Небо за забранным решеткой окном выцветало, теряло краски, обращаясь в застиранную простыню. В вышине парили две едва различимые черные точки. Если напрячь воображение, можно было представить, что это драконы.
Семь недель. Прошло семь недель с тех пор, как меня заточили в северной башне Ареопага. И практически три месяца после разгромного поражения у Черной реки.
Будущее выглядело таким же неясным и беспросветным, как туманы Бухты Мертвецов. Новости не доходили.
Удалось ли спастись Вьюне? Или подобно мне она заперта в камере-келье, возможно, даже в соседней, отрезанная и от внешнего мира, и от мира снов? Одна в своей кромешной безысходной тьме.
Я в отчаяние зажмурился. Мысли о бедственном положении возлюбленной сводили с ума. Я должен верить, что у нее все хорошо. Повелитель Запада не тот дракон, что позволит себя легко поймать.
Я постарался отвлечься. Что сейчас творится в подлунных королевствах? Побеждают ли по-прежнему войска Совета, или Кагеросу удалось переломить ситуацию? Какая участь постигла моих товарищей, попавших в плен?
Что ждет меня самого?
Неизвестность угнетала. Минуты, проведенные в тесной комнатушке, тянулись медленно, как патока, выводили из себя однообразием. Я успел возненавидеть и голые, покрытые известкой стены, и узкий продавленный лежак - единственную мебель. Все, что мне позволили, - наблюдать за монотонным пейзажем из окна; потеряв самообладание, метаться по комнате, подобно дикому зверю в клетке - пять шагов туда, пять шагов обратно. Или дремать - погружаться в тяжелый липкий сон без сновидений. Скованный блокираторами, я ощущал себя больным. Увечным.
Вспомнился старик Вирскай, потерявший силу в результате неудачного эксперимента с аурой. Я невольно поежился. Лучше умереть, чем провести всю жизнь калекой, лишенным крыльев.
Легкий сквозняк мазнул холодком по шее. Дверь зашелестела, пропуская первого за недели посетителя. С тех пор, как очутился здесь, единственным, кого я видел, была усталая погруженная в себя старуха, приносящая по утрам еду.
Я молча, ожидая, смотрел в глаза стоящего напротив мужчины, не способный прочитать, какие чувства скрываются за хрупкой ледяной коркой. Выслушает ли он меня теперь?
Тишина вокруг уплотнялась, звенела все более напряженно.
- Забыл, как надлежит приветствовать своего Повелителя, tai-ho?
Я преклонил колено, опустил взгляд, не сдержал горечь, вызванную равнодушной скукой в голосе пришедшего.
- Al'iav'el', al't tel' Is. Mi ark'ete asori mar'e ark'eto.[1]
- Maran'e.[2]
Я медлил, подбирая слова, чтобы начать разговор, который не состоялся в далекий травеньский вечер. Что я могу объяснить сегодня спустя пять лет? Долгих, жестоких, пропахших кровью лет, разрушивших мой клан! Что должен сказать Альтэссе, сказать своему отцу?
- Kavlit, tai-ho. Chrono sel'er'e. Mi vaiko-ka nase deli.[3]
- Dargon al"e-liabrit"e n"e dargon.[4]
- N"e mi ferstoil"e ali-chrono.[5]
- Dargon own'e-own'e-terron oilrand! Zabel Greta Dargon v"iuna hide'n'e, lasher r'essembl'e na-ra-mar lizcark? Zabel Dargon v"iuna rut-an"e e mikli adel'e afrond?! Vaiko-itron?! Nih liabrit"e Rock-ferstoil"e! Aos'est oilrand arged"e, nih ver"e gard e aliver"e relikt e goldar-na-ra. Nih liabrit"e lian"-kiliot haint'er-'iunion e oil n'eidma! Nil ver"e-goldar, loto"est niha-own"e-ka![6]
В голосе Альтэссы, оборвавшего тираду, прозвучало раздражение... и разочарование.
- Stilness. Mi shaihan"e stake-sense ark'eto, n"e afrond chinito fer"eketo.[7]
Я, забыв об церемониях, яростно посмотрел на Повелителя. Почему он не понимает?! Почему не желает услышать?!
- Драконы должны вернуться в Небеса! Отец, хоть раз...
