям иронских племен, последняя война с которыми завершилась семь лет назад. Тогда ироны, потерпев поражение, вынуждены были смириться с передвижениями арийских войск по их территории. Но кто знает, что будет сейчас? Прошло много лет, у иронов подросли новые воины, не изведавшие еще горечи поражений. Тем не менее, выбора не было - путь к великой Ра возможен в конце лета только там, где есть трава и вода. Да и вряд ли ироны успеют собрать за неделю хорошее войско, а у Мативаджи семьдесят сотен обученных воинов.
Тавити, как и многие из ариану, впервые в жизни отправился в столь длительное путешествие и не уставал поражаться необозримым просторам открывающегося перед ним мира. День проходил за днем, но ничего не менялось вокруг - солнце также вставало на востоке и садилось на западе, а вокруг расстилалась бескрайняя, слегка всхолмленная, а подчас ровная, как стол, степь, изредка оживляемая редкими руслами мелких речушек, солоноватыми озерами и небольшими, насквозь продуваемыми, рощицами. Горы Меру остались далеко позади, вместе с ними отошли к северу непроходимые таежные леса, и только в поймах рек и озер можно было встретить какие-то деревья и густые заросли кустарника - обычные места обитания пугливой степной дичи.
Вечерами на привалах воины вели неторопливые беседы о боях и походах, о чудесах и кознях злых демонов. Тавити завороженно слушал древние легенды и страшные, леденящие душу истории. Теперь, когда путь проходил по гребню левобережья Самура и извилистая лента реки была видна, как на ладони, разговоры велись больше об этих местах, о легендах, связанных с рекой, о битвах, происходивших здесь, о темных силах чужих земель.
- Там, где река Самур впадает в великую Ра, - неторопливо начинает рассказ старый седой воин, помешивая затухающие угли костра, - стоят посреди степей высокие горы и обитают там хитрые и свирепые демоны пании, которым поклоняются богоотступники ироны. И случилось однажды так: задумали демоны погрузить мир во тьму, отнять свет у ариев. Похитили они солнечные лучи, принявшие облик рыжих коров и спрятали их во мраке пещеры. Когда воцарилась вечная тьма, обратились арии к Индре за помощью. Понял тогда Индра, что это проделки хитрых паниев, и послал он на них божественную собаку Самару. Помчалась Самара вприпрыжку, добежала до реки Ра, одним махом перенеслась через нее и уткнулась влажным черным носом в скалу, откуда доносилось едва слышное мычание.
Увидев это, пании вышли из своих укрытий.
- Что тебе здесь надо, Самара? - спросили они, делая вид, что удивлены ее появлением. - Что заставило тебя проделать столь далекий и опасный путь?
- Я ищу похищенных коров, - ответила, ничего не подозревая, собака. - Меня отправил сам Индра.
- Индра? - повторили пании, притворно пожимая плечами. - Кто он такой? Как он выглядит? Почему бы ему не явиться самому? У нас огромное стадо, а пастухов не хватает.
- Когда явится Индра, не быть вам живыми! - рявкнула Самара. - Отдайте коров добром. Все равно они вам не достанутся.
- Не предрекай, не зная, - сказали пании поучающе. - Наши коровы надежно припрятаны, а тому, кто захочет их отнять, полезно знать, что руки наши сильны. Тебе бы остаться с нами! Будешь нашей сестрой. Мы отдадим часть коров тебе. Ты поведешь их на водопой.
При слове "водопой" у Самары невольно высунулся язык. Торопясь выполнить приказ хозяина, она не успела напиться.
- Не надо мне коров, - протянула Самара. - Но я отведала бы их молока.
При этих словах глаза паниев загорелись радостным блеском. Они понимали, что слуга, согласившийся принять от врагов господина что-либо в дар, не будет ему верен. Так и случилось. Как только Самара жадно вылакала поставленное перед ней молоко, она, забыв о коровах, перепрыгнула через Ра и побежала обратно по своему же следу.
Индра, увидев Самару, строго взглянул на нее:
- Ты одна? А где коровы?
- Я их не нашла, - бесстыдно солгала Самара.
Догадавшись по опущенным глазам и трусливому вилянию хвоста, что животное лжет, Индра ударил ее ногой, словно бы это была обычная собака, а не божественная, и она изрыгнула молоко.
И пришлось Самаре вновь мчаться уже знакомой ей дорогой к паниям, Индра же следовал за ней на волшебной колеснице, восседая вместе с ариями. За рекою Ра направились они к скале, где ожидала их Самара. Расколол Индра скалу и вывели они наружу жалобно мычащих коров. И тотчас рассеялась мгла и показалась на востоке ослепительная колесница с восседавшей на ней Ушас.
Увидев свет, поняли пании, что они побеждены. А демон пещеры, тюремщик коров сражен был копьем Индры. Пании были рассеяны по свету, а их несметные сокровища достались ариям, помогавшим Индре. С тех пор пании не раз пытались вновь спрятать рыжих коров у волшебных скал, а чтобы этого не произошло и коровы не заблудились, Индра пустил воду по следу волшебной собаки Самары. Вот откуда взялась эта река...
