Аннотация: Тебе. Ты знаешь, что. Надеюсь, удовольствие не испорчу, если скажу, что Рено - семе.
Burning in water, drowning in flames
Everything that you feel
Is everything that I feel...
Чьи-то холодные руки гладили его по голове. Чьи-то холодные руки прикасались к его телу. Чьи-то холодные руки ласково обнимали его. Чьи-то волосы щекотали его грудь. Чье-то дыхание согревало его кожу. Чей-то голос обволакивал его разум. Кто-то все время был рядом с ним...
Он вынырнул из черной бездны сна, но сил открыть глаза не было. Он даже не мог понять., что с ним. Слабость растекалась по некогда сильному и тренированному телу сине-зеленой морской волной, такой же по цвету, как и его глаза. Он почувствовал легкое дыхание над своим ухом. Он слышал слова, но не мог понять их. Его сил не хватало даже для того, чтобы поднять веки.
- Кто... кто вы? - Слабо прохрипел он, все так же чувствуя чье-то присутствие.
- Лежи. Тебе нужно отдыхать, - только и услышал он в ответ на свой вопрос и снова провалился в сон.
Когда он проснулся в следующий раз, то уже смог оглядеть помещение вокруг и даже приподняться на локтях. Комната, где он находился была довольно маленькой, освещение было только естественное, свет падал из окна в ногах кровати, а вместо люстры на потолке были видны только красные и желтые провода. Кровать, на которой он лежал по его собственным меркам была довольно маленькой - на ней с трудом могли свободно, не мешая друг другу, поместиться и полтора человека. Простыня и одеяло были приятными на ощупь и немного отличались от столь привычного ему шелка. На при кроватной тумбочке стояла пиала с водой, пара бутылок с разноцветными жидкостями, лежало несколько шприцов, кучей свалены использованные - а потому окровавленные - бинты. Только сейчас он заметил, что вся его грудь и живот туго стянуты перевязкой. То же он обнаружил и на обоих предплечьях и левом запястье.
Остальная часть комнаты была абсолютно пуста, если, конечно, не считать кипы книг в самом углу у двери. Стены были обклеены где куском обоев, где просто бумагой, а то и вырезками из книг и очень старых журналов. Прямо напротив него висела большая статья о "Шинре", но текст был настолько мелко набран, что он ничего не смог прочесть, кроме заголовка, и только после всего этого обстоятельного анализа ситуации, он стал прислушиваться к смутно знакомым голосам за пределами комнаты.
- Спасибо, что зашел. Последнее время мне самой не достает с тобой общения, - приятный женский голос, чем-то очень знакомые ему интонации. Буквально только по ним он и опознал говорившую. Он видел ее в предыдущее пробуждение. То есть не так. Не "видел", а "ощущал".
- Всегда рад помочь. Ты тут держись, а мне пора ехать, - второй голос принадлежал молодому мужчине, чьи шаги стали постепенно отдаляться, пока совсем не потухли за закрывшейся дверью.
Он расслабленно откинулся на подушки, почувствовав, что новая волна слабости и тоски уже накатывает на него и скоро доберется до разума. Он не желал снова упасть в бездну, чтобы чувствовать ненастоящее чье-то тепло, слышать те ненастоящие чьи-то слова. Не желал - потому что просыпаться больно. Потому что приходиться осознавать все то, что он мог бы иметь если... а вот этого самого "если" он не знал. Не мог вспомнить, хотя страстно желал получить ответы на накопившиеся вопросы, которые так и рвались наружу воздухом из легких. Он вообще почти ничего не помнил из своего прошлого, знал только, что память обязательно вернется. Почему и зачем, он старался об этом не задумываться.
Как раз в этот момент дверь в комнату отворилась, и в нее вошла девушка с коричневым подносом в руках. На подносе лежала очередная порция свежих бинтов, стояла пиала, от которой вверх исходил сизый дымок, что заставило его задуматься о еде. На саму вошедшую он обратил внимание в самую последнюю очередь, чему сам был не рад.
Темные волосы с медным блеском коротко стриженные (относительно) мягкими волнами спадали на лицо. Оно (лицо) было весьма красиво, хотя это было его личное мнение, с которым далеко не все соглашались. По общепринятым меркам про такое лицо сказали бы "необычное". Кожа на вид похожи больше на фарфор, нежели на органическую материю, шея была влажной - к ней прилипли волоски, к предплечьям прилипала нежно-розовая рубашка. Облегающие черные джинсы выгодно подчеркивали соблазнительные формы. Видно, что тело тренировано. "Скорее всего, это Будо", - подумал он, поглубже зарываясь в подушки.
