Презабавно как порой играет с нами наше собственное сознание. Мы полностью в его плену, а если освобождаемся из этого плена, то тех считают сумасшедшими. Но бывает, что сознанию становится скучно. И оно начинает играть.
Идешь по улице. Видишь лица людей. Озабоченные, хмурые, недовольные и думаешь, что и у тебя самого не лучше лицо. Хочется улыбнуться просто так и улыбаешься, а люди начинают шарахаться. Но ты не обращаешь на них внимания и идешь своей дорогой, улыбаясь. Наряд милиции останавливает и строго спрашивает документы, одновременно пристально приглядываясь и принюхиваясь, не пьян ли, или под кайфом. А тебе по фиг - ты улыбаешься. Формально им больше не к чему придраться, они начинают что-то говорить настолько тупое, что улыбка действительно сходит на нет. И ты идешь дальше, такой же как все - убитый жизненной обыденностью. И лишь украдкой можешь усмехнуться тому, что видишь. Но и это скоро наскучивает твоему сознанию. Ему этого мало.
Ты понимаешь, что ему этого мало. Можно попробовать отвлечь его чем-нибудь. Например, черным ящиком с бесконечными рядами клоунов, но их шутки надоели, и хочется не смеяться от этого, а плакать. Я понимаю, почему их показывают. Люди, угрюмые по жизни должны все равно улыбаться, иначе они становятся еще более злыми и могут натворить всяких дел, революцию например, а так клоуны веселят, улыбки появляются в строго отведенное для улыбок время и месте, человеческое сознание ублажается и подавляется. Но не у всех.
Тогда только магазин с вино-водочным отделом. Берешь беленькую и заливаешь по самую макушку свое нерадивое и бредящее сознание. Бам себя по голове. На какое-то время помогает, зато потом оно начинает мстить жуткой болью в башке. И надо принимать новую дозу удара по голове. Этот процесс затягивается до физического устранения не только сознания, но и его носителя.
Есть, конечно, более тяжелые удары, наркотики например, сознание ловит кайф, не осознавая, что он последний. Время сжимается и перестает существовать. Где ты, где сознание, где вообще все, не имеет малейшего значения. Ты растворяешься во всем, а окружающие засыпают тебя землей, ставят памятник со скорбной надписью, и плачут о том, что тебе надо было еще мучатся и мучатся в борьбе со своим сознанием, и упрекают тебя в постыдной капитуляции.
Большинство же помимо черного ящика забивает свое сознание последовательностью дом-работа-дом, или работа-дом-работа. Последнее более забойней. Проблемы там, проблемы там, проблемы, они давят своим гнетом прессуя сознание в плоский блин, с центром дом или работа. Из этого блина вырваться тяжело. Как только вскакивает шишка, ее тут же подрезают и удаляют, объявляя ее не нужной и бесполезной. И ты живешь дальше, прессуя свое сознание. Некоторым удается это настолько хорошо, что оно не может и головы поднять.
А если поднимешь голову, то видишь НЕБО. Легкое, бесконечное и текущее мимо. Которое было до тебя и которое будет после тебя, и ему наплевать, по большому счету на войну человека с собственным сознанием.
Или ночью звезды. Они будят воображение, а это уже открытый бунт сознания. Ты видишь уже то, чего может не быть на самом деле. Угол обзора создает причудливые картинки в сознании. Если оторваться от них то еще есть надежда на возвращение, а если идти к ним, то ты уже попадаешь в сложную игру.
Среди заснеженного поля видна черная дорога, уходящая за горизонт. Машины маленькими точками движутся по ней. И тут проходит мимо бедуин в черном бурнусе верхом на белом верблюде. Равномерно покачиваясь, он проплывает и кивает со своей высоты головой. Видны только черные точки его глаз, да желтые морщинки вокруг них. Почему-то, он улыбается. Но это лишь секунда, он отворачивается и идет дальше по неведомой ему пустыне. Ведь в пустыне должен быть бедуин, хоть и в заснеженной. А ты остаешься. И водитель матом, высунувшись из окна, кричит, что мне, оказывается, жить надоело. Наверно, он не видел этого бедуина, потому что если бы видел, он не стал бы так орать. Впрочем, это тоже секунда, и водитель улетает прочь.
Я видел, куда ушел кочевник, и мне захотелось пойти за ним. Холод, ветер, снег, а я иду, сгибаясь к земле в выбранном направлении. По черному асфальту змейкой бежит белая поземка, крутится возле ног и убегает дальше.
И вдруг затишье. Что это? Деревья. На верху ветки без листьев со скрипом стонут от ветра, а внизу все спокойно. Из белой простыни торчат черные стволы. Они сжаты и жмутся друг к другу. Им тоже холодно. Но потому что им холодно, мне тепло. Никого рядом нет. Стоишь и смотришь вглубь леса, как будто чего-то ждешь.
Сознание тебя не обманывает. На лыжах лавируя между деревьев на тебя выходит мужик с ружьем и в камуфляжной зеленой телогрейке, переходит дорогу и ни слова не говоря, уходит в другую сторону. Зачем он здесь, почему, что его гонит из тепла, шататься по лесу с ружьем? Наверно, он тоже играется со своим сознанием. Или сознание играется с ним. Я уже не узнаю. Он ушел. И мне пора.
