На стыке двух континентов, где пересеклись древнейшие морские и караванные пути, более двадцати веков назад образовался Византий, небольшой поселок-укрепление.
Окруженный недружественными племенами, ведущими между собой непрекращающиеся войны, Византий с первых же дней своего существо-вания включился в свирепую борьбу за выживание. Поначалу жители города отмежевались от врагов деревянным частоколом, который вскоре был заменен на каменные стены и они, эти стены, расширяясь из века в век, увеличивали жизненное пространство горожан, сдерживали напор агрессивных соседей.
Византий креп и наливался силой. Богатство и плодородие окрестных земель, трудолюбие и мастерство греческих поселенцев превращали колонию в цветущий сад. Целые флотилии рыбацких суден ежедневно выплывали на промысел, в лесах не переводилась мекая и крупная дичь, из подземных копий извлекались высоко ценимые золото и медь. И все же главным преимуществом города было и оставалось его местоположение.
Византий рос и богател. Обилие товаров оживляло торговлю, которая, постепенно тесня основные ремесла становилась основой развития города. Но богатство и выгодное расположение Византия вызывало острую зависть и на протяжении нескольких столетий, город не раз оказывался яблоком раздора между государствами, чья военная мощь многократно превышала его собственную. Неудержимыми потоками текли через его земли армии персов, македонцев и греческих полисов. Два колосса античного мира, Спарта и Афины, изматывали друг друга в войнах за право обладания Византием. От бесконечных осад и сражений страдали торговля и ремесла, разорялись окрестные села. Наводняемый потоками беженцев, город хирел и приходил в упадок. И лишь когда соседи полностью истощали себя в бесплодных войнах, Византий получал желанную передышку. Судьба неизменно благоволила к нему: в короткий срок жители города успевали восстановить разрушенное в войне и даже подготовиться к новой.
Отголоски жестокой борьбы за власть, растянувшейся почти на целое столетие, между могущественейшей Карфагенской державой и молодым, быстро крепнущим Римом, долетали до самых дальних уголков Средиземноморья. Мало кто тогда мог предположить, что там, в крово-пролитных сражениях Пунических войн, решался важный для Истории вопрос: по какому из двух путей пойдет развитие мировой цивилизации. Будут ли торжествовать культура и боги храбрых потомков финикиян или верх возьмут традиции эллинизма. Римлянам удалось одолеть своего соперника и на обломках Карфагенского государства заложились основы Римской империи. Одно за другим клонились страны Средиземноморья перед железной поступью непобедимых легионов и правителям Византия приш-лось приложить немало усилий, чтобы остаться в стороне от войн, потрясающих основы и меняющих границы старого мира. Метод византийс-ких дипломатов был стар как сам мир: надо лишь вовремя перейти на сторону сильнейшего, угадав в водовороте событий будущего победителя. Это им удавалось не раз и слава о византийцах, как об осторожных и прозорливых политиках, осталась жить в веках, обрастая с течением времени новыми примерами хитроумного лавирования.
Новая звезда засияла над Византием, когда римский император Константин, возведший христианство в ранг государственной религии, перенес на берега Босфора столицу своей империи. Он стремился превратить этот город в центр всего цивилизованного мира и это почти удалось ему. Полоса высоких двухярусных крепостных стен очертила пространство грандиозной застройки. Спешно возводились дворцы, храмы, термы, акведуки и вскоре новая столица, переименованная в Константино-поль, затмила собой бывшую славу Рима.
Тем временем империя под натиском варварских племен постепенно приходила в упадок. Феодосий, последний правитель единого государства, перед смертью разделил свои владения между двумя своими сыновьями. Рим остался столицей западной части, в Константинополь же переехал со своим двором Аркадий, правитель Восточной империи.
Недолго просуществовала Западная Римская империя: 24 августа 410 года она пала под ударами ветготских дружин. Еще три десятилетия спустя в Италию хлынули полчища гуннов. Дотла разоренное государство более не в силах было защитить себя и в 476 году предводитель германских наемников сверг последнего императора Ромула, по злой иронии судьбы носящего имя основателя "вечного" города.
Константинополь был удачнее своего соперника: Восточная империя быстро вошла в ранг могущественных государств и спустя короткий срок завоевала территории, сравнимые по величина с распавшейся Римской державой. Военные экспедиции приносили удачу, империя процветала, ее столица ширилась и богатела. В грекоязычное население, считающее себя наследниками римян и потому называющее свое государство Империей ромеев, вливались новые народности, порой весьма отличные друг от друга наречием, обычаями и верованиями. Постепенно сформировалась уникальная общность людей и те из них, кто жил на территории Империи, был покорен власти василевса - правителя государства, и исповедовал христианство, мог по праву называть себя ромеем.
