Ашихмин Сергей Сергеевич
Дом среди теней

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Каждый ведёт ежедневную борьбу со своими призраками: страхами, вредными привычками, неуверенностью и прочим и прочим. Борьба эта утомительна, ведь корни врагов проросли так глубоко, что только сну доступны их мрачные сердца. А может мы не одиноки в своей борьбе? Как найти светлую сторону души, которая поддержит в трудную минуту?
  I
  
  Небо постепенно гасло и свет фонарей уже не давал рассмотреть облака. Душный, тяжёлый воздух наконец двинулся, теснимый прохладой ранней осени. Я нервно глянул на часы. И так раздражённый долгим отсутствием автобуса, я ещё сильнее раздражился из-за своей нервозности. "Автобус придёт тогда, когда придёт, успокойся!", - говорил я себе, "Ты никуда не опаздываешь!". В последнее время я прикладывал много усилий, чтобы стать более спокойным. Совершал аффирмации, делал дыхательные упражнения. Это помогало, пока я сидел дома. Но стоило выйти на улицу, как нервозность снова начинала душить и мучить, иногда доводя до исступления. Вчера видел парня, который косолапил левой ногой. От неправильной походки кроссовки несимметрично стёрлись, а правая нога едва не наступала на левую. Каждый его шаг я ждал, когда же он наступит на свой чёртов косолапый обрубок, а этого всё не происходило. Я страшно разволновался, мне захотелось самому наступить ему на ногу, да и вообще оттоптать его мерзкие кривые ноги! Почему ты не можешь ходить нормально, кособокая ты собака!? Вероятно, я сказал это вслух, потому что парень обернулся и сказал что-то вроде "Ты это мне?". Меня обдало таким жаром стыда, что я не помню, что ему ответил. Или та история с дедом, который причмокивал. Господи, я тогда придумал самые изощрённейшие пытки за всю человеческую историю!
  
  "Ну наконец-таки, мразь, где тебя носило?!", - подумал я, завидев нужный автобус. Пока он подъезжал, громыхающий и чадящий, я снова пересчитал деньги за проезд. Тоже всё время забываю избавиться от этой привычки. Постоянно пересчитываю деньги перед кассой, сдачу, набежавшие киловатты. Просто испытываю какую-то неуверенность, сомнения неясно насчёт чего. Вот и сейчас, вдруг я неправильно посчитал, водитель скажет, что не хватает пару рублей, я полезу в рюкзак - расстегну первый отдел, расстегну кармашек с мелочью, люди сзади будут недовольно вздыхать, я буду еще сильнее нервничать, потому что, как назло, у меня будут только пятаки, мне придётся дать ему пять рублей, а тогда он должен будет дать мне сдачу три рубля, но это не стандартная сдача, которая расфасована на приборке, а значит нужно будет либо тянуться до стаканчика с монетами, а он справа внизу от рычага переключения передач, либо вытаскивать монеты из расфасованных, а тогда нужно не забыть доложить потом их обратно, а народ сзади уже достаёт биты и заточки, чтобы замочить дебила, который просто не мог заранее посчитать! Я так живо представил себе это, что даже съёжился, словно и правда меня уже хотел кто-то ударить. Боже, ну сколько это будет продолжаться? Ладно, главное - последовательность и терпение. Я осознал проблему, это уже хорошо. Теперь нужно не спеша, шаг за шагом отсекать ненужное, выметать мусор. "Надо возделывать свой сад", - вспомнил я полюбившуюся цитату. Приободрившись, я пропустил нескольких бабулек и вошёл в полупустой, к моему удовлетворению, автобус.
  
  Бабульки, как и ожидалось, заняли передние места. Сзади же сидели уставший мужик и женщина неопределённо-среднего возраста с полным пакетом продуктов. Я выбрал любимое место у окна в середине заднего ряда кресел. Ну и с правой стороны, конечно, потому что там безопаснее. Так, на всякий случай. Мне нравились все эти штуки, связанные с безопасностью. Я испытывал странное удовлетворение, когда узнавал про то, что самое безопасное место в самолёте - это средние кресла в хвосте, или что при землетрясении нужно вставать в дверные проёмы. Автобус тронулся, я поёрзал в кресле, нашёл самое удобное положение и глубоко вздохнул. Наконец можно было смотреть в окно.
  
