- Что, доктор, совсем плохо? - я почему-то испугалась и от растерянности назвала его "доктор".
- Да нет. Ничего страшного. - как-то уж преувеличенно бодро ответил человек в белом халате. "Шаров Ю.А." - аккуратненький ламинированный прямоугольничек на груди. Скажите мне правду, Шаров!
- Поболит, конечно. Особенно по ночам и в одиночестве. Но жить будете.
Медицинский юмор. Я поняла. Но все равно обиделась. Циник!
Шаров тем временем вернулся за стол. Потрогал разложенные бланки, покачал между пальцами ручку.
- Меня интересуют причины вашего недуга. - Я почувствовала, что сейчас он скажет что-то умное. - Лечи не болезнь, но человека! - и Шаров со значением поднял вверх указательный палец. От кончика его ногтя я построила вертикаль и проследила ее существование. Вертикаль упиралась в потолок. В некоторых местах штукатурка на нем обсыпалась, а в левом углу расплылось большое желтое пятно.
- Вот вам пример, - Ю.А. снова поднял вверх палец, но уже без значения, - на потолке пятно. Придет маляр, побелит потолок. Решена проблема? Нет. Потому что протекает крыша. Пойдет дождь, или там, предположим, снег растает. Пятно появится снова. Отсюда вывод - оставь потолок, займись крышей.
Лечи не болезнь, но человека!
Шаров замолчал и откинулся на спинку стула. Я было зааплодировала, но опомнилась и в смущении зажали ладони между коленей.
Некоторое время мы послушали, как бубнит в перевязочной "три кнопки".
- Да! - вспомнил Шаров и взбодрился, - Какова причина заболевания? - На первый взгляд это несчастная любовь. - Ю.А. оценивающе посмотрел на меня, определяя, способна ли я на большое чувство. - Но от несчастной любви сердце разбивается, а у Вас оно разорвалось. Горе, страх - задаю я себе этот вопрос. Но где тогда сопутствующие симптомы - депрессия, или во втором случае - нервный срыв?
- Не знаю. - вздохнула я и почувствовала себя виноватой.
- А я вас и не спрашиваю. - Шаров от досады сморщил нос и тут же стал похож на капризного мальчишку. - Я размышляю вслух, пытаясь докопаться до сути. А ну, закиньте-ка ногу на ногу.
И он бодро вышел из-за стола, держа в руках молоточек. Молоточек стукнул по коленке. Я среагировала как надо. Шарова это, кажется, расстроило.
Н-да... - Ю.А. задумался, постукивая инструментом по кончику своего носа.
Моя нога загнала его в тупик. Но он не сдавался:
- Припомните, может недавно произошло событие, которое вас потрясло?
Я посмотрела на желтое пятно, надеясь найти в нем ответ - а вдруг?! Гадают же на кофейной гуще, ища в очертаниях будущее. А я в штукатурной топографии искала прошлое.
Событие, которое меня потрясло?
Нет, вроде, ничего такого не было...
Хотя... Память тут же выдвинула ящичек № 259 и услужливо развернула воспоминание. - Впрочем, нет, это не стоит внимания. - И память затолкала его обратно в глубины подсознания.
- Нет. - уверенно ответила я. Не было таких событий.
Ю.А. опечалился.
- А что подсказывает вам сердце?
Я прислушалась к разорванному органу, приложив пальцы правой руки к запястью левой.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. - шифровало сердце подсказку. Шаров смотрел внимательно. А я не знала ключ к шифру.
- Сердце молчит. - солгала я. Не очень-то хотелось выглядеть в его глазах дурой.
- Ну конечно. - кажется, догадался он и вытянул из-под стола толстую книгу. - Посмотрим, что говорят фолианты.
Так. Сэ...Сэ...- он аккуратно перелистывал тонкие страницы. - Вот. Сердце. Сердце кровью обливается, из груди выпрыгивает, - нет не то, - разбитое сердце... А, вот оно. Сердце разорванное. "Болезнь обычно наступает в результате события, последствия которого больной не смог перенести. Это несчастья вообще, в том числе несчастная любовь в тяжелой форме (в легкой - сердце обычно разбивается)... - Ну это я предполагал, - ... и страх. Так же болезнь может наступить и от чрезмерного внезапного счастья. Заболеванию подвержены лица обоего пола, мягкосердечные по своей натуре. Физическое состояние не влияет на восприимчивость к болезни. Бессердечные люди с железными нервами данному заболеванию не подвержены. Профилактического лечения не существует. При обнаружении разрыва сердца рекомендуется физическая нагрузка, душевный покой и чай с лимоном. Основное средство излечения - время".
Шаров посмотрел на меня и снова ткнул в потолок:
- Tempus sanot! - изрек он. - Так-так... Тут есть что-то еще... "В редких случаях болезнь начинается без всяких на то видимых причин. - Ю.А. метнул в мою сторону взгляд и продолжил, - До сих пор наука не может определить, с чем это связано. Однако, существует предположение, поддерживаемое многими учеными - исследователями данного заболевания (Сушко Т.Р., И. Ниберберг, Л. Фени) что разрыв сердца - это конечный, видимый результат долгого процесса его очищения. Обычно в таких случаях, разрыв сердца сопровождается обильным выделением слез". Вы плакали?
