Поэт смотрел, как его друг, стряхнув пепел с сигареты, прикладывается к рюмке коньяка.
- ...И я ему говорю, - продолжал тот рассказывать старую историю, - ты, говорю, бессмертный что ли? А он мне: я, говорит, в раю окажусь, а ты будешь в аду гореть! Прям так и заявляет! Я, говорит, в раю буду! Ха!.. Я ему: так ты что, святой? По воде ходить можешь? Исцеляешь? Мнётся. Я ему снова: ты, если в раю точно будешь, что ж не свалишь туда прям сейчас? А? Ловко я его поддел? Вон, говорю, речка, утопись! Ты ж в раю окажешься, так вали отсюда, с земли!..
Кто-то из слушателей засмеялся. Поэт покачал головой. Угораздило же его согласиться пойти на эту вечеринку. Организовывал всё хозяин квартиры, разглагольствующий сейчас за рюмкой и обещавший поэту "спокойный разговор за бокалом вина". Но не прошло и пяти минут после появления поэта, как в квартиру ввалилась целая компания - пятеро парней с тремя подружками, которые принесли с собой пиво, водку и ещё несколько бутылок разноцветных жидкостей. Поэт заметно поскучнел, но сразу уходить было невежливо. Поэтому он позволил влить в себя пару банок пива и сейчас сидел с бокалом вина, слушая нелепую историю двухлетней давности.
- А он... - рассказчик затянулся сигаретой, - молчит и вздыхает. Я ему снова: если на небесах так здорово, что ж не летишь туда, а?.. Это чучело что-то помычало насчёт того, что самому нельзя, мол, это как ввалиться без приглашения. Хотел было дать ему, но на его счастье, подоспели свидетели - парочка какая-то загуляла... Так и закончилась наша ссора, не начавшись... Сел я назад в машину и уехал. Ладно, хоть этот дурак дал мне пять тысяч. Сам же помял меня, сам же и заплатил... И знаете, с тех пор я всё думаю - а с чего он так был уверен, что окажется в раю? Псих, не иначе, так я решил, но всё равно думаю - может, я чего не знаю, а? Может, где пропуска в рай дают, а я не успел получить?
- Они все так верят, - подал голос кто-то. Поэту представили всех, но так сумбурно и скоро, что он не успел запомнить ни одного имени, и сейчас даже не старался вглядываться в лица. - Раз веришь в Бога, то тебе всё простится.
- А, вот так! - воскликнул другой. - Даже смертные грехи? Так это что ж, амнистия?
- Это индульгенция, болван, - поправили его. Сам поэт не стал вмешиваться в спор и вносить свои коррективы. - Веришь, значит можешь делать всё, что хочешь. Вон, погляди на Америку. Все верят по-своему, а считают себя святыми и делают, что хотят. Так-то!..
Поэт вздохнул. Конечно, он не был богословски подкован, но понимал, что речь, скорее всего, шла о протестантах (против чего протестуют? Лучше назвать их реформистами, реформатами, или... ну, в общем, последователями Реформации), которые провозглашали принцип - "вера оправдывает дела". "Провозгласи, что веришь в Бога, и греши дальше. Даже в какой-то книжке про вампиров, где главная героиня спала с оборотнями, вампирами и прочими существами, говорилось, что она "истинно верующая", и поэтому крест на ней прожигает тела вампиров. Ну да, спать-то с толпой вервольфов - какой же грех. Бог простит...".
Историю, которую рассказывал хозяин квартиры, поэт слышал несколько раз и составил о ней собственное мнение. Скорее всего незадачливый автолюбитель, попавшийся на пустынной трассе его другу, верил, что в случае своей смерти от руки негодяя он попадёт на небо. В той ситуации был бы важен умысел - убийство из-за религиозных убеждений другого человека. Впрочем, если б и произошло что-то серьёзное, то вовсе не из-за веры кого-либо, а из-за банальной ошибки на дороге.