С рассветом воины вновь собирались в путь, продолжалась дорога, продолжался дневной зной, продолжались ночные беседы у костров. Вокруг по-прежнему расстилалась обширная степь. Казалось бы, ничто не могло внести разнообразия в этот привычный глазу степняка, но довольно унылый пейзаж. И вдруг случилось настоящее чудо! По крайней мере, так показалось Тавити. Как раз в это утро он был отправлен в передовой дозор и вместе с десятком воинов ариану ускакал вперед еще до общего выступления.
Природа вокруг несколько изменилась. Пологие холмы уступили место высоким обрывистым увалам, дававшим начало бесчисленным речкам и ручьям. После нескольких часов езды сотник Рохи, назначенный старшим дозора, остановил отряд и указал на небольшое темное, почти черное, пятнышко на северо-западном краю горизонта.
- Как вы думаете, что это такое? - лукаво улыбаясь в рыжую бороду, спросил он. Уж сам-то Рохи несомненно знал объяснение этой загадки - он уже бывал в этих местах несколько лет назад, во время войны с иронской армией вождя Абиратиса.
Молодежь стала наперебой предлагать свои варианты: туча, смерч, холм, поросший кустарником, куча черной земли, озеро, след от степного пожара... Старый воин последовательно разбил все доводы юнцов: туча или смерч не стоят на одном месте так долго; кустарники на холмах здесь не растут - они жмутся к воде; земля в это время года не бывает черной, она выглядит бурой от зноя и поникшей травы; после пожара след на земле пепельно-серый, а если есть угольная чернота, то должен быть и дым от недавнего огня, а затем ветер все опять закроет серой пылью; ну а озеро должно отсвечивать цветом неба, да и не будет оно видно с такого расстояния.
Дважды отряд спускался в распадки со следами пересохших ручьев и дважды поднимался на гребни холмов; пятно при этом ни росло, ни приближалось, а иногда и вовсе исчезало. И вот, наконец, совершенно внезапно перед пораженными ариями раскинулось великолепное зрелище: все пространство впереди до самого горизонта было занято громадным сосновым бором, языками выступавшим в степь. Один из таких языков леса и казался издали просто темным пятном. Это было настоящее чудо - вековой хвойный лес посреди голой степи, с прохладой, свежим ветерком, прозрачной ключевой водой.
Уже поздним вечером войско ариев втянулось под своды могучего бора. Прохлада старого леса подействовала на людей расслабляюще, и Мативаджа решил устроить здесь суточный привал, дав возможность воинам привести в порядок себя, коней и снаряжение. По его расчетам была пройдена уже половина пути до реки Ра и день отдыха в таком благодатном месте оказался весьма кстати для восстановления сил. Отдыхала, впрочем, далеко не вся армия. Обозы, гурты скота и табуны лошадей продолжали свое медленное движение под охраной дежурных отрядов. Разведка, высланная вперед и в обе стороны по ходу движения, доносила об усиленном передвижении иронов в долине Самура. Ироны поспешно отходили на север - ведь уже почти семь лет не проходило по здешним местам столь крупное войско, и местные племена, рассеянные по степи, просто не имели сил для сопротивления. Ариям изредка попадались брошенные селения и кочевья иронов, но ни одного местного жителя встретить так и не привелось. Мативаджа строго следил за тем, чтобы ни один поселок не подвергся разорению. Кроме того, к вождям местных племен были отправлены гонцы с известием о проходе арийских войск с обозом и своим скотом, но ответа не последовало. По всему было видно, что ироны выжидали, настороженно наблюдая за тем, какую же очередную каверзу задумали эти хозяева степей и баловни судьбы - гордые и могущественные ариану. Изредка, особенно по вечерам, можно было заметить где-нибудь на пригорке одинокого иронского всадника-наблюдателя, но стоило только выслать в ту сторону отряд воинов, как тот мгновенно исчезал, словно растворяясь в степи. Время от времени разведчики ариев встречались с небольшими группами вооруженных иронов, но те сразу уходили на рысях, не принимая боя и не вступая в переговоры. Степь тревожно молчала, не принимая вызова... Впрочем, и вызова никакого не было: арии торопились к великим водам могучей Ра и им некогда было развеивать опасения нищих иронских пастухов: армия пройдет и все успокоится само собой.
После отдыха под сенью соснового бора армия повернула на юг и, оставив справа гряду высоких холмов, более недели шла безлесным пересеченным водоразделом, минуя верховья малых степных речушек, пока, наконец, не достигла истоков небольшого притока Ра. Здесь войско развернулось лицом на юго-запад и, следуя вдоль безымянной речушки, через два дня вышло к левому берегу великой реки ариев. Еще через день передовой отряд племени аритшу встретился с конной разведкой асов под началом молодого воеводы Фрейра, который сообщил Мативадже, что встречать его выехал сам вождь всех асов Биризенн.