  Вечерний город расцвёл неоновыми цветами, засиял тёплым жёлтым светом придорожных фонарей. Будто стая перелётных птиц, фары проезжающих машин спешили куда-то прочь, к своим гнёздам на окраинах. Дорога, прихотливо изгибаясь, неспешно несла этих птиц, чтобы к ночи опустеть и отдохнуть. Меня всегда успокаивало смотреть из окна на ступающий к объятиям тьмы город. Неважно, в квартире я в это время, или в автобусе, меня уносит в неведомые дали, чудесные образы теснят друг друга, тёплые миражи скользят по призрачной границе сна и яви, наполняя неясной тоской и светлой грустью.
  
  Я представил широкую пустую улицу. Фонари склонили головы и зыбким светом просеивают ночь. На них смотрят грузные дома с редкими горящими глазницами, прохладный ветер гонит пока еще свежие опавшие листья. Я иду по сырому асфальту и сердце стучит от радостного волнения. Впереди меня ждёт что-то необыкновенное, судьба властно влечёт к истинному предназначению. Разве я родился сочинять стихи, которые истлеют вместе со страницами, их несущими? Писать картины, которые поблекнут и облупятся? Исследовать рациональные законы мира, когда бренной жизни хватит лишь на то, чтобы успеть понять крошечный запутанный туннель, в тупике которого я обрету знание о своём незнании? Разве для того я рождён, чтобы спеть мелодию, которая затеряется в бесчисленных эонах лет и умрёт, хорошо бы, с последним человеком? Нет! В бездонной глубине улицы я чувствую что-то более великое, нечто, возносящееся над всем сущим, то, для чего я истинно рождён быть - высечь из иномирового гранита величественную скульптуру вне времени и пространства, квинтэссенцию человеческого духа, способную пережить смерть бытия и дать начало...
  
  Внезапный ухаб вырвал меня из грёз. Автобус вильнул в сторону, я несильно стукнулся о стекло, снова ухаб. Неприятная действительность вновь напомнила о себе. Раздражение кислой походкой вернулось в мои чертоги. Сердце неровно билось после сладкого видения о великом предназначении, стало стыдно.
  
  Сколько таких случаев было, не перечесть. И каждый раз одно и то же, каждый раз волны, просто цунами стыда, потом раскаяние, потом твёрдая решимость всё изменить, стать, наконец, нормальным человеком, а потом наступил закат необычного цвета, и всё заново по кругу. Идёшь, например, ранней весной с учёбы, и вот Солнце показалось из-за надоевших белёсых облаков, свежими лучами осветило многоэтажки, тёплом коснулось руки. В мгновение всё вокруг преображается, обрастает смыслом, даже грязь становится многозначительной. Ты думаешь об этих смыслах, пытаешься уловить ускользающую музыку отблесков в лужицах, острое предчувствие покалывает и искрится. Потом неловко спотыкаешься, падаешь, а свежепроходящие думают "такой молодой и уже алкаш". Кассирша недовольно закатывает глаза, когда выходишь из мечтательного оцепенения и вспоминаешь, что пакет всё-таки надо, водитель кричит "заранее объявляй!", когда проезжаешь свою остановку, тётя из регистратуры смотрит как на неполноценного, когда выдаёт второй бланк из-за того, что в первом написал фамилию вместо номера.
  
  К раздражению и стыду примешался гнев на эту нелепую действительность и на себя за гнев на действительность. Эта смесь растеклась по всему нутру, обжигая, стесняя дыхание. "Так, глубокий вдох и выдох", - строго приказал я себе. Я закрыл глаза и медленно, на сколько возможно глубоко, вдохнул. Задержался на секунду и так же медленно выдохнул. Гнев смутился, неуверенно отступил из дрожащих рук. "Работает!", - воодушевился я. Снова медленный глубокий вдох и такой же выдох. Гнев и раздражение в панике заметались, стыд замер. Я продолжил упражнение. Теснимые неумолимым ритмом вдохов-выдохов, тающие, они отчаянно цеплялись за холодные стены чертогов, пока совсем не испарились.
  
