Аннотация: Рассказ для конкурса "Ноутбукеровская премия" ("Страны Калининград"), декабрь 2009 г.
Она вдруг идентифицировала то странное, что она чувствовала весь сегодняшний день. Сожаление о происходящем.
Ну нашлись на "Одноклассниках", ну списались. Ну и полили бы слёзы. На расстоянии.
Боже, как, в сущности, глупо!
Она подняла на него глаза...
И увидела, как дрогнула его рука, ставя допитую чашечку кофе на белый кружок блюдечка.
- Я сдам билет.
Что-то внутри её оборвалось - они опять думали об одном и том же.
- Ты слышишь?
- Я слышу, - тихо подтвердила она.
- Извини.
Она промолчала.
- Извини, - повторил он.
И тут же резко встал, зацепившись рукавом за скатерть, дёрнув её в сторону - вслед за собой. Её кофе, к которому она так и не притронулась, резко качнулся и выплеснулся на блюдце, сразу сделав красиво-белоснежную до этого момента чашечку на блюдечке неряшливой и неприятной.
- Так будет лучше...- пробормотал он, нагибаясь, чтобы взять сумку. Куда час назад они вместе складывали то, что ему понадобится на первое время.
Она промолчала и осталась сидеть. И сидела ещё минут десять, глядя ему вслед, сквозь большие окна привокзального кафе. Как тогда - давно - сидел и смотрел вслед ей он, когда она шла к поезду, чтобы уехать.
И когда проводник у двери вагона проверял её билет, она думала о том, что с тех пор не только сменилась страна, одежда, машины и обстановка в кафе - теперь никто не смотрел её вслед, когда она заходила в вагон.
А он ещё долго бродил по городу, по их местам. По которым бродили они тогда, в тот давний, почти забытый день их молодости - день её отъезда.
И когда Тарас, который уже было лёг спать, на ходу протирая глаза, открыл дверь на длинный звонок, он с порога выпалил:
- Она уехала.
- Так ты же... - Тарас зажмурился и несколько раз моргнул, стремясь окончательно прогнать сон.
- А я сдал билет.
До Тараса, наконец, дошло. Он отстранился, открывая проход:
- Заходи.
На кухне достал из холодильника нехитрую холостяцкую закуску, ушёл куда-то внутрь квартиры, вернулся с бутылкой водки и двумя стопками, открыл и разлил.
Выпили молча.
Потом ещё. Закусили.
- Вы хоть трахнулись? - вдруг спросил Тарас.
Он криво усмехнулся.
Тогда, давно, в день её отъезда... Что-то поднялось, перехватив дыхание и надавив на глаза. Он провёл по ним тыльной стороной ладони и она стала мокрой.
- Налей ещё, - сдавленно попросил он.
Они выпили ещё, потом ещё... Тарас говорил, что, оно так и к лучшему, что у него именно сейчас открылись хорошие перспективы, что Наташка ему в этом ох как может помочь, что Наташка рассчитывает на оформление их отношений, что, мол, бабы такие, а что там было б у него, если б он уехал, ещё неизвестно, в его возрасте начинать с нуля, когда тут всё так удачно налажено, глупо, что жить на средства пусть и богатой жены для мужика...
Он молчал.
Тарас разложил для него видавшую виды раскладушку.
Под утро, устав ворочаться на ней, постоянно от этого скрипевшей, он встал и подошёл к окну. Ни опьянения, ни сна не было.
На светлеющем небе мерцала последняя звезда. Он подумал, что это может быть Венера, но толком не знал.
Интересно, подумал он, там.. она уже приехала... видит ли она эту же звезду? Он вдруг стал прикидывать величину угла, под которым она её видит, в отличие от той точки, с которой смотрит он...
Потом, спохватившись, махнул рукой и пошёл на кухню, где с вечера осталась недопитой вторая бутылка.
А в СВ, мерно стучавшем по рельсам всю ночь и под этот стук покачивающимся и проносящимся мимо мелких станций с высокомерием фирменного скорого поезда, она тяжело ворочалась на смятых простынях узкой полки. Второе место было свободно. В купе она была одна.
Поезд приходил очень ранним утром: и ночная темень только начинала светлеть и фары такси, которое везло её от вокзала, скользили по практически пустым улицам.
И сразу - она только успела побросать вещи - затренькал дверной звонок.
Она горько улыбнулась: Лерка, конечно, утерпеть не могла.
- Ну, где он? - радостное возбуждение подруги окатило её, превратилось в холод, и, оттолкнувшись обратно, вмиг стёрло улыбку на Лерином лице.
- Что случилось? - Лера с испугом смотрела на неё.
Потом медленно опустилась на пуфик, стоявший рядом с дверью, и обречённо покачала головой:
- Его нет.
И на кухне (самое место для таких разговоров), за бутылкой ликёра, подруга успокаивающе и разъясняюще, ободряюще и облегчающе - говорила, говорила, говорила... О том, что Славик такого и не поймёт и не простит, что Славик, если своими словами всё называть, крышует её бизнес, что Славик нормальный мужик, и всё при нём, а прошлое осталось в прошлом, и не фиг на него менять настоящее...
А потом, закуривая в перерыве, посмотрела на неё, щурась от дыма сигареты и, понизив голос, проникновенно спросила:
- Спали?
Она, не ответив подруге, резко встала и, чтобы отвернуться, подошла к окну. К горлу подкатило горьким комом воспоминание о том, далёком их последнем дне... о... и о том, что никогда потом у неё такого не было...
Небо всё больше светлело.
Одинокая и яркая, блестела на нём какая-то звезда.
Она проморгнула влагу перед глазами и поднесла платок к носу, откуда тоже потекло.