Биризенн был вождем народа эдов, стоявших во главе мощного союза племен асов, державшего в своих руках побережье и крупные реки трех морей - Самудры, Ахшайны и моря Аса, соединенного с Ахшайной нешироким проливом. Вместе с вединами, жившими по Ахшайне, даругами, лирами и ильмами асы носили еще недавно общее название вендов. Однако, усилившись, племенной союз асов стал самостоятельным и перестал подчиняться Яровиту, главе союза вендов Ахшайны.
И венды, и асы по происхождению являлись теми же ариями, что и ариану, как, впрочем, и эллины, и валлоны. Однако, в отличие от всех других арийских племен и наперекор самим ариану, венды считали себя единственными настоящими потомками древних ариев - "ярыми кравенцами", произошедшими от брака Высшего Божества Праджапати со священной коровой Земун. О себе они говорили, что сплочены и ведомы Животворящим Богом, поэтому они и есть "венды". Асы, как истинные венды, исповедовали то же самое.
Само собой разумеется, что ариану, как настоящие арии, с трудом терпели у себя под боком этих вероотступников, называемых ими "вратья" и недостойных именоваться ариями, ведь "арии" - это "единоверцы". Даже буйные аритшу или заморские эллины, поклонявшиеся Всем Богам и приносившие им урочные жертвы, были ближе народу ариану, чем дикари-венды, не знавшие жертвоприношений и не имевшие жрецов. Но выбирать особо не приходилось. В затяжной войне с предателями-иронами, длившейся без малого вот уже три сотни лет, венды стали надежными и единственными союзниками ариев. В конце концов, венды - просто дикие вратья, но никак не безбожные дасы и, тем более - не ракшасы-ироны, в безумии своем втоптавшие в грязь весь мир богов-дэвов. Ироны, потерявшие свет дня в своих очах, приносят жертвы демонам-асурам, почитая их как верхних богов. Неоднократно пытались арии образумить несчастных иронов, но все напрасно. А ведь известно, что нет хуже тех, кто чтит ночь как день и демона как бога - это приносит несчастье всем ариям, обитающим под солнцем.
И раскололся некогда единый арийско-иронский мир надвое, и стала война жизнью десятка поколений как ариев, так и иронов. Тогда ушли от войны на запад валлоны, валлоги, эллины и даже часть самих ариев - эйры, неукротимые в бою и безрассудные в поисках лучшей доли. Прошли эйры через земли вединов и лиров, частично смешиваясь с ними, частично уводя с собой, и исчезли в туманных просторах сумеречного западного мира. Тогда стронулись с места и венды, не приняв ничьей стороны в кровавом споре, оставшись со своими древними родовыми богами. Однако в отдельных сражениях венды иногда поддерживали ариев и почти никогда не стояли на стороне иронов, так как, уходя на запад от бессмысленных с их точки зрения войн, они занимали иронские земли.
В результате длительных войн иронский мир оказался разрезан на три части и значительно ослаблен. Ведины и лиры захватили северо-запад Ахшайны и степи по Данапру, асы отбросили часть иронов за горы Кандза и держали в своих руках реки Дан и Ра. Именно их помощь в последней войне позволила ариям Ксемашуры добиться такой убедительной и долгожданной победы. В то же время усилились и сами венды, расширив свои территории. Ильмы продвинулись в северные леса в верховьях Данапра и Ра; лиры, потеснив валлонов и валлогов, вышли к великой реке Истр; асы перенесли свою столицу Асгард с пересыхающего моря Самудра в устье реки Дан, усилив, совместно с вединами, натиск на морские крепости эллинов в южной части Ахшайны. Теперь к Ахшайне направлялись и даруги, последние из восточных вендов. Лишь далеко на востоке, в Белогорье, остались еще и венды, и валлоны; но они и не собирались никуда уходить из своих благодатных мест, оказывая ожесточенное сопротивление всем своим соседям - и ариям из племен урваша и аритшу, и диким дасам из-за гор.
С уходом асов с Самудры иронский союз царя Абиратиса получал некоторые надежды на лучшее будущее, а вот арийскому пространству вполне мог грозить распад на отдельные части. Поэтому взоры арийского мира обратились к ариям южного царя Сутарны, поэтому Ксемашура и сам дал воинов Мативадже, и своих соседей заставил сделать то же самое. Арии появились на Ахшайне две сотни лет назад, после первых же побед над иронами, когда часть войска племени ариану под командованием раджана Сумати с боями вышла к морю. Осев на плодородных землях юга, ариану не оставили войну. Они оказали значительную помощь асам в их давнем споре с ванами Кандзы, а затем, продвинувшись на юг, за Куру и Аракс, вышли к границам страны хеттов, где население страдало от длительных мятежей, вызванных междоусобицами вождей и восстаниями рабов. Царь хеттов Телепин, восстановив государство, призвал на помощь ариев Сутарны.
