В домашней возне и в суете идёт время. Собственно вспомнить нечего, только мелькание вещей и комнат, словно машинально двигаясь по замкнутому в стенах пространству.
Единственное, это некая девочка Маша, которая мне приглянулась, а может и Наташа... т.е наша Маша - есть Наташа.
Я её увидел и всё время, натыкаясь на неё, наконец, поцеловал её в губы, они не очень влажные. Но она прореагировала очень сдержано, или даже почти безразлично, как ребёнок, который очень занят своими игрушками, играми. Но я рад её видеть, всякий раз пересекаясь с ней, но она почти безразлична, или изображает безразличие. Впрочем, заставляет обращать на себя внимание, но сидит малышка за своими игрушками. Она девочка, но девочка уже большая.
И вот странное положение вещей, сложилась такая ситуация, что брат вдруг переселился в мой дом, в мою комнату. Что там творится у него в комнате? Там вламываются некие типы с улицы, которым заняться нечем. Они те, с которыми даже находиться рядом не позавидую. Они ломятся через окно. Сначала раму выламывают, и как окно не закрывай, не заколачивай, всё одно выломают снова. Словно подготавливают возможность вломиться и похозяйничать по свойски. Поэтому то брат переселился с детьми и с женой ко мне в комнату.
Это всё равно, как если бы под окном были хулиганы, которые с наступлением темноты увеличивали своё присутствие, в количественном и качественном отношении. Их агрессивность и хулиганская настроенность не оставляют сомнений. Они и пытаются оставить некое окошко, что бы ворваться и занять постепенно всю комнату брата, и безобразничать, как они это умеют делать.
Но я, всякий раз пытаюсь отогнать их, пока они меня побаиваются. Не лезут в наглую, но всякий раз мне не особо удаётся их отогнать подальше. Их присутствие тут - это беда прям какая-то. Едва я отвернусь или займусь другими делами в тренировочном зале, как они снова проломают окно и готовы вломиться. Этот тренировочный зал - обычный школьный спортзал. Причём, в один момент я так увлёкся, что они за короткое время просто ворвались в комнату сквозь проломленное окно и похозяйничали чуток. Но удалось их быстро вытеснить, вышвырнуть во вне. Всё чаще замечаю, что они какие-то нерусские, не местные даже, неизвестной национальности, арабской наружности.
Снова подготовились к вторжению, проломив окно. Я рассмотрел петли, рассмотрел раму, рассматриваю: - положение вещей таково, что дыра величиной с окно, а рамы на соплях висят, входи - не хочу. Я быстро привёл всё в порядок. Настолько укрепил, что на месте сквозной дыры появилась новая рама двери. Да, так получилось, что в этом месте я сделал теперь дверь. Стеклянную, такую как в американских домах с выходом на задний двор. Но вдруг, свет горит там, ибо получилось, что я отсёк одну комнату, которую, не жаль отрезать. Это необходимость. В той комнате оказались отрезанными и оставленными, мои - Маша с Наташей. Обе девушки так заигрались под дверью снаружи, что их забыли забрать и выпустить от туда, а точнее впустить сюда. Но тут как тут эти хулиганы, относительно которых у меня лично не было никаких иллюзий. Я знаю, кто они и что они будут делать, когда почувствуют свою власть и безнаказанность. Они начали хозяйничать по своему обыкновению. Схватили Машу с Наташей, и принялись насильничать. Кто-то взял Машу, кто-то взял Наташу, и раздвигали насильно им белые ножки, и задирали лёгкие платьица, и стаскивали белоснежные трусики. А Маша или Наташа были девственницы, и потому сильно кричали и вырывались. Но оказались вскоре на постелях, уже застеленных и подготовленных словно загодя. Там, кто захотел, тот их и имел. Эту на кровати у этой стены, ту на кровати у той стены, в одной комнате, где горит свет. Так, что даже Маша или Наташа, лежат уже под кучей всех желающих, испытывая некий оргазм соития со всей этой кучей. Это такой оргазм, который отражается на лице девушки, когда её усмиряют, подчиняя как бесплатную наложницу, которой она быть не хочет.
Я успел это заметить, и в ярости голыми руками сокрушил свежее и крепкое дерево дверных рам. Пару ударов и посыпались стёкла, разлетелись перекладины в щепки. Те были так заняты пленёнными наложницами, что не сразу-то и заметили, как я вломился к ним в комнату. И это, моё вторжение к ним - как игра, и я поиграю. Я представил в руке своей охотничий нож, и воткнул его в тело некого чурки, по самую рукоятку.
Он только что слез с Маши или с Наташи, и забыл рубашечку накинуть. Он смотрел на меня с удивлённым лицом, мол, - ты кто такой, и что ты делаешь, сумасшедший?! Он так застыл. Но я не сделал ничего такого, не причинил ему никаких увечий, в моей руке ничего нет. Забавно, правда? Я лишь изображаю последующие действия, детально рисуя гнев и ярость. Он думает, что я рисуюсь сам? Ну-ну. Именно рисуюсь, потому что я не в состоянии описать то, что будет далее.
Я не вижу смысла разукрашивать дальнейшую расправу над насильниками, ибо это из серии тех хорроров, в которых нечего описывать, кроме как - грязь, страх, ужас, разная мерзость во тьме, из тьмы, для тьмы, среди тьмы.
Подручные средства, на подобии согнутой, ржавой и грязной трубы, такими инструментами, я подчеркну - такими инструментами. Это та тьма, которую я не рискую изобразить, потому что не нарисую эту расплату. То, во что я превратил эту комнату и всех, кто был в ней, не поддаётся описанию. Но инструмент - ржавая, согнутая, грязная труба, подчеркну! Я её видел, метровая, согнутая где-то по середине, из помоев каких то вытянутая.
![[]](/img/a/ash_a_r/108/8epb3mp8_g0.jpg)