"Кто-то просто не понял, о чём идёт речь", - поэт вспомнил один эпизод из книги Станислава Лема, где проповедник, прибыв к инопланетянам, стал наставлять их в вере, говоря, что мученики сразу попадают в рай. Те из любви к нему, плача, замучили его самого. Конечно, они добросовестно заблуждались и хотели, как лучше, но мораль проста: надо улавливать контекст, чётче излагать свои мысли, ну и конечно, не надо нарываться на неприятности.
Разговор в компании переключился на иные темы, а поэт всё сидел, размышляя о своём. Он с детства был убеждён, что жизнь не образовалась сама собой, что мир не вырвался светящейся точкой из ниоткуда. Сегодняшний разговор вновь навёл его на прежние мысли, которые, соединившись с настоящими, образовали новую цепочку.
"Не верующие в Бога люди могут и должны брать от жизни всё, - поэт наблюдал, как смеются и выпивают молодые люди. - Что для них жизнь? Миг, маленькая искорка бытия. Зажглась и погасла. И за это краткое мгновение надо успеть "урвать" всё из этого бытия, надо успеть насладиться всеми прелестями, всеми красотами, всеми дарами мира. И человека не беспокоит, не волнует, что он умрёт, исчезнет, его не волнует, что по его мысли - после смерти он ничего не будет помнить, его самого не будет существовать. Как помыслить - я не существую? Пока я мыслю - я существую, и значит я не могу помыслить о том, что меня нет! А могу ли я помыслить о том, что меня не будет? Но я буду проецировать ситуации, буду предполагать действия людей и явления мира. И я значит - существую... Запутанная мысль. Но что-то здесь... что-то в этой мысли есть. Некое логическое доказательство, чистая логика, что пока я мыслю, я есть, я не могу помыслить своего небытия. Выходит, моего небытия не может быть...
А что же верующий? Если Бог желает всем спасения, если Бог - абсолютное Благо, то все нестроения, все мерзости мира - от человека, но никак не от Него. Атеисты усмехнутся: конечно, все беды - это от человека, а всё хорошее от бога, вот так самооценка, вот так достоинство человека, вот так амбиции - и это всё апология. А почему бы - не трезвый взгляд на вещи? Как говорят верующие: на всё Его воля, Его Промысел. Что это? Прямое действие и попущение, явное вмешательство, толчок и смиренное отступление в сторону. Они говорят: мы знаем о Его любви из Библии, мы знаем о Его любви из опыта. Мы знаем о Его силе и из Писания, и из Предания, и из собственного опыта. Можно не быть мистически настроенным человеком, но просто, трезво, без задней мысли и без предвзятости посмотреть на отдельные события, ситуации, на весь мир. Неужели нет Творца? Неужели мы - случайности, неужели любовь, ум, дух и прочие нематериальные вещи - это лишь фантазии, это лишь действия нейронов и рефлексы? Неужели мы будем вечно мертвы? Тогда зачем мы появились? Зачем мы рождаем будущие трупы - своих детей? Зачем мы сами, своими действиями, своим порождением их, приговариваем их к смерти? Мы сами рождаем их на смерть. Мы - это их палачи, начавшие казнь и давшие отсрочку неизбежному... И ради чего стараться, коль всё там пусто? Ради будущего бессмертия? Что ж, может, устроить коллективное самоубийство - всего человечества? Чтобы все умерли, и не рождали больше детей. Зачем они? Умрём все рано или поздно, исчезнет всё равно человечество, так зачем же агонизировать? Зачем же биться за землю, за мир? Зачем же любовь? И где же тогда любовь? Другое дело - если ты веришь в "послесмертие", вот тогда всё не зря и не напрасно".
Поэту налили, и он, поблагодарив, выпил. Какие строки он сам писал когда-то?
"Смотри, как уходят вокруг,
Оставляя всё - мир и родных.
Кто-то - без боли и мук,
Кто-то - после сотен молитв.
