"АлексАш стоит,
молится, мычит,
перед ним стена стоит,
она нас хранит."
Ночь сгустилась, поток машин,
вереницы людей, с витрин,
так заманчиво бьют огни,
словно манят к себе они.
Супермаркеты и ларьки,
иномарки и простаки,
расплываются как в бреду,
Вознесеновкой я иду.
И везде счёт оплатят мой,
я такой, вечно никакой,
у прилавка носом в стол уткнусь,
щас сорвусь, тут и облююсь.
***
У высоток, вот к нам с утра,
привязались, уже пора,
и цеплялись они на том,
что мы как бы здесь не причём.
Один сел, он такой блатной,
основной весь и корешной,
но побили его потом,
он был как бы уже причём.
Били, били, он был чужой,
и любой, здесь такой же злой,
оглянулись лишь, за спиной,
тот любой сгинет сам собой.
***
Убегаю я днём всегда,
по дворам, там туда сюда,
выбираю себе проход,
глиной он под ногой ползёт
Выше чуть, узок этот путь,
ну, а ниже мне проскользнуть,
где участки рядами - женщин,
огородами там не меньше.
Место, крыша, свой огород,
там доход - на круглый год,
пробежишься, не проползёшь,
не пройдёшь, не обойдёшь.
***
Вечер, стройка, гуляем там,
плиты, блоки, бетонный хлам,
мрачный вид закопчённых стен,
весь пейзаж для конкретных тем.
Здесь карабкаются наверх,
тянет вниз далеко не всех,
пропасть манит глубоким сном,
и удушливым зноем дно.
За уныло, проклято оно,
это дно, и уже давно,
здесь кобыла, снялась как в кино
но темно, и не так смешно.
***
Чисто белой она была,
оступилась и вниз пошла,
пролетит, труп на дне лежит,
к верху брюхом и там смердит.
Вылезаем, уже смеркает,
здесь сильнейшие выживают,
слабых ниже всё опускают,
нас так мрачно закат встречает.
Но в итоге, оценит он,
удивлён, я ценой в милльён, (миллион - 1000 000)
склад под базу дарит нам, силён,
тот притон хранит ментон.
***
Ночь сгустилась, поток машин,
вереницы людей, с витрин,
так заманчиво бьют огни,
словно манят к себе они.
Супермаркеты и ларьки,
иномарки и простаки,
расплываются как в бреду,
Вознесеновкой я иду.
Так проходит за годом год,
пронесёт, в песнях повезёт,
где, на бис встретит нас народ,
что с кобылой и пролетает...
тает, тает, в мечтах пока,
не легка жизнь дурака,
и взлетает за облака,
высока, душа легка...
легка.