И был голод в той земле. И сошел Аврам в Египет, пожить там, потому что усилился голод в земле той.
Бытие, 12:10
I. Золотые стрелы
"Не отходи ко сну, страшась завтрашнего дня,
и не переживая о том, каким он будет.
Никому не дано знать это".
Из поучений Аменепоме, сына Канехте.
1
По утоптанному красному песку широкой фараоновой дороги движутся в сторону Города Двух Земель нескончаемые караваны.
Неприступной крепостью возвышается Иттауи над всей Та-Мери. Высоки его стены и мощны. День и ночь сторожат на дозорных башнях маджаи покой божественного фараона Ни-Маат-Ра, грозного как Монту и мудрого как Тот.
Ни он ли покорил презренных дикарей страны Уауат и страны Куш, ни он ли повелел построить там крепости, куда свозят чернокожих рабов, золото, что добывают на рудниках, и стволы деревьев мощных, и слоновую кость? Ни он ли поставил границей для злобных кочевников хериуша заставы вокруг Горьких Озер? Ни он ли усмирил в беспощадных войнах жестоких техену? И ни он ли склонил пред величием Амона, отца своего предвечного, головы строптивых хети всех областей Та-Кемет?
И воцарились мир и порядок во владениях фараона. Властвуют по всей земле законы его непреклонные. И каждый делает, что ему велено от рода своего. Сеет полбу трудолюбивый земледелец и жнет в подходящее время. Ведет счет добру ученый писец и делит на доли - что оставить царевым слугам, а что отойдет Великому Дому. Наблюдают строго за порядком стражники маджаи, а воины верные берегут границы страны Хапи от набегов варваров. И молится денно и нощно благочестивый жрец богам, чтобы ниспослали они милости детям Птаха.
А над всеми ними - как солнце дарящее свет жизни - фараон!
И стекаются со всех сторон богатства несметные в казну Великого Дома, чтобы направил Владыка щедрой рукой добро это на нужды государственные - и на жалование воинам своим непобедимым, и в помощь храмам, и на строительство каналов и плотин, и на устройство новых рудников. И спешат к фараону гонцы с докладами от управителей областей, и все они совета просят от мудрости его беспорочной - ведь все ему ведомо, и во всяком вопросе быстр он в решениях и непогрешим!
Даже своенравный Хапи повинуется ныне его воле! Разве не он - царь могучий - приказал очистить и расширить канал от Великой Реки до озера Ше-Ур? Разве не по его велению были поставлены Ворота Ра - Ра-Хунт - преградой воде бурлящей, чтобы уходила вода лишняя в Озеро в дни разлива, а после шла по каналам на поля, отвоеванные у пустыни? И сколь велики и обильны стали Земли Озера - Та-Ше - полстраны ими кормится ныне! И забыл народ про неурожай и голод: последний раб ныне сыт и доволен долей своей!
И воздвиг фараон милостивый повсюду новые храмы прекрасные в благодарность богам земель всех - так что и боги ныне забыли о вражде и зависти и преклонились пред могуществом сияющего Амона, как преклонились строптивые князья обеих земель пред сыном его божественным на престоле наследном!
Воздвиг он во славу себе и на радость богам храм неописуемого величия и красоты, названный в народе Лаперо-Хунт, где каждого из богов почтил статуей прекрасной и каждому отвел комнату обширную богато убранную. И тем скрепил фараон союз богов вечный под мощью Амона, как все земли Хапи воссоединил под мощной десницей своей. Вовек не видел мир красоты величавой подобной Храму Всех Богов! Одних залов с колоннами и комнат расписанных в нем три тысячи! И чего только там нет - в кладовых подземных и надземных - и золото в несметных слитках, и серебро россыпью, и каменья драгоценные горстями, и зерно отборное в высоких амбарах, и утварь для работ искусная, и запасы оружия достаточные, чтобы вооружить в случае войны еще одну армию, и вина отборные, и бобы, и сушеные фрукты!.. А вокруг Храма, на землях черных, растут в изобилие пальмы финиковые и смоквы, виноград и дыни. И пасутся в окрестностях на лугах с сочной травой стада несметные, и ходят по земле царевы слуги, ходят за стадами и в заботах о земле плодоносящей, и берут втрое там, где раньше были пески бесплодные - и разве это не чудо, и разве под силу такое человеку смертному?!
Да живет в вечности фараон славный Аменемхет Нимаатра сын Сенусерта Хакауры - да не будет помянуто имя его всуе! - жизнь, здоровье, сила!
Невелик столичный город Иттауи. Выстроили его себе как крепость неприступную фараоны первые из династии ныне правящей. Было у них много врагов из князей удельных - и каждый из них хотел править самовластно во владениях своих. И приходилось идти фараонам прежним на князей строптивых, чтобы объединить страну под властью своей единодержавной, а те шли на фараона. И чтобы оградить себя от неожиданностей военных, бунтов черни, подстрекаемой золотом княжеским, да от заговоров убийственных честолюбцев из приближенных вельмож, решили фараоны, что безопасней им будет не в Уасете, родовом их городе, а во вновь выстроенном городе. И с самого начало было решено, что станет этот город как один дом фараона, где будут с ним лишь близкие его да избранные вельможи доверенные. А всем остальным в городе селиться запретить!
Но как укрепилась власть фараонов на обеих землях, - нижних и верхних, - как стал возвышаться Иттауи над городами другими и богатеть, так сразу потянулись в столицу новую люди со всех княжеств. И поскольку не пускали их селиться внутри стен крепостных, стали они строить дома вдоль дорог фараоновых: западной, что вела в Землю Озера, и восточной, ведущей к царской гавани на Хапи. И стояли дома в плотных рядах, вытянувшись от стен Иттауи с обеих сторон дороги почти на парасанг. И были среди них и большие дома чиновников важных и зажиточных купцов, и дома поменьше - ремесленников свободных, держащих при домах лавки, и крошечные лачуги батраков наемных, крытые как придется тростниковыми кипами. И многие из людей, поселившихся вдоль дороги фараоновой, кормились ею, продавая товары проезжему и проходящему по дороге люду. И в одном из домов на западной дороге жил теперь Лот со своими друзьями. И было это на четвертый год пребывания их в Та-Кемет и на сорок шестой год правления великого фараона Аменемхета Нимаатры.
2
Лот сидит на низкой деревянной скамеечке под навесом и шьет сандалии. Чему он только не научился за эти четыре года - приходится. В Кемете многие ходят босиком. Но Лот не может привыкнуть ходить по раскаленному песку. И почему не сшить сандалии, если есть лишний кусок кожи и свободное время? Костяная игла затупилась. Если неловко нажать, может и сломаться. Надо бы сходить в лавку - заточить иглу, но ему неохота. Да и товар нельзя оставлять без присмотра - и Лот без особой надежды смотрит на дорогу: нет ли покупателей?
Еще только начало месяца Хенет-Хети-Перти. Даже в полдень не так жарко. Но людей на дороге все равно мало. Покупатели бывают утром и вечером. А сейчас каждый занят своим делом. Утром ему удалось продать одну каменную мотыгу какому-то батраку и два мерных горшка - один в полхеката, а другой в хекат - брюзгливому купцу на осле, который неприлично долго торговался, сбивая цену, добился своего, но все равно уехал, бормоча под нос проклятья чужакам, заполонившим страну. Ну и пусть. Главное - он вчера продал свои стрелы!
Эти стрелы Лот придумал делать сам. Как-то вечером к ним зашел по обыкновению гончар Хенум, что держал лавку напротив. Был этот мисирец добрым человеком и, когда они устроили здесь мастерские, одним из первых пришел знакомиться, да не с пустыми руками, а принес еще и полтушки жареного гуся. Вот с тех пор они и сдружились. И много доброго сделал для них гончар Хенум: и необходимым в торговле словам обучал, и про порядки местные рассказывал, чтобы не попадали чужаки впросак, и объяснял, какие изделия каким образом делать надо по мисирским обычаям - даже образцы приносил и показывал.
Часто он стал к ним заходить по вечерам, когда закрывались лавки, чтобы просто поговорить о житье да послушать рассказы чужаков о дальних странах. Да и сам Хенум любил не только послушать, но и знал великое множество забавных историй и сказок. И вот однажды рассказал он своим новым друзьям сказку о благородном юноше, влюбленном в дочь богатого господина. Не нравился юноша девушке избалованной - казался ей слишком бедным. И чтобы не обидеть его прямым отказом, сказала красавица юноше, что выйдет за него замуж, только если он подарит ей звезду с неба. Огорчился юноша: разве ж это возможно - звезду с неба достать? Но так сильно любил он девицу, что решил хоть попробовать. И стал он запускать стрелы в звезды, надеясь сбить хоть одну, но все стрелы падали обратно. И тогда решил юноша, что легки слишком стрелы обычные, чтобы долететь до неба и, подумав, заказал у мастера самого искусного огромный лук, а к нему - золотые стрелы. И когда готовы были лук со стрелами, дождался он ночи звездной, натянул тетиву что есть мочи - и запустил стрелу в самую яркую звезду. А была эта звезда Сопдет. И улетела стрела высоко в небо - и не вернулась. И разозлился юноша, решив, что промахнулся, и стал пускать в небо одну стрелу за другой. И так стрелял, пока все стрелы не израсходовал. И снова он заказал мастеру стрелы золотые. А потом еще, и еще, пока не пришлось ему продать все, что у него было. И так и умер юноша в нищете, не сумев покорить сердце коварное любимой девушки подарком обещанным. И только через много-много лет, когда уже все забыли о бедном юноше, стали падать с неба кусочки отколотые золотыми стрелами от звезды Сопдет. И происходит это всякий раз, когда звезда снова появляется в небе. И с тех пор среди людей пошла примета: как засверкают в небе над Хапи осколки золотые, жди большой воды - скоро выйдет Река из берегов и затопит земли Та-Мери, неся людям радость изобилия. И еще говорят: кто найдет осколок звезды, быть тому богатым и любимым.
И всем понравилась сказка Хенума. А Лот после этого задумался: а почему бы и не сделать стрелы такие? Не золотые, конечно, а с наконечниками из бронзы. Ведь крепче бронза кости и камня - не рассыплется даже от удара о щит медный. Заострить только - и можно снова использовать. И придумал он форму трехгранную для наконечника, - с отверстием в основании, чтобы древко вставлять. И решил он, что лучше будет вместо тростника прутья использовать, как делали это они на родине своей - и попросил Дитана привезти ему охапку кизиловых веток. И долго потом он возился со стрелами, потому как первая стрела его, когда заправили в лук да выпустили, не пролетела и пятидесяти шагов и шлепнулась на землю. И все говорили ему, что затея эта пустая. Но Лот был настырным. Стал он подбирать наконечники по весу и форме, и прутья для стрелы - по длине и толщине. Пришлось и оперение к стреле по-новому прилаживать, чтобы летела стрела прямо как можно дольше. И вот пришел день, когда стрела, выпущенная из лука Ханоха, пролетела сто пятьдесят шагов и точно попала в цель! И решил тогда Лот сделать десять стрел по образцу удачному на продажу. Проверить - найдутся ли покупатели?
Их купил важный вельможа, которого несли в паланкине рабы в сопровождении телохранителей. Хорошо, что Лот догадался воткнуть несколько стрел в большую редьку, насаженную на жердь, чтобы их было видно даже с другого края широкой дороги. Вельможа прислал человека, который попросил стрелу, чтобы показать хозяину. Лот заколебался - паланкин даже не остановился и удалялся все дальше. И все же он рискнул дать одну из стрел - и, к радости Лота, паланкин развернулся. И вот уже рабы пригнулись, поставив носилки на колени, и из-за полупрозрачной кисеи вышел грузный мужчина в богатых одеждах.
- Это ты сделал? - спросил вельможа, вертя в руках диковинную стрелу.
- Да, господин, - ответил Лот, склонившись в приветствии.
- Красивая работа! - похвалил мужчина. - Но не кажется ли тебе, что стрела слишком коротка для тяжелого наконечника? Что это за дерево?
- Это кизил, господин. В наших краях его много и мы все стрелы делаем из кизиловых веточек - они прочны и упруги. Вот я и попросил одного купца привезти пару связок из Ханаана.
- Так ты из Ханаана?
- Нет, господин, мы все из Халдеи.
- Далеко же вы забрались, - усмехнулся вельможа и снова начал рассматривать стрелу, ощупывая остро заточенный наконечник и поглаживая отполированное до матового блеска дерево. - Так летают эти стрелы или только для красоты сделаны? - спросил он.
- Летают, господин, - ответил Лот. - Больше чем на сто шагов точно в цель бьют.
- Не верится что-то. А вот я сейчас сам проверю! - сказал он, и приказал одному из телохранителей подать лук.