  Совершенно спокойный и ясный, я открыл глаза. Огни за окном сияли выразительнее и полнее, неон стал глубоким, обволакивающим. Вновь вернулось горячо любимое мной предчувствие, вдохновение осветило взор. Неуловимые изменения расплескались вокруг, но что изменилось? Я перевёл взгляд в салон и невероятное изумление сковало меня. Картина была столь фантастической, что я забыл дышать и моргать.
  
  По полу скользили переплетающиеся друг с другом лозы вьюнков, усеянные удивительными светящимися цветками. Словно осколки радуги, они вибрировали и чисто, мелодично звенели. Лозы хватались за ножки кресел, поручни, и ползли по ним вверх, оплетая салон. Там, где сидели бабульки, лежали большие мшистые камни, к которым уже тянул свои щупальца неземной вьюнок.
  
  Не чувствуя тела, едва двигая головой, я оглянул салон. Окна запотели, и свет цветков разбивался о них фантастической искрящейся россыпью. Живой ковёр неторопливо оплетал автобус. На местах мужика и женщины с пакетом тоже лежали камни, правда гладкие. Мне вдруг захотелось потрогать их, как некоторые цветки оторвались от лоз и медленно поплыли по воздуху. Разлился терпкий запах чёрного чая, который мягко снял моё оцепенение. Совершенно ошеломлённый, не зная что и думать, я осторожно встал. Один из парящих цветков подлетел совсем близко к лицу, так, что я мог различить жилки на лепестках. Он светился прекрасным розовым закатом и омывал меня успокаивающими волнами тепла. Жилки тоже струились и переплетались в непрерывно меняющиеся поразительные узоры.
  
  Странный импульс поманил меня наружу. Стараясь не задевать цветки, я направился к центру салона. Лоза спокойно текла под ногами, не обращая внимания на мои шаги. Когда я вышел на площадку, вьюнок уже полностью оплёл пол, кресла, стены, и со всех сторон затягивал потолок. Я заметил, что автобус не двигался. Попытался вспомнить, когда мы остановились, но не смог - свет цветков мягко поворачивал мысль обратно. Смутное предчувствие не дало мне пойти к кабине, и я вспомнил про кнопку экстренного открывания двери. Нащупав её под живым ковром, прохладным и влажным, я нажал. Насосы зашипели, дверь дёрнулась и тут же сдалась под оплетающей властью вьюнка. Я снова нажал, лоза ослабила хватку и дверь смогла приоткрыться, достаточно, чтобы протиснуться в неё.
  
  
  
  II
  
  Хотя должна была быть ночь, вокруг колыхался предрассветный сумрак. Он нёс на себе негустой туман, так что я мог видеть метров на двести-триста. На улице не было ни единого человека или машины. Дорогу и здания оплетала лоза, только она не двигалась и не покрывала всё сплошным ковром, как в автобусе. Туман рассеивал и приглушал свет плавающих всюду цветков, отчего серая пелена переливалась причудливыми оттенками. Всюду были разбросаны большие камни, некоторые покрытые мхом и лишайником, некоторые гладкие как галька. Происходящее не казалось сном, горячечным бредом. Хотя я испытывал глубочайшее удивление, мысли были спокойными и ясными. Я не знал, и даже приблизительно не мог объяснить, что происходит, но чувство реальности было столь сильным, что я не сомневался в том, что вижу.
  
  Немного осмотревшись, я решил пойти к большому магазину на другой стороне, чуть левее. Сначала я думал двинуться сразу наискось, но потом увидел тротуар с красивыми фонарями, и мне очень захотелось пройтись по нему.
  
  По пути я обратил внимание на разбитую дорогу, что большинство окон высоток были выбиты, и вообще - всюду царил дух запустения. Было прохладно, но меня согревали волны тепла сияющих цветков, которые во множестве недвижно висели вокруг. Когда я перешёл широкую дорогу и ступил на тротуар, то обнаружил, что фонари тоже оказались разбитыми, мелкие осколки стекла усыпали их подножия. Я задумался, стоит ли мне идти к магазину, или в другую сторону, где тротуар довольно круто уходил вверх и исчезал в тумане. Пока я колебался, в одном из окон магазина мелькнул огонёк. Светящиеся вьюнки, которых я до сих пор видел, не двигались так быстро, и мне стало интересно, что там. Я пошёл, внимательно следя за окнами в ожидании ещё одного огонька.
  