Смотри, как течёт твоя жизнь
Снаружи, внутри.
Смотри, на время смотри,
Как быстро текут часы.
Знаешь и так: всё пройдёт,
Неизвестность - вот что страшит.
Знать бы, перед чем сей порог,
И может, изменилась бы жизнь.
И если - всем умирать,
Зачем оставлять здесь стихи?
Это бессмертие - для себя
И для будущих жильцов могил".
"Это правда, - горько усмехнулся он внутренне. - Бессмертие для себя. Личное бессмертие - вот что важно! Не растворение в пустоте, не безликое существование, когда та же мысль: "Я существую!", не находит своего отправителя".
- Эй! - окликнул поэта его друг, уже изрядно выпивший. - Я сказал, что ты мне читал свои недавние "Стихи о мире". Сколько их там? Прочтёшь нам? Давай, не стесняйся!..
"Какие ещё будут унижения? - поэт оглядел собравшихся. - Читать для пьяных слушателей, на потребу разгулявшейся публики... Видимо, я только этого и достоин...".
Поэт глубоко вздохнул и встал. Кто-то поддержал его сбоку, иначе, пожалуй, он бы завалился в сторону. "Кажется, я тоже... такой же... как и они". Ему жидко похлопали и, пока он собирался с духом и произносил первые строки, продолжили разливать.
"Насилье правит миром.
Поэты пишут о другом -
Как муза уносит на крыльях,
Как легкомысленна любовь.
Люди жестоки и жадны.
Поэты пишут о другом -
Как звёзд идут караваны,
Как мил и светел отчий дом.
Пытки и злоба в мире.
Поэты пишут о другом -
Как небеса для радости открыты,
Как сердца омыты дождём.
Насилье правит миром,
Поэты пишут о другом -
Отдушина от вони жизни,
Отдых от плача по нём".
- По нём - это по кому? - задал кто-то вопрос, когда поэт закончил и принялся вспоминать следующее. Какая-то девушка прыснула со смеху. - О мире?.. В смысле - по миру? Как-то непонятно.
- Давай дальше! - потребовали остальные.
Воодушевившись, поэт продолжил:
"Разве здесь есть красота?
Нет, не в рассветах,
Нет, не в любви,
Нет, не в музе поэта
И не в каплях росы,
А в мире, живущем в слезах?
Разве здесь есть красота?
В убийствах, насилии,
В грязи и нищете,
В верёвках намыленных,
В пожирающем всё огне,
В бушующих и кипящих страстях?
Разве здесь есть красота?
Когда съедают болезни,
Когда от тела отнимают куски,
Когда после порога смерти
Не знаешь, где окажешься ты,
Как можно радовать глаза?
Разве здесь есть красота?
В алчных и злобных душах,
В зависти и лжи,
В войне-мясорубке,
В капризах погодной судьбы.
Можно ль быть счастливым сейчас?".
- Ещё как можно! - воскликнули. - Один раз живём! Ура... Ещё накатили... Оторвёмся...
Поэту поднесли рюмку. Он отпил совсем немного и отчего-то подумал: "Живём-то один раз, да кто вспомнит о том, как именно он прожил этот раз? Если всё покроет тьма, то кому останутся воспоминания о попойках, о женщинах, о странах, о машинах, футболе? Они все будут забыты, поглощены тьмой...".
- Правильно, надо одним днём жить!.. - под эту фразу поэт решительно произнёс:
"Как кратка радость,
Так вечна скорбь.
Живёшь вроде складно,
Но нелегко.
Не думай - так скажут,
Живи одним днём.
Пока тело пляшет,
Кружи же его!
Не думай о смерти,
Думай - как жить.
Когда есть деньги,
Живи не тужи.
Пусть в зависти небо
Поливает дождём.
Знай, будь уверен,
Ты - это всё.
Так вечна радость,
Так кратка скорбь.