- Проснулся наконец, - произнесла девушка, и он тут же этот голос распознал - именно она была рядом в момент его первого пробуждения в этом доме. И... именно она была главным действующим лицом его бесконечных снов. Это было ее дыхание, ее прикосновения и... его боль. - Поешь, тебе станет лучше. Всю последнюю неделю мне пришлось кормить тебя через вену. Шприцы до сих пор валяются... какая грязь. Кто бы меня пнул, чтобы я наконец прибралась, а?
Последние слова девушка словно адресовала самой себе, из чего он смог сделать вывод, что его неожиданная "сиделка" помимо всего прочего, отлично знает, как растолкать в нем ленивое любопытство. Настолько ленивое, что он отреагировал лишь по какой-то старой, забытой ныне привычке, выгнув бровь в безмолвном вопросе. Но все же он взял в руки плошку с бульоном. Вообще-то это послервотное пойло он терпеть не мог, но урчащий желудок заставил наплевать на принципы и начать прихлебывать бульон.
- Хочешь что-нибудь еще? - спросила девушка, когда тарелка опустела, а на прикроватной тумбе стало заметно чище. Белоснежные бинты сменили скомканную перевязку, шприцы были куда-то перемещены, а бутыли с жидкостями нашли свое новое прибежище в углу возле книг. - Я могу приготовить что-нибудь вкуснее.
- Я бы хотел узнать ваше имя, вот и все... А вы правда можете еще что-нибудь приготовить? - Порция бульона лишь еще больше подогрела аппетит, так что он решил спросить.
- Называй меня Ая. Так все зовут, - девушка пожала плечами, показывая, что ей абсолютно все равно, как ее называть. - Ты ведь не будешь против, если я буду называть тебя просто Кададжи?
- Кададжи? Нет... не против... наверное. А мне бы хотелось узнать твое настоящее имя. - И Кададжи знал, что уже все давно вспомнил, а это обращение только укрепило достигнутый результат. Кададжи точно помнил, кем он был. Только пока не осознавал, как ему это помешает.
- К чему тебе мое настоящее имя? Я же просто... - девушка не закончила, поймав скошенный в ее сторону взгляд зеленых глаз с синим отливом и очень необычными вертикальными зрачками. - Меня зовут Амэ. Амэ Коясу. Так больше нравиться?
- Дождь*? Красивое имя. Я буду называть тебя именно так, - и Кададжи улыбнулся. Впервые, возможно, искренне и открыто. Он чувствовал, что этот "Дождь" очистит его от скверны и залечит старые раны в его душе.
В ответ на это девушка лишь улыбнулась и выпорхнула из комнаты, пообещав что-то особенное через полчаса. А Кададжи еще больше сполз в подушки, размышляя о царапинах и синяках тщательно скрываемых на руках Амэ. Это совершенно его не беспокоило, просто нужно было думать о чем-то, кроме еды. И он очень уверенно и четко набросал в голове список вопросов, которые он должен был задать.
Некоторое время спустя, которое он провел в полузабытьи, на тумбочке перед кроватью появилась тарелка с картошкой и парой очень маленьких котлеток. Кададжи вынырнул из своего разума только после того, как Амэ долго трясла его за плечо. Когда на девушку недоуменно уставились два зеленых с синим глаза, она без всякого смущения отодвинулась на более почтительное расстояние, ведь до этого ее лицо было слишком близко к лицу Кададжи.
- Вот твой обед, - сказала она, устраиваясь на пуфике у кровати. Кададжи поднялся в подушках в сидячее положение, когда уже услышал тихое постукивание, отбивавшее некий четкий ритм.
- Что это? - Спросил он, принимаясь за еду.
- Кое-кто приехал. Я покину тебя ненадолго? А, может, и надолго... это как получиться, - Амэ поднялась с пола и поплелась открывать дверь. Кададжи услышал звук поцелуя, тихое бормотание - настолько тихое, что было даже не разобрать голосов, потом шаги. Очевидно Амэ сопроводила гостя в другую комнату, местонахождение которой относительно спальни Кададжи, ему было неизвестно.
Кададжи доел, морщась и проталкивая каждый кусок в горло, где немедля же встал комок, когда Амэ покинула помещение, после чего отложил в сторону приборы, откинулся на подушки и снова задремал. На сей раз сон его был беспокоен и беспутен.
Когда он открыл глаза, то есть не так - когда он проснулся, но еще не подавал виду, то он понял, что над ним склоняется не только уже привычная фигура Амэ, но и еще чья-то. Впрочем, присутствие этого второго человека нисколько не раздражало Кададжи, что было весьма странно. Он стал вслушиваться в разговор этих двоих и с ужасом понял, что собеседником его Амэ был... Рено! Рено! Рено, работавший на Руфуса Шинру, Рено, столько раз становившийся на пути у его, Кададжи, группы! Он был здесь, рядом...