Во времена Великого переселения народов ромеи успешно отражали натиски варварских племен, привлекая щедрыми посулами на свою сторону одних и подавляя с их помощью тех, кто отказывался внимать голосу рассудка. Бесчисленные кочевые орды разбивались о границы Империи, и укрощенные, откатывались назад, чтобы зализав раны, собраться силами для нового вторжения. Так были разгромлены непобедимые прежде гунны, разбиты и отброшенны на восток войска грозной Персии, повержен в прах Аварский каганат. Знаменитый "греческий огонь", наводящее ужас изобретение механика Каллиникоса, полностью уничтожил огромный флот арабских завоевателей, а войско халифа, положившее к ногам своего властелина обширные пространства Азии, Африки и Европы, недосчи-талось под стенами Константинополя более ста тысяч воинов. Были усмирены непокорные болгары, принуждена к перемирию Киевская Русь; отражены и выдворены вон наводящие ужас на весь цивилизованный мир норманны. Но непрерывные войны подтачивали границы и хотя военная почти всегда удача сопутствовала ромеям, Империя постепенно ослабевала.
Золотой век Империи ромеев, длящийся впрочем шесть столетий, подходил к концу и поражение при Манцикерте от огромной армии турок-сельджуков ознаменовало начало упадка Византии. Обострились внутренние противоречия, страну сотрясали голодные бунты и мятежи, императорский двор бился в паутине собственных интриг. Неблагоприятно по своим последствиям закончилось и давнее противостояние константи-нопольского патриаршества и папского духовенства вРиме. Вселенская Церковь разделилась на западную римско-като-лическую и восточную, греко-православную Церкви и этот разрыв резко ухудшил отношения Византии со странами Западной Европы, уже бурлящей в предвестии первых крестовых походов.
И когда, спустя четыре десятилетия, головные отряды паломников-христиан впервые подступили к стенам Константинополя, византийцы отчетливо ощутили исходящую от этих воинственных, неорганизованных, но полных железного упрямства толп угрозу. Недобрые предчувствия сбылись через столетие: воспользовавшись царящей в городе династической междусобицей, после двух интенсивных штурмов, 13 апреля 1204 года, крестоносцы прорвались вглубь крепостных сооружений Константинополя. Им благоприятствовало некое стечение обстоятельств, позволившее пусть безудержно храбрым, дерущимся подобно дьяволам, но все же крайне малочисленным отрядам рыцарей овладеть хорошо укрепленным городом, о который еще не так давно разбивались целые полчища аваров, персов и арабов.
С этого трагического дня и стала угасать Империя ромеев. Жители бежали из разграбленной столицы, пожары уничтожили половину города, а все остальное было разграбленно завоевателями. Империя раскололась на ряд государств, правителями которых стали вожди крестоносного ополчения. Едва завладев символами власти, они развязали борьбу друг с другом за верховное правление, а растерявшие остатки морального духа отряды "освободителей гроба Господня" рыскали вокруг в поисках поживы. Население страдало от грабежей и поборов, православное духовенство без устали призывало к борьбе. И трон наспех созданной Латинской империи вновь зашатался. Надежды византийцев связывались с усилением образованных в азиатских провинциях двух крепких грекоязычных государств - Никейского и Трапезундского. Вскоре помощь оттуда действительно пришла: воспользовавшись растущей слабостью латинян и их бесконечными раздорами, император Никеи Михаил Палеолог, поддержанный флотом Генуи, без труда овладел Константинополем. Ликующее население торжественно встречало освободителей, входящих в город через Золотые ворота и вскоре Михаил был коронован на трон императора. Родовой герб нового василевса стал своеобразным символом Империи - двуглавый орел, головы которого с развёрстыми зевами настороженно вглядывались в стороны, откуда всегда приходила опасность - на Запад и на Восток.
После крушения Латинской империи территория Византии сократилась в несколько раз. Под властью Палеологов осталась лишь маленькая часть прежних владений, торговля перешла в руки напористых генуэзцев, военная же мощь безвозвратно угасла.
Два последующих века Империя неудержимо шла к собственной гибели. Ее опустошали неурожаи и эпидемии, сотрясали междусобицы, набирали силу враги. Отдельные византийские императоры, пытающиеся приостановить развал приходящего в упадок государства, вскоре убеждались в бесплодности своих стараний.
Империя умирала, мучительно и долго, со всех сторон окруженная врагами, подобно стаям стервятников, терпеливо ожидающих своего часа. И этот час, похоже, в скором времени должен был пробить.
Солнечные лучи протиснулись сквозь щели ставен и один из них, наиболее упрямый, сияя хороводом неосязаемых пылинок, прокрался к самому изголовью кровати. Роман несколько раз отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, затем повернулся на другой бок и глубже зарылся в постель. Но сон уже безвозвратно пропал.
Роман приоткрыл глаза, с усилием приподнял голову, но тут же, с тихим стоном, поспешил вернуть её обратно. Однако лежать, уставившись в потолок и смаковать не совсем приятные ощущения в распухшей, гудящей подобно пчелинному рою голове быстро надоело и он сел на кровати, опустив ноги на прохладный кирпичный пол. Зевнул, с хрустом потянулся и откинув упавшую на глаза прядь волос, поднялся с постели.
- Здорово я перебрал вчера, - пробормотал он, направляясь к окну.
Створки ставен распахнулись с первого толчка. В комнату ворвался слепящий солнечный свет, а вслед за ним - прохладный утренний воздух. Постояв под бодрящим сквозняком, он приблизился к медному тазу в виде большой морской раковины и, щедро разбрызгивая воду по сторонам, энергично умылся. Обтирая полотенцем помятое после сна лицо, он с неодобрением взглянул на свой живот и похлопал по нему ладонью.
