В этом маршруте я нахожусь на галёрке. Я сам вошёл и уселся там, где и положено мне сидеть. И Валентин, мой знакомый, он большой ловелас, и потому вошёл не сам, но его ввели. Нацепили наручники, завели и посадили спереди. Он печален, но наручники нацепили на него закономерно, не потому что его взгляды отличаются от взглядов конвоиров, нет. А потому что он ловелас. Он печален от чего-то, и я печален. Не знаю от чего он грустит, но мне грустно от того, что меня мало кто понимает.
Валентин опустил голову, понурый сидит и в мою сторону не смотрит. Не думаю, что ему стыдно или неловко, за то, что когда-то высмеял меня. Ловеласы - бараны, я говорил это тогда, и сейчас это подтверждается. Идут на убой - скатертью дорога!
Мне его жаль? Да, наверно... но он был кудряв, и свой образ жизни не изменил бы, чтоб я ему не предсказывал.
И вот, увёз Влентина воронок в места не столь отдалённые. А я спускаюсь ступенями, откуда-то со своего - сверху, куда-то к ним - вниз. А что там у них внизу? А там клубы пара в бликах некого света, исходящего от каких-то таких светил, которые не то лампочки, не то лучи от лампочек. Там ребята парятся целыми днями, обсуждают суетность, кто кому суёт. Это напоминает некую баню, где все парятся и в клубах пара смешиваются во мнениях этой суетности, по принципу - суета суёт, всюду эта суета! И все такие их прения вперемешку с оголёнными частями тела напоминают такую баню, где не только обсуждают срам, который суёт, но и показывают. И вроде что такого в этой бане? Да нет, ничего... Но только потому, что я не осмеливаюсь париться в их среде, меня считают таким себе - неправильным, не компанейским, обособленным. Хорошо, я неправильный, значит - материться в беседе правильно? А обсуждать кто кому и чего суёт тоже правильно? Или так просто так жить прикольнее?
Валентин например, считал такие отношения как бы правильными, жил по приколу и ему случайно не повезло. Пусть будет так, и когда этим парням не повезёт, пусть считают - случайно. По мне так, они солдаты дьявола! А что уготовано дьяволу, знает кто нибудь? Да, ему тоже случайно не повезёт. Но забудем про то, что уже предаётся забвению.
И вот, что теперь я наблюдаю вокруг? А я наблюдаю опустевшие улицы и унылые переулки, лишь прохладная ночь сгустилась над городом, надо мной. Уже стемнело совершенно, ночь прохладна, и зыбко как-то. Вокруг тишь, и не души. Чем-то Silent Hill напоминает, город "Потерянных детей", погрузившиеся в мрак. Дома проспекта, окна, стены, всё здесь напоминает этот город. И что тут поделаешь, что? Как город накрыла тьма и руки что-то опустились.
И приснился мне сон, что я сижу посреди этого опустевшего города, посреди опустевшей страны, посреди опустевшего мира. И разозлился я неимоверно, так что ярость полыхала в сердце моём. И согласился я с тем, что они должны быть наказаны. Но каково же было моё удивление, когда я обнаружил для себя, что они уже наказаны, выбрав пагубный путь свой. И расплата всего лишь как следствие этого наказания, которое воочию видят все, весь мир! Люди мира наблюдают и ужасаются. А чего тут ужасаться, если их ждёт тоже самое, если не худшее...
И вот, такие мрачные мои мысли прервало одно обстоятельство, на которое я не мог не обратить своего внимания, никак. Явилась вдруг передо мной одна девочка, кудрявая и миловидная. Она хрупкая, невысокая ростом, изящная станом и прекрасная лицом. Она крутилась где-то рядом, но словно не решалась приблизиться. Я её заметил, а она делала вид, что не замечает меня. Но как бы на мгновение времени я потерял её из виду. Быть может она меня избегала, боялась, или же ей от чего-то неловко было... не знаю. Словно она выжидала, пока я останусь один. И вот я один, мрачный в мрачном городе, под мрачным небом. И вдруг, женская фигурка возникла перед глазами, и две озябшие ладошки коснулись нежно моих щёк. А её ножки случайно коснулись моих ног, и я влюбился в неё.
Мила она мне, как возлюбленная, и мило мне любоваться её кудрями, всё мило и красиво в ней. Прекрасна она и хрупка. Я коснулся ладонью изгиба талии, погладил. Она совсем малышка, едва ли прелести груди там можно разглядеть, под сукном. А грудь её прекрасна, нету слов.
Она склонилась и прильнув губами влажными коснулась моих губ. С любовью ласково скользнув, в мои объятия окунулась. Прохладно, словно к осени движение, нам зябко порознь... прогонит холод лишь сближение. И обнимаю, потому что люблю, целую и ласкаю страстно, её рисую и леплю... она малышка, но так прекрасна. Забавно, но не насытятся уста, глаза и руки ненасытны. Она выпрямилась, взяла мою руку в свою ладошку и повела за собой. Она желает быть мне другом, хотя уже как бы жена.
И мы вошли в дворцовый зал, и ночь исчезла, яркий свет. Туда где праздник, вечный бал, где всё блистает блеском... Я вижу, хочет мне помочь.
И я подумал, кто может обидеть мою девочку? Она совсем малышка, ребёнка напоминает, и так сильно я её люблю. Я шёл в этот дворец такой стезёй, что полагаю не дошёл бы. Есть у меня дело, и дело это верное. Но теперь она меня ведёт, а я сжимаю её ладошку, словно боюсь её потерять, упустить. Но вдруг, ладонь её разжалась и она чуть-чуть вперёд ушла. И вижу как в ней искра счастья отражалась, которую она нашла в любви. Счастливый вдох, по детски радость, любезность губ... ей миг тот - сладость! Я же увлёкся кудрями её. На ножках туфельки у дамы, и юбочка, там чёрный шёлк. А блузка цветом как у мамы... изящно тело у этой мамочки. В шикарном здании - витрины, как витражи, где яркий свет слепит глаза. Ведёт меня по этим магазинам, пытаясь всё мне показать. И разбегались бы глаза... Проход широкий и в фойе, в фойе огромного дворца, её уверенность во мне воодушевляет и меня. И несмотря на все это великолепие вокруг, я любуюсь только ею, и вижу как она счастлива. А я не могу от неё отвести взгляда своего, и очам любо смотреть на неё.
И вдруг, как будто я проснулся. Стою, "ДИЕТА" магазин... И облик милой, её изящный стан и руки, глаза и кудри - сон один? И вскинул голову я к Небу, там в стёклах рамы солнца свет. Так получается, что я там не был, и рядом милой тоже нет.
И вот ищу её повсюду, я оглянулся, вдруг идёт... Идёт старуха ниоткуда, в руках топор она несёт. И злая бестия-старуха; такая, что аж дрожь берёт. Топор мне в руки как вручила, зачем - покоя не даёт? Дала - торжественно, со злобой, с какой-то ненавистью. И взяв меня за руку, тут же в лес вдруг потащила, чтоб я взглянул на кое что. Её рука - не ручка милой девочки, она крепка, цепка, и не отпустит просто так, вцепившись смертельной хваткой. И разъярённая старуха молчит в неистовстве своём... А там, в лесу большим амбаром, сарай и сена стог лежит. Врата широкие и паром, прям как от стойла пар клубиться. Я не пойму, чего ты хочешь от меня? И место мне как бы знакомо, но я впервые тут... и я, я так боюсь старухи этой, и точно, готов сбежать хоть в невесомость!
Она желает что бы я, лишь осмотрелся здесь, на месте.
Я огляделся, посмотрел, и в общем ничего не понял, и мне её намёки неизвестны были. О чём она вообще? Старуха, что дышит злобой, ни столько на меня, сколько по факту на всё вокруг, на всё живое. Что за старуха, что это такое?
Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.