На внутренней стороне век Кададжи начал появляться образ наемника. Рыжие волосы, почти даже красные, торчат в разные стороны, на спине распадается длинный хвост. Костюм небрежен, даже расхлябан, но все же есть в нем какое-то очарование. Рубашка расстегнута почти на половину и обнажает в некоторых ракурсах идеальный торс...
И Кададжи отругал себя за подобные мысли. Это же был его враг. Хотя нет... враг Кададжи - слишком ответственная должность, к которой Рено не мог иметь никакого отношения. Вот его начальник - вполне, но Рено... слишком жалко таких людей на столь неблагородные поприща тратить. Так что Кададжи просто лежал и слушал, пока не придет его время открыть глаза и... показать всю свою реальную слабость.
- Рено, ты не поможешь нашему гостю принять ванну? Мне нужно готовить ужин, на троих, между прочим. А ему уже наверняка надоело довольствоваться лишь мокрой тряпкой.
- А я-то что сразу? - Возмутился Рено, но, посмотрев на почти сонного Кададжи, подумал, что опасаться нечего - он так до конца и не привык к положению бывшего врага в качестве подопечного Шинры.
- Ну все, тогда решили. Эй, просыпайся, спящая красавица, тебя ждет столь вожделенная ванна. Поднимайся. Рено тебе поможет, - Амэ потрепала Кададжи по голове, уже привычным жестом задевая его ресницы. Глаза открылись, обводя комнату. Молодой человек скривился, увидев Рено, но все же послушно привстал. Рено неуклюже подставил плечо на тот уровень, чтобы Кададжи смог спокойно на него облокотиться. Кададжи обвил рукой шею турка, аккуратно устраивая свою голову на плече у Рено. При том, серебристые и шелковистые волосы бывшего солдата, так притягивающе пахнущие, проделали достаточно большой путь по лицу Рено, так и оставив сладкий аромат невыполнимого обещания. Рено потянулся вверх, стараясь поднять Кададжи на ноги. Одна рука Рено по возможности бережно, но настороженно лежала под мышкой бывшего солдата, а руки последнего почти судорожно вцепились в плечи турка.
Рено постарался не замечать того, что Кададжи слишком уж тесно прижимается к нему, удерживая свое тело в вертикальном положении. На следующем шаге Кададжи оступился и чуть не упал, благодаря поддержке Рено, вполне двусмысленно повисая на его руках. Рено сморщился, после чего сквозь зубы прошипел: "Что, Кададжи, сил-то уже и не осталось, чтобы ходить?". Раньше бы съязвивший дух, сейчас только прошипел почти нечленораздельно "заткнись", после чего правой рукой ухватился за ворот рубахи турка, открывая шею того, а вторая рука его опустилась чуть пониже спины... Только теперь Кададжи смог принять нормальное положение и продолжить путь.
Все восемнадцать шагов до ванной Рено чувствовал, как бедро Кададжи, не затянутое, как обычно, в кожу, а лишь чуть прикрытое бриджами из тончайшего батиста, вполне двусмысленно терлось о бедро турка, что заставляло последнего изо всех сил скрывать свое - такое непонятное и непрошенное - желание. Когда эти адские восемнадцать шагов закончились и осталось совсем немного - всего-то дойти до края ванны, Рено уже даже не мог понять, где заканчивается навязанное духом вожделение и начинается его собственные, далеко не столь приятные эмоции по отношению к Кададжи. Но восемнадцать шагов закончились, а потому Рено усадил духа на край ванны, наполнил ее горячей водой, разложил на решетке несколько пузырьков с шампунем, гелем для душа, брусок мыла и мочалку. И только по окончании всех этих процедур, происходивших в полном молчании, (что несказанно помогло турку сбросить с себя часть возбуждения), Рено направился к двери, оставляя Кададжи на попечение самому себе.
Кададжи задумчиво почесал нос, постукивая пальцами ног по кафельному полу. Рено в недоумении застыл в самом дверном проходе. Он видел, сколь слаб был бывший солдат, но помогать ему принять ванну он тоже не мог... или не хотел помогать?..
- Эм... Рено... Ты не помог бы мне погрузиться в воду? - Голос Кададжи мягко разнесся по ванной комнате, которая была невероятных размеров, как и говорила Амэ. Рено обернулся на звук этого голоса, который обволакивал его сознание своей мягкостью. Рено постарался сбросить с себя наваждение, но это получилось у него еще хуже, ведь он обернулся. Кададжи сидел на краю ванны, склонив голову на бок, медленно облизывая пересохшие губы, касаясь кончиками пальцев воды, прогибаясь в талии, чтобы дотянуться до куска мыла и понюхать его.