Сутарна разгромил дасов и, отогнав их далеко на юг, захватил обширные земли страны Митанни в верховьях реки Хабур, притока великого Еврота. Хетты были рады иметь на южных рубежах не воинственных дасов-ашшуров, а близких по языку и обычаям ариев. Ироны юга Самудры в те времена не накопили еще сил для борьбы с ариями, а грозная в прошлом страна Кемт была не опасна - она только-только оправилась от двухсотлетнего владычества кочевников-азиатов, совсем недавно успешно завершив освободительную войну. И вот теперь удачная экспедиция Сутарны имела продолжение: более 15 тысяч воинов готовилось выступить на юг, на поддержку поредевших гарнизонов страны Митанни и для войны с соседними воинственными ашшурами. Главной ударной силой объединенного арийско-вендского войска становились северные арии, ведомые прославленным полководцем Мативаджей.
По соглашению, достигнутому еще ранней весной, асы должны были обеспечить переправу ариев через Ра, а также снабжение и сопровождение войск до южных пределов Самудры. Именно с этой целью флот асов, действовавший на Самудре, поднялся по реке Ра до крутой излучины, где воды могучей реки резко меняли свое направление с юго-западного на юго-восточное. Место это имело очень важное значение как для самих асов, так и для всех прочих народов, населявших окрестные степи. Именно здесь находилась в последние десятилетия самая южная точка переправы через Ра; ниже по реке степи были бесплодны и не давали скоту достаточного количества кормов. К тому же река практически не имела поймы, где трава могла бы произрастать независимо от осадков, а дожди в арийских степях по-прежнему являлись большой редкостью. Расположенная глубоко во впадине обширного русла, древняя река Ра в прежние времена была, как видно, полноводной и истинно могучей. Легенды немногочисленных местных народов, которые давно уже растворились и исчезли в огромной массе ариев, утверждали, что в то далекое время, когда таяли Великие Ледяные Горы, река Ра едва помещалась в своем русле, а море Самудра выходило далеко в степь и в предгорья Кандзы. Настолько много воды было тогда в Ра, что при впадении в Самудру не хватало ей одного русла и , переливаясь через край, она образовывала множество протоков, растекавшихся по степи на несколько дневных переходов. Трудно было ариям представить себе такую Ра на месте нынешней достаточно небольшой реки и не ведали они, что спустя восемнадцать веков вновь наполнится она до самых краев могучими водами северных дождей.
Место, выбранное асами для переправы, являлось важным для них и по другой причине: неподалеку от излучины Ра располагалась такая же излучина реки Дан. Здесь асы перетаскивали свои ладьи из одной реки в другую, отсюда они держали в своих руках все побережье всех известных им степных рек, несущих свои воды в Самудру и Ахшайну.
В ожидании подхода войска Мативаджи флот асов выстроился у левого берега великой реки. Ладьи, загруженные досками, брусьями, бухтами прочных канатов стояли на якорях. У самой воды асы разбили лагерь, выставив боевое охранение на далеких степных увалах. Биризенн только на некоторое время оставил свою столицу Асгард для того, чтобы встретиться с Мативаджей, общее же командование флотом и другими военными силами асов было возложено на первого воеводу Гюмира и его зятя Фрейра. Фрейр был самым младшим из сыновей знатного вана Ньорда, переданного асам в заложники со всем своим семейством в знак вечного мира между двумя этими народами. Талантливый и удачливый в военных делах Фрейр быстро выдвинулся среди асов и скоро стал сам настоящим асом, если не обращать внимания на его непривычную внешность - черные, словно крыло ворона, волосы, пронзительные карие глаза и орлиный, с горбинкой, нос. Впрочем, вожди асов после заключения мира с ванами нередко брали себе в жены смуглых черноволосых женщин и такой облик им был теперь не в диковинку. Однако, среди простых общинников по-прежнему преобладали светловолосые с голубыми либо серыми глазами эды - кровные родичи вендов. Совсем недавно Фрейр женился и теперь, уходя в дальний поход, оставил в Асгарде молодую жену, красавицу Герд.
Фрейр не был единственным воеводой-иноплеменником среди асов. Здесь, между Ахшайной и Самудрой, на извечном перекрестке многих дорог перемешивались судьбы не только отдельных семей и родов, но, подчас, и целых народов. Не меньшей славой среди всех асов пользовался искусный мореплаватель и могучий как скала воин по имени Трор, по происхождению эллин из племени дарданов. Трор родился в крепости Эллион, запиравшей асам выход из Ахшайны в Великое море и еще с детства отличался среди своих сверстников могучей силой и необузданной жестокостью. Вместе с небольшим отрядом единомышленников он обошел на своих ладьях полмира - был в Элладе, на таинственном острове быков Крите, добирался даже до земли Кемт, не говоря уже о северных землях: Тавр и Пантикапа были знакомы ему с ранних лет. После кровавого столкновения со своим отчимом Трор вынужден был покинуть родину и вместе с остатками своей дружины попросил приюта у асов, которым вполне пришелся ко двору.