- Yu ne-e"st tia-na-ra, tai-ho.[8]
В тон Альтэссы вернулась черствая скука. Аудиенция окончилась. Я снова склонился, покорно спросил.
- Завтра Совет осудит Демона льда, восставшего против воли Древних. Ты должен понимать, каким окажется приговор.
Казнь? Я умру... Я невольно вздрогнул, осознавая, но до конца не готовый принять страшную и неизбежную судьбу.
Альтэсса продолжил.
- Я не хочу завтра слышать, как славное имя семьи Исланд в очередной раз смешают с грязью, - на пол передо мной упал короткий листовидный кинжал. - Если ты и правда мой сын, то знаешь, что делать.
***
В темном тяжелом взгляде острыми льдинками ощетинилось презрение. Губы сомкнулись в тонкую гневную линию. Грозовые тучи бровей сошлись у переносицы.
Я никогда не видел отца настолько разъяренным. Темная аура, окружающая Повелителя Севера, поглощала свет, дышала зимней стужей, почти физически давила на плечи. Мне, стоящему на коленях со связанными за спиной руками как последний выродок, не имеющий представления о чести[10], следовало опустить голову, раскаиваясь в совершенных преступлениях, смиренно ожидая справедливой кары. Вместо этого я продолжал всматриваться в лицо родителя, надеясь отыскать, сам не знаю что, и этой дерзостью еще больше распаляя гнев Альтэссы.
Без разницы! Что бы я ни сделал, мне уже не вернуть уважения Аратая. Можно воздать хвалу достойному врагу, признать доблесть бившегося до последнего за собственную веру противника, но трус... трус не заслуживает снисхождения! Я целую ночь провел в гнетущих раздумьях, то беря в руки нож, то отбрасывая его прочь, но так и не отважился исполнить последний приказ Повелителя Севера.
Эсса умер вчера. Сегодня Совету предстоит судить ничтожество, не способное ответить за сделанный выбор.
Наверно, мне следовало гордиться незаслуженным вниманием. Немногие нарушители закона удостаивались пристального интереса Ареопага, возможно, этот случай первый за всю многолетнюю историю драконов. Обыкновенно наказание определял Альтэсса того клана, к которому принадлежал провинившийся.
Зал собраний, мрачно-торжественный, дышал пылью и древностью - таким и надлежит быть месту, где принимаются решения, влияющие на судьбу мира. От шершавых плит под коленями веяло могильным холодом. Камень - символ незыблемости, основательности - был повсюду. Четыре гранитных престола - четыре стороны света четырем Повелителям Пределов: бархат, ковры, расшитые драгоценной нитью подушки для востока и юга, меха и шкуры - северу и западу. Двенадцать кресел эсс образовывали круг, заключая ярко освещенную арену-мир и троны Альтэсс в кольцо. Убегая вверх, тонули во мраке пустые зрительские скамьи - сегодня Совет не нуждался в лишних свидетелях.
В Ареопаге извечно правил бал камень. Камень и металл. Бьющееся в чугунных клетках пламя ослепляло. Я на секунду зажмурился, давая отдых усталым глазам. Перевел взгляд выше, где сквозь витражи горела белым круглобокая луна. Передернул плечами, заставляя напрячься лежащую на загривке руку. Прикусил губу.
Сколько можно тянуть! Начинайте!
- Давайте уже приступим? - промурлыкала женщина, сидящая вполоборота на подлокотнике трона, озвучивая мои мысли. Коварный бархат восточной ночи плотоядно оскалился из-под густых ресниц. - Право, не вижу особых причин тратить на это весь вечер.
Повелитель скал и цветов[11] не любил покидать Город Знаний, предпочитая общаться через своего представителя - Селену тиа Харэнар, укутанную в шелка и золото ведьму. Пусть клан гор и занял нейтральную позицию в войне, надеяться на милосердии его голоса было по меньшей мере глупо.
- Альтэсса Исланд? - мягко напомнила Харатэль. Сегодня, как ни странно, южную леди сопровождало лишь две эссы - Каттера и Астра. Кресло покойной Тоньи, должное принадлежать младшей сестре Песчаной Кошки, пустовало. Как и мое собственное: нелепо, но в полном согласии с древними законами я до сих пор оставался членом Совета.