- Во сне.
- А что вам снилось?
Память уже стояла на готове. Ящичек № 259 был открыт.
- Что вам снилось?
Как пазлы (отдельно каждый по себе - ничто, а сцепились выступами и впадинками - сложилась картинка) память собрала составные сна - рассказывай, как приятно видеть себя на экране.
- Приятно видеть себя на экране. Я - в телевизоре. Но если его включить - исчезну. Меня затмят белобрысые красотки и мясистые шоумены. Поэтому я этого не делаю - не включаю его. Сижу перед темным экраном. Смотрю в нем себя, диван, стену, картину на стене. Справа балконная дверь - ить, ить, - тихонько поскрипывает, пропуская ветер в раскрытую щель. Чуть дышат занавески. Я в такт с ними - вдох-выдох. Так подстраиваешь дыхание, когда спишь крепко обнявшись. И вдруг - скрежет - мурашки вдоль позвоночника - когтями по металлическому поручню. На балкон села ворона. Тут же рядом - другая.
Я вжалась в подушки дивана - не спугнуть бы, и одновременно испытывая страх перед большими птицами - замерла. Они смотрели на меня. Спрыгнув с поручня, толкнули дверь и зашли вместе с ветром. Он нагло сбросил со стола исписанные листы, просмотрел тетради, но, видимо, ничего компрометирующего не обнаружил, и успокоившись, встал за спинами вошедших. А они, разделившись, сели - одна справа от меня - на спинку стула, другая, сцыпнув когтями по корпусу телевизора, прямо напротив - над темным экраном.
Та что справа, была поголовастей, покогтистей и с нехорошим блеском в глазах. Я сосредоточила на ней внимание, не упуская из поля зрения и другую. С момента их появления, я не сделала ни одного движения, пытаясь выдать себя за элемент мебели.
Но вороны смотрели пристально. И смотрели злобно. Обмануть их не удалось. И главное, они меня совсем не боялись. Это отбирало силы к сопротивлению.
Большая ворона передвинулась на полшага. Вытянула шею. И хрипло произнесла:
- Ка-аррр-антин.
- Каррантин. - подхватила вторая.
И еще более грозно закричала первая:
- Каррррантин!
С лязгом раздвинулась больничная каталка и мир упал с вертикали на горизонталь. Лампы выныривали из подголовья и плыли к ногам. Белые, ослепительно белые стены и длинный высокий потолок. Нескончаемый коридор.
Я лежу под белой простыней. "Боюсь. Боюсь" - стучит в голове. Где-то - опреционная - конечный пункт моего назначения. Будут резать, я знаю - будут. Что-то мешает в животе, и чтобы жить, от этого необходимо избавиться.
Аборт? Аппендицит? А - первая буква алфавита.
Каталка набирает скорость, лампы сливаются в одну ослепительную линию - долгую - долгую молнию вдоль тела. Голова вытягивается к темечку. Все силы, соки, мысли, чувства вливаются в младенческий родничок, и тело рассыпается за ненадобностью. Пальцы, ноги, колени, живот и руки, шея - вся я рассыпаюсь на части.
- Что же это? - кричит сознание.
- Как же это? - вопит сознание.
- Где я?!!! - истерически захлебывается оно.
На каталке едет одна голова. Мысли мечутся в ней, перескакивают друг через друга и боятся. Страшно боятся выстроится в шеренгу и осознать, что же произошло.
Но яркими вспышками подсознание прорезает хаос и высвечивает:
- Меня нет.
Согласна.
- Но я жива.
Верно.
- Операция невозможна.
Никак.
- Я - это голова.
Да.
Как только это было произнесено, нет, не произнесено - осознано, мысли в паническом ужасе бросились к выходу, давя и подминая друг друга. Они визжали в истерике, ничего не соображая и разрушая все на своем пути.
Черепная коробка не выдержала и треснула.
И тут же какофония смолкла.
Наступила ясная, прозрачная тишина. С легким шорохом резиновых колесиков о щербатый кафель, я продолжала плавно катиться без направления.
Без мяса. Без костей. Без тела. Без головы.
Ничего не было и вокруг меня. Только яркий густой свет, переливающийся и струящийся свет вообще.
И я с восторгом поняла, что я - это я. Ничего больше.
- Я! - крикнула я.
- Я!!! - заорала я.
- Я!!!!! - ликующе завопила я.
- Я есть! Я - точка пересечения миллиарда бесконечностей! Я - концентрация могучих сил! Я - эссенция чувств! Я - начало всех начал! Я! Я! Я!
И тихонько тихонечко зачесался живот, там, где на память о моменте рождения завязан чувствительный узелок.
Но. Как. Же. Это.
У. Меня. Же. Нет. Живота!