Характер у Трора был, конечно, тяжелый: он и вспыльчив, и безрассуден в драке, и жесток, но неутомим в бою и походе, к тому же - удачлив в добыче и щедр. До сих пор Трор был не женат; среди юных дев асов не нашлось ни одной, которая смогла бы укротить в нем настоящего зверя. Да и дружинники его подобрались все как один ему под стать - молчаливые и дикие, с тяжелым взглядом, как у волка Фенрира, и с таким презрением к смерти, будто все они имели множество жизней, подобно великанам-берсеркам. Никто из асов, пожалуй, не удивился бы, увидев, что в лунную ночь Трор со своими побратимами превращается в волков, перекинувшись через голову. Многие вполне серьезно считали, что и удачлив-то в добыче Трор именно потому, что нападает на врага в волчьем облике. В нынешнем южном походе Трор не принимал участия; он еще две зимы назад отправился вверх по великой Ра в поисках легендарной Шветадвипы и с тех пор о нем ничего не было слышно. Но никто из асов о нем не беспокоился: во-первых, и беспокоиться-то было некому, а во-вторых, что может случиться плохого с волками в диких лесах? Погуляют и вернутся домой. Но, все-таки, несмотря ни на что, воинов Трора уважали и любили. Они были справедливы и бескорыстны, на них вполне можно было положиться в любом трудном деле. Да и добычей они делились весьма щедро, не скупясь по мелочам, и многим из асов, особенно молоденьким девушкам, частенько перепадали диковинные вещицы из заморских стран.
Дружины ариев еще не успели достигнуть лагеря Биризенна, а там уже полным ходом развернулись работы по сооружению моста через реку Ра - промерялись глубины и скорость течения с таким расчетом, чтобы на самых напряженных участках поставить дополнительный ряд ладей, намертво посаженных на каменные якоря. Большое количество скота, пригнанное ариями, исключало переправу через брод, да и бродов-то на большой реке не сыскать - в любом случае на главном потоке будет либо большая глубина, либо сносящее с ног течение. Асы еще весной предложили составить из ладей плавучий мост; все равно им было необходимо перегнать в Дан свои корабли с Самудры. Сутарна согласился, и теперь асы быстро и умело (не в первый раз!) строили временный мост через Ра. Собственно, работы начались уже с приходом флота к излучине великой реки: все эти дни укреплялись и подсыпались съезды с крутых берегов (они использовались давно, но ежегодно размывались половодьем), ставились дополнительные столбы въездных изгородей для скота, готовились бортики для установки на самых сложных участках моста.
Когда Мативаджа, сопровождаемый Индротой, Ратимоном и Сатварой, достиг лагеря асов, работы там были в полном разгаре. С высокого прибрежного выступа вождям ариев во всем своем великолепии открылась картина огромного сооружения, создать которое было под силу только асам-покорителям воды. Корабли асов выстраивались плотным строем - борт к борту - через все пространство воды. Отдавались тяжелые якоря; толстые канаты надежно скрепляли борта соседних судов в подвижную, но прочную, связку; крайние к берегам ладьи намертво крепились к столбам, врытым в землю. Затем поперек корабельных бортов укладывался настил из бревен и досок, заранее запасенных асами, края их скреплялись через специальные пазы деревянными клиньями и фиксировались веревками. И, наконец, вдоль всей линии настила ставились бортики из легких жердей для того, чтобы скот во время прогона не свалился в реку.
Ширина настила позволяла переправить повозку, разъехаться двоим всадникам, либо прогнать три головы крупного скота в один ряд. За бортиками ограждения с обеих сторон настила оставалось место для построения и передвижения пеших воинов: когда прогоняли обоз или гурт скота, животные видели вокруг себя не воду, а людей. Настил занимал только узкую полосу центральной части ладей, с обеих сторон к носу и корме оставалось еще довольно много свободного пространства. Однако материала, запасенного асами, хватало лишь на такой узкий коридор перехода, что по нему при полной нагрузке могло переправиться через Ра не более трех сотен воинов с лошадьми в час. С другой стороны, узкий настил был более устойчивым даже в непогоду или при массовом перегоне скота, когда многое зависело, во-первых, от хорошего спокойного вожака стада, во-вторых, от умелого вывода гурта на мост. На берегу, достаточно далеко от воды, ставили калитку с высоким забором и равномерно подгоняли к этой калитке коров и овец, тем самым выстраивая их в линию еще до моста. В случае какой-либо неразберихи калитку тут же закрывали, прекращая доступ на мост. Работа эта была напряженной и к окончанию перегона пастухи и воины изматывались до предела. Лошади, в отличие от коров и овец, обычно переправлялись вплавь, либо переводились под уздцы, что также отнимало немало времени и сил.