И все это он делал с такой грацией, что, казалось, каждое его движение простаки пышет сексуальностью. Рено почувствовал нехорошую тяжесть в паху. Очень нехорошую в данный момент. Сделал шаг вперед. Кададжи поднял на него затуманенный взгляд, навалившись на стену за спиной и попытавшись расстегнуть рубашку, что на него натянула Амэ. Руки не слушались бывшего солдата, так что он плюнул на это дело и стал стягивать рубашку прямо через голову. Прямо при неотрывном взоре Рено. Вообще-то Кададжи не собирался устраивать такой стриптиз, но горячая ванная была пределом его мечтаний в данный момент. Или нет?..
В любом случае, рубашка полетела в корзину для белья, открывая Рено вид на абсолютно идеальную грудь и живот. Грудь почти безволосая, розовые припухлости сосков почти не выделяются, хотя, наверное, именно этим и притягивают внимание. На животе играют кубики накаченного пресса, хотя Кададжи не выглядит качком - даже наоборот, он кажется изящным, грациозным, даже болезненно худым. Впрочем, его ребра легко поддаются просчитыванию, и Рено понимает, что по одному ребру не достает с обеих сторон. Теперь становиться ясно, почему дух обладает такой потрясающей пластикой.
- Не поможешь мне? Или все же будешь наслаждаться процессом моего постепенного обнажения?.. - Насмешливо спрашивает Кададжи, расстегивая пуговицу на брюках. Рено, зачарованный зрелищем подходит ближе и присаживается на одно колено перед духом. Лицо его на секунду преображается, но Рено не может распознать это выражение, уже машинально, почти бессознательно помогая Кададжи освободиться от брюк. И смущенно отвести взгляд, не поднимая его выше середины бедра бывшего солдата. Хотя... и этого вполне достаточно, чтобы наплевать на все свои принципы и убеждения.
Когда жар в паху стал просто невыносим и даже пола пиджака не могла его скрыть полностью, Рено предпринял последнюю попытку себя остудить. То, что раньше всегда срабатывало. Он прокричал про себя: "Кададжи - мужчина, в конце концов! Ты не должен хотеть мужчину!". Но не сработало на этот раз. Рено поднялся с пола, все так же не поднимая взора, подхватил Кададжи по руку, помог тому взгромоздиться в ванну.
А в ванне Кададжи притянул колени к подбородку, так, что места бы хватило еще на двоих. Это было для Рено последней каплей.
- Чем смог, тем помог, дальше сам! - Гаркнул он, пулей вылетая из ванны и захлопывая за собой дверь. Кададжи недоуменно посмотрел вслед взбесившемуся турку и принялся намыливать волосы. То есть нет - Кададжи, конечно же, понимал, чем так насолил Рено, но получилось это как-то самопроизвольно и началось тогда, когда Кададжи почувствовал прикосновение турка к своему телу через рубашку. Раньше никто не давал ему столько нежности одним прикосновением.
Конечно же, Рено сделал это неосознанно, но он дал Кададжи какую-то дурацкую надежду. На что - Кададжи предпочитал не думать. И только он уже разобрался с этим, в его голове зазвучал смех.
Чужой, глубокий, завораживающий. Смех. Так смеялся только один. И он снова был частью Кададжи.
Сефирот.
Он не понял, произнес ли это имя вслух или лишь про себя, но машинально он уже начал прислушиваться к тому, что этот голос говорил.
Кто ты теперь? Кто? Кому ты теперь нужен такой - предавший Мать, меня? Уж не думаешь ли ты, что эти безмозглые полукровки смогут тебе чем-то помочь? Не смеши меня своей наивностью. Тебе все равно никогда не стать лучше меня, выше меня, сильнее меня. Ты - лишь неточная копия. Даже нет - ты фрагмент неточной копии. Не самый лучший, кстати сказать. Подумай над этим. А еще над тем, что я не скоро тебя покину...
И на Кададжи обрушилась лавина воспоминаний о его первых днях в лабораториях. Тогда он лежал почти распятый на операционном столе, обнаженный, в вены были воткнуты иглы, подключены капельницы, в сознание он приходил лишь изредка, а когда приходил...
Рядом всегда был он. Сидел на высоком стуле, закинув ногу на ногу, поправляя небрежным жестом волосы - уже тогда такие длинные. Потом он вставал или придвигался ближе, начиная говорить что-то Кададжи. То есть нет. Тогда еще - номеру S387RD, клону, созданному по образу и подобию. Почти во всем он был его копией. И копия была идеальна. Генная модификация, удаление "лишних" костей и генов. Все восхитительно - только одно но.
Сефирот играл с ним. Он заставлял Кададжи чувствовать зависимость от его, Сефирота, прикосновений. Сефирот играл с ним. Играл, не оставляя ни единого шанса на победу. Именно поэтому, наверное, Кададжи так неосознанно теперь цеплялся за любую толику ласки и любви.
