Пусть будет смерть как вдохновенье,
Пусть будет взлет души такой -
Чтобы в последнее мгновенье. Всю жизнь, весь мир, забрать с собой. 

Ночь...

Снова она, накинула на беспокойный мирок города темное полотно, росссыпала, словно с порванного ожерелья, бусинки звезд.

Ночь- это мое время!

Я из тех - кто, будучи на распутье выбрал свободу.

Я неизлечимо болен свободой.

 ... Я ее заложник,  ибо ночь зовет меня на Охоту...

И сегодня я слышу ее зов.

        Ты ведь знаешь кто я?... Знаешь.

Но это тебя не пугает. Ты не боишься ярко желтых волчих глаз.

 Помимо зверя ты видишь еще что-то, о существовании чего я даже не подозреваю. Наивная. Многие тысячелетия искоренили во мне то, что ты ищешь.

Но сейчас ты мирно спишь. Мне так хочется остаться и просто целую ночь слушать, как ты дышишь, до самого рассвета наблюдать эту мечтательную почти детскую улыбку, ведь я не так часто вижу ее на твоих устах.

Но ночь зовет.

Я ухожу в ночь. Как всегда, ты ведь знаешь, я вернусь. Или с охапкой цветов, не высохших от  утреней росы, или с новыми синяками и царапинами, но я вернусь...

 Лунный свет заливает брусчатку пустой улицы. Тихий шепот ветра-полуночника. Коронованная венцом облаков ее величество луна.

Я люблю ночь. Ее пьянящий аромат предвкушения.

Серая тень незаметно скользнула в переулок. Больше я не человек, я - тень, тень от луны; если я не выживу не кто и не вспомнит, но я должен выжить! Таков закон, что принял я тысячи лет назад.

Луна освещает мне дорогу. Меня начинает бить озноб. Началось.

Глаза нестерпимо печет, к горлу подступает кровь, я слышу ее солений привкус. Еще мгновенье и бешеная, дикая радость заполняет меня.

Заполняет до кончиков серебристо-серой шерсти. Я больше не принадлежу этому миру...

Долго ждать встречи не пришлось, первым был простой человек спешащий домой. Он был неинтересным, не кричал, не крестился, а просто грохнулся в обморок. Еще одна глупая душа на связке.

И все печальнее стало мне, когда уже лишений великого дара творца человек отряхнулся и пошел дальше.

Все больший технический прогресс привел к катастрофе в середине людей. Они стали бездушны! Они теряют, быть может, самое ценное за видимый комфорт.

От этого можно завить, от одной мысли становиться холодно на душе.

          В конце улицы появилась темная гибкая фигура.

О! Ночь становиться интересней!

Мы смотрели на друг друга, мы знали друг друга. Он тоже был Охотником. Он тоже, как я, повинуясь, зову ночи, вышел на охоту.

В его легкой походке было что-то, что заставляло понять: "Этот зверь не привык проигрывать". 

"Придется ему привыкнуть" подумал я, оскалив зубы.

Противник был гораздо опытнее меня. Его темно-карие с золотом глаза блеснули, больше он никак не видал своего возбуждения. Если присмотреться, то он превосходил меня и в весе, но малая численность проигрышей усилило уверенность, скорее заносчивость. Но я не думал об этом, чувство которое переполняло меня, заглушало даже голос здравого смысла моей человеческой половины. Я жаждал битвы.

Без особой демонстрации мой противник двумя, полными смертельной грации, прыжками преодолел все расстояние между нами. В меня впились его золотисто-карие глаза скорее человека, чем зверя, в его взгляде было знание своего превосходства, такой, посчитав тебя низшим существом, затопчет, а это уже страшнее любого зверя - егозим подпитаный сознанием превосходства.

Эти глаза, пристально разглядывая меня, как бы говорили: "Чего ты желаешь мальчик, будь осторожен в своих желаниях!"