  Через несколько шагов идти стало ощутимо труднее, я будто угодил в трясину, хотя под ногами чувствовался твёрдый асфальт. Я не заметил, как туман сгустился настолько, что прежде хорошо видимый магазин превратился в смутную тень. Цветков стало меньше, отчего меня накрыло мелкой дрожью. Я оглянулся на автобус. Вьюнки облепили его как сонные мотыльки лампу. Их свет приободрил, и я решил идти дальше, зная, что позади есть маяк.
  
  Но едва я сделал два шага, как туман превратился в серый кисель, сквозь который было совершенно невозможно идти, хотя дышалось легко. Я вытянул руку и она по локоть исчезла в плотной пелене. Несмотря на практически нулевую видимость, где-то впереди я увидел, как словно чернильное пятно сквозь бумагу проступила огромная, с многоэтажный дом, тень. Она немного покачалась и так же исчезла. Меня охватила тревога, но я всё-же решил сделать ещё шаг вперёд. Это удалось с большим трудом, ноги вязли в невидимой трясине. Ещё одна гигантская тень проплыла впереди и растворилась. Тревога усилилась, я повернулся назад, но спасительного маяка не увидел. Страх сдавил грудь, руки онемели.
  
  Я будто висел в бездонном сером океане, даже чувство верха и низа притупилось. Теней стало больше, гротескным циклопическим строем они проплывали мимо меня, и невозможно было понять, на каком расстоянии они находятся. Я оглядывался вокруг, пытался рассмотреть спасительный тёплый свет, но бесконечный океан надёжно скрывал меня в глубинах. Тревога защемила грудь, страх нашёптывал слова о вечном забвении. "Успокойся. Вдох-выдох". Я закрыл глаза и глубоко втянул туман. Теперь холод проник и внутрь, ещё большая дрожь забила меня. Стараясь не поддаваться ей, вдох за выдохом я гнал тревогу и страх, и мало-помалу они отступали.
  
  Мою борьбу прервал слабый шёпот позади. Я вздрогнул и резко обернулся. Через несколько секунд, практически рядом, снова прозвучало тихое "Где ты?". Мне показалось, что голос женский, хотя его было чуть слышно. Я сделал пару шагов навстречу. Это оказалось довольно легко, вязкая глина тумана отступила от ног. Когда тихий вопрос повторился, мне почудилось, что я даже уловил дыхание на щеке. Я отметил своё странное спокойствие - голос совсем не пугал меня, хотя я никого не видел. "Где ты?". Я решил пойти на шёпот и найти его таинственного обладателя.
  
  Каждые несколько секунд бесплотный вопрос повторялся, и я, ослеплённый непроницаемой завесой, послушно шёл за ним, стараясь не смотреть на тревожные гигантские тени, которые плавали в неведомых глубинах серого океана. Я шёл осторожно, боясь налететь на какой-нибудь из тех больших валунов. Голос звучал всё время впереди, и я никуда не сворачивал. Я не помнил, чтобы сходил с тротуара, поэтому должен был идти по нему либо вверх, либо вниз. Насколько я успел заметить, когда только вышел из автобуса, вверху он сворачивал вправо, а внизу упирался в большой перекрёсток с трамвайными путями. Сам тротуар был не длиннее полукилометра, так что я надеялся вскоре выйти из бесплотного лабиринта.
  
  Однако, я шёл, и шёл, и конца этому не было видно. Единственными моими спутниками были тени. Тревожные тёмные кляксы - они появлялись и исчезали без какой-либо системы, и свою первоначальную мысль об их разумности я отбросил. Шёпот же звучал довольно регулярно, никогда не пропадая на длительное время. Однообразный серый туман начинал угнетать, и, спасаясь от накатывающего уныния, я постарался подумать о чём-нибудь хорошем. Я вспомнил об удивительных цветках. О том, что когда я был среди них, меня окутывало спокойствие и тепло, а тревога, нервозность, страхи отступали перед их мягким светом. Сейчас они показались мне поразительно знакомыми, словно я уже видел их где-то раньше. Эти мысли придали бодрости, но как только я вернулся к туману, она тут же истаяла, теснимая обессиливающим унынием.
  
  Я потерял счёт времени. К тротуару я подошёл за пару минут, потом, через несколько шагов, я влез в этот непроницаемый туман, и теперь выбираюсь из него... Сколько? И правда ли выбираюсь? Я ждал путеводного шёпота. Впервые его не было уже довольно долго и оглушительная тишина стала действовать на нервы. Чтобы хоть как-то её разогнать, я пошаркал по асфальту, но белёсая пелена поглотила звук без остатка. Туман оставался непроницаемым. Я повертел головой, в надежде зацепиться взглядом хоть за что-нибудь, но лишь громадные тени изредка проплывали в недосягаемой дали. Они стали не только более тревожными, но даже угрожающими. Или это мне кажется под угнетающем действием бесконечного туманного океана? В смятении, не зная, что делать, я сел.
  
  Сперва я начал думать о том, как выбраться к автобусу, пытался вспомнить все свои повороты и прикинуть пройденное расстояние. Но чем больше я думал, тем сильнее мой разум затягивала какая-то мутная жижа, из-за которой совсем не хотелось думать, вообще ничего не хотелось.
  
  На меня напало странное онемение. Я не чувствовал ни усталости, ни голода, ни жажды. Недавно нервирующая тишина больше не беспокоила меня. Даже моя ситуация не беспокоила меня. Я просто сидел и безучастно смотрел на туман и на тени, не испытывая никаких чувств. Я бесстрастно отмечал своё бесчувствие, пытался удивиться ему, но смог только вспомнить о существовании чувства удивления. Мысль о том, что я просижу вот так - в полной тишине, завёрнутый в серый туманный саван, в окружении безмолвных теней вечность не вызывала во мне удушающего страха, даже малейшего беспокойства. Я был совершенно, абсолютно и всепоглощающе спокоен.
  
  Откуда-то издалека, словно из другой жизни, пришло смутное воспоминание. Разве не этого я искал? Вечного успокоения, благостной онемелости, счастливой безучастности? Не я ли несметное количество веков назад страдал от обжигающих нутро и ослепляющих взгляд чувств, от убогой неспособности выразить, запечатлеть их полно и живо? Не я ли, скорчившись от тупой боли в животе, глотая мутные слёзы, по ночам кричал в подушку, осознавая свою нелепую ущербность, ненужность, бездарность? Не я ли, наконец, редкими звёздными ночами взирая в бездонные глубины, хотел оборвать эту никчемную тонкую нить?
  
  Я крутил эти вопросы, переставлял в них слова, холодно и отстранёно анализировал, снова переставлял, и не чувствовал ничего. Тени перестали плавать, а окружили в гигантское кольцо. Я бесстрастно пересчитал их - ровно одиннадцать. Совершенно недвижные, они уставились на меня, словно ожидая некоего ответа.
  
  Я не знал, что за ответ они ждут. И должен ли я отвечать? Искал ли я вечного успокоения? Да, искал! Да, я мечтал о нём, представлял, какого это - взирать на мир с туманной вершины, безучастно скользя взглядом по тщетной ряби бытия. Но ведь я где-то в глубине ясно осознавал, что бытие не тщетно, а рябь - непознаваемые бушующие волны космического океана! Зачем же я себя обманывал, терзал пустыми видениями? Страдал ли я от того, что никому не могу передать прекрасные картины осенней грозы, молодого месяца на вечернем небе, леса, укрытого первым снегом? Да, страдал, мучительно и сильно! Но после того, как слёзы бесполезного сожаления высыхали, когда предрассветная прохлада остужала жар осознания своей бездарности, я понимал, что какой бы великой ни была моя картина, будь она хоть в каждом красном углу каждого дома, я всё равно не успокоюсь. Потому что истинным источником моего отчаяния была не надуманная бездарность или ущербность, а уязвлённое самомнение и отравляющее тщеславие. Это они нашёптывали слова о великом предназначении и потешались потом над моими бесплодными поисками. И когда занималась заря, я облегчённо выдыхал, обрадованный осознанием того, что нашёл причины, с которыми можно сражаться, но почему я потом забывал об этом рассвете и снова погружался в зыбучие пески самоотвергания? Хотел ли я оборвать нить? Хотел, тысячу раз хотел! Так почему не оборвал? Потому что в те отчаянные мгновения, когда она уже была натянута до предела, вечный космос опускал свою сияющую голову к моему дому, и в его беспредельных глубинах я видел себя самого. Так почему же я забывал о своём отражении?
  