- Как бы ты меня сегодня не подвёл, дружок !
Изящный, венецианской работы туалетный столик со встроенным в резную раму зеркалом внушал невольное отвращение от большого количества разложенных на его поверхности черепаховых гребней. Пересилив себя, Роман приблизился к нему, сел на табуретку и принялся неспешно расчесывать спутавшиеся за ночь волосы. Окончив, он задумчиво повертел в пальцах баночку с белилами, решительно отставил ее в сторону, в ряд к таким же баночкам румян, теней и сурь-мяной туши и рывком поднялся на ноги.
Несвязные воспоминания проносились в голове, как метеоры, Отчаявшись уловить разбегающиеся мысли, он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, как бы изгоняя из себя остатки винных паров, затем по диагонали пересёк комнату. И тут, сквозь мутную пелену вчерашних событий, сквозь мешанину всевозможных лиц и звуков, медленно всплыл прекрасный облик Алевтины, дочери Феофила Палеолога.
Роман энергично потёр виски ладонями. Ему вдруг стало невыносимо стыдно при мысли, что вчера вечером он сплоховал, не сумев представить себя в выгодном свете перед молодой аристократкой. Вспоминая ее взгляд, сдержанный и в то же время заинтересованный, он не мог понять, почему он, Роман, мямлил и выдавливал из себя слова, тогда как ранее, в аналогичных ситуациях, они текли у него сами, неудержимым потоком. Раздосадованный своей застенчивостью, он почти весь вечер просидел молча, мял в руках серебрянную вилку с двумя длинными, изогнутыми дугой остриями и вливал в себя все новые и новые бокалы вина.
Время шло, удалились куда-то его дядя и отец Алевтины. Опрокинутый кем-то кубок так и остался лежать, позабытый всеми, в лужице вытекшего из него рубиново-красного вина. Поймав скучающий взгляд девушки, Роман подсел на осво-одившееся место и сумел-таки завязать разговор. Несмотря на то, что речью своей управлять оказалось уже сложнее, чем вилкой, с заплетающегося языка один за другим посыпались увлекательные рассказы о морских сражениях, о славных поединках, вспыхивающих по поводу и без повода, о неожиданных, порой загадочных встречах на искрящихя весельем карнавалах..... и о многом, многом прочем.
Хотя, сказать по правде, Роман уже и не мог припомнить всего того вздора, который он нес так вдохновенно каких-то несколько часов назад.
Отрезвил его негромкий голос, почти в самое ухо прошептавший:
- Протостратор задержится сегодня у императора. Мастер Феофил просит ока-зать ему любезность и сопроводить его дочь до поместья.
Хмель тут же вылетел из головы Романа и твердо глядя в глаза адьютанту, он пообещал в точности выполнить просьбу Палеолога.
На прохладном ночном воздухе Роман настолько овладел собой, что почтительно усадив девушку в карету, смог сам, без посторонней помощи, вскочить в седло. Всю дорогу он молчал, искоса поглядывая в окошко кареты и пытаясь ровно держаться в седле. Это оказалось не совсем простой задачей, но молодой ромей с честью прошел испытание. Изысканно раскланявшись с Алевтиной у ворот дома Палеологов, он поспешил к себе, пустив лошадь в галоп и перебудив половину города. Спешившись возле конюшен, он кинул поводья заспанному привратнику и поднялся по лестнице в свою комнату, стараясь не оступиться на ускользающих из-под ног ступенях.
- Ну, вот, наконец-то...., - бормотал он, стягивая с себя одежду.
Но не успев закончить фразу, он повалился навзничь, на мягкую глубокую перину.
И вот теперь поутру, страдая от похмелья, он клял себя за вчерашнее и в который раз давал зарок не пить невоздержанно.
Неожиданно раздался стук в дверь. Роман повернул голову, но слова замерли у него на языке: он вдруг вспомнил, что стоит совершенно голый посреди комнаты. Быстро прошлепав обратно к кровати, он нырнул под одеяло и только после этого крикнул:
- Войдите !
В комнату боком вошла крепко сбитая, румянная служанка.
- Пусть мастер простит меня, но я не ожидала в этот час застать его в постели.
- Что стряслось спозаранку? Почему такая спешка? - недовольно откликнулся Роман.
- Спозаранку? - пожала плечами служанка. - Но уже время завтрака. Мастер Димитрий всегда спускается в трапезную к этому часу.
- Мастер Димитрий -- ранняя пташка. А я бы не прочь поспать еще чуток, - Роман с хрустом вытянул руки и заломил их за голову.
Служанка пристально посмотрела на него, ее глаза непонятно блеснули. Громко постукивая деревянными подошвами башмаков, она пересекла комнату.
- Меня зовут Дарией, - произнесла она, водя тряпкой по поверхности стола.
- Я убираю комнаты здесь, на втором этаже.
- Это хорошо, Дария. Я думаю, ты неплохо справляешься со своей работой.
- Да, мастер, мною все довольны, - она вновь бросила на него загадочный взгляд и начала развешивать небрежно сброшенную на стул одежду Романа. - Я убираю так, что любо-дорого смотреть.
- В самом деле? - Роман не знал, что и сказать. - Наверное, это нравится тебе....