- Господин! - поспешил предупредить Лот. - Не из всякого лука стрелять можно этими стрелами. Этот - слаб будет для стрел наших.
- Слаб, говоришь? - усмехнулся недоверчиво вельможа. - И как тогда проверить твои стрелы?
- А мы это сейчас устроим быстро! - ответил Лот, улыбаясь дерзко в предчувствии своего торжества, и велел одному из людей, что вышли заинтересованно из мастерской, кликнуть Ханоха.
Не прошло и минуты, как появился коротышка Ханох со своим огромным луком. Заправил стрелу, встал, широко расставив ноги, поискал глазами, выискивая во что выстрелить, поднял лук, натянул тетиву. Вылетела стрела с лихим свистом - миг - и уже дрожит оперением, застряв в деревянной жерди, что подпирала навес мастерской Хенума. А Хенум в это время тоже сидел перед мастерской. И видно так испугался свиста стрелы, что подпрыгнул даже на скамеечке от неожиданности. И стало всем сразу смешно от вида Хенума, что вскочил в недоумении, выглядывая по всей дороге - кто стрелу в его дом запустил?
- Хороший выстрел! - улыбнулся вельможа одобрительно. - Дай-ка и я попробую!
Взял лук у Ханоха, оглядел, прилаживаясь к его непривычной форме, вложил стрелу и выпустил, почти не целясь. И попал вельможа, то ли ненароком, то ли нарочно, в большой кувшин, рядом с которым стоял, все еще озираясь, Хенум. И с таким грохотом рассыпался кувшин, что бежал в ужасе гончар в свой дом - и всех это бегство еще больше раззабавило. И приказал вельможа, отсмеявшись, одному из рабов, чтобы сбегал он за стрелами. И пустился бегом раб через дорогу, а когда вернулся и протянул с поклоном низким стрелы господину, осмотрел вельможа их внимательно и сказал удивленно:
- Вот так-так! И наконечники не затупились и древки целы! И как это древки из наконечников не повыскакивали от такого удара? А ведь ту стрелу, что застряла глубоко в дереве, раб еще изо всех сил тащил!
- Это потому, - сказал Лот гордо, - что я прутья так обстругал, что пришлось их силком в отверстия вгонять. А после еще отмачивал дерево два дня. Вот оно и разбухло - не вытянуть без клещей.
- Хитро придумано! - похвалил вельможа. - А сколько у тебя всего таких стрел, мастер?
- Десять, - ответил Лот. - Это только первые, что я на продажу пробную выставил.
- Мало. А сколько ты за них с меня запросишь?
Смутился Лот. Не хотелось ему уступать задешево стрелы, но и боялся он ценой непомерной отпугнуть покупателя выгодного.
- Говори, мастер, без страха! - подбодрил его вельможа. - Только скажи такую цену, чтобы торговаться мне с тобой не пришлось.
- Господин почтенный, - начал Лот, опустив смиренно голову, - сами вы видите, что стрелы эти необычные. Одной бронзы на каждую стрелу пять кедет ушло. А еще дерево заморское, да работа штучная - времени требует...
- Сам вижу и понимаю, что стрелы не простые! Цену я от тебя жду, а не поучений! - нахмурился вельможа.
- Сколько дадите, господин почтенный, тому и рад буду. И помолюсь я за вашу щедрость Птаху, - сказал Лот, оробев.
- Птаху, говоришь? Уже и ты, чужеземец, богов наших признал? - снова ухмыльнулся вельможа. - А ты хитрец! И мастер умелый и торговец ловкий. Не поскуплюсь, не волнуйся.
И полез вельможа в суму большую, расшитую цветными нитками, что висела на его широком плече, вытащил из нее два кольца золотых и протянул Лоту.
- Вот тебе два дебена золотом! Сделаешь мне на них еще сорок таких же стрел! Хватит?
- Господин, вы слишком щедры! - не на шутку испугался Лот. - И половины бы я у вас не посмел просить за пятьдесят стрел!
- Щедр, потому что смог ты меня и удивить и развеселить с утра. А это много больше стоит! Знаешь, кому стрелы прислать? - спросил вельможа. - Вижу, что не знаешь... Ладно, пошлю я к тебе своего человека.
Сказал и полез в паланкин.
- Два дебена золотом! - воскликнул восхищенный Ханох, когда процессия начала удаляться. - Это же большое богатство в Мисре! Если так пойдет, разживемся мы быстро на твоих стрелах!
- Хорошо, если так, - улыбнулся довольно Лот. - А с Хенумом неладно вышло - напугали беднягу. Надо бы сходить к нему - успокоить. И за кувшин разбитый расплатиться.
И хотел уже он идти к гончару, как увидел, что бежит от паланкина к ним один из телохранителей.
- Это еще что? - нахмурился Ханох. - Чего он тут забыл?
И пока приближался к ним вооруженный человек, все пристальнее вглядывался в него Лот - и росло в его душе странное беспокойство, словно сбыться должно было нечто обещанное. А когда человек еще приблизился, так что мог уже видеть Лот улыбку на его лице, показалась ему знакомой улыбка эта, и на редкость завидная стать воина, и его борода рыжая. И бросился вдруг Лот навстречу - и обнялись они неожиданно друг для друга.
- А я думал, ты меня не узнал, - сказал рыжебородый, радостно улыбаясь.
- А я только сейчас и узнал. Как ты здесь очутился, асорец?
- Как и все бродяги прочие. Долго рассказывать. А вы-то как здесь очутились? Вы ведь в Ханаане остаться хотели?
- Да вот, пришлось. Тоже в двух словах не расскажешь. Значит, ты теперь в телохранителях служишь?
- Да, старший я телохранитель у господина моего. А ты в мастера подался, пастух?
- А что делать? Никогда не думал, что в кузне придется молотом стучать, да вот... Нанэх! - воскликнул вдруг Лот, словно спохватившись. - А Йемима как же? С тобой она?
- Со мной, - улыбнулся, совсем не смутившись, Нанэх. - И сын наш с нами. А ты, признайся, проклинал подлого асорца, что девушку от вас умыкнул на позор?
- Только не я! - честно ответил Лот. - Эй, ребята, идите сюда! Это Нанэх - не помните разве?
И подошли к ним люди, смущенно оглядывая улыбчивого воина мисирского, в котором едва узнавали приставшего к ним когда-то нелюдимого асорца. И только Ханох радостно похлопал его по плечу и сказал:
- Ну и щеголем ты стал, Нанэх! Видать, хорошо платит тебе хозяин твой.
- Платит щедро. А знаете вы, кто он? Это - Аменанх, правитель Та-Ше - Земли Озера, и родной племянник фараона! Повезло вам, что смогли вы угодить князю и простил он вам недостаточное почтение крови его царской.
- Откуда же мы знали?! - изумился Лот. - Проходил он с такой малой свитой и обратился к нам без всякой важности!
- Поздно пугаться: гроза миновала, и ты даже получил от нее свою выгоду, - усмехнулся Нанэх его испугу. - А ведь это я обратил внимание князя на ваши стрелы. Большой любитель всякого оружия мой хозяин. А тебя я давно на дороге приметил, Лот. Такого красавца, как ты, трудно с кем спутать. Но все никак не удавалось мне найти случая подойти, пока стрелы ты свои на продажу не выставил. Да и сейчас мне уже бежать пора. Я ведь едва отпросился у князя под предлогом, что забыли мы узнать, когда стрелы готовы будут. Ты поторопись, Лот! И сделай свою работу на совесть!
- Я постараюсь, Нанэх. Думаю, за неделю управлюсь.
- За неделю? - насмешливо переспросил Нанэх. - Уже сегодня князь растеряет половину твоих стрел на озере, охотясь на диких гусей. Завтра будет хвастать ими перед друзьями - и каждый из них захочет получить по стреле в подарок. А уже на следующе утро в нетерпении будет спрашивать гневно, где стрелы, за которые он заплатил так щедро? И если ты, Лот, не поторопишься к утру третьего дня их доставить, не миновать тебе новой грозы, которая тебя в этот раз испепелит! Я и вернулся, чтобы тебе предупредить. Ты понял, друг?
- Я понял, Нанэх! Мы будем работать день и ночь, чтобы изготовить стрелы как можно быстрее.
- Так-то оно лучше. В этой стране легко нажиться добра, если действовать с умом. Но еще легче - лишиться головы по глупости! Как только будут готовы стрелы, привези их в город. Сам привези! И не забудь прихватить князю еще чего в подарок, мой тебе совет, - ему это понравится. А мне уже пора. Увидимся еще. Надобно нам о многом поговорить!
Нанэх прощально похлопал Лота по плечу и бросился за почти скрывшимся из виду паланкином.
- Вот тебе и Нанэх - пленник наш асорский! А ведь мы его тогда чуть не убили! - сказал пораженный всем произошедшим Ханох.
- Пошли! - позвал товарищей Лот. - Сейчас же начнем готовить стрелы! Хорошо, что я вас не послушал и сделал впрок заготовки для наконечников...
И вот сидит Лот, шьет сандалии, пока друзья его стучат молотками в кузне, и мысли его беспорядочно витают от прошлого, где столько пережито, к будущему, ставшему вдруг вновь беспокойным.
3
День движется к закату. Уже задул слабый ветерок со стороны Великого Озера, предвещая вечернюю прохладу. Зачирикали, оживились птицы в кронах деревьев. Животные неспешно покинули свои тенистые убежища и потянулись к воде.
Авраму тоже хочется пить. Но он все не может преодолеть ленивую сонливость, что заставляет его сидеть неподвижно на циновке под раскидистым сикомором. В этой стране круглый год печет солнце, а зимы как бы и нет. В этой стране все ходят полуголые. В этой стране все движется медленно и лениво, даже солнце в небе.
Прошло уже четыре года, как они в Кемете. И неизвестно еще, сколько им придется ждать возможности вернуться в Ханаан, и будет ли такая возможность? Ничего у него не осталось - ни людей под рукой, ни серебра в мешках. Даже Бог его оставил - не говорит с ним. Вот и сидит он под деревом никому не нужный. А люди его - в поле, работают на хозяина чужого ради пропитания себе и детям своим. И Сара его работает вместе с женщинами. А другие люди - на строительстве, неизвестно где. А еще - Лот со своими дружками, кого соблазнил Дитан работами в мастерских. И кто они все здесь - в этой стране чужой? Вроде и не рабы - баку, как их здесь называют, но и свободы у них полной нет. И есть ли в этой стране свободные люди? Разве земледелец - хемуу - свободен? Их здесь всех называют "царские слуги" - и по первому требованию покидают мужчины безропотно жалкие лачуги, оставляя клочки своей земли на женщин, и идут работать на царя. Где скажут, там и работают. И нет на такую работу никакого срока и нет никакого вознаграждения, кроме пропитания. И писец здесь слуга, и вельможа - все от милости фараона зависят. И будь хоть у тебя горы золота, не дает тебе это свободы, а лишь чуть больше довольства...
И как это получилось, что остался он ни с чем?
Это Дитан лукавый его обобрал с помощью братца своего Рашапа. Соблазнил ханаанец Аврама сытой жизнью в чужой стране, а потом - незаметно - все добро и вытянул. Но ведь не докажешь! Начнешь думать, хитрые ловушки ханаанца вспоминая, и получится, что все, что не предлагал купец, лишь на пользу было да по необходимости. И ведь выполнил Дитан, что обещал - и через весь Миср провел без урона, и в поместье у родственника своего разместил. Только вот не было для всех работы в поместье. Как прибыли они, отвел им Рашап место в самом дальнем углу на пустыре для шатров, пересчитал мужчин и ушел с братом своим Дитаном, сказав, чтобы отдыхали с дороги, пока они решат, что делать с ними. А на следующий день, под вечер, пришел он снова, Рашап. А с ним в носилках занавешенных прибыл мисирец жирный. Оказалось, что это и был настоящий управляющий, а Рашап при нем был вроде старшего надсмотрщика. И были с ними, кроме рабов-носильщиков, еще другие надсмотрщики - с плетьми да дубинами. И сказал Рашап, чтобы выстроил Аврам всех своих людей перед шатрами - хочет, мол, на них посмотреть достопочтенный Харуди. А этот жирный мисирец, управляющий, сразу не понравился Авраму. Глаза у него были маленькие, щеки толстые, а губы вывернуты как у эфиопов черномазых, которых уже немало навидался Аврам за время долгого путешествия по Мисру. И пошел управляющий с улыбкой презрительной вдоль ряда людей, стоявших кто как, не понимая, зачем их разглядывают, словно скот на рынке. И остановился он у парочки неразлучной, - Лота и Звулуна, - разглядывая их снизу вверх как зверей диковинных. И не сдержался Харуди - обхватил своими пальцами короткими в перстнях руку Лота выше локтя, отчего Лот сразу напрягся недобро. И видел это Аврам, стоявший неподалеку, и испугался за Лота и за всех их. Но Лот сдержался, а мисирец лишь еще больше оттопырил губы свои толстые в усмешке - и дальше пошел. А когда поравнялся управляющий с Аврамом, нагнулся к мисирцу Рашап и шепнул что-то на ухо. А Харуди ничего ему не ответил - скользнул только равнодушным взглядом по лицу Аврама. А снова он остановился перед девушкой одной, совсем молоденькой, стоявшей рядом с отцом своим, и глаза его мутные сразу заискрились влагой похотливой. И видно было, что хочется потрогать ему девушку, как прежде Лота, но он только улыбнулся ей на миг, обнажив зубы свои крупные, а потом вдруг резко развернулся и пошел к носилкам. И понесли его рабы, а Рашап вслед бросился, и так и шел рядом, что-то наговаривая мисирцу за пологом, пока они все не скрылись за ближайшими рядами виноградника. А после их ухода люди медленно разбрелись по своим шатрам, и заметно было, что многим не понравилось случившееся. Но к Авраму никто не пришел в шатер, даже Лот. И Сара ему ничего не сказала. А Аврам чувствовал себя в чем-то виноватым перед людьми. Но не было и у него слов для людей своих - находился он в растерянности и незнании о будущем их, как и все.
А утром следующим, чуть рассвело, снова пришел Рашап к нему в шатер и уж тут стали они говорить. И первым долгом спросил Аврам про Дитана. А Рашап ответил, что уехал Дитан по делам своим в Шетет - столицу области, а когда будет обратно - неизвестно. И поспешил добавить Рашап, что незачем беспокоиться Авраму о людях своих, поскольку он уже обо всем договорился с управляющим, хоть и нелегко это было. Дал согласие Харуди на то, чтобы остались чужеземцы жить и работать в поместье на условиях обычных - за пропитание сытное. И заметил Рашап не без гордости, что хоть Харуди и считается управляющим, но на самом деле он только писарь ведущий счет добру хозяйскому, а в работах земледельческих ничего не смыслит. И потому сам хозяин поместья - славный Упуау - доверил ему, Рашапу, вести дела в полях и в огородах и назначать людей на работы. И сказал Рашап:
- Будете вы здесь в сытости и безопасности, если останетесь, ибо хозяин наш добрый, Упуау, в большой милости у фараона. Был он прежде простым жрецом в храме Себек, до того как фараон наш мудрый за ученость великую назначил Упуау главным смотрителем канала и шлюзов Ра-Хунт - и пожаловал ему это поместье на новых землях. А поместье это велико - пятьсот домов без малого! - и потому требует многих рук заботливых.
А Аврам спросил с сомнением:
- А всем ли хватит работы? И что мы делать здесь будем? Мы ведь пастухи, а не земледельцы.
- Знаю, - ответил Рашап, - что непривычны вы к работе земледельческой. Но не мудреное это дело - научитесь. А работы в поместье - когда больше, а когда меньше. И сколько людей потребуется мне в полях да на огородах, стольких и кормить буду.
- А другие как же? - неприятно удивился Аврам. - Чем другие кормиться будут?
- А это уже не моя забота, - ответил Рашап. - Не могу же я такую ораву кормить задаром.
И добавил он, видя, что Авраму ответ не понравился:
- Аврам, а что ты беспокоишься? Дитан говорил, что не бедный ты - есть у тебя в запасах и золото, и серебро с медью, и добро другое разное. Продашь часть - и будет вам пропитание.
- Кому ж я продам?
- Да хоть кому. А лучше - мне. Зачем тебе далеко искать? А я тебе все дешевле отдам, чем на базаре в Шатете. А как приедет Дитан, посмотрим, куда людей твоих остальных пристроить. Работы в Та-Кемет много - не пропадете.
На том и порешили. А куда было деваться Авраму? Оказался он с людьми своими бесправными чужеземцами в стране незнакомой, где люди говорили на языке другом и жили по законам непонятным - и только и была у него надежда на помощь Дитана да его братца. А они этим и пользовались.
А Дитан приехал лишь через месяц. А пока его не было, уговорил Рашап Аврама продать ему верблюдов оставшихся, сказав, что незачем ему пока верблюды, а кормить животных на полях хозяйских Рашап позволить не может. И волов последних хотел взять, и овец с козами, но Аврам согласился только на верблюдов и взял за них много бобов и зерна. И было у него теперь в стаде, которое разрешил Рашап пасти на пустошах, всего четыре вола и три десятка овец и коз. И потому не ели почти люди его мясо, а только овощи да хлеб с бобами. И когда Дитан приехал, стал Аврам укорять его в положении своем затруднительном, но Дитан сказал:
- Разве не предупреждал я, что трудно тебе будет кормить женщин и детей?
- А что делать? - спросил Аврам в растерянности.
- А ты отпусти со мной мужчин своих, скольких сможешь. Найду я им работу и пропитание - и легче вам будет без лишних ртов.
- А что им будет за работу? - спросил Аврам.
- А вот ты послушай. Много сейчас работы в Земле Озера. Есть работа и для землекопов на каналах, есть и для камнетесов в Лаперо-Хунте. Но лучше в камнетесы идти, если имеются у тебя умелые - у них и пропитание лучше, и даже вознаграждение дают тем, кто со своим инструментом приходит.
- А сколько дают? - заинтересовался Аврам.
- А дают им два медных дебена за одну луну работы. Да ты не усмехайся! В Кемете за два дебена можно семью кормить целый месяц! Вот пусть и присылают семьям своим заработанное - все помощь.
И пришлось Авраму согласиться. И вызвалось идти на работы двадцать мужчин поначалу. И ушли они с Дитаном. И с тех пор работали они вдали от семей, и лишь некоторые из них возвращались, - ушибленные или вконец измученные тяжким трудом, - а вместо них уходили другие.
И так прошел год, и от добра Аврамова лишь убывало все это время на пропитание, которого все никак не хватало. И решил уже Аврам уйти на следующий год в Ханаан, пока последнего добра не лишился, но вернулся как раз в то время Дитан с караваном очередным и сказал, что голод там стоит пуще прежнего, и стал стращать Аврама бедами. И не решился Аврам выйти. А в утешение Аврама придумал Дитан устроить мастерские на фараоновой дороге. И сказал он Авраму, что будет им польза совместная от этого предприятия. Пообещал и землю купить, и мастерские выстроить, и товаром необходимым снабжать, и подати сам выплачивать. Только и попросил он у Аврама людей мастеровых да Лота над ними. Лота - обязательно. А Лот тогда на строительстве работал с другими мужчинами, оставив Хавиву с дочерью в поместье на попечении матери девушки и Сары. И согласился Аврам, понимая, что и согласия его не ждут - разве будет его слушать Лот? И поначалу не было пользы никакой от мастерских. Да и после пользы большой не было. И когда прошел еще год, уже и не с чем было выходить Авраму из Мисра - даже на обратную дорогу едва ли хватило бы им остатков добра прежнего. Все ушло, что наживалось долгими годами - и стадо, и золото, и уважение людей. Никому не нужны были теперь слова его поучительные, и никто не слушал приказов его - были у людей его теперь приказчики другие. И каждый сам теперь кормился, как мог, и содержал семью свою. А Аврам из вождя народа своего стал для всех стариком обычным бессильным, которого содержала жена трудом вынужденным. И никогда еще прежде не чувствовал Аврам отчаяния безвыходного, как в те дни. И никогда еще прежде не чувствовал такой ничтожности своей перед Богом, которому все продолжал молиться упорно, хотя и без прежнего пыла. И только думал он - за что Бог отвернулся от него, что совершил он отвратного?..
И вспоминалась ему гора Азур, на которой по приказу Аврама совершил отец несчастный заклание чада своего. И что казалось ему тогда делом благим, поучительным, вызывало теперь сомнение и страх греха непрощенного. И вспоминались ему будто знаки предупреждающие, которые явил ему Бог в тот день роковой. И как ребенок связанный бился неистово головой о камень жертвенника. И как нож выпадал дважды из дрожащей руки отца. И как Гошеа угодливый, которому приказал Аврам держать ноги ребенка, вдруг взвыл от страха и отскочил, увидев гада под ногами своими, выползшего неизвестно откуда. И как над вершиной вдруг ветер смерчом пронесся в тот самый миг, когда брызнула кровь первая из горла надрезанного - и отбросил нож отец. А потом дело закончил тот же Гошеа - нельзя ведь было так оставлять. И даже костер жертвенный не хотел сразу загораться - видно неугодно было приношение нечистое Господу, и в последний раз послал он предупреждение свое неразумному Авраму. Но и тут Аврам приказал довести дело до конца. И сожгли тело. И заставил Аврам вдыхать людей пришедших смрад греха. И заставил смотреть, как тело обугленное разрезает безжалостно Гошеа ножом, отделяя мясо от костей, чтобы сложить кости в горшок большой и закопать, а плоть раскидать в четыре стороны...
И не с того ли дня и начались все несчастья их последующие?..
И вздыхает тяжело Аврам. Донимает его жажда, горит огнем сухим в груди, но лень ему встать и выйти из тени за водой. И находит он даже удовольствие утешительное в муке своей. И хочется ему даже умереть. И молит он безмолвно у Бога смерти как исхода от мук и унижения - или прощения просит, помощи, чтобы выполнить долг свой и получить обещанное. Слова просит - исхода любого. Но молчит Бог Его. Молчит!..
4
Долго думал Лот, какой подарок преподнести высокому вельможе в придачу к стрелам, но, сколько не гадал, выходило, что ничем такого богача не удивишь. И решил Лот посоветоваться с Хенумом - уж он-то должен знать, чем лучше отдарить щедрого князя. И пришел вечером Лот к горшечнику и рассказал, как все было, без утайки. И расплатился он с Хенумом с лихвой и за кувшин разбитый, и за страх, что навела на горшечника стрела выпущенная вельможей. И когда узнал Хенум, кто над ним подшутил, удивился он сильно и оробел.
- О Птах, прародитель, слава тебе, что отвел от меня смерть неожиданную, иначе трепетала бы сейчас от страха моя ба в лапах жестоких Анубиса! - вскричал пораженный Хенум.
И все никак не верилось ему, что столь высокородный семер почтил вниманием лавку бедняка и щедро расплатился за товар. И сказал Хенум, что сам бы он не посмел взять и кедета медного с могущественного Аменанха, хоть бы тот забрал весь товар из его лавки.
- Этот Аменнах - не просто племянник фараона и Великий Князь. Поговаривают, что сам он метит на место фараона, - сказал Хенум, понизив голос.
- А разве у фараона нет сына? - удивился Лот.
- Есть, да хранит его Амон от всех напастей! - воскликнул Хенум и сразу перешел на шепот, даже настороженно оглянулся по сторонам. - Но говорят, что эрпат не очень-то рвется возложить священный клафт на свое чело, хоть и стар уже отец его божественный и пришла пора сыну понемногу брать власть в свои руки.
- Как же это может быть, чтобы не желал наследник имения отцовского? - еще больше удивился Лот.
- А вот так. Сызмальства у эрпата страсть к учению. Почти все детство свое и юность провел он в храмах за чтением папирусов, и посвятил бы он свою жизнь служению богам и изучению тайных наук, стал жрецом, если бы не отец его, что призвал сына властно. И вынужден был эрпат подчиниться фараону, и стал отец посылать сына по делам государственным по всей стране, надеясь отвлечь путешествиями деятельными от жизни в затворничестве. Но мягким оказался нрав у эрпата, словно у девушки. И хоть старался он выполнять поручения отца своего могущественного со всем прилежанием, но не всегда проявлял строгость в делах с хети и этим не раз вызывал неудовольствие фараона.
- И что с того, что у юноши характер добрый? - возразил Лот. - Как придет ему время воссесть на престол, как почувствует он власть свою над огромной страной и народом бесчисленным, так сразу и переменится. Власть имеет чудесную силу менять людей неузнаваемо.
- Может и так, - не стал спорить Хенум. - Только царевич пока что от власти бежит, а вот Аменанх к ней рвется всеми силами. Он уже и сейчас ведет себя так, словно дело решенное - и быть ему фараоном. И многие из знати на его стороне. Кого подарками щедрыми купил, кому должности хлебные пообещал, а кого и запугал угрозами.
- А что же фараон? Разве не знает он о происках племянника своего, если даже тебе, простому горшечнику, об этом известно?