Биризенн встретил ариев внизу, у самого моста. Коротко поприветствовав Мативаджу, он предложил ему тут же, не откладывая, лично опробовать переход, но только пешком - для животных настил будет готов к вечеру, не раньше. С берега мост казался довольно хрупким и ненадежным, и, только ступив на него, арии смогли по достоинству оценить всю гениальность творцов этого сооружения, обладавшего серьезным запасом прочности. Ладьи, обычно перевозившие по несколько десятков людей, даже при полной загрузке мостового перехода испытывали давление шести-восьми голов скота каждая. Повредить такой мост могли разве что очень сильная буря да стремительное течение; впрочем, на реках с бурными водами такой мост просто невозможно установить, проще поискать брод либо перекинуть пару жердей на узком месте.
Довольно долго Мативаджа, сопровождаемый воеводой Гюмиром, добирался до противоположного берега. По пути арии с интересом рассматривали корабли асов, заглядывали под настил, проверяли прочность креплений, удивляясь простым и надежным веревочным узлам и дубовым клиньям, с помощью которых и держалась вся эта громадина. Вода лениво журчала меж бортов, поскрипывали связки настила, гудели, натягиваясь и ослабляясь, страховочные канаты, стучали топоры и молотки, перекликивались воины и плотники.
На правом берегу выход с мостового перехода охранялся усиленным отрядом конных и пеших асов. Мативаджа прошел мимо мощных кряжистых воинов в остроконечных медных шлемах, вооруженных огромными боевыми топорами (иного оружия в бою многие из асов не признавали). Начальник стражи подвел коней. Сопровождаемые Гюмиром, арии поднялись на гребень ближайшего холма, откуда как на ладони открывался великолепный вид: обширная река, пересекаемая несколькими секциями плавучего моста, расположившаяся тремя лагерями огромная армия, раскинувшиеся на несколько йоджану вокруг войска обозы и гурты скота, поднимающие тучи серой пыли.
Переправа продолжалась два дня. Сначала, после ритуального принесения в жертву белого коня, по мосту прошествовали вожди асов (они же, как это было принято у всех вендов, жрецы Бога-Творца), за ними на другой берег ушли воины Индроты, заняв на всякий случай все окрестные возвышенности и подходы к ним. Затем переправились даруги, которые сразу же ушли далеко вперед, подготавливая путь для всей армии, и только потом начался долгий и утомительный перегон скота. После этого прошли обозы и завершили переход воины аритшу - им по жребию досталось тыловое боевое охранение. Еще два дня асы разбирали мост, и, наконец, огромное, почти десятитысячное (включая флот и конницу асов) войско двинулось на юг. Путь его лежал к устью реки Тарах, где намечалась встреча с армией самого Сутарны. Оставшиеся у переправы асы занялись переброской своих боевых ладей с реки Ра в реку Дан. Гонцы с вестями в Асгард и Пантикапу отправились в самом начале перехода армии через великую реку.
Спустя две недели соединенное войско ариев медленно продвигалось по горным ущельям Кандзы. Слева, за прибрежными скалами, ревело и пенилось бурное море Самудра, справа нависали над дорогой россыпями разнообразных камней угрюмые утесы, поросшие густым лесом. Сильный встречный ветер бросал в лицо вместе с горькой пылью пряные запахи чужих земель, смешанные с острой соленой влагой. Тавити с опаской поглядывал на живописные склоны диких гор, придерживая левой рукой изгиб мощного арийского лука, переложенного из седельного мешка на колени. Наготове был и колчан с остро отточенными стрелами.
Переход через горы оказался утомительным и изматывающим. Флот асов, сопровождавший армию Мативаджи и обеспечивавший дальнюю разведку, отстал из-за бурь, нередких на Самудре в это осеннее время. Море это в последнее время значительно обмелело и стало опасным для плавания - даже небольшой ветер нагонял крупные волны, особенно у берегов. Поэтому асы, выполняя свой союзнический долг, выслали вперед несколько конных застав и посольство к народу ванов, с которыми у них уже давно был заключен мир, скрепленный кровными узами родства, что храбрые ваны ценили превыше всего.
Но ваны жили за горами Кандзы, по реке Куре, и до них было еще достаточно далеко. А пока ариям нужно было пройти узкой полосой сравнительно ровного побережья Самудры на виду у диких и воинственных горцев-тлепшей не менее десятка йоджану. Приходилось экономить и пищу, и воду - местные жители угоняли скот в горы, а источники засыпали камнями и песком. Своего же скота у Мативаджи осталось не так уж и много: армия в последние недели возросла в два раза, а новых коров и баранов почти не прибавилось, да и тех уже съели. Эта дорога была ему хорошо знакома - он проходил здесь уже в шестой раз, и всегда было одно и то же - ожесточенная до безрассудства враждебность тлепшей, которых невозможно было ни купить, ни покорить, ни уничтожить...