- Да, мастер, нравится, - девушка приблизилась и принялась обеими руками разглаживать складки на одеяле. - Мне очень это нравится. Я так люблю, когда везде аккуратно и гладко. Гладко и аккуратно.
Ее ладонь прошлась по одеялу в том самом месте, где предполагался низ живота молодого человека. Даже сквозь двойной слой простеленной шерстью материи Роман ощутил, как ее ладонь нащупала его самое чувствительное место и крепко сжала его.
- Ой, прости, мастер, - девушка торопливо отдернула руку. - Я не хотела, это вышло совершенно случайно.
- Так ли уж случайно? - Роман приподнялся на локте, чувствуя нарастающее возбуждение.
- Да, да, я так неосторожна. Ой !
Отступая на шаг, Дария каким-то образом зацепила каблуком своего башмака за край одеяла и оно начало сползать на пол. Девушка разволновалась и желая поскорее выпутаться, сильно дернула ногой назад. Одеяло одним махом полностью слетело с Романа. Молодой человек совершенно инстинктивно прикрыл руками причинное место, быстро наклонился и попытался ухватить ускользающий конец одеяла.
- Ой, что я наделала! - вскричала девушка, прижав ладони к щекам.
И тут же деловито осведомилась:
- Мастеру, наверное, снились сегодня хорошие сны?
- Почему ты так думаешь? - Роману наконец удалось поймать край одеяла и быстро натянуть его на себя.
- Я не думаю, я просто кое-что заметила, - улыбаясь, она расстегивала крючки на своей рубахе.
До Романа вдруг дошло, что в этой ситуации он держится комично и совсем не по-мужски. Он повернулся на бок, приподнялся на локте и чуть рассерженно вперил взгляд в девушку. Дария уже сняла с себя рубаху и чуть слышно что-то на-певая, принялась за длинную, всю в оборочках юбку.
" Почему бы и нет?" - подумал Роман. " Мастер Димитрий ждет меня в тра-пезной? И что с того? Надеюсь, мое опоздание не отобьет ему аппетита!"
Когда, некоторое время спустя, Роман все-таки спустился в трапезную, там, за длинным столом еще сидел в одиночестве Кантакузин.
- Я вижу, ты вчера неплохо повеселился, - произнес стратег, критически осматривая припухшее, помятое лицо племянника.
- У василевса такие крепкие и выдержанные вина, - отвел глаза Роман.
- Ну так вот, любезный племянник, - Димитрий не отрывал от него взгляда.- Ты знаешь и сам, что я не для того уступил твоим просьбам и привез тебя в Константинополь, чтобы ты услаждал свою душу крепкими винами и веселой музыкой: всем этим ты с неменьшим успехом мог заниматься и в Генуе. Пора, пожалуй, на время позабыть удовольствия праздной жизни. С сегодняшнего дня у нас не будет более досуга для развлечений: ты будешь помогать мне вооружать и обучать людей, а между делом, постепенно наберешь себе сотню.
Лицо Романа просветлело.
- Ты хочешь дать мне сотню, дядя? Ты не шутишь?
- Твое назначение уже подписанно императором. Ты будешь обучать ополчен-цев умению владеть копьем и мечом, изгонять страх из неопытных или малодушных и если они почувствуют в тебе командира, значит я не зря тратил на тебя свое время.
Он хлопнул руками по столу и поднялся на ноги.
- Ты поел? Оружие при тебе? Значит, мы можем отправляться в дорогу !
Стратег повернулся и направился к выходу. Роман, торопливо поправляя перевязь с мечом, последовал за ним.
В ту же ночь, неподалеку от ворот Перамы, на границе Пизанского и Венецианского кварталов, была разгромлена небольшая таверна.
Вооруженные люди, выбив двери и ставни окон, ворвались в помещение и набросились на припозднившихся посетителей. Хотя грозный окрик: "Именем закона !" отчасти и возымел свое обычное парализующее действие, часть из двух десятков человек, находящихся в зале, попыталась оказать сопротивление. Завязавшаяся было под звон клинков, под треск битой мебели и посуды потасовка вскоре завершилась. Пришельцы потеснили в кучу и обезоружили своих недавних противников, затем почтительно расступились перед пожилым, усталого вида человеком с жезлом представителя власти в руке. Один из нападавших, бородач, заросший волосами почти до самых глаз, выдернул из-за пояса факел, поджег его об одну из маслянных ламп и высоко подняв его над головой, направился к деревянной лестнице на второй этаж. Жезлоносец, в сопровождении трех человек, медленно, вслед за ним поднимался по скрипучим ступеням.
- Нет, нет и еще раз нет ! Я не желаю больше слушать. То, к чему призывает нас синьор Бертруччо -- ничто иное как измена. Мы никогда не пойдем на это !
Эти гневные слова были обращены к высокому, поджарому как гончий пес, человеку. Скрестив на груди руки, он сидел во главе стола и насмешливо мерял взглядом возбужденного энергично жестикулирующего толстяка.
- Чем же так возмущен уважаемый нами синьор Адорно? Неужели моим стремлением спасти ваши шкуры от использования не по назначению?
