Есть одна ночь, когда здесь появляется море. Море похоже на тёмный волнующийся бархат - такое же тяжёлое, матовое, трепещущее. А над морем - небо. Ночная тьма его так похожа на море. Они были, есть, и будут: брат и сестра, муж и жена, трепетные любовники этой вечности. И предыдущей, и следующих - сколько бы их ни было.
Впрочем, никому из тех, что живёт сейчас здесь и дела нет ни до ночного неба, ни до тайного моря: они даже слов таких не помнят. Хотя...
Не всегда. Одну ночь в году (пусть больше и нет здесь слов "ночь", "год") они вспоминают. И тогда на тёмном бархате неба зажигаются звёзды, а в тайной глубине моря вспыхивают огни - то ли отражения небесных светильников, то ли морские братья, желающие увидеть братьев небесных.
В такую ночь на берегу моря всегда сидит старик. Вид его странен: грязно-серая ткань одежды (а ведь никто здесь не носит больше одежд и не знает ткани, разве что в грёзах), длинная седая кудлатая борода (хотя никто из живущих здесь давно уже не знает ни бород, ни седых волос), странный лик: гордый, и, вместе с тем, словно о чём-то великом скорбящий - лицо усеяли многочисленные морщины (хотя откуда бы взяться этим печатям старости в землях, где сама суть времени забылась?)...
Он всегда появляется здесь, хотя это "здесь" недоступно пониманию живущих - они не знают, когда им случится вспомнить слова для неба и ночи, звёзд и моря. Они не знают, где появится море в такую ночь. А старик - тот знает, и появляется всегда.
Живущие здесь давно привыкли к старику, хотя к страху, единственному, наверное, страху этих земель, привыкнуть было куда как сложнее.
В звёздную ночь живущие выбирали ребёнка, который шёл на берег моря. К старику. И старик говорил, а ребёнок - слушал.
Когда он возвращался обратно, в глазах его было нечто, чему не находилось слов ни у кого, даже у тех, кто беседовал когда-то с этим стариком. А старик - тот знал наверное это слово, но закон есть закон - кто подошёл однажды к старику, больше никогда не сможет найти к нему дороги, только увидеть издалека да сделать так, чтобы однажды в тёмном как бархат, которого они не знали, небе появились огни звёзд.
Никто не знал, зачем это нужно, чувствовали только важность свершения, хотя все и забывали то, что старик говорил им в детстве. Но, зная, что эта ночь важна, и звёзды важны, и старик, старик особенно важен, однажды они вспоминали звёзды в ночи.
Сегодня была такая ночь.
Ребёнок шёл по тёплому песку, и ночной ветер лениво перебирал его светлые волосы. Ребёнок чувствовал босыми ногами непередаваемую сказку тёплого песка и удивлялся - почему он раньше не ощущал ничего подобного? Старик, сидевший у самой кромки воды, поднял голову и посмотрел на идущего.
- Как зовут тебя?
- У меня нет имени, ты знаешь.
- Я назову тебя. Знай, с этих пор твоё имя... Dyn eglur, Дин эглир, что означает "светлый".
- Нет такого имени, - говорит мальчик, - никогда я не слышал, чтобы живущих называли, называли словами, которых нет. Но я возьму его, ради тебя.
- Эти слова более древние, чем я сам, а уж старше меня никого верно нет в мире, - отворит старик, и мальчик понимает значение фразы, потому что многие новые слова становятся ему известны, а все старые - обретают новый смысл.
- Зачем же я здесь, - спрашивает мальчик, - неужели для того только, чтобы ты назвал меня выдуманным тобою давно словом?
- Несложно сказать: ты здесь, как и многие, кто был до тебя, и все, которые ещё будут, затем, чтобы услышать. И запомнить, может быть. А там уже - как велит тебе душа. Мальчик садится на тёплый песок и под шумы моря "...пойте, о струны арфы моей золотой..." старик начинает рассказывать:
- Тогда всё было иначе...