- Фараон? - усмехнулся Хенум и снова оглянулся по сторонам. - Фараон наш, да живет он вечно, воистину бог Амон-Ра во плоти! И как полдневное солнце, зависшее над землей, кажется фараон иным людям бесстрастным в своем величии и даже бездеятельным. Но жестоко обманется тот, кто примет мудрость его предвидящую за слепоту неразумную, а неспешность величественную за нерадение беспечное. Как солнце пустыни, что слепит и иссушает все живое медленно, но верно жаром своим, от которого не укрыться нигде, так и фараон наш губит врагов своих одного за другим. И чем больше пытаются противостоять ему враги, обманутые кажущимся бездействием его, тем вернее гибнут, когда фараон вдруг обрушит на них свой неудержимый гнев всей мощью испепеляющей!
- Так как же ты говоришь, Хенум, что может стать Аменанх фараоном против воли могущественного дяди? - улыбнулся невольно Лот. - Верно есть у фараона средство надежное против козней племянника, раз он не спешит с ним расправиться?
- Есть, как не быть, - согласился горшечник. - На то он и фараон. Но и богам присуще милосердие и приязнь родственная. Один сын у фараона и один всего племянник кровный. И пока Аменанх не выказывает воинственно притязаний своих на трон божественный, жалеет его дядя и надеется, что образумится князь, довольствуясь долей немалой, что дарована ему, и встанет у трона не соперником царевичу, а защитой и опорой. Ведь храбрый муж Аменанх и в военном деле незаменимый. И мог бы он стать во главе войск фараоновых или даже получить должность чати, если бы выказывал больше смирения и верности. Хитрый он, Аменанх. Все на Нефрусебек облизывается. Надеется, что с этой стороны ему легче будет на трон Великого Дома взойти.
- Нефрусебек? А кто это? - заинтересовался Лот.
- А ты не знаешь? - удивился Хенум. - Дочь это фараонова. Принцесса. Красавица, говорят, каких свет не видел!
- И что?
- А то, что Аменанх мечтает взять Нефрусебек в жены! И даже осмеливался намекать на это дяде!
- Вот оно как? Хитро! - усмехнулся Лот.
- Хитро-то оно хитро, - прищурился лукаво Хенум, - но как бы Аменанх в этом деле не перехитрил себя самого. Не отдаст за него дядя дочь любимую. Всем известно о горячей любви фараона к Великой Дочери. Да и как не любить ему принцессу? И красива она, и умна, и характер у девушки воистину царский - ни то, что у эрпата. Говорят даже, что принцесса весьма искусна в стрельбе из лука и в метании дротиков! Такой бы девушке родиться мужчиной на радость отцу, чтобы сменить на троне, когда душа его переселится на поля Иалу.
- А ты ее видел - принцессу?
- Я?! - изумился Хенум. - Да где бы я, бедный горшечник, смог увидеть дочь фараона? И разве бы я посмел поднять глаза на Великую Дочь? Да я бы ослеп сразу от сияния ее божественной красоты!
- Но ведь кто-то ее видел и не ослеп, раз о девушке ходит такая молва? - простодушно улыбнулся Лот.
- Никак и ты хочешь увидеть? - хитро сощурился Хенум.
- Почему бы и не полюбоваться на красоту девичью, если случай представится? Хоть одним глазом, хоть издали.
- Ишь ты, какой храбрец! Сразу видно, что чужеземец. Нет в тебе страха почтительного перед владыками земными. А что? Может и повезет тебе. Свиделся же ты с племянником фараона - и даже убытка не понес. Только лучше бы тебе о принцессе даже не мечтать. Дерзость это непростительная, грех святотатственный, что отягчит сердце твое в День Суда - и быть ему тогда в стозубой пасти Амат! - Д я и не мечтаю, - смутился Лот под осуждающим взглядом горшечника. - Просто любопытство разобрало от рассказов твоих необычных. Так что ты посоветуешь подарить мне Аменанху?
- Что подарить? - на секунду задумался Хенум. - А подари ты ему колчан! Какой же еще подарок может быть к стрелам твоим знатным? Я тебе даже подскажу, где купить лучшее. Только не дешево это будет стоить, если хороший колчан брать. Осилишь?
- Осилю! Я даже два колчана возьму, если золота хватит. Самых лучших. Хочется мне угодить столь важному вельможе. Вдруг еще купит он у меня стрелы? А если даже и не купит, не велика беда. Тому хотя бы рад буду, что не в убытке останусь. Я ведь и не надеялся уже, что продам их. Да и город мне посмотреть страсть как охота. Он ведь мне лично приказал стрелы к нему во дворец принести - Аменанх. Вот и посмотрю. И как это я сам не догадался - насчет колчана? Благодарю тебя, Хенум, за добрый совет!
- Да что совет? - смутился горшечник. - За совет и ржаной лепешки на базаре не купишь. Ты помни, что я тебе о князе говорил. Остерегайся его нежданной милости! Хитрый он - Аменанх. Нет в нем великодушия, хоть и царской крови от роду. Хитрый и жестокий.
5
Высоки стены Иттауи - выше самых высоких пальм возвышаются над равниной его квадратные башни. Сверкают его стены за тысячи шагов для всякого путника, идущего по фараоновой дороге, сотнями отполированных гранитных плит, равномерно вправленных в глыбы песчаника. И когда уже приближаешься на расстояние выстрела стрелы, сияние становится столь нестерпимым, что невольно щурится путник и склоняет голову перед этим великолепием. А ближе, если и захочешь, просто так и не подойдешь: окружены стены глубоким и широким рвом, заполненным водой. А за рвом - высокий песчаный вал. И стоят копейщики на возвышении вдоль всей стены, а на самой стене стоят наготове лучники. И чтобы пройти к воротам крепости, необходимо пройти через мост, отстояв в очереди, если нет у тебя специальной печати, дающей право на свободный вход. И всех на том мосту опрашивают: кто таков, и по какому делу в фараонов город пожаловал. И если не смог убедить стражника, что есть в том необходимость, или вид твой ему чем-то не понравился, отгоняют тебя. И лучше не пытаться даже спорить или в очередь снова становиться - отгонят тебя уже дубинами или, хуже того, схватят и отведут к писцу для допроса. А к писцу въедливому в руки лучше не попадаться - одурачит хитрыми вопросами самого умного и заставит трястись от страха любого смельчака, выставив неправым, даже если прав. И запишут твое имя на папирусе, и горе тебе, если и через десять лет попадешься с малой провинностью пусть и в другом месте и другому писцу - все припомнят и накажут вдвойне.
Так напутствовал почтенный Хенум Лота, зашедшего в лавку гончара ранним утром, прежде чем идти в Иттауи.