  Я не заметил, как безучастное спокойствие сгорело в жаре моей горячей исповеди. Внутри запылало новое, незнакомое ранее чувство. Это было страстное желание борьбы, жажда твёрдо посмотреть смутным призракам в глаза и увидеть их дрожь. Я встал и обвёл взглядом окруживших меня теней. Грозные гиганты, они подавляли и внушали страх, но я готов был встретиться с ним.
  
  Тени подёрнулись рябью и помутнели. Их кольцо стало неровным, некоторые взлетели выше, другие заколебались. Я уже хотел сделать шаг навстречу, как они совершенно замерли. Мне показалось это затишьем перед бурей, но я твёрдо решил не отступать, что бы ни было дальше. Пока они неподвижно висели, их косматые очертания становились более чёткими, нутро наливалось тьмой. Вскоре тени стали непроглядно чёрными, а формы приобрели жуткое сходство с чем-то давно погребённым в сырых склепах самых пугающих воспоминаний. Распавшееся было кольцо вновь сомкнулось, и неотвратимым строем тени двинулись на меня. Я приготовился взглянуть в глаза любому ужасу, что скрывался за их бесплотными телами.
  
  Тени выступили из тумана и явили своё истинное обличье. Я ожидал чудовищ, призраков, или скелетов в плащах, но только не этой ошеломившей меня картины.
  
  Они оказались гигантскими мрачными старыми домами. Окружённые ореолом тьмы, они таращились на меня бездонными разбитыми окнами, ветхие двери приглашали в манящую пустоту. Я как зачарованный смотрел в их запретные зевы, и желание забыться и войти боролось с желанием бежать без оглядки от ужаса, который скрывался в их нутре. Как и исчезнувшие цветки, дома показались пугающе знакомыми. Вспомнил! - каждый из них являлся мне в самых отвратительных кошмарах, после которых дневной свет тускнел, а полуденные тени шептались за спиной. Старательно забытые сны явились из глубин подсознания - я вхожу в один из этих домов, и попадаю в бесконечный лабиринт ужаса, каждая комната которого наполнена страхом, от которого мутится рассудок. И как бы я ни пытался выбраться, я неизменно оказываюсь у скрытого в глубинах древнего входа в иное измерение. Это могла быть ветхая дверь, за которой проглядывает красноватое свечение, либо осыпавшаяся каменная арка. В любом случае, я знал, что если войду, то навсегда утону в чудовищном кошмаре, от которого нет спасения. И каждый раз я, нерешительный и смятенный, долго стоял у входа, а сзади уже был слышен вой и скрежет омерзительных созданий, готовых растерзать меня, впереди же ожидали вечные муки.
  
  Ужасающие чёрные пасти домов гасили волю, в ногах рождалась волна покорности, готовая принести меня в жертву этим алтарям смерти. "Вдох-выдох! Ты готов к борьбе, ты хочешь сразиться с ними! Пусть ты погибнешь, сгинешь в кошмарных мавзолеях, пусть адское пламя будет терзать тебя вечность вечностей, это лучше, чем всю жизнь вздрагивать от каждой тени за спиной! Так иди же!", - сказал я сам себе, раскаляя добела жажду битвы. Исполненный мрачной решимости, я направился к самому огромному дому.
  
  Он нависал надо мной гигантским ветхим гробом, гнилая двустворчатая дверь разверзлась, предвкушая мои страдания. Порог был усыпан прелыми листьями и ветками, и едва я ступил на него туман озарился ярким фиолетовым светом. Он исходил сверху, потому что я увидел свою тень. Я задрал голову. Свет излучал прекрасный фиолетовый цветка вьюнка, который парил надо мной. Я очень обрадовался ему, как старому другу, который вернулся, наконец, из дальних странствий.
  
