--
Войдите, - раздался раздражённый голос Василия Викторовича.
Саша повиновался.
--
Не хочет Степан пацана обучать. Ни в какую.
--
Плохо, Саня, очень плохо. Где мы потом другого такого "пацана" найдём, который согласится два года с этим станком кондыбаться, пока научится?!
--
Ну, понятно, старик дуется. Его сократили, вот он и не хочет учеников брать.
--
А куда мне было деваться! Что держать на зарплате деда ради того, чтобы он раз в месяц станок настроил? Не в том мы нынче положении. Пусть спасибо скажет, что у нас внештатно подрабатывает, какая-никакая ему прибавка к пенсии. Так и передай!
--
Ну, тогда он точно разобидится и ученика не возьмёт.
--
И то правда. На месте он сегодня?
--
На своём, законном. Возле заброшки пьёт сидит. Утром приходил настраивал. А то опять стояла машина его.
--
Вечно стоять будет, если мы ему, пока вконец спиться не успел, пацана не втюхаем! Иди дальше окучивай.
--
Хорошо, Василь Викторович.
Дед Степан сидел на улице, прислонившись спиной к дереву. Он отхлебнул из початой бутылки водки и утёр рот рукавом засаленной робы. Прокашлялся, достал из грязного кармана пачку "Примы" без фильтра и спички, закурил. И снова уставился на так никогда и недостроенный корпус великого советского завода. Отсюда громадина выглядела наиболее трагично. Одна стена, изъязвлённая пустыми окнами -- как глаза мёртвого льва. Другой стены нет -- это вспоротый и выеденный падальщиками бок мёртвого льва. Видно и рёбра -- колонны между пустыми этажами, по которым среди призраков разворованных машин бродят призраки нерождённых рабочих. Это величественное здание было подобно всей несбывшейся надежде Степана. И тысяч таких как он. И тысяч уже умерших. Он был молод, он пошёл работать, чтобы давать стране усилительные лампы, чтобы приносить пользу. Завод рос, завод жил, бурлил, и всё это было действительно Нужно. И все с упоением наблюдали, как возводился этот новый корпус. Думали, что здесь развернётся самое наукоёмкое производство. Эта стройка была самой жизнью, самой надеждой. А потом всё рухнуло. По щеке Степана покатилась стариковская слеза. Он прикрыл глаза, отдавшись невесёлым думам, но был окликнут по имени.
--
Привет, Степан! Отдыхаешь?
Старик обернулся на голос и с трудом сфокусировал взгляд на лице говорящего.
--
А. Привет, Сан Саныч.
--
Я тебе гостинец принёс. На, держи, - с улыбкой пропел Саша, протягивая Степану сушёную рыбку.
--
Спасибо, Саныч, только пацана я всё равно не возьму.
Улыбка на лице Саши, заготовившего целый маневр по тактичному выходу на тему станка, на секунду померкла, но почти без натуги была возвращена на место.
--
Да что такое то с этим учеником?!
--
Не возьму и всё! Хочешь чтобы меня совсем с завода выгнали?! Я, Сан Саныч, на этом заводе сорок лет проработал, здесь и помру. Вот и всё.
--
Да никто не собирается тебя выгонять. Просто шеф считает, что нужна некоторая... эм... подстраховка.
--
Ясно. Боитесь, что помру я, значит, и некому станок чинить будет... Я тебе, Сан Саныч, так скажу. Майк ваш подомрёт -- тут всё станет. Вот таким от будет. - Дед Степан обвёл дрожащей рукой мёртвое здание любимого корпуса. - Или под офисы пойдёт. И под авторемонт.
--
Ты чего говоришь то? С чего бы?
--
Да с того, что не нужен никому будет этот, как бишь его, - Степан изобразил сосредоточенность на лице, будто вспоминал сложную цитату, - тёплый ламповый звук. Так что дни заводика сочтены, а уж Майка я как-нибудь переживу.
Саша возмутился. И начал рассказывать про то, какие огромные прибыли приносит завод владельцу. Про то, что продукция завода занимает восемьдесят процентов мирового рынка. Рассказывал он с упоением, легко, будто намазывал кусок масла на хлеб. Благо он часто излагал подобные тексты на всевозможных презентациях. Разойдясь, Саша принялся ходить вокруг дерева Степана. Теперь он рассказывал про то, как недавно завод отразил атаку рейдеров. И ныне обзавёлся собственной водородной станцией. Но дед Степан его уже не слышал. Он прикрыл глаза и сладко задремал.
Ему снилось, как он стоит на дебаркадере заводского пансионата "Энергия" и любуется отдыхающими на пляже загорелыми монтажницами. Ему снилось, как он забирает внучку из заводского детского садика, которую его дочь, такая же загорелая монтажница, всё-таки решилась завести в начале девяностых. Чего никогда не было в реальности. Ему снились цеха, переполненные людьми. Тысячами людей.
Во сне то был девяносто шестой год. Но во сне советская страна не распалась, не бросила завод со всеми его рабочими на произвол судьбы, а мудро постепенно перепрофилировала производство. С приборно-усилительных ламп на жидкокристаллические устройства. Прямо сейчас в цехах сияющего нового корпуса шла установка оборудования.
--
Это уникальный, незаменимый станок, - рассказывал Степану его лучший друг Петька, в реальности утопившийся в том же девяносто шестом году, здесь же остававшийся ведущим инженером, - потому что сверхсовременный.
--
Что-что? - переспросил Степан.
--
Я говорю, это уникальный, незаменимый станок. Потому что очень старый, таких сейчас не выпускают. И к сегодняшнему дню кроме тебя не осталось никого, кто умеет его настраивать.
Реальность нахлынула на несчастного старика. Как и вселенское одиночество. Сердце закололо. Он почувствовал, будто остался один посреди океана после кораблекрушения.
--
Ты, Саныч, ступай. Я домой пойду. Что-то чувствую себя паршиво, - сказал Степан, уставившись вниз, на рыбку, лежащую у него на коленях, так, чтобы чёлка затеняла лицо. Ему не хотелось, чтобы сопляк-менеджер видел слёзы, вновь навернувшиеся ему на глаза.
--
Говорю, ни в какую. Выдумал, что когда владелец помрёт, завод закроется.
--
Правильно всё говорит. Лампы -- это прошлый век. Они только Майку его поколению меломанов нужны. Так что Степан - дед, может, и вредный, но цейтгейст хорошо чувствует, - вздохнул Василий Викторович.
--
Да как же, мы же сверхприбыли приносим!
--
Ну, пока приносим.
--
Значит, перепрофилировать...
--
Перепрофилировать? Ты, Саня, не забыл, случаем, в какой стране живёшь?
--
И зачем тогда это всё? - потупил глаза Саша.
--
Затем, что будем работать, сколько сможем. А Степан, может, и умный старикан, но большой больно оптимист по части того, что Майка переживёт. Так что давай, окучивай, пока не поздно. Второго пацана в ученики ему нам не найти.