Сидящие за столом переглянулись. Шестеро выборных представителей от общин, состоящих из выходцев из городов-республик Италии и проживающих на территории Константинополя, пребывали в смущении. Человек, пригласивших их на встречу, говорил туманно, намеками, умалчивая именно о том, что больше всего волновало старейшин. Забрасывая его вопросами, они пытались выяснить, чьи интересы он представляет, какие силы стоят у него за спиной и что подпитывает ту уверенность, которая звучит в каждом его произнесенном слове. Но Берт-руччо ловко уходил от ответов и потому делегаты от общин чувствовали себя весьма неуверенно.
- Я все еще не понимаю, какую выгоду ищет для себя представитель Сената Генуи, как он сам нам отрекомендовался, и почему он озабочен защитой наших интересов, - произнес венецианский банкир. - Наши республики никогда не отличались взаимной приязнью и это не секрет ни для кого из сидящих Поэтому логичнее было бы предположить, что.....
Бертруччо оборвал его:
- Оставим логику в стороне, мы сейчас не на философском диспуте. Повторяю, после получении вашего согласия, я ознакомлю вас с документом, в котором ясно сказанно о моих полномочиях, значительно превышающих права, предоставленные мне Сенатом. Этот документ был вручен мне лично одним из капитанов Ли-ги, организации достаточно влиятельной, чтобы в вскором времени вершить судьбами народов.
- Кем же и с какой целью была организована Лига? Кто возглавляет ее?
Вопрос остался без ответа. Негоцианты переглянулись.
- Пытаетесь продать кота в мешке? - язвительно осведомился чей-то голос. - Напрасно, синьор загадочный посланник. Вы имеете дело с опытными банкирами. А они, как известно, не терпят неясностей в любого рода сделках.
Собрание довольно закудахтало. Бертруччо закусил губу.
- Я устал от вашей черезмерной подозрительности - она только бесцельно затягивает время. Все это неоднократно было обговоренно с каждым поотдельности и каждый раз мне приходилось начинать сызнова. Ваши советы старейшин настолько не доверяют друг другу, что на заключительные переговоры отрядили не подест, а их доверенных помощников, чьи подписи под предполагаемым договором будут выражать лишь частное мнение данных лиц.
- Это не суть как важно, - возразил венецианец.- Если составленный договор удовлетворит совет общины, любой подеста, вне зависимости от своих пристрастий, должен будет подписать его.
- Но это только в том случае,- поторопился добавить он, заметив, какими взгля-дами обменялись присутствующие, - если представитель выразит согласие с доводами синьора Бертруччо. А эти доводы пока весьма неубедительны.
- Риск недопустимо велик, - важно закивал головой флорентиец. - Да и ширма, за которой действует наш синьор.... Какая-то лига, генуэзский сенат.... Ничего не понятно !
Ободренный поддержкой, Адорно, гражданин Генуи и житель Галаты, вновь заявил о себе.
- Отказать в кредитах самому императору, да еще в столь сложное время? Нет, синьор Бертруччо, это невозможно. На следующий же день все торговые дома и принадлежащее им имущество будут конфискованы властями, а мы сами - изгнаны за пределы Византии.
- Да и где гарантии, что все общины пойдут на этот шаг? Достаточно одной ко-лонии проявить лояльность василевсу,в то время как остальные усядутся на свои сундуки --и все льготы, вся торговля и доходы перейдут в ее руки, - подхватил его сосед.
- Не тут ли кроется изюминка? - венецианец переводил прищуренный взгляд с Бертруччо на Адорно. - Поступив таким образом Генуя одним ударом может поразить сразу несколько целей: устраняются конкуренты, резко усиливается роль Галаты, а следовательно расширяется торговля с Крымом и Левантом. И при наличии сильного отряда лигурийских наемников во главе с Джустиниани, можно даже предположить захват Константинополя изнутри, с последующей "великодушной" передачей его в руки турок.
- А пока что синьоры Адорно и Бертруччо усердно лицедействуют перед нами, разыгрывая между собой сцену вражды и непонимания, - подхватил пизанец.
- Брехливый пес ! - возопил Адорно, выхватывая из-за пояса стилет. - Я выпущу тебе кишки !
Все шестеро вскочили на ноги, сжимая в руках кинжалы.
- Перестаньте, дурачье, - прорычал сквозь зубы Лодовико. - Не гневите Всевышнего своей глупостью.
Громко ворча, итальянцы расселись по местам, не сводя друг с друга ненави-дящих взглядов.
- Османская армия со дня на день готовится выступить в поход, а вы все забавляетесь, подобно драчливым мальчуганам. Задумайтесь на мгновение, куда идут ваши деньги. На оборону города? Верно. И чем труднее султану будет овладеть им, тем больший гнев обрушится на горожан, к которым вы, синьоры банкиры, имеете честь принадлежать.
- Тут кто-то упомянул про темницу, - продолжал он, - но даже в этом, крайне неблагоприятном случае, можно утешиться тем, что под замком сидеть приятнее, чем на колу. А турки, надо сказать, большие любители этой потехи. Вы много рассуждаете о карах со стороны василевса и это значит - в главном вы со мной согласны. Вас удерживает лишь страх перед наказанием.....
Генуэзца прервали возмущенные выкрики. Он успокаивающе поднял руку.