О, что это была за игра! Она началась в лаборатории, но закончилась (она никогда не закончиться) уже когда Сефирот взял к себе в подопечные Кададжи, Лоза и Язу. Почему он выбрал этих троих, никто не знал. Очевидно, что свои корыстные цели он возлагал только на Лоза и Язу. О! - они были великолепными клонами. Лоз обладал всей физической силой Сефирота, всей его сноровкой и мускулатурой. Язу получил куда меньше физических данных, но его расчетливый холодный мозг не мог не достаться ему от Сефирота. И с точки зрения начальства солдат, третий был совершенно бесполезен, так как никто не смог выявить его сходство с Сефиротом. То есть даже не так. Оно было. Но это были не лучшие качества - харизма, внешние данные, интуиция (к которой никто и никогда не прислушивался, а зря), толика характера. Хотя, наверное, именно за это Сефирот и выделил младшего из остальных.
В том доме, что был отведен им под тренировки и жилье, Кададжи поселили в соседней комнате с будуаром Сефирота, в то время, как Язу и Лозу достались каморки под крышей. Кададжи получал лучшую одежду, лучшую еду, лучшее оружие. Фактически, он имел все то же самое, что имел и Сефирот. И, конечно же, сначала Кададжи доверял высшему духу. Доверял настолько, что скоро перестал видеть разницу между "доверием" и "любовью".
Кададжи навсегда запомнил, как любил Сефирот присесть на край его кровати, потрепать его по голове, притянуть к себе и развеять все сомнения и всю боль, всю ненависть и все непонимание, судорожно поцеловав в лоб. А потом уже Кададжи сам тянулся к этим плотно сжатым тонким губам, чтобы почувствовать ту силу, которой обладал его учитель. И только тогда Сефирот переставал казаться неприступной крепостью на пути молодого солдата, он становился таким невыносимо нежным и жестоким одновременно...
Его прикосновения приносили наслаждение, которое вряд ли когда Кададжи смог бы получить еще, но в то же время, когда все заканчивалось, и молодой человек уютно устраивался под боком у Сефирота, он кожей чувствовал безразличие и холод в глубине этого существа. После того, как Кададжи почувствовал этот холод в первую ночь, он запретил себе произносить имя Сефирота в такие моменты. С тех пор он терпел, глухо стонал, кусал губы в кровь, но не давал рвущемуся из груди "Сефирот!" и малейшего шанса. Так, Сефирот превратил его в машину.
А потом Сефирот сделал из него игрушку, которая только и способна была на мелкие пакости. Он не переставал "любить" Кададжи. Просто он больше не знал, кто перед ним в момент оргазма - его Кададжи или же лишь его тело, благодарно принимающее любую ласку. Тогда-то они оба поняли, что ласка может быть очень сильным наркотиком: Кададжи не мог без прикосновений и поцелуев Сефирота, Сефирот не мог без ощущения этого хрупкого тела в своих руках, не мог без этого дивного аромата шелковых волос.
А потом Сефирот совершил ошибку, которую так и не смог признать. Он выбрал Кададжи в качестве тела для своего возрождения. И не только потому, что так хорошо знал это тело. Так их взаимная ломка бы быстрее прошла. И Сефирот надеялся - искренне надеялся, что после битвы с Клаудом они оба погибнут. И их мука перестанет быть их крестом.
Но этого не произошло, - возразил сам себе Кададжи, детально вспоминая все те моменты близости. Сейчас он даже помнил холодность длинных волос Сефирота, которые перебирал, если они оказывались в радиусе досягаемости. Он помнил. Но так старался забыть. И наверное для того, чтобы не забыть все до конца, он продолжил свой внутренний диалог. - Значит, Амэ всего лишь помогала мне. Лишь разгадала мою зависимость и нашла способ ее утолить. Но она не утолила твою, Сефирот.
Ах, ты наконец-то понял, - продолжил голос Сефирота в голове духа. - Твоя Амэ лишь помогала тебе восстановиться, больше ничего. Она была рядом все это время, она ласкала тебя, целовала тебя, она вытворяла с твоим телом то, что никто больше не осмелиться, зная, что это ты. И, возможно, именно поэтому ты только сейчас стал воспринимать мой голос. Знай - я всегда буду с тобой. В тебе. И ты не сможешь найти успокоения ни в постели Аи, ни в постели Рено, будь уверен. Они не полюбят тебя. Скорее продолжат любить друг друга. И ты снова станешь моим...
- Нет!!! - Кададжи ударил мыльными руками по поверхности воды. Брызги полетели на пол. Он кричал от обиды, от боли, от того, что Сефирот так и не оставил его и от... ревности?..
Это чувство было незнакомо доселе бывшему солдату. Потому что он по определению своего создания не должен уметь любить. Не должен уметь. Не должен. Но теперь он - уже и не солдат вовсе. Не значит ли это, что позволить себе немного ласки он может?.. Но Кададжи слишком хорошо знал Сефирота: он не станет врать. И Кададжи действительно ни в чьей постели не найдет себе спокойствия. И найдет ли он чью-либо постель?..