Я был взбешен, я никогда не чувствовал такой бешеной ярости от презрительного взгляда, от мыслей которые так четко прочитывались, специально выставленные напоказ.

Битва была короткой. Я выгнул тело, резко прыгнул,  оскалив зубы.

Даже не заметил, как оказался на холодной брусчатке. Противник двигался необычайно быстро. Из лапы сочилась кровь, но и он был немного задет: я выдрал клок шерсти с загривка. Куски нижнего пуха еще остались на когтях. Окатив меня еще одним презрительным взглядом, он удалился.

Я волк. Лапа быстро заживет, но неприятный осадок поражения останется надолго...

 

  

Я не помню, как под утро вернулся домой, не помню, как лег спать. Помню только твои глаза: грустные и уставшие - ты проснулась, как только я ушел, ты опять не спала всю ночь...

      Я проснулся очень поздно. Около 1 часа. На столике записка:

Не решилась будить. Еда на столе, если уже остыла, подогреешь.

Буду позднее обычного. Целую. Liella.

Я улыбнулся. Солнце, пробивавшееся через деревянные жалюзи, поддержало мою улыбку бликами от зеркала.

Я протер глаза.

О господи! Такое впечатление, что я целую ночь где-то шлялся. 

"А так оно и есть!", подумал я. Еще  раз взглянул на чудо в зеркале. Длинные светлые  волосы совсем спутались, напоминая комок лески. Морда помятая как.... Ну, в общем, помятая. Рука почему-то в бинте?

Вот так и погуляли! Как на вечеринке побывал.

Кефиру мне, кефиру!

И я поплелся на кухню в поисках кефира. Что за жуткий звон в ушах! Я зажал уши. "Это же телефон!" - подумал я. Ни как не могу привыкнуть к этой штуке.

-         Да, хрипло ответил я.

-         Привет это я, ты, где пропадаешь, ты что заболел? - затараторила трубка.

"Мила..." - подумал я.

-         Я уже иду, вчера был тяжелый н..м...вечер.

-         А вечеринка! - понимающе ответила трубка.

-         Что-то вроде, - вздохнул я.

Кое- как, расчесавшись, я натянул джинсы и помятую рубашку.

Не забыв прихватить альбом - ведь я художник. И сегодня у меня первая вставка в "Русском музее".

Очень ответственная. И я такой красивый припрусь: побитый, помятый, не бритый - истинный художник.

    На дворе стоял великолепный день. Серо стальное небо нависло над парком, чуть позолотевшим от прикосновения осени. Тепло. Легкий ветерок срывает листья, и они опадают дождем, покрывая улицу тонким слоем осеннего багрянца и золота.

Люблю такую погоду. Люблю осень.

Она похожа на меня - не любит много солнца и всегда подбирает красноватую гамму для пейзажей.

Здание музея напоминало замок. Готические колонны с химерами, окна с витражами - все это подчеркнуто листьями клена позолотой расщипанные у здания.

У двери меня встретила низенькая похожая на японку женщина в клетчатой пелерине.

-         Милка, привет! - я махнул ей рукой.

-         О, наконец-то, тебя уже устали ждать, там приехали журналисты  - твоя выставка заинтересовала многих, сколько народу пришло! - затараторила она, постоянно поправляя очки, спадавшие с курносого носика.

За долгую дружбу, еще с университета, я привык к ее  манере разговора.

Хотя многих она очень утомляла.

-         ...Кстати, зачем тебе альбом?

-         ...

-         Ты меня слушаешь?

"Риторический вопрос" - подумал я. 

-         Нет, ... а что ты говорила?

Она тяжело вздохнула.

-         Зачем тебе альбом?

-        Я ловлю вдохновение...

Мы зашли в переполненный зал. Яркие вспышки фотоаппаратов, шум, люди, я так не люблю такую обстановку, сразу чувствую себя неуютно, потерянно. Какая-то женщина, увидев  меня,  быстро протиснулась через толпу.

-         Здравствуйте, я художественный обозреватель газеты "Искусство".

На меня пристально смотрели зеленые глаза. И был приставлен диктофон, ожидающий моего ответа.

Я сразу же растерялся. И выдавить смог лишь сухое: " Здрасте".

И с разу же устыдился грубой формы и глуповато-рассеянного тона.

Она, видя мое замешательство, отвела меня от шумной толпы поздравляющих и представляющихся людей. Не одной фамилии и не одного лица я не воспринял.

-         Мне так нравится ваши картины, откуда вы берете такие интересные сюжеты?

-         ...У меня хорошая фантазия... - автоматически ответил я.

-         Действительно хорошая фантазия.

Мужской голос. Я повернулся. Возле картины с изображением волка, которую я в шутку назвал автопортретом, (мало кто знал, сколько мала доля шутки) стоял мужчина. Примерно лет 40, серый, несомненно, дорогой, костюм, каштановые коротко стриженые волосы и ... золотисто-карие глаза!!!

Меня словно окатили холодной водой. Этот презрительный взгляд,

взгляд  животного не привыкшего проигрывать...

-         Кстати,  Киро это псевдоним? - спросил он, как будто представляется, было не обязательно.

-         Простите, я не расслышал вашего имени! - парировал я.

Я прищурил глаза, стараясь предать им туже степень презрения.

Но мой общипанный вид не мог дать должного эффекта, и получился вид злобного гоблина.

-         О, простите - Персицкий Олег, - он протянул руку. Я инстинктивно подал забинтованную правую руку. Мужчина как-то странно улыбнулся и крепко пожал ее.

-         Производственные травмы? - шутливо спросил он.

-         Что-то такое. - Отрешенно ответил я.

-         Я так и думал.

Наш беспредметный разговор быль больше похож на дуэль. Но  я проигрывал даже по внешности, я был похож больше на бездомного.

А Персицкий больше на вельможу.

-         Вы знаете Олега Персицкого? - спросила зеленоглазая журналистка, когда кареглазый удалился в глубь толпы.

-         А что в нем особенного? - удивился я.

Глаза журналистки округлились:

      -        Вы не знаете?

Удивление в голосе, скорее унизительное уменьшение.

      -         Это художественный известнейший критик!

-         "Критик - это не удавшийся творец, с огромными амбициями" - подумал я. Интересно кто сказал это?

Дальше были тысячи вопросов, лиц, имен...

Я ели вырвался из цепких лап "почитателей живописи"...

      Ты сидела у распахнутого окна, молчала.

Я хотел позвать тебя. Но увидев твои устремленные в даль глаза, мраморное, от лунного света, лицо, слегка волнистые светлые волосы трепал ветер. Открытое окно, льется из комнаты, храмовый свет освещает силуэт девушки с прозрачными ангельскими крыльями, сотканными из лунного света.

Я тихо раскрываю альбом, беру знакомую кисть, изрядно покусанную вашим покорным слугой. Lie ничего не замечает погруженная в свои мысли.

Это уже было, я уже писал ее портрет. Очень давно. В другой жизни, на другой земле, в другом мире.

Она посмотрела вниз. Двинулась. Я рукой махнул, попросил ее не двигаться. Она грустно улыбнулась. Как всегда. Глаза заблестели жемчужинами слез, но ты не заплачешь. Я научил тебя смеется, когда хочется плакать, а ты научила меня жить одним днем...

Я свистнул ей, по-пацански, призывая выйти.

Она кивнула головой. Исчезла в окне меньше чем мгновенье, больше чем вечность... она снова рядом со мной. Я снова держу ее руку.

-         Пошли на крышу залезем, целую ночь будем болтать о всякой фигне.

-         Пошли, я тебе расскажу, как к нам приехал японский посол.

-         Вот почему ты задержалась.

-         Угу...

Ты кивнула, в твоих глазах мелькнула та детская улыбка, которую я так люблю.