Воины нервничали. Мелкие стычки происходили по несколько раз на день, а отставших и зазевавшихся воинов порой вообще не могли найти. Да и на марше нередко свистят с соседних утесов стрелы и всадники, хрипя и хватаясь за горло, валятся с седла под копыта коней. Шум, неразбериха и остановка. Тем временем еще пара стрел находит свою цель. Разъяренные воины, где можно - на рысях, а где и спешившись, карабкаются вверх, а там - никого. Или, наоборот - заранее приготовленный в насмешку над ариями изуродованный труп воина, пропавшего накануне вечером у самого костра...
Задумавшись, Тавити едва не задремал, мерно раскачиваясь в седле в такт поступи коня. Вдруг впереди, у нависшего над дорогой камня, заросшего кривыми уродливыми соснами, раздались крики: "Убили! Держи его! Вот он, на дереве сидит! Хватай!" Щуплая фигурка в черной одежде ловко спрыгнула с дерева и принялась карабкаться вверх по каменистой осыпи на виду у всей сотни воинов ариану. Тут же засвистели стрелы, высекая искры из камней у самой головы безрассудного смельчака. Тавити быстро вскинул лук и прицелился. Руки дрожали: живой человек распластался по скале, словно ящерица; все это больше походило не на бой, а на какую-то страшную игру или на охоту на дикого зверя. Пока Тавити, закусив губу до крови, искал глазом цель, опытные воины уже кончили дело.
- Есть! Попал! - раздался над ухом возглас сотника Рохи. - Пойдем, посмотрим, что за птицу мы подстрелили.
Он соскочил с коня и побежал в сторону крутого склона, с которого, собрав по дороге кучу мелких камней, медленно скатывалось мертвое тело.
Перед ними, раскинув руки, лежал навзничь совсем еще мальчишка, по крайней мере, намного моложе Тавити, черноволосый, с длинным крючковатым носом, в черной, расшитой светлыми узорами, короткой куртке, в таких же темных штанах и мягких кожаных сапожках. Хрупкая фигурка навылет была пробита тремя стрелами. Оперение стрел сломалось, но наконечники были на месте.
- Смотри-ка, вот моя стрела, прямо напротив сердца. - Рохи ухватился за окровавленный наконечник, резко дернул. - Еще пригодится, раз колдуна взяла.
Тавити замутило, к горлу подступил комок.
- Ты что, сынок, первый раз такое видишь? - Рохи вытер кровь о кожаные штаны и бережно убрал наконечник в поясную сумку. - Жалко стало сосунка? Уж он бы тебя пожалел! Двоих наших успел положить этот звереныш. Ничего, в бою еще не то увидишь; там, в горячке, все - мясники и костоломы - только знай уворачивайся, да бей, не ленись, иначе смерть. Так что нюни не распускай и запомни - это враг, а врагов надо убивать. Иначе они убьют тебя. Понял? Ну, пошли.
Вечером у соседнего костра вновь бесследно исчез воин, отошедший в одиночку в кусты по нужде, а в крайней от леса палатке утром не проснулся никто - все оказались зарезанными собственными ножами. Часовые, как всегда, ничего не видели и не слышали, не зря же говорят, что тлепши - колдуны. Скорее бы пройти эти колдовские места...
Через два дня отряд передового охранения, состоявший из воинов племени аритшу, завернув вправо по горному ущелью, внезапно наткнулся на маленькую, совершенно незаметную с дороги, деревушку тлепшей, приютившуюся в лесу у подножия крутого обрыва. Домики, сложенные из дикого камня, хаотически теснились по склону как ступени гигантской недостроенной или полуразрушенной лестницы. Жители не успели покинуть деревню, как в нее ворвались разъяренные всадники Сатвары. Бой был скоротечным и кровавым. Аритшу не оставили в живых никого. Возможно, им и удалось бы взять в плен двоих-троих тлепшей, но те сами бросались на мечи с голыми руками: и старики, и женщины, и даже дети, не говоря уже о воинах-мужчинах. Несколько женщин с грудными младенцами, скрывавшиеся в самых верхних домах, бросились в пропасть, но не отдали себя в руки врагов.
Особенно ожесточенно колдуны-тлепши обороняли стоявшее на отшибе невзрачное строение; можно было даже подумать, что эта полуземлянка являлась их храмом. Но, как оказалось, это была всего лишь мастерская по металлу, впрочем, довольно своеобразная - без литейных форм, но с какими-то странными приспособлениями и инструментами. Сотник аритшу, захвативший селение, тотчас же доложил о загадочной находке воеводе Сатваре, а тот сообщил об этом самому Мативадже. Тот сразу же понял, что обнаружено место, где тлепши изготовляют железо. Несомненная удача! Мативаджа много слышал о секретах горных колдунов, но воочию видеть таинственное ремесло ему никогда еще не приходилось.