Дверь в ванную открылась, вошла Амэ. Она стояла в дверях, галантно глядя Кададжи прямо в глаза, стараясь не отвлекаться на остальные его части.
- Ты кричал. Что-то случилось? Да ты весь дрожишь! Зря тебя здесь этот придурок рыжий оставил одного, - Амэ схватила с батареи теплое полотенце и кое-как замотала Кададжи, который к тому времени, уже смог сесть на край ванной. Голову нормально он так и не помыл. От полотенца пахло ванилью и яблоками, хотя в этом доме обычно царили цитрусовые ароматы.
Когда Амэ заматывала волосы Кададжи другим полотенцем, он инстинктивно ткнулся вперед - ей в шею. Жест получился до удивления интимным, хотя дух совсем не то имел в виду. Он ждал защиты от нее. Он искренне считал, что сможет все это получить от столь хрупкой и одинокой по сути девушки. А она не стала отстраняться. Она просто погладила его по голове, провела рукой по его щеке, что-то тихо прошептав. Кададжи сразу же вытянулся в струну и сел обратно на край ванны.
- Так лучше? - Спросила девушка, прекрасно понимая, что ничуть лучше ему от этого не станет. Но соврать проще, чем сказать правду. Пока она вытирала мокрые мыльные лужи на полу, Кададжи успел заметить у нее на шее свежий засос. И почему-то у него не было сомнений в том, кто был "автором" сия произведения. И даже немного жалел, что это был не он.
В любом случае, он решил отложить подобные мысли еще на какое-то время. Вечером, по его полному сопротивлению его уложили спать в девять, уповая на то, что организму нужен здоровый сон. А Кададжи не мог уснуть и все слушал шаги в коридоре. И больше ничего. Но и шаги быстро прекратились. Но Кададжи знал, что Рено остался на ночь.
А потому, то ли из праздного любопытства, то ли Сефирот возымел свое влияние, посреди ночи Кададжи тенью выскользнул из спальни, прошел по коридору. Его радовал тот факт, что былая сноровка все еще при нем: передвигался он абсолютно бесшумно, а в темноте видел как кошка. Добравшись до двери напротив двери в ванную (она была приоткрыта и из нее пробивался свет), Кададжи заглянул внутрь. Картина, открывшаяся его глазам, повергла его в шок.
Комната была чуть больше его спальни. В том же углу стояла кровать, только чуть большего размера, на полу были раскиданы бумаги, дискеты, диски, лазерные ключи, миниатюрные хакерские приставки, различные книги, бутылки, у противоположной окну стене стоял телевизор какой-то супер древней модификации. Но и это еще не все. На кровати спала Амэ, свесив руку на пол... а на полу развалился полураздетый Рено, прямо на бумагах, одной рукой касаясь кончиков пальцев девушки. Честно говоря, Кададжи думал увидеть нечто другое.
Такой же неслышной тенью он вернулся в свою постель. Впервые за много дней в его снах никого не было - ни Амэ, ни Сефирота, ни даже воспоминаний.
На следующее утро он обнаружил, что чьи-то пальцы теребят его волосы. И вздрогнул. Потому что так делал только один человек. Потом Кададжи открыл глаза. Рядом с ним, буквально на соседней подушке сидел Рено, задумчиво смотрящий в окно, он подобрал под себя одну ногу, другой рукой (той, что не была занята волосами Кададжи) теребил какую-то цепочку в руке. Теплые глаза турка посмотрели сверху вниз на Кададжи. Последний лишь постарался вывернуться из заблокированного положения и подползти к окну.
- Чего тебе? - Как-то неожиданно грубо спросил Кададжи, очевидно памятуя о том, как вчера Рено вылетел из ванны.
- Ая просила наложить свежую повязку. И вообще она уехала, - без особого энтузиазма сообщил Рено, чем поверг бывшего солдата в шок. Они остались одни...
- Ладно, перевязывай, от меня что нужно? - Это уже скорее устало, нежели с раздражением. Рено вздохнул, потянулся за бинтами и очень вежливо попросил Кададжи подвинуться поближе, сопроводив просьбу убийственным "у меня не такой длины руки".
Процесс перевязки проходил в полном молчании. Рено аккуратно снимал старые бинты, стараясь, тем не менее, по возможности не касаться кожи Кададжи, а уж тем более не смотреть на это прекрасное тело, которое почти во всех подробностях видел еще вчера. Кададжи, когда со снятием старых бинтов было покончено, постарался снять рубашку, чтобы накладывать новые было удобнее, но сам запутался в рукавах. Все же, его славно потрепало, так что боль еще периодически вспыхивала то тут, то там. Рено скомкал почти уже бескровные бинты, потянулся за свежими.