- Я вот ни разу в городе не был, - сказал старик. - Да и что мне делать там, простому горшечнику? А если бы и случилась необходимость, и тогда бы не рискнул идти без печати. И даже с печатью идти боязно.
- Что ж мне теперь - не идти? - спросил озадаченный Лот.
- Нельзя не идти, - ответил Хенум, чуть призадумавшись. - Как же не идти, если сам Аменанх могущественный приказал с товаром явиться? Только вот что я тебе скажу. Чтобы избежать неприятностей, держись почтительно со всяким, с кем придется дело иметь: и со стражниками, и с писцом, если дело до писца дойдет, и даже с рабом, исполняющим волю господскую. Ибо идешь ты в город без печати, которая могла бы тебя охранить, и несешь не простой товар, а стрелы убийственные. Уж и не знаю, как тебя со стрелами пропустят - не пускают никого в город даже с ножом деревянным. Если только ты не семер высокородный, удостоенный чести жить в тени фараона, или не из числа охранников при высоком господине. И потому отвечай на все вопросы коротко и ясно, сохраняя спокойствие, и выполняй приказы беспрекословно. Думаю я, что охранит тебя от произвола стражников громкое имя хети земли Та-Ше - племянника Владыки Обеих Земель. Не посмеют они прогнать тебя, не послав прежде гонца в его дом.
Высокий чернокожий стражник, когда очередь дошла до Лота, сразу враждебно нахмурился - слишком уж подозрительным показался ему статный чужеземец с большой сумой через плечо. И лишь только начал Лот объяснять, по какой надобности явился к воротам Иттауи, грубо прервал его речь, приказав показать, что в суме. Но не успел Лот запустить руку в суму, как его тут же схватили, заломили руки и потащили к палатке, поставленной в стороне от крепостных ворот.
Его поставили перед маленьким плешивым мужчиной, сидящим на коленях на циновке за низким деревянным столиком для письма. На мужчине был простой белый схенти, а его безволосую тщедушную грудь украшал большой бронзовый амулет анкх на льняном шнурке. Несколько томительных минут человек продолжал что-то сосредоточенно записывать на куске папируса, обмакивая тонкую костяную палочку в плошку с чернилами из сажи, и лишь положив стилус в деревянный пенал и натянув на голову маленькую шапочку, обернулся с бесстрастным лицом к вошедшим. И сразу же один из стражников подошел к писцу и протянул кожаную суму Лота.
- Что там? - спросил писец. - Покажи.
Маленькие глазки писца поползли на лоб, когда стражник извлек колчаны, набитые стрелами, и положил у его ног.
- Кто ты? - спросил он строго, справившись с изумлением.
- Меня зовут Лот. Я держу лавку и кузню на Дороге, - ответил он, стараясь унять волнение.
- У тебя своя кузня?
- Она не совсем моя. Я держу ее вместе с богатым купцом, которого зовут Дитан. Возможно, ты слышали о нем?
- Не знаю я никакого Дитана, - презрительно усмехнулся писец. - Я не имею дел с чужеземными торговцами.
- Брат его, Рашап, работает помощником управляющего в поместье главного смотрителя канала славного Упуау, - поспешил добавить Лот. - И сам Дитан - купец не простой. Он, кроме всего прочего, поставляет товары армии Владыки Двух Земель. Да будет Владыка жив, здоров и силен!
- И кто из этих двоих чужеземцев послал тебя в Город со смертельным оружием? - спросил, тонко усмехаясь, писец.
- Ни один из них, почтенный господин. Эти стрелы - товар, за который заплачено. И мне приказано доставить их заказчику.
- И кто, в таком случае, заказчик?
- Князь Аменанх, - склонился в поклоне Лот.
- Что?! - вскочил на ноги писец. - Не хочешь ли ты сказать, наглец, что сам Великий Князь, чье имя ты дерзнул произнести, лично купил твои стрелы и попросил их занести к нему во дворец?
- Господин, - еще ниже склонил голову Лот, - я весь в твоей воле. Можешь делать со мной что хочешь, но я сказал тебе правду.
- Ты лжешь! - взвизгнул писец, подскочив к Лоту со сжатыми кулаками. - Никогда бы не стал столь благородный муж покупать стрелы на Дороге у безвестного чужеземца! Весь Та-Кемет знает о любви доблестного князя к оружию. Но все так же знают, что лучшие оружейники Севера и Юга трудятся в его кузне, а именитые купцы везут ему самые диковинные орудия войны со всех сторон света. Так как же ты смеешь лгать, что польстился он на твой дешевый товар? Признавайся, несчастный глупец, кто послал тебя в Город - и с какой преступной целью!
- Не гневайся господин, - сказал Лот, которого повалили стражники на колени перед писцом, - но не сказал я тебе и слова лживого. И проверить это просто: пошли гонца в дом славного князя спросить обо мне у главы его телохранителей по имени Нанэх. Через него мне и было приказано явиться.
- Нанэх? Еще один чужеземец? Да не заговор ли у вас?
- Клянусь жизнью своей, господин, правду я говорю. Пошли гонца, а после делай, как знаешь.
- Что ж, и пошлю, - неожиданно спокойно ответил писец и прошел в свой угол к столику. - Если лжешь ты мне упорно, лучше тебе не знать, что с тобой будет. А если неожиданно правым окажешься, уж не держи на меня зла. Служба у меня такая - быть на страже спокойствия Великого Дома. И в деле этом недоверие вернее простодушия. Иди пока.
Во дворе Лота завели в небольшой загон, огороженный кольями, где уже находилось с десяток людей, дожидавшихся решения своей участи. Лот уселся на песок и закрыл глаза. Почему-то он был спокоен. Мисир - это не Ханаан и даже не Халдея, где царят произвол и насилие богачей и вельмож. И хоть власть фараона здесь беспредельна, страной правят чиновники согласно четко прописанным законам. И никто здесь не смеет вершить самолично суд, нарушая установленный порядок, который предписывает чиновнику провести дознание, прежде чем предать преступника суду. Но разве за ним есть преступление? Так чего же ему бояться? Скоро все выяснится - и за ним придут из дома могущественного князя. И если даже случится, что нет Аменанха во дворце, и Нанэха нет, так что некому будет подтвердить слова Лота, то и тогда ничего страшного произойти не должно. Окажется это лишь неприятной отсрочкой, которую необходимо перетерпеть. Так думал Лот, успокаивая себя. Но время шло, а он все сидел на песке и ждал.