Когда походный раджан (так , наравне с главным вождем племени, обозначался у ариев начальник войска в дальнем походе) Мативаджа с многочисленной свитой прибыл в селение, там уже стоял отряд опытных ариану с Ахшайны, хорошо знавших нравы тлепшей, а горячих и безрассудных аритшу отправили дальше по Самудре. Конная процессия проехала мимо ступенчатой деревни, пропустив идущий навстречу гурт захваченного скота, завернула по узкой, едва заметной тропинке за невысокий холмик и остановилась у древнего, наполовину вросшего в землю строения из неотесанных камней, покрытых столетним мхом. Плоская крыша из грубых плах была закрыта толстым слоем глины; посреди ее возвышалась широкая труба, искусно сложенная из небольших, хорошо подогнанных друг к другу камней, скрепленных каким-то раствором. Верхняя часть фасада была украшена большим количеством рогов дикого козла: они были вмурованы в стену вместе с черепами, торчали из-под стрех, свешивались гроздьями с потолочных балок, торчавших над входом, подобно козырьку. Вокруг хижины росли ореховые деревья и грабы общим числом семь; заметно было, что они специально высажены здесь человеческой рукой. Несомненно, здесь был скрыт какой-то тайный смысл. Рядом с хижиной возвышалась поленница хороших ровных дров.
Трупы защитников к этому времени были уже убраны в сторону, но кровь от недавней схватки бурыми пятнами выделялась повсюду: на траве, на стенах, на сорванной с петель двери, на земляном полу внутри помещения. Воины личной сотни Мативаджи, спешившись, заняли круговую оборону - от безумных тлепшей всего можно ожидать, а сам раджан, сопровождаемый Индротой, Сатварой, Ратимоном и Гюмиром, нагнувшись, ступил в полутемное нутро хижины.
Помещение освещалось одним небольшим окошком, смотревшим на юг. Возле окна располагалась широкая каменная плита, на которой в образцовом порядке, несмотря на недавнее сражение, были разложены инструменты, овальные куски черного металла, матово-серые полосы, какие-то заготовки, крючья, гвозди, кольца, мотки проволоки. Ближе к центру хижины возвышался еще один массивный камень, на котором лежали молот и клещи из черного металла, такие же клещи, только медные, висели на противоположной от входа стене рядом с каменным молотом. "Священные предметы" - догадался Мативаджа, он знал о почитании молота в стране хеттов - приходилось с этим встречаться во время поездок в Ниш и Хаттушаш, столицы Телепина. Впрочем, и остальным вождям не составило труда догадаться о святости этих предметов: прямо под ними на плоском глиняном блюде лежало несколько свежих петушиных голов и высохший козлиный череп с рогами. Тут же стояли светильники разных размеров и форм. Напротив окна, у другой стены, громоздилась неуклюжая, но очень тщательно обмазанная печь с широким сводчатым зевом и странным приспособлением из деревянных реек и кожи.
- Похоже на рыбьи жабры, - проворчал Гюмир. Он, старый морской разбойник, много повидал в своей жизни стран и обычаев, однако такого ему встречать еще не приходилось. Недаром тлепши так берегли свои секреты.
- А это жабры и есть. - Мативаджа, взявшись за рычаг, нажал на кожаный мешок. Воздух со свистом дохнул в печь, подняв облако сажи, темные угли неожиданно полыхнули малиновым светом. - Только они качают не воду, а воздух для печи.
- Ну и хитрецы эти горные колдуны! Додумались же до такой простой с виду вещи, ведь так и быстрее, и жару больше! - Гюмир покачал седой головой.
- Значит и дров больше надо и костей для плавки. - Сатвара криво усмехнулся. - А почему печь открыта настежь? И где же здесь руда? Я вижу только котел с водой, наверно приготовили от пожара. Но какой может быть пожар, когда в хижине нет ни одной деревянной палки - камень да глина кругом.
Мативаджа взял с каменной полки длинную узкую полосу, внимательно рассмотрел ее со всех сторон. Полоса была неравномерной толщины, со следами ударов от тяжелого молота, какие могли остаться только на горячем металле. Похоже, это заготовка для железного меча.
- Вот, посмотрите, - он обратился к окружающим. - Тлепши выплавляют руду где-то в другом месте, а сюда доставляют уже готовые куски металла. - Раджан показал на полукруглые ноздреватые крицы, похожие на лепешки. - В печи их вновь нагревают и растягивают ударами молота так, как надо.
- А вода в котле для чего? Ведь железо боится воды.
- Этого я не знаю. И спросить не у кого - всех мастеров перебили... Да и вряд ли они нам что и сказали бы, эти колдуны. - Мативаджа махнул рукой и обернулся к сотнику, сменившему в деревне воинов аритшу. - Оружие собрали? Железное есть?
- Да, раджан. Десять железных мечей, три десятка кинжалов, остальное из бронзы, но хорошего качества.
- Мало! Должно быть еще. Обыщите все вокруг деревни, где-то здесь есть тайник с оружием. Не зря же здесь стоит эта хижина.