Нет?!
И я головокружительно обрушилась в телесную оболочку.
Свет погас.
Темнота.
Тишина.
Тишина.
Тишина.
И - звук. Словно плотная ткань треснула по швам.
Я проснулась. Подушка была мокрой от слез.
Это все.
Ящичек № 259 закрылся. Память шаркнула ножкой и замерла в позе вымуштрованного официанта дорогого ресторана. Шаров молчал. Молчало и радио. От потолка отделился большой кусок штукатурки и шмякнулся в центр стола, прервав затянувшуюся паузу в темпе модерато.
- Как вас зовут? - спросил Шаров, и закрыл медкарту, чтобы взглянуть на обложку. Но я ответила быстрее.
- Даша.
- Даша, - Шаров откашлялся, - Даша, теперь у вас чистое сердце. Вот так.
- И что мне с этим делать? - глупо улыбнулась я. Дурацкая привычка - улыбаться от растерянности.
- Живите. Чистое сердце - своего рода дар. Обычно его имеют только младенцы. Все мы, когда лежали в коляске, были чисты. Да... С возрастом страсти, желания, мысли замутняют сердечность, а вы обрели чистоту снова. Теперь только от вас, Даша, зависит чем наполнить чистое сердце. Можно сказать вы родились заново, но с опытом прошлых лет. Кстати, вам снятся кошмары?
- Довольно часто.
- Теперь не будут. По крайней мере долгое время. Ваши мысли кристально прозрачны. Ваши чувства - невинны, а желания - скромны. Хотите - останетесь такой до смерти, хотите - изменитесь абсолютно. Наполнение - вот что главное. Выбирайте.
И радиоголос, прорвавшись сквозь помехи, запел о прекрасном-далеке.
- Рецепт я вам не дам, лечить это не возможно. А вот больничный выпишу. Посидите пару дней дома. Только не смотрите телевизор. По возможности вообще. К вам сейчас все липнет, как к эбонитовой палочке. Особенно берегитесь новостей. Чтобы все знать, совсем не обязательно глотать этот ежечасный слив информационного дерьма. Простите, что я так резок. Но я сам телевизор не смотрю вообще. Только кассеты с любимыми фильмами. Кстати, хотите расскажу вам забавную историю? Вы не торопитесь?
- Раз у меня больничный, нет.
- Ну так вот. Есть у меня хороший друг. Немец. Мы с ним вместе учились в медицинском. После окончания, он уехал на родину, занялся частной практикой, женился. Имеет двоих детей. Так вот, к чему я это рассказываю. Как только у него родился первый ребенок, он все телевизоры из дома изъял. И старшему уже 12 лет, а телевизора в доме как не было так и нет. В прошлом году друг прислал мне приглашение. Видимо возраст - ностальгия началась. И летом, в отпуск, я к нему поехал. А надо сказать живут они в небольшом городке - вокруг лес да поля. Друг мой заядлый охотник, так ему и ездить далеко не надо. В общем хорошее место.
Приехал я к ним. Пожил недельку, и тут его жена и говорит:" А давай, милый, пока дети у бабушки, купим телевизор. Сами посмотрим и другу из России покажем". Ну что же. Купили. Посмотрели день. Посмотрели второй. А на третий Ганц, так друга моего зовут, поставил телевизор на окно и со словами «Его нельзя смотреть не только детям» расстрелял из своей великолепной двустволки. Вынес, так сказать смертный приговор. Кстати, Интернет у вас дома есть? Не включайте. Эти два дня только для отдыха. Хотите - спите, хотите - гуляйте, хотите - читайте. Не газеты разумеется.
- А потом?
Шаров дописал что-то в моей карте, и закрыв, отложил ее в сторону. Он медлил с ответом.
- Потом... Привыкайте к жизни. Заново учитесь ходить по лабиринтам человеческих взаимоотношений. Собственно говоря, все осталось прежним. Это только вы изменились.
Дверь приоткрылась и в кабинет просунулась голова со свежей "химией".
- Можно? - скромно спросила она женским голосом, отягощенным гайморитом.
- Подождите за дверью. - строго ответил Шаров.
Голова исчезла, оставив после себя запах мокрой шерсти и борща.
Я поднялась с места.
Шаров тоже встал.
- Ваш случай исключительно редкий. Любой из врачей многое бы отдал, чтобы получить возможность изучать чистое сердце на практике. И если вы не против, я хотел бы...я думаю...В общем говорю без обиняков - вы феномен, и я хотел бы узнать о Вас больше, чем написано в истории болезни.
- Героиня научного доклада - это не для меня. Извините.
И между нами лег еще один кусок штукатурки.
Уже два часа я дома. Сердце немного щемит - тихо и сладко, как после рыданий. Телефон звонил четыре раза, и каждый раз определитель высвечивал незнакомый номер. Я выдернула шнур. Пусть...
К радио, телевизору и компьютеру не подхожу. Пью чай.
И не знаю, что делать.
Кстати, интересно, а в медицинской карте записан мой телефон?