- Я не хотел никого обидеть. Я лишь пытаюсь объяснить вам, что ни один правитель в здравом уме не станет перед лицом опасности преследовать своих союзников, на деньги которых содержится лучшая часть его войска. Более того, большинство наемников - выходцы из тех же республик, что и вы, и за хорошее вознаграждение предпочтут защищать имущество своих сограждан, а не кусочек зе-ли нищего государя.
Он резко стукнул кулаком об стол.
- Отступничеству одной из сторон помешает договор, скрепленный печатями и подписями каждой из общин. Именно для этого он и предназначен.
- У кого же он будет храниться?
- Договор будет составлен в шести экземплярах и каждая колония получит в свои руки документ, уличающий возможную отступницу. Гарантией вашей непри-косновенности, я повторяю, являются отряды наемников. Получив согласие всех сторон, я на следующий же день начну переговоры с кондотьерами.
В комнате повисла тишина. Старейшины не отрывали глаз от поверхности стола.
- Предложение весьма необычно, - осторожно начал флорентиец.
- Его необходимо тщательно обдумать и взвесить, - подтвердил Адорно.
- Это ваше право. У вас еще есть время на раздумье. Пока еще есть.....- предостерег Бертруччо.
Вдруг он насторожился и по-птичьи склонив голову к плечу, вслушался в слабые и неразборчивые звуки, доносящиеся с улицы через закрытые ставни окон.
- Что? Что такое?- обеспокоенно зашевелились купцы.
- Показалось, - отмахнулся Бертруччо, однако черты его лица напряглись более обычного.
- И все-таки я не понимаю..., - флорентиец оборвал себя на полуслове.
Внизу, на первом этаже, раздались звуки сильных ударов, треск ломающегося дерева и испуганные крики. Итальянцы повскакали на ноги, лица многих перекосились от страха. Один Бертруччо не двинулся с места, на его губах прыгала презрительная усмешка.
- Что это? Что там происходит ? - спросил его один из старейшин.
- Что происходит? - переспросил он. - По-видимому, ромейская полиция жаж-дет встречи с вами.
Он громко расхохотался.
- Великий Боже, как я был глуп ! Ведь если даже место переговоров вы не могли сохранить в тайне.....
- Это ты нас подставил ! - закричал Адорно, вновь обнажая стилет. - Завлек в ловушку, чтобы выдать затем властям !
- Смерть провокатору ! - вторили ему остальные.
Опрокинув табурет, Лодовико отпрыгнул к слуховому окну, единственному в скате крыши; в каждой руке у него блестело по кинжалу.
В его голосе зазвучала откровенная насмешка.
- Я притомился, беседуя с глухими. Выкручивайтесь из этой переделки сами, а я на время покидаю вас....
Он сделал неуловимое движение ногой и тяжелый табурет полетел в сторону высунувшегося вперед пизанца. Его противники поспешно отпрянули.
- ..... и этот негостеприимный город тоже.
Не выпуская из рук оружия, он с кошачьей ловкостью протиснулся в узкий лаз и исчез в темноте. Только слышно было, как загрохотали по черепице его сапоги.
Отталкивая друг друга, старейшины бросились к окошку. Они не помышляли о погоне, каждый из них думал об одном: как можно скорее скрыться до прихода полиции. На первом этаже звуки схватки начали стихать: по-видимому телохранители, по-трое от каждой общины, прекрати-ли сопротивление.
- Назад, назад, - шипел флорентиец, отпихивая от окошка всех прочих, - Вы что, не понимаете: уйти нам не удастся.
- Вытащите его, - он указал на пизанца, чей увесистый зад с дрыгающими но-гами плотно застрял в узком проеме.
- Слушайте все....
Громкий стук в дверь на мгновение парализовал их.
- Именем закона !
- Слушайте меня, - захлебываясь в словах, продолжал флорентиец. - Чтобы не выложить все на дознании, мы должны условиться.....
В дверь застучали настойчивее.
- ..... говорить правду, но только одну ее половину..... если не хотим сгнить в казематах. Об общинах упоминать нельзя ! Запомните, мы преданы василевсу и вступили в сговор с генуэзцем лишь для того, чтобы выведать его замысел и лиц, стоящих за ним.....
От мощного удара дверь раскололась пополам.
- ..... и вывести затем на чистую воду....
Комната заполнилась вооруженными людьми.
Ангел бежал огромными скачками; казалось, оттолкнись он посильнее - и легкое тело, подобно птице, взмоет в высь и понесется по воздуху, как на крыльях. Исперщеренные ломанными тенями, улицы летели навстречу; незрячими глазницами окон мелькали проносящиеся мимо дома; позади затихал завывающий лай перепуганных дворняг. Радость бега, радость преследования кипели в крови и ему приходилось стискивать зубы, чтобы не выпустить рвущийся из груди крик восторга и полноты жизни.
Бегущий впереди человек, путающийся ногами в длинных полах плаща, оглянулся, увидел настигающую его фигуру, заверещал от страха и припустил с новой силой. Расстояние между ними сокращалось быстро и юноша, желая растянуть удовольствие, слегка замедлил шаг. В это время бегущий вновь обернулся, оступился на камне и покатился кувырком по мостовой. Одним прыжком Ангел оказался рядом и пнул его ногой в грудь. Вскрикнув от удара, беглец свалился в грязь и больше не делал попыток подняться.
Ангел обнажил кинжал и приставил лезвие к горлу упавшего.
- Синьор Лодовико? - вежливо осведомился он.
Сквозь сипение и всхлипы слышалися невнятные слова. Похолодев от внезапного предчувствия, Ангел схватил пленника за волосы и повернул лицом к свету. Серебрянный лунный диск высветил испитые сморщенные черты лица и черный провал рта с редкими корешками порченных зубов. Эта физиономия преждевременно состарившегося бродяжки никак не могла принадлежать итальянскому дворянину.
Чуть не взвыв от досады, он ударил рукоятью кинжала в это потасканное, гримасничающее от ужаса лицо.
- Говори, - потребовал он, приподнимая бродягу за ворот рубахи.
- Я ничего не знаю, господин, - всхлипывая, ныл тот. - Этот человек дал мне новый плащ, пять аспр и пообещал еще столько же, если я дождусь его.
- Почему же ты бежал?
- Я..... я испугался..... думал, плащ краденный....
- Скотина....
Удар кончиками пальцев по скуле свалил бродягу наземь; юноша распрямился и спрятал кинжал на груди.
Шпион вновь, как и несколько месяцев назад, перехитрил его. Ангел посмотрел на звезды: до рассвета оставалось не более трех-четырех часов.
Дальнейшие поиски едва ли принесли бы успех: найти беглеца в лабиринте улиц Константинополя было бы не легче, чем иглу в стоге сена. Но Ангел отступать не желал. Под самое утро удача отчасти улыбнулась ему, однако трудно было бы назвать ту улыбку иначе как саркастической - в одной из многочисленных ночлежек, расположение которых он знал назубок, ему указали на человека, пытающегося сбыть с рук новехонький плащ. Это был второй двойник, нанятый Бертруччо.
Самого же генуэзца и след простыл.
ГЛАВА XI
Солнце припекало почти по-весеннему. Джустиниани снял маленькую, еле прикрывающую макушку шапочку и смахнул со лба капельки пота. Прищурившись, вновь осмотрел высокую земляную насыпь вала и пестрые кучки горожан на ней. Один из трех томящихся чуть поотдаль адьютантов подвел к нему массивного, под стать хозяину, жеребца. Лонг принял поводья, похлопал коня по спине и одним махом вскочил в седло.
- Сегодня работы продвигаются успешно, - он кивнул головой в сторону цепочки землекопов. - Если не будет помех, через пару месяцев ни одна нечисть не прорвется за укрепления.
- Этим лежебокам следовало бы проворнее пошевеливаться, - снисходительно бросил адьютант. - До нашего приезда они лишь грызлись между собой и плакались на судьбу.
Лонг в упор посмотрел на него.
- Мне кажется.... Нет, я просто уверен - ты позволяешь себе слишком многое, Доменик. Тебя наняли, чтобы ты защищал этих людей, а не скоромошничал, изображая из себя полкового словоблуда.
Адьютант скривился, но промолчал. Его лицо с тонкими аристократи-ческими чертами можно было бы назвать красивым, если бы не прочно отпечатавшееся на нем выражение наглости и раннего порока.
- Ты ведешь себя как юнец, пристроившийся голым задом на ежа, - кондотьер тронул коня с места, - и взял себе в дурную привычку изрекать высокопарные наставления. Занимайся этим в кабаках, там твоя болтовня окажется более уместной.
- О, синьор, - со смехом вступил в разговор второй адьютант, - вы затронули больную струнку: Доменику становится не по себе, когда он вспоминает сумму своих счетов в городских трактирах.
- Греческие вина действительно хороши, - с видом знатока провозгласил третий, самый молодой из них, которого за удлиненное лицо, напоминающее мордочку грызуна, прозвали Крысулей.
- Да, хороши, - кондотьер осадил коня. - Настолько хороши, что Франческо вчера, спеленутого как младенца, тащили из таверны на руках. Он все порывался вернуться и отрезать нос, уши, а также все прочее какому-то левантийскому капитану с торговой карраки. И призывал при этом Святую Деву себе в подсобницы. Не так ли, Мартино? Не потому ли, что бы вы там не болтали о недугах, его нет сейчас с вами? А чем занимались пару дней назад Доменик и Крысуля? Не они ли, задержавшись под благовидным предлогом в Галате, напились до сизых чертей, устроили потасовку с солдатами и вернулись лишь поздно утром, вывалянные в грязи, как последние бродяги.
Молодые люди понурили головы, но обличительный порыв только начинал разгораться в командире.
- Хороши же у меня помощнички, - продолжал греметь Джустиниани. - Вы думаете, ваши отцы, упросившие меня принять вас в свой отряд, возрадуются, обнаружив, что их беспутные отпрыски обучились лишь разгулу и шашням с легкодоступными девками? !
- Но, синьор, мы же не монахи, - попытался возразить Доменик. - Зачем же лишать себя малых радостей?
- Затем, неумный, что ратное дело -- тяжкий труд, а не детская забава. А что умеете вы? Что есть у вас за плечами? По парочке мальчишеских дуэлей и куча небылиц, которыми вы потчуете друг друга. Любого из вас срубит первый же турок и для этого ему, уж поверьте мне, не потребуется особого мастерства. Да-да, не ухмыляйтесь, молокососы. Мусульмане не обучены вашим галантным штучкам, всем этим прыжочкам, шажкам, поклонам. Они дерутся просто и крепко, так, как вам и не мечталось. Если бы не щедрый денежный взнос, уплаченный вашими родичами, я бы и на пушечный выстрел не подпустил бы вас к своему полку. Ну ничего, я пропишу вам средство от скуки. До одурения будете ворочать кам-ни на стенах.
Адьютанты молчали, благоразумно пережидая бурю.
- Видать, моя палка давно не прохаживалась по вашим спинам, - успокаиваясь, буркнул кондотьер.
Почти целую милю они ехали молча. Неподалеку от цистерны Бона, на площади, окруженной лавками торговцев внимание Джустиниани привлекла негустая толпа людей.
- Что здесь происходит? - повернулся он к своим адьютантам.
- Тут вкопан позорный столб. Вероятно, уличенного вора заколачивают в колодки, - предположил Мартино и направил коня к толпе.
Вскоре он вернулся, едва сдерживая насмешливую ухмылку.
- Взгляните сами, синьор. Не пожалеете - зрелище стоит того.
Заинтригованный, кондотьер тронул поводьями. На небольшой площад-ке, в центре которой и впрямь был вкопан позорный столб со свисающими по бокам ржавыми цепями, проходили обучение две сотни, набранные из числа городских жителей. Вооруженные мечами и длинными шестами вместо копий, ополченцы неуклюже топтались в пыли, стараясь точно следовать приказам командиров. Лицо одного из них, молодого темноволосого сотника, показалось кондотьеру знакомым.
Тронув коня, он проехал через кольцо зрителей; при появлении итальянца учения приостановились. Лонг спрыгнул на землю, бросил поводья ближайшему адьютанту и сделал знак сотнику приблизиться. Тот повиновался.
- К кому из димархов приписан отряд?
- Стратегу Кантакузину.
- Чем сейчас занимаетесь?
- Разучиваем правила боя в строю.
Кондотьер поморщился.
- Это вам не понадобится - строем на стенах много не навоюешь. В ближайшее время надо обучить людей навыкам смешанного рукопашного боя, не повредит и умение противостоять атакующей коннице. Главное для пехотинца - мастерство во владении мечом и копьем. Дреколье, что в руках у этих мещан, немедленно выбросить и заменить легкими метательными копьями.
Он прошелся вдоль рядов. Роман следовал за ним, покусывая губы. Ему был неприятен категоричный тон кондотьера, хотя в глубине души он чувствовал правоту этого бывалого солдата.
- Почему солдаты вооружены мечами с тяжелым клинком?
- Оружие было выдано в Арсенале.
- Тоже сменить. Эти мечи хороши для поединков между латниками, когда не-обходимо прорубить панцырь или хотя бы переломать кости противнику. Наш враг не будет защищен железными доспехами и потому для битвы более при-годны облегченные клинки. Далее, сотня неверно разбита на десятки: правильнее было бы составить из сильных способных солдат отдельный отряд, а не сме-шивать всех в одну кучу.
Дав еще несколько указаний, кондотьер сел на коня и покинул площадь. Адь-ютанты последовали за ним, время от времени бросая насмешливые взгляды на горожан.
Неожиданно Доменик пришпорил коня и поравнявшись с кондотьером, тронул его за локоть.
- Синьор, - таинственно зашептал он, - посмотрите на ту карету.
Джустиниани повернул голову в указанном направлении.
- Ну и что, - недовольно спросил он. - Что ты там увидел?
- Шторы окошка, синьор, на мгновение раздвинулись и оттуда выглянуло такое смазливое личико, какого мне, Пречистая Дева тому порукой, еще не прихо-дилось видеть.
- И из-за этого ты смеешь отвлекать меня? - рассвирипел кондотьер.
Он было открыл рот, чтобы обрушить на подчиненного новый поток брани, но шторки вновь приоткрылись и Джустиниани невольно осадил коня. Даже с изрядного расстояния была видна впечатляющая красота той женщины. Ее глаза встретились со взглядом кондотьера, затем она откинулась вглубь сидения и быстро задернула занавеси.
- Кто она? - голос кондотьера на мгновение дрогнул.
Доменик приосанился.
- Вскоре, синьор, я доложу вам всё !
Он дернул лошадь под уздцы и поскакал за каретой.
Неподалеку от колоннады Ипподрома он нагнал своего командира.
- Синьор, я выведал всё, что было возможно за этот короткий срок. Имя этой женщины - Ефросиния. Она не принадлежит к знатному роду, но пользуется покровительством одного из именитых людей Константино-поля. Ей 26 лет, она живет одна, с прислугой, в двухэтажном особняке, неподалеку от Форума, на содержании адмирала Нотара. О ее занятии вы, наверно, уже сами догадались. Скажу только, что от портовых блудниц, которыми вы нас недавно попрекали, она разнится лишь повышенными гонорарами за свои услуги.
Кондотьер пристально взглянул на него.
- Сегодня, - раздельно выговорил он первое слово, - я доволен тобой.