Аратай медленно кивнул. Один из немногих зрителей неспешно спустился по широким ступеням. Долговязая тень вступила в свет факелов. Исхард, кузен Вьюны. Значит, вот кто выбран глашатаем нынешнего вечера. Хорошо, не Цвейхоп - с отца бы сталось преподать младшему сыну жестокий урок, приказав участвовать в суде над старшим.
В холодных глазах наследника рода Иньлэрт плескалась ненависть, но голос звучал ровно, когда дракон обратился к судьям.
- Из уважения к находящимся в зале магистрам Братства я прошу позволения вести собрание на всеобщем языке, - Альтэссы молчали, не выказывания возражений, и Исхард продолжил. - Девять тысяч девятьсот сорок шестой год от Исхода, серпень, восемнадцатое...
Заскрипели перья. Этому протоколу суждено навсегда упокоиться в секретных архивах Ареопага сразу после заседания.
- Именем Совета, что есть проводник воли Древних в подлунных королевствах, и в его присутствии Риккард тиа Исланд, эсса снежного клана, известный также как Демон льда...
Глашатай запнулся, посмотрел на своего Повелителя. Тот заговорил не сразу, оценивая вес слов, готовых сорваться с его выцветших губ.
- Как глава рода Исланд я отрекаюсь от Риккарда, недостойного сына семьи, клятвопреступника и кланоубийцы. Как Альтэсса Северного Предела я поддерживаю решение главы рода Исланд.
Слова лишь звук, что сотрясает воздух. Они не могут физически ранить, не могут резать и убивать, как острый клинок. Они вообще не способны причинить вред. Я еще вчера сумел бы повторить все, что произнесут на сегодняшнем суде - до мельчайших деталей. Но почему же мне сейчас так горько?!
Писарь оживленно водил пером, врезая в память листа слова, забравшие у меня семью.
- ...Риккард, сын дома Льда, эсса северного клана, обвиняется в преступлениях против Небес и Земли, - озвучил Ис церемонную формулу, - как то злостное попрание Завета, что есть наследие Древних, их воля и закон, и дерзновенное неподчинение приказу Альтэссы, воплощению Дракона. Обвиняется в развязывании мировой войны, предательстве собственного народа, убийствах драконов и людей...
Катастрофа надвигалась медленно и неотвратимо.
- ...напал на хранителей памяти в доме семьи Иньлэрт... возглавил штурм Южного Храма Целителей...
Минута за минутой, строка за строкой Исхард озвучивал содержание длинного свитка в его руках. Слова растворяли в висящей над ареной тишине бесконечный список моих прегрешений.
- ...в битве у реки Вийска, также известной как Черная...
Казалось, глашатай никогда не прекратит говорить. Мне хотелось и одновременно не хотелось, чтобы он замолчал.
- Все вышеперечисленное освидетельствовано, задокументировано и подтверждено, а потому не вызывает сомнений в подлинности.
Исхард наконец-то закончил обвинительную речь, обернулся к Повелителю снегов. Отец ждал, позволяя стихнуть последним отголоскам эха. Невидимые зрители затаили дыхание.
Сердце сдавило в тисках дурного предчувствия.
- Северный клан изгоняет тебя и объявляет своим врагом, Риккард, сын дома Льда. Так говорю я, Альтэсса, и слово мое - закон.
Приговор обрушился на голову неподъемной могильной плитой.
- Южный клан объявляет тебя своим врагом, Риккард, сын дома Льда, - сухо повторила Харатэль.
Селена, последние минут десять едва удерживающаяся, чтобы не зевать, замерла, прислушиваясь к чему-то. Откинула за спину водопад черных волос, промурлыкала.
- Восточный клан присоединяется к выбору присутствующих Владык, - женщина выразительно кивнула на пустые скамьи западного сектора. - Полагаю, Альтэссу Кагероса можно не ждать?
- В соответствии со вторым пунктом Роксонского соглашения от девять тысяч девятьсот сорок первого года, - заметил Исхард, - закатный клан временно, до изменения политики и доказательства верности Завету, лишен права голоса.
Тонкости протоколов звенели где-то на краю сознания. Глаза застила пелена гнева.
Враг Пределов?!
Некто без имени и рода! Совет не мог придумать худшего унижения! Отказать в чести уйти за Порог как часть клана! Забрать жизнь не воина, нарушившего закон и должного искупить вину! Не эссы, дерзнувшего пойти против воли Повелителя, чтобы показать драконам возможность другого пути.
Меня собирались изничтожить, как уничтожают опасную безумную тварь! Как тлетворную болезнь! Как плесень!
- Именем эссы северного клана я прошу Совет дать мне...
Я рванулся, собираясь встать. Алые держались настороже: на плечи надавили, пригибая к земле, скулы онемели, обрывая сопротивление еще до начала. Сволочи! У меня есть право на последнее слово!
Заклятие сковывания поползло дальше, охватило не только лицо, но и грудь, руки, ноги. Я повис безвольной куклой, способный только слушать.
- За совершенные преступления обвиняемый приговаривается к смертной казни. Приговор будет исполнен в течение недели, - Исхард вопросительно обернулся к Аратаю за подтверждением. Тот рассеянно кивнул - мысли Альтэссы витали далеко от зала суда: меня для отца уже не существовало.
- Южный клан поддерживает решение Севера.
- У Повелителя гор нет возражений, - прощебетала Селена, увлеченно полируя ногти.
Исхард медленно скатал свиток, приказал.
- Увести!
***
Ожидание казни само по себе кара.
Каждый рассвет ты встречаешь с благодарностью за дарованную отсрочку, каждый вечер провожаешь проклятиями, потому как отмеренная тебе нить жизни становится все короче, и ее разлохмаченный шелковый кончик так и норовит выскользнуть из неуклюжих пальцев. Ты цепляешься за него из последних сил: мир - скучный привычный мир, который ты принимал как данность - теперь, когда пора уходить, неожиданно заиграл яркими красками, зовя неисследованными горизонтами, лишая покоя незавершенными делами и воскрешая в памяти все хорошее, что уносится прочь бурлящим потоком времени. А впереди ждет тьма, пугающая неопределенностью: есть ли что-нибудь там, где обрывается земной путь? Ты держишь истончающуюся нить, словно драгоценные бусины нанизывая на нее ускользающие мгновения: сияющее ярче обычного солнце, манящее невероятной голубизной небо, кружащихся вдалеке беркутов, за чьим полетом хочется наблюдать вечность... Это все иллюзия. Ты еще ешь, дышишь, чувствуешь, мыслишь, надеешься. Но ты уже мертв. Мертв в глядящих на тебя глазах.
Я не знал, как и когда меня убьют. Будет ли конец моего пути быстрым и безболезненным, или самого злостного преступника Пределов ждут долгие пытки, после которых приход Серой Госпожи покажется желанным? Сгину ли я в неизвестности, или Совет выберет публичную казнь в назидание прочим - тем, кто решит забыть о собственном предназначении? Я не притрагивался к пище, опасаясь яда, не спал, прислушиваясь к шагам убийц в ночи. Я понимал, что только продлеваю агонию и следовало закончить все после визита отца, но... Никто никогда не торопится на встречу с собственной смертью. Любое существо в силу заложенных природой инстинктов желает жить, и логика пасует перед этим исконным, вечным стремлением.
Конвой явился в ночь на пятые сутки. Шестеро алых в полном доспехе с закрытыми лицами - мрачный и торжественный эскорт, должный сыграть роль моих провожатых в Небесную обитель.
Драконы молча и терпеливо ждали у порога, позволяя мне вознести последнюю молитву Древним и собраться с мужеством самому встретить предначертанную судьбу. Я был благодарен алым за эту видимость уважения: могли ведь вытащить из камеры силком, враг Пределов - никто и не заслуживает особого отношения.
В окно скалилась луна. Тишина давила, неожиданно захотелось услышать звук человеческого голоса, пусть даже собственного.
- Пора? - не вопрос, невнятный хрип, руки дрогнули - встать удалось только со второй попытки.
Один из стражей кивнул, пропуская.
Коридоры, неожиданно пустынные, хранили сонное уютное молчание, нарушаемое тяжелыми шагами рыцарей серебра. Стук набоек, точно щелчки гигантского метронома, отсчитывал последние мгновения. Каждая деталь остро врезалась в память: шершавый ворс вытертых половиков и холод векового камня под босыми ступнями, мягкий желтый свет ночных ламп, запах розового масла, вечерняя свежесть, ворвавшаяся в приоткрытое окно, болезненная белизна небесной странницы, капля пота, щекочущая спину.
Привычная тяжесть оков.
Двери зала собраний раскрылись как голодная пасть. Я невольно замер на пороге, смотря на центральную арену, ярко освещенную факелами... на два столба в центре. Что мне готовят?
Кресла Совета пустовали. Зрительские ряды скрывались во мраке. Тяжелое выжидающее молчание висело в воздухе, давило глухой ненавистью, смеялось затаенным торжеством. Пугающая атмосфера, словно встречный поток ветра, требовала повернуть обратно, понуждала сгорбиться, опустить лицо.
Прикосновение к плечу напомнило, что следует идти.
Ноги налились свинцом, покрытая пурпурным ковром лестница казалась бесконечной... и слишком короткой. Сколько раз я входил в этот зал? Гордый, уверенный в своих силах, купающийся во внимании клана. Сегодня внимание драконов тоже принадлежало мне - жестокий лед сменивший былое восхищение и доверие.
И лишь в одних глазах я не заметил льда. Дядя, ждущий у края арены в сопровождении двух алых, смотрел на запутавшегося птенца со светлой грустью и сочувствием.
Зачем Марелон здесь? Пришел... потому что знал, как остро я нуждаюсь хоть в малейшей поддержке? Отправляться в Последний Предел одному невероятно трудно.
Спустя пару секунд я заметил еще кое-что - браслеты-блокираторы на запястьях родича. Дядя под арестом? Но почему? Неужели размолвка с Альтэссой оказалась настолько серьезна?
Старый мастер без труда угадал невысказанный вопрос, кивнул, печально улыбнулся.
- Покорись.
Покориться? Бестолковый совет: назначившая мне свидание дама не потерпит свободомыслия. Она тяжелой кавалерийской поступью растопчет надежды и желания, бросит на колени, уложит ниц, наслаждаясь беспомощностью выбранной игрушки. А затем, враз изменившись, как ласковая мать запеленает корчащегося в агонии призрака и отнесет в Последний Предел... край вечного сна, край, откуда не возвращаются и не возвращают.
Я горько скривил губы, угрюмо и решительно взошел на эшафот. Кейнот, ты еще наблюдаешь за мной? Мой путь близится к концу, и если души драконов действительно продолжают жить после смерти, скоро мы встретимся.
Руки приковали к свисающим со столбов цепям, щиколотки обхватили вплавленные в камень кандалы, почти полностью лишив свободы - муха, прилипшая к паутине, да и только.
Алый последний раз убедился в надежности оков. В глазах, прорвавшись сквозь отрешенность долга, полыхнула ненависть.
- Благодари Древних, тварь.
Благодарить? С момента вынесения приговора что-то изменилось? Спросить - не ответят. Впрочем, скоро я узнаю все сам.
Зашелестела, отворяясь, дверь. Я обернулся, смотря на собственного убийцу. По ступеням неспешно, исполненная достоинства и величия, спускалась женщина в белоснежном ритуальном балахоне. Лицо скрывала серебряная полумаска. Сегодня Харатэль не Альтэсса, она палач, исполняющий вынесенный приговор, посланница Серой Госпожи, орудие закона. А орудие всегда безлико.
Даже несмотря на блокираторы, я чувствовал пламя, заключенное в этой невысокой драконице, словно укутанная в многослойные развевающиеся одежды фигура не более чем сосуд для живущего внутри солнца - такого же неукротимого и рыжего, как бьющийся в светильниках огонь, как дерзко выглядывающая из-под капюшона прядка волос. И эта рыжина на фоне светлого балахона привлекала внимание, невольно притягивала взгляд, а потому я поздно заметил оставшегося в коридоре отца. Альтэсса Севера, несгибаемый дуб, склонил голову вослед Повелительнице Юга, благодаря за какую-то неизмеримо важную услугу.
Двери захлопнулись, вынуждая усомниться, было ли увиденное взаправду или просто померещилось.
- Цепи долга иногда кажутся неподъемными.
Харатэль замерла, в ее голосе - бархатном рокотании сытой, а потому ленивой тигрицы - прозвучало сожаление.
- Вы должны ненавидеть меня, мастер Марелон.
- Я благодарен вам за то, что вы взяли на себя чужую ношу.
Альтэсса сделала шаг навстречу заключенному.
- Мастер, я уверена, Альтэсса Аратай сожалеет о проявленной несдержанности и изменит свое решение, если вы... отступитесь от своего.
- Цепи долга иногда кажутся неподъемными, но тем больше чести вынести их тяжесть.
Харатэль на несколько мгновений задумалась, подыскивая слова, так ничего не сказав, отвернулась, поднялась ко мне. Замерла напротив. Металлическая маска не выражала эмоций. Серебряная фея. Хрупкая, прекрасная. Безжалостная, как отточенный клинок. В этот миг я почти любил ее, очарованный внешней хрупкостью, болезненно напомнившей мне о Вьюне. И ненавидел - ненавидел ее почти божественное высокомерие, выдержанность, насмешливую рыжую прядку, золотистой змейкой свернувшуюся на плече.
Пламя, живущее в женщине, обжигало.
Невольно я отшатнулся, вцепился в оковы.
Альтэсса заговорила.
- Риккард тиа Исланд, Демон льда, решением Совета ты признан врагом Пределов и будешь казнен как враг Пределов.
Во рту пересохло. Внутренности сковало льдом. Сейчас?..
Повелительница безразлично продолжила.
- Мудрость Древних не знает границ. Ослепленные ненавистью, мы забыли о милосердии, забыли о том, что изничтожая зло, мы лишаем его возможности искупить грех. А потому магия в твоей крови будет запечатана, ты изгоняешься из рода и клана, да не ступит до конца дней твоя нога на земли драконов, да проклянут имя твое и вычеркнут его из памяти, - Харатэль взяла паузу, устало закончила. - Живи. Осознай ошибки, раскайся и исправь хотя бы малую их часть.
Слова, слова, слова... хрустальные бусины, способные воскресить, запутать, ослепить, подарить цель и лишить ее. Слова едва цеплялись за оглушенный разум. Проблеск надежды сменился беспросветной ночью отчаяния.
Не смерть.
Изгнание.
Вечное.
Лишение.
Неба.
Полное отторжение.
Сердце стукнуло, замерло, обрушилось... не в пятки, значительно ниже. Когда меня объявили врагом Пределом, я думал: хуже быть не может.
Я ошибался.
Хуже, чем умереть в позоре, это жить в позоре.
Женщина подошла. Руки ласково легли на плечи. Серебряная маска приблизилась вплотную, словно собираясь подарить поцелуй.
Огонь, что так долго бушевал внутри Альтэссы, сдерживаемый хрупкой телесной клеткой, вырвался на волю, устремился ко мне, жадными искрами впиваясь в кожу, проникая внутрь, захватывая целиком.
Алая вьюга боли вернулась. Вернулась беспощадным багровым бураном.
________________________________________
[1] Приветствую, Повелитель Севера. Я прошу дать мне слово.
[2] Говори.
[3] Быстрее, воин. Время идет. Меня ждут и другие дела.
[4] Драконы должны сражаться не друг с другом.
[5] Не я начал эту войну.
[6] Этот мир изначально принадлежал драконам! Так почему же наследники Крылатых Властителей скрываются по углам, словно полудохлые ящерицы? Почему склоняют головы и покорно сносят все обиды?! Доколе?! Мы должны взять судьбу в свои руки! Если потребуется, мечом завоевать почет и достойную жизнь для кланов. Уничтожить Братство и всех врагов! Вернуть то, что наше по праву перворожденных!
[7] Довольно. Я ожидал от этого разговора большего, чем бред обиженного птенца.
[8] У тебя больше нет семьи, воин.
[9] Зачем вы хотели меня видеть, Повелитель?
[10] Драконы всегда, даже ожидая наказания за проступок, преклоняют только одно колено, выражая готовность подчиняться решениям Повелителей. И даже если проступок заслуживает смерти, об ушедшем будут вспоминать с уважением, как о том, кто с честью принял ответственность за свое преступление.
[11] Один из титулов Альтэссы Востока.