  Запахло чаем. Волна тепла спустилась на меня сверху и, полностью поглотив, разлилась у ног. Забыв о доме, я приподнялся на цыпочках и протянул руку к цветку. Он отшатнулся, покачался на сияющей перине тумана и опустился в раскрытую ладонь. Свет стал бархатным. Ещё одна волна тепла окатила меня. Только теперь она исходила как-бы изнутри, словно это я родил её. "Где ты?".
  
  Я понял, что это был мой голос. Это он завёл меня в серую бездну и оставил на несколько вечностей в опустошающем бесчувствии, из-за него я оказался в кольце домов из кошмаров. Где же я? Я посмотрел на замечательный цветок, его удивительные лепестки. Он действительно был старым другом, потому что и этот цветок, и все другие являлись моими самыми тёплыми воспоминаниями - теми, что создают "Я". Неизвестно, какой закон выбирает, что ляжет в фундамент нашей души, но ясно, что в минуты самого большого отчаяния и непереносимого ужаса, мы всегда можем обратиться к самому хорошему и светлому воспоминанию, и осветить им путь для себя и тех, кому этот свет нужен. Это знание пришло из мелодичного звона, что испускал цветок, и казалось таким естественным, что я удивился, почему не расслышал его раньше.
  
  Я внимательно посмотрел на каждый из домов и сказал: "Я не смогу сжечь вас навсегда. Но это и не нужно. Нужно лишь то, что теперь я готов открыто смотреть вам в глаза как только вы воплотите своё обличье, и яростно бороться до тех пор, пока вы не отступите или я не сгину навеки в ваших тёмных безднах!". Я поднял цветок высоко над головой, фиолетовый свет вспыхнул так ярко, что даже чернота домов не смогла его поглотить. "Я дома!" - во весь голос прокричал я, "Это мой дом! Я дома!".
  
  Дома заколыхались и посерели. Их очертания расплылись, мелкая рябь прокатилась по старым стенам. Вновь став тенями, они неслышно взмыли вверх, увлекая за собой клубы расцвеченного фиолетовым тумана.
  
  Свет акварелью разлился во вновь проницаемой завесе, и я увидел, что стою рядом с автобусом. Бывшая неподвижной, неспешно текла лоза, вокруг плавали радужные цветки. Мягкое разноцветье тонуло в прозрачных глубинах тумана, тёплый аромат чёрного чая приятно кружил голову. В вышине причудливыми китами плавали тени. Я был дома.
  
  
  
  III
  
  Поток беспорядочного шума заставил открыть глаза и тут же зажмуриться от яркого света. Я лежал на твёрдой кровати с низкой подушкой, укрытый лёгкой простынёй. Голова раскалывалась и гудела, и я решил полежать и привыкнуть к шуму и свету, а потом осмотреться. Этого не удалось, так как вскоре кто-то легко потряс меня по плечу:
  
  - Подъём! Время обхода, просыпайтесь!
  
  Я с трудом открыл глаза и увидел медсестру с подносом на котором лежали ампулы и шприцы.
  
  - Как себя чувствуете? Чуть-чуть на бок перевернитесь!
  
  Не дожидаясь, пока я сам это сделаю, она мягко повернула меня боком. В голове ухнуло, поплыли красные пятна. Я услышал хруст разламывающихся ампул. Господи, только не укол! Это был укол, но к счастью, я почувствовал лишь лёгкий нажим.
  
  - Всё, ложитесь обратно!
  
  Снова не дожидаясь моих действий, медсестра развернула меня, поправила съехавшую простыню.
  
  - Скажите пожалуйста, а что со мной? - с трудом выдавил я из себя. Собственный голос звучал слабо, будто издали.
  
  - Вы в больнице, после аварии. Машина не пропустила ваш автобус и въехала в бок, но ничего страшного - все живы-здоровы. У вас сотрясение, но сейчас на обходе врач всё расскажет.
   - Спасибо, - ответил я и закрыл глаза. В темноте пронеслись фиолетовые всполохи, и я спокойно заснул.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"