-         Я тебя люблю! Некстати громко сказал я.

-         Тише, люди спят.

-         Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!!!!

-         Сумасшедший.

-         Я знаю...

Ми пошли наверх, на крышу, смеясь и шушукаясь, как будто нет ничего... И сидели до рассвета, так как будто в мире нет никого кроме нас.

И не было никого, ничего кроме твоих губ, твоих глаз.... Как свободно ты чувствуешь себя сидя так просто на крыше с тем, у кого есть часть твоей души, а у тебя часть его. И ты знаешь, что каждая секунда бессмертна, даже если исчезнет все, останется память о таких ночах.

Но что я говорю, ведь ты сама знаешь...

Ведь это даже твои слова. Сказанные, когда-то давно, на другой земле, в другом мире.

        Силуэт мужчины на фоне луны, он приближается. Темный силуэт, темно-каштановые волосы, короткая стрижка. Темно-карие с золотом глаза  блестели.

   "Черт!"- подумал я.

-         Здравствуй Киероо, произнес он, зловеще растягивая слога.

-         Киро, - автоматически поправил я.

-         Мне наплевать, как тебя зовут! - вдруг взвизгнул "известниший" критик. - Я не утруждаю себя запоминанием имен букашек. Мне нужна твоя сила.

-         Сила букашки? - с иронией заметил я.

-         Хватит!

Откуда-то взялся меч в его руке. Я парировал удар с помощью ржавой трубы протянутой Lie. Снова выпад, я ушел с разворота, успев ударить его по ногам. Он не упал, а вошел в опасный пирует. Еле увернувшись, я попал по рукам и выбил у него меч. Быстро подхватив его, я замахнулся.

Но холодное лезвие обсидиана впилось мне в живот. Я не упал на колени, я никогда не падаю на колени. Рука уже сама закончила взмах, четко перерубив шейный позвонок. Брызнула кровь. Обезглавленное тело глухо гупнуло. Я упал вместе с ним, посмотрел на рану.

 "Фигово, кровь темная, мне осталось максимум 20 минут" - это была моя последняя мысль. А дальше, мне стыдно, я потерял сознание.

          Когда я очнулся, меня окружал молочно белый свет, ты была рядом, твои глаза светились изнутри.

Вокруг не было никого... через бархатную темноту проникал твой свет.

Я всегда знал, что ты ангел. Но проявив раз свою силу, тебе больше нет места среди людей, ты теперь часть луны. Ты теперь луч ее света,  я ее тень. И для нас больше нет мира людей, а для них нет нас. Прервалась последняя связь.

-         Ты пожертвовала своей судьбой ради меня, ты сумасшедшая Lyiella.

-         Liella, мягко поправила ты. Я такая же, как ты. Я псих, и я знаю это. И избавься, наконец, от этого акцента.

Теперь мы оба не принадлежали этому миру, и больше не принадлежали ничему и никому.

И шли мы по лунной дороге, болтали  о всякой фигне. И не было никого кроме нас. Не было ничего кроме твоих губ. И было вечно каждое мгновенье. Ведь так было уже, давно, на другой земле, в другом мире...

Скоро у нас будет новая жизнь в другом мире, и мы встретимся, ведь ты сама это знаешь, потому что так уже было, было не раз в других временах, мирах. Но перерождение - это шанс исправить, все в наших руках. Да что я говорю, ты ведь сама знаешь...

 

 Около 7-утра офицер полиции Сергей Радник, по старой привычке забежал в газетный киоск. На первой странице красовалась статья: " Известный художественный критик  Олег Персицкий  обезглавлен  прошлой ночью".

-         Помешанные на  "горце" придурки. Подумал Радник.

Следуюшея страница: "Бесследное исчезновение перспективного молодого художника Куройо Киро".

-         Куда мир катится, вздохнул мент...

                                                                                         

                                                                                                                    2002.10.19.

 

                                                                                                             00:31