Чую дым и тепло. Где-то не далеко лают собаки. Пока стоял с этим лыжником, замерз и продрог. Тепло направило меня само в нужную сторону. Собаки неистово лают. Должно быть на меня. Иду туда. Страха нет. Есть желание согреться у печки и смотреть на непредсказуемый огонь. Иду долго. Ничего нет. Лай собак и тепло уже где-то в стороне. Жалко. А я хотел туда. Почему наше сознание не пускает нас туда, где нам хорошо, почему оно обрекает нас на постоянную и от того бессмысленную борьбу. Должно быть играется. Интересно бы узнать правила этой игры.
Я вижу их написанными в толстой истрепанной временем книге в кожаном переплете с золотым теснением. Она находится на каменном алтаре посреди непреступного замка, который охраняют драконы. Люди думают, что до чужого сознания легче достучаться, чем до своего собственного, но это глубокое заблуждение. Разве драконы желаний и замок себялюбия допустят этого? Никогда. Даже если какой-то смельчак решиться взять приступом этот замок и разрушить его, убив драконов, и найти мудрую книгу, он увидит в ней лишь пустые страницы. В гневе порвет и истопчет, то к чему стремился. Так есть ли в этом смысл? Это и есть игра сознания.
Оно создает ясные картины целей и требует достижения их любыми способами, а в итоге как главный приз награждает тебя пустотой. Но разве раньше у тебя не было этой пустоты? Нет. Она появляется только после достижения намеченной цели. Но и тут сознание не останавливается. Оно ловко задает новую цель и новую установку, то к чему надо стремиться, не объясняя, зачем и почему. Потому что так принято. Принято другими такими же сознаниями до тебя и вокруг тебя и ты вынужден играть по общим правилам.
Хуже всего, когда сознание ставит нас в тупик неразрешенных вопросов. Оно терзает и мучает этими вопросами всю жизнь и в итоге, так и не дав ответа на них, ускользает навсегда. Тело в тупике, а сознание улетело. Это тоже часть непонятной нам игры. И что делать?
Иду дальше. Есть хоть что-нибудь твердое от чего можно было бы оттолкнуться, не прибегая к сложной игре? Может быть чувства? Вряд ли. Они суть приправы в этой дикой игре. Некоторые любят поострее, послаще или посолнее. Они все играют вторые роли в оркестре сознания.
Вот любовь. Говорят, что когда она возникает, сознание умолкает. Но так ли это? Что значит любить понимает каждый по-своему в объеме отведенном для этого сознанием. Для одних это страсть - красный перец, жгучий, яростный, испепеляющий. Все обострено, все чувственно и остро. Для других - жвачка, погонял и выплюнул; для третьих - соль слезы, когда ее много то горько, а мало пресно; для четвертых попросту привычка, как кофе по утру, бодрит, всегда горячий, изо дня в день из года в год для сердца тяжело, но отказаться не возможно. А есть и в-пятых, и в-шестых и в миллионных, и если бы она была независима от нашего сознания, то не было бы такого разнообразия ее проявления. Быть может, говоря, что любовь душит сознание, имеется в виду появляющиеся от этого неадекватные поступки, но это лишь как раз доказывает, что любовь и есть одна из величайших игр нашего сознания.
Но где скрывается этот игрок, который управляет всем в нашей жизни? Где он сидит? В голове? В сером веществе с красными жилками и бесцветными нервами в затылке? Откуда берутся эти импульсы, которые оно выплескивает и которым подчиняет все и вся вокруг? Почему они именно такие, а не другие? И почему именно у меня, а не у тебя? И это тоже игра сознания.
Баловство слов сплетенных в ткань повествования только еще больше окутывают непроницаемой завесой игру нашего сознания от нашего собственного восприятия. Некоторым удается более тонко скроить это покрывало, и через него просачиваются крупицы, искренне удивляющие другие сознания: "неужели это тоже во мне есть?". В плохо скроенном наоборот, волокна толсты, и через них ничто не пробивается. И суть игры научиться шить покрывала, которые бы ничего не скрыли, но это невозможно, поскольку покрывало призвано покрывать.
Захватывающая и безумная игра с неясным концом, поскольку участник не чувствует этой бессмыслицы. Он и его сознание печатают и печатают штампы слов, нагромождение образов, пытаясь вызвать у другого сознания чувства похожие на те, что оно реально переживает или пережило. Ура, если получилось, как будто ты выиграл в лотерею, но игра на этом не заканчивается, она только-только приобретает деликатесный вкус. Чем больше ешь, тем больше хочется.
А что творит оно с художниками, продолжение рук которых кисть и краски. С появлением фото, они словно обезумели и вырвались из этой игры, начав рисовать мутные образы своего сознания, как будто отстранившись от него, а оно в ответ воспаляло их еще сильней и сильней. В дикой этой игре сгорел не один творец.
А музыка! Самое свободное искусство из фантазии сознания превратилась в отупляющие шаманские ритмы, с грохочущими ударами, будто армия на параде печатает шаг. Завораживает и убивает.
Каждый играется как хочет и может, уже не обращая внимание на других. Плохо, хорошо, надо, не надо никого это уже не волнует. Любой громкий и раскрученный пук объявляется предметом высокого искусства. И если кто не понимает этого то, как говорится, это его проблемы. Такая дикая игра уводит далеко в размытую перспективу.
Неясно я смотрю и на свою дорогу. Мне кажется, что мое сознание улетело, я чувствую это, и я бреду, чтобы найти его. Только оставшись без этих безумных игр, я понял, что не могу без них, и мне нравятся игры моего сознания. Если сознание не играет, значит - оно мертво, опасно при этом, если тело живо. А ведь тело еще живо! Пока живо. Пока не замерзло в этой заснеженной пустыне, по которой мое сознание как проклятый бедуин бродит в местах ему не ведомых. Или это все и есть игра моего сознания?