- Ты не мог бы пересесть вот сюда? Я боюсь, что на таком расстоянии, на котором ты от меня держишься, я лишь причиню тебе еще больше боли, - сказал Рено, указывая на край кровати, прямо рядом с собой. Кададжи не без показного неудовольствия пересел ближе, случайно коленкой уткнувшись в бедро Рено. Турок сделал вид, что ничего не заметил. Вместо этого он сказал, - подними руки.
Кададжи с готовностью развел руки в стороны, пока Рено начинал накладывать бинт, проходящий чуть ниже его ключиц. Долго в такой "навесной" позе Кададжи находиться не мог, из-за чего ему пришлось привалиться к Рено. А привалился он таким образом, что носом уткнулся в шею турка, а губами - в надключичную впадинку, которая, конечно же, не была скрыта небрежно расстегнутой рубашкой кремового цвета. Рено чуть было не вздрогнул, но дрогнула его рука, неосторожно задев только-только затянувшуюся рану на спине Кададжи.
Турок отметил же про себя, что спина у Кададжи такая же красивая и идеальная, как и все его тело: кожа шелковистая, под ней играют тренированные мышцы. Бывший солдат в тот момент даже не заметил этой боли - он просто захлебнулся чувствами. Тактильными ощущениями, если хотите. Тем, чего ему всегда не хватало. И тем, что он раньше получал в полной мере только от Сефирота. И вот теперь, он нашел человека, который сможет дать ему все тепло...
- Ну, вот и все. Теперь можешь лечь, - сказал Рено, очень осторожно за плечи приподнимая Кададжи со своей груди. Дух вцепился в его предплечье, опускаясь на подушки. Рено про себя отметил вновь, что волосы Кададжи гораздо белее постельного белья.
Когда уже турок убедился в том, что дух лежит нормально и собрался отпустить его, Кададжи порывисто вскочил и впился губами в губы Рено. Последний опешил от подобного, но, почему-то не спешил отстраняться, лишь обняв Кададжи под лопатками, придерживая. Дух же почти умоляюще водил языком по губам Рено. Они казались ему такими сладкими. И он, конечно же, хотел ответа.
Когда Кададжи получил свой ответ, то с его губ сорвался полувздох-полустон, который, казалось бы, и привел в чувство Рено. Он сразу же сделал каменное лицо, положив Кададжи обратно, накрыв одеялом и отойдя на несколько шагов. Кададжи отвернулся. Он был разочарован и зол. Зол, от того, что не получил того, чего хотел. А возможно, хотел Сефирот. Кададжи не знал.
Рено устроился в углу у книг, зарывшись носом в одну из них. Он до сих пор чувствовал на губах вкус Кададжи. И это не давало ему решительно никакого покоя. И он с зубным скрипом подумал о том, что Ая вернется только завтра. Впереди еще день, ночь и половина дня. И все это время нужно будет продержать себя в руках, хотя какое там... когда рядом есть вот такое красивое и нежное чудо, которое словно бы требует к себе ласки...
Рено не заметил, как задремал. А проснулся от того, что кто-то тяжело дышал ему в шею. Открыв глаза, он провел анализ ситуации. Он сам сидел на полу, вытянув ноги, с правого бока были книги, а с левого к нему привалился Кададжи, который, похоже, тоже спал.
- Эй, - аккуратно провел Рено по щеке Кададжи. - Ты спишь? Не спи здесь, простудишься...
- Я не... а-а-а... сплю, - зевнув, но все же не раскрывая глаз, прошептал Кададжи прямо в грудь Рено.
- А что ты здесь делаешь, на моей груди? - Спросил Рено, так и не оторвав губ от серебристого затылка.
- Мне было холодно и одиноко. И больно. И хотелось... тебя, - с некоторой заминкой произнес Кададжи, еще плотнее прижимаясь носом к такой теплой, такой приятной груди турка. Он вцепился руками со всей возможной силы в предплечья Рено.
- Меня? - Изогнул бровь наемник, который все еще не отошел от предыдущей чувственной нападки духа.
- Тебя, - как-то совершенно открыто и немного наивно подтвердил Кададжи, который осмелился поднять голову. На Рено уставились умоляющие глаза. И турок не смог сдержать свой первый порыв - он начал целовать Кададжи: страстно, нежно, передавая свое желание и принимая желание духа. Казалось, они слились в этом поцелуе.
Рука Кададжи сначала неуверенно, потом осмелев, начала пробираться под рубашку Рено, лаская грудь, задевая твердеющие соски, опускаясь все ниже и ниже к животу и ремню брюк. Рено, в свою очередь, одной рукой зарылся в волосы духа, другой гладя его спину, стараясь избежать прикосновений к бинтам, кстати говоря, намокшим от крови. Видно, рана разошлась, - не к месту подумал Рено.
- Кададжи, - шумно выдохнул Рено и захлебнулся в этом слове, когда рука духа проникла тому под белье. Но в выдохе этом не было ни протеста, ни злости, просто выражение... еще большего желания, сдерживать которое они уже не могли.
Рено аккуратно продев руку под мышкой Кададжи, приподнял его, почти что на руках донес до постели, аккуратно водрузив на нее. Кададжи тут же воспользовался моментом и стал целовать грудь Рено, закусывая соски, рукой не прекращая ласковые манипуляции с членом турка. Наемник от такого даже опешил, сразу даже не поняв, что произошло, когда Кададжи утянул его на себя на кровать.
Рено оказался сверху, что, впрочем, было вполне предсказуемо. Они снова целовались, руки их беззастенчиво ласкали тела друг друга, поспешно, сталкиваясь, избавляя от лишней одежды. Кададжи уже лежал обнаженный перед Рено, если, конечно, не считать его повязок, когда турок отстранился, осел на край кровати, в нерешительности.
- Что такое? - Удивленно и немного испуганно поинтересовался Кададжи, когда турок все-таки встал.
- Ты... точно уверен? - Спросил он, поворачиваясь. Вместо ответа Кададжи легким движением стянул с Рено брюки вместе с бельем, озорно лизнув обнажившуюся атласную головку уже возбужденного члена. - Подожди, я сейчас.
Турок вышел, так и оставив одежду лежать возле кровати, а Кададжи в недоумении осел обратно. Когда Рено вернулся, то дух чуть было не рассмеялся во весь голос, поняв, каким идиотом был. Он же сам просил Рено быть нежным и вдруг решил, что они смогут обойтись только естественной смазкой и слюной! Конечно, турок гений, что решил поискать какую-нибудь замену любриканту. И он, как ни странно нашел.
Прохладный гель лег на подставленную руку духа, когда Рено уже более уверенно разместился между расставленных коленей Кададжи. Часть геля прохладной маслянистой дорожкой легла на член Рено, а остатки были размазаны по промежности духа. Рено осторожно начал готовить Кададжи, но дух все равно слишком напрягался.
- Расслабься, так будет больнее... - прошептал Рено, накрыв тело Кададжи сверху своим.
- Прости... я знаю... я...
Кададжи не договорил, поскольку Рено решительно, стараясь не обращать внимание на слова, переместил ноги духа себе на талию, предупредительно подсунув под поясницу любовника подушку. Дух только хрюкнул от удовольствия.
Следующим звуком, который он издал был почти болезненный хрип, потому что Рено твердо вошел в него, стараясь, однако, остаться неподвижным, чтобы Кададжи немного привык. Духа это поразило - ведь все те разы, когда он оказывался снизу (а это происходило только в постели Сефирота), партнер не давал ему и малейшего шанса немного привыкнуть. Хотя тогда Кададжи получал удовольствия именно от хождения по этой границе между нежностью и грубостью.
Когда Рено начал двигаться, Кададжи уже не мог ни о чем думать. Он просто стонал в унисон толчкам внутри себя и в ответ на шумные вздохи и редкие хрипы турка. Рено продел руку меж их горящих тел, обхватывая член Кададжи и помогая тому получить еще большее удовольствие от процесса.
Они кончили почти одновременно. То есть не так - волна оргазма накрыла их обоих, смывая все лишнее и оставляя только наслаждение, но вот реакции у них разошлись. И были каким-то неправильными. Рено до ужаса сладко и развратно застонал, а Кададжи наоборот - почти болезненно всхлипнул, однако их двоих это уже не волновало...
Рено опустился на постель рядом с духом, как можно крепче прижимая его к себе - то ли из-за боязни потерять, то ли просто из-за неудобства и тесноты. Кададжи вжался в грудь любовника, машинально перебирая выбившиеся из хвоста длинные рыжие пряди. Они переливались на свету, лившемуся из окна, подобно пламени. И Кададжи тонул в этом огне.
- Почему Клауда все любят? - Задал свой вопрос Кададжи, когда Рено уже начал проваливаться в дрему. Он вздрогнул - от неожиданности и нежданности вопроса, от его горечи.
- Клауд он... он хотел, чтобы к нему пришла любовь. Он ее нашел. Поэтому к нему все стремились. Когда Айрис умерла, он... не перестал ждать любви. И к нему стали тянуться еще больше. Вот и все, - постарался объяснить рыжий.
- А за что можно полюбить меня?
- За что? - Рено взбесил этот вопрос. Как это так - за что? Любят всегда не за что-то, а просто так. Просто потому что ты - это ты. Но он лишь крепче прижал к себе Кададжи и, когда тот стал засыпать, прошептал, в тайне надеясь, что любовник не услышит, - я люблю тебя просто так. И буду любить.