Забудь, что неладно,
Живи одним днём!".
- Вот это правильно! - его друг похлопал поэта по плечу. Ему трудно было стоять, поэтому он тихо шепнул поэту: "Давай свои... космические... для меня... Уважь...".
Поэт поначалу не сообразил, какие стихи имеются в виду. Он помнил только два своих стиха, которые более-менее подходили под эту тему. Их-то он и продекламировал, продираясь своим голосом сквозь всё нарастающий гам:
"Жизнь продолжится дальше,
На Венере или на Марсе,
Люди будут везде,
Забыв имена предков,
Забыв и бездетных.
Новые герои займут постамент.
Мы будем для них лишь страницей
До звёздных открытий,
Ссорящиеся убийцы
За место на Земле,
Делившие мир без раздумий,
Будто после нас и не будет
Ничьих сломанных судеб,
И ничьи усталые души
Не будут просить воду и хлеб.
Да, всё будет забыто,
Как мы жили, любили,
Кому же интересно то?
Гораздо важнее,
Как миндаль цветёт на Венере,
И как там на Марсе с жильём.
Переверни страницу.
Жаль, но так может случиться,
Мгновенье всё перечеркнёт:
И мы не увидим больше
Землю, такую же точно,
Лишь руины пустых городов,
Заражённых и брошенных,
И останки того космопорта,
Откуда совершён был
Первый Полёт".
Не переводя дыхание, поэт тут же начал следующее:
"Слёзы, катящиеся по щекам,
Как жизнь, уходящая в вечность,
Как воплощённая мечта,
Без ада впавшая в беспечность...
Сняв тяжесть моральных оков,
Забыли о грехах и предрассудках.
Привычкою стала любовь,
Головными искрами - души.
В мире относительно всё,
В печах без остатка сгораем.
Нам обещаны таинства звёзд,
Мы верим: небеса просвещаем.
Кто донесёт веру до дальних планет?
Кто сможет показать её значение?
Поймут ли, примут ли те,
У кого иное мышление?
Слёзы, катящиеся по щекам.
Так корабли провожают новой веры.
Кто вернётся? Кто ответит нам:
Есть ли разум за высотою неба?".
- Конечно, есть! - безапелляционно заявил один из гостей. - Американцы уже препарировали пришельца. На орбите вращаются сотни спутников инопланетян. А на лунное затмение они собираются, как ведьмы на шабаш...
- Это ты уж приврал! - заметил друг поэта. - Если б они были, то объявились бы. Что за нами наблюдать?!
- Как в "Войне миров" - сначала наблюдали, а потом напали, - послышался чей-то голос.
- Нет, это у Хайнлайна было! - возразил первый. - В "Кукловодах". Сидели в нас... И... Да... Как в "Людях в чёрном"...
- Может, хватит меряться тут своими познаниями, а? - прервали их. - Мы тут слушаем... твою звезду...
- Да, - друг поэта демонстративно похлопал в ладоши. - Ещё, давай, про мир... Сколько их там у тебя, новеньких?
Поэт взглянул, как опорожняются бутылки, и уже в каком-то отчаянии начал читать:
"Мир кружится вместе с головой.
Мир обнимает и ранит.
Ты хочешь отпить глоток,
Но на тебя всю чашу выливают.
Мир кружится в танце шальном.
Мир бьёт и ласкает.
Ты хочешь жить в нём,
Но тебя за дверь выставляют.
Мир кружат тысячи звёзд.
Мир слепит и увлекает.
Ты хочешь пойти в рост,
Но тебя везде принижают.
Мир кружит тебя вместе с собой.
Мир даёт и заставляет.
Ты хочешь найти в нём любовь,
Но тебя никто не замечает...".
- Точно, точно! - рассмеялись над последней строфой. - "Даёт и заставляет!..". Эй... не пора ли...
- А ну, цыц! - прикрикнул на них хозяин, а поэт, абстрагируясь от выкрика, начал новое: