Аннотация: Очень древняя история, отстоит от "Аэдрила и Нифлос" на примерно пятьсот лет, от "Жертвы Алгемада" на примерно две тысячи лет.
ИМЯ ДРАКОНА
Срединные пустыни изобилуют древними городами, давным-давно покинутыми людьми. Такие города манят своей невысказанной, загадочной тоской по прошлому, они беззвучно кричат, словно зазывая всех, кто случайно оказался неподалеку, пытаясь достучаться до сердца и вызвать к жизни древнюю историю. В домах этих городов уже давно никто не живет, жители покинули их под страхом войны ли, эпидемии, природных ужасов, или чего-то еще - но они пустуют. На всем протяжении пустошей таких городов ныне насчитывается больше двадцати, больших и малых, разрушенных и оставленных целиком. Есть там один когда-то цветущий город, а ныне скопище мертвых камней, и в те стародавние времена расцвета он, как и вся местность вокруг, звался Беноланом. По длинным широким улицам, оставшимся в наследство от царственного прошлого, дуют холодные ветра, берега иссохших рек трескаются и распадаются в пыль, там дикие звери устраивают свое логово в высоких дворцах, а ночами стонут призраки и шелестят крыльями свившие гнезда в развалинах птицы. Так кончил свой век величественный некогда город.
Впрочем, если случайный путник не испугается слухов о призраках, устроивших себе домовища в покинутых городах, то стоит пройти в центр Бенолана, где чудом, избежав разрушений и катаклизмов, уцелел величественный памятник, свидетель прошлых дней. На каменном постаменте в пятьдесят футов, на котором он высится, выбита надпись: "О, путник! Остановись возле сего памятника и задумайся!". Тот памятник изображает две фигуры - дракона и прекрасной девушки, могучая фигура дракона устремлена высоко вверх, и крылья его широко расправлены, сильные мышцы бугрятся под чешуйчатой кожей. Глаза каменного исполина выполнены из рубина, и ярко светятся, когда солнце в зените. Под стать дракону выполнена фигура девушки, смотрящей на огнедышащего друга. Древний скульптор так искусно передал ее взгляд, что в ее глазах читается любовь и преданность.
На закате, если встать перед памятником, и, если облака не мешают солнечным лучам падать на каменные изваяния, то он словно светится изнутри дивным сиянием. Так великий художник передал внутреннюю гармонию двух фигур.
Памятнику этому ныне уже более пятисот лет, ветер и время сделали свое дело, что изваяния потеряли свою былую четкость линий, но история о тех, кого он изображает, жива до сих пор. История, покрытая мхом времени, трещинами легенд, но от того ставшей еще более привлекательной, потому что редко когда сейчас можно встретить тех, кто любил бы так искренне и так же печально.
***
Бенолан - королевство на севере, где горы служат естественной границей от холодных ветров с ледовитого океана, так что климат в стране умеренный; на юге граница этого государства проходит по реке Тиффельнах, а за Тиффельнахом лежит Тиленак, королевство несравненно более мощное и великое, но не о нем сейчас пойдет речь. На востоке, если проскакать на резвом коне три дня и три ночи, лежит бескрайнее море, а один залив врезается в ровную гладь побережья. К западу - зеленые непроходимые леса, так что страна эта славится своим деревом и своими корабелами, искусными моряками и прекрасными морскими судами. С Железных гор сбегает две реки - Перос и Филланмарк, и там, где они сливаются, практически в самом центре королевства, стоит город, столица королевства, чье имя звучит так же, как и название страны. Когда-то город называли просто Город, но за древностью времен и королевства его назвали Бенолан.
Народ Бенолана искренен и неприхотлив, люди этой страны открыты, они артистичны, веселы, своенравны и часто их чувствами управляет гордость. Также они легко они прощают обиды и забывают горести, однако, если их хорошенько разозлить, то возмездие наступает скоро и бывает оно весьма сурово. Они остались такими, несмотря на великое множество войн, в которых эта страна принимала участие.
Около тысячи лет существует Бенолан, порой то съеживаясь, то разрастаясь до немыслимых пределов. За все это время в стране сменилось семь правящих династий, и нынешний король Роглиф боялся, что с его смертью подойдет к концу седьмая, поскольку сын его, принц Ингалоф Перофальский, был весьма безрассуден и горяч даже по меркам народа беньи. Он легко пускался в авантюры, которые, как справедливо полагал отец, могли окончиться весьма плачевно. Старый король боялся также за судьбу своей дочери, Сильвины, единоутробной сестры Ингалофа и его близнеца, которой наступил срок на выданье, а женихов, которые в пору ее пятнадцатилетия буквально роились вокруг нее, словно отпугнуло. Сильвина была прекрасна собой, умна и король часто жалел, что Сильвина родилась после Ингалофа, ибо, если бы так и было, ей можно было бы передать трон с полной уверенностью, что она сохранит его и преумножит казну. Однако более трех сотен лет назад тогдашний король, последний из вымирающей династии Первингов, под влиянием собора подписал закон о престолонаследии - и отныне трон мог переходить только к первому ребенку короля, независимо от его возраста и пола. Случилось так, что первым ребенком тогдашнего короля была девица, вышедшая замуж за военачальника из влиятельной семьи Бледжис. Так пресеклась династия Первингов. И Бледжис начали править в Бенолане - до своего падения.
***
На склонах холмов, где зеленой травы оставалось совсем немного - все остальное было пожрано молодым солнцем - мальчик пас овец. Маленькому пастуху было лет двенадцать-тринадцать, внешне он выглядел как оборванец - непричесанные всклокоченные пряди соломенных волос, грязная коричневая одежда, нуждавшаяся в починке. Голос его, которым он покрикивал на своих собак, был звонкий и ясный, и было видно, что мальчик подзывает псов не для того, чтобы скоординировать их действия, а потому что у него слишком хорошее настроение.
Пастушонок гнал своих овец домой - день близился к закату, и нужно было запереть животных, чтобы они не разбрелись в грозу, которую обещали уже третий день. С самого утра, однако, нещадно палило яркое солнце, на небе не было ни облачка, и дед пастушонка все приговаривал, что уж такой жаркой погоды он давно не видывал. Да и мудрено ли, коли дед прибыл в эти места с севера, где хмурое солнце поднимается над горизонтом только, чтобы осветить на пару часов все вокруг, а затем снова опасть вниз. Теперь, когда вся семья переселилась южнее, дни стали дольше, а климат - теплее.
Горы далеко к северу были покрыты дымом уже целый месяц. Люди говорили, что жара высушила деревья на сто лиг вокруг, и леса в горах, где у деревьев было меньше доступа к влаге, горели. С гор спускались медведи и волки, голодные и испуганные, и от того еще более опасные, так как все животные бежали от огня на благодатные равнины. Пастушонок, судя по всему, знал об этом, так как на его боку болтался не по годам длинный меч, а помогали ему не две, как обычно, а четыре собаки. На прошлой неделе волки задрали семь коз в подворье их соседа, и деду крайне не хотелось, чтобы их стадо повторило судьбу глупых коз, но кормить ненасытных овец, тем не менее, нужно было, и он, скрепя сердце, отпускал внука уже несколько дней подряд с оружием и с собаками.
Мальчик встрепенулся - одна из овец, недавно окотившаяся, застряла в кустах и жалобно блеяла. Он свистнул собакам, командуя им попридержать овец, и осторожно двинулся в кусты. Колючки больно ранили его нежную кожу, и он вполголоса пожурил животное.
- Маарен, - тянул он ласково, - Маарен, что же ты наделала, не порть свою шерстку, дед мне за нее всю шкуру спустит, а ты в кусты лезешь. Что же ты наделала, Маарен...
Не успел он произнести эти слова, как над его головой пронесся вихрь. Собаки где-то за спиной жалобно взвыли и смолкли. Мальчик испуганно вскинул голову - и оцепенел от страха. Сердце его ухнуло и прыгнуло в пятки. В небесах, подобно величественному кораблю, бороздящему моря, медленно пролетал дракон - да какой дракон! Ужасный и величественный, вечернее солнце ярко блестело на его золотистой шкуре и слепило глаза, тень от его туловища закрывала все стадо. Он смотрел вниз своими гигантскими кошачьими глазами, медленно расправляя крылья и взмахивая ими так сильно, что создавался мощный ветер.
Дракон стремительно упал вниз, схватил жалобно взмекнувшую овцу и взмыл с ней вверх. Пастушонок посерел в лице - он никогда раньше не видел драконов и тем более не знал, чем они питаются. А вдруг ему захочется отведать человеческого мяса? Кто знает, вдруг драконам ненавистны люди?!
Чудовище расправило крылья, разжало когти - и обглоданное тельце овцы упало на землю. Дракон сделал еще пару заходов вниз и уничтожил три животных. Затем, словно ни в чем не бывало, он взмыл вверх, высоко в небо, взмахнув крыльями настолько сильно, что ветви кустарника прижались к земле, гневно протрубил что-то, и стремительно улетел обратно на север, исчезнув в сумеречных небесах.
Лишь через несколько минут пастушонок пришел в себя, собрал остатки своего стада и при помощи собак, вернувшихся к нему, пригнал овец домой. Его сбивчивым рассказам никто не поверил, а дед избил, обвинив мальчика в небрежном отношении к своим обязанностям, из-за которых, как говорил дед, взмахивая розгой, было потеряно полстада.
Спустя неделю налет повторился, а затем они стали происходить с завидной очередностью. Пастухи теперь выходили на выпас вдвоем, а то и втроем, и брали с собой оружие - луки и длинные копья, но такое оружие не помогало против драконов. И все чаще не возвращались домой крепкие сыны равнин, и все в бСльшем количестве домов воцарился траур и плач.
Губернатор области отправил срочное послание в Бенолан, однако, пока письмо проходило череду бюрократических проверок, прошла еще одна неделя.
***
В столице был поздний вечер. В этих широтах темнеет рано, поэтому жители города загодя запасаются свечками и дровами, чтобы не оказаться в темноте без света. После того, как солнце скрывается за западными землями, повсюду в городе загораются яркие огни. Светятся общественные фонари, светятся окна в домах, маяки и все это великолепие, вся эта игра света находит отражение в речной глади. Город отражается в воде словно фантом, сказочный призрак, повторяющий все мелочи реального собрата, от последней хибары на берегу реки до величественного дворца. Дворец! О нем стоит рассказать отдельно. Его построили восемьсот лет назад тогдашние правители страны на небольшом полуострове, который образовывался слиянием Пероса и Филланмарка. Но за восемьсот лет ров, который отделял дворец, расширился, и ныне замок, по сути, располагался на острове, соединенном с сушей десятком величественных каменных мостов. Бесчисленное количество королей, что сменили династию строителей, всячески улучшали дворец и вносили в него разные изменения, так что от его первозданного вида не осталось практически ничего. Он разросся, башни его стали выше, а подземелья его - глубже. Старый камень уже кое-где начал крошиться, и практически каждый год по весне ремонтные бригады начинали восстанавливать какую-либо часть дворца. Обитателям дворца древнее строение напоминало каркас самого государства, ибо, как и дворец, старая империя, построенная на мече и огне, распадалась. Междоусобные распри, повсеместные волнения и своенравные бароны, поднимавшие голову на окраинах королевства, ослабляли страну. Король бросал войска на погашение бунтов, на усмирение мятежных губернаторов, но все чаще и чаще задумывался, что его действия напоминают ремонт одряхлевшего здания, которому осталось совсем немного до сноса.
Но пока дворец и Бенолан стояли, и Роглиф - пока еще - правил твердой рукой на всей территории страны.
В одной из башен, устремленных вверх, Ингалоф, принц Бенолана, будущий правитель по праву рождения, принимал просителей в своем кабинете.
- Ваше высочество, - просили одни, - извольте взглянуть на мою дочь Аделину, вы помните ее совсем малюткой, ноне ж она выросла и превратилась в писаную красавицу!
Аделина, даже будучи ребенком, чуралась всех, и Ингалоф, которого судьба закинула в тот день на бал к генерал-губернатору Бенолана, запомнил ее как вечно хмурую и плаксивую девочку.
- Ваше высочество, - просили другие, - мой сын служит на юге командиром. Нельзя ли его перевести поближе к столице?
- Ваше высочество, - просили третьи, - я проигрался в пух и прах. Мне нужны деньги, ваше высочество, совсем немного, а в счет долга я заложу свое имение...
Ингалоф, на этот раз раздраженно, вызвал камердинера. Старик трижды хлопнул в ладоши и сделал движение рукой, что заставило всех просителей мгновенно покинуть помещение - рабочий кабинет королевича. Он был обставлен по вкусу отца, еще двадцать лет назад, и до сих пор в убранстве кабинета мало что изменилось. Единственно, что прибавились охотничьи трофеи на стенах, да позолота потемнела. Вековая мебель - длинный роскошный стол и несколько кресел были выполнены в Тиленаке, покрыты суровой тканью зеленого цвета. Стол был буквально весь в свитках, исписанных вдоль и поперек, свитки лежали и на креслах, свисая до пола. На стенах висели ковры, повествующие об основных вехах в истории страны - вот великий предок Руро вбивает острие копья в каменную расщелину, помечая место, где будет впоследствии стоять Город, вот полчища чудищ атакуют столицу, вот корабль "Луноцвет", отправленный в кругосветное путешествие сотни лет назад. Каменный пол был холоден, несмотря на то, что в дальней стене жарко натопленный камин согревал воздух в комнате.
В чем принцу нельзя было отказать, так это в некоторой щеголеватости, что можно было легко понять, бросив единственный взгляд на него. Одет он был в преимущественно темные цвета. Темная, почти черная туника, выполненная из кожи, имитировала боевую кирасу пехотинцев, обхватывалась серебристым поясом с небольшим рубином в центре. Через грудь, наискосок, шла фиолетово-синяя лента, в районе сердца к ленте был прикреплен королевский стилизованный герб - вставший на дыбы единорог в оправе. На плечах края туники соединялись друг с другом серебристыми пуговицами, и издалека их можно было принять за эполеты. Черные брюки были вправлены в мягкие кожаные сапоги, которые приятно стучали по полу.
Принц был высок и тонок, но вскоре грозил потучнеть. Голос у него срывался на низкий баритон, когда он говорил, а его смех был заразителен. Зеленые глаза контрастировали со светлыми волосами, аккуратно подстриженными на висках. При ходьбе он чуть прихрамывал - последствия той войны с троллями, напавшими на Бенолан четыре года назад. Стараясь скрыть этот свой недостаток, принц ходил медленнее, и в его движениях появилась некоторая вкрадчивость
- Эти люди полагают, что в моих силах решить абсолютно все вопросы, - пожаловался принц камердинеру.
- Вполне объяснимое мнение, если учесть ваше положение, милорд. Чем ближе к королю, тем больше просителей, - ответствовал ему старик.
Ингалоф коротко и нервно рассмеялся.
- Я даже не распоряжаюсь своей областью, Перофалем. Я не получаю отчетов о ведении дел в провинции, не вижусь с управляющим. Я даже во дворце мало что решаю! Король и Собор определяют за меня все, что мне, как они посчитают, понадобится, вплоть до расположения моей комнаты во дворце.
- Будь вы гораздо моложе, ваше высочество, вам это не казалось бы столь противоестественным - позволить кому-либо принимать за себя решения.
- К счастью, или к несчастью, я не ребенок боле. Ах, как порой хочется вернуться в прошлое и исправить то, чего можно было избежать! Прошлое. Сказочное, радужное, прекрасное прошлое. - взгляд принца затуманился и он внезапно обратился к камердинеру, - Фиенес! Расскажи мне, что ты почувствовал, едва увидев меня? Помнишь ли ты тот момент?
Еще бы Фиенес не помнил тот день. В сорок лет сложно-таки забыть столь памятное событие, когда король официально призывает своего первого министра и награждает его высшим орденом, а затем объявляет о назначении его Лордом Камердинером королевского дома. Королева-мать, мама правящего Роглифа, когда-то, в пору своей молодости, втайне от всех строила глазки высокому и темноглазому кузену - Фиенес приходился ей двоюродным братом; а после рождения Ингалофа посоветовала Роглифу взять того к себе на службу. В своем выборе она не ошиблась, ибо Фиенес должен был стать тем, кто наставлял бы принца в первые годы его жизни и вел по пути праведности и смирения. Но как же возненавидела его Брангвен, правящая королева! В первый же день, когда по всему королевству и подданным странам объявили о рождении наследника престола, Брангвен отказала Фиенесу - человеку, который должен был стать Ингалофу ближе родного отца - в доступе к нему. Лишь после вмешательства короля первый министр и по совместительству лорд камердинер смог увидеть своего господина, наследного принца Бенолана. С тех пор и на протяжении всех последующих двадцати четырех лет, Фиенес ревностно охранял Ингалофа от всех опасностей и учил его, готовя к вступлению во взрослую жизнь и к короне.
Тот сморщенный младенец на руках у молодящейся женщины - Маруты - превратился в будущего короля Бенолана. Мог ли Фиенес предполагать, что именно его воспитаннику предстоит столкнуться с самыми страшными испытаниями за все время существования страны?
- Милорд, - обратился старик к принцу, меняя тему, - я никогда прежде не видел вас настолько удрученным. Если вы будете продолжать в том же духе, то неминуемо сляжете в постель.
- Ах, друг мой, друг мой, - Ингалоф подошел к окну и оперся о подоконник. - Время, в которое мы живем - страшно. Сердце мое печалится о них. Если бы в силах наших было заглянуть в будущее и узнать, каким оно будет! Принесет ли оно нам одни беды и холод разрухи, или станет прекрасным?
- Я смею полагать, что вся прелесть жизни как раз и заключается в неизвестности нашего будущего, милорд.
- Но ведь как просто было бы жить, зная, чем кончится то или иное деяние, и к каким результатам оно приведет! - воскликнул принц.
- Просто? Вы уверены? Ведь за кажущейся простотой наступит тоска и безысходность. Интерес к жизни подогревается тем, что вы чувствуете себя как на ристалище, когда отвечаете на удары судьбы и вам кажется, что все зависит от вас. Едва же вы узнаете результат, как у вас ослабевают руки, и вы несете поражение. Примерно то же самое случилось с магами, когда ваш доблестный предок Харва объявил охоту на ведьм; волшебники и все их колдовское племя сражались еще некоторое время. Но затем, с помощью магических приемов, они подсмотрели в щелку времени и узнали исход битвы. И с тех пор они только проигрывали все сражения.
Принц хихикнул.
- Пожалуй, таких вопросов я не задавал уже давно.
Старик невозмутимо спросил:
- Смею ли я предположить, что вы думаете о предстоящем Соборе, который выберет вам невесту?
- Фиенес, я давным-давно смирился с тем, что эти губернаторы, раздирающие полотно нашего королевства на части, выберут мне самую мерзкую даму из всех возможных. - И тут он усмехнулся. - Нет, друг мой... Я думаю вовсе не о том, - с минуту он помолчал, затем продолжил. - Отец наш просит, чтобы я возглавил армию, которой суждено сгинуть в снегах севера.
Фиенес собирался с мыслями. В комнате раздавался только треск огня в камине, да переклики стражников за окном.
- Это великое деяние, к которому вас призвал отец, - начал он. - Северные губернаторы стонут от одного воспоминания об ужасе с гор. Никто другой не справится с этой задачей лучше вас. Запал молодости прошел у всех военачальников, мало кто мог провести кампанию так же блестяще, как вы провели кампанию на востоке по усмирению троллей, а уж с этой напастью сможете справиться только вы. - Камердинер подошел к принцу и встал рядом с ним. - Порой самые тяжелые испытания оборачиваются моментами сладкой победы. Поверьте мне.
Ингалоф порывисто обернулся к старику.
- Я перечитал все древние анналы. Все легенды о драконах - и нигде нет ни малейшего упоминания о том, что когда-либо уже предпринимался такой поход, когда-либо собиралась такая армия, имеющая единственную цель - уничтожить драконов. Меня сложно обвинить в малодушии, но, друг мой, сейчас я боюсь! Что можно противопоставить той животной мощи, против которой и целого войска будет недостаточно? Фиенес, ни в одной песне, где упоминаются убийцы драконов, не описывается, КАК они это делали!
Фиенес улыбнулся принцу, в глазах его плескалась извечная мудрость и знание.
- Милорд, вам нужна помощь из Тиленака.
***
Вторые сутки шел проливной дождь.
Едва спешившись с резвого коня, король раздраженно кинул поводья слуге, выросшему возле скакуна. Едва стянул мокрые перчатки, и быстрым шагом направился к себе, так, что плащ за его спиной развевался подобно крыльям. Слуги, завидев его, жались к стенам, ибо знали, что, когда правитель раздраженно бьет себя перчатками по бедру, он в плохом настроении. Причина гнева была проста - король вернулся с осмотра армии, которую собрал Ингалоф для похода на север.
Конюшня соединялась с дворцом невысоким переходом, пользоваться которым имели право лишь высшие сановники королевства. Часто раньше этим переходом пользовались тайные послы, отправляемые под завесой секретности, а также сбегали незадачливые любовники. Переход был построен под наклоном, упираясь в легкие двери, где на страже стоял одинокий солдат. Слегка кивнув королю, он приветствовал своего повелителя и распахнул двери.
Изнутри дворец оставлял ощущение весьма древнего, запутанного и громоздкого строения, каковым, по сути, он и являлся. Его коридоры буквально пахли историей, развешанные по стенам гобелены и картины повествовали о славном прошлом. Древность выглядывала из каждого угла - она сквозила в осыпающейся штукатурке, в старинных узорах, в древних письменах. Несмотря на усилия целого штата слуг под руководством управляющего, невозможно было поддерживать чистоту совершенно везде, поэтому наиболее часто используемые помещения и там, где часто бывали гости, бесконечно скребли, мыли и чистили; что же касается малоиспользуемых комнат и залов, то пыль и крысы устраивали в них свое царство.
Встречать короля выпорхнула Сильвина, свет очей его старости, эльф-бесенок, и поцеловала руку Роглифа.
- Отец мой! - пропела она.
Король потрепал дочь по щеке.
- Отец мой, Марута рассказывает ужасные вещи. - Боже, как выросла Сильвина за эти последние годы!
- Что взбрело в голову этой старой сплетнице? - добродушно поинтересовался король.
- Марута говорит, что один дракон способен разгромить целую армию, а наш Ингалоф собирается пойти войной на полчища драконов. Она боится, что мы никогда больше не увидим ни брата, ни этого войска.
- Silyrvina, wФ-ledinan, gaurimФ. - Сильвина, не говори так, дочь моя. - Он посмотрел на нее пристально и внезапно промолвил: - нам стоит побеседовать. И весьма обстоятельно - у меня в кабинете. Немедленно.
Принцесса встревожилась, но король уже ушел к себе. Девушка вернулась к себе, задумчиво хмуря брови; взгляд ее упал на гравюру, изображавшую ее брата в сражениях на востоке. Она подошла к гравюре и коснулась ее пальцами, ощутив приятную мягкость дерева - на ней был изображен принц Ингалоф Перофальский перед троллем-великаном, царем троллей. В ту пору Ингалофу было двадцать лет - прошло всего четыре года! - но он уже вел себя, как опытный полководец. И действительно, армия под его руководством быстро остановила троллей-захватчиков, вторгшихся в страну, а в двух сражениях нанесла им тяжкий урон и вынудила спасаться бегством выживших чудовищ. В последнем сражении принц дрался с самим гранд-троллем, повелителем этих мерзких тварей и отсек тому правую руку. Народ уже сложил легенды, как тролль, схватив меч в левую руку, продолжал сражаться, и как чуть было не поразил Ингалофа, найдя слабое место в его защите (последствия до сих пор были заметны - с тех пор вот уже четыре года принц хромал на левую ногу). Но все же мастерство молодого военачальника одержало победу, и Ингалоф сразил своего противника. Эту гравюру особенно любила Марута, придворная гранд-фрейлина. Она же и заказала ее для покоев принцессы, зная о ее нежных чувствах к брату.
Девушку с детства пытались сосватать, ей прочили в женихи то одного, то другого влиятельного князя; будучи еще совсем девочкой, она смеялась и увиливала от прямого ответа на вопрос об ее будущем женихе, сейчас же все ее возможные женихи состарились, обрюзгли и обзавелись семьями с десятью детьми. Сильвина расцвела в последний год, превратившись из очаровательной девицы в прекрасную женщину, и обнаружила, что ее боятся. Стражи при ее виде краснели и трепетали, а также норовили казаться еще выше и стройнее, обладатели самых острых языков королевства у нее на приемах терялись и не находили слов. Скульпторы со всей страны, художники и поэты сидели днями и ночами у ворот дворца, надеясь хоть краем глаза увидеть самую красивую девушку королевства. Ей посвящали стихи - она их, не читая, отдавала Маруте (что Марута с ними делала, остается тайной), ее пытались изваять из камня, но традиция запрещала размещать статуи живущих членов королевского дома во дворце, ее пытались нарисовать, но девушка мало кому позировала, а если и позировала, то крайне недолго, будучи очень неусидчивой.
Может, на самом деле, она и не отличалась особенным вкусом, но все, что бы она ни надевала, сидело на ней как влитое, словно сшитое на заказ, даже если это была простая крестьянская одежда. И, что бы она ни надевала, считалось модным, и ей старались подражать все женщины столицы - а за ними уж не могло замедлить все прогрессивное женское население страны, отчего мужчины стонали и, стиснув челюсти, покупали очередное платье для своих услад.
Рабочий кабинет короля Бенолана был полной противоположностью кабинета принца. Если кабинет Ингалофа располагался в крайнем левом крыле дворца, и потому комната имела вид неправильной трапеции, то у короля рабочее помещение располагалось в центральном блоке дворца. Кабинет, в котором король принимал просителей, поражал своими размерами - размерами с тронные залы в иных странах, он в высоту составлял примерно шестьдесят футов. Потолок словно бы поддерживали две исполинские фигуры легендарных великанов, между их фигурами располагался широкий и длинный стол. Многие говорили, что эти два великана символизируют короля и собор - две власти в стране. Вот уже несколько сотен лет власть короля была серьезно ограничена этим собором - советом наиболее влиятельных сановников. Роглиф бессильно сжал кулаки. Он ненавидел царившие в соборе подхалимство и лесть, равно как ненавидел и входивших в него. Он считал, что собор крадет власть, по праву рождения переходившую от отца к детям.
За спиной короля висела весьма подробная карта Северного мира и рядом с ней - карта Бенолана. В последнее время король все больше времени проводил возле второй карты, отмечая про себя мятежные или готовые к открытому выступлению против королевской власти провинции. Страна и сатрапии раскалывались на куски, раздираемые двумя различными политическими партиями, и королю приходилось балансировать между ними, чтобы сохранить свое положение.
Сильвина вошла к отцу в кабинет, подождала, пока закроется дубовая дверь, подбежала к нему и упала возле него на колени.
- Папенька! - на лице слезы. - Обещай мне, что Ингалоф вернется живым!
Король поднял дочь с колен, отер своею рукой слезы и положил руку на плечо.
- Твой брат вернется живым и невредимым. Я сегодня же, с позволения Собора, отправил за помощью в Тиленак, и Тиленак пришел нам на помощь. Ибо то, что я увидел сегодня - было ужасно. Ингалоф собирался атаковать драконов, имея в распоряжении всего две тысячи человек - и считал, что этого будет достаточно. - Роглиф покачал головой. - Войска прислали только три провинции - Олмерт, Перофаль и Энуа, наиболее лояльные к нам. Все остальные отказали нам. Все остальные шестьдесят провинций, и даже те из них, которые понесли наибольшие потери от нападений драконов - даже они отвернулись от нас. Дочь моя, ты живешь в стране, где у простого крестьянина больше прав, чем у короля! Наш же друг, гвербрет Тиленака, шлет легионы, а с ними - двадцать катапульт. Из этих катапульт можно расстрелять драконов, и копья, которые они кидают, пробивают двадцатидюймовой толщины дерево, что уж там говорить о драконьей броне.
- Это значит, что поход кончится удачно?
- Дочь моя, мы не можем быть ни в чем уверены; удачлив будет этот поход или нет, зависит от Ингалофа, и только от него. Все, что было в моих силах - я сделал.
Король смущенно улыбнулся.
- Порой мы жалеем о своих поступках уже после того, далеко после того, как совершили их. Стоило ли мне принимать решение сегодня утром?
Король снова грустно посмотрел на дочь, словно стараясь в последний раз запомнить родные черты, и почесал бороду. Сильвина заметила это, и встревоженно спросила:
- Папенька, что-то гложет твое сердце?
- Да, ибо гвербрет запросил непомерно высокую цену за свою помощь, а я только сейчас осознаю это.
- Но - что он запросил?
Роглиф некоторое время молчал, словно выдерживая некую паузу, затем тяжко произнес:
- Твоей руки для своего сына.
Сильвина не верила своим ушам. Она отступила, и ее голубые глаза потемнели.
- И ты... не посмел ему отказать?
Король промолчал вместо ответа.
- Душа моя, союз крови обеспечит нашей стране помощь и послужит залогом безопасности двух держав. Сильвина, твой брак нужен двум странам, ибо только так мы можем сохранить нерушимые границы на юге и обратить свой взор на мятежных губернаторов.
- Ты выдаешь меня замуж, не спросив моего согласия. Ты заставляешь меня стать женой человека, которого я даже не видела? - Сильвина со слезами на глазах взглянула на отца. Король грустно посмотрел на нее и медленно кивнул. В глазах его читалась безбрежная горечь и тоска по дочери, словно он никогда больше не увидит ее.
***
Ингалоф собирал войско неподалеку от Железных гор. Он был полон раздумий и некоего шевелящегося где-то внутри, в животе, ужаса. После того памятного осмотра армии, проведенного отцом и когда король устроил ему разнос, Ингалоф заметно улучшил материальное обеспечение своих воинов. В какой-то мере отец гневался зря, поскольку все войско состояло из небольших регулярных армий удельных князей, которые должны были сами обеспечивать солдат всем необходимым. Ингалофу пришлось немного опустошить королевскую казну, чтобы князья предоставили ему свои армии и чтобы они поддерживали их в боеспособном состоянии. Таково было положение дел в Бенолане, что король и королевская семья не имели полной власти на всей территории страны, что очень часто князья или поместные правители неких территорий выказывали открытое неповиновение королю. Это весьма удручало молодого принца, и ему приходилось призвать на помощь все свои способности, чтобы убедить мелкопоместных владетелей помочь претворить в жизнь королевский указ.
Дворяне, что входили в состав войска, не сильно доверяли Ингалофу, и король отправил с ним старого, зарекомендовавшего себя во многих сражениях военачальника. Этот военачальник, звавшийся Хильдумаром, должен был руководить за спиной принца, и это гневило последнего.
С юга, из королевства Тиленак, прибыла подмога - две тысячи человек, и с ними девятнадцать катапульт; двадцатая, говорили они, разводя руками, разбилась при переходе. Бесконечной железной змеей вилась вереница солдат и лошадей, тащивших невиданные ранее на севере конструкции. Южане высокомерно осматривались вокруг, прищелкивали языками и грязно ухмылялись. Воины Ингалофа - три тысячи человек - тиленийцев невзлюбили при первой же встрече, и старались с ними не смешиваться.
Катапультами назывались конструкции в полтора человеческих роста высотой, построенные из дерева и покрытые железом и шкурами. Гигантский лук, который, по сути, представляли собой катапульты, позволял бросать копья и мощные стрелы с такой силой и такой скоростью, что они пролетали целый фарлонг и даже на излете могли пробивать кусок дерева толщиной в двадцать дюймов. Говорили, что такая машина может убить дракона с одного выстрела. Впрочем, никто не проверял это в действии, но наловчившиеся в метательном деле южане обещали, что результат превзойдет все ожидания.
Подходило к концу лето. Дни становились все короче, участились дожди, и дороги превратились в непролазное болото. Те отрезки королевских дорог, которые были построены еще при Бледжисах, чья династия славилась великим строительством, сохраняли первозданную основательность, и ни время, ни тяжелые грузы не могли разбить их. Но таковых участков осталось очень мало, ибо жители окрестных деревень, бывало, растаскивали камень на свои нужды.
В один из немногих ясных дней в военный лагерь прибыла принцесса Сильвина. Часовые издалека узнали королевский штандарт и черную с серебром карету, по обе стороны которой скакало два всадника из личной гвардии Роглифа. О прибытии высокой гостьи тут же сообщили Ингалофу, и тот, побросав все свои дела, вышел из палатки встречать свою сестру.
Сильвина выглядела весьма свежо, словно и не было четырех часов тряски в карете. На простом синем платье, спускающемся до пят и опоясанном белым шнурком, не было ни единой складки. Ингалоф обнял девушку, и она едва заметно поежилась - холодная сталь его лат коснулась обнаженной кожи на руках.
- Брат мой, ты, как всегда, великолепен. Глядя на тебя, нельзя даже усомниться в твоей победе, - промолвила она, улыбаясь.
- И нельзя, сестренка. Мощь нашей армии настолько велика, что все драконы, едва завидев ее, сбегут в ужасе! - воскликнул Ингалоф.
Принцесса рассмеялась.
- Мой милый друг, даже один ты мог бы сразить наповал весь драконий род своим великолепием. - Сильвина взяла брата под руку и положила голову ему на плечо. - Ингалоф, мой дорогой Ингалоф, наш отец говорил, что к тебе на помощь пришли тиленийцы. Скажи мне, можно ли доверять им?
- Безусловно. - Брат сжал ее руку. - Я доверяю им как самому себе. Южане честны и незлобивы. Но позволь, я покажу тебе кое-что... - и с этими словами Ингалоф повел сестру вдоль линии лагеря, и все, кому они встречались, улыбались им вслед. Они прошли мимо часового, который отдал честь принцу и часто-часто заморгал при виде Сильвины.
Лагерь поразил девушку своим размахом. Белоснежные палатки воинов беньи тянулись куда глаза глядят, желто-красные палатки тиленийцев располагались чуть поодаль. Над всеми ними развевались гордые штандарты, узкие и раздвоенные, широкие полотна, хоругви и стяги. Ингалоф отвел сестру в конец лагеря, где находились катапульты.
- Взгляни, Сильвина. Те страшные на первый взгляд конструкции - это то, что помогло тиленийцам в их войне с игмарами - василисками. Их вожди уверяют нас, что василиски - создания даже ужаснее, чем драконы, и что наши мучения скоро прекратятся. Это своевременная помощь. Благодаря ей мы уничтожим в горах все, что крупнее белки! Драконы практически разорили наши Северные земли, судя по донесениям с севера. Наша победа будет быстра!
Сильвина улыбнулась ему.
- Тебе непременно нужно будет захватить хотя бы одного дракона в плен и привезти его в столицу, мой дорогой брат. Мы организуем представление для двора.
Ингалоф расхохотался.
- Конечно, захватить дракона, связать его и доставить в столицу - что может быть легче?
- Однако же, я приехала к тебе в лагерь не за тем, чтобы полюбоваться на военную мощь, - продолжала, как ни в чем ни бывало, Сильвина.
Принц посмотрел на нее.
- Что ты принесла мне?
На минуту повисла удручающая тишина. Ингалоф недоуменно смотрел на сестру, пока та собиралась с мыслями сказать все ему.
- Весть, которая не придется тебе по нраву. - Принцесса перевела дух, взяла брата за руку и медленно начала: - Отец наш против моей воли выдает меня замуж за Юдрика, наследного принца Тиленака, - промолвила она со спокойным лицом.
Ингалоф отступил от нее, и на лице его было написано неподдельное изумление.
- Так вот какова цена помощи подлых тиленийцев! - вскричал он. - Ты навсегда покинешь наши края, примешь их подданство, станешь одной из них, и сердце мое будет до конца жизни оплакивать тебя!
Сильвина горько кивнула, и продолжала:
- Что может быть крепче военного союза, подкрепленного союзом родственным? Два королевства, которые можно объединить под властью гвербретов... Залог безопасности двух стран, так сказал отец. Но, Ингалоф, брат мой, тебе грозит куда больше опасностей, чем мы думаем. Погибнешь ты, случайно ли, в бою ли, - и власть перейдет ко мне, а через меня - на правителей Тиленака. Так что, берегись, мой маленький брат. А когда ты вернешься к нам, победоносный, возмужавший и гордый, народ будет рукоплескать тебе и приветствовать тебя, говоря "Наш брат вернулся!". И королева Тиленака будет счастлива превыше всех остальных, спрятав свое лицо под покрывалом замужней женщины.
И она обняла его напоследок, и оставила в тяжких раздумьях, покинув лагерь.
Ингалоф!
Войско, как впоследствии описывали историки, было собрано могущественное. Под грозный раскат боевых барабанов, под хлесткие приказы командиров, под ржание коней и гортанную речь южан Армия двинулась в свой великий поход.
Длился он ни много ни мало два года.
***
Свадебный поезд организовывала Марута. День отъезда согласовывали уже трижды, но каждый раз, когда вроде бы уже все соглашались на определенный день, возникала какая-нибудь мелочь, препятствовавшая отъезду. Однако, в конце концов, с грехом пополам все вопросы были улажены, и кортеж отправился в долгий путь. Не место здесь описывать долгое прощание короля с дочерью, которая так и не дождалась своего брата Ингалофа из дальнего похода.
Кортеж поражал своим великолепием. Вместе с принцессой, которой вскоре предстояло стать женой будущего гвербрета Тиленака, отправлялось двести пятьдесят человек свиты. В их число входили танцовщицы, послы, воины, высокопоставленные чиновники и дворяне. Каждая из групп имела свое место в кортеже - сначала шли музыканты, безостановочно пиликавшие любимые напевы молодой девушки, затем шли сватья, разодетые в пух и прах, за сватьями было место высоких гостей из Тиленака, что возвращались к себе домой на разукрашенных золотом каретах. За тиленийцами ехали послы Бенолана, за послами - чиновники и дворяне, многие в своем личном транспорте, и, наконец, - королевская карета, самая большая, на восемь человек, которую везла четверка вороных лошадей, украшенная цветными лентами и белым штандартом Харвингов. Воины, что охраняли кортеж, скакали по обе стороны поезда, одетые в парадную форму, и никого не смущало то, что перед въездом в столицу Тиленака форма запылится и станет неприглядной. Для этого Марута запланировала ночевку в пригороде великолепного Ленгвельта, в городке под названием Эпикс Руй, чтобы наутро кортеж въехал в столицу во всей своей красе.
День исхода выдался поистине благополучный. Рано утром случился небольшой дождь, прибивший к земле всю пыль и освеживший воздух. В небе летели королевские соколы, всадники скакали туда-сюда с важными донесениями, и во всем городе царила суматоха. Дворец, все эти годы бывший островком спокойствия, в последние два месяца стараниями Маруты превратился в гигантский муравейник, где все подчиняются королеве-матери. Здесь все слушались одной женщины, и она руководила всем. Под ее чутким управлением, наконец, подготовка к отправке подошла к концу, все обстоятельства были учтены, все сценарии проработаны, и послы-церемониймейстеры подготовили въезд принцессы в Ленгвельт и встречу с будущим гвербретом. Король все это время шутливо отмахивался от своих обязанностей, и даже намекал Маруте, что той неплохо бы взять на себя бремя управления государством. Но мудрая женщина лукаво улыбалась и морщины вокруг ее глаз становились от этого еще острее.
Сильвину печалило только то, что вести от Ингалофа приходили не так часто, как ей хотелось бы. За те полтора года (уже полтора года!), что миновали, как Ингалоф с воинством отправился в горы, она видела его всего однажды, когда брат внезапно, без предупреждения приехал в столицу, и первым делом бросился к ней. Тогда они некоторое время даже не могли и слова промолвить, счастливые, и лишь потом начали обмениваться новостями. На принце была золотая броня - то были латы из шкуры убитого его собственной рукой дракона. И Ингалоф говорил, что кампания проходит удачно, что их потери, благодаря хитрым разработкам южан, составляют всего две сотни человек.
Брат обещал вернуться через год - и она ждала, надеясь, что он успеет вернуться до ее отъезда. Она признавалась в этом Маруте, и умная женщина дважды оттягивала время выступления кортежа, чему и сам король был рад, напоследок любуясь дочерью. Но, наконец, наступил момент, когда оттягивать уже было невозможно. Гвербрет и его послы слали письма, в которых вопрошали короля Роглифа о причинах задержки, и дальнейшее промедление грозило великими неприятностями со стороны южан. Роглиф нехотя отпустил ее, оторвав от своего сердца.
Сильвина, таким образом, покидала Бенолан с тяжкими думами. Она так и не увиделась с братом, и в душе боялась, что не увидит его никогда. С раннего утра ее причесывали, умащали тело благовониями, одевали, красили веки и мочки ушей, подчеркивали губы, создавали поистине царскую прическу, чтобы народ Бенолана запомнил ее красоту напоследок.
Вот она села в свою карету, - дверь захлопнулась, они сделали торжественный круг прощания по дворцовой площади, она отрешенно помахала рукой отцу, людям, что толпились на площади (там были крики "Прощай" и "Наконец-то"), задвинула шторки и откинулась на сиденье, устало прикрыв глаза. Она не видела того, что стражники отдавали ей почести и салютовали на прощание. Специально для свадебного кортежа ворота, ведущие из дворца в город, украсили цветами и белыми одеждами; с далекого юга привезли невиданных птиц с гигантскими сине-зелеными хвостами и пустили их по дворцовому саду. Выехав в город, карета начала мерно тарахтеть по мостовым. Вот сквозь крики людей пробиваются сильные голоса командиров ее стражи, вот звонкий цокот копыт ее лошадей, и раздался утробный звук трубы. Мимо проплыли гигантские башни городской стены, городские ворота - и дорога, тянущаяся вдаль и вдаль, побежала вперед. Кортеж принцессы покинул Бенолан. В карете становилось все жарче, Сильвина распахнула шторки, положила голову на плечо верной Маруты и...уснула. Мерный перестук копыт, мягкое покачивание кареты усыпили ее, и она погрузилась в объятья сна.
За всем этим следил издалека круживший в небесах дракон. Он разумно придерживался такой высоты, чтобы человеческий глаз не смог различить его фигуры, и с такой стороны, где не было ни одного поселения. Его огромные кошачьи глаза могли приближать и отдалять вид, и в данные момент все его внимание было сосредоточено на длинной веренице людей.
Исполин небес был по-своему прекрасен. Тело, удивительно пропорциональное, бугрилось перекатами мышц, и солнце отливало золотом на его шкуре. Тремент - так его звали - потерял в бессмысленных битвах своих родичей, погибших от рук воинов Ингалофа, и он горел желанием прекратить эту бойню. Оставшиеся в живых драконы отправили его выкрасть королевскую дочь, чтобы заставить принца сложить оружие и покинуть Железные горы. Он следил за кортежем уже час в образе дракона и почти месяц дожидался его отправки, оборачиваясь человеком и смешиваясь с толпой, что постоянно кружила возле дворца.
Наконец, его терпение иссякло. Он подумал, что время пришло, и что кортеж отъехал на достаточно далекое расстояние от города и от человеческих поселений, и само его появление распугает всех. И он золотистой молнией рванулся вниз.
Сильвина поначалу не поняла, что означает страшный шум, раздающийся за окном кареты. Она растерянно взглянула на Маруту, растерянно взглянувшую, в свою очередь на нее; открыла дверцу кареты и отпрянула - подлетевший всадник тут же прокричал ей:
- Принцесса, не выходите! На нас напали!
Суматоха ширилась и росла. Лошади бесновались и ржали от ужаса, воины отдавали бессмысленные команды, женщины кричали, и над всей этой какофонией звуков мощно протрубил рев гигантских легких.
Сильвина взглянула наверх - и обмерла. На них пикировал самый что ни на есть настоящий дракон, какими их описывал ей брат. Вот он приземлился, осмотрелся вокруг - чудовище словно не замечало многочисленных стрел и копий, вонзавшихся в него - и, заметив карету Сильвины, заковыляло к ней. Солдаты выстроились перед ним заградительной стеной, безостановочно пуская стрелы, но дракон страшно взревел, обнажив длинный ряд острых зубов, и расшвырял людей, словно игрушки. Он проскользнул мимо обломков других карет, и его голова замерла напротив кареты принцессы.
Девушка потеряла дар речи при виде настоящего дракона и попятилась вглубь кареты - чудовище следило за ней своими гигантскими глазами. Марута где-то слева истошно завопила, но все это было словно в отдалении, словно не с ней. Дракон поднял голову и разодрал крышу кареты, затем запустил в нее переднюю лапу и, схватив принцессу, сильно оттолкнулся от земли, взмахнул крыльями и поднялся на такую высоту, что, упав с нее, можно было покалечиться. Сильвина словно сквозь сон услышала команду "Не стрелять! У него принцесса!" и "Принцесса в плену!" и потеряла сознание.
***
Очнулась она от ароматного запаха жареного мяса и чувства голода. Лежала она, судя по всему, на куче соломы, которая колола ее спину; каменное основание постели холодило тело. Сильвина раскрыла глаза и уперлась взглядом в каменный потолок, изрезанный трещинами. Глаза не сразу привыкли к сумраку, и она нескоро поняла, что находится в пещере. Девушка повернула голову набок, потому что оттуда шел звук потрескивания костра - и увидела на фоне огня силуэт мужчины, стоявшего к ней спиной. Мужчина был высок и в данный момент был занят тем, что проворачивал на вертеле сочные куски мяса. Он был одет в темную накидку - в полумраке сложно было определить цвет его одеяния, во всяком случае, руки и ноги ниже колен были открыты, обнажая бугрящиеся мускулы и небольшие шрамы. Дым от костра тянулся вверх - в пещере был воздуховод, судя по всему, небольшой. К стене были прислонены два копья и щит, висели шкуры и рога. Кое-где на стенах были выбиты непонятные рунические письмена, и один их вид повергал в трепет. Сильвина вспомнила истории, которые ей рассказывала Марута о гномах, что когда-то обитали в Железных горах, и что когда люди изгнали пятьсот лет назад драконов на север, в горы, последним пришлось вытеснить гномов из мест, где они всегда жили. Здесь происходили великие сражения, и пало очень много драконов, но гномы в свою очередь изгнаны далеко на запад, и уже очень давно о них никто ничего не слышал. С тех пор и первые, и последние обратились в легенды, в детские сказки, в миф, и только недавно ночные кошмары обрели плоть и вторглись в простую и размеренную жизнь людей.
Странно, подумала она про себя, что мне не кажется это странным - находиться в неизвестной пещере рядом с неизвестным человеком и не помнить события последних часов. Все, что отпечаталось у нее в памяти - это прикосновение гигантских лап, которые расцарапали ее нежную кожу и кое-где разодрали праздничную одежду. Сильвина невольно шевельнулась - от долгого лежания у нее затекли ноги. Мужчина при этих звуках резко обернулся и добродушно произнес:
- Добрый вечер, сударыня принцесса.
Девушка оглядела себя, отметив причиненные одежде повреждения, и набрала воздуха в грудь, чтобы излиться тирадой возмущенного гнева, но мужчина опередил ее, улыбнувшись и сказав:
- Приветствую вас в одном из своих скромных жилищ, Сильвина. Да, это не королевские хоромы, но моим нуждам оно полностью отвечает. Предупреждая ваши вопросы и возмущение, представлюсь: перед вами Тремент из племени драконов, пленивший вас и... куда вы? Бежать бесполезно, моя госпожа - выход из пещеры заколдован.
Сильвина, вскочившая было на ноги, тут же охнула - в затекшие конечности хлынула кровь и в ступни словно вонзились сотни тысяч тончайших иголок. Она гневно посмотрела на него.
- Сударь, - начала принцесса. - Если уж вы чувствуете себя достаточно самоуверенным, чтобы нападать на королевскую дочь на ее пути к законному жениху, то у вас должны быть весьма веские на то основания.
Тремент ухмыльнулся.
- Уж поверьте, мои причины весьма и весьма веские.
- Настолько веские, что они позволяют вам похищать принцессу и запирать ее в вашей пещере? И коли уж вы разговариваете с членом королевской семьи, то извольте прибавлять к своим фразам обращение "Ваше высочество".
Мужчина при этих словах поморщился.
- Полноте, Сильвина, я не присягал вам на верность и не являюсь вашим подданным. Пусть Ингалоф делает это, - съязвил он, и Сильвину резко укололо столь небрежное упоминание об ее брате. - А, кроме того, я сам в какой-то мере член королевской семьи Долис.
- Эти пещеры, - продолжал он, - служат мне приютом, и если наложить на них кое-какие чары, они могут предстать перед вами в виде дворца. Что касается причин, побудивших меня схватить вас - то это он же, ваш братец, Ингалоф Перофальский, принесший немалые страдания моему народу за последние полтора года.
- Ингалоф! - воскликнула девушка.
- Да, он самый.
- Мой доблестный брат заставит вас освободить меня и совершит над вами возмездие, будьте уверены! - воскликнула принцесса.
- Не сомневаюсь, Сильвина, в вашей преданности своему брату и в его желании отомстить. Но ежели мы того не захотим, то Ингалоф не найдет нас и будет безуспешно искать еще хоть все два года. Я найду его раньше - и мы принудим его к миру.
- Кто - мы? Ваше племя?
Тремент вместо ответа склонил голову.
- У нас не было выхода. Ингалоф загнал нас далеко в горы, наши ряды редеют. Убиты мои отец и братья, - сухо произнес он, и Сильвине почему-то стало жалко его при этих словах. - Вы же можете поменять исход войны в нашу пользу; по крайней мере, можете остановить бессмысленное избиение.
- Тремент, Ингалоф - не тот человек, которого можно вынудить сделать что-либо. Так же, как и мой отец. Да и в любом случае, - горько проговорила принцесса, - в королевстве присутствуют силы гораздо более могущественные, чем королевская власть, которые требуют продолжения этой войны.
- Ваше высочество, - мягко улыбнулся Тремент. - Вы должны понять, что для нас важна каждая минута. С каждой минутой мы становимся все сильнее. Так что за то время, что пройдет до соглашения между вашими партиями - спасать вас или отказаться от поисков - мы усилимся настолько, что при любом исходе, при любом решении останемся в выигрыше.
Тремент вернулся к вертелу, снял с рожна мясо, положил его на сковороду, повернулся к ней спиной и сказал, что будет отсутствовать всю ночь, и что еда готова. После этого он воткнул в крепление возле ее ложа факел. Сильвина про себя подумала, что дракон, возможно, отправится на помощь к своим собратьям, и что, скорее всего, увидит Ингалофа, и при этой мысли у нее забилось сердце, но она не решилась спросить об этом вслух.
Мужчина прошел к выходу, обернулся и посмотрел на нее - Сильвина заметила лишь его глаза - глубокие и слишком блестящие - и покинул пещеру. Спустя некоторое время снаружи резко что-то вспыхнуло, и затем раздался низкий звук, воспринимаемый даже скорее всем телом, нежели чем ушами. И все смолкло.
Оставшись одна, девушка принялась исследовать пещеру. Выйти из нее, как и говорил дракон, было невозможно - неведомая сила словно вталкивала ее назад, в пещеру, и вскоре принцесса прекратила попытки бежать. Пещера была неправильной формы, но больше напоминала некую комнату о четыре стороны; дальняя от выхода сторона была футов тридцать в ширину, в самом углу в каменном полу было выбито углубление для костра, обе боковые стены были футов пятьдесят в длину. Неподалеку от ее ложа, там, где каменный пол переходил в стену, девушка обнаружила дверь, скрытую ранее в полумраке. Теперь на нее падал свет от укрепленного на стене факела, и Сильвина увидела небольшую ручку, сделанную явно не под человеческие пальцы - больно уж низко была расположена незаметная ручка, и слишком маленькой она была. Принцесса подошла к двери, потянула ее - та не поддавалась. Она потянула сильнее, и тогда раздался скрежет вперемежку с треском, и дверь резко распахнулась, едва не сбив ее с ног.
На Сильвину пахнуло сыростью и затхлым воздухом. Дерево рассохлось, из щелей во все стороны, потревоженные внезапным вторжением света, побежали насекомые. Паутина провисла, и паук, беспомощно перебирая лапками, поспешно убрался прочь.
Проход манил к себе. Девушка вытащила факел из его крепления, попутно исцарапав руку, и отважно шагнула вперед, в темноту. Первые несколько футов, которые она прошла с опаской, тоннель был очень и очень узким, но буквально через несколько шагов он настолько раздался, что трое могли пройти в ряд, не задевая стен своими плечами. Пол становился все более и более ровным, и Сильвина вскоре перестала чувствовать сквозь свои мягкие сапожки камни и неровности. Стены, чем дальше она шла, тем более были исписаны рунами.
Страх обуял девушку. Темный тоннель изгибался в тридцати футах впереди нее, и оттуда лился тусклый свет. В голову пришли фантастические образы златохранилищ гномов, и она вспомнила, что Марута рассказывала, как гномы ревностно оберегали свои сокровища. Девушка представила, как за поворотом ее ждут стражи из племени гномов, готовые схватить ее за вторжение в их святыню.
Отринув все сомнения, принцесса осторожно двинулась вперед, завернула за угол... и никого не обнаружила. Тоннель раздался далеко вширь, превратившись в гигантский зал, а воздух стал заметно свежее и чище, а на стене висели факелы, освещавшие ей путь. Потолок взмыл далеко вверх, и оставался темным. Девушка тихо ахнула.
Далеко вперед, настолько далеко, что человеческий глаз не мог выследить конец, уходили высокие колонны, толщиной с два человеческих обхвата. Зеркальный пол был настолько ровный, что ему мог позавидовать пол в королевском дворце Бенолана. Сильвина живо представила себе, как в этом зале проходили торжественные приемы владык гномов, и ей внезапно захотелось хоть краем глаза увидеть то былое великолепие, что когда-то царило в этих залах, а ныне осталось в виде воспоминаний и осколков былой роскоши.
Принцесса не решилась идти дальше. Она еще с минуту постояла, поглазела на прекрасный вид, развернулась и пошла назад. За сегодняшний день хватило уже впечатлений. Пора было и отдохнуть.
Но стоило ей сделать пару шагов назад, как ее взгляд приковал к себе некий постамент в половину человеческого роста, выполненный из белого камня. Под светом факелов постамент, казалось, дрожал и менялся в размерах, был он красиво орнаментирован, из каждого угла торчало по небольшому рогу. А по середине постамента знакомыми с детства письменами была выбита надпись на языке людей, и гласила та надпись вот что:
FEDIN INDOLYDD LEDINDIR ATENYRI IGERIN,
что означает "Федин из племени Драконов заставить людей рыдать". За всем сооружением, видно было, ухаживали весьма тщательно, так как не было ни следа пыли.
Чувство голода вновь проснулось в ней, и она решила вернуться обратно. В пещере Тремента ее ждала баранина, которую дракон зажарил на костре, и баранина эта была безумно вкусна; в противоположном углу девушка нашла флягу с вином, которую тут же и опорожнила в глиняную кружку.
Насытившись, Сильвина уселась на импровизированной постели из сухой травы и каменного ложа, и принялась думать. Если, думала она, Ингалоф узнает о том, что сестра его находится в плену, он обезумеет от страха, что драконы способны причинить ей вред и изничтожит все их племя. Опять же, если драконы предупредят его, что с ней, Сильвиной, ничего не случится, только в том случае, если Ингалоф покинет горы, тогда они смогут прийти к какому-нибудь соглашению. Принцесса ни на минуту не сомневалась, что стала жертвой, залогом безопасности, козырем в руках, нет, в лапах драконов. И с этими мыслями она незаметно для себя уснула.
На следующий день Тремент разбудил ее, когда солнце еще не взошло. Он был очень взволнован, и нервно ходил взад-вперед по пещере. На вопрос девушки, в чем была причина столь странного поведения дракона, он отвечал:
- Знаете ли вы об Рандолисе Золотоглазом? О короле драконьего племени?
Сильвина молча покачала головой. Тремент изумленно воззрился на нее и воскликнул:
- Помилуйте, но не знать одного из величайших из драконов, что когда-либо существовали на свете - просто грех! Более того, непростительно слышать подобные слова из уст дочери короля соседней страны!
- Знаете ли, милый друг, - Сильвину рассмешило это слепое почитание. - Как-то между нашими двумя народами нет особых сношений.
Тремент подошел к ней и, усевшись рядом, взглянул в ее глаза - и девушка впервые увидела глаза дракона в человеческом обличье с такого близкого расстояния.
- Сильвина-из-Бенолана, - торжественно начал он. - Вам выпала великая честь начать новую страницу в наших отношениях, ибо вас хочет увидеть Его Величество Рандолис Золотоглазый, король нашего племени. И встреча должна произойти сегодня. Готовы ли вы принять его приглашение?
Не оскорбит ли его отказ? Кто знает, вдруг, получив отрицательный ответ, Рандолис разозлится и придет в гнев? И последствия ее решения будут потом еще долго мучить ее в кошмарах? Вдруг, подумала принцесса, у нее получится убедить короля драконов остановить эту бойню и начать переговоры с Ингалофом, и внезапно она увидела себя участвующей в этих переговорах, но отчего-то со стороны драконов! И, обдумав все это, принцесса согласилась. Было жутко интересно, что хотел сказать правитель самой загадочной расы на свете! Но еще больше ее удивили глаза Тремента - по-детски ясные, зеленые, такие чистые, словно там плескались горные озера. В них Сильвина прочитала просьбу и не смогла отказать. Дракон просветлел в лице, и целый день разговаривал с ней, рассказывая о древних временах и истории, связанные с его отцом, дедом и остальными немногочисленными родственниками.
Ближе к вечеру Тремент дал ей одежду для полета - кожаные штаны и толстую куртку на ремнях; одевшись, принцесса вышла из пещеры. Поначалу ее ослепило солнце, светившее в горах гораздо ярче, чем в долине, и, когда она привыкла ко свету после полумрака пещеры, она огляделась и ахнула. Подобной красоты девушка еще никогда не видела. Горы! Повсюду горы, могучие и древние, седые вершины которых покрыты снегом, они вздымались одна за другой, цепь за цепью, выглядывая своими острыми пиками друг после друга. На склонах гор торчали толстые высокие деревья, которые росли в этой местности, и Сильвина знала, что для того, чтобы обхватить их, нужно не менее двух человек, но с такого расстояния они казались небольшими прутиками, воткнутыми в древних великанов. Здесь, показалось ей, можно было бы жить веками и не стариться душой.
Тремент, улыбающийся при виде ее восхищения, подошел к ней и положил руку на плечо. Чем-то он ей напомнил довольного кота, который объелся сметаны. В детстве у принцессы был большой кот, одноухий и зубастый - Марута принесла его котенком. Он, обессиленный от голода и холода, лежал возле ворот, жалобно мяукая. Дружными усилиями кота выходили, и вскоре он стал важным подспорьем крысоловам - пропадая еженощно, он наутро приносил по несколько трупиков. И каждый раз, когда Сильвина - сама! - давала ему сметаны, кот жмурился от удовольствия и мурлыкал, прикасаясь к ней своим холодным носом.
- Видите ли вы ту гору, чья вершина вся покрыта снегом? Эта абсолютно симметричная гора - Фодж Круилат. Фодж Круилат - место, куда мы сейчас отправимся. Это вход в королевские пещеры, великий дворец Рандолиса. Никто до вас еще не был удостоен такой чести лицезреть хотя бы издали это место, а о том, чтобы кто-то из людей входил во дворец и говорить не стоит.
В голосе Тремента звучала гордость и благоговение перед местом, судя по всему, священным для него. Сейчас он был действительно прекрасен - и Сильвина невольно залюбовалась им. Дракон стоял на возвышенности, его глаза горели, ветер обдувал волосы, и его кожа, казалось, светилась изнутри. В этот момент с глухим хлопком Тремент исчез, оставив принцессу в легком замешательстве, но тут же над ее головой возник золотистый дракон, огласивший окрестности громким ревом, который тут же отразился от окружающих гор. Едва появившись в своем истинном облике, Тремент бешено замолотил крыльями - внезапное перевоплощение в буквальном смысле вышибло землю у него из-под ног - выровнялся и приземлился неподалеку от нее.
Он взглянул на нее, раскинул крылья, вытянул лапу вперед и шумно выдохнул.
Ваше высочество, раздался голос у Сильвины в голове. Я понесу вас на себе.
Впервые принцесса увидела живого дракона во всей его красе так близко. В длину он был примерно двадцати пяти футов - настоящий великан небес, грозная машина смерти. Клиновидная голова дракона была увенчана шипами - над серебристыми глазами росло два рога, и еще один - посередине, как самый длинный шип, шипы начинали расти на макушке, достигали максимальной длины возле затылка и там внезапно обрывались. Затем они продолжали расти за крыльями, и тянулись до самого хвоста, постепенно уменьшаясь в размерах. Голова его была нежно-желтого цвета, но, чем ближе к хвосту, тем темнее становился золотистый цвет, и в яркий день, как этот, шкура слепила глаза - Сильвина невольно прижмурилась. Тень от игольчатой чешуи, покрывавшей все тело Тремента надежной броней, создавала причудливый рисунок, который при малейшем движении дракона менялся. По обе стороны головы росли длинные гибкие усы, придававшие дракону слегка смешной вид - но Сильвина понимала, что смеяться над этими великими существами опасно и непростительно.
Тремент, судя по всему, давал Сильвине вдосталь налюбоваться своим могучим телом и пару раз лениво шевельнул крыльями, обдав ее теплым ветром. Он нетерпеливо фыркнул, и настойчиво, словно укоризненно, посмотрел на нее. Сильвина заторопилась и по протянутой лапе дракона вскарабкалась на чудовищно большую тушу. Даже сквозь ее туфли чувствовалось, насколько твердая броня у Тремента, и острые шипы грозили проколоть тонкую подошву. Спина дракона, между его головой и спинными мышцами, управляющими широкими крыльями, была на удивление мягкой.
Усаживайтесь здесь и держитесь крепче.
Сильвина уцепилась за выступающие шипы, уселась поудобнее. Дракон переступил лапами, напрягся, чуть подался назад и резко распрямился, словно пружина. Крылья мощно взмахнули раз, другой - и могучее тело очутилось в ста футах над землей. Девушка чуть не свалилась с дракона при прыжке, у нее бешено заколотилось сердце, когда она представила, что с ней будет, если она упадет с такой высоты. Ветер приятно обдувал щеки, облака в небе словно бы устроили состязание на скорость с драконом. Чувство свободы, чувство полета опьянило ее, и Сильвина счастливо рассмеялась. Она почувствовала единение с драконом, с тем могучим телом, которое несло ее в небесах, прониклась теми полуживотными мыслями, обуревавшими Тремента - а, может, это Тремент сам приоткрыл перед ней завесу своих мыслей? Это волшебное чувство свободы длилось всего миг, и когда он, едва начавшись, оборвался, Сильвина ощутила укол в самое сердце.
Она стояла на земле, опершись о вздымавшийся и опадавший бок дракона. Тремент изогнул свою клинообразную голову к ней и взглянул в ее глаза.
Сейчас вам предстоит встретиться с величайшим из драконов, Рандолисом Золотоглазым. Сильвина, дочь Роглифа, что своим появлением нарушила равновесие сил в нашей стране, готовьтесь. Рандолис может прочесть многое по едва заметным знакам. Обращаться к нему стоит по имени.
Девушка кивнула. В ней с детства воспитывали присутствие духа, чтобы, окажись она в такой ситуации, не попасть впросак. Поэтому у нее не дрожали от волнения руки, не выскакивало из груди сердце - она лишь сдвинула брови и внутренне собралась. Так они и пошли вперед - девушка, прямая как тростинка, и дракон, который рядом с ней смотрелся как кит с форелью.
На склоне горы широкий вход в длинную и темную пещеру даже как-то был не сразу заметен - строили, судя по всему, гномы. Они умели замаскировать двери в свои царства так, чтобы даже самый внимательный лазутчик не смог обнаружить их. Однако Тремент, как показалось девушке, бывал здесь часто и потому без труда отыскал неприметные двери-ворота. Дракон вполз внутрь, шурша на камнях и громыхая телом, Сильвина вошла за ним. В нос резко ударило затхлым воздухом и драконьим запахом, едким, но приятным. В гулкой тишине ее шаги звучали особенно громко, отзывались эхом - пещера была огромной, и эхо гуляло по стенам, рождая все новые звуки. Драконье логово, когда оно принадлежало гномам, когда-то было ярко освещено, и вход в него был крепко заперт гигантскими воротами, пол был до блеска отполирован и начищен. Однако после того, как драконы изгнали гномов из этих мест, ворота были сорваны с петель, а в полу появились глубокие рваные трещины от того, что драконы часто ползали по нему, процарапывая своей шкурой камень. Гнетущий полумрак пещеры сковывал движения девушки, давил на голову, и Сильвина безотчетно двигалась, тесно прижимаясь к Тременту.
В самом конце зала возлежала гигантская туша. Чудовищных размеров дракон, темный силуэт которого виднелся там, едва заметно шевельнулся, лениво вытянул в их сторону длинную шею, так, что голова качнулась, и распахнул глаза. Внезапно Сильвина очутилась прямо перед носом бледно-серого массивного дракона. Его глаза и впрямь были золотого, а не серебристого, как у всех драконов, цвета, размером с немаленькое блюдце, и едва заметная пленка скрывала глаза и снова опадала. Дракон шумно выдохнул, глухо пророкотал что-то и отвернулся.
"И это все?" - подумала девушка про себя.
Нет, последовал лаконичный ответ. Ты ли это, Сильвина-из-Бенолана, дочь старого короля, та, что вскоре станет супругою гвербрету Тиленака?
- Я, - отвечала принцесса, во все глаза глядя на дракона, свернувшегося в клубок. Он был очень стар, и его бока при дыхании приподнимались с мелкой-мелкой дрожью. Так же дрожал и Тремент слева от нее.
Подойди поближе, услышала девушка и покорно двинулась вперед. Сумеешь ли ты, принцесса, убедить брата своего остановить это избиение народа моего?
- Вам сначала стоит убедить меня, есть ли в этом необходимость.
Я предлагаю тебе сделку, человек.
Тон его был холодный и размеренный, и сам дракон словно превратился в стеклянное чудовище, звенящее от негодования и гнева. Звон родился в стонущем от напряжения воздухе.
От волнения у девушки пересохло в горле, и она выдавила:
- Какую сделку?
Я дарую тебе твою жизнь в обмен на сотрудничество с нами. Я - РандолисЗолотоглазый, Повелитель Ветров, предлагаю тебе это. Согласись и получи наслаждение от жизни.
- Что будет, если я откажусь? - спросила принцесса.
Ты умрешь, был холодный ответ. Тремент слева ощетинился при этих словах и взглянул на нее своими лунными глазами.
- Выслушай же меня теперь, крылатая ящерица. Я - Сильвина, принцесса Бенолана, дочь своего народа и кровь от крови своего отца. Ваш народ получил по заслугам, и Ингалоф не остановится до тех пор, пока не освободит меня из ваших лап!
Гнев дракона ударил, как темный вал. Казалось, задрожал и взвихрился сам воздух, чешуя напряглась и ощетинилась острыми лезвиями, глаза вспыхнули яркими фонарями. Сильвина отступила, а Рандолис зашипел и приподнялся во весь гигантский свой рост.
Человек, холодно и медленно произнес он. Убеди Ингалофа остановить войну, и я дарую тебе жизнь.
- Нет, - отвечала Сильвина.
И в третий раз прошу я.
- И в третий раз скажу я "нет", - твердо молвила принцесса.
Тремент склонил голову. Рандолис равнодушно взглянул на девушку, улегся кольцом и, казалось бы, забылся сном. В пещере воцарилось напряженное молчание, прерываемое лишь нервным стуком хвоста о холодный пол - Тремент горел желанием покинуть помещение. Наконец, Сильвина услыхала:
Вы можете уйти.
***
После разговора с Рандолисом Тременту было приказано перевести принцессу из той пещеры, где ее держал дракон, в великие пещеры королей - они были запрятаны гораздо дальше к северо-востоку, и отыскать их было практически невозможно. Что же касается драконов, то они легко отыскивали путь к покоям короля. Тремент однажды говорил Сильвине, что драконы видят не столько физическими глазами, сколько неким подсознательным чувством, которое ведет и направляет их.
- Редко, - говорил он, - нужны нам глаза. Их предназначение лишь в том, чтобы уследить нечто, находящееся в пределах досягаемости, в пределах видимости. С их помощью мы можем приближать и отдалять видимое, но не более того; если же нужно увидеть нечто весьма далекое, то мы пользуемся греэтана. Способность эта присуща только нашему племени. Чтобы понять, что такое греэтана, вначале надо понять, что такое алитана.
Сильвина поначалу долго не могла привыкнуть к рубленой и сильной речи дракона, которая порой то звучала в ее ушах, то раздавалась прямо в голове.
- Алитана - это то, что звучит у вас в голове, тогда как слух - то, что ты воспринимаешь физическими ушами. Точно таким же образом, зрение и видимые образы мы воспринимаем глазами, а греэтана помогает нам видеть отдаленные, не доступные телесным глазам, местности. Молодые драконы еще распознают отдельно обоняние и фиритана, но, чем старше становится дракон, тем хуже он распознает запахи своим носом. Это - привилегия королей. Потому что огонь выжигает чувствительные к запахам места в носу, а короли не пользуются огнем для утверждения своей власти.
Эти пещеры называли королевскими и великими еще гномы. Тремент насмешливо указал на то, что с точки зрения драконов, пещеры никак не могут быть великими по причине своих весьма скромных размеров. Драконам подходили только тронные залы гномов и природные гигантские пещеры, изобиловавшие на прибрежной части гор. Горы в этих местах были буквально изрезаны ходами, комнатами, залами и глубокими трещинами, через которые и сейчас, пятьсот лет спустя, были перекинуты тончайшие каменные мосты. Мастерство строителей маленького народа было настолько велико, что ни время, ни сотрясения гор, ни нападения драконов не разрушили красоту подземных сооружений.
Тремент вел Сильвину по подгорным переходам, попутно рассказывая ей, какое событие и как было связано с их народом. Вход в эти подземелья располагался неподалеку от Фодж Круилат, и Тремент, который вел девушку ко входу, говорил, что гномы создали настолько разветвленную систему переходов, что можно было зайти здесь и выйти чуть ли не на побережье Ледовитого моря, где только скалы и снег и чайки скорбно кричат по не вернувшимся из морей.
- Здесь гномы устраивали свои загадочные празднества, собираясь в круг, и пели низкими голосами свои колдовские песни, - и Тремент показывал на зал, в котором на стенах все еще были выбиты письмена рунами. - А эта часть называлась Бездной, дальше мы повернем налево и попадем в секцию дворцов. Далее идут неизвестные нам ходы. Мы не исследовали пещеры до конца, нам душно в них, и потому мы заняли лишь то, что нам действительно нужно.
- Гномы пытались отвоевать у вас эти подземелья? - Сильвина порядком запыхалась подниматься и спускаться по полутемным переходам и лестницам, рассчитанным явно не на человеческий размер шага.
- Да, - улыбаясь, ответил ей Тремент. - и неоднократно. Но каждый раз их попытки вернуться оканчивались полным провалом. Мой прадед участвовал в тех сражениях, и гномы пробили ему крылья, так что он не мог летать и потому заполз в самые глухие подземелья и плакал от бессилия. Он оставил после себя песнь золота и песнь смерти. Первую я спою тебе, когда смогу.
- Почему не сейчас?
- Скоротать время? - ответил вопросом на вопрос дракон.
Сильвина кивнула.
- Эта песнь требует очень сильного чувства - гнева, любви, ненависти - чего угодно. Я не готов сейчас петь ее. Прадед знал, что сочинять. Эта песнь потом вошла в легенды, и вы можете услышать, что ее сочинил и другой дракон, и третий, - но все это ложь. То был мой прадед. Он сам по себе - легендарная личность.
- У нас, у людей, по крайней мере, в столице, и драконы, и гномы все, - сами по себе - легенда.
- Веселенькая легенда, против которой понадобилось собирать армию двух государств! Мифы оживают и грозят его величеству королю? - и Тремент улыбнулся.
- Но Ингалоф собрал войско не просто так! Все лето и всю осень вы разоряли северные провинции, убивая пастухов, воинов, овец и разрушая крепости!
- Сильвина! - голос Тремента погрубел и прихрип. - прекратим этот бессмысленный спор.
Они в полном молчании дошли до деревянной двери, явно выполненной совсем недавно, Тремент распахнул дверь, впустил Сильвину внутрь, и сообщил, что, как только ей понадобится его помощь, пусть мысленно позовет, его и он явится. Девушка услышала, как закрылась за ней дверь, и комната погрузилась в тишину. Сильвина осталась одна, в плену драконов, не ведая ничего о судьбе своего брата и о том, где именно она находится. Даже Тремент, к которому она успела привыкнуть, оставил ее и, кажется, обиделся.
Этот дракон более не казался ей варваром с гор, в обличье дракона он был прекрасен, впрочем, и в человеческом теле от него можно было бы потерять голову, если бы не ее с детства взращенные принципы. Сильвине казалось, что то мгновение - а на самом деле минут десять, пока дракон давал ей полюбоваться горами с высоты птичьего полета - которое она провела на его спине, сблизило их. Она ощутила свободу, радость от нахождения в воздухе, сопротивление воздуха - и не могла